Текст книги "Как на ладони (ЛП)"

Автор книги: Алисия Эриан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Где она?

– В смысле? На обочине. Она умерла.

– Ты ее не забрал? – удивилась я.

– А зачем она мне? Я позвоню в службу бездомных животных, – сообщил папа, – пусть приедут и заберут ее.

– А что это была за кошка?

Папа взял телефонный справочник и начал листать страницы.

– Маленькая такая, белая, – сказал он.

Я глубоко вздохнула:

– Это кошка Вуозо.

– Что? – оторвался от справочника папа.

– Ты сбил кошку Вуозо.

– С чего ты взяла?

– С того, – начала объяснять я, – я сегодня ходила к Заку, и, пока мы говорили, их котенок сбежал.

– Ты шутишь, – не поверил папа, откладывая справочник на стол.

Я покачала головой.

– А что это ты там делала? Ты же терпеть не можешь этого идиота.

– Не знаю.

– Врешь! – закричал папа. – Опять врешь! Никто не ходит и не стучит в дверь соседям неизвестно почему! Говори быстро, зачем ты туда ходила?

– Мне нужно было спросить кое-что у мистера Вуозо, – призналась я.

– Вуозо? – перепросил папа. – Что ты имеешь в виду?

– Мне надо было извиниться перед ним за статью.

– Какую еще статью?

– Мое интервью про резервистов. Для школьной газеты, – сказала я.

– Ты же его не писала, – сказал папа. – Я забрал у тебя кассету.

– Мне пришлось написать его по памяти.

– Ты сочинила фальшивое интервью с Вуозо? – поразился папа.

– Нет, – возразила я, – я почти все вспомнила правильно. Там только чуть-чуть было не так, но мистер Вуозо ужасно разозлился.

Папа замолчал на секунду, а потом спросил:

– У тебя есть с собой газета?

Я кивнула.

– Принеси, – велел он.

Я пошла за рюкзаком, достала газету и принесла папе.

– Вот ведь кретин, – сказал папа, тыкая пальцем в фотографию мистера Вуозо.

Потом он приступил к чтению и почти сразу же разразился хохотом.

– Это вот такого ты навспоминала? – спросил он. – У тебя просто отвратительная память!

Ответы, которые понравились ему больше всего, он зачитал вслух: “Нет, я не боюсь идти на войну. Это не так уж и страшно, я ведь буду просто возить еду” и “Нам всем нужна нефть для наших машин”. Закончив, папа заявил, что это была лучшая статья, которую он когда-либо читал, и как он был прав, отняв у меня кассету. Потом он сказал:

– Иди, возьми куртку.

Когда я вернулась, он копался под раковиной, вытаскивая оттуда старые футболки с желтыми пятнами пота под мышками – ими он обычно натирал ботинки.

– Держи, – сказал папа, отдавая мне одну из них.

Затем он передал мне желтые резиновые перчатки и, схватив куртку со стула, сказал:

– Ну, пошли!

Мы залезли в машину и проехали до конца улицы, потом повернули налево. Скоро в свете фар я увидела котенка. Он лежал скрючившись и походил на мертвого жука, – я давно заметила, что только присутствие жизни заставляет их держать спину прямо.

– Иди забери ее, – велел папа, и я открыла дверь.

Я нервничала. Впервые мне предстояло так близко рассмотреть кого-то мертвого. Я хотела забрать кошку как можно раньше. Я знала, что скоро она окоченеет, и мне страшно не хотелось ее такую трогать.

Глаза у нее были открыты, и на секунду мне показалось, что она до сих пор жива. Но когда я подошла поближе и увидела, что глаза у нее не двигаются, я поняла, что она мертвая, совершенно точно мертвая. По телевизору я видела, как умершим людям закрывают глаза, опуская веки. Нехорошо мертвецам лежать с открытыми глазами. В любом случае, котенку я ничем помочь не могла – у кошек же нет таких век, как у людей. Вместо этого я только прошептала: “Прости, Снежок”.

Папа снабдил меня резиновыми перчатками. Я тоже думала, что котенок будет весь в крови, но на самом деле только на левом ухе виднелась маленькая струйка. Но, как бы то ни было, прежде чем уложить его на середину папиной футболки, которую я расстелила на дороге, я надела перчатки.

Он еще не окоченел, но все равно был какой-то не такой – весь как одна большая напрягшаяся мышца. Я заметила, что, перенося его, я прикрываю глаза. Совсем как в кино, когда смотришь ужастик, – прикрываешь рукой глаза, но все равно смотришь.

Я уложила его на футболку, потом просто соединила все четыре конца и понесла ее как мешок. Папа открыл мне дверь и сказал:

– Положи его на колени.

Те минуты, что мы ехали до дома, прошли в тишине. Около гаража папа заглушил мотор и повернулся ко мне:

– Занеси его в дом.

– А мы разве не отнесем его Вуозо? – удивилась я.

– Ты издеваешься? – спросил в ответ папа. – Чтобы этот говнюк назвал меня убийцей? Забудь об этом.

Дома, на кухне, он стоял позади меня и говорил, что мне делать – сначала завернуть кошку в пищевую пленку, потом в несколько пластиковых пакетов. Затем он велел мне убрать ее в холодильник, чтобы через пару дней спокойно выбросить в мусор.

– Но тогда они никогда не узнают, что с ним случилось, – возразила я.

– Ну, – протянул папа, – об этом тебе следовало подумать до того, как ты выпустила его на верную смерть.

Вечером, лежа в кровати, я все думала о папиных словах. О том, что это я убила Снежка. Конечно, в чем-то он был прав, но в то же самое время я не понимала, как же это я могла быть виновата в смерти котенка. Я убила его, потому что пришла извиниться перед мистером Вуозо, но мне никогда не пришлось бы перед ним извиняться, если бы не папа, который забрал у меня кассету и вынудил выдумать все интервью. С какой стати папа обо всем берется судить? Почему он так уверен, что я одна во всем виновата? Я поняла: это все потому, что он считает, что сам-то никогда не поступает неправильно. Но это не так. Он расист, и он очень грубый… Мне вдруг подумалось, что однажды об этом узнает кто-нибудь и кроме меня.

На следующий день в школе я рассказала Томасу о Снежке.

– Я хочу на него посмотреть, – заявил он.

– Нельзя, – перепугалась я. – Мы его завернули в сто пакетов.

– Ну так мы развернем.

– Я даже не знаю, – сомневалась я.

– Я сам, не бойся. Тебе не придется снова его трогать.

Я промолчала. Больше всего меня беспокоило, что Вуозо могли увидеть нас с Томасом, разыскивая Снежка, и донести на меня папе.

– Ну, давай, – настаивал Томас, потом понизил голос и добавил: – Я займусь с тобой любовью.

– Правда?

Он кивнул.

– Я знаю, тебе этого не хватает, – важно заявил он.

Когда Томас говорил со мной так, вел себя так, словно я безумно обожаю заниматься сексом, я была счастлива. Папа злится, когда люди делают всякие предположения на его счет, а мне это нравится. Мне тогда кажется, что они хотят узнать меня поближе. И какая разница, правы они или ошибаются. Они ведь пытаются меня узнать, интересуются мной.

– У меня нет презервативов, – сообщила я.

– И что? – спросил Томас. – Я вытащу перед тем как кончить.

– А это сработает? – не поверила я.

– Ага.

– Ну ладно.

– Договорились, – сказал он и под столом коснулся моей ноги своей.

Когда позже днем мы с Томасом сошли с автобуса, Зак ходил по улице, выкрикивая имя Снежка.

– Эй, Зак! – позвал его Томас, словно они были старыми друзьями.

Зак его проигнорировал.

– Я слышал, у тебя кошка сбежала, – продолжил Томас.

– Отвали! – пробормотал Зак.

– Что-что? – переспросил Томас.

Зак не стал повторять. Вместо этого он закричал: “Снежок!” – чуть громче, чем до этого.

– Снежок! – заорал в ответ Томас.

– Не надо! – завопил Зак. – Он испугается! Он никогда не вернется, если поймет, что вы тут.

– А что, если он вообще никогда не вернется? – поинтересовался Томас.

– Пошли, – потянула я его, – пошли.

– Что, если он уже умер? – не унимался он.

– Пошел ты, – огрызнулся Зак. – Откуда тебе знать? – И он двинулся в другую сторону от нас.

Дома Томас сразу пошел к холодильнику.

– Это он? – спросил он, показывая на странной формы сверток в белом пластиковом пакете.

Я кивнула.

Он вытащил пакет из холодильника и положил на столешницу. Звук раздался такой же, как от куска льда. Да, впрочем, он уже и был обычным куском льда.

– Поверить не могу, что он заставил тебя его упаковывать, – сказал Томас, развязывая один из множества узелков, которые я вчера сделала из ручек пакета.

– Это мое наказание, – объяснила я. – Я же его убила.

– Брехня, – отозвался Томас. – Ты даже водить не умеешь.

Тогда я подошла к нему поближе и приклонила голову на плечо.

– Да, ну и пакетов тут, – бормотал он каждый раз, снимая пакет и обнаруживая под ним еще один.

– Папа хотел, чтобы все было гигиенично.

– Три это гигиенично. А пять – это уже дурдом.

Наконец он добрался до пищевой пленки. Так уже можно было рассмотреть Снежка довольно хорошо.

– Ох, боже, – вздохнул Томас. – Это так грустно.

– Хороший был котенок, – добавила я.

Он кивнул.

– У него глаза открыты?

– Угу, – подтвердила я.

– А чего ты их не закрыла?

Я пожала плечами.

– Нужно их закрыть, – решил Томас.

– Нельзя, он же заморожен.

– Да ничего, – ответил он. – Мы его немножко разморозим, и тогда все получится.

– Времени нет, – предостерегла я.

– Конечно, есть! – Он обнял меня и нежно поцеловал пару раз в щеку. – Мы пока пойдем к тебе в комнату, а когда вернемся, он уже станет помягче.

– А он вонять не начнет?

– Не начнет, не бойся, – отмахнулся Томас.

– Ты уверен? – спросила я.

– Да, – прошептал он, наклонившись к моему уху.

Мы прошли ко мне в комнату, и Томас велел мне раздеться. Он стоял и смотрел на меня.

– А ты не будешь раздеваться? – поинтересовалась я.

Он помотал головой.

– Я хочу, чтобы ты была голая, а я нет. Я только джинсы расстегну, и все.

– Почему? – не поняла я.

– Потому что это сексуально, – объяснил он. – Это показывает, насколько сильно ты меня хочешь.

Мне показалось, что определенный смысл в этом есть, так что я согласилась. Когда я сняла всю одежду, он попросил встать меня на кровать на четвереньки.

– Зачем это? – снова не поняла я.

– Мне так хочется.

– Но я же не буду тебя видеть.

– Ты меня почувствуешь, – пообещал он.

Я сделала, как он просил, хоть это меня и смущало. Больше всего меня беспокоило, что он сможет рассмотреть всю мою попу. Я обернулась было, чтобы посмотреть на Томаса, но он велел мне стоять смирно. Он сказал, чтобы я смотрела вперед и не волновалась ни о чем. Я услышала, как он расстегивает молнию, потом почувствовала кожей его член. Он тыкался в место, где вообще не было никакого отверстия.

– Не туда, – подсказала я.

– Погоди, сейчас.

Наконец он нашел нужное место. Я возбудилась, когда он еще целовал меня на кухне, так что член вошел легко.

– О Господи, – услышала я его шепот. – Тебе хорошо?

– Да, – ответила я, хотя не была в этом уверена.

Не плохо, это точно. Я чувствовала точно то, что происходило – Томас держал меня за бедра, входил и выходил из меня.

– Ты скоро кончишь? – спросил он через минуту.

– Не думаю, – призналась я.

– Девушка должна первой кончить, – сообщил он.

– Не думаю, что у меня вообще получится.

– Почему?

– Не знаю, – ответила я. – Я умею кончать, только когда сама с собой.

Тогда Томас провел свою руку вниз и прикоснулся ко мне между ног. Из меня сразу же вырвался длинный вздох, хоть я и не собиралась так стонать.

– А так кончишь? – спросил он у меня.

– Да, – решила я.

Через несколько секунд таких его ласк я кончила. Еще один стон вырвался из моего рта, такой, словно голос у меня дрожал. Как же было хорошо кончать не одной, а с кем-то еще. Просто невероятно – я не единственная, кто знает, как доставить мне же удовольствие.

– Я сейчас кончу, – прохрипел Томас.

– Давай.

Я почувствовала, как он вышел из меня.

– Перевернись, – попросил он.

Я послушалась. Вместо того чтобы войти в меня снова, Томас сел передо мной на колени, начал смотреть мне между ног и мастурбировать. Сразу перед тем как кончить, он подвел член к моему животу и затем весь его залил. Даже в пупок сперма попала.

Кончив, он повалился рядом со мной на кровать.

– Можно платок? – спросила я.

– Погоди секунду.

– Мне нужен платок, – сказала я. Сперма щекотала мне живот. – На постель попадет.

– Ладно, – сказал он и пошел в ванную.

Вернувшись, он сам вытер меня салфеткой.

– Тебе понравилось? – спросил он.

– Да, – ответила я.

На самом деле я так и не въехала, понравилось мне или нет. Но когда он так спросил, уверенный, что мне понравилось, мне сразу захотелось с ним согласиться.

– В следующий раз я кончу тебе на грудь, – сообщил он.

– Ладно.

Я попыталась не выдать своей радости. Он хочет снова заняться со мной сексом, и мне даже не придется объяснять ему, почему я не девственница!

Томас скомкал салфетки.

– Пошли посмотрим, растаял он или нет.

Он не растаял. Но начал вонять. Томас заявил, что ничего не чувствует, но я поняла, что он просто не хочет признать, что ошибся.

– Нужно завернуть его обратно, – решила я.

– Слушай, – предложил Томас, – мы же можем засунуть его в микроволновку, секунд на тридцать.

– Ни за что, – отказалась я.

Он начал напоминать мне мальчишек в школе, которые постоянно рассказывали тупые шутки про животных, которых засовывали в посудомоечные машины и сушилки.

– Оставлять его с открытыми глазами – непочтительно, – заявил он.

– Ага, вот только в микроволновку его совать – еще более непочтительно, – парировала я.

– Нет, если мы это делаем для того, чтобы закрыть ему глаза.

Я задумалась. Я не знала, как поступить.

– А что, если он еще больше развоняется? – спросила я.

– Не успеет, – уверил меня Томас. – Это же всего тридцать секунд.

Но он успел. Не слишком сильно, но и не слабо. Даже Томасу пришлось признать, что он чует запах. К тому же даже после тридцати секунд в микроволновке глаза у котенка все равно никак не желали закрываться.

– Надо убрать его обратно в холодильник, – повторила я, и на этот раз он меня послушал.

Я смотрела, как Томас заворачивает кошку в пакеты, совсем как папа вчера смотрел на меня. Когда он делал что-нибудь не так, я его поправляла, но только не так грубо, как папа. Томас не хотел снова заворачивать его во все эти пакеты, но я сказала, что, если он схалтурит, у меня будут неприятности.

– Какие от этого могут быть неприятности? – не понял Томас. – Неужели твой папаша полезет проверять, во сколько пакетов завернута кошка, прежде чем выбросить ее в мусорку?

– Не знаю, – призналась я. – С него станется.

– Знаешь, верится с трудом, – сказал Томас, и мне стало обидно, хотя папа и вправду вряд ли стал бы проверять пакеты. Я не знала, как объяснить Томасу, что не в этом дело. Просто я постоянно должна делать все таким образом, чтобы это нравилось папе.

Мы поцеловались на прощанье в гостиной, затем я открыла ему дверь. На улице мы увидели мистера Вуозо, спускающего флаг.

– А вот и герой твоей статьи, – сказал Томас и рассмеялся.

– Тссс, – зашипела я.

– Чего такое?

– Ему не понравилось интервью.

Томас пожал плечами.

– А по-моему, вполне ничего. Там описан вполне себе достоверный козел.

Тут мистер Вуозо нас увидел.

– О нет, – прошептала я.

– Я разберусь, – сказал Томас.

– Джасира, – поздоровался мистер Вуозо, заходя к нам на газон. Треугольный флаг торчал у него из-под мышки.

– Да? – отозвалась я.

– Что тут происходит? – поинтересовался он.

– Ничего.

– В каком смысле – что тут происходит? – отозвался Томас.

– Я что, с тобой разговариваю, сынок? – осведомился мистер Вуозо.

– Я вам не сынок, – огрызнулся Томас.

– Твой отец в курсе, что он тут? – спросил мистер Вуозо у меня.

Я промолчала.

– Оставьте ее в покое, – посоветовал Томас и переменил позу, чтобы казаться немного выше, чем он есть на самом деле.

Мистер Вуозо его проигнорировал.

– Можешь прийти ко мне поговорить, когда он уйдет, – сообщил он мне и пошел обратно к дому.

– Да кем он, черт возьми, себя возомнил? – сказал Томас так, чтобы мистер Вуозо его услышал.

Я пожала плечами.

– Даже не смей идти и разговаривать с ним, – предупредил он.

– Не пойду, – ответила я.

Я и правда не собиралась к нему идти. Почему-то сегодняшнее поведение мистера Вуозо напомнило мне о том дне, когда он засунул в меня пальцы.

– Иди в дом и запри дверь, – посоветовал Томас.

Я кивнула и прошла в дом. Заперев дверь, я отодвинула в гостиной штору и помахала Томасу на прощанье. Как только он скрылся из поля зрения, я задернула штору обратно и пошла на кухню все проверить. Все вроде бы было в порядке, за исключением этого запаха. В подсобке я достала из шкафа баллончик освежителя воздуха и попшикала им повсюду. В итоге к запаху мертвой кошки примешался запах гардений. Я прошла по всему дому, открывая окна. Когда я добралась до гостиной, раздался звонок в дверь. Я застыла на месте.

– Джасира! – услышала я голос мистера Вуозо.

Я не шелохнулась.

– Я знаю, ты дома! – сказал он.

– Да? – откликнулась я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно дружелюбнее.

– Открой дверь, – попросил он.

Я не сдвинулась с места.

– Живо! – заорал он.

В конце концов я отодвинула штору и взглянула на него через окно.

– Что вам надо?

– Открой мне дверь, – повторил он, немного вытягивая шею в сторону.

– Скажите, что вам нужно, оттуда.

– Черт побери! – выругался он. – Я же велел тебе прийти ко мне, как только этот парень уберется.

– А я не хочу, – заявила я.

– Неужели?

Я покачала головой. Еще секунду он постоял на ступеньках. Затем спустился и подошел прямо к окну. Он не обратил внимания на бархатцы, которые папа высадил под подоконником, и встал прямо на них.

– Чем ты занималась с этим ниггером? – спросил он.

– Ничем.

– Или ты скажешь, чем вы занимались, или я расскажу твоему папаше, что этот негрила был у тебя, и мне наплевать, изобьет он тебя до смерти или нет.

У меня аж дыхание сперло, когда он заговорил о папиных побоях.

– Пожалуйста, не говорите папе, что Томас тут был, – попросила я.

– Просто скажи, чем вы с ним занимались, вот и все.

Я промолчала.

– Ты что, позволила ему себя трахнуть?

Я все еще молчала.

– Господи Иисусе, – выговорил он.

– Вы пообещали, что не будете на меня доносить, – сказала я.

– Господи Иисусе, – повторил он снова.

Первым делом, войдя домой, папа поинтересовался:

– Чем это так пахнет?

– Пахнет? – Я глубоко вдохнула, демонстрируя, что не понимаю, о чем это он.

– Тут чем-то воняет, – повторил он, принюхиваясь повсюду.

– Я не чувствую.

– Может, из мусорки? – предположил папа и открыл дверцу под раковиной. Мешок был набит битком. – Вынеси мусор, Джасира.

Я кивнула и пошла завязывать на пакете узел.

– Если ты не будешь выполнять свои обязанности, у нас заведутся тараканы, – предупредил папа. – А если у нас заведутся тараканы, за услуги дезинсектора ты будешь платить из своего кармана.

– Ладно.

– А это очень дорого, – добавил он.

Я думала, что папа попросит заодно выбросить и Снежка, но он промолчал. Наверное, забыл. Но я не стала ему напоминать. Я понимала, что он мертв, но все равно выбрасывать его в мусорный контейнер мне совсем не хотелось.

Назавтра в школе Томас стал расспрашивать меня, что произошло с мистером Вуозо.

– Ничего, – ответила я. – Он потом приперся и хотел со мной поговорить, но я ему дверь не открыла.

– О чем это он хотел с тобой поговорить?

– Откуда я знаю, – соврала я.

Томас умолк на секунду.

– Он что, в тебя втюрился? – наконец спросил он.

– Что?

– Он тебя любит? – повторил он.

– Нет, – сказала я, хотя мысль о том, что Томасу так кажется, представилась мне интересной.

– Он с тобой разговаривает так, словно в тебя влюблен, – объяснил Томас. – Понимаешь, когда влюбляешься, всегда начинаешь так командовать, как он. Со стороны это особенно заметно.

– Не думаю, что он меня любит, – с сомнением произнесла я.

– Но это возможно.

– Вряд ли, – повторила я.

Но до конца этого дня я только и делала, что думала о словах Томаса. Мне-то всегда казалось, что я мистеру Вуозо не нравлюсь, что он просто так развлекается. Мне даже в голову никогда не приходило, что тут может быть что-нибудь еще.

В классе мы с Дениз стали обмениваться записками. Она написала: “У мистера Джоффри есть подружка. Поверить не могу” – и пририсовала грустную рожицу с крошечной слезинкой на щеке.

Я ответила: “Ты уверена?” – и она прислала новую записку: “Да. Он наконец прочел мой гороскоп и сказал, что для его девушки все полностью совпало”.

“А что там было?” – поинтересовалась я.

“Что Близнецы в этом месяце будут сверкать невообразимой красотой и обретут успех в работе. Ох. Он прямо меня лицом ткнул в это место”, – писала Дениз.

“Может, он просто хотел, чтобы ты остыла к нему?” – предположила я.

“Нет, он хотел меня отшить, и пожестче”, – ответила она.

“Сочувствую”, – написала я в ответ.

Потом Дениз спросила, как у меня дела с мистером Вуозо, и я сказала, что все хорошо. Я не стала ей говорить, что он разозлился из-за моего интервью, и что вчера он меня напугал, и что, возможно, он в меня влюблен.

Дениз в ответ написала, что она мне завидует. “Тебе так повезло, – гласила записка, – постарайся выяснить, когда у него день рождения, и тогда я напишу ему хороший гороскоп”.

Вернувшись из школы домой, я сделала уроки. Потом включила телевизор и начала гладить. С тех пор как я лишилась подработки у Вуозо, папа начал платить мне за глажку его рубашек. Теперь он не носил их в прачечную, а давал мне по полтора доллара за каждую. Он сказал, что, если я буду плохо гладить, он снова начнет отдавать их в прачечную.

Каждая рубашка занимала у меня где-то пятнадцать минут, и, когда около шести раздался звонок в дверь, я обработала уже пять штук. Я пошла к двери, но, вместо того чтобы сразу ее открыть, сначала посмотрела в маленькое окошко, кто там. Увидев мистера Вуозо, я открыла окно и поздоровалась.

– Привет, – поздоровался он в ответ. По сравнению со вчерашним днем он выглядел гораздо спокойнее. – Можно мне войти?

– Не знаю, – сказала я. – Папа должен скоро прийти.

Мистер Вуозо бросил взгляд на часы.

– Думаешь? – спросил он. – Вообще-то еще рано.

– Может, так поговорим? – предложила я.

– Конечно, – согласился мистер Вуозо. Тем не менее мне показалось, что он немного расстроился.

– Все в порядке? – спросила я.

– Ну, – начал он, – я вообще-то пришел извиниться за свое вчерашнее поведение. Мне очень жаль.

– Да ничего страшного.

– Нет, – возразил он, – это не так. Я не имел права так с тобой говорить.

Я промолчала. Для меня не было счастливее минут, когда мистер Вуозо раскаивался в своих поступках.

Он глубоко вздохнул.

– А еще я хотел попрощаться, – сказал он.

– Попрощаться?

– Меня призвали, – кивнул он.

Я посмотрела на него сквозь стекло. Сегодня он стоял на ступеньках и, пока мы говорили, склонялся ко мне все ближе и ближе.

– Но война же закончилась, – не понимала я.

Он усмехнулся.

– Война-то закончилась, – объяснил он, – но гуманитарная помощь им все равно нужна.

Я все равно ничего не понимала. Папа ведь сказал, что мистера Вуозо скорее всего не призовут. Правда, вполне возможно, папа сам не понимал толком, о чем говорит. Он почти всегда говорил о вещах, о которых не имел ни малейшего представления.

– Вас что, даже убить могут? – спросила я.

– Не думаю, – успокоил меня мистер Вуозо. – Во всяком случае, я на это надеюсь.

– Я не думала, что вам придется уезжать, раз война уже кончилась.

– Для меня это тоже стало неожиданностью.

– Я не хочу, чтобы вы уезжали, – призналась я.

– Я вернусь, – пообещал он.

Я не знала, как мне на это ответить.

– Ну ладно, – решился он. – Пока.

Я смотрела, как он разворачивается и спускается по ступенькам. Когда он прошел уже половину дорожки, я закричала:

– Стойте! – и открыла дверь.

Он остановился и повернулся ко мне.

– Можете зайти, – сказала я.

Он подумал секунду, кивнул и пошел обратно к дому. За ним тянулся аромат его одеколона. Осмотревшись в гостиной, он плюхнулся в папино кресло.

– Иди сюда, – позвал он. – Посиди со мной.

Я не двинулась с места. Мне понадобилась где-то минута, чтобы привыкнуть к тому, что он снова стал со мной милым.

– Спасибо, что не рассказали папе про Томаса, – поблагодарила я.

– Томаса? – не понял он.

– Моего друга, который тут был вчера.

– О, – вымолвил он. – Я не очень хочу это обсуждать.

– Извините.

– Может, подойдешь поближе?

Я медленно сделала несколько шагов.

– Посиди со мной, – повторил он, похлопывая себя по коленям.

Как только я села, я почувствовала его член. Я понимала, что он снова хочет делать со мной всякое такое, и знала, что должна его слушаться, раз его призвали на войну. Правда, главным образом мне казалось, что я должна заняться с ним сексом, потому что уже проделывала это с Томасом, и мистер Вуозо был в курсе. Я боялась, если я откажусь, он спросит, почему же я с Томасом на это согласилась и чем он хуже его. А я не знала, как ответить на такой вопрос.

Я сидела у него на коленях, и скоро он начал гладить руками мою грудь. Сначала он задрал мне рубашку, потом лифчик. Затем он начал трогать грудь и ущипнул меня за сосок.

– Ой! – вскрикнула я, прикрывая рукой грудь. – Не делай так.

Он прекратил меня щипать, правда, очень странно при этом на меня посмотрел. Как будто я сказала что-то очень смешное.

– Ладно, – согласился он. – Буду делать что-нибудь еще.

Он велел мне встать на колени, потом расстегнул штаны и засунул член мне в рот. Сначала он сам двигал мою голову так, как ему нравилось, а потом убрал руки, и я уже делала все сама. Когда я начала сосать как-то не так, он взял меня за уши и еще раз показал, как надо делать правильно.

Через несколько минут он велел мне остановиться и встать. Затем он расстегнул на мне джинсы, и я сняла их, оставшись в одних трусиках. Потом он велел мне лечь животом на журнальный столик и вошел в меня сзади. Это было совсем как с Томасом вчера, когда я была голой, а он нет. Но только мистер Вуозо не ласкал меня, как Томас. Он только вдавливал мою голову в ковер.

Несколько минут мы двигались в такт, потом он вытащил член и приказал мне встать. Он уселся обратно в папино кресло и снова засунул член мне в рот. Я мужественно рассчитывала проглотить всю сперму, но в последний момент он вытащил член и направил его мне на лицо. Сперма попала мне на губы, немножко на щеку. – Как хорошо, – пробормотал он, убирая пенис в штаны.

– Как же мне было хорошо.

Потом он застегнул джинсы и сказал, что будет вспоминать обо мне в Ираке.

После того как он ушел, я прижала руки к лицу, чтобы сперма не капала на пол. Я чувствовала, как она стекает с моего лица. Голой я прошла в ванную, стараясь не запачкать ковер. Там я залезла в душ, избегая смотреть в зеркало. Я не хотела видеть себя такой.

В душе я страшно затосковала по Томасу. Мне хотелось сказать ему, что он был совершенно не прав насчет любви мистера Вуозо. Хотелось сказать, что надо было послушать его и не открывать мистеру Вуозо дверь.

Я вылезла из душа, обернула вокруг головы полотенце. Надела свежую одежду и засунула грязную в стиральную машину, где уже лежала папина. Он не одобрял, когда я запускала полупустую машину. Потом я снова начала гладить. До прихода папы я успела выгладить еще две рубашки. Когда он их увидел, то сказал, что я рубашки глажу гораздо лучше, чем в прачечной. Он достал кошелек, чтобы заплатить мне. Он был таким милым, что я с трудом удержалась, чтобы не расплакаться.

глава десятая

Мистера Вуозо так и не призвали. Каждый день я ждала этого, но он все не уезжал. Жил себе и жил, как прежде. Каждый день я видела, как он выносит мусор, достает почту, опускает флаг. Приезжает и уезжает. Неприятно было думать о том, что он мне лгал. Я ему поверила, и теперь мне было ужасно стыдно. А ему, казалось, на это наплевать. Стыдилась я своей глупости. Я сделала то, чего совершенно не хотела делать, и теперь каждый день была вынуждена сталкиваться с человеком, с которым я это сделала.

Хуже всего было то, что при встрече он меня не игнорировал. Улыбался, махал рукой или даже окликал: “Привет, Джасира! Как жизнь?” На втором месте по отвратительности стояло то, что мне приходилось улыбаться в ответ и говорить: “Спасибо, хорошо”. Когда он только начал вести себя так искренне и дружелюбно, я думала, что, наверное, его все-таки призвали, просто он еще не уехал. А потом я как-то спросила об этом у Зака.

– Моего папу не призывали! Ты что, совсем тормознутая? Война же кончилась. Мы надрали Саддаму задницу.

Особенно стыдно мне было смотреть в глаза Мелине. Если я видела, что она вышла во двор, то сидела дома. Если я сама гуляла на улице и выходила она, я тут же находила повод и убегала домой. Я больше не ходила к ней читать свою книгу и даже не открывала дверь, если думала, что это она пришла. У меня кончились тампоны, и, вместо того чтобы попросить Мелину купить их, я начала использовать прокладки. Именно прокладки стали одной из тех немногих вещей, что как-то скрашивали мою жизнь. Они стали моим добровольным наказанием.

Я считала, что заслуживаю наказания. Ведь в тот раз с мистером Вуозо мое тело было в полнейшем восторге. Разуму это все не нравилось, но тем не менее мистер Вуозо без труда вошел в меня. Он бормотал что-то вроде: “Ты ведь хочешь меня, да?” и “Тебе ведь это нравится, а?” – и я начала чувствовать, что мое тело меня предало. Казалось, мысли в моей голове существовали совершенно отдельно от моего тела. Часть меня, которая контролировала то место между ног, хотела, чтобы все эти плохие вещи со мной случились. И делала все, чтобы упростить для моего тела этот процесс.

Когда я думала обо всем этом, у меня кружилась голова. Иногда, если я думала о таком слишком долго, пальцы начинало покалывать, а внутри меня что-то сжималось в маленький комочек, такой же, как мертвый Снежок на дороге.

На уроке французского мадам Медигэн три раза спросила, как у меня дела, прежде чем я смогла поднять голову и пробормотать: “Je vais très bien”^[9]. Томасу так часто приходилось повторять свои слова, что он начал называть меня глухой. И только Дениз поняла, почему мне на все наплевать. “Он больше тебя не любит?” – написала она в записке на уроке. “Да”, – ответила я и нарисовала грустную рожицу со слезинкой – такую же, как Дениз нарисовала в честь мистера Джоффри.

Дениз пригласила меня в субботу в гости, и я спросила у папы разрешения.

– Конечно, – сказал он. – Только сперва сделай все домашние дела.

Поэтому все субботнее утро я провела, отчищая ванную и мучая ковры пылесосом. Еще папа велел помочь ему в саду – убрать все клумбы, которые мы посадили перед домом. После того как мама вернулась в Сиракьюс, мы перестали за ними ухаживать. Когда мы, стоя на коленях, ковырялись в земле, пришел муж Мелины, Гил. Он сказал папе что-то по-арабски, и тот ответил. Я знала, что, встречаясь на улице, они всегда перекидывались парой слов по-арабски. Дома папа всегда отмечал, что Гил прекрасно знает язык, но его взгляды на политику крайне предсказуемы.

– Отличный день для работы в саду, – сказал Гил, на этот раз по-английски. На нем были джинсы и домашние тапочки, а под мышкой он зажал утреннюю почту. Я как-то заметила, что очки он носит только по выходным, как некоторые люди спортивные штаны или старые кроссовки.

– Да, – отозвался папа, бросив взгляд на солнце, – вот мы с Джасирой и решили этим воспользоваться.