Текст книги "Как на ладони (ЛП)"

Автор книги: Алисия Эриан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– В апреле.

– Ну, я очень за вас рада. Вы, похоже, будете чудесной мамой. Как бы то ни было, рада с вами познакомиться, – выдала тираду мама, развернулась и ушла.

– Верни мне книжку, – попросила Мелина.

– Нет, – запротестовала я. Мне хотелось оставить книгу себе.

– Отдай, – повторила она, забирая ее из моих рук.

– Но она же моя.

– Да, – согласилась Мелина, – твоя. Но давай она полежит у меня дома? А ты сможешь приходить и читать ее в любое время, когда только захочешь. Ладно?

Я знала, что она права. Просто расстроилась, ведь книжка показалась мне даже интереснее “Плейбоя”. Не по фотографиям, а по тексту.

– Ладно, – согласилась я наконец.

– Счастливого Рождества, – пожелала Мелина, наклонилась и поцеловала меня в лоб. – И прости меня.

После того как она ушла, я заглянула к маме, чтобы посмотреть, не легла ли она снова спать.

– Да? – отозвалась она на мой стук в дверь.

Я вошла, и она спросила:

– А где твоя книжка?

– Мелина ее забрала.

– Почему?

– Сказала, чтоб я лучше приходила ее читать к ней домой.

– Какая разница, где ее читать? – не поняла мама.

– Не знаю.

– Нет никакой разницы, – пробормотала она.

– Нам пора забирать папу с работы, – напомнила я.

– Время еще есть, – сказала мама, взглянув на часы.

По тому, как быстро она склонилась к книжке, я поняла, что ей хочется побыть одной, и сразу же ушла.

В комнате я растянулась на постели. Рождество уже почти наступило, но мне было наплевать. Для меня Рождество ничем не отличается от других поганых выходных. Поганые они потому, что я не вижу ни Томаса, ни мистера Вуозо и выбиваюсь из привычного графика жизни. В выходные я заперта целыми днями в доме с папой, ну, или заперта с ним где-нибудь снаружи.

Теперь, с мамой, ничего особенно не изменилось. Она только и делала, что валялась на кровати и читала. Такая зануда. Непонятно, почему она мне вообще когда-то нравилась. Может, это из-за того, что мне нравился Барри, а она его со мной познакомила? Барри, по крайней мере, хотел со мной заниматься всякими делами, хоть и не самыми правильными.

Я бы хотела, чтобы Мелинина книжка оказалась сейчас у меня. Я даже представить не могла, каково это – читать про свое тело. Все, чем бы я хотела заняться, все, что мне было интересно, было мне недоступно. Я думала о том, как я ненавижу Дорри и как ей повезло, что она родится у Мелины и Гила. Все, что ей нравится, будет у нее под рукой, в ее собственном доме. А когда она подрастет, то даже сможет читать мою дурацкую книгу.

Спустя какое-то время я услышала, как мама встала и прошла в ванную.

– Готова? – спросила она, открыв мою дверь.

– Угу, – ответила я, сидя на кровати.

– И что он за комнату тебе дал? – поразилась мама, глядя на мои пустые стены, кровать с металлической рамой и окна с белыми жалюзи. Она потрясла головой. – Это не комната для девочки!

– Мне все равно, – сказала я.

Мама скорчила рожу.

– Знаешь, Джасира, твои выступления в стиле “ах, как я люблю своего папочку” меня уже немного утомили. Хватит, слышишь? – Она развернулась и ушла.

Мы встретились в гостиной и пошли на улицу заводить машину. В тот же момент из своего дома вышел мистер Вуозо и начал снимать флаг.

– Кто это? – заинтересовалась мама, застыв у водительской двери.

– Мистер Вуозо, – объяснила я. – Помнишь? Я раньше сидела с его сыном.

– Да-да, точно, – произнесла мама, не прекращая на него смотреть. Он не надел куртку, и каждый раз, когда он дергал за канат, все его мускулы рельефно напрягались.

– Папа его не любит, – призналась я.

– Твоего отца крайне легко напугать, – сказала мама, и в этот момент мистер Вуозо заметил, что мы на него пялимся.

– Привет! – поздоровалась мама.

Он кивнул и улыбнулся.

– Пошли, – позвала меня мама, отходя от машины. – Познакомишь меня.

Я подождала секунду, а потом пошла за ней через двор Вуозо.

– Привет, – сказала я. – Это моя мама.

Мистер Вуозо смотрел на меня. Мы не виделись с тех пор, как ездили вместе в мексиканский ресторан. Иногда мы здоровались, когда встречались возле дома, но на этом все и кончалось. Я скучала по нему, ровно с того дня, когда он грозился, что вызовет социальную службу. Я все еще надеялась, что как-нибудь он снова придет и мы поедем ужинать.

– Гэйл Монахан, – представилась мама, протягивая руку.

– Трэвис Вуозо, – ответил мистер Вуозо, пожимая ее.

– Рада с вами познакомиться, Трэвис, – сказала мама, а я стала ревновать – она была достаточно взрослой, чтобы называть его по имени.

– Взаимно, – произнес он, затем повернулся ко мне и сказал: – Привет, Джасира.

– Привет.

– Как дела?

– Хорошо, спасибо.

– Точно? – переспросил он. – Все в порядке?

Я кивнула.

– Хорошо, рад слышать, – помолчав секунду, произнес он.

– Я приехала на Рождество, – заявила мама, хоть ее никто об этом и не спрашивал.

– Правда? – сказал мистер Вуозо, поворачиваясь обратно к ней.

Она кивнула.

– Мы с Джасирой не виделись с прошлого лета.

– Вы, наверное, соскучились.

Мама кивнула еще раз.

– Я пытаюсь уговорить ее вернуться вместе со мной домой.

Мистер Вуозо перевел взгляд на меня:

– Ты уезжаешь?

Я помотала головой.

– Мне сначала надо год доучиться.

– О, – произнес он.

– Ну, у нас в Сиракьюсе школы тоже есть, – заметила мама.

– Посреди учебного года, наверное, тяжело переходить в новую школу, – ответил мистер Вуозо.

– Все постоянно так делают, – пожала плечами мама.

Похоже, она снова стала такой же, как и обычно, и мне сразу полегчало. Когда она вела себя так, любить ее было гораздо труднее.

– Мы опаздываем, надо забрать папу, – напомнила я.

– Ладно, поехали, – сказала мама, взглянув на часы.

– Рад был познакомиться, – произнес мистер Вуозо.

– И я тоже, – ответила мама, развернулась и пошла к машине.

По пути к НАСА мама начала выяснять, что же имел в виду мистер Вуозо.

– Когда это? – не поняла я.

– Когда спрашивал сто раз, все ли у тебя в порядке. Что у тебя может быть не в порядке?

– Ничего, – ответила я. – Он просто хотел быть вежливым. Люди в Техасе вообще очень дружелюбны.

– Не думаю, что он настолько дружелюбен, – заявила мама и включила радио. Через минуту она переключила новости Эн-пи-ар и настроилась на станцию классической музыки. Я усилием воли заставила себя молчать и не сказала, что папа не любит, когда трогают его радио.

Когда мы доехали до папиной работы, он уже стоял на улице вместе с Тэной. Как только он нас увидел, он схватил ее и начал целовать. Через пару секунд, когда он ее отпустил, она замахала мне рукой. Я хотела было помахать ей в ответ, но, даже не глядя, поняла, как разозлилась мама, так что я просто улыбнулась. Наконец Тэна повернулась и вошла обратно в здание.

– Как мило, – сквозь зубы сказала мама, когда папа плюхнулся на сиденье.

– Что мило? – спросил папа, хотя, дураку ясно, он все понял.

– Пошел ты, Рифат.

Папа рассмеялся:

– Не надо себя так вести, Гэйл. Я уверен, что у тебя-то куча поклонников. Ты очень красивая женщина.

Мама сделала вид, будто его не слышит. Чтобы ее развеселить, папа предложил отвести нас в пиццерию.

– Я не хочу пиццу, – заявила мама, – хочу мексиканской еды. Глупо приезжать в Техас и есть пиццу, когда можно поехать в мексиканский ресторан.

– Я не знаю тут ни одного мексиканского ресторана, – признался папа.

– Как это? Их же повсюду кучи.

– Да, но это наверняка какие-нибудь дыры.

– А я знаю один ресторан, – подала голос я.

– Что? – удивился папа.

– Где? – заинтересовалась мама.

– Он называется “У Нинфы”, – продолжила я, – но это довольно далеко.

– Нинфа? – произнес папа, опуская предлог “У”. – Откуда ты про него знаешь?

– Прочитала. В газете.

– В какой еще газете?

Я задумалась, пытаясь вспомнить название хоть одной из папиных газет.

– В “Кроникл”.

– В ресторанном разделе?

– Да.

– Никогда не видел, чтобы ты его читала.

– Да какая разница? – не вытерпела мама. – Поехали уже.

– Погоди, – сказал папа, показывая на парковку. – Я пойду позвоню и узнаю адрес.

Папа пошел к платному телефону, а вернувшись, показал нам на карте Хьюстона, где находится ресторан. Он сказал, что это и правда довольно далеко, но поехать все же стоит. Они с мамой поменялись местами, и за руль сел папа.

По пути в ресторан настроение у мамы вроде исправилось. Она заявила, что наконец-то у нее есть возможность почувствовать истинный дух Техаса. Потом они с папой поговорили про работу. Мама рассказала про конфликт, который у нее возник с одним учителем. Он плохо учил свой класс, и, когда его ученики перешли к маме, ей пришлось не только давать им свой материал, но и доучивать их за него. Папа сказал, что, по его мнению, этот учитель полный идиот и что маме надо пожаловаться на него директору. Мама ответила, что все не так просто, а папа заинтересовался, неужели ей так хочется надрываться. Мама вздохнула и призналась, что нет, не хочется.

Потом папа рассказал маме, что в марте он пойдет смотреть на запуск космического корабля, одну из деталей которого он проектировал.

– Рифат! – воскликнула мама. – Это же потрясающе!

Кажется, она и правда так думала. А потом мама спросила, пойдет ли с папой Тэна, и папа не ответил.

– Она пойдет? – переспросила мама, а папа все так же молчал. – Да тебе без меня даже колледж не светил! – перешла она на крик. – А на запуск этой гребаной ракеты пойдет она?!

– Успокойся, – попробовал усмирить ее папа, но она послала его в задницу.

Когда мы приехали в ресторан, там как раз начался “счастливый час”^[4], так что папа заказал себе с мамой по “Маргарите”, и мне тоже, только безалкогольную. Как я хотела, чтобы они вдвоем пошли в туалет, а я бы отпила у них из бокалов! Но, к сожалению, в туалет они выходили только по одному.

– Твоя мать такая зануда, – заявил папа, как только мама вышла из-за стола. – Не понимаю, как меня угораздило тогда на ней жениться.

А когда папа пошел в туалет, завелась мама:

– Богом клянусь, если он заставит меня заплатить половину суммы по счету, я ему в лицо брошу его чертовы квитанции.

– А ты их разве еще не вернула на место? – спросила я.

– Не беспокойся. Сегодня спрячу, – заявила она, попивая “Маргариту”.

Мамины слова заставили меня ужасно нервничать. Конечно, папа не должен бы требовать с нее половину, ведь он сам сказал, что угощает нас, но, может, это касалось только пиццы?

Принесли еду, но я совершенно не могла на ней сосредоточиться.

– Что с тобой? – спросил папа. – Тебе не нравится?

– Нет, нравится.

Я заказала энчиладу, как и тогда, когда ужинала с мистером Вуозо.

– Тогда ешь, – велел он, и я кивнула.

Через пару минут мне попался страшно жгучий перец. Из глаз покатились слезы, и все лились и лились.

– Выпей, – сказала мама, протягивая мне стакан воды, но это не помогло.

Она велела официанту принести еще воды, но и это не сработало. Сколько бы я ни пила, рот у меня все равно горел огнем.

Родители смотрели на меня.

– Может, уже возьмешь себя в руки? – поинтересовался папа.

– Я пытаюсь, – прохрипела я севшим голосом.

– Господи, это же просто перец, – сказала мама.

– Что я могу поделать, – оправдывалась я.

Они взглянули друг на друга и скорчили рожи. Стало ясно, что они считают, будто я веду себя как ребенок и раздуваю из мухи слона, хотя даже официант ушел, чтобы позвать менеджера, и та явилась с извинениями. Эта была пожилая дама с черными с сединой волосами, и я подумала, а уж не она ли та самая Нинфа.

– Такое иногда случается, – объяснила она родителям. – Повара очень осторожны, но все равно иногда бывают промашки.

Потом она положила руку мне на спину, как будто с того момента, когда из-за нее мне стало плохо, она взяла меня под защиту.

Когда принесли счет, выяснилось, что за ужин платить не надо – ресторан взял расходы на себя.

– Посмотрите-ка, – удивился папа, расплываясь в улыбке.

– Как это мило с их стороны, – заметила мама, и папины квитанции остались лежать в сумке.

По пути домой я придерживала на коленках пакет со своей недоеденной энчиладой. Жар во рту потихоньку угасал, но, как ни странно, меня это не радовало. Мне хотелось, чтобы рот у меня по-прежнему горел огнем, ведь с ним я как будто ощущала на своей спине руку Нинфы, которая хотела, чтобы мне стало легче.

В рождественское утро папа испек нам блинчики. Потом я открыла подарки от мамы. В основном там оказалась одежда – красивая и как раз мне впору. Когда мама поняла, что у нас и в самом деле нет для нее подарков, она очень расстроилась. Она сказала папе, что думала, будто он шутит, а он удивился, с чего бы это ему шутить. Мама заявила, что уж я-то могла бы сделать ей что-нибудь хотя бы на уроке труда. Я хотела было ей напомнить, что она просила ей ничего не дарить, но потом подумала, что это ей не очень-то понравится.

Я не знала, как мне поступить. Мне понравилась новая одежда, и я хотела бы уже что-нибудь примерить, но раз я ничего не подарила маме, у меня возникло чувство, будто и одежда эта вовсе не моя. Я бы с радостью пошла почитать к Мелине, но у нее перед домом столпилась куча незнакомых мне машин, так что я не решилась постучать к ней.

Мама поднялась к себе в комнату. Я подумала, что она опять уляжется в постель читать, но тут она вернулась с какими-то бумажками.

– Ты скупой ублюдок! – заорала она, потрясая ими перед папиным лицом. – Да без меня не видать бы тебе ни магистратуры, ни такой зарплаты! А ты мне даже сраных духов купить пожалел!

Мама швырнула бумаги на пол, и я увидела, что это папины квитанции о зарплате. Папа тут же нагнулся, чтобы их поднять.

– Где ты это взяла? – спросил он.

– Что значит “где взяла”? Там, где ты их держишь! Ты что, уже не помнишь, куда кладешь чеки на зарплату?

– Размер моего оклада тебя не касается, – заявил папа.

– Еще как касается! У нас ребенок общий! И он дорого обходится!

– Откуда у тебя ключ от моего стола?

– Мне он не нужен.

Папа перевел взгляд на меня.

– Это ты дала ей ключ? Ты нашла ключ и отдала его ей?

– Нет, – ответила я. – Я даже не знаю, где ты его хранишь.

– Я тебе не верю! – закричал папа. – Ни одному твоему слову!

– Да не давала она мне ключ! – отмахнулась от него мама. – Говорю тебе, он мне не нужен. Я пилочку для ногтей использовала.

– Нет, там хорошие замки! Их пилочкой не вскроешь! – не унимался папа.

– А я вот вскрыла. Так что отстань от нее.

– Это уже не первый раз, когда она нарушает право частной собственности, между прочим.

– Что? – не поняла мама.

– Она со своим черным дружком вломилась в дом наших соседей.

Мама посмотрела на меня.

– О чем это он?

– Пап, – повернулась я к нему. – Я не давала ей твой ключ.

– Ей? – возмутилась мама. – Не смей говорить обо мне “ей” в моем присутствии.

– Я не давала маме твой ключ, – повторила я.

– В чей дом ты вломилась? – поинтересовалась мама.

– Вуозо, – ответил папа и рассказал ей, как все было, за исключением той части, где мистер Вуозо угрожал папе вызвать социальную службу.

– Но ты же не должна видеться с этим мальчиком, – сказала мама.

Я промолчала.

– Она делает что хочет, – развел руками папа. – Я ее контролировать не в состоянии.

– Это как это не в состоянии? А для чего еще я ее сюда отослала?

– Я не могу ее контролировать, – повторил папа. – Это все месячные, поверь мне. Она прямо как с цепи сорвалась.

– Прекрати, ты же взрослый человек! – возмутилась мама.

Папа ничего на это не сказал, только пожал плечами.

– Ну, тогда пусть возвращается домой вместе со мной, – предложила мама.

– Нет, – возразила я. – Мне надо этот год доучиться.

– Да что у тебя за навязчивая идея?

Папа вздохнул:

– Пусть живет, где хочет.

– Я хочу жить тут, – уточнила я.

– Но ты же ненавидишь своего отца! – завопила мама. – Ты сама мне говорила, по телефону.

– Неправда!

Мама повернулась к папе и заявила:

– Ты, наверное, в курсе, что, как только она сюда переехала, то только и делала, что жаловалась на тебя.

– Я не ненавижу тебя, – сказала я папе. – Такого я никогда не говорила.

Он взглянул на меня.

– Какая выборочная память, – съязвила мама.

Я была уверена, что вот сейчас папа мне врежет. И я знала, что мама тоже так думала. Но он этого не сделал. Только повернулся к маме и сказал:

– Ты вторглась в наше частное пространство.

Потом он заявил, что отправляется к Тэне, и ушел. Мама сразу же ушла к себе в комнату.

Я не хотела с ней разговаривать. Я злилась на нее за то, что она начала размахивать квитанциями, но в большей степени за то, что она соврала папе. Да, я действительно ненавидела его, когда только переехала в Хьюстон. Но я держала эти мысли при себе и никогда не произносила их вслух. А теперь я вообще передумала. Не то чтобы я полюбила папу или он мне понравился – такого я вообще себе представить не могла. Все было гораздо сложнее. Я поняла, что папе очень трудно оставаться милым и приятным. Но он все-таки пытался, и я это ценила.

Вот бы мама перестала быть такой ревнивой. Я могла понять, когда ее бесило, что мы с Барри нравимся друг другу, но папа? Он же мой собственный отец. И по идее я должна ему нравиться. По большей части в это трудно верилось, но вот сегодня, например, в нем промелькнуло что-то такое, совсем малюсенькое, когда он сказал, что я могу жить там, где захочу. А мама взяла и все испортила.

Хотела бы я отправиться с папой к Тэне. Но вместо этого пошла и постучала в мамину дверь.

– Может, займемся чем-нибудь? – спросила я.

– Заходи, – позвала она.

Я открыла дверь и увидела, что она пакует чемоданы.

– Куда это ты? – удивилась я.

– Как – куда? Домой.

– У тебя же самолет только через два дня!

– Я поменяю билет.

Я молча смотрела, как она складывает одежду.

– Вызови мне такси. Справишься?

– Конечно.

– Выльется это, конечно, в копеечку, – пробормотала она, запихивая свое бледно-голубое платье в чемодан.

– Извини, – сказала я.

– Это твой последний шанс, – проронила она, – чтобы отправиться обратно домой.

Я попыталась придумать, что же мне сказать, но кроме стандартного ответа про учебу ничего в голову не шло.

– Знаешь что? – произнесла мама. – А, не важно. Просто имей в виду: я не желаю жить с тем, кто не желает жить со мной. Вызови мне уже это чертово такси.

Я спустилась на кухню и взяла телефонный справочник. Сначала посмотрела на слово “Вызов”, но там стояло “См. Такси”. В списке оказалась целая куча компаний, так что я выбрала ту, что специализировалась на поездках в аэропорт. Когда я позвонила, мужчина на том конце провода попросил меня подождать минутку, а потом спросил наш адрес. Я ответила, и тогда он спросил, куда нужно отвезти маму.

– Такси будет через двадцать минут, – сообщил он и повесил трубку.

Я хотела пойти и рассказать маме, что справилась с поручением, ведь я раньше никогда в жизни не вызывала такси, но я знала, что ей на это наплевать. Так что я просто доложила ей, что такси приедет через двадцать минут.

Она просидела все это время у себя наверху, а потом сама отволокла вниз чемодан. Подарки мама привезла в полиэтиленовых пакетах, которые теперь, по всей видимости, уложила в один большой чемодан. Я хотела ей помочь отнести сумку или чемодан, но она отказалась. А когда вышла на улицу, то с радостью приняла помощь от водителя такси.

Я стояла на дорожке, хотя и знала, что мама не подойдет обнять или поцеловать меня. Она просто села в машину, громко хлопнув дверью. Окно было приоткрыто совсем чуть-чуть, но она не стала его трогать. На меня она даже не смотрела. Уставилась куда-то в пустоту. Я понимала, что это для нее главное – делать так, чтобы мне было плохо. Я это понимала, поэтому и не уходила в дом, а стояла и смотрела на отъезжающее такси. Мама ни разу не оглянулась и не помахала мне на прощанье.

Когда машина скрылась за горизонтом, я пошла домой и примерила кое-что из новой одежды. Там было много всяких шмоток цвета хаки, а еще юбка и несколько красивых кофточек. Я хотела позвонить папе и сказать, что мама уехала, но потом вспомнила, что он разрешил звонить Тэне только в случае экстренной необходимости. Когда вечером зазвонил телефон, я подумала, что это папа, но ошиблась.

– Джазира? – раздался женский голос.

Так странно было слышать свое имя, произнесенное через “з” вместо “с”.

– Oui? – ответила я, даже не задумываясь.

– Bonne Noël, Jasira! – поздравила меня бабушка.

– Merci, – поблагодарила я.

– C’est votre grand-mère!

– Oui, – сказала я, – je sais.

Она рассмеялась.

– Comment ça va?

– Je vais très bien, – так забавно было произносить все слова из диалогов, что мы учили на уроках по книжке “Разговорный французский”. Зубря диалоги, я была уверена, что они никогда в жизни мне не пригодятся.

– Bon, bon, – обрадовалась она.

– Ээ, – сказала я, – mon père n’est pas ici maintenant.

– Ah non?

– Non.

– Et ta mère?

– Non, – повторила я, смутившись. Я понятия не имела, знает бабушка о визите мамы или нет. А может, она вообще до сих пор уверена, что они по-прежнему женаты. Я занервничала, боясь, что ляпнула что-нибудь не то.

– Mais, tu es seule à Noël?

– Они скоро вернутся, – от переживаний я перешла на английский.

– Eh? – переспросила бабушка.

Я задумалась, а потом сказала:

– Vous pouvez téléphoner Daddy à^[5], – и продиктовала номер телефона Тэны.

Бабушка все записала, а потом заявила, что не понимает, почему папы нет дома на Рождество. Я решила сделать вид, будто я ее не поняла. Она повторила еще несколько раз, но я продолжала говорить “Je ne comprends pas”^[6]. Наконец она сдалась и решила позвонить папе. Бабушка сказала, что любит меня, и я ответила, что тоже ее люблю. Не знаю, насколько это было правдой, но я просто была счастлива, что мне есть с кем поговорить.

Однако, повесив трубку, я начала нервничать. Звонок бабушки уж точно нельзя было назвать экстренным случаем. Зря я дала ей телефон Тэны. Я почти не спала той ночью, все думала, что со мной сделает папа. Правда, когда он на следующий день вернулся домой, то, кажется, совсем не злился. Особенно когда понял, что мама уже уехала.

– Скатертью дорога! – сказал он.

– Она опять пыталась заставить меня поехать с ней, но я отказалась.

Папа кивнул и наклонился, чтобы развязать шнурки.

– Бабушка тебе звонила? – спросила я.

– Да.

– Извини, что дала ей телефон Тэны.

– Не бери в голову, – сказал он, разгибаясь. – Я же знаю, какая бабушка зануда.

– Я просто не знала, что делать.

– Не бери в голову, – повторил папа.

Я подошла, чтобы обнять его. Ничего не могла с собой поделать. Не только сейчас, но и вчера, когда мне показалось, что он даже немного защищает меня от мамы. Но как только я протянула к нему руки, он ударил меня по лицу. Я упала на пол.

– Мы не обнимаемся с теми, кого ненавидим, – бросил папа и ушел к себе, захлопнув дверь.

Проснувшись следующим утром, я обнаружила у себя под глазом фингал. Я взгляд не могла оторвать от своего отражения в зеркале. Меня охватил восторг. В школе я иногда видела парней с фингалами после драки. Только посмотрев на них, все понимали, откуда у них такие синяки. А теперь, думала я, люди будут знать, что и со мной что-то случилось.

Когда я спустилась завтракать, папа взглянул на меня, но промолчал. Позже, поедая кашу, он сказал:

– Ты учти, что если тебя кто-нибудь с этим увидит, то ты не сможешь больше тут жить.

Я взглянула на него.

– Тебе придется вернуться к своей матери, – добавил папа.

Я промолчала.

– Так что показывай кому угодно, – продолжал он, – если хочешь отправиться к ней.

Остаток этой недели я провела взаперти. Когда наступил понедельник, папа позвонил в школу и сказал, что я заболела. Домашние задания он забирал на обратном пути с работы. Когда мне позвонил Томас, чтобы узнать, почему я не хожу в школу, я сказала, что у меня грипп.

– Я приду тебя навестить, – пообещал он.

– Нет, нельзя! – испугалась я. – Ты заразишься.

– Не-а, я никогда не болею.

– Тебе ко мне нельзя.

– Почему?

– Потому что, – отчаялась я. – Потому что ты черный.

– Ха-ха.

– Я серьезно, – попыталась я его убедить. – Мои родители не хотят, чтобы я дружила с черным мальчиком.

Томас замолчал.

– Я очень надеюсь, что это шутка, – наконец сказал он.

– Нет, я же тебе уже говорила.

– Зачем ты их слушаешься, когда они говорят такую чушь?

– Затем, что они мои родители.

Через секунду он повесил трубку, даже не попрощавшись.

Ужасно было открывать ему такую правду, но что я могла поделать. Я слишком боялась, что папа разозлится. Я не хотела возвращаться к маме.

Из-за домашнего ареста делать было особо нечего. Я в основном смотрела CNN, там рассказывали о подготовке к войне. Иногда изучала в зеркале свой фингал и грустила, когда он начал исчезать. Фингал был лучшим доказательством того, каков на самом деле мой папа.

В начале третьей недели он купил мне тональный крем, чтобы я замазывала жалкие остатки моего синяка. Я вернулась в школу, и, когда в обеденный перерыв попыталась сесть вместе с Томасом, он сразу схватил свой поднос и ушел.

После школы я пошла к Мелине узнать, можно ли мне почитать книгу.

– Где ты была? – спросила она. – Я вам в дверь звонила, наверное, миллион раз.

Так оно и было, но я ей не открывала.

– Я болела.

– Чем?

– Гриппом.

– Хм…

– Можно почитать книжку?

– Конечно, – разрешила Мелина и пошла в дом.

Мы вместе устроились в гостиной – Мелина на диване, а я на полу. Она взяла книжку про детей, а я читала про свое тело. Когда я дошла до главы, где рассказывалось про девственную плеву и как может быть больно при ее разрыве, я не выдержала и заплакала. Особенно в той части, где описывалось, как партнер, чтобы уменьшить боль, может немного растягивать плеву, используя палец.

– Что случилось? – забеспокоилась Мелина.

– Ничего, – ответила я, захлопывая книгу, чтобы она не увидела, про что я читала.

– Нет, не ничего.

– Я просто вспомнила о маме, – соврала я. – Я по ней скучаю.

– Угу, – явно не поверив, сказала Мелина.

Протянув руку, она взяла платок и передала его мне. Я вытерла им глаза и высморкалась.

– А это еще что? – спросила вдруг Мелина.

– Что?

Она указала на правую сторону моего лица.

– Похоже на синяк.

– Где? – Я сделала вид, будто не знаю.

– Это же фингал, – поняла она.

– Нет, не фингал.

– Господи Иисусе.

– Это не фингал, – настаивала я. – Я просто накрасилась в школе, а тушь расплылась.

Мелина ничего не сказала. Только смотрела на меня.

– Спасибо, что купили мне книжку, – сказала я наконец. – Она мне очень нравится.

– Пожалуйста, – откликнулась она.

– Извините, что я вам ничего не подарила.

– Да ничего страшного.

Я не знала, что мне делать, так что опять принялась за чтение. Я поняла, что Мелина отложила свою книжку, потому что не слышно было шелеста страниц. Она только странно вздыхала – как-то она мне объяснила, что такое бывает, когда Дорри изнутри сдавливает ей легкие.

глава седьмая

В день, когда началась война, папа пребывал в отличном настроении.

– Наконец-то! – радовался он за завтраком.

На кухне он включил Национальное радио, а в гостиной – CNN и постоянно срывался со своего места за столом, когда ему казалось, что по телевизору сейчас могут показать что-нибудь интересное.

– Долго это не продлится, – уверял он. – Саддама прикончат уже через пару дней.

В школе все дети были в восторге. Они говорили, что мы выкурим чурок из Кувейта. За обедом я опять попробовала подсесть к Томасу, и на этот раз он мне позволил.

– Слышал про войну? – начала разговор я.

– Ага.

Я взяла вилку и отковыряла от одного из своих равиоли половину.

– Папа говорит, что через пару дней все закончится, – поделилась я.

– Меня не волнует, что там говорит твой папаша.

– Извини.

Больше до конца обеда мы не разговаривали, но я уже радовалась, что мы хотя бы сидим вместе.

Через пару дней, когда Саддам начал стрелять разрывными ракетами по Израилю, папа впал в депрессию. По CNN показывали, как ликуют палестинцы, а папа все твердил, что это чушь.

– Куча идиотов! – кричал он. – Все, что им хватает ума показывать, – это кучу идиотов!

Еще больше он разозлился, когда по телевизору показали, как Ясир Арафат обнимается с Саддамом.

– Предатель! – процедил папа. – Мне даже хочется тебе имя поменять.

– Почему это? – не поняла я.

– Почему? Потому что тебя назвали в его честь.

– О, – промолвила я. Я этого не знала.

– Эта дурацкая идея принадлежит твоей маме. Я хотел назвать тебя Эстель.

– Какое красивое имя.

– Французское, – кивнул папа.

– А можно мне сейчас поменять имя? – заинтересовалась я.

Папа помотал головой. Разговаривая со мной, он не отрывал взгляда от телевизора.

– Слишком поздно.

– Почему?

– Просто так, – пожал плечами он. – Никто не запомнит.

Я пошла к себе в комнату и взяла лист бумаги, который весь исписала именем Эстель, вдоль и поперек. Я чувствовала себя обманщицей. Так забавно было писать его снова и снова. Эстель – французское имя. Французское – а значит, более нормальное, чем арабское.

Папа продолжал смотреть одновременно телик и слушать радио. В ту субботу после начала войны мы поехали в “K-Март”^[7] за подставкой для телевизора в гостиную. Конечно, из столовой и так было видно телевизор, но папе хотелось сидеть поближе, чтобы не пропустить ни единого слова.

Я ужинала в гостиной с папой и поэтому тоже смотрела новости, в основном довольно скучные, особенно когда там рассказывали про всякие модели самолетов или виды патронов. Зато я любила смотреть на Кристиан Аманпур, потому что папа сказал, что она сексуальная. Каждый раз, когда он это повторял, мне хотелось соскочить с дивана и пуститься в пляс. Я была так счастлива, что он говорил в моем присутствии о совершенно взрослых вещах!

Я начала подумывать о том, чтобы стать журналисткой. На этой неделе собирались провести заседание редколлегии школьной газеты, и я сообщила папе, что хочу на него сходить.

– Хорошая мысль, – согласился он. – В прессе мнение арабов почти не освещают.

За выпуск газеты “Лоун стар таймс” отвечали ученики средних классов, поэтому выходила она всего раз в месяц. Курировал этот процесс мистер Джоффри, мой учитель английского. Обычно он вел себя не очень-то активно, сидел у себя за столом, пожевывая сандвич и просматривая всякие бумаги. Главным редактором газеты был мальчик по имени Чарли, с жесткими каштановыми волосами и голубыми глазами. С начала собрания он стоял у доски и спрашивал по порядку у ребят, готовы ли их статьи и интервью. Потом он поинтересовался у новичков, как нас зовут и о чем мы хотим писать. Новеньких было всего двое – я и еще одна девочка, с которой мы вместе ходили на английский. Ее звали Дениз – очень хорошенькая блондинка, правда, немножко полная. Она постоянно изрекала своим высоким голосом какие-то странные сентенции, и я была уверена, что одноклассники считают ее дурочкой. Но потом как-то заглянула в ее тетрадки и тесты и увидела, что они пестрят пятерками с плюсами.

Я подняла руку, и Чарльз указал на меня.

– Меня зовут Джасира, – представилась я. – Я хотела бы писать о войне.

Несколько ребят рассмеялись, но только не Чарльз. Он спросил: