Текст книги "Как на ладони (ЛП)"

Автор книги: Алисия Эриан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Я просто пытаюсь похудеть, – объяснила Дениз. – Ну, вы понимаете.

– А, – закивал головой папа. – Только мне кажется, ты и так чудесно выглядишь.

Она захихикала.

– Спасибо, – Дениз огляделась по сторонам. – Какой у вас красивый дом.

– Джасира, покажи Дениз наш дом, – велел мне папа.

Пока мы ходили по дому, я не выпускала из рук сумку, а Дениз всюду совала свой любопытный нос. Закончили мы экскурсию в моей комнате, которую Дениз нашла довольно скучной.

– Тебе нужно тут все украсить, – решила она. – Хоть постеры какие-нибудь повесь.

– Ладно, – согласилась я, хоть и знала, что никогда не буду этого делать.

– У тебя милый папа, – заметила она, бросая рюкзак на пол и садясь на край кровати.

Я поставила сумку к ее рюкзаку и села рядом с ней на пол.

– Вовсе он не милый.

– Почему?

Я пожала плечами:

– Не знаю. Он иногда с катушек слетает.

– Ну и что? – удивилась Дениз. – Мой тоже.

Я не знала, что мне сказать. Непонятно было, слетает ли с катушек папа Дениз так же, как мой.

– Думаю, это пройдет, – сообщила Дениз.

– Наверное, – ответила я, думая про себя, что у папы никогда ничего не проходит.

– А мой папа зато всегда представляется в ресторанах официанткам. Садится и говорит: “Привет, меня зовут Портер, а это моя дочка Дениз. А вас как зовут?” Ненавижу. Каждый раз сижу пунцовая от стыда.

Я кивнула и попыталась представить себе, как мой папа делает что-то в таком роде, но не смогла. Хотя, наверное, это было бы крайне забавно.

– А он к тому же еще очень громко говорит, – продолжала Дениз, – почти орет: “ПРИВЕТ, МЕНЯ ЗОВУТ ПОРТЕР, А ЭТО МОЯ ДОЧКА ДЕНИЗ. А ВАС КАК ЗОВУТ?” У него слуховой аппарат в правом ухе.

– О, – произнесла я.

– Твой-то папа хотя бы не глухой.

– Да, – ответила я.

Внезапно у меня резко испортилось настроение. Мне уже не хотелось, чтобы Дениз была рядом. Она, похоже, вообще меня не поняла, когда я пыталась объяснить ей все про моего папу. Хотя я сама не очень понимала, что же я ей хочу сказать. Скорее всего, я просто не хотела, чтобы он ей нравился, ведь она его совсем не знала.

– А твой папа расист? – поинтересовалась я.

– Кто?

– Расист, – повторила я.

– Нет, – удивилась она. – С чего бы это?

– А мой – расист.

Дениз нахмурилась:

– Серьезно?

Я кивнула.

– Он сказал, чтобы я больше не смела гулять с Томасом, потому что это погубит мою репутацию.

– Шутишь, – не поверила она.

– Не-а.

– Но твой папа араб!

– Я знаю.

– Он ведь тоже меньшинство!

– То, что моя мама встречалась с папой, погубило ее репутацию, и из-за этого он теперь не хочет, чтобы я встречалась с Томасом.

– Ничего себе, – произнесла Дениз.

– Я очень скучаю по Томасу, – поделилась я.

– Да, я заметила, что вы теперь почти не появляетесь вместе.

– Он на меня злится. Из-за того, что я слушаюсь папу.

– Я бы тоже на тебя злилась.

– Да?

– Конечно, – кивнула она. – Твой папа не прав. А ты поступаешь так, как он велит, значит, ты тоже не права. Значит, ты тоже расистка.

– Неправда! – возмутилась я.

– Правда-правда.

– Ты не понимаешь, – попыталась объяснить я. – Если я не буду делать, что он мне велит, он отправит меня обратно к маме.

– И что?

– А я не хочу с ней жить.

– Для тебя что, лучше быть расисткой, чем жить с мамой?

– Да.

– А для меня нет.

– Я не могу уехать из Хьюстона, – сказала я. – Ни за что на свете.

– Почему?

Я задумалась на секунду, а потом решилась.

– Я влюблена, – призналась я.

– В Томаса? – уточнила Дениз.

– Нет, в мистера Вуозо.

– А кто это?

– Это тот резервист, у которого я брала интервью.

– О, – вымолвила Дениз.

– Как бы ты себя чувствовала, если бы тебе пришлось уехать далеко-далеко от мистера Джоффри?

– Думаю, не очень-то хорошо, – призналась Дениз.

– Вот видишь.

– А ты ему нравишься? – полюбопытствовала она. – Ну, мистеру Вуозо?

– Да.

– А откуда ты это знаешь?

Я не знала, как мне ответить на этот вопрос.

– Потому что он приглашал меня на ужин, – наконец сказала я.

– Серьезно? Что, прямо на свидание?

Я кивнула.

– Ого, – поразилась она, – а где был твой папа?

– У своей девушки.

Дениз вздохнула:

– Ты такая везучая. Хотела бы я пойти с мистером Джоффри на свидание.

– Только не говори никому о том, что я тебе сейчас рассказала, – попросила я.

– Конечно, – согласилась она.

– У мистера Вуозо могут быть из-за этого неприятности.

Дениз кивнула.

– Огромные неприятности, – добавила она.

– И тогда-то мне точно придется уехать к маме, – сказала я.

– Не тревожься, – успокоила меня она. – Я не хочу, чтобы ты возвращалась к маме. У меня тогда вообще друзей не останется.

Она улыбнулась, и я задумалась: неужели это правда? Неужели я – ее единственный друг?

В дверь постучался папа и спросил, не хотим ли мы пойти в кино, на фильм “Винсент и Тео”. Мы с Дениз сели у самого прохода, вдалеке от папы, так что можно было подумать, будто мы тут сами по себе. В фильме рассказывали о художнике Винсенте Ван Гоге и его брате Тео, который о нем заботился. Наверное, папа думал, что это образовательный фильм, но там оказалось много сцен с обнаженными девушками, когда те позировали Винсенту. Каждый раз, когда они возникали на экране, Дениз начинала смеяться. Я шикала, боясь, что папа услышит ее и подумает, что это я смеюсь.

В машине по пути домой папа заговорил.

– Я и не знал, что там будут сцены с обнаженкой, – признался он. – Извини, Дениз.

– Подумаешь, чепуха, – отмахнулась она.

– Ну, для твоих родителей это может быть не чепуха, – заметил он.

– Нет, они только насчет насилия беспокоятся, секс в фильмах их не волнует.

– Ладно, – произнес папа. – Но я, наверное, все равно им позвоню.

– Да говорю же вам, не переживайте! – засмеялась Дениз.

Я думала, что папа взбесится из-за того, что моя ровесница говорит с ним в таком тоне, но ошибалась.

– Ну, как скажешь, – смирился он.

Меня раздражало, что Дениз могла так вести себя с моим папой. Если бы я прямо сейчас начала говорить так же, как она, он бы тут же велел мне заткнуться. Я знала: уже слишком поздно, чтобы начинать вести себя с ним по-другому.

У дома мы увидели мистера Вуозо, спускающего у себя на дворе флаг.

– Это он? – спросила у меня Дениз.

– Кто “он”? – сразу заинтересовался папа.

Я не знала, что мне сказать. Я не могла поверить, что она уже выболтала мою тайну. Но потом она поняла, что натворила, и быстро добавила:

– Ну, резервист, у которого Джасира интервью брала.

Папа кивнул. Потом взглянул на меня через зеркало и заявил:

– Джасира, когда мы приедем, дай мне послушать ту кассету.

– Какую кассету? – полюбопытствовала Дениз.

– С интервью, – объяснил папа.

– Но вам нельзя ее слушать! – воскликнула она.

– Нельзя? – переспросил папа и взглянул на нее так, словно она сказала что-то очень забавное. – Почему нет?

– Потому что, – ответила она. – Она журналист! Источники ее информации конфиденциальны, и, если вы прослушаете ее кассету, вы нарушите ее конфиденциальность.

– Ого, – произнес папа. – Понятно.

Я поверить не могла, что он поверил Дениз, когда та сказала про конфиденциальность, но не мне.

– Вам придется подождать, пока выйдет статья, – пояснила Дениз папе.

– Но это слишком долго.

– Ничего не поделаешь.

– Какая у тебя несговорчивая подруга, – сказал папа, глядя на меня в зеркало, и я кивнула.

Вечером, после того как мы уничтожили часть накупленной мной еды, мы приступили к составлению гороскопов. Для папиного знака, Козерога, Дениз написала: “Если вы не будете приспосабливаться, с вами произойдет что-то ужасное! Будьте вежливее с другими людьми и забудьте о расизме. Жизнь повернется к вам светлой стороной, если вы измените свое поведение”. Для Рака, к которым относился и мистер Джоффри, она написала: “Вы без памяти влюбитесь в прекрасную девушку, такую же умную, как вы сами, но гораздо вас моложе. Дайте ей шанс, и вы будете приятно удивлены!”

– А что, если твой гороскоп будет читать женщина? – спросила я.

– И что? – не поняла она.

– Тогда получится, что женщина влюбится в прекрасную девушку.

– Ой, точно, – сказала она и поменяла “девушку” на “человека”.

Ее беспокоило, что так ее послание мистеру Джоффри звучит слишком расплывчато, но, с другой стороны, она согласилась, что иначе гороскоп выглядел бы странно.

Ночью я легла в спальный мешок на полу, а Дениз заняла мою кровать. Я подумывала, не показать ли мне ей “Плейбой” перед тем, как выключать свет, но потом отказалась от этой идеи. Мне показалось, что она, как и Мелина, скажет, что это пошло.

Утром папа испек нам оладьи. Дениз все никак не говорила, вкусные они или нет, так что мне, в конце концов, пришлось идти напролом.

– Понравились тебе оладьи?

– Очень, – согласилась она. – Чудесные оладьи.

– Я вкуснее еще никогда не ела, – добавила я.

Она кивнула и подцепила вилкой еще оладью. Я взглянула на папу, который стоял у плиты в фартуке, но не поняла, слышит он нас или нет.

Мама Дениз приехала за ней около одиннадцати. Она позвонила в дверь и представилась папе и мне, а потом похвалила персидский цикламен, который мы посадили перед домом. Папа взял ножницы и срезал ей маленький букетик. Когда Дениз с мамой уехали, мы вернулись в дом, и, как только я закрыла дверь, папа заговорил:

– Ну, давай сюда кассету.

– Что?

– Я хочу услышать это интервью.

– Но ты же сказал Дениз, что подождешь, пока не выйдет статья.

– Не говорил я такого. Это она сказала, что я должен подождать, а я ответил, что это слишком долго.

Я взглянула на него.

– Давай сюда, – повторил папа.

Я пошла в спальню за кассетой. А что еще я могла поделать? Когда я вернулась, папа стоял в неофициальной гостиной, где была стереосистема. Я отдала ему кассету, и он вставил ее в магнитофон. Пока проигрывалась запись, он стоял рядом, словно охранял ее.

Когда шла первая часть разговора, про газовые маски, он смеялся.

– Молодец! – хохотал он. – Ну, ты ему задала!

Когда пошел кусок про презервативы, он молчал. На пленке мистер Вуозо выключил запись, а потом включил снова, попросив задавать мне только нормальные вопросы. В этот момент папа остановил запись.

– И что там было? – спросил он.

– Ничего.

– Почему тогда запись выключали?

– Мистер Вуозо разозлился из-за моего вопроса и нажал “стоп”.

– А потом что случилось?

– Он спросил, откуда я узнала про его презервативы, – призналась я.

– И откуда же ты про них узнала?

– Я увидела их в его вещмешке.

– Ты что, шутишь? – не поверил папа.

Я замотала головой.

– Что ты за человек, раз лазишь по чужим вещам? – спросил он.

Я промолчала.

– А в моих вещах ты тоже копаешься? Когда меня нет дома? – продолжал он.

– Нет.

– Презервативы, – произнес папа, качая головой. – У тебя грязный рот, и мысли такие же грязные.

Он подошел и ударил меня прямо по губам, как будто пытался выбить из них грязь. Когда я вырвалась, он схватил и больно сжал мою руку. Это было гораздо больнее пощечины. Ощущение было как у доктора, когда тебе меряют давление и кажется, что рука вот-вот взорвется, а потом медсестра ослабляет манжету, и ты удивляешься, как же она поняла, что это нужно сделать вот прямо сейчас. Правда, папа хватку не ослаблял.

Утром я обнаружила на руке фиолетовые синяки размером с папины пальцы. Я надела кофту с длинными рукавами и пошла завтракать. Папа уже ел свои обычные хлопья.

– Можно мне кассету? – спросила я. – Мне нужно статью писать.

– Нет, теперь это моя кассета.

– А как же мое интервью?

Он пожал плечами.

– Можешь взять интервью у меня, – предложил он.

– Я не хочу брать у тебя интервью.

Он прекратил жевать и взглянул на меня:

– Прекрасно, и не надо.

Доев хлопья, я смотрела, как папа допивает молоко, оставшееся внизу пиалы. Закончив, он отнес тарелки в раковину. Ополоснув водой, он поставил их сушиться. Он не знал, что каждый день, вернувшись из школы, я перемываю их с моющим средством.

глава восьмая

Я все равно написала интервью с мистером Вуозо. Список вопросов у меня сохранился, и, перечитывая его, я постепенно припоминала ответы. Иногда, если нужный ответ так и не всплывал в памяти, я придумывала фразы, какие он мог, как мне казалось, произнести. Например, на вопрос “Сможете ли вы в Ираке получать посылки?” – я придумала ответ: “Да, конечно. Когда родные, друзья и соседи посылают мне посылки, я понимаю, что обо мне дома не забывают”. В конце, обнаружив, что интервью выходит какое-то уж слишком короткое, я добавила вопрос: “Что бы вы хотели сказать людям, которые любят Саддама?” – и мистер Вуозо якобы ответил: “Я бы призвал их поостеречься, потому что я не спускаю с них глаз”.

– Отличная концовка, – заметил Чарльз, когда в понедельник я показала ему статью.

– Спасибо.

За обедом я рассказала Томасу, что сделала.

– Ты что, хочешь произвести на меня впечатление? – спросил он.

В тот день давали спагетти, и уголки рта у него перепачкались в томатном соусе.

– Ага, – призналась я.

– Ну а я вот не впечатлен.

– А что тогда может тебя впечатлить? – поинтересовалась я.

– Ничего. Слишком поздно. Ты меня теперь уже никогда не впечатлишь, – сказал он и засунул в рот вилку с намотанными на нее спагетти.

Позже на перемене я подошла к шкафчику Дениз и пересказала ей наш с Томасом разговор.

– Он даже не хочет дать мне еще один шанс, – пожаловалась я.

– Разве можно его в этом винить?

– Наверное, нельзя, – признала я.

У Дениз на внутренней стороне дверцы шкафчика висело зеркальце, и, посмотревшись в него, она достала из сумочки маленький квадратик бумаги, похожей на восковую. Она прижала ее ко лбу, потом отняла и показала, что бумажка вся в жире и косметике.

– Ф-фу, – сказала она, демонстрируя мне бумажку.

– Я не расистка, и мне все равно, что говоришь ты или Томас. Я должна делать то, что мне велит папа.

– Почему? – удивилась Дениз.

– Просто должна, и все.

– А что будет, если ты ослушаешься?

– Он разозлится, – ответила я.

– И?

– Он становится очень грубым, когда злится, – попыталась объяснить я.

– Да я же тебе говорила, – сказала Дениз. – Это пройдет.

– Нет, не пройдет, – возразила я. – Ты его не знаешь.

– Ты, главное, не бойся его так, – посоветовала она.

– Я ничего не могу с собой поделать.

– Представь его собакой, – продолжила она. – Ты ведь знаешь, что с собаками нужно вести себя уверенно, потому что они чуют запах страха?

Я кивнула.

– Ну вот и с папой веди себя так же. Если будешь его игнорировать, он оставит тебя в покое, – пообещала Дениз.

Весь оставшийся день мне было ужасно плохо. Мне казалось, что в том, что папа злится, виновата одна я. И что все было бы нормально, если бы я вела себя по-другому. Возможно, Дениз права, но вот только я не умею вести себя так, как она говорит.

Несмотря на это, вечером, когда мы с папой сидели перед телевизором, я изо всех сил старалась быть храбрее. Передавали пресс-конференцию с Колином Пауэллом, и папа злился все больше и больше. Он кипятился, заявлял, что Колин Пауэлл совершенно некомпетентен для своей должности председателя Объединенного комитета начальников штабов.

– Почему он некомпетентен? – спросила я. Мне просто начало казаться, что папе Пауэлл не нравится только потому, что он черный.

– В каком это смысле “почему”!? Ты на него только посмотри! – возмущался папа. – Он бы с радостью привел Саддама к себе домой, накормил бы и спать уложил!

– Но для должности-то он почему не подходит? – настаивала я.

– Я же тебе только что объяснил.

– Но он ведь очень умный, – сказала я.

– Откуда тебе знать? – поинтересовался папа. – Ты что, с ним встречалась?

– Нет.

– Вот и заткнись.

Я попыталась придумать какую-нибудь фразу, чтобы стало ясно, что мне не страшно разговаривать с папой, когда он велит мне заткнуться, но не смогла. На самом деле мне не очень-то хотелось быть храброй. Когда папа говорит: “Заткнись” – это нужно воспринимать как подарок судьбы, ведь это вроде гарантии того, что он не будет меня бить, если я замолчу. От этого просто так не отмахнешься.

На следующий день за обедом Томас со мной заговорил.

– Я придумал, чем ты можешь меня впечатлить, – заявил он.

– И чем же? – спросила я, вскрывая пакетик с горчицей – сегодня на обед давали гамбургеры.

– Займись со мной сексом, – предложил он.

– Ладно, – согласилась я.

– Что, серьезно? – впервые за долгое время голос у него звучал вполне дружелюбно.

– Да.

– Клево, – обрадовался он. – А когда?

– Да когда захочешь.

– Ну, – задумался Томас, – нам, наверное, сначала надо придумать где.

– У меня дома нельзя, – сразу предупредила я. Мистер Вуозо и Зак опять могли бы на меня донести.

Томас кивнул.

– Тогда у меня, – предложил он.

– А как же твои родители?

– Они будут на работе.

– А если вернутся домой раньше времени? – поинтересовалась я.

– Такого не может быть. Они никогда не приходят раньше времени.

– Мне придется домой пешком идти, – добавила я.

– Я тебе такси вызову, – пообещал он. – И заплачу за него.

Я задумалась на секунду.

– Ладно, – согласилась я.

– А можно сегодня? – спросил Томас.

– А презерватив у тебя есть?

– Нет.

– Тогда придется подождать до завтра. У меня дома есть один, я его принесу.

– Откуда у тебя презерватив? – удивился он.

– Сперла из вещмешка мистера Вуозо.

– Я не хочу трахаться в презервативе этого расиста.

– Придется, – огорчила его я. – Других у нас нет.

Томас нехотя согласился.

Когда я встретила у шкафчика Дениз и рассказала ей о нашем с Томасом уговоре, она возмутилась:

– Ты что! Он же тебя использует!

– Ну почему же? – возразила я.

– Конечно, использует, – настаивала Дениз. – Нельзя заниматься с ним сексом только ради того, чтобы он перестал считать тебя расисткой. Это идиотизм какой-то.

– Но я хочу заниматься с ним сексом, – призналась я.

Она взглянула на меня.

– Ты мне об этом не рассказывала. Ты же вроде как в своего соседа влюблена?

– Я и сейчас влюблена. Но и с Томасом я не прочь.

– Но ты же тогда уже не будешь девственницей, – ахнула Дениз.

– И что?

– Как “что”? – повторила она. – Это же очень важно, чтобы твоим первым партнером стал особенный для тебя человек. А не тот, кто тебя использует.

– Все равно, – ответила я. – Я не собираюсь отказываться от уговора.

– Поверить не могу, – произнесла Дениз, закрыла шкафчик и ушла.

Я хотела было догнать ее и сказать, чтобы она не беспокоилась, ведь я уже давно не девственница, и человек, который сделал со мной это, был для меня очень даже особенным, хоть я и не сразу это поняла. Но, конечно, я не стала этого делать. Я не хотела, чтобы у мистера Вуозо были неприятности, и мне казалось, что Дениз все поймет неправильно. Раз уж у меня не получилось объяснить ей, почему мой папа – плохой, то и про то, что мистер Вуозо – хороший, тоже не вышло бы.

По пути домой я думала, как буду заниматься с Томасом сексом. Я Думала, что Дениз ошибалась и что он вовсе не собирался меня использовать. На мой взгляд, Томас предложил мне честную сделку. К тому же я по нему соскучилась. И мне снова хотелось стать его девушкой.

Прямо из автобуса я пошла к Мелине.

– Можно, я книжку почитаю? – спросила я.

– Конечно.

Я прошла следом за ней в дом и удивилась, какой худенькой она казалась со спины. Мне это нравилось, ведь на пару секунд можно было вообразить, что ничего она и не беременна.

В гостиной Мелина уселась на диван, достала клубок желтой шерсти и крошечный свитерок и принялась стучать спицами.

– Совсем как кукольный, – заметила я, кивая на свитер.

– Ага.

– Когда твоя дочка подрастет, можно будет отдать ее старую одежду куклам, – предложила я.

Мелина пожала плечами.

– Это если она будет играть в куклы.

Моя книга лежала на журнальном столике, там же, где я ее оставила в прошлый раз. Интересно, когда к Мелине с Гилом приходили гости, они не удивлялись, что тут лежит такая книга?

– А разве книжку не надо куда-нибудь убрать? – спросила я, беря ее в руки.

– Зачем? – удивилась Мелина, глядя на меня поверх вязанья.

– Не знаю.

– В этой книжке нет ничего плохого, – объяснила она. – И я рада, что любой может зайти к нам и почитать ее.

Она вернулась к вязанью, а я огляделась, решая, куда же мне сесть. Неподалеку стоял стул, но я решила устроиться на полу. Мне хотелось сесть подальше от Мелины, чтобы она не могла рассмотреть, какую именно главу я читаю. К тому же мне нравилось быть ниже ее. Так я чувствовала себя маленькой девочкой.

В книжке говорилось, что, раз уж я решила заняться сексом, мне нужно знать о болезнях, которые он может принести, и обязательно использовать презерватив. Еще там писали, что та часть моего тела, которая ответственна за оргазм, может почувствовать вибрацию, когда Томас введет свой пенис. А в одной главе рассказывали о том, что раньше девственность считали символом чистоты, но что теперь это уже не так, и что на самом деле девушка может поступать так, как хочет, и что больше женщины не могут быть чьей-то собственностью. В чем-то это мне понравилось, но вообще-то я загрустила. Мне-то большую часть времени, наоборот, хотелось кому-нибудь принадлежать.

– Джасира, – позвала меня Мелина.

– Да? – Я оторвалась от книжки.

– У меня для тебя кое-что есть.

– Что?

– Погоди секунду. – Мелина положила вязанье на стол и ушла на кухню. Вернувшись, она протянула мне связку ключей. – Держи.

– Это от чего? – не поняла я.

– От этого дома. Если тебе захочется сюда прийти, в любое время, не важно почему, пользуйся ключом.

– Правда?

– Конечно. И ты не должна сообщать мне, почему тебе захотелось прийти. Можешь приходить телевизор смотреть или книжку читать – как тебе захочется.

– А если тебя не будет? И дома будет только Гил? – спросила я.

Я представила, как прихожу домой к Мелине, а там только Гил, и как я буду мучиться, не зная, что сказать. Это было бы ужасно.

– Спасибо, – поблагодарила я.

– Пожалуйста, – откликнулась она, усаживаясь обратно на диван.

– Я, наверное, им даже не воспользуюсь, – добавила я.

Мелина взялась за вязанье.

– Ну, наверняка ты этого знать не можешь.

Я вернулась к чтению, но сосредоточиться больше не могла. Я все думала, как бы это было – прийти в дом Мелины и никогда отсюда не уходить.

Вечером, перед тем как идти спать, я сказала папе, что пошла в душ, а на самом деле отправилась брить волосы на лобке. Я взяла одну из бритв Томаса и постаралась сделать все так, как ему нравилось: тоненькой полосочкой ровно посередине. Закончив, я собрала все волосы, завернула их в туалетную бумагу и выбросила в ведро.

Проснувшись утром, я надела свой самый красивый бюстгальтер и трусики. Только тогда я заметила, что они по цвету не совпадают. Серый лифчик оказался одним из тех, что купил мне папа, а трусики были белые. Я надела джинсы и свитер, прошла с рюкзаком в ванную и спрятала в маленький кармашек презерватив мистера Вуозо.

В школе я наткнулась на Дениз, которая дожидалась меня у шкафчика.

– Ты ведь не будешь этого делать? – спросила она.

– Нет, – ответила я. – Буду.

– Но почему?

– Девственность не делает меня чистой, – заявила я.

– Что? – не поняла Дениз.

– И я не чья-нибудь собственность.

– Да я никогда такого и не утверждала, – удивилась она. – Просто мне кажется, что со стороны Томаса не очень честно менять твою девственность на его прощение.

– Все совсем не так, – возразила я.

– Тогда как же?

– Я же тебе уже объяснила, – втолковывала я ей, – я хочу заняться сексом с Томасом. А если заодно это поможет ему меня простить, то тем лучше.

– Это глупо, – решительно заявила Дениз. – И мерзко. И зачем только ты меня во все это посвятила?

Она пошла прочь, а я смотрела, как воинственно подпрыгивают ее волосы в такт тяжелым шагам.

За обедом Томас поинтересовался, не забыла ли я презерватив, и я его успокоила.

– Что, только один? – спросил он, и я кивнула.

После школы я прошла мимо своей остановки и встретила Томаса перед его автобусом. Мы залезли внутрь и уселись на задние сиденья. Всю дорогу он держал мою ладонь в своей, как когда-то в школе, и иногда наклонялся, чтобы шепнуть мне на ухо: “Я с тобой трахнусь”. Я не знала, как на это реагировать, так что просто кивала головой.

Когда мы подошли к дому Томаса, он засунул руку под рубашку, чтобы достать ключ с цепочки на шее. Саму цепочку он снимать не стал, только наклонился до уровня замочной скважины и открыл дверь.

Войдя внутрь, я первым делом отметила, какой же огромной кажется их гостиная без рождественской елки. В воздухе до сих пор витал аромат хвои. Томас, забрав на улице почту, сложил ее на столик рядом с дверью.

– Хочешь чего-нибудь поесть? – предложил он.

– Давай, – согласилась я, немного нервничая.

Мы прошли на кухню. Столешницы все сияли, а вот в раковине скопилась гора грязной посуды. Папа всегда говорил, что ни за что на свете нельзя оставлять немытую посуду в раковине, потому что заведутся тараканы. Правда, у Томаса я ни одного так и не заметила.

– Что будешь? – спросил Томас, ныряя в глубины холодильника.

Я вытащила из-под стола табуретку и уселась.

– А ты что?

Он пожал плечами.

– Я, в общем-то, не очень есть хочу, – сообщил он, вставая на колени и изучая нижний ящик холодильника. – Может, по яблоку?

– Давай.

Он достал два яблока и, даже не ополоснув, сразу стал грызть свое. Я поступила так же, хотя папа всегда предупреждал меня о вреде пестицидов, которые остаются на фруктах и овощах.

– Я так завелся, – признался Томас, откусив пару раз.

– Да?

Он встал и подошел ко мне, затем взял мою руку и прижал к своим штанам.

– Чувствуешь?

Я кивнула, ощущая рукой его эрекцию.

– Ты готова? – спросил он.

– Можно, я яблоко доем?

– Конечно, – согласился Томас и вернулся на свой стул.

Он первым догрыз свое яблоко, причем съел его вместе с косточками, совсем как папа, когда ел курицу.

– А зачем ты сердцевину-то съел? – удивилась я.

– Да ладно, ее только жевать трудно, а так ничего.

– Хочешь мою? – спросила я, протягивая остатки своего яблока. Папе нравилось, когда я отдавала ему косточки от своей курицы, чтобы он мог погрызть хрящики.

– Не, спасибо, – отказался Томас, взял мой огрызок и выкинул его в мусорку. – Ну, пошли ко мне, – сказал он, вернувшись.

Мы поднялись по лестнице. Пока я шла впереди, Томас сжимал мои ягодицы. По пути в комнату он остановился напротив шкафа в коридоре и достал оттуда полотенце.

– Нам оно понадобится, – объяснил он, – а то все кровью запачкается.

Войдя в комнату, он обернулся:

– Я разденусь, – сообщил он и через секунду уже стоял голый. Плечи у него были широченные, видимо от плавания, а на животе красовалась парочка складок. Член торчал высоко-высоко, почти касаясь живота. Томас развернул полотенце и положил его на кровать, затем лег на него сверху.

– А теперь ты разденься, – попросил он.

У меня это заняло гораздо больше времени. Я никогда не играла в карты на раздевание, но, снимая с себя одежду, я представляла, будто это часть игры, в которой трусики и бюстгальтер снимать надо в последний момент.

– Ты побрилась, – заметил Томас, когда я окончательно разделась.

Я кивнула.

– Красиво, – добавил он, – иди ко мне.

Я подошла к нему. Томас протянул руку и дотронулся до оставшейся полоски волос.

– Ложись, – сказал он, двигаясь и освобождая мне место.

Я устроилась на полотенце. Меня беспокоило, что крови могло вовсе не быть, и я не знала, как к этому отнесется Томас.

А он тем временем повернулся на бок и провел рукой по всему моему животу.

– Какая у тебя мягкая кожа, – прошептал он.

– Спасибо.

Он поднялся выше, до груди, и ущипнул меня за сосок.

– Ой! – вскрикнула я.

– Что? – удивился Томас. – Тебе неприятно?

– Нет.

Он, кажется, смутился.

– Такое вроде женщинам должно нравиться, – произнес он.

– Мне не нравится.

Томас погладил мой сосок, теперь уже гораздо нежнее, и спросил:

– А теперь как?

– Лучше, – призналась я.

Я не знала, куда мне деть ноги – то ли раздвинуть, то ли наоборот. Но скоро Томас сам решил эту проблему, передвинувшись вниз и разведя мои ноги в стороны. Я думала, что вот сейчас все и случится, но вместо этого он взял меня за коленки и развел их в стороны так широко, как только было возможно. А потом начал смотреть. Он смотрел, и смотрел, и смотрел, и смотрел. Не отрывая глаз. И, хоть он меня не трогал, это было восхитительно. Как будто бы я была девушкой из “Плейбоя”, которую фотографировали мужчины, никогда бы не причинившие ей боль.

Затем Томас просунул между моих ног голову и начал там лизать. Или целовать – трудно сказать. Но мне стало приятно. Тепло. Он долго там лизал, но наконец поднял голову и сказал:

– Кажется, ты готова.

– Ладно, – согласилась я.

– А где резинка?

– В кармане.

Томас взял со стула мои джинсы и вытащил из кармашка презерватив. Я смотрела, как он разрывает упаковку и надевает презерватив, который, кажется, оказался ему маловат.

– Это для парней с маленькими членами, – объяснил Томас.

Я задумалась, какого размера член у мистера Вуозо.

– Больно? – поинтересовалась я.

– Нет, – успокоил он меня, – не беспокойся.

Пока он возился с резинкой, я свела ноги вместе, и теперь ему пришлось снова их разводить. Он лег на меня, и мы оказались лицом к лицу. От его рта пахло мной. Так же пахли мои руки каждый раз, когда я испытывала оргазм.

– Послушай, – заговорил Томас, – я обещаю быть осторожным. Больно не будет.

– Я знаю.

– Если захочешь остановиться, сразу скажи мне.

– Но ты же тогда решишь, что я все еще расистка.

– Что?

– Ты сказал, что, если я займусь с тобой сексом, это тебя впечатлит и ты перестанешь считать меня расисткой, – напомнила я.

Кажется, ему это не понравилось.

– Забудь об этом, ладно? – сказал он.

– Ладно.

Он взял в руки член и начал потихоньку просовывать его в меня.

– Ты только расслабься.

– Хорошо.

Томас надавил еще сильнее.

– Больно будет всего пару секунд.

Я кивнула. Так оно и было. Больно. Но больно не от того, что во мне что-то рвалось, как с мистером Вуозо, а от того, что там, казалось, совсем не было места. Но Томас входил все дальше.

– О господи, – прошептал он.

– Что такое? – зашептала я в ответ.

– Ничего, – отозвался он. – Просто мне так хорошо.

– О…

– Прости, если больно, – добавил он.

– Все в порядке.

– В первый раз девочкам всегда больно.

– Да.

Вскоре после этого он кончил. Я не знала точно, что мне нужно делать, чтобы испытать оргазм самой, так что я просто лежала на месте. Кончив, Томас откатился на его сторону кровати. Так мы лежали довольно долго, даже не разговаривали. Наконец он взглянул на меня и спросил:

– А крови много?

Я сползла с полотенца, чтобы он сам посмотрел. Крови на нем не было.

– А где же она? – удивился Томас.

– Не знаю, – пожала плечами я. – Наверное, у некоторых девочек ее не бывает.

Он утих на минуту, а потом спросил:

– Но тебе ведь было больно?

– Да.

– Просто у тебя был такой вид, словно тебе совершенно все равно.

– Мне было больно.

– Понимаешь, у меня ведь член не маленький.

– Да, – согласилась я, – не маленький.

– Хм…

– Наверное, это потому, что ты был очень осторожен, – предположила я.

– Наверное.

– В любом случае, – добавила я, – я рада, что это оказалось не так уж и страшно.