Текст книги "Ведьмина генетика (СИ)"
Автор книги: Альма Либрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Мартен открыл было рот, чтобы заявить, что этот коварный план уж точно не для того предназначен, что Акрену магия-то, но вовремя заметил, что Ирвин незаметно продемонстрировал ему кулак.
– О… А! – принц наконец-то понял, в чем было дело. – Не думал, Ирвин, что ты будешь поступать со мной настолько жестоко.
– Ты сам виноват, Мартен, – Сияющий оглянулся. – Твой друг вел себя гораздо умнее. Его Величество обещал подумать над помилованием, если ты будешь вести себя порядочно на свадьбе. И не станешь, скажем, бегать в НУМ, чтобы разузнать какую-то ерунду. Я на всякий случай вынужден буду заглянуть туда и предупредить всех… особенно Сагрона и артефактологов, чтобы ни о чем не вздумали спрашивать.
– Еще поинтересуйся, – закатил глаза Мартен, – как делать, чтобы пробить щит неодаренного. Может, подскажут.
– Обязательно, – голос Ирвина так и сочился ядом. Учитывая то, что Сияющий в принципе никогда не язвил и был весьма порядочным мужчиной, Лиар мог и не поверить, но…
Если папенька продолжит слышать только то, что он хочет слышать, то пусть.
– Кстати, – вспомнил вдруг Ирвин, – увы, одиночную камеру для твоего друга никто не предоставит. Как ты думаешь, как у него отношения сложатся с местными?
Мартен вспомнил историю, а заодно то, что рассказывал ему Акрен о своем бурном прошлом, и только пожал плечами.
– Как у любого нормального пирата с карманным ворьем, я надеюсь.
Ирвин вздохнул.
– Я тоже… надеюсь. Потому что жена мне нужна живая, здоровая и родившаяся на свет. И принц тоже.
Мартен горько усмехнулся.
Ему он сам тоже нужен был живым, здоровым и родившимся на свет. Но зато, если умрет Акрен, будет одно преимущество – король Лиар уж точно королем не будет. И не родится точно так же, как его сын.
Глава двенадцатая
Если Его Величество Лиар и проявил кое в чем сознательность, так то в том, что увез с собой и главу Следственного Бюро тоже. Ирвин – Акрен видел это по его взгляду, – ни за что не толкнул бы его в тюремную камеру. Или, будь он куда более верен королю, чем принцу, ну, или живи во времена тирании какого-нибудь очередного Эмильена, когда все это было еще законно, догадался бы, как следует вести себя с пленником подобного рода. Уж точно не совершил бы то невообразимое количество глупостей, что один из магов, сопровождавших Акрена.
– Быстрее, – в который раз напомнил о своем существовании колдун, толкая Акрена в плечо, но вызвал у того лишь усмешку.
Акрен знал, что Ирвин не особенно распространялся со своими подчиненными по поводу того, кто это сопровождал принца и принцессу в их не слишком законном путешествии. Если б рассказал, колдун, должно быть, проявил немного меньше рвения, но, считая, что от его поведения зависит какое-нибудь повышение, он буквально из кожи вон лез, пытаясь показать, насколько верен Его Величеству.
А еще колдун чувствовал себя рядом с Акреном очень неловко. К счастью, пленник не пытался вырваться, не отбивался, не кусался и даже не особенно разговаривал, так что заколдовывать его было не за что, но маг-сопроводитель все равно мечтал о том, чтобы эта дорога закончилась как можно скорее. Его сила уснула, спряталась где-то и, пока Акрен не отошел бы на приличное расстояние, не могла вновь принадлежать магу. Разумеется, это смущало. Шантьи и сам понимал состояние своего спутника.
Если бы у него забрали его математические умения, Акрен тоже чувствовал бы себя ни на что не способной бездарностью. Всегда очень тяжело действовать без того, что прежде составляло самую настоящую основу жизни.
Нынешние рангорнские тюрьмы серьезно отличались от той, близ Лассарры, где когда-то несколько дней провел Акрен. Он прекрасно помнил холодные стены, мрачные коридоры и вездесущую сырость. Тогда тюрьмы больше напоминали темницы, в которых положено догнивать свои дни. Сейчас это были не крепости, уходящие далеко в подземелье, а обыкновенные здания, да, каменные, прочные и, вероятно, насквозь пронизанные магией. Рядом располагалось какое-то производство, на котором заключенные отбывали свои исправительные работы, и Акрен мог сделать вывод, что эта тюрьма предназначалась далеко не для самых страшных преступников. Или, возможно, здесь уже все такое?
От этого места веяло цивилизацией куда больше, чем от разбитой Халлайнийской дороги, по которой они ехали вчера. Тогда Акрена не удивляло практически ничего, сейчас же глаза то и дело цеплялись за разнообразные механизмы, интересные замки, запирающиеся самостоятельно, за смотрителей, спокойно заходивших в камеры.
– Вообще-то, – будто прочитав его мысли, промолвил сопровождающий Акрена маг, – у нас не принято бросать в тюрьмы до суда, для этого есть следственный изолятор.
– Но для меня решили сделать такое приятное исключение, провести эту интереснейшую экскурсию? – ухмыльнулся Акрен. – Спасибо за оказанное доверие, я очень это ценю.
– Мы – простые люди, – как-то очень виновато промолвил маг. – И мы не можем спорить с королем, даже если мы согласны. Господин де Кан был против, но король отдал четкие распоряжения, куда вас отправить.
– Господин де Кан? – зацепился за фамилию Ирвин. – Герцог?
– Ирвин, – довольно мягко, как для ответа заключенному, произнес маг. – Он взял фамилию жены. Лучше быть де Каном, чем представляться всем… кхм, Куоки.
Акрен кивнул. Он не слишком-то желал вникать в подробности жизни своего семейства на протяжении сотен лет – в первую очередь потому, что мало кому будет приятно узнать собственное будущее, ставшее для этого мира далеким прошлым.
– Его Величество не распоряжался насчет камеры, – на этот раз слова мага прозвучали так, будто он извинялся, останавливаясь у одной из дверей. – Но тех, по кому еще не принято окончательное решение, мы обычно отправляем в наш отстойник. Мы не столица, отдельного изолятора у нас нет. Если что – стучите.
– Обязательно, – усмехнулся Акрен.
Он уже прямо видел, как обрадуются его сокамерники, когда он будет скрести дверь в надежде, что кто-нибудь изволит прийти на помощь. Богатый криминальный и пиратский опыт подсказывал Акрену, что общение в таком случае будет просто донельзя приятным.
Интересно, а насколько изменился моральный облик преступников за эти триста лет? Вряд ли они стали порядочнее, но все же…
Маг зазвенел ключами, и Акрен досадливо отметил, что сам по себе механизм достаточно прост. Он надеялся на что-то получше. Но, судя по всему, из местных тюрем сбегали ох как нечасто, слишком уж спокойно вел себя сопроводитель.
Дверь открылась, и колдун толкнул Шантьи в плечо, скорее для проформы. Он даже не совершил глупую попытку снять магические оковы с его рук, тонкими серебристыми нитками сковывающие запястья Акрена. Собственно, Шантьи и так приходилось идти очень осторожно, чтобы не порвать эту паутину – без магии, поддерживающей его, материал оказался совсем хрупким.
За спиной вновь загремели ключами, запирая камеру, но Акрен так и не сдвинулся с места, используя его как наблюдательный пункт.
Что ж, тут было гораздо чище и приятнее, чем в похожем заведении лет эдак триста назад. Вода с потолка не капала, череп в углу не лежал. Двухъярусные кровати внушали определенное доверие, хотя явно были не верхом удобства, да и матрасы, брошенные на них, были получше гнилой соломы, на которой предлагалось валяться в том далеком, принадлежавшем Акрену прошлом.
Но одно оставалось стабильным. Как бы ни менялся антураж, персоны, наполнявшие его, вполне заслуживали внимания.
Акрен вздохнул. Надо же, только из одного выбрался, графом стал, будь он неладен, этот статус, как опять!
– Ну что, мальчики, – ухмыльнулся он, вспоминая обращение, которое больше всего раздражало банду Ланта, с которой он по молодости имел дело, – рад знакомству.
Сокамерников у Акрена оказалось не так уж и много. В старых тюрьмах, тюрьмах из его реальности, людей было куда больше. Иногда ожидающих суда десятками запихивали в крохотные комнатушки, так, что даже сидеть приходилось по очереди, и то на полу – не то что каждому предлагали свое место, где можно поспать. Но публика здесь была весьма живописная – не измученная голодом и отвратительными условиями, а куда живее, еще способная на заговоры, издевательства и прочие прелести, по которым так скучают преступники, когда их закрывают в камере.
Мужчин, если не считать самого Акрена, было всего пятеро. Намерения каждого из них были буквально написаны на лбу – все-таки, за картежный стол таким садиться нельзя, блефовать не получится.
– Ты кого мальчиком назвал? – зло щурясь, поднялся на ноги один из мужчин. – Ты, франт, понимаешь, с кем разговариваешь?
Акрен присвистнул. Однако, в его время франт – это был едва ли не комплимент в дворянских кругах, в тюрьмах общались словечками похуже. Казалось, даже сам мужчина – высоченный, широкоплечий и больше напоминающий ходячую гору, чем человека, – смутился того, что сказал, и дополнил фразу еще несколькими крепкими словечками.
– Ну как же, – ухмыльнулся Шантьи. – Вы ведь примитивны, как дети. Как мне вас еще называть? Господами?
Он умолк, но не для того, чтобы позволить своим сокамерникам ответить, и прислушался к шагам снаружи. Было тихо, на этаже, должно быть, оставался только один смотритель, да и тот дремал где-нибудь на своем рабочем посту. Это была ленивая, полагающаяся на силу магии тюрьма, в которую его запихнули только потому, что Его Величество был не в настроении и решил продемонстрировать сыну собственный отвратительный характер.
Зря решил, между прочим. Акрену уже того опыта общения с высокопоставленными лицами, что у него был, с головой хватило, чтобы понять – Его Величество Лиар, или как там звали того дурака, пытавшегося прилюдно ударить собственного сына, долго на своем троне не протянет. Первый шаг к тирании в стране, что так сильно привыкла к свободе, может сыграть с ним злую шутку. А если народ еще и не в восторге от всевозможных династических браков, то можно и вовсе позабыть о спокойствии.
…Но об этом Акрен подумает позже.
Он смерил громилу, шагнувшего было к нему, таким взглядом, что тот даже насторожился – привык, что его размеры достаточно пугающие, чтобы любой, даже маг, вел себя тихо.
Мужчина открыл рот, чтобы заявить что-то, наверное, очень оригинальное по его мнению, но Акрен опередил его. Он устало вздохнул и с мягкой, но несколько издевательской улыбкой промолвил:
– Сейчас ты скажешь мне, что ты здесь главный – не буду наводить точную цитату, она не слишком приятна, – и чтобы я не высовывался, и отправишь меня вон на ту дальнюю койку, гордый собой. Да, я в курсе, что там не лучшие условия, но я б посмотрел, что бы ты делал, если б пришлось поспать на гнилой соломке. Я могу, и нет, я не боюсь измазать белую рубашку. Вопросы еще будут?
Он обвел взглядом остальных присутствующих и, вспоминая, как это действовало на людей в его времени, спокойно продолжил:
– Ты, – он указал на еще одного здоровяка, смотревшего исподлобья, – можешь придержать свои сексуальные желания при себе, ты не в моем вкусе. И вопрос на тему оплаты тоже – тебе не хватит всего золота Халлайи. Ты, – он перевел взгляд на щуплого мальчишку, – можешь забыть о моем медальоне. Если попытаешься подмешать мне в еду ту гадость, которая лежит у тебя в кармане, то она на меня не подействует, и когда будешь стягивать медальон, я тебя случайно очень удачно толкну. Так, что ты разобьешь голову, прикусишь себе язык и будешь не только тупым, но и немым. Ты, – он перевел взгляд на четвертого, самого тихого мужчину, спокойно сидевшего на своем месте и только зло поглядывающего на здоровяков, – если желаешь самоутвердиться, сделай себе заточку чуть длиннее. Того, что ты сумел подготовить, не хватит, чтобы серьезно его ранить, а резать горло в тюрьме – плохой вариант, сядешь надолго. И, да, ты можешь попытаться выпустить мне кишки. Это хороший вариант, учитывая то, что мы в одной весовой категории. Но обижать старших, мальчики, бывает вредно для здоровья. Ну, и, наконец, последний, – он с усмешкой взглянул на мужчину, вальяжно развалившегося на самой лучшей койке. – Тебе страшно, правда, маг?
Мужчина даже не дернулся. Даже если бы Акрен обладал великолепным зрением, он не смог бы уличить своего сокамерника в излишней нервозности, тот слишком хорошо владел собой. Но это и сыграло с ним злую шутку.
Вольный знал: все проявляют эмоции. Даже люди, которые пытаются притвориться камнями. И чем лучше у них выходит это самое каменное выражение лица, тем быстрее они начинают забывать о том, как оно неестественно выглядит. Маска становится прочнее, роли перераспределяются, но тот, кто застрял в образе равнодушного, еще большим холодом реагирует на самый страшный раздражитель. Тот, кто действительно чувствовал себя расслабленно, сменил бы позу, отреагировал бы на обращение к нему.
Но у Акрена не было никакого желания выбивать себе главенство в камере. Он не собирался здесь задерживаться надолго.
– Можете поинтересоваться у него, кто я такой и почему меня стоит бояться, – Акрен спокойно прошел в самый конец камеры и легко запрыгнул на верхнюю полку. – Когда надумаете, обращайтесь. Так уж и быть, я согласен помочь вам с побегом.
В камере воцарилась тишина. Акрен растянулся на узкой койке и даже интереса ради закрыл глаза, хотя на что это влияло? Зрение никогда не было основным его оружием. Мужчина куда лучше слышал, чем видел, и сейчас, избавляясь от дополнительной информации в виде четких или даже размытых картинок, он только стал воспринимать окружающий мир лучше. Впрочем, тихое перешептывание громилы, первого попытавшегося распалить конфликт, и мага, немного заигравшегося в равнодушие и спокойствие, совершенно не интересовали Вольного.
Он не задремал по другой причине – продумывал, как проще, с меньшими последствиями выбраться из этого здания. В конце концов, хоть магия ему и не страшна, хватает и другого – любая пуля или даже уверенный удар ножа… Хотя кто-то и вздумал восторгаться его способностями как фехтовальщика, успехи Акрена были серьезно преувеличены, он вряд ли смог бы устоять против нескольких противников, да и та, локальная победа – скорее следствие чужого неумения, чем его преимуществ.
У него перед глазами буквально стоял тот интересный, закрывающийся и без ключа замок, если дверью хлопнуть с достаточной силой. Он считал щелчки, звучавшие, когда маг запирал и отпирал дверь, запомнил, как тот ее направил… Сколько магии было на ключе, Акрена совершенно не интересовало, он знал, что колдовство – то, что он даже не сможет увидеть, – не станет для него существенной преградой. А вот сам механизм мог, и этого надо избежать.
– Значит ты – истинно неодаренный?
Судя по тому, как близко звучал голос, маг изволил все-таки подняться и подойти к Акрену поближе. Вольный не сомневался, что это именно он – эти кошачьи, мягкие шаги не могли принадлежать ни двум верзилам со странными предпочтениями, ни уж тем более мальчишка, который крался бы с нарочитой осторожностью. Тот же, который с заточкой, даже не вставал со своего места, только нашаривал оружие под подушкой, собираясь защищаться, если вдруг ночью на него вздумают напасть.
– Предположим, – согласился Шантьи. – Сталкивался с таким?
– Знаком с нашим высочеством. У вас есть что-то общее, – холодно отметил маг.
– Конечно, есть. У нас обоих – безмозглые короли, – хмыкнул Акрен, вспоминая последнее гениальное политическое решение Эмильена поддразнить дворян и дать ему, сыну свинаря, статус королевского советника. Да даже если забыть о дарованном графском титуле… Неужели нельзя привлекать к себе внимание несколько менее активно?
– И как ты собираешься сбежать отсюда? – тихо спросил маг. – Стены заблокированы, колдовство здесь не использовать.
– Открою дверь отмычкой, – пожал плечами Акрен. – У любого нормального преступника должна быть при себе как минимум одна. Мой сосед, – он указал на мужчину, лежавшего снизу, – вполне может одолжить свою заточку, например.
Судя по тому, как завозился мужчина, ничего одалживать он не собирался.
– Все не так просто, – мужчина усмехнулся, – как тебе кажется. Иначе я бы давно уже вышел отсюда. Или они. На двери – магия, которая не даст выйти ни одному преступнику. Все, кто попал сюда за дело, как сидели, так и останутся здесь сидеть.
– Я очень рад, что вы все так положительно смотрите на вещи, – хмыкнул Акрен. – И что мне так повезло попасть сюда именно в тот период, когда у каждого уже терпение на исходе, но у меня нет времени. Я очень надеюсь попасть в столицу вовремя, прежде чем ваше непутевое величество натворит дел, которые потом точно будет не разгрести.
Например, устроит свадьбу, а потом попытается каким-то образом заставить своего сына быть "правильным" принцем. Что он там угрожал сделать, отсечь магию? Акрен очень сомневался, что это удачное решение.
– Ну так что? – спокойно поинтересовался он, – мы пробуем, или вы остаетесь гнить здесь до скончания своих дней или как минимум до суда, а я разбираюсь с собственными проблемами самостоятельно? Мешать хоть не будете?
Акрен легко спрыгнул на землю и протянул руку.
– Там у тебя под подушкой еще должно быть что-нибудь вроде вилки, – промолвил он.
– Пророк, – скривился мужчина, вытягивая и вправду нечто напоминающее вилку – тонкое, с двумя острыми длинными зубцами, которыми при желании можно было проколоть кому-то артерию.
Мужчина даже не спрашивал, каким образом Акрен узнал о существовании у него в запасе еще и такого оружия. Он отдал его так безропотно и спокойно, что Акрен с трудом сдержал рвущуюся на свободу торжествующую улыбку.
Он присел рядом с дверью, заглянул в замочную скважину и чуть прищурился, пытаясь разглядеть магию, если она и в самом деле существовала. Но, как и каждый раз, когда Шантьи пытался это сделать, колдовство никоим образом не выдало себя, ответило на его зов знакомым, донельзя надоевшим уже равнодушием. Акрен и не ждал большего. Ему надо было только, чтобы заклинание, делавшее эту дверь такой мощной, держалось ровно до того момента, когда он наконец-то ее не откроет.
Он надеялся, что просчитал все правильно – и человеческие желания тоже. Что раздражение достигнет своего пика как раз в нужный момент, что люди а триста с лишним лет изменились не настолько, чтобы он уже не мог предсказать каждое их действие. Конечно, это было очень рискованно, он шел ва-банк, но разве Акрен делал это впервые в жизни?
Снаружи раздался тихий звук – чьи-то часы наконец-то привели свою стрелку к очередной цели.
Что-то в двери тихо щелкнуло. Замок открылся, и Акрен сдвинул дверь на какой-то жалкий сантиметр – исключительно для того, чтобы она не захлопнулась сама по себе, – а потом разочарованно протянул импровизированную вилку маячившему за спиной магу, а потом якобы замешкался, не спеша подниматься на ноги.
Удар – самый предсказуемый и самый ожидаемый из всех возможных в этой ситуации, – последовал ровно в тот миг, когда на него и рассчитывал Акрен.
Ненависть – сила, руководящая многими в те минуты, когда во главе всех действий пора бы вставать разуму и холодному, злому расчету. Человеческие эмоции, периодически очень предсказуемые, острые, как те ножи, и при этом удивительно простые, раскладывающиеся на элементарные компоненты, поддавались исчислению точно так же легко, как и любой количественный показатель.
Акрен отшатнулся в сторону, к стене, ровно на то расстояние, чтобы здоровяк врезался в дверь, и она, ведомая отточенным, хорошо работающим механизмом, распахнулась настежь, а сам мужчина налетел на защитное, вновь загоревшееся заклинание.
То, с какой силой его отшвырнуло назад, не мог предсказать даже Акрен. Он видел только, как мужчина всей своей массой навалился на несчастного, случайно оказавшегося у него за спиной, и с усмешкой кивнул собственным расчетам.
Дверь медленно поползла обратно.
Пространство вокруг сжалось. Акрен видел только последствия – он сам был причиной заметной дыры в заклинании и, недолго думая, нырнул в нее, продвигаясь в направлении двери. Клеть, сковывающая движение его противников – как же они все-таки отлично поддались на провокацию! – на мгновение расширилась, и Акрен выскочил сквозь все еще открытую дверь.
Он почувствовал, как чужие пальцы мазнули по плечу, увидел мага, пытающегося успеть выскочить на свободу, и вновь отпрыгнул в сторону. Колдун выпал все-таки за пределы камеры, дверь за ним с грохотом захлопнулась, отрезая мужчину от всех его подельников.
Акрен поднялся на ноги и спокойно протянул ему ладонь.
– Добро пожаловать на волю, маг.
Тот проигнорировал его помощь, встал сам, хоть и с трудом.
– Зачем? – тихо спросил он.
– Слишком много виноватых нельзя отпускать на свободу, а ты все равно мне не помешаешь. Привыкшие пользоваться своим даром очень плохо относятся к резкой смене оружия, – легко пояснил Шантьи. – Акрен.
– Танмор*, – представился маг. – Но это плохое место для знакомства.
– Это отличное место для знакомства, – вздохнул Акрен. – У этого дурака часы заведены были для смены.
И вправду, место пустовало. За магическими дверьми было плохо слышно все посторонние звуки, и смотритель, как всегда, зная, что никто не посмеет нарушить его покой, даже не задумывался о последствиях, которые могли быть у его временной отлучки.
Акрен уверенно двинулся вперед по коридору. Следящие заклинания, которые должны были предупредить каждый его шаг, оказались слепыми. Танмор, следовавший за ним шаг в шаг, не отступавший – понимал, что истинно неодаренного он больше не найдет, – чувствовал себя, должно быть, человеком-невидимкой.
Акрен подозревал, что его не запомнили, но остановить – могут. Он надеялся, что в период смены, когда вся тюрьма на короткие несколько минут приходит в движение, он не будет привлекать внимания – впрочем, преодолеть-то надо было всего лишь короткий коридор, обвешанный всякими предупредительными колдовскими штуками по всей его длине, безопасный до такой степени, что не существовало ни одного человека, способного в такой ситуации выбраться на свободу.
Шантьи вздохнул. Какая, однако, отвратительная система безопасности…
– Стоять! – он с усмешкой посмотрел на смотрителя, находившегося у выхода из тюрьмы, заметил кнопку, активирующую магический сигнал – сделать один шаг, и она не заработает. Этот дурак даже не вытащил оружие, надеясь на свою магию.
Все-таки, из тюрьмы в его мире, лишенном всякой магии, сбежать было гораздо сложнее, чем из этой.
– Не верю, – слова как-то сами собой сорвались с языка, – что ты способен это сделать. Ты же хороший парень. Ты не станешь трогать невиновного. Думаю, сейчас ты просто сядешь на свое место обратно и забудешь о том, что ты нас видел.
Акрен не колдовал – или думал, что не колдовал. В какой-то момент он осознал, что действительно достаточно просто поверить в то, что все, что он произнес – чистая правда.
Парень и вправду снял руку с кнопки и вернулся на свое место. Акрен спокойно прошел мимо него и даже не оглянулся – знал, что его магии хватило, чтобы маг тоже вышел на свободу.
На улице уже был вечер. Солнце практически спряталось за горизонтом, но в оставшихся лучах можно было рассмотреть небольшой дворик и коня, которого привязали прямо здесь, еще не решили, что делать.
Акрен закатил глаза. Какая бравая система безопасности.
– Я знал, чудовище, что ты меня дождешься, – протянул он, похлопав вороного по крупу, – и оглянулся на мага. – А теперь тебе, Танмор, придется бежать очень быстро. Насколько я понимаю, твоей невиновности будет недостаточно, чтобы покинуть эту тюрьму, так что придется бежать за лошадью.
– Не хочешь из человеколюбия прихватить меня с собой? – поинтересовался маг как-то бессильно и разочарованно.
– Из человеколюбия? – вздохнул Акрен. – С чего б то? Вы ж договаривались, как меня прирезать.
Он запрыгнул в седло и оглянулся на мага.
– Рассчитать тебе скорость, с которой надо бежать, чтобы успеть, или ты сам справишься с этой непосильной задачей?
*Некромант Танмор – один из персонажей «Следственной некромантии»
Глава тринадцатая
– Безголовый, ничего не понимающий в политике, не умеющий здраво оценивать свои силы тиран! – прорычал Мартен. – Так и передай! – рявкнул он на слугу, виновато топтавшегося на пороге. – И скажи, что если Его Величество вздумает услышать это лично, то пусть приходит, я с огромнейшим удовольствием все повторю. Слово в слово!
Слуга, очевидно, оценив суровый нрав принца, покорно поклонился и поспешил скрыться за дверью во избежание каких-нибудь еще откровений сына относительно политических намерений его отца. То, что Мартен был во многом не согласен с королем Лиаром, и так все знали – Его Величество далеко не всегда принимал правильные политические решения, да и в Рангорне считалось нормальным иметь собственное мнение относительно всего происходящего в стране, – но прямые оскорбления все-таки не приветствовались. Тем более, наносимые кронпринцем собственному отцу.
– Мне бы за такое отрезали язык, – отметила Белла, устраиваясь поудобнее в кресле.
С нею Лиар, к счастью, вел себя помягче – может быть, понимал, что будущая невестка все-таки чужеземная принцесса, и с нею надо поступать предельно осторожно. А может, просто не мог злиться на нее так сильно, как на собственного сына.
– Знаешь, – Мартен буквально упал во второе кресло, – если б не вот это, – он тряхнул запястьем, демонстрируя браслет-ограничитель, – и если б не то, как он поступил с Акреном, я б его понял. Но я уже второй день пытаюсь объяснить ему, что должен все исправить! И что я слышу? "Ты, мерзавец, женишься, и вы будете счастливой парой ездить по стране, приветствуя народ!" Народ приветствовать он хочет, ты понимаешь?! Старый дурак!
– Он не старый, – возразила Белла, очевидно, ничего не имеющая против дурака. – И если ты думаешь, что я сгораю от желания стать твоей женой, то ты очень серьезно ошибаешься.
– Я не тешу себя такими наивными иллюзиями, – покачал головой принц. – Можешь не переживать по этому поводу.
Он не стал говорить, что, возможно, с удовольствием женился бы на Белле – в любых других условиях. И без участия в обустройстве этого бракосочетания его любимейшим, драгоценным, высокочтимым папочкой. Но, к его огромному сожалению, условия были именно такими, как их мог наблюдать Мартен. Белла – скорее пленница, чем гостья, он сам – уж точно не кронпринц, а какой-то цепной пес, причем вместо ошейника на нем – браслет, временно блокирующий все магические способности Мартена.
Его Высочество поднялся на ноги так стремительно, что даже умудрился перекинуть подсвечник, но не обратил на то совершенно никакого внимания. Огонек бесполезной свечи перекинулся было на ковер, но принц, даже не посмотрев на него, мысленно приказал погаснуть. Ему не пришлось и оглядываться, дабы определить, что все сработало – достаточно было только поверить в то, что пламя погасло.
Он подошел к окну и устало оперся руками о подоконник. Собственные покои, которые принц и без того не особенно любил, теперь и вовсе превратились в надежную и ненавистную тюрьму. Вокруг слуги, впереди одна только перспектива скорой свадьбы, абсолютное отсутствие любой информации и контакта с внешним миром…
И папенька, считающий, очевидно, что он уже окончательно победил в этом сражении с собственным сыном. И, к сожалению, совсем скоро придется поверить в то, что он прав.
– Я вижу, тебе не особенно и мешает этот браслет, – произнесла вдруг Белла.
– О чем ты? – удивился принц.
– Огонь, – спокойно пояснила девушка, поднимаясь со своего места. – Разве это не ты погасил его силой мысли? Ковер уже воспламенился, а потом огонь потух, в течение нескольких секунд.
Мартен удивленно оглянулся и посмотрел на нее.
Белла стояла совсем рядом и смотрела на него, как-то странно прищурившись, словно заподозрив в чем-то. Улыбка, игравшая у нее на губах, ничего общего с торжественной или заносчивой не имела, она была спокойной и какой-то умиротворенной, что ли. Словно принцесса нашла доказательство своей правоты в какой-то обычной вещи, на которую сам Мартен даже не обращал внимания.
– Да ну, – покачал головой кронпринц. – Я в самом деле ни на что не способен! – он вскинул руку и попытался зажечь магический пульсар, но ничего не изменилось. Сколько б он ни пытался отыскать силу, этот странный источник, живущий где-то в его теле и обычно так легко откликавшийся на зов, ничего не происходило. – Вот видишь, – он печально вздохнул. – Это случайность. Может быть, огонь сам погас.
– Нет, – твердо промолвила Белла. – Я способна отличить магическое вмешательство от обыкновенного огонька, который захотел себе и погас! Вспоминай, что ты сделал, чтобы остановить пламя?
Мартен застыл, все еще сомневаясь в том, что это действительно было его рук делом. Он закрыл глаза, пытаясь восстановить перед глазами картину происходящего, представил, как пламя скачет по ковру, и он одной силой мыслью велит ему погаснуть…
Нет, не так.
Он верит, что никакого огня там нет. Потому что ему так хочется.
Дело было не в колдовстве. В вере. В силе мысли, оказавшейся куда более могучей, чем обыкновенная магия. Акреновой веры хватало для того, чтобы рядом с ним не действовала никакая магия, а чем Мартен хуже? Нет, конечно, хуже он многим, и таким гениальным политиком, как советник Шантьи, вероятно, никогда не станет, и народ его, скорее всего, до такой степени не полюбит, но все равно! Ведь этот браслет не будет действовать на него – достаточно только поверить.
Или поверить в то, что его нет на запястье.
Он посмотрел на руку – и с удивлением обнаружил, что ограничителя, надетого отцом, не осталось и следа.
– Белла, – восторженно выдохнул Мартен, – ты просто гений! – и заключил ее в объятия, безо всякой осторожности целуя девушку в губы.
Мирабелла, казалось, сама была ошеломлена таким поведением принца. Она сначала уперлась руками в его плечи, пытаясь оттолкнуть, а потом, обмякнув, ответила на поцелуй. Мартен чувствовал прохладу ее ладоней даже сквозь ткань рубашки, невольно вдохнул сладковатый аромат рангорнских духов, которыми она пользовалась здесь, должно быть, против своей воли. Настоящая Белла пахла чем-то горьковатым, пряным, как халлайнийка – только не та, верующая, зажатая и ни на что не способная, кроме как подчиняться своему мужу, а дикая, уверенная в себе, сильная и дикая.
Он притянул ее к себе еще ближе, крепче сжимая в руках. Поцелуй стал настойчивее, но Белла, к удивлению самого принца, не пыталась пока что его оттолкнуть, напротив. Мартен чувствовал, как девушка едва заметно выгнулась ему навстречу, будто нарочно увеличивая контакт между ними, как ответила на поцелуй более страстно, чем следовало бы целомудренной халлайнийке…
