Текст книги "Пытаться не любить тебя (СИ)"
Автор книги: Амабиле Джусти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)
Глава 33
Было здорово жить рядом с морем. После гор в её детстве и городского ада юности, дом на пляже стал новым пристанищем. Она больше никогда не вернётся в Монтану. И хотела помнить те места такими, какими видела их глазами, когда была ребенком.
Шерри сидела на ступеньках перед входом и наслаждалась солнечным воскресеньем, даже если солнце кусалось. На пляже какой-то смельчак бежал, бросая холоду вызов. Океанские волны были сильными и высокими, и накладывались на самих себя, как голубые когти ястреба. Ветер дул, приятно лаская, и заставлял танцевать её волосы цвета сахара.
Вдруг послышались шаги по песку.
Она беспечно повернулась, думая, что идёт обычный прохожий, который вместо того, чтобы совершить долгую прогулку, срезал с этой стороны, чтобы добраться быстрее до пляжа. Но это не был обычный прохожий.
Улыбка Шерри превратилась в абсолютно счастливый смех.
– Мальчик мой! – воскликнула, вскакивая на ноги. Она обняла его, взволнованная так сильно, что по щекам покатились слёзы. Маркус улыбнулся, поправляя ей мягкую и белую прядь.
– Когда ты вышел?
– Несколько дней назад.
– Покажись! Как ты себя чувствуешь? Выглядишь хорошо. Физически, по крайней мере.
– Я в порядке.
– Садись, я собиралась приготовить кофе, хочешь?
Короче говоря, они оказались сидящими на этих ступенях, согревая руки о большие чашки с крепким кипящим кофе. Ветер гонял повсюду солёную воду и мелкий песок. Время от времени, когда облака перемещались, и небо темнело – всё становилось похожим на серебро, а затем вновь начинало переливаться на свету.
Шерри, внимательно разглядывала Маркуса, отклонившись в сторону. Её мальчик всегда был красивым, даже если он уже и не был ребёнком, Маркусу исполнилось двадцать семь лет, он стал мужчиной. Выглядел устало, с глубокими тёмными кругами вокруг век, что делало мрачнее его удивительные глаза. Они выпили кофе, Шерри наблюдала, как из кармана он достал сигарету, прикурил и стал медленно курить. Сделал затяжку и задумался. Затяжка и взгляд на море.
– Расскажи мне немного о себе, – попросила она.
Маркус пожал плечами.
– Мне нечего сказать. Я же сидел. У меня не было активной социальной жизни.
– Как я испугалась, милый мой, когда мне позвонил этот тип…
– Ты имеешь в виду Малковича? Что он сказал?
– Что ты попал в ДТП со смертельным исходом. У меня чуть не случился сердечный приступ!
– Из-за одного столкновения с машиной, управляемой идиотом, пьяным в стельку? Ничего серьёзного. Черепно-мозговая травма, растяжение связок запястья и несколько поверхностных ран. Однако в отделении неотложной помощи меня сразу же вычислили, и после того, как меня подлечили в течение нескольких дней, вернули обратно в тюрьму. Но знаешь… всё случилось к лучшему.
– Лучшему?
– Да, беготня и скитание бродягой по миру меня сломало.
– Я думала, тебе нравится.
Маркус глубоко затянулся.
– Когда-то, может быть. Но потом... я не знаю... превратилось в бесполезную вещь. Скуку. По крайней мере, тот, кто сидит в тюрьме ждёт чего-то. Я больше ничего не ожидал. Я себе казался пустой пивной банкой, которую пинают с тротуара на тротуар. Если бы не произошла эта авария, то сам бы принял решение вместо судьбы. Сам хотел сдаться.
– Нет ничего лучше свободы, любовь моя.
– Так думал и я. Но свобода переоценена, если тебе некуда идти и не с кем пойти.
Шерри про себя улыбнулась, но Маркус этого не заметил. Он продолжал смотреть на океан.
– Как она сейчас? – спросила его Шерри.
Маркус резко обернулся и, нахмурившись, посмотрел на неё.
– Я не знаю. Пришёл спросить тебя.
– Откуда мне знать, как дела у Франчески?
Он сжал губы, и сигарету между пальцами, а дым, выходил из носа, как из ноздрей дракона.
– Я думал, что ты говоришь о…
– Пенни? И почему ты так думаешь, малыш? Я имела в виду Франческу. Знаю, что она некоторое время жила у Малковичей.
Маркус на мгновение опустил веки, как будто солнце ослепило его. Наконец он пробормотал:
– Она до сих пор у них. Когда он приехал в больницу, ожидая найти меня полумёртвым, Франческа была там, одна и в отчаянии, выглядела мертвее меня. Поэтому, посоветовавшись с женой, они пригласили её остаться с ними. Я не знаю, какое чудо произошло: дело в том, что сначала он ругал её, на чём свет стоит, теперь они её обожают. Я заезжал её проведать. Она работает и учится и выглядит как совсем другой человек. Не знаю, счастлива ли Франческа, но она держится подальше от неприятностей.
– Это хорошо. В любом случае, я знала, что Малкович приходил к тебе. Он сообщил мне о том, как ты себя чувствовал, и о том, что снова попал в тюрьму. Я хотела навестить тебя или написать, но он сказал, что нам всем лучше оставить тебя в покое на какое-то время. Он сказал, что об этом попросил его ты.
– Правда. Слишком много людей вокруг, слишком много давления. Франческа, полиция, которая меня заблокировала, как будто я серийный убийца, Малкович и его жена... агония. Я сломался.
– Сломался из-за тех, кто присутствовал или из-за того кого не было?
Маркус внимательно посмотрел ей в глаза, долго не отрывая взгляд.
– Из-за тех, кого не было, – признался он. – Где она? Я приходил к ней в квартиру, но нашёл там другую семью.
Шерри уныло покачала головой.
– Я хотела бы помочь тебе, но не знаю. Несколько недель Пенни работала у меня. Однажды, неожиданно пришла, чтобы сказать, что она и её бабушка собираются переехать, целует меня в щёку и оставляет для тебя конверт с деньгами.
– Что?
– Пенни сказала, что эти сто долларов должна тебе за определённую работу. И добавила: если Маркус вернётся и спросит меня, отдай ему. Если не вернётся, отдай их на благотворительность тем, кому ты захочешь.
Маркус вскочил на ноги, отбрасывая сигарету далеко в песок. А его лицо, до сих пор казавшееся вырезанным из белого мрамора, теперь искажала ярость.
– Зачем мне её грёбаные деньги? – воскликнул он. – Я надеялся, чёрт возьми, я надеялся что, по крайней мере, ты знаешь, куда она делась! Как мне её найти?
Шерри посмотрела на него с нежностью и волнением. Её ребёнок. Её бессердечный мальчик. Её влюблённый мальчик. Она вспомнила Пенни, когда та уезжала. Она плакала на её материнских руках. Кто знает – где она сейчас, кто знает – как она.
– Пойду, принесу тебе эти деньги. Потом, если хочешь, порви их на тысячу частей, но я должна тебе их отдать. Я ей обещала. Доставлю как заказное письмо.
Когда она вернулась с маленьким конвертом, который ей оставила Пенни, и всё ещё запечатанным, Маркус ждал. Все эти годы Шерри хранила послание в копии своей любимой детской сказки «Спящая красавица». Он схватил конверт и широкими шагами направился к берегу.
Шерри не раскрыла ему секрет, что несколько раз разглядывала его на свет, в попытке выяснить – не содержит ли оно вместо денег письмо. Она не рассказала, как расстроилась, когда, без сомнения, обнаружила лицо Бенджамина Франклина и множество других деталей сто долларовой банкноты, цвета чайного листа. И ничего другого.
Она смотрела, как Маркус удалялся, и молилась, чтобы он нашёл свой путь. Даже Франческа справлялась с этим. Однако молила не о выматывающей дороге, которая как песчаная тропа, вела к морю злобы. Её мальчик уже достаточно пострадал и заслужил всё самое лучшее от единственной жизни, которая имеется у людей.
Глава 34
Маркус
Я не могу сказать, что не пробовал. Но могу признаться, что не смог. Я думал о Пенни без остановки с тех пор как ушёл той ночью. Хорошо, что случилась авария.
Я вернулся в тюрьму – самое подходящее место, так как на улице мне не понравилось. Если ты хочешь чего-то, чего не можешь иметь, если ты хочешь его с животным отчаянием, если внезапно мир для тебя становится слишком маленьким, поэтому душит тебя, и слишком большим, потому что нет места достаточно далёкого, чтобы помочь позабыть, тюрьма становится хорошим компромиссом.
Франческа какое-то время мне писала, и на этот раз Малкович ей не запрещал. Я ответил ей один или два раза, а потом всё. Пенни мне никогда не писала. Представлял её счастливой и довольной с Игорем, и благодарил небо за то, что был там, где я был. Поскольку не подвергался риску отметелить его, как отделал Гранта. Не из-за страха перед тюрьмой, а из-за страха, что она начнёт меня ненавидеть.
Я продолжал спрашивать себя, что такое испытываю. Хотел бы быть умнее, чтобы найти ответ в какой-нибудь книге, но я не смышлёный. Я ублюдок, который думал что сделан только из мышц и искушений, и вдруг обнаружил себя умирающим от любви. К той, кто даже не хочет этого. Это было бы смешно, не будь так трагично.
✽✽✽
Первое, что я делаю после освобождения – возвращаюсь в тот дом, в ту квартиру. Знаю, это полная хрень, и она мне прямо так и сказала более двух лет назад – мы разные планеты, и предпочитает Игоря и таких, как он, но это сильнее меня. Пенни здесь больше не живёт, и даже нет её бабушки: соседи только говорят, что они переехали через несколько месяцев после моего отъезда, но никто не знает куда именно.
Тогда я отправляюсь к Малковичу. Его нет, а его жена тащит меня внутрь и изливает длинный список похвал в адрес Франчески. Сначала она была дьяволом во плоти, а теперь – земной ангел. Она рассказывает мне, что Фран поступила на курсы, много учится, выполняет очень порядочную работу в одном, очень шикарном кафе (её слова), и она с мужем её обожают. Она даже спит в комнате Кэмерона.
Пока она со мной говорит, Франческа спускается по лестнице. Моя Фран. Красивая, как драгоценный камень. Алмаз и базальт вместе. Она улыбается, и это заставляет меня чувствовать себя хорошо. Последний раз, когда я её видел – она плакала, потому как думала, что я умираю.
Обнимает меня, и я её обнимаю. Моё сердце не разбивается. Желание не переполняет меня. Просто испытываю глубокую нежность.
– Малышка, – говорю ей, даже если она совсем не маленькая, – ты великолепна.
– Ты тоже. Как дела?
– Я в порядке.
– Представляешь, я тоже! Это странно, и иногда даже немного жутко, но... это похоже на то, как будто я снова стала маленькой девочкой. Они относятся ко мне как к двенадцатилетнему ребёнку с простудой. Не знаю, сколько это продлится, может быть, через месяц убегу в ночь, унося всё столовое серебро, но на данный момент... я хочу иметь двенадцать лет. У меня их никогда не было.
Итак, без каких-либо других комментариев я выпаливаю прямо свой вопрос:
– Прежде чем уйти, Пенни сюда заезжала? Ты знаешь, где она?
Франческа наклоняет голову набок и смотрит на меня.
– Ты всё ещё влюблен в неё, – говорит она. Это звучит не как вопрос, а как утверждение.
В мгновение ока её взгляд теряет открытость и наполняется тенями. Я не знаю, что она ко мне испытывает, после двух лет утекло много воды и кто знает как далеко. Я не позволил ей писать мне, отверг её без слов.
Я бросил её, но никогда не переставал считать особенной: она это я, она моя сестра, она моя мать. Опора моих разбитых дней. Одеяло моих холодных ночей. В шестнадцать лет без неё я бы умер. Он спасла мне жизнь, когда я был голоден, и когда моё сердце было более хрупким, чем яичная скорлупа. Она предложила мне своё израненное тело. И теперь у неё такие грустные глаза, как будто они сделаны из пролитых чернил, кажется, что она собирается плакать чёрными слезами. И, тем не менее – не могу и не хочу ей врать. Хватит нести чушь, достаточно слов, которые говорят «нет», когда мысли и кровь кричат обратное. Так что, я просто кивнул, глядя ей в глаза. Это только, правда: правда, из-за которой я живу в аду два года и три месяца.
Франческа опускает веки, медленно кусает губы и, похоже, ищет тайную идею. На мгновение возвращается девочка-воин из прошлого, которое мы оба с этого момента хотим превратить в легенду. Наконец, она новая, признаётся тоскливым голосом.
– Я не знаю, поверь мне. Насколько я знаю, она уехала незадолго до того, как ты вернулся назад в тюрьму. Однако…
– Однако?
– Просто, ну, она любила тебя.
Франческа ведёт меня к дивану, садится и рассказывает историю. Я невозмутимо слушаю. Выгляжу как фотография самого себя, несмотря, что чувствую так, словно проглотил семь глотков огня. Вспоминаю ту ночь, её слова, лицо и дрожащее тело. Мне жизненно необходимо вернуть её. На мгновение я закрываю глаза, мои кулаки становятся камнями, и чувствую себя более одиноким, чем потерпевший крушение на необитаемом острове. Между тем, Франческа наблюдает за мной практически с подозрением, возможно, она ожидает мою ярость. Напротив, я погладил ей щёку. Не могу обижаться на неё, хотя то, что она сделала, вероятно, разрушило мою жизнь. Но я не могу злиться на неё, видя печаль в её глазах как у богини с разбитым сердцем.
Когда ухожу я размышляю:
– Я люблю тебя, моя маленькая Фран, свет моей юности. Ты помогла мне не умереть, когда я был парнем. И, тем не менее, не понимаю, как это произошло и не знаю, почему... но без Пенни, став мужчиной, я не могу жить.
✽✽✽
Исчезла, растворилась. У Шерри тоже нет новостей. Я попытался позвонить на номер мобильного телефона, который у меня был, но он больше не активен. Мне от неё осталась только одна купюра, сложенная в помятый конверт. Я бы хотел поджечь море. Я бы хотел разбить небо.
Вытаскиваю из конверта купюру и держу её на ветру за краешек, между двумя пальцами. Она хлопает и трепещет, как раненая птица. Я собираюсь отпустить банкноту улететь, когда между ударами ветра замечаю, что на обратной стороне у неё есть надпись. Нахмурил лоб. Переворачиваю банкноту, которая крутится и корчится так же как птица, которая хочет вырваться. Мой взгляд пригвождает несколько букв, написанных розовыми чернилами: «Я люблю тебя. Если ты всё ещё меня хочешь, я здесь, П.».
Рядом написано название города, вместе с инициалами штата Вермонт. Сжимаю в кулаке бумажку. Подношу ко лбу руку и с трудом сглатываю. Я собирался выбросить её. Собирался избавиться от неё. Только эта мысль врезается в меня, как я всем своим весом оседаю на песок. Именно сейчас солнце вырывается из-за облаков. Я смеюсь и выгляжу как безумный на берегу моря. Я смеюсь и снова начинаю надеяться.
✽✽✽
Найти её несложно. Городок маленький. После миллиона дерьма судьба мне подмигивает. Пенни выходит из магазина, именно в этот самый момент, ни мгновением до или после. Я сразу её узнаю. Она направляется к старому пикапу, цвета зеленого яблока. Я смотрю на неё и не дышу, серьёзно – я не могу дышать. Она изменилась, но это всё равно она. Я хотел бы пальцами распустить эту косу, сжать в кулак волосы, целовать и ласкать её часами. Я хотел бы обнять её, засыпать с ней, просыпаться с ней, и делать так на протяжении всей этой жизни и последующей. Каждой каплей своей крови желаю её.
Потом парень из магазина окликает её назад, и вижу, как он на неё смотрит, и я боюсь. Если она меня забыла? Если у неё есть кто-то другой? Она даже не замечает меня, её взгляд прикован к каким-то своим мыслям, и я застываю позади автобуса, который остановился на конечной остановке.
Прошло более двух лет. Имеют ли смысл те слова, которые она написала на банкноте?
Глава 35
«Это именно он? Это Маркус?»
Пенни смотрела на него в недоумении, захваченная видением в плен. Два года назад уезжая прочь, она захотела бросить вызов судьбе. Вероятнее всего, Маркус больше никогда не вернётся, и если всё же когда-нибудь вернётся (бог знает как и зачем), то, скорее всего он потратил бы ту банкноту на спиртное. Или он будет её искать.
Он её искал.
Маркус стоял напротив, одетый в чёрное кожаное пальто, на плече держал рюкзак из ткани, зелёного армейского цвета, и в свою очередь смотрел на неё, как будто и он не был уверен – встретил реального человека или увидел галлюцинацию. Но Пенни была уверена. Это был он, именно Маркус. Его глаза, губы, горло, где виднелись границы татуировок, которые охватывали его грудь, внушительные плечи, мощные ноги, спрятанные под джинсами. Настолько высокий, что заставлял почувствовать её маленькой, словно тень от воробья.
Сердце Пенни больше не было одним сердцем – в нём собрались все сердца мира. Был риск, что его могут услышать и в Канаде. Инстинктивно, она заправила за уши прядь волос, как будто хотела привести себя в порядок. И подумала, как ужасно выглядит: не причёсана, плохо одета, после рубки дров вспотела, без макияжа, именно в этот проклятый и прекрасный день, прямо тогда, когда она хотела бы выглядеть лучше. Несмотря на то, что прошло много времени, и Пенни была двадцатипятилетней женщиной, которая противостояла жестоким испытаниям, она ощущала себя слабой и неуверенной и склонной разреветься как пятнадцатилетний подросток, который расстроился из-за дуновения ветра.
Пенни стояла, словно у неё завязали язык. Она не могла сказать ничего толкового. На самом деле, после бесконечного молчания она услышала свой собственный голос, как будто он был наделён собственной волей, произносивший глупость.
– Ты поможешь мне донести дрова в дом?
«Ты поможешь мне донести дрова в дом?»
Маркус колебался с секунду или, возможно, меньше, но потом кивнул.
По мере того, как они продвигались вокруг дома – Пенни шла впереди и несла в руках несколько поленьев, он позади, с остальной частью ноши и кот, который следовал за ними, избегая снежных пятен, Пенни в миллионный раз проклинала эту чёртову фразу. Она должна была обнять его, запрыгнуть на него, целовать его!
Они вошли в дом, Тигр запрыгнул на диван и устроился в месте, где солнце рисовало идеальный багровый клин света. Они положили поленья в корзину, и потом Пенни повернулась спиной к Маркусу, задерживаясь у камина. Некоторое время она провозилась с дровами и спичками, пока разжигала огонь. Вот тогда она сказала ещё одну бессмысленную фразу.
–Ты был неподалеку?
Что случилось с её мозгом? Решил закончить в каталепсии? Она чувствовала свою черепную коробку почти пустой, наполненной только сожжённым фундуком, мраморными камнями и какой-то смутной суицидальной мыслью. С двух разных фотографий, но стоящих близко на деревянной полке, как две части одного пазла, бабушка и Томас улыбались ей подбадривая. Она не могла двигаться, не могла пикнуть, за исключением этих идиотских слов.
– Нет, – решительно ответил Маркус. – Я нашел твоё послание и пришёл. Ты рада меня видеть? Хочу узнать – могу ли я остаться или мне нужно уйти.
Вместе со своим ртом он также говорил и телом. В смысле, сделал. Несколькими шагами приблизился к ней, туда, где она замерла, наполненная сдерживаемыми слезами, с этой длинной косой на груди. Щёки Пенни имели тот же цвет, что и солнце, а в груди царило смятение любви. Маркус обнял её сзади, полностью оборачивая Пенни руками вокруг плеч, наклонился, чтобы произнести ей в самое ухо.
– Я люблю тебя, – прошептал ей, и ноги Пенни задрожали. Бабушка с фото сказала, чтобы она не боялась. Она снова ей повторила, что любовь – это чудо.
Тогда она повернулась, чтобы посмотреть на него и сказать в лицо.
– Не так сильно как я.
Мгновение он её рассматривал, отдавшись торжественности момента и пробегая глазами, миллиметр за миллиметром по лицу Пенелопы. Он положил руку ей на затылок, медленно провёл большим пальцем по губам, как если бы раскрашивал подушечкой пальца. Затем стянул резинку, которая удерживала волосы, освободив водопад жидкой меди. Потом её поцеловал. Сердце Пенни пролетело над вершинами клёнов, которые стояли вокруг в ожидании весны. Поцелуи Маркуса были настолько глубокими и плотскими, что проникали по всему телу. Его руки были нежными и наглыми. Она ощущала его тело, и желала ощутить всё остальное.
Они опустились на пол, на ковёр в стиле пэчворк, выполненный из больших лоскутков ярких расцветок, под ленивым взглядом Тигра, который наслаждался своим кусочком солнца. Маркус снял куртку, свитер, и его огромная грудь взволновала Пенни так же, как это произошло в первый раз. Она очень хорошо помнила его шелковистую кожу, твёрдые мышцы, агрессивные татуировки, кожаный шнурок, на котором висел серебряный крокодил, но её околдовало, как будто видела всё в первый раз. Она прикоснулась к нему, как прикасаются к картине, чувствуя под пальцами мягкие неровности окрашенной кожи. Племенные знаки, морского ската, сердце, то самое сердце пронзённое шипами…
– Что это символизирует? – спросила его.
– Меня самого, – ответил он. – Когда-то. Когда я ничего не знал, до встречи с тобой. А сейчас хватит болтать.
Он почти с яростью снял с неё толстовку. Добравшись до полностью застегнутой рубашки, пробормотал, – Есть что-нибудь ещё? Ну не знаю, скафандр? Чёрт возьми, Пенни, если я тебя не трахну, то умру.
– Ты утончённый как всегда, – пошутила она.
Оказавшись перед его взглядом обнажённой, она почувствовала себя хрупкой, но это длилось только мгновение. Видеть обнажённым и его, зажгло в ней чистое и животное желание. В глазах Маркуса сверкал ощутимый голод. И всё же она увидела, как он останавливается, лицо искажает гримаса, как будто внезапно вспомнил фундаментальную деталь. Маркус пробормотал с досадой и болью, – Клянусь, если я не окажусь внутри тебя, у меня случится сердечный приступ. Но у меня нет презерватива.
Она прижала его к себе и соприкоснулась животами.
– Давай, сделай всё равно.
Маркус зажал в кулак её волосы и языком вторгся в рот Пенни. Затем сказал.
– Ты серьёзно?
– Да. Не переживай. Несколько дней назад у меня были месячные, и после тебя у меня никого не было.
Маркус продолжал держать одной рукой её волосы, как пучок срезанных стеблей, когда издал хриплый вздох прямо ей в рот.
– Правда? – повторил он. – Ты всё ещё только моя? Твою мать, Пенни, ты меня делаешь ещё жёстче.
– Я ждала тебя, дорогой мой поэт.
– Ты знаешь, что я не поэт. Я возбуждён и без ума от тебя. В течение двух лет и трёх месяцев я не делал ничего другого, как думал о твоих глазах, о твоих губах и твоих бёдрах, каждый чёртов день.
– Тогда иди сюда. Давай.
Он ничего ей не сказал, а просто наблюдал за ней. Пенни, придав этому молчанию скрытный смысл, почувствовала налёт грусти. Маркус был прав, такое отношение было мудрым и осторожным, но делало ей больно. Она чувствовала, как будто у неё украли будущее.
– Хорошо, тогда я не… – прошептала она.
Вместо ответа Маркус проник в неё стремительным толчком, и начал иступлено двигаться в её теле со стонами и поцелуями. Там, на ковре-радуге, в плену у удовольствия, которое проникало под кожу и плоть и вплеталось в её душу, опустошая разум, у Пенни пролились слезы искреннего счастья, пока Маркус находился внутри неё, плоть к плоти, и дарил ей ту часть себя, даровал как залог бесконечности. Она задрожала от оргазма, почти поднимаясь над землёй, почувствовала себя лёгкой как дух небесный, а затем приземлилась в его объятья.
Обнявшись, они сидели перед камином, который начал нагревать воздух. Пенни прижалась к его груди, а Маркус продолжал целовать её лоб, волосы и прикасался повсюду.
– Ошибаюсь или твои сиськи тоже выросли? – спросил у неё внезапно.
– Пожалуйста, Маркус, ты слишком галантен, я хочу, чтобы ты был более грубым, – возразила она, смеясь. – Тем не менее, нет, у меня ничего не выросло, я просто подкачала некоторые мышцы.
– Прежде ты рубила поленья как дровосек. В следующий раз я это сделаю. Если останусь, мне придётся найти работу. Ты наймёшь меня как своего работника? Я могу вставать на рассвете и валить стволы, носить воду из колодца, чистить лошадей и конюшни и тащить плуг. И я обещаю, что ночью, несмотря на усталость, буду тебя трахать, пока ты не заплачешь.
Пенни сильнее прижалась к его телу.
– Ты действительно хочешь остаться?
– Ты действительно спрашиваешь? Пенелопа, я хочу остаться здесь, помочь тебе осуществить твою мечту и прикасаться к тебе до конца моих дней. Тем временем…
– Тем временем?
– Тем временем я хочу дать тебе две вещи.
Не оставляя ей времени спросить что, Маркус потянулся к брошенному на пол рюкзаку и вытащил конверт. Протянул его, и Пенни вопросительно на него посмотрела. Она открыла конверт и осталась озадаченная, глядя на неопределенное количество банкнот. Примерно там лежало более пятисот долларов. Она уставилась на Маркуса всё более озадаченная.
– Вещь…
– Это деньги, которые ты мне платила больше двух лет тому назад, когда я тебя охранял, – объяснил Маркус. – Это именно те самые, в том числе и последние сто долларов, которые ты дала Шерри.
– Ты никогда их не тратил?
– Нет, ни цента. Я чувствовал себя дерьмом соглашаясь на них, но я не хотел, чтобы ты знала, что буду тебя провожать даже бесплатно. Я не хотел, чтобы ты знала, как трахнула мою голову только тем, что просто дышала. Пенни, я запутался и внутри меня царил ад. Не понимал, почему ты заставляешь меня чувствовать себя так, как я себя чувствовал. Я снова попал в тюрьму, и их у меня реквизировали, но на выходе вернули. В конверте именно твои деньги, а не другие банкноты того же значения. Они твои и всё. Ты никогда мне не платила, малышка, никогда. Я делал всегда всё только потому, что хотел сделать.
Пенни улыбнулась и вспомнила то время, полное страхов и вранья, порождённого этим страхом. Прошептала тихое:
– Спасибо,– и сразу после этого, – И второе?
Не говоря ни слова, Маркус снял с шеи кожаный шнурок с кольцом в форме крокодила. Он отсоединил его, и мгновение удерживал между пальцами. Затем одел кольцо на безымянный палец левой руки Пенни. Оно было идеально, казалось, сделано для неё.
Лёгким поцелуем Пенни прикоснулась к дешёвому кольцу, которое казалось самым драгоценным сокровищем в мире.
– Спасибо, – повторила и нежно погладила его грудь.
– И теперь, когда все формальности соблюдены, предлагаю вернуться к нам. Мне нужно наверстать два года и три месяца. Я изголодавшийся сукин сын.
Пенни подумала, что она тоже хочет наверстать упущенное время. А потом подумала, что не существует потерянного времени, когда ты узнаёшь саму себя и готовишься душой, сердцем и телом, к тому, кто однажды придёт и наполнит их во всех отношениях.
У неё оставалось ещё много вопросов, о чём хотела расспросить его, но могла и повременить.
В этот момент Маркус поцеловал её вновь, таким глубоким поцелуем, как небо в колодце, и Пенни подумала – да, она должна абсолютно точно подождать.
