Текст книги "Бывший муж моей мачехи (СИ)"

Автор книги: Альма Либрем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Глава третья

Олег притормозил возле больницы и поймал меня за руку, не позволяя выйти.

– Ресторан все еще в силе, – напомнил он. – Я буду ждать. И надеюсь, не зря.

– Зачем? – не сдержала усмешку я. – Какой в этом смысл?

– Это имеет значение? – усмехнулся Олег. – Возможно, то, что я предложу, будет тебе интересным.

Он скользнул по мне типичным мужским взглядом, тем самым, которым меня часто одаривали посторонние мужчины, с которыми я случайно сталкивалась где-то на улице или, к примеру, в университете. Только вот те мальчишки, с которыми я училась, уступали Олегу во всем остальном, и от их взгляда меня не пробирало до костей, а просто становилось смешно.

Нет, ни на какую встречу я не пойду. Могу себе представить, чем закончатся такие игры с огнем – точнее, с этим мужчиной, задумавшим что-то. И решившим, что имеет право меня в это втянуть. Пусть сам разбирается с отцом, с Викки… Я свою роль уже отыграла.

– До встречи, – хмыкнул Лавров, прежде, чем я успела выскочить из машины.

И уехал раньше, чем до него долетело мое нерешительное "прощай".

Я закрыла глаза и втянула носом слишком прохладный как для лета воздух. Надо взять себя в руки и не обращать внимания на такую мелочь, как чужие неоднозначные предложения. У меня сейчас есть дела посерьезнее, а я выгляжу, словно та разряженная кукла, которую какого-то черта высадили возле больницы. За минуту успела собрать неодобрительные взгляды двух медсестер, которые даже в самых розовых мечтах не могут позволить себе такую дорогую сумку.

Если б они знали, с каким удовольствием я бы её продала! Тем более, папин подарок. Но, во-первых, за неё не дадут и половины реальной цены, а во-вторых. Отец узнает и устроит скандал. А потом вся моя афера накроется медным тазом.

Не знаю, как папочка до сих пор умудрялся считать, будто я забыла о маме точно так же, как и он. Мать растила меня до моего совершеннолетия; до того момента, пока ей не стало совсем плохо, а я не обрела мнимую свободу вернуться обратно к отцу. Когда родители делили имущество, мама хотела оставить за собой только одно – ребенка. Суд позволил ей это сделать. Папины адвокаты отгрызли почти все, но мама надеялась на наследство, оставшееся ещё от её родителей, на счет, на котором было накоплено на черный день. Она никогда не сидела сложа руки и полагала, что её болезнь – лишь временное недомогание. Да, она больше не сможет иметь детей. Но от кого? Мама любила моего отца, искренне любила, а он потоптался грязными ногами по её чувствам и ушел к этой мерзопакостной Викки, как только понял, что красивой куклы, которая радостно встречает его по вечерам, больше нет, а есть измученная, уставшая, немного осунувшаяся женщина.

Мама оставалась потрясающе красивой и удивительно одинокой. Но все это была бы ерунда, если б не проблемы со здоровьем.

Все деньги, которые у нас были, ушли на первую операцию. Как-то внезапно терапия перестала помогать, и как мама ни сопротивлялась, вынуждена была согласиться – и лечь под нож. Мне было восемнадцать. Ей – всего сорок четыре. Девять лет разницы с Викки! Пропасть для моего драгоценного папочки.

Я вернулась к отцу, заявив, что устала от матери и хочу жить с ним.

Я вернулась к отцу, потому что у него были деньги. И они больше всего на свете были нужны моей маме. Когда я пропадала ночами и рассказывала отцу, что я в клубе или гуляю с подругами, я всегда была рядом с матерью. Прогуливала пары не потому, что мне не нравилось учиться или хотелось походить по магазинам, а потому, что больше некому было в этот момент приготовить маме еду.

Первой попытки попросить деньги на лечение мамы оказалось достаточно, чтобы понять: отец ничего не даст. Если я взбрыкну, хлопну дверью и пойду работать, то… То что? Сколько может заработать официантка, секретарша, уборщица, фрилансер, куда ещё могут взять девчонку после двух – а тогда после одного курса в университете? Гораздо меньше, чем удавалось вытащить из отца. Когда он давал наличные, их можно было тратить сразу на лекарства. Кидал на карту – приходилось просить о помощи подруг. Они покупали, что планировали, с моей карты, мне – давали деньги со своей. Иногда помогали, но крохи благородства детей богатых родителей – то, чего матери точно не хватит.

Приходилось имитировать роскошную жизнь. Обзавестись красивой одеждой, несколькими дорогими сумками. Иногда отец заставлял Викки проявлять щедрость, и когда мы с нею вдвоем ходили по магазинам, рассчитывалась она, а я брала все, что могла, чтобы притвориться богатой наследницей богатого папаши. Для него же. Для этой мерзкой семейки, сконцентрировавшейся только на своем достатке. Потому что все, что мой отец мог говорить о моей матери, это короткое "её не существует". И он довольно ясно дал мне понять, что если вдруг я вздумаю отрицать его тезис, то тоже перестану существовать.

Сегодня было проще. Отец дал деньги наличными, а с подружкой я могла посидеть, например, в том же Саваже и оставить там крупную сумму денег. Или сделать ещё какую-нибудь глупость, например, потерять несколько купюр. В чем проблема? Отец не станет считать наличку, если мое поведение не покажется ему подозрительным. К тому же, сегодня, разыграв сцену перед Олегом, я на время получила статус хорошей девочки в папиных глазах.

Вот только шагала я сейчас не в ресторан на встречу с подругой, а ко входу в больницу.

Неприятный запах лекарств сразу же ударил в нос, но я не поморщилась – привыкла. Уверенно двинулась вперед, зная, что среди снующих туда-сюда врачей с легкостью опознаю того, который мне нужен.

– Анатолий Игоревич! – окликнула я врача, устремляясь к нему. – Анатолий Игоревич, постойте!

Мужчина послушно остановился и обернулся, и по печальному взгляду я поняла: ничего хорошего не услышу.

– Как мама? – решилась все же спросить я, чувствуя, как болезненно сжимается в груди сердце.

Анатолий Игоревич, казалось, избегал смотреть мне в глаза. Его взгляд застыл где-то на уровне воротника моей блузки, и щёки мужчины едва заметно порозовели. Не от смущения; я знала, что Анатолий Игоревич, когда сильно нервничал, краснел – естественная реакция организма, с которой он ничего не смог сделать. А когда сообщал дурные вести, вообще стоял красный, как вареный рак, и упрямо отводил глаза.

Вот и сейчас реагировал так же.

Признаться, я едва устояла на ногах. От мысли, что с мамой действительно могло произойти что-то дурное, весь мир вокруг померк, а сердце, колотившееся в груди, грозилось и вовсе остановиться. Если все это было зря, если мама умрет, как мне вновь найти ориентир и продолжать двигаться по этой жизни?

– Ей хуже? – спросила я.

– Состояние стабильное, – наконец-то выдавил из себя Анатолий Игоревич, должно быть, вспомнив, что его длинные паузы только доставляют мне боль. – Но пришли результаты анализов. Нужна вторая операция.

– Есть шанс, что она будет успешной?

– Да, если уложиться в ближайшие несколько недель, – подтвердил мужчина. – Но оперировать надо не у нас, я ведь уже говорил об этом. И речь идет об очень больших суммах.

– Я помню, – сглотнула я.

О суммах, которых у меня никогда не было и не будет. Собрать больше ста тысяч долларов? Где я их возьму? Ведь надо ещё обеспечивать реабилитацию, проживание…

– На сколько примерно мне надо рассчитывать? – все же решилась спросить о деньгах, хотя понимала, что даже по самым лучшим прогнозам не смогу потянуть такую сумму.

На отцовских подачках можно вытянуть лекарства. Операцию? Точно нет. Не просить же мне у него лексус, а потом говорить, что я его случайно потеряла! Да и все равно, не уверена, что этого будет достаточно. У мамы практически ничего не осталось, продажа квартиры покойных бабушки и дедушки тоже особенной погоды не сделает, да и потом куда возвращаться? У нас больше ничего не осталось.

– Пойдемте в ординаторскую, – предложил Анатолий Игоревич. – Немецкие коллеги предоставили по моему запросу более подробную смету, так что.

Он все ещё надеялся. За все эти годы, что Анатолий Игоревич лечил мою маму, он, кажется, свято верил в то, что я смогу найти деньги и оплатить все, что понадобится. Наверное, привык к этому, потому что я никогда не экономила на лекарствах. Знал бы он, как добывались эти деньги! Каждый раз, выпрашивая у отца лишнюю купюру на украшения, макияж, одежду, я понимала, чем может закончиться мое разоблачение.

Смертью моей матери.

Потому что без финансовой поддержки она не продержится. Как бы я об этом ни мечтала.

Тем не менее, ничего врачу о безнадежности нашего положения я говорить не стала. Повторяла про себя, что бывает в разы хуже, пока шла следом за Анатолием Игоревичем, что многие семьи сдавались куда раньше, ещё после первой операции, но от этого не становилось легче на душе.

В ординаторской было довольно прохладно и просторно, но я всё равно задыхалась от волнения. Анатолий Игоревич потянулся к лежавшим на столике бумагам, провел ладонью по седым волосам, будто бы пытаясь таким образом привести себя в чувство, совладать с эмоциями.

Он протянул мне бумаги, и я схватилась за них, так сильно сжимая пальцы, что едва не смяла все бумаги. Вчиталась в цифры, прыгавшие перед глазами, зажмурилась на несколько секунд и в последний раз взглянула на итоговую сумму.

– К этому следует прибавить дополнительную плату медперсоналу, который будет заниматься вашей матерью… И, если вы сами вынуждены будете поехать, это тоже ряд расходов, – мрачно произнес Анатолий Игоревич.

– А каковы шансы провести подобную операцию у нас в стране?

Мужчина смолчал, но я правильно истолковала его уставший, печальный взгляд.

– Я поняла, – склонила голову я. – А без операции?

– По самым оптимистичным прогнозам – год, – промолвил мужчина. – Но ещё три-четыре недели, и мы дойдем до состояния, когда операция будет уже невозможна. Потому я и говорю о том, что необходимо поспешить.

Я сдержанно кивнула. Больше всего на свете хотелось плакать, но я знала, что слезы делу не помогут. Мне надо подумать о том, где найти деньги, а не рыдать сейчас, устраивая истерику человеку, который все равно ничем помочь мне не сможет.

– А шансы успеха? Если операция всё-таки состоится в ближайшее время?

– Стопроцентных гарантий вам никто не даст, – кривя губы, мрачно произнес Анатолий Игоревич. – Но процентов восемьдесят.

– Это очень много, – улыбнулась я. – Даже ради малейшего шанса стоит бороться. Спасибо. Я. Я могу зайти к маме?

– Да, – подтвердил он. – Пойдемте, сейчас как раз время для посещений. Она будет очень рада вас видеть.

Я в том даже не сомневалась. Рада – и в тот же момент попытается спрятать свет надежды в глазах, чтобы не возложить на меня дополнительную ответственность за свое выздоровление.

После разговора с матерью я чувствовала себя мертвой. Выжатой, как лимон. И помешанной на одном простом вопросе – "где взять деньги"? Суммы, которые мне назвал Анатолий Игоревич, даже по самым лучшим прогнозам мне недоступны. Они доступны отцу, да, но он у меня не мультимиллиардер, чтобы у него можно было незаметно стащить пару сотен тысяч долларов. Вот так, щелкнув пальцами, вылечить маму не получится. И никакие сэкономленные на сумках и туфлях деньги не помогут. Даже если я продам квартиру мамы, все наши вещи, это не поможет. Да что там! Если я продам свою почку и кусок печени, это тоже вряд ли будет достойным вкладом в наше с мамой семейное счастье. Что бы я ни делала, все равно…

Но опускать руки – глупость.

Возвращаться в отцовский дом не хотелось. Я понимала, что не смогу смотреть спокойно на роскошную мебель или на ту мерзкую картину, которую папа купил на аукционе за бешеные деньги. Или на мамину вазу, которую мне все равно не позволят унести и продать, хотя она, разумеется, не покроет цену операции.

Ещё и дурацкое осознание, что мама могла выбрать деньги, а не меня. Деньги – и жизнь. Тогда, семь лет назад, во время развода, папа подумал, что было бы неплохо не отпускать от себя наследницу. Только вот мама не согласилась. Зато отказалась от полагающейся ей половины имущества, только бы дочь росла с нею, а не с.

Я мотнула головой, заставляя себя не думать об этом. Не думать ни о чем. Шагала по городу, радуясь, что больница достаточно близко к центру, заходила в магазины и перебирала одежду, сумки, туфли, не собираясь ничего покупать. Играла привычную роль богатой наследницы, которая просто хочет немного развлечься. Мне ничего не нравилось, и я молчаливым отказом, кажется, вводила продавцов в исступление, но даже не запомнила, в какие магазины заходила. В памяти отпечатался в первую очередь ювелирный, и то только потому, что я против собственной воли слагала суммы на ценниках и прикидывала, сколько бы отсюда надо украсть, чтобы я смогла помочь матери.

Только воровать, ни по-крупному, ни какую-то мелочевку, я не умела.

Одумалась, когда город, притихнув на несколько минут, вдруг взорвался шумом часа пик. Только тогда я наконец-то обратила внимание на часы – показывали полвосьмого. Через полчаса, если я все-таки решусь, я должна сидеть в ресторане Саваж и кокетничать с Олегом Лавровым. С мужчиной, который невесть что от меня хочет. И с мужчиной, за которого отец с удовольствием выдал – выпихнул, точнее, – меня замуж. С мужчиной…

Который может мне помочь.

Эта мысль ударила, словно током, и я остановилась, как вкопанная, посреди торгового центра, чтобы уже спустя минуту броситься прочь. Мысль о том, что моё опоздание на встречу, возможно, будет стоит маме жизни, подгоняла, и я даже не обращала внимания на то, куда шла, ориентируясь по какому-то внутреннему навигатору.

В Саваже я бывала несколько раз с отцом, потому дорогу помнила хорошо, хоть и преодолевала её в прошлый раз не пешком, а в дорогом автомобиле. Но это было бы в разы дольше, чем быстрым шагом идти по тротуару.

Собственное отражение в витрине заставило меня сказать папеньке спасибо – да, в этих туфлях, в дорогом пальто я буду выглядеть хоть немного уместнее, чем так, как обычно привыкла приходить в больницу. Я понятия не имею, что в голове у Олега, а значит, не должна позволить поставить себя под подозрение.

Я так и пролетела бы через весь зал в Саваже, если б не администратор у входа, которая моментально бросилась мне наперерез – нельзя ведь, чтобы посторонние проникли на территорию ресторана, тем более, такого уровня. Мало ли, зачем я явилась. Вдруг брошенная любовница, которая хочет закатить скандал, или просто городская сумасшедшая в хороших туфлях, но с растрепанными волосами?

– Добрый вечер, – профессионально улыбнулась мне девушка, якобы незаметно смерив меня

оценивающим взглядом. – Приветствуем вас в ресторане "Саваж". Вы бронировали

столик?

На самом деле, могла и не бронировать. В простой будний день в "Саваже" было почти пусто, только несколько табличек "забронировано", наверное, на более позднее время.

– Нет, – выдохнула я, но, взяв себя в руки, все-таки смогла улыбнуться администратору так, как полагалось дочери моего отца. – Меня должен ждать мужчина. Олег Лавров.

Администратор не позволила себе замешкаться ни на секунду. Имя Олега ей явно было известным, потому что улыбка стала ещё более сладкой и ещё менее искренней.

– Да, разумеется, – подтвердила она. – Господин Лавров уже здесь, он предупредил, что ожидает спутницу. Проводить вас?

– Ну конечно, – фыркнула я. – Не стоять же мне здесь.

– Хотите оставить вещи в гардеробе?

Я могла бы.

– Нет, – ответила я с гордостью английской королевы, которой запрещено снимать пальто, если она пришла в нем на светское мероприятие. – И поторопитесь.

Администратор проигнорировала мой холодный тон и подозвав кого – то, чтобы временно занял её пост, уверенно направилась к ступенькам, что вели на второй этаж. Я последовала за нею, уверенно глядя вперёд. Те, кто глазеет по сторонам и проявляет любопытство – всегда слабые. Мне не интересно. Я бывала в Саваже. И не раз.

Я – дочь богатого папеньки, которая просто пришла на свидание.

Вот только, стоило мне подойти к нужному столику, находившемуся в самом закрытом и уютном месте ресторана, стоило увидеть Олега, как ноги против моей воли подкосились. И, когда мужчина поднялся, жестом отпуская администратора, едва не упала в обморок – прямо в его руки.

Лавров поддержал меня, не позволяя упасть, приобнял за талию и коснулся губами щеки, словно оставляя свое клеймо. Я закрыла глаза, надеясь, что этот позор – полуобморочную барышню в объятиях мужчины, которого она полдня знает – никто из знакомых папы не увидит. То есть, если ему донесут, что я пришла в Саваж на свидание с его деловым партнером, будет отлично. А вот если расскажут, что чуть не рухнула на пол – только и жди лишние неприятности. Отец обязательно спросит, что же такого могло со мной произойти, что я на ногах не стою. Пила? Курила? Наркотики?

О, и, конечно: как ты могла устать, посещая больную мать? Разве ты ещё не вычеркнула её из своей жизни?!

– Ровно восемь, – усмехнулся Лавров, всё ещё не выпуская меня из надежного кольца рук. – Однако, поразительная точность.

– Если приходить, то только вовремя, – ответила я, надеясь, что голос прозвучал достаточно твердо. – Мы так и будем стоять? Или причина моего прихода сюда – три слова, которые можно сказать и так?

Мне вдруг пришло в голову, что он может ждать кого-то другого, скажем, на восемь-тридцать. Или его спутница опаздывает. На столе пока что пусто, ничего не заказывал, значит, ждет даму или какого-нибудь очередного партнера, а не просто пришел поужинать.

Ну, или я – его спутница. Но только последняя дура может подумать на моем месте, что именно её пригласили поужинать в Саваже, ещё и уделили целый вечер.

Я ж не Викки, чтобы впечатлять меня дорогими ресторанами.

– Наш разговор не будет настолько коротким, – усмехнулся Олег, отступая на полшага. – Присаживайся.

Этот столик был из разряда переговорных; вместо стульев – диванчики, с одной стороны окно, с другой – стена, потому что столик в углу, за моей спиной – простенок, чтобы никакие посторонние взгляды нам не мешали. Конечно, не совсем закрытая переговорная кабинка, но определенная конфиденциальность есть. Достаточно умеренная, чтобы все оставалось в правилах приличий. Про кабинки от папеньки я слышала много, и не всегда эти рассказы были приличными.

Олег помог мне сесть, как будто понял, что ноги меня не слушаются, задержался рядом на несколько секунд, будто дразня своими случайными касаниями, заставляя сердце биться быстрее, а потом занял место напротив. Стол не был слишком широким, в самом ресторане царила едва разбавляемая негромкой музыкой тишина, и потому, чтобы слышать друг друга, нам точно не пришлось бы кричать, вот только ощущение дискомфорта никуда не исчезло.

Под его взглядом я чувствовала себя неудобно.

Появился официант, принес меню, даже говорил что-нибудь, но я не расслышала ни слова. Олег быстрым жестом велел ему уйти, должно быть, отказался от рекомендаций по меню, и взглянул на меня.

– Выбирай все, что хочешь.

– Спасибо, я не голодна, – ответила я, даже не раскрывая меню.

Соврала, потому что сегодня ни крошки во рту не держала, а от волнения даже забыла о том, что человеку положено что-то есть и что-то пить, но открывать меню не стала. Я и так знаю уровень цен в Саваже. И тратить на это деньги не стану, нет уж. Только не сейчас. Поддерживать статус я буду в другое время, когда мама выздоровеет.

– Утром ты не завтракала, – отметил Лавров. – И я отвез тебя в больницу. Ни в качестве пациента, ни в качестве посетителя ты там, я думаю, не ела. Это очередная женская глупость, какая-нибудь диета? – голос его зазвучал презрительно, вероятно, вновь заиграли животрепещущие воспоминания о Викки. Моя драгоценная мачеха любила сидеть на диетах, но не сказать, что выглядела она идеально. Кроме диет нужна ещё наследственность, а у Викки она была, как у дворняги, где в десятом колене погулял какой-нибудь дорогой пес.

– Нет, – вынужденно улыбнулась я. – Это от волнения. В условиях стресса я не могу есть.

– Ну ведь я правильно понимаю, что источник этого стресса – не я? – усмехнулся Олег. Пришлось кивнуть. Ужин с привлекательным мужчиной нынче последняя из моих проблем.

– В таком случае, предлагаю расслабиться и все-таки не изводить свой организм, – он сам открыл меню, очевидно, подавая мне пример, и как будто невзначай отметил: – Когда я приглашаю даму в ресторан, я оплачиваю счет сам. Надеюсь, ты не возражаешь?

– Не возражаю, – отозвалась я. – Но я правда ничего не хочу.

– Предоставляешь выбор мне?

– Да, – пришлось согласиться.

Я откинулась на спинку дивана и даже не обратила внимания на то, что он говорил официанту, как раз подошедшему к нашему столику. Еда меня сейчас волновала мало; организм, конечно, нуждался в дополнительном источнике энергии, но я сомневалась, что мне вообще кусок в горло полезет.

– Что ж, – вновь заговорил Олег, когда официант отошел, – у нас есть пятнадцать минут, пока мы ждем еду. Предлагаю обсудить дела.

– Какие у нас могут быть дела? – усмехнулась я. – Боюсь, информация о моих доходах несколько преувеличена, если ты собираешься заключать со мной какие-нибудь сделки.

– Я не жду от тебя денег, – ответил мужчина. – У меня есть свои. Но мне нужна помощь.

О да. Я как раз в состоянии кому-то сейчас помогать.

– А в ответ, – продолжил Олег, – я помогу тебе. Сколько?

– Что? – подняла голову я.

– Сколько нужно денег, чтобы оплатить лечение твоей матери?