Текст книги "Пытаться не любить тебя (СИ)"
Автор книги: Амабиле Джусти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Глава 27
Спектакль, для которого Игорь создал декорации, Пенни показался скорее плохим, чем хорошим. Это была история женщины, которая отправляется на поиски истинной любви. И прежде чем её найти, она испытывает длинный список неудач, которые состоят иногда из трагических, иногда из смешных любовных похождений. Всё действие украшала музыка, в исполнении играющего на сцене оркестра, а также нарисованные декорации, выполненные в стиле, который имитировал богатые и живые мазки Ван Гога.
Сидя во втором ряду рядом с Игорем, в небольшом и уютном театре, оформленном в синих тонах, Пенни заставляла себя улыбаться. Она отключила звук в телефоне, чтобы не беспокоить зрителей. Время от времени смотрела на экран, в страхе получить звонок из больницы, и была немало удивлена, когда увидела номер Маркуса. Искушение перезвонить ему было велико, но она не уступила в этой маленькой внутренней битве. Может, он просто хотел узнать как дела, может, он хотел извиниться, может, он хотел попрощаться, потому что уезжал.
«По-своему он меня любил. Он не виноват, что я не Франческа. Но я больше не хочу его слышать».
Какой бы ни была причина этих звонков, ей было наплевать. Им больше нечего сказать друг другу.
По окончании спектакля, Игорь представил ей театральную труппу, и Пенни пожимала руки и натянуто улыбалась, с грустью понимая, что представление продолжается и теперь она исполняла главную роль. Она притворялась весёлой и милой, в этом проклятом, слишком коротком платье, которое только от малейшего шага задиралось до пояса, с накрашенными губами и чёрно-белым сердцем. К счастью, Игорь казалось, ничего не заметил. Это было преимуществом того, что она никогда не была особенно энергичной девушкой, одной из тех, кто всегда находится в центре внимания людей, и если такие вдруг замолкают, то их молчание становится грохочущим. После всех этих любезностей, похлопывания по плечам и взаимных комплиментов и улыбок, вытягиваемых верёвками, они ушли.
– Хочешь поужинать у меня дома? – спросил её Игорь. – Я прекрасно готовлю, только попробуй.
Пенни сразу согласилась, думая, что судьба была подлизывающейся сволочью, которая поддерживала её в решении заняться с Игорем сексом. Или, возможно, просто с учётом платья, которое с трудом прикрывало трусы, это она сама посылала ему недвусмысленное сообщение, пойманное им на лету.
Таким образом, они добрались до его квартиры, и Пенни сразу обратила внимание на то, какой она была маленькой, но красочной и причудливой. Абстрактные картины, конечно, нарисованные им, выполненные теми же плотными мазками, как и декорации к спектаклю, низкий стол, сделанный из двери сарая, полная надписей стена. Фразы были взяты из известных стихотворений и написаны вручную по всей поверхности стены, представляющей собой мозаику из рельефных кирпичей. Даже бокалы были экстравагантными, некоторые казались дистилляторами, другие выглядели как огромные кубики льда полые внутри, и ещё некоторые имели форму извилистых женских тел без головы.
Пенни расположилась на диване, и Игорь протянул ей открытую бутылку пива. Затем он сел рядом с ней и спросил напрямую:
– Итак, ты хочешь мне рассказать, что произошло?
– В каком смысле?
– Почему ты здесь со мной, а не с Маркусом? Вчера ты выглядела такой категоричной, и твой сегодняшний звонок меня поразил.
– В положительном смысле, надеюсь.
– Очень позитивно, но... почему произошло такое резкое изменение?
– Мы... эм... мы расстались.
– Могу я спросить, что случилось, или буду выглядеть слишком любопытным?
Пенни проглотила глоток пива и попыталась беспечно улыбнуться.
– Ничего особенного. Мы не ужились вместе.
– Так внезапно? Напротив, мне показалось, что вы очень ладили.
– Я уже… на самом деле, уже давно об этом размышляла. Между нами было просто физическое влечение, не более того. А я хочу большее.
Неожиданно Игорь протянул руку и переплёл их пальцы.
– В общем, чудеса случаются. Знай, что я парень, который может дать большее. Понимаю, что это рано, но…
– Это никогда не слишком рано, – ответила она, немного волнуясь и, задаваясь вопросом: чёрт возьми, мог ли этот комментарий, брошенный чтобы заполнить пустоту и скрыть сердцебиение означать что-то большее?
– Ну, если, например, я тебя поцелую, ты не подумаешь что я мудак, который пытается воспользоваться твоей уязвимостью?
– Я совершенно не уязвима, – твердо возразила она, чувствуя себя хрупкой, как замок построенный из мокрого песка.
Игорь улыбнулся, продолжая держать её за руку.
– Я честно стараюсь, послушай, но я хочу не только этого. Ты мне действительно нравишься и всегда нравилась, с тех пор, как я впервые тебя увидел, когда тебе было шестнадцать. Ты носила косу на одно плечо, была одета в пальто небесно-голубого цвета, с большими кнопками по краю.
– Ты до сих пор помнишь? Мне сшила его моя бабушка. Увидев, как на него смотрела Ребекка, я больше не одевала это пальто. Она заставила меня почувствовать, как будто я несчастная беженка.
– Напротив, ты была восхитительна, и такой оригинальной, сильно отличалась от других. Настолько другая, что я купился на ложь Ребекки. Я был ещё ребенком и поступил глупо. Должен был всё равно с тобой сблизиться.
Пенни посмотрела на него и выдавила из себя лучшую улыбку, на какую сейчас была способна.
– Стань ближе сейчас, – попросила его.
Игорь не заставил повторять дважды. Он наклонился к ней и поцеловал в губы.
Пенни ожидала, что мир вокруг перевернётся вверх дном, что сердце подскочит в горло, убежит в руки и ноги, но ничего подобного не произошло. Несмотря ни на что, она не позволила победить своему желанию сбежать. Она должна была остаться и дойти до конца. Поэтому поставила на пол бутылку пива и ещё ближе приблизилась к этому ангелу с белокурыми кудрями и глазами василькового цвета. Пенни смотрела на него, как будто умоляя бросить ей веревку пока падала в пропасть. Игорь, несмотря на свой внешний вид принца на белом коне, прежде всего, был лишь мужчиной. Таким мужчиной, кто в придачу всегда был к ней неравнодушен и поэтому не остановился, чтобы задуматься о смысле той спешной импульсивности с какой она оказалась в его объятьях. Он просто её принял.
Они оказались лежащими друг на друге на диване, абсолютно отличном от того, что стоит в квартире у Маркуса, залатанный в двух просиженных местах, а скорее на своего рода комфортной кушетке, в полоску цвета индиго и жёлтого кедра. Игорь сжимал её с вежливой пылкостью, а Пенни напряжённо сосредоточилась, стараясь заменить свои воспоминания на доску без единой записи. Этот длинный поцелуй был неплохой, но это был просто поцелуй. От этой глобальной осведомленности в том, что не сумела потерять память и том, что постоянно помнит Маркуса, она задавалась вопросами: почему, чёрт возьми, она так сильно его любила и как вообще возможно любить его так сильно? Почему хватило только двух месяцев, чтобы так сильно кого-то полюбить. Пенни начала плакать, как дура без надежды. Игорь не мог не заметить её состояния и отстранился обеспокоенный.
– Что происходит? – спросил её.
Она лежала прижатая его весом и вырывалась как мотылек внутри перевернутого бокала. Он откинулся, и Пенелопа встала, с глазами наполненными горькими слезами, и только повторяла:
– Прости меня, прости меня, прости меня.
Она повторяла это пока надевала пальто, и подходила к двери, и выходила из его дома, и навсегда уходила из жизни Игоря.
Бегом спустилась по лестнице, продолжая мысленно повторять одни и те же слова. Игорь ни в чём не виноват. Ей принадлежала вся вина и её удушающему способу любви, её исключительной потребности в Маркусе, несмотря на то, что он этого не заслуживал, даже если бы был последним мужчиной на Земле, который мог бы подарить ей надежду домашнего гнезда, и облегчение, и будущее.
✽✽✽
Она вернулась домой расстроенная. Войдя в квартиру, незамедлительно сняла туфли и швырнула прочь, как будто они обжигали. В этот момент она услышала отчётливый стук в дверь. С надеждой, что это пришёл Маркус, она бросилась открывать как импульсивный ребёнок, хотя и не имела какой-либо причины надеяться.
Но это оказался не он.
На пороге стояла Франческа, и она была одна. Увидев её, Пенни не смогла подавить самопроизвольно возникший душевный ступор. Приоткрыв губы и прищурившись, она смотрела на неё немного с тупым выражением.
– Можно войти? – спросила Франческа, и вошла не дожидаясь её разрешения.
Пенелопа приняла оборонительную позицию.
– Чего ты хочешь?
– Я должна спросить то же самое, детка. Что ты хочешь от Маркуса?
– Я ничего не хочу.
Это было неправдой, она хотела всё, но для той, кто хочет заточить радугу в коробку, всё означает ничего.
Франческа села на диван, подтянув наверх гибкие ноги, обтянутые узкими джинсами, которые подчёркивали её идеальное тело. Пенни испытала чувство досады из-за такой фамильярности, и в то же время облегчение. Естественно, Франческа выглядела угрожающе, такой сильной и цельной, какой она и была в жизни. С волевой челюстью и глазами темнее, чем эбеновое дерево, и на мгновение Пенни испугалась, что она хочет напасть. Вместо этого оказалось, что её странная гостья пришла, чтобы поговорить. Говорить о чём?
– У нас с Маркусом особая связь, – продолжила Франческа. Она расположилась на диване, как будто является в доме хозяйкой, в то время как Пенни стояла босая. Несмотря на свою позицию кажущегося превосходства, она чувствовала себя ниже и беззащитнее.
– Я в курсе. Почему ты так стремишься напомнить мне?
Франческа не ответила на её вопрос, лишь продолжила двигаться по этому непростому пути.
– Он должен чувствовать себя свободным, а не угнетённым ни от чего и ни от кого. Он жил в клетке с тех пор, как родился. Есть много типов клеток, ты понимаешь?
– В действительности я не понимаю что…
Франческа вновь проигнорировала попытку Пенни перебить её.
– Мы любим друг друга по-своему. Мы не душим, мы не запугиваем, мы не принуждаем быть вместе.
– Я продолжаю…
– …не понимаешь, я знаю. И теперь я тебе объясню.
Франческа подтянула рукав свитера и показала ей шрам, который Пенни уже заметила в тюрьме.
– Это я сделала, пытаясь себя убить, когда мне было двенадцать. Мой отчим насиловал меня такими способами, о которых я хотела бы не помнить. Он был паршивым человеком, но после смерти моей матери меня удочерил. К сожалению, я выжила, но его заставила заплатить. Я подожгла дом вместе с ним. Он не умер, но, по крайней мере, меня забрали оттуда. Детский дом стал моим спасением. Маркус был единственным, кому я когда-либо рассказывала свою грязную историю. Все остальные считали, что я просто неблагодарный и мятежный подросток. Я думала, что никогда не смогу заниматься сексом с мужчиной. Но он... ты его видишь – он похож на убийцу, производит впечатление быка-производителя, но он терпеливо вылечил мои раны. В обмен на его особую любовь я даровала ему свою особую любовь. Очень сильную, но секретную любовь, никогда не ревновала, никогда не заявляла свои права. Потому что понимала – если бы я кричала о своей любви, если бы я пыталась его задержать, сказать ему, что хочу его только для себя, он убежал бы. Он имеет эту слабость – со всей душой остаётся рядом, пока видит открытую дверь, возможность сбежать, воздух, ветер, дорогу. У него были и другие женщины, я никогда не требовала эксклюзивности. Если бы я это сделала, то возможно, он бы немного прислушался ко мне, но вскоре сделал бы ноги. Чтобы удержать его, я должна была избежать стремления его удержать.
Несмотря на то, что она не понимала смысла этого долгого рассказа, Пенни не могла не прочувствовать всё до самой глубокой части своего сердца. Она наблюдала, как Франческа подавляет искушение заплакать. На секунду она не увидела перед собой девушку, имеющую двойное превосходство (из-за её внешнего вида и поступков), а ей предстала маленькая девочка, попавшая в руки жестокого мужчины. Девочка, которая пытается совершить самоубийство, чтобы спасти себя. Она представила, как Маркус заботился о ней. Мысль о том насколько она любима, вызвала в ней слабость. Ей показалось, что её тело состоит из воды, разбрызганной по этому дешёвому керамическому полу. Вода и пыль. Они любили друг друга, и любят до сих пор. По-своему, это был их особый способ, и отличающийся от миллиона других. Просто она почувствовала, словно её раздели догола.
– Я сожалею о случившемся с тобой, – сказала она шёпотом. – Я сожалею о произошедшем с вами. И, возможно, мне также стоит сожалеть и обо мне, потому что не понимаю, чего ты хочешь, и уверена, что я не слишком проницательна.
Тогда Франческа поднялась, становясь вновь высокой, спесивой и воинственной, и сказала ей:
– Я хочу, чтобы ты заставила его уйти, когда он скажет, что хочет остаться здесь с тобой.
Пенни зашатало, и она вынуждена была ухватиться за стул, чтобы не упасть. Чувствовала, как горят щёки, а в области сердца – судороги. Она уставилась на Франческу как на сумасшедшую или пьяную, спрашивая себя: делает ли она это из-за мести и хочет наказать за то, что желала её мужчину?
– Что это? Шутка?
Франческа покачала головой, она выглядела очень угрюмой и в этих глазах цвета ночи, отражалось многое, но только не шутка.
– Нисколечко. Маркус считает, что влюблен в тебя. Возможно, это так, а возможно и нет. Я не знаю, но самое главное, что мне нужно знать – ты влюблена в него?
Пенни не ответила ей сразу. Она была слишком сосредоточена на том, что сказала ей Франческа.
«Маркус в меня влюблён?
Может, она пьяна?
О чём она говорит?
Маркус в меня влюблён?»
Не успев притормозить, она позволила надежде заключить сделку со своими мыслями. Сердце забилось на бешеной скорости, отдаваясь звоном в ушах.
– Ты любишь его? – спросила ещё раз Франческа.
– Да, – был её уверенный ответ.
Франческа, как ни парадоксально, улыбнулась.
– Хорошо. Поэтому ты заставишь его уйти. Если ты его любишь, то ты не позволишь ему остаться в этой дыре, в этом мерзком доме, делать мерзкую работу и вести мерзкую жизнь. Если ты его любишь, ты не сделаешь из него заключенного. Самой большой его мечтой всегда было быть свободным. Хочешь убить его мечту? У него подошвы горят. После четырех лет в тюрьме ты хочешь погрузить его в более худшую тюрьму? Что он будет здесь делать? Станет хорошим парнем, который подчиняется приказам своего инспектора и делает дерьмовую работу, рано вечером возвращается домой и смотрит по телевизору какую-то глупую программу для стариков? Но даже если ты поступишь эгоистично, ты понимаешь, что придётся заплатить с процентами? Потому что я его знаю, рано или поздно он разорвёт твои цепи и всё равно уйдет. Потому что Маркус всегда хочет видеть окно нараспашку, путь готовый к побегу, и в приготовленной тобой жизни, какой побег сможет совершить? Это, скорее всего, стала бы его внутренняя смерть, он был бы волком на цепи, тигром в клетке для хомяков. Реши ты что делать. Удерживать и рисковать убить его и саму себя когда он тебя всё равно бросит, или отпустить его и доказать что действительно тебе важен. И что ты не глупее, чем кажешься.
С этими словами, ничего не добавляя больше, Франческа направилась к двери, чтобы выйти. Пенни окликнула её сдавленным шепотом.
– Какая ты лживая, – сказала она.
Франческа покачала головой.
– Я ни в чём тебе не лгала.
– О да. Ты сказала, что никогда не заставляла его оставаться с тобой. Разве не это ты сейчас делаешь? Просто не хочешь пачкать руки.
Франческа уставилась на неё пылающими от гнева глазами. На мгновение Пенни подумала, что она собирается заменить этот вид размеренного насилия, чтобы совершенно явным образом избить её не словами а действиями. Вместо этого Франческа продолжила скользкий путь шантажа, используя эту Соломонову проблему.
– Если ты его любишь, как говоришь, ты знаешь что делать. Я предоставляю решать тебе.
Потом она навсегда покинула её дом и жизнь.
Глава 28
Не вполне понимаю, что собираюсь делать, но знаю, что я хочу Пенни. Я должен её найти, мне нужно с ней поговорить. Пытаюсь дозвониться на мобильный, но она не отвечает. Не слышит или игнорирует меня?
Катаюсь на машине бесцельно, как сумасшедший, который теперь понял, что он сумасшедший, и больше никак не пытается это скрыть. На минуту останавливаюсь около «Well Purple» и «Maraja», но безрезультатно.
Пенни здесь нет, и я не имею ни малейшего понятия, где она. Может находиться где угодно, вместе с тем мудаком, который последние шесть лет её хочет, и надеется заполучить сегодня. Если я найду его то подправлю физиономию.
Не хочу возвращаться домой к Франческе, она смотрит на меня, как будто я чужой. И поскольку я зол и не знаю куда идти, а мне необходимо сбросить этот болезненный гнев, который заставляет меня чувствовать себя пьянее, чем выпитое пиво и виски, я решаю проехать мимо магазина той неудачницы, которая продает всякую всячину.
Мне повезло или нет – это зависит, с какой стороны посмотреть. Тем не менее, магазин закрывается, и Грант ждёт девушку снаружи. Он притворяется джентльменом, хотя думает лишь о том, как трахнуть её с применением насилия. Вижу, как они вместе уезжают на его машине, и испытываю такой гнев в адрес этих типов, которые кичатся своими трансатлантическими размерами, чтобы компенсировать тот факт, что у них малюсенький, что я следую за ними без размышлений.
На окраине автомобиль внезапно останавливается на склоне холма. Какое-то подобие парка, куда пары наверняка приходят трахаться, если не могут сделать это в другом месте. Я сразу вспоминаю историю Пенни. Думаю, что это то же самое место, куда Грант привозил и её. Моя ярость становится огненной.
На мгновение теряю их из виду, вокруг темно, а он выключил фары. Наверное, забился в какую-нибудь щель, и проходит минут десять, прежде чем удаётся снова его отловить. Но вот и они. Разве его не предупреждали, что если хочешь кому-то навредить, то нужно использовать менее заметную машину?
Припарковываю машину и выхожу. Замечаю какое-то движение внутри салона и голоса. На первый взгляд, кажется, что они просто занялись делом, но я знаю, что это не так. Тогда я слышу, как кричит девушка и это не крик удовольствия. Я думаю о Пенни, которая, возможно, также кричала и распахиваю дверь. Придурок даже не заблокировал дверь со своей стороны. Но я абсолютно уверен, что с её стороны сбежать невозможно.
Когда открываю, то меня ожидает предсказуемая сцена. Девушка в ужасе, растрёпанная, потная и смотрит широко распахнутыми глазами, наполненными ужасом. Ублюдок вытащил наружу член, мягкий как червяк, и производит впечатление извращенца. Окей, теперь я позабочусь о нём.
Я схватил его за воротник рубашки и вытащил одной рукой. Не думаю, не рассуждаю и не просчитываю последствия. Если я убью его, то снова сяду, и если изобью, не убивая, всё равно окажусь за решёткой. Но сейчас мне пофиг. Я просто хочу заставить их заплатить. За Пенни. Ради этой девушки, которую я даже не знаю. Для моей мамы. Для всех женщин, которых принуждают принять внимание, которого они не хотят.
Припечатываю в машину и начинаю выбивать из него всю дурь. Он даже не пытается защищаться, как максимум пинается, вылупил в ужасе глаза, и не исключено, что описался в штаны. Девушка выходит из машины вся в слезах. Тушь размазалась, а глаза наполнены паникой. Она молчаливо на меня смотрит, и на мгновение я вижу Пенни. Пенни, которая как в клубе, умоляет меня остановиться, Пенни, которая берёт и удерживает меня за руку.
Тогда, неожиданно, я останавливаюсь. Гнев, подобно газу испаряется из моего тела. Как только я ослабляю хватку, Грант падает на землю. Он похож на пустой мешок, который пахнет мочой и потом. Выглядит скорее не как принц, а фальшивка и похож на кусок дерьма. Я оставляю его там, как мерзость, на которую он и похож, а затем обращаюсь к девушке.
– Хочешь, чтобы я отвез тебя в больницу?
В ответ она тихо шепчет:
– Нет. – И добавляет. – Домой, я хочу домой.
Когда девушка добровольно и без подозрений садится в мою машину, у меня возникает огромное желание рассказать ей пару вещей о том, что никому нельзя доверять, даже тому, кто, возможно, спас твою жизнь. Но я ничего ей не говорю. Она бы испугалась и подумала, что я тоже хочу её обидеть. Такое легче подумать обо мне, чем о Гранте. Всю дорогу она молчит и оттягивает вниз дешёвую юбчонку. Держит на коленях руки, а взгляд устремлён вперёд на дорогу. Она указывает на дверь, перед которой я должен остановиться, и когда выходит из машины, то мгновение пошатывается, как кукла с отпиленной ногой.
– Ты уверена, что в порядке? – спрашиваю её ещё раз.
– Да, всё окей.
– Дома кто-нибудь есть?
– Моя мама.
– Тогда иди, я подожду, пока ты не войдешь.
Она кивает и собирается направиться к двери. Но сделав два шага останавливается, наклоняется и спрашивает меня через опушенное окно.
– Ты ангел?
Даже Пенни спросила об этом, когда мы впервые встретились на тёмной лестнице. Нет, я не ангел. Никогда им не был. В моей жизни нет ничего ангельского. Я скорее похож на облажавшегося дьявола. Но я ничего не говорю, натягиваю подобие улыбки, пока она не уходит. Я оставлю её с иллюзией, что она встретила хорошего парня с душой защитника, даже если внутри меня живут только ненависть и месть.
И тогда я понимаю – что нет, не только они. Живёт и любовь. Любовь, для которой я не был готов, неожиданная и абсурдно насильственная. Совершенно отличающаяся от той, что я испытываю к Франческе. Новая и опасная, потому что заставляет меня чувствовать себя без защиты, как солдата, который остался без оружия и без щитов. Я впустил её внутрь, в мою испорченную жизнь; впустил её и теперь не могу выгнать вон.
✽✽✽
Бегом поднимаюсь по лестнице. Стучу в её дверь, как тот, кто был заживо похоронен и сейчас пытается выбить у гроба крышку. Взволнован, нервничаю, злюсь. Вот она мне открывает. Я вижу её, и мне кажется, что не встречался с ней на протяжении веков. На ней до сих пор одето то короткое платье, стоит босая и заплаканная. Понимаю сразу же, что она плакала. И это не две слезинки, не просто прослезилась – вокруг глаз у неё полностью размазался весь макияж, следы дорожек слёз на коже, опухшие губы. Я вхожу, закрываю дверь и сразу же спрашиваю.
–Что случилось?
Пенни качает головой, и в свою очередь с тревогой смотрит на меня.
– Что случилось с твоими руками? – восклицает она, сильно встревоженная.
С руками? Я смотрю на себя и только сейчас замечаю, что они запятнаны кровью. Кровь Гранта – грязная кровь, которая брызгала от его лица.
– Ничего серьезного, – пробормотал я, не обращая внимания на свои руки. Мне необходимо понять, почему она плачет или сойду с ума.
– Это не может быть «ничего страшного». У тебя испачкана кровью и куртка. Пожалуйста, расскажи мне, что случилось?
– У меня был обмен мнениями с Грантом.
– Что?
– Я думаю, что он не будет таким же красивым.
– Ты его…
– Я его не убивал. К сожалению, он всё ещё жив, но ему придется использовать все деньги папочки, чтобы восстановить своё лицо. А теперь расскажи мне, что с тобой случилось. Игорь тебя обидел? Мои руки уже в крови, одним больше одним меньше… Она снова трясёт головой, но решительнее чем раньше. Я приближаюсь и хочу прикоснуться к ней, заключить в объятия, хочу чтобы она сказала, что с Игорем ничего не произошло – абсолютно ничего. Но чем ближе я подхожу, тем больше она отступает назад.
«Что ты со мной сделала? Что ты хочешь от меня? Почему ты держишь меня в подвешенном состоянии этими заплаканными глазами? Почему ты двигаешься с такой же паникой что и бабочка, которая боится сокола? Чёрт, Пенни, тысячу раз твою мать, я никогда тебя не обижу».
Тем не менее, она отступает, пока буквально не упирается спиной в стену.
– Ты должен уйти, – говорит она мне, пока стоит как заключённая.
И всё же я не прикасаюсь к ней. Если она боится меня, хотя и не знаю почему напугана, я её не трогаю. Просто смотрю на неё, смотрю и понимаю, что я тоже боюсь. Чёрт возьми, она маленькая и вся в слезах, и я, который мог бы свалить стену, испытываю грёбаный страх перед ней. Тогда понизив голос, я ей говорю.
– Если я скажу тебе... если я скажу тебе, что хочу остаться здесь?
Вижу движение у неё в горле, словно она проглотила, не пережёвывая огромный кусок. Она сжала губы, и на мгновение у меня создалось ощущение, что сквозь неё проходит вся боль мира. Наконец она шепчет:
– Что за херня.
И моё сердце останавливается.
– Чушь собачья, – продолжает сразу, – По какой причине?
Я понимаю, что сжимаю кулаки, когда ей открываюсь.
– Чтобы быть с тобой.
Пенни открывает широко глаза, задерживает дыхание и опускает лицо, убегая от моего взгляда.
– Бред, Маркус, – повторяет она.
Чувствую, как у меня в груди объединяются буря, ярость и отчаяние. Я протягиваю руку и почти вбиваю в стену за её спиной. Другой рукой поднимаю её подбородок, и моё прикосновение заставляет Пенни трепетать. Она изучает меня с пренебрежительным взглядом.
– И когда ты это понял? До или после того, как трахнул Франческу?
Я держу её лицо поднятым, несмотря на все попытки вырваться и убежать. Маленькая, маленькая Пенни. Могут ли жалкие шестьдесят дней, плевок времени, один щелчок пальцев, изменить мир, которым жил в течение двадцати пяти лет?
– После, – отвечаю ей, и понимаю, насколько нелепо будет звучать для неё мой ответ. Но это так. Ясность у меня появилась после. Раньше это был червь, предположение, рана. После этого она стала наполненной кровью истиной.
– Но я хочу тебя сейчас, я хочу только тебя.
Дрожит, дрожит, дрожит. Я пытаюсь обнять её, но она протестует. Делаю ей больно? Обижаю её? В чём дело? Чёрт возьми, что такое?
– Я же напротив, поняла обратное после того, как переспала с Игорем,– отвечает она.
Испытываю немедленную, инстинктивную реакцию. Костяшки моих пальцев ударяются в стену, прямо как баран. Сразу отхожу от неё, я ухожу, потому что внутри меня бушует землетрясение, я удаляюсь, потому что землетрясение это я сам. Я ударяю по первому попавшемуся стулу и с силой бросаю его в воздух. Я чувствую, как горит в руках. Мысль о них вместе невыносима. На несколько минут мой рассудок отключается. Кружу по квартире как медведь со стрелой, засаженной прямо в сердце. Она мне что-то говорит, но я не слушаю. Я оглох от звуков моего тела: качающих кровь артерии, сердцебиения в груди, а так же скрежета зубов, звуков сокращающихся мышц и хруста костей.
Однако через некоторое время я заставляю себя найти потерянный свет. Нет смысла так злиться. Чья бы корова мычала? Несколько часов тому назад я занимался этим с Франческой и не один только раз. Но как я могу ей объяснить, что сделал это только потому, что я мужчина, и она запрыгнула на меня, и я любил её, и как должен был понять? Я любил Франческу, хотя и по-другому. Я буду любить её вечно, совершенно отличающимся образом.
Внезапно я понимаю, – самым худшим из только что услышанного было не откровение Пенни об её сексе с Игорем. Хуже всего то, что она сказала позже. Она поняла обратное. Что такое это другое?
– Обратное чему? – рычу вопрос.
Пенни делает гримасу, которую я не могу интерпретировать, которую не собираюсь интерпретировать. Она заявляет решительно, громко, с тоном, в котором слышится истерика.
– Я не люблю тебя.
Я останавливаюсь посреди комнаты. Прищуриваюсь, словно хочу лучше сфокусировать размытую сцену. Смотрю на неё, а она смотрит на меня и кивает, и затем добавляет.
– Маркус, мы трахались и это было здорово, но мне нужен кто-то как Игорь. Он заставляет меня чувствовать себя уверенной. Ты хорош в постели и, несомненно, крут, но, давай посмотрим правде в глаза – ты был в тюрьме, у тебя дерьмовая работа, дерёшься со всеми, и у нас нет ничего общего. Игоря я знаю много лет, а тебя сколько? Два месяца? Этого времени достаточно для захватывающего приключения, конечно, но не для большой любви.
Пенни даже не закончила говорить, а я оказываюсь прижат к ней. Я пригвоздил её в угол. В моей голове мигает только одно слово. «Сука. Сука. Сука». А потом... «Чёрт возьми, я люблю тебя, сучка». Я ненавижу тебя, но я люблю тебя. Я сжимаю ей шею пальцами одной руки. Чувствую, как движется её горло. Мы так близки, что наше дыхание перемешивается.
Хотел бы я сделать что-нибудь, что угодно – целовать её, трахнуть её, оскорбить её. Но я ничего не делаю. Я чувствую себя точно так же, как дерево, в которое ударила молния. У меня пожар в груди и сталкивающиеся друг с другом мысли из-за которых не в силах больше ничего понять.
Я просто знаю, что она меня не любит.
Тогда взрываюсь лживым смехом, потому что желания смеяться у меня нет. Отпрыгиваю назад, отпускаю её тонкое горло и мгновение, которое мне кажется столетием, внимательно на неё смотрю. Я разглядываю её и думаю, что это последний раз, когда вижу Пенни. Её яркие волосы, губы, персикового цвета, глаза, наполненные нежностью и штормом. В данный момент они полны бури и её тело, которое больше не принадлежит только мне. Это последний раз когда я её вижу, и понимаю, что если б мир был колодцем, то ровно через минуту, после того как выйду отсюда, я в него упаду. Выхожу из квартиры, хлопнув дверью. Я больше никогда её не увижу.
Задерживая дыхание поднимаюсь в мансарду. Франческа ждёт меня. Я смотрю на неё и говорю:
– Мы уезжаем, немедленно.
Думаю, что время умереть у меня есть завтра.
