Текст книги "Бывший муж моей мачехи (СИ)"

Автор книги: Альма Либрем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Глава четырнадцатая

Вечером в доме было очень тихо. Я услышала только, как отец вышел из кабинета, потом громко хлопнул дверью, что вела в его спальню. Напряженная, пугающая атмосфера, царившая в каждой без исключения комнате никуда не исчезла, наоборот, тишина стала острее и опаснее.

Я ждала. С документами надо было разобраться как можно быстрее, отправить их Олегу, чтобы больше не быть его должницей и ждать только ответного хода. Я примерно представляла себе, как зайти в отцовский кабинет, но каждый раз, подходя ближе к двери, одергивала саму себя и задумывалась, действительно ли уже пора рисковать. Может быть, подождать, пока папа и Викки уснут, и тогда уже? Чтобы точно не попасться никому на глаза?

Мои раздумья оборвал громкий звон бьющегося стекла. Как будто кто – то запустил в дверь стаканом.

У нас в доме никогда раньше не билась посуда. Отец ненавидел истерики и презирал женщин, способных устроить скандал на ровном месте. Моя мама никогда к таким не относилась. Викки, конечно, могла и так себя показать, но в основном сдерживалась. Она знала, что делать, чтобы не доводить своего мужа до белого каления.

Ну, или я так считала. Потому что, судя по крику, который доносился из спальни, они с отцом так и не смогли помириться.

Меня это не должно волновать. Я помнила следы от синяков на запястьях Викки и понимала, что папеньке окончательно сорвало крышу, но позволить себе в такое мгновение жалость по отношению к мачехе означало проиграть. На кону жизнь моей матери, и рисковать ею ради того, чтобы сейчас вмешаться и попробовать защитить Вику?

Крик повторился, и я решилась – толкнула дверь, вышла в коридор и застыла у порога своей собственной комнаты, напряженно вглядываясь в полумрак пустующего дома. В спальне всё притихло, и я понимала, что меня не должно волновать, что там происходит, но всё равно тихонько подошла ближе, застыла у двери, прислушалась.

Надеюсь, отец там не додумался пойти на убийство, нет?

Нет, Викки, кажется, плакала. Вслушиваться в её скулеж было не очень-то и привычно, я редко видела эту женщину со слезами на глазах. Она вообще казалась мне каменной, не способной на человеческие чувства. Но сейчас Викки казалась мне просто заигравшейся жадной стервой, которая получает свой откат.

– Окажешься в долговой яме, – её голос, подрагивающий от волнения, – вспомнишь мои слова! Но ты же видишь только то, что ты хочешь видеть!

– Заткнись, – зло оборвал её мой отец. – Это выгодный договор, я тебе уже триста раз об этом говорил. А Олег хоть и при деньгах, но далеко не гений. Он сам не заметит, как в моих руках окажется большая часть его бизнеса. Как только он подпишет договор, он сам, считай, отдаст мне всё.

– Придурок! – выплюнула Викки. – Ничего он тебе не отдаст! Ты что, не видишь? Он издевается над тобой! Водит тебя, дразнит, как кот дразнит уже почти пойманную мышь. Ему только когтем тебя прижать осталось!

– Мы утвердили текст договора, – прошипел в ответ отец. – Осталось только поставить подпись! За кого ты меня понимаешь? И вообще, прекрати лезть не в свое дело! Твоё дело

– красиво выглядеть и правильно улыбаться. Алевтина, – я вздрогнула, услышав имя матери из его уст, – никогда себе такого не позволяла!

– Так что ж ты выбросил её на улицу? – истерично выкрикнула Викки. – Так и возился бы со своей инвалидкой!

– Заткнись! – прорычал Дмитрий. – Бизнес-вумен драная! Алевтина родила мне дочь, а ты что можешь? Только мужиков на бабки разводить? Своего бывшего, сопляка этого, как его там звали, на целый бизнес раскрутила, плевать, что крохотный, думала, что тут так же получится? Считала, что наплетешь мне про ребенка, и я бегом отправлюсь брачный контракт переделывать?

– Ты…

Я не стала дослушивать, только отпрянула от двери, почувствовав, что не выдержу – вмешаюсь в разговор. Мне было что сказать и отцу, и мачехе по поводу моей матери, равно как и по поводу обворованного Олега, но рисковать здоровьем мамы ради какой – то правды и минутного удовольствия от того, что я смогла сказать всё это в лицо?

Потом скажу.

И то вряд ли.

Я осторожно отступила подальше от отцовской спальни, стараясь не вслушиваться в бурный разговор, и замерла напротив двери в кабинет. Логичнее всего было бы сейчас вернуться к себе, дождаться, пока Викки и папа успокоятся, помирятся, лягут спать, но я будто прилипла к стене, не в силах заставить себя пройти мимо. Пальцы сами по себе нашарили в кармане дубликат ключа, который я прихватила с собой по наитию, не рассчитывая всерьез на то, что прямо сегодня, вот так сразу, смогу добраться до сейфа.

Мысль о том, что отец в очередной раз хочет обвести Олега вокруг пальца, заставила меня встрепенуться. Он не заслужил быть обманутым ещё раз. Это слишком! А вдруг Олег не предусмотрел такое развитие событий? Вдруг собирается всерьез поставить свою подпись под документом, который просто разрушит его жизнь.

Я замерла возле двери и даже потянулась к замочной скважине, но ничего сделать не успела

– дверь спальни отца и Викки распахнулась настежь, и женщина вылетела оттуда, как ошпаренная.

Я застыла возле двери, чувствуя себя последней идиоткой и не зная, что мне делать и куда идти. Больше всего хотелось провалиться под землю. Викки смерила меня презрительным взглядом, усмехнулась так, словно её совершенно не удивило мое нахождение возле входной двери и украдкой попыталась вытереть лицо, спрятать слезы. Она не смыла тушь, и та теперь черными кругами ложилась под глазами, а Викки даже не заметила, что размазывает косметику по лицу.

Слезы разъедали и тональный крем, без которого Викки попросту себя не представляла, и мне открывалась обычная, измученная женщина, которая в свои тридцать пять давно уже потеряла свежесть, а обрести женское достоинство, способное завораживать ещё больше, так и не успела.

– Стоишь, – фыркнула она, даже не обращая внимания на то, что я застыла возле отцовского кабинета. – Подслушиваешь! Думаешь, что он подберет эту побитую собаку, твою мамашу?

Я сжала зубы, твердя про себя, что не имею права спровоцировать Викки. В отличие от неё, мой отец не такой идиот. Он сразу заметит, где именно я стою.

– Нифига подобного, – хихикнула Викки, и я с отвращением осознала, что она пьяна. Сильно пьяна. Иначе никогда не позволила говорить бы всё это вслух. – Этот козел старый всё ещё уверен, что если он женится на двадцатилетней, то она ему вмиг заделает наследничка! Знаешь, – Вика подошла ко мне и наклонилась с таким видом, словно собиралась сообщить страшный секрет своей близкой подружке.

Мы никогда не были с ней близки. Никогда! И я искренне её ненавидела. Но вместо того, чтобы отпрянуть, притворилась, будто бы и мне интересно тоже, хочется услышать, что же она скажет.

Викки мерзко захихикала и прошептала:

– Он свою жену бросил, потому что ей бесплодие поставили, ты знала?

Я вздрогнула.

Знала, конечно. Я слышала всё это, когда отец пытался втолковать матери, почему они больше никогда не будут вместе. Мама болела, у неё было слабое здоровье…

– Это из-за меня он так решил! – сообщила довольно Викки. – У меня гинеколог знакомый был. Он мне и справочку о беременности подогнал для Олежки. Этот наивный лопух всегда только и мог, что ушами хлопать! И сейчас в мою сторону смотрит, видать, вернуть намерен. Но лучше б я с ним осталась. Он хоть в постели что – то мог. И деньги, оказывается, зарабатывать умеет. А твой отец – старая калоша! Ах да, – Викки пьяно хихикнула. – Старая калоша с дохлыми сперматозоидами!

Заставить себя заговорить было очень сложно. Но я всё же смогла, буквально выталкивая из себя нужные слова.

– В каком смысле? – я хихикнула, чтобы попытаться как-то воссоздать образ Викки.

Та взглянула на меня своими пьяными глазами и сообщила:

– А таскаться по ночным бабочкам меньше надо! Когда твоя мама заболела, ты думаешь, он сразу меня нашел? Протаскался по всем, по кому мог. Твой папашка не способен не то что ребенка, он. Ни на что он, короче, не способен. У него даже не встает в последний год. Видать, какая-то секретарша нашептала, что она его хочет и готова родить ему ребенка, вот он опять и навострил уши, бросать меня удумал. Да пусть бросает! Найду побогаче!

Викки фыркнула, расправила плечи и нетвердым шагом направилась вперед. Я обернулась, провожая её взглядом, и покачала головой. От отвращения хотелось просто взвыть, но я сдерживалась из последних сил. Дождалась, пока Викки наконец-то спустится по ступенькам и примется рыться в холодильнике в поисках чего-нибудь, и потом вернулась к двери. Сейчас либо никогда, даже если риск покажется кому-то неоправданным. Я должна это сделать. Не могу больше притворяться, жить с ними под одной крышей, быть хорошей умной девочкой, которая спокойно терпит всё, включая издевательства над её больной матерью, пусть только словесные. Отец был мне отвратителен, Викки вызывала желание швырнуть в неё вазой и попасть в голову…

Нет. Я должна это прекратить.

Руки дрожали, и я попала ключом в замочную скважину не с первого раза. Осторожно провернула его в замке, радуясь тихому щелчку, приоткрыла дверь и скользнула внутрь, даже не заботясь о том, чтоб проверить, не смотрит ли на меня Викки.

Дверь прикрыла за собой и застыла у стены, чувствуя себя преступницей и последней дурой. Вот же, ввязалась! Хоть бы подумала своей дурной головой о возможных последствиях, о том, что со мной сделает отец, если тут поймает.

А иначе умрет мама.

Крадучись, я подошла к сейфу и опустилась на колени. Задержала дыхание, как будто боялась, что смогу выдать себя им, закусила губу, отчаянно пытаясь сдержать рвущийся наружу стон отчаянья, и протянула руку, чтобы ввести нужную комбинацию цифр. Её назвал мне Олег, и я до сих пор не была уверена в том, что он знал, что делает. И что предлагает сделать мне.

В последнее мгновение я одернула руку, опасливо глядя на цифры. Добыла из кармана платок, чтобы не оставить свои отпечатки пальцев, хотя кто их будет тут снимать? Отец даже не догадается о том, что я смотрела документы, если не застанет меня тут.

Вполне возможно, он даже обвинит в этом свою женушку. Ей это выгоднее.

Но всё равно, я не хотела оставлять следов. Мне было противно.

Я подняла руку и осторожно, прижимая ткань платка к кнопкам, набрала нужную комбинацию, а после застыла, надеясь, что сейф всё-таки откроется.

За те несколько секунд, что я ждала, мне казалось, что мое сердце просто остановится от волнения. Я кусала губы, не заботясь о том, что во рту уже появился медный привкус крови, и гипнотизировала дверь, отлично понимая, что если вдруг ничего не удастся, то это конец.

Когда я нажимала последнюю кнопку, то даже зажмурилась от волнения – и тут же испугалась, что наощупь промахнусь.

Ничего не происходило. Сейф не издал ни звука, и я застыла, пытаясь понять, что делаю не так. Сфокусировала кое-как взгляд на темной кнопочной панели и вспомнила наконец-то, что замок электронный, и зеленая кнопка "ввод" тут не просто так.

Продолжая кусать губы, чувствуя, что мне уже нечем дышать, я дотянулась до неё, нажала и одернула руку так быстро, словно кнопка могла меня укусить. А потом застыла, дожидаясь вердикта – и выдохнула с облегчением, когда раздался тихий щелчок, и дверь сейфа поддалась, отъезжая в сторону.

Папа не слишком доверял этому хранилищу. Внутри он поместил ещё один небольшой сейф, который невозможно было вскрыть без отпечатка пальца и ещё какой-то дребедени. Я уже когда-то пробовала это сделать, надеясь по дурости, что смогу утащить у отца деньги и драгоценности и оплатить матери операцию. Но это было очень давно, ещё в самые первые дни моего пребывания в этом доме, и большого внешнего сейфа тогда даже не существовало.

Но меня не интересовало сейчас то, что он прятал внутри. Деньги в этом случае – не самая большая драгоценность, в которой я нуждаюсь.

Документы всё равно не влезли бы туда.

Нет, нужные мне файлы лежали прямо тут, сверху, над небольшим внутренним сейфом. Я понятия не имела, какие именно из них хочет увидеть Олег, он даже толком не объяснил, что ему надо. Сказал, что для меня это лишнее.

Я велела себе действовать быстро. Включила камеру на мобильном и, стараясь не шелестеть бумагами, быстро фотографировала страницы. Иногда приходилось щелкать один и тот же лист несколько раз, потому что у меня дрожали руки, и изображение выходило очень размытым, и я убеждала себя не спешить, чтобы потом раз за разом срываться, забывая о данном самой себе обещании.

К файлам я всё так же боялась прикасаться руками, хватала их платком, жалея, что не удосужилась прихватить с собой перчатки.

Процедура показалась мне бесконечной, но всё же, переворачивая очередной лист бумаги, я осознала, что уже всё. Запас документов исчерпан. Я сделала всё, что должна была. Уложить документы ровной стопкой оказалось не так уж и сложно, и я спрятала их сейф, осторожно прикрыла дверцу и села на пол. Надо было уйти отсюда, но я чувствовала, что у меня просто дрожат ноги.

Если вдруг отец увидит у меня на телефоне эти фотографии, он меня, вероятнее всего, уничтожит. А фотки удалит, и жертвы будут напрасными.

Я заставила себя не нервничать. Открыла почтовую программу, зная, что, в отличие от мессенджера, отменить отправку будет невозможно, и методично загружала фотографии в письмо.

В одно не влезло, мне пришлось создавать несколько, и каждый раз, нажимая на кнопку "отправить", я чувствовала себя преступницей, которую вот-вот поймают на месте преступления. Но наконец-то последняя фотография была отправлена, и я даже поверила в то, что моя афера может закончиться успешно. Я поднялась, стараясь не дрожать, спрятала телефон в карман и дошла до двери. Осторожно приоткрыла её, выглядывая в темный коридор, убедилась в том, что там никого нет, и наконец-то решилась – сделала шаг вперед, выскользнула в коридор.

Я даже успела закрыть дверь за собой и повернуть ключ в замочной скважине. Внизу горел свет, гремела холодильником Викки, и я чувствовала себя под надеждой защитой этого грохота. Теперь оставалось преодолеть ничтожное расстояние до собственной двери, укрыться в спальне, запереться на ключ – и можно лечь спать. Притвориться, будто бы ничего не произошло.

Я собиралась воспользоваться этим планом, даже преодолела половину пути к своей спальне, но… Не успела.

Дверь отцовской опочивальни громыхнула с такой силой, что я, не выдержав, вскрикнула и обернулась. Папенька стоял посреди коридора, красный, как свёкла, безгранично злой, и смотрел на меня так, словно хотел испепелить.

Я сжалась.

Чёрт! Ещё бы тридцать секунд… Если бы я так не кралась, а действовала смелее, могла бы уже скрыться в безопасной темноте собственной комнаты.

Надо было что-то сказать, но отец опередил меня. Смерил своим привычным презрительным взглядом и поинтересовался:

– Что ты здесь делаешь?

Я замерла, практически не дыша, а потом с вызовом усмехнулась, глядя отцу прямо в глаза.

– Ну как же? – скривилась я. – Викки так гремит посудой, что я просто не могу уснуть! Решила выйти, посмотреть, что происходит. Мне кажется, она там пьет.

– Ступеньки, – отметил отец, – в другой стороне. Как и твоя комната.

– Ну конечно, – пожала плечами я. – Потому что я сделала твоей жене замечание, а она послала меня на три веселых буквы. Не буду цитировать. Я подумала, если ты не спишь, попрошу тебя сказать ей что-нибудь. Ну голова болит, честное слово! С ума сойти можно!

Недоверие, вспыхнувшее было в отцовских глазах, пропало. Он скривился, как будто я только что напомнила ему о какой-то очень неприятной проблеме, и сделал шаг вперед.

– Да, шумит, – протянул он, когда Викки изволила загрохотать какими-то бутылками там, внизу. – Иди спать, я скажу ей, чтобы вела себя прилично. Совсем с катушек слетела. – в голосе моего папеньки отчетливо звенело раздражение.

Он уже почти прошел мимо меня, но в последнюю секунду остановился и повернулся ко мне. Я замерла и решилась поднять на отца взгляд и посмотреть ему в глаза. Признаться, было противно, и я плотно сжала губы, сдерживая тошноту – настолько сильным было моё отвращение к этому человеку.

Успокоиться. Дышать. И не думать ни о чём плохом. Единственный разумный выход из ситуации до конца оставаться верной дочуркой. А ещё надеяться на то, что этот цирк закончится уже через несколько дней.

Но театр одной актрисы, очевидно, был успешен. Отец, глядя мне в глаза, вдруг выдавил из себя улыбку. Не ту, которую надевал, как маску, перед деловыми партнерами, а вполне искреннюю. Такой он улыбался маме, когда они ещё были вместе, и мама говорила, что человек, способный на такую искренность и открытость, не может быть до конца испорченным. Она до последнего дня их семейной жизни свято верила в то, что в отце есть что-то хорошее, и что он способен на искренние чувства.

Мне было двенадцать. Конечно, я ничего не могла сказать ей по этому поводу. Зато сегодня смотрела на него и понимала, что это тоже маска. Или его потрясающая наивность, уверенность в том, что такого, как он, не обманешь. Мне было всё равно. Я даже не испытала укол совести, увидев этот взгляд.

– Хорошо, что у меня есть моя дочь, – отец похлопал меня по плечу. – Хоть на кого-то я могу надеяться.

Я вздрогнула.

Не может он на меня надеяться! Не может! И лучше бы не говорил этого, не делал мне больнее. Я не хотела чувствовать себя виноватой из-за того, что он в последнюю секунду решил исправиться.

– Ничего, – следующие слова отца умело разрушили выстроенную им временную иллюзию.

– Найду себе нормальную женщину, заведем с ней сына. Детей не должно быть мало.

О да. "Стася, хочешь братика?"

– Да, – кивнула я, возвращаясь в привычное состояние ни о чём не жалеющей актрисы. – Ты прав. Детей должно быть много. Мы ведь будем тебе опорой. Но скажи всё же Викки, чтобы она притихла. А то если ты хочешь, чтобы у тебя когда-то были, например, внуки, мне надо по-человечески спать.

– Конечно, – хмыкнул отец. – Я быстро заткну ей рот.

– И скажи ей… – я прикусила язык. – Скажи ей, – решилась всё-таки, – чтобы перестала говорить мне о матери, – отец нахмурился, но я знала, как сказать правильно. – Кто она такая, чтобы осуждать твой выбор?

– Скажу, – кивнул Дмитрий. – Иди спать.

Я улыбнулась на прощание и юркнула в свою комнату, закрыла дверь и буквально упала на кровать. Единственным желанием сейчас было закрыть глаза и провалиться в тяжелый, болезненный сон, но я нашла в себе силы добыть телефон из кармана и набрать номер Олега. Вслушивалась в гудки, опасаясь, что он сейчас просто не возьмет трубку – но Олег, к счастью, не стал сбивать или заставлять меня ждать. Его хриплое, взволнованное "алло", прозвучавшее через несколько секунд, заметно успокоило меня, позволило выдохнуть с облегчением – в самом деле, почему я так упорно подозревала его в чем-то плохом?

– Привет. Получил? – прошептала я, сминая покрывало, лежавшее на кровати.

^{– Да}.

– Это…

– Да, то, что нужно, – голос Олега звучал мягко и нежно, словно он пытался меня успокоить.

– Ты справилась со всем идеально. Всё в порядке?

– Конечно, – кивнула я. – Они ничего даже не поняли, – я закрыла глаза, пытаясь успокоиться немного. – Я была осторожна. Олег, – в моем голосе зазвенело беспокойство, – сколько ещё?

На этот раз он довольно долго молчал, или, может быть, мне просто показалось, что пауза затянулась, а потом спокойно промолвил:

– В субботу уже всё будет кончено, – голос его звучал достаточно уверенно, и я, успокоившись, вздохнула. – Не переживай. После того, как мы в пятницу подпишем договор…

– Погоди! – выпалила я. – Викки и отец обсуждали, что там есть какой-то пункт в договоре. Они рассчитывают просто тебя обмануть. Пожалуйста.

– Всё будет хорошо, – я будто бы видела, как улыбается Олег. – Не волнуйся. Я умею внимательно читать документы. Гораздо внимательнее, чем показалось твоему отцу. Просто он пока что не знает, что именно можно от меня ожидать.

Он помолчал несколько секунд, а потом ни с того ни с сего спросил:

– Ты хочешь о чём-то поговорить?

Я вздрогнула.

– Нет, – ответила, кусая губы. – Я сейчас больше всего хочу спать. Прости. Как-то не очень расположена к откровениям.

– Хорошо. Тогда спокойной ночи?

– Спокойной ночи.

Олег сказал что-то ещё, но я не услышала – сбила вызов и отложила телефон. В груди кипели противоречивые чувства, и я всё вспоминала отцовскую наивно-доверчивую улыбку, из-за которой у меня до сих пор кровь стыла в жилах.