Текст книги "Как на ладони (ЛП)"

Автор книги: Алисия Эриан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

– Тогда у тебя появятся растяжки, – заявила мама, но меня и это не убедило, так что вскоре она отказалась от мысли заставить меня носить нижнее белье. Мы пошли купить хот-догов, и она сказала, что когда-нибудь я сделаю какого-нибудь мужчину очень счастливым.

– Правда? – спросила я, а она кивнула и добавила:

– Даже с растяжками.

Потом через пару месяцев она встретила Барри. Наверное, он не был тем мужчиной, о котором она мне говорила.

Скоро вернулись папа с продавщицей, они несли целую кучу лифчиков. Продавщица отвела меня в примерочную и сказала, чтобы я нажала маленькую красную кнопочку, если мне понадобится ее помощь. Я разделась и примерила самый красивый из лифчиков – серебристо-серый, с крошечным бантиком посередине. Я не знала, подходит он мне или нет, так что нажала кнопку. Когда я открыла дверь примерочной, то обнаружила за ней папу. Сразу же прикрыла руками грудь, но он велел их убрать, чтобы ему было видно.

– А где продавщица? – спросила я, а он ответил, что она слишком занята.

Руки я от груди так и не отняла, и папа прикрикнул, чтобы я прекратила дурить, ведь лифчик ничем не отличается от купальника.

Меня прямо тошнило от взгляда на папу, который внимательно меня разглядывал. Тошнило, когда он застегивал лифчик потуже и подтягивал лямки. Я не понимала, почему он так интересуется моим телом, ведь оно ему даже не нравится. Было бы логичней, если бы он держался от всего этого подальше. Я-то думала, на обнаженное тело смотрят только те, кому это и вправду нравится.

В конце концов папа купил мне семь новых лифчиков, по одному на каждый день недели. Продавщица сказала, что не всякий отец уделит время, чтобы позаботиться об удобстве своей дочери, и он очень этому обрадовался. Она дала ему дисконтную карту магазина, чтобы мы опять делали покупки у них, и папа сказал, что мы обязательно придем в следующем году.

Как только мы вернулись домой, папа велел примерить мне один из лифчиков и показать ему. Я думала, он хочет, чтобы я показалась ему без майки, как в магазине, но когда я вышла в таком виде, папа дал мне пощечину и заорал, что я ненормальная. Я разрыдалась и убежала к себе в комнату. Через некоторое время я услышала стук в дверь.

– Что это с тобой такое? – поинтересовался папа.

– Ничего.

– Ну и прекрасно. Потому что я все еще жду, когда ты померяешь один из лифчиков.

Когда я вышла к нему, уже в майке, он заявил:

– Ну, так гораздо лучше.

– Спасибо, – поблагодарила я.

Папа кивнул.

– И запомни, что никогда нельзя появляться на людях, если ты не одета.

– Ладно, – сказала я и пошла к себе в комнату отрывать ярлыки от лифчиков. Мне все еще было довольно неудобно в бюстгальтере, но грудь он поддерживает здорово, это надо признать. Каждый раз, когда я смотрела на себя в зеркало, встроенное в дверцу шкафа, я удивлялась, какая высокая у меня стала грудь. И такая острая. Когда я посмотрела на себя в профиль, то пришла прямо в восторг – грудь очень красиво приподнимала майку.

Часов в семь вечера папа позвал меня к себе в гостиную. Он вырядился в новый пиджак с галстуком и надел белоснежную рубашку.

– Ну, как я выгляжу? – поинтересовался он.

– Очень мило, – ответила я.

– Как думаешь, Тэне понравится?

– Да.

– Ну, будем на это надеяться.

После того как папа уехал, я пошла и разогрела себе в микроволновке ужин из полуфабрикатов. И съела его за столом для завтраков, а не за “правильным” обеденным в столовой. Потом вымыла посуду. Когда позже я позвонила домой, чтобы рассказать маме, что я стала носить бюстгальтеры, к телефону подошел Барри.

– Это Джасира, – сказала я. – Можно маму к телефону?

Я старалась, чтобы мой голос звучал как можно холоднее, чтобы, не дай бог, ничего не случилось.

– Джасира, – промолвил Барри. У него голос был совсем не холодный, а скорее счастливый. – Как ты поживаешь?

– Мама дома? – спросила я.

– Нет, ее нету.

– А где она?

– Ушла плавать. Она тут стала фанаткой фитнеса.

– О, – удивилась я. Странно, что мама сама мне об этом не говорила.

– Ты не передашь, что я звонила, когда она вернется?

– Конечно. У тебя все в порядке?

Меня это уже начинало злить. Как он умудряется быть таким милым, когда я изо всех сил стараюсь вести себя как можно недружелюбнее. Правда, он тоже умеет таким быть.

– Джасира? – подал голос Барри.

– Что?

– У тебя все в порядке?

– Нет, – ответила я.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Нет.

– Ты же сказала, что что-то не так.

– Хватит задавать вопросы, – разозлилась я. – Это нечестно.

– Разве?

– Да.

Он вздохнул:

– Ладно. Больше никаких вопросов.

– Спасибо, – сказала я.

Потом мы оба молчали, и я уж было обрадовалась, что он повесил трубку, но он сказал:

– Скажи тогда, что мне можно говорить.

– Ничего.

Он рассмеялся:

– Как же мы тогда будем разговаривать?

– Никак.

Он опять вздохнул и сказал:

– Ну ладно.

– Я буду задавать тебе вопросы, – заявила я.

– Давай. Приступай.

– Как дела?

– Прекрасно, – ответил Барри. – Особенно теперь.

– Не добавляй ничего от себя. Просто отвечай на вопросы.

– Извини.

– Вы с мамой собираетесь расстаться?

– Не знаю, – сказал он.

– Почему нет?

– Потому что мы стараемся, чтобы этого не произошло.

Я хотела сказать, что для него лучше бы разойтись с моей мамой. Что она не очень хороший человек и, если ее кто-нибудь разозлит, злиться она будет всю жизнь. Вместо этого я сказала:

– А я сегодня купила несколько лифчиков.

– Да ну? – сказал Барри.

– Ага. Раньше у меня был 70B, а теперь уже 70C.

– Ого.

– На размер выросли.

Он замолчал на минуту, а потом сказал:

– Лучше я пойду.

– Нет, не надо, – возразила я, но он уже повесил трубку.

Немного позже раздался звонок. Звонила мама.

– Барри сказал, ты звонила.

– Да. Как поплавала?

– Ты что, рассказывала ему про свои лифчики?

Я не поверила своим ушам. Он опять меня подставил.

– Разве ты ничему не научилась? – спросила мама.

– Я просто хотела, чтобы ты знала, что я уже ношу бюстгальтер. Чтобы поддерживать грудь.

– Нет, – заявила мама. – Ты хотела, чтобы об этом узнал Барри.

Я промолчала. Она была права.

– Джасира, не надо никому рассказывать про свои груди, это никому не интересно. Ты поняла? Никто не хочет слушать про твои груди, и про твои лобковые волосы, и про месячные тоже. Это твое личное дело. Может, когда ты научишься себя сдерживать, у нас с тобой будет о чем поговорить.

– Ладно, – сказала я.

– Ты все поняла? – спросила мама.

– Да.

– Отлично.

– Ты хочешь повесить трубку?

– Почему обязательно повесить? – сказала она. – Если у тебя есть о чем поговорить, не считая твоего тела.

– Есть, – ответила я.

– Прекрасно, – обрадовалась мама. – Так о чем?

– У папы сегодня свидание.

– Правда? А как она выглядит?

– Не знаю.

– Слушай, – заявила мама, – когда увидишь ее, рассмотри хорошенько – потом мне расскажешь.

– Ладно.

– Что-нибудь еще?

Я старалась припомнить еще что-нибудь, но так и не смогла, так что пришлось сказать нет.

– Ну и хорошо, тогда я пойду и смою, наконец, хлорку с волос.

Я положила трубку и пошла в туалет пописать. А потом прошла к себе и вытащила всю свою одежду. Я открыла дверцу шкафа и стала смотреть на себя в зеркало. Когда я представляла, что меня в таком виде застанет папа или мама, мне делалось плохо, а когда я думала о Барри или мистере Вуозо, мне становилось лучше. Потом я опустилась на пол, раздвинула ноги и постаралась внимательно себя рассмотреть. Там все было розовое, волосатое и мокрое, просто уродство. Я уже начала было вставать, когда решила взглянуть на себя еще разок. И теперь я понравилась себе гораздо больше. Из “Плейбоя” я вычитала, что там есть такое место, из-за которого всегда бывает оргазм, но не знала, где оно именно. Я начала трогать себя в разных местах, чтобы обнаружить эту точку, потом стала себя тереть. Когда начался оргазм, я посмотрела на себя в зеркало и подумала, что у меня там все довольно симпатичное, но когда приятное ощущение прошло, я передумала.

В постель я легла еще до папиного приезда. На следующее утро, когда я спустилась завтракать, на кухне вместе с папой обнаружила какую-то незнакомую женщину. Они держали чашки с кофе и разговаривали, а у женщины было ужасно нелепое выражение лица – как будто она считала папу интересным или симпатичным.

– Доброе утро! – воскликнул папа, увидев меня.

– Доброе утро, – ответила я и встала, смутившись, посреди кухни. Я не знала, надо ли мне вернуться к себе или можно остаться.

– Доброе утро, – поздоровалась женщина, повернувшись ко мне. Совсем миниатюрная, и с темной кожей, как у меня и папы. У нее были огромные карие глаза с большими веками, и когда она моргала, тени для глаз красиво переливались. Я одного не понимала – как это она так спокойно сидит тут с голыми ногами в папиной рубашке и даже не боится, что он даст ей пощечину.

– Джасира, – сказал папа, – познакомься, это Тэна Панос.

– Привет, – ответила я и подошла чуть поближе.

Тэна протянула мне руку, все еще теплую от чашки с кофе, и я ее пожала.

– Я очень рада с тобой познакомиться, Джасира. Твой отец постоянно о тебе рассказывает.

– Правда? – спросила я, слегка смущенная.

Тэна кивнула.

– Ты – очень важная часть его жизни.

– Да-а? – протянула я.

– Это был комплимент, – намекнул папа.

– Спасибо, – сказала я.

– Не за что.

На плите стояла сковорода с оладьями, и папа усадил нас с Тэной за стол, а сам начал за нами ухаживать. Оладьи были папиным фирменным блюдом. Он сам готовил тесто, а потом обжаривал их в масле, чтобы получалась хрустящая корочка. Тэна попробовала первую оладью и провозгласила:

– О, Рифат! Теперь я твоя навеки.

– Весь секрет в разрыхлителе. Надо не жалеть разрыхлителя, – заявил папа.

– Не хочу знать никаких секретов, – отмахнулась Тэна. – Хочу, чтобы ты готовил мне оладьи.

Он рассмеялся и сказал:

– Ну, это всегда пожалуйста.

Когда тесто закончилось, папа взял тарелку с оладьями и подсел к нам. Он начал рассказывать всякие забавные истории про НАСА, наверняка выдуманные, потому что вообще-то он там всех ненавидел. Потом похвалил меня, рассказал, какая из меня чудесная няня.

– Ты бы видела, как ее любит этот малыш, сын соседей.

Тэна улыбнулась:

– Не сомневаюсь.

– Ну, он не очень-то меня любит, – возразила я. На самом деле Зак меня ненавидел. Не знаю, с чего папа взял, что я ему нравлюсь.

– Ну конечно же, он от тебя в восторге, – категорически заявил папа. – Вы с ним постоянно играете в бадминтон.

– А как его зовут? – поинтересовалась Тэна.

– Зак, – ответила я.

– У него папаша – резервист, – сказал папа, скорчив многозначительную мину.

– Вау, – отреагировала Тэна.

Папа кивнул:

– Он узнал, что я из Ливана, так теперь думает, что я фанат Саддама.

– Как типично, – сказала Тэна.

– Я позволил Джасире у него работать только из-за того, что она копит деньги на колледж, – продолжил папа. – Иначе ни за что бы ее к нему не подпустил.

– И много уже накопилось? – спросила у меня Тэна.

– Не знаю, – призналась я.

Она рассмеялась:

– Не знаешь?

– Папа сам кладет деньги в банк.

– Понятно, – протянула она. Потом взглянула на папу и спросила: – Так сколько у нее там денег, Рифат?

Папа подумал с минуту, потом ответил:

– Что-то около двухсот долларов, кажется.

– Ого, – удивилась Тэна. – Неплохо для начала.

– Спасибо.

– А кем ты хочешь стать? – поинтересовалась она.

– Я не знаю.

– Ты могла бы стать моделью, – предложила она.

– Только попробуй, – сказал папа.

– Что это значит, “только попробуй”? – удивилась Тэна. – Модели зарабатывают кучу денег.

– Она пойдет учиться в колледж, – заявил папа, – и заработает кучу денег, став инженером.

– А она хочет быть инженером? – спросила Тэна.

Папа пожал плечами:

– У нее неплохо с математикой и точными науками.

Тэна повернулась ко мне и сказала:

– Не учись на инженера, Джасира. Это так скучно. Стань моделью, заработай кучу денег, а потом потрать их на путешествия.

– Хорошо, – согласилась я.

– Хватит забивать ей голову всякой чушью, – заявил папа.

– Мы просто разговариваем, – сказала Тэна. А потом она протянула руку и погладила папу по щеке, после чего он, кажется, забыл вообще обо всем на свете.

Позже, когда она встала, чтобы поставить тарелку в раковину, я заметила, как папа пялится на ее ноги. Она извинилась и пошла в ванную, а он все смотрел, как она идет. Потом повернулся ко мне и сказал:

– Правда, хорошенькая?

– Правда, – согласилась я.

– Постарайся не выглядеть такой несчастной, ладно? – попросил папа, относя тарелку в раковину. – Никто не выйдет замуж за мужчину с несчастным ребенком.

– Я не несчастная, – возразила я.

– Тогда почему ты не улыбаешься?

– Не знаю.

Я хотела было помочь ему загрузить посуду в машину, но он прогнал меня и сказал:

– Не надо, ты только всем настроение портишь.

Я пошла к себе и закрыла дверь. Но скоро пришел папа и начал стучать в дверь.

– Вернись обратно, – прошептал он.

– Зачем?

– Она хочет тебя накрасить.

– Накрасить?

Он кивнул.

– Все никак не угомонится, говорит про этих дурацких моделей.

Я согласилась и пошла за ним в столовую. Тэна уже надела юбку и блузку и разложила на столе всякую косметику. Она усадила меня в кресло рядом с окном, а папе велела уйти и ждать, пока его не позовут.

– Может, я останусь? – попросил он, но она не разрешила, сказав, что так эффект будет сильнее.

Как только папа ушел, она начала надо мной трудиться. Рассказывала все, что она со мной делает и как она это делает.

– Начнем с увлажнения, – заявила она, легонько касаясь руками моего лица. – А теперь нанесем основу. Запомни, никогда не наноси основу прямо на кожу. Сначала надо заполнить поры кремом.

Я согласно кивала, хотя не очень-то вслушивалась в ее советы. Вместо этого я смотрела в окно, где миссис Вуозо и Зак выходили из дома, собираясь в церковь. Он намочил волосы и зачесал их на одну сторону, а она вырядилась в голубое платье с воротничком. Я заметила, что у нее совсем плоская грудь, и задумалась, не потому ли мистер Вуозо так хотел потрогать мою.

Через пару минут после их отъезда во двор вышел мистер Вуозо с лопатой и начал копать. Наверное, на эти выходные его в армию не вызвали.

– Закрой глаза, – велела Тэна. Я послушно прикрыла веки, а она начала меня пудрить.

– Всегда наноси пудру после тональной основы, – сказала Тэна, – чтобы закрепить ее.

Я опять кивнула. Мне ужасно хотелось открыть глаза, но она мне запретила, потому что как раз начала красить мне веки.

– Светлые тени на уголок, а темные – по краю, – учила она меня, нежно дотрагиваясь пальцами до век. Ее прикосновения мне очень нравились, и я сразу вспомнила Барри, когда он меня брил. У меня даже мурашки пошли по затылку, и я перестала расстраиваться из-за того, что не вижу мистера Вуозо.

Под конец она накрасила мне ресницы и губы. Потом протянула маленькое зеркальце и спросила:

– Ну, что скажешь?

Сначала я ничего не сказала. Я так странно выглядела. Кожа стала глаже, глаза больше, щеки порозовели, а губы выглядели так, словно я только что съела что-то красное и влажное и забыла вытереть рот. Вроде та же я, но лучше.

– Мне нравится, – наконец вымолвила я.

Она кивнула:

– Мне тоже.

Потом она повернулась в сторону кухни и крикнула:

– Ну все, Рифат, можешь смотреть!

– Что это, черт побери, он делает? – спросил папа, как только вошел в комнату.

Тэна проследила за папиным взглядом, устремленным в окно, и сказала:

– Ну, Рифат, как тебе Джасира?

– Что? – встрепенулся папа.

– Правда, красавица?

Он посмотрел на меня секунду и сказал:

– Да. Очень мило.

– Из нее и правда выйдет модель, – продолжала Тэна.

– Это он, – сказал папа Тэне, кивая в сторону окна, – тот самый резервист.

Тэна выглянула в окно.

– А, – промолвила она.

– Роется у себя на заднем дворе, наверное, нефть ищет, – сказал папа, и они с Тэной рассмеялись.

– Можно, я пойду? – спросила я. Мне не нравилось, что они смеются над мистером Вуозо.

Папа обернулся:

– А ты Тэне спасибо сказала?

– Спасибо, – поблагодарила я Тэну.

– Не за что. Косметика – мой конек.

Вернувшись к себе в комнату, я открыла шкаф и уставилась на свое отражение в зеркале. Внезапно оказалось, что теперь, когда рядом не стояла Тэна, повторявшая, какая я красивая, я уже не казалась себе такой уж привлекательной. У меня в голове только вертелись папины слова, когда он сказал: “Как мило”, хотя совсем так не думал. Не знаю, почему я поверила ему, а не ей, но так уж вышло.

Раздался стук в дверь, и папа, просунув голову в проем, сказал:

– Я отвезу Тэну домой, а ты иди и смой эту краску с лица.

– Хорошо.

Он взглянул, как я рассматриваю в зеркале свое отражение, и добавил:

– Никакой моделью ты не будешь.

– Знаю, – ответила я.

Я пошла в ванную и пустила воду, но макияж смывать не стала. А потом, когда убедилась, что папа уехал, пошла к соседям. Мистер Вуозо все еще копался в саду, так что я постояла немножко и понаблюдала за ним. Мне нравилось, как перекатываются под кожей его мускулы, когда он занят тяжелой работой. Целую секунду я видела каждый дюйм его мышц, а потом раз, и все, они снова скрывались из виду.

– Что вы делаете? – спросила я наконец.

– Копаю, – ответил мистер Вуозо.

– Нефть ищете?

Он рассмеялся:

– Нет, хочу флаг поставить.

– А-а…

Через пару минут он решил передохнуть.

– А ты изменилась, – заметил он.

– Накрасилась.

– Папа разрешает тебе краситься?

– Нет, – сказала я, – это все его девушка.

– Так вот кто это был.

Я кивнула.

– Он повез ее домой.

Мистер Вуозо промолчал. Только вытер пот со лба рукой и снова начал копать. Я уж думала пойти домой смывать макияж, но тут он сказал:

– Джасира?

– Что?

– А сколько тебе лет?

– Тринадцать.

– А когда исполнится четырнадцать?

– В июне, – ответила я. – А вам сколько?

– Тридцать шесть, – признался он. – Я намного старше тебя.

– Да.

– Но с макияжем ты выглядишь гораздо взрослее.

– Правда?

Он кивнул.

– Примерно лет на шестнадцать.

Я не очень поняла, комплимент это или нет, так что не стала его благодарить. Вместо этого я сказала:

– А я скучаю по вашим журналам.

Он помолчал секунду, а потом спросил:

– Почему?

– Потому что мне было хорошо, когда я их смотрела.

Он опять промолчал.

– У меня из-за них были оргазмы, – продолжила я.

И снова он ничего не сказал. Только копал и копал. Потом я пошла домой. Смыла всю косметику с лица, вытерлась полотенцем и поменяла трусики, потому что старые после разговора с мистером Вуозо все промокли. Как только я застегнула молнию, раздался звонок в дверь. Когда я ее открыла, там никого не было. Зато на коврике внизу лежал бумажный пакет. Когда я его вскрыла, то нашла внутри номер “Плейбоя”.

глава третья

Когда папа обнаружил, что мистер Вуозо установил у себя во дворе флаг, то сделал то же самое. Пристроил его точно в том же месте перед домом, что и Вуозо, и приделал прожектор, который на ночь включал.

– Если хочешь, чтобы флаг развевался всегда, приходится ставить прожектор, – заявил он мне. – А иначе придется на рассвете поднимать, а на закате опускать.

Именно так поступал мистер Вуозо, и это сводило папу с ума.

– Что он хочет этим сказать? – бушевал папа, выглядывая из окна столовой. – Что он больший патриот, чем я? Чепуха. Когда флаг висит круглые сутки, это гораздо более патриотично!

Я-то знала, что папа вовсе никакой не патриот. Что ему хочется досадить мистеру Вуозо, проучить его. Но мне было все равно. Я радовалась, что у нас есть флаг. Впервые мы хоть в чем-то стали похожи на нормальных американцев. Сделали хоть что-то, что делают все. Когда потом я встретила мистера Вуозо и он поинтересовался, что пытается доказать мой папа, я соврала, что ничего не знаю.

Прошло уже почти две недели с тех пор, как он принес мне “Плейбой”, и мы ни разу так об этом и не заговорили.

– Спасибо за журнал, – прошептала я на следующий день, уходя домой после работы, а он посмотрел на меня и спросил:

– Какой журнал?

Но я не обиделась. Что-то у него в голосе было такое, что я сразу поняла – это такая игра, в которой свои правила.

Он отдал мне номер с девушкой в гольф-карте, и я все думала, совпадение это или он запомнил, что я читала, когда он поймал нас с Заком. В любом случае, я была рада снова ее увидеть. Ее удивительную улыбку. Я так хотела походить на нее. Стоять напротив фотографа и не стесняясь показывать ему свою грудь.

Я часто листала журнал. Ложилась спать пораньше, чтобы раньше проснуться и почитать. Даже если я просыпалась среди ночи, сразу хваталась за него. И чем чаще я его смотрела, тем реже мне приходилось сжимать ноги. Теперь я ложилась на кровать, раздвигала ноги и трогала себя, глядя на фотографии. Я касалась сосков, совсем как девушки в “Плейбое”, и из-за этого оргазм случался раньше. Казалось, между грудью и тем, что между ног, есть особенная связь. Чтобы выяснить, насколько это эффективно, я попробовала получить оргазм только от прикосновений к груди, и у меня получилось.

Я стала думать, что мое тело – самое прекрасное, что есть на свете. Даже лучше всех других тел на свете. Не из-за того, как оно выглядит, а из-за того, что оно умеет. Из-за всех этих местечек, на которых как будто есть кнопки, на которые я могу нажимать. Я хотела выявить все, на что я способна, хотела, чтобы мне стало так хорошо, как никогда еще не было.

В конце октября из Парижа наконец вернулись наши соседи-молодожены.

– Она жуть как растолстела за медовый месяц, – сообщил Зак.

Мы сидели у них на крыльце, наблюдая, как девушка выгружает из машины пакеты с покупками.

– Она не растолстела, – поправила его я, – она беременная.

– Правда?

Я кивнула.

– Ты разве не видишь разницы?

Он пожал плечами:

– Не особенно.

Мы подождали, пока она разберет сумки, а потом пошли и постучались к ней в дверь.

– Привет! – сказала я. – Меня зовут Джасира, а это Зак. Мы хотели бы забрать мячики с вашего двора.

– Какие еще мячики? – удивилась она, поедая миндаль из пластиковой коробки. Футболка на ней тесно обтягивала живот, а волосы были наполовину светлые, наполовину темные. Причем темные у корней, прямо корона из темных волос. У левого глаза толпилась куча крошечных родинок, из-за которых казалось, будто она недавно плакала.

– Мы случайно закинули к вам несколько мячиков, пока вас не было, – объяснил Зак, – и хотим их забрать.

– А, – поняла она, – так это вы о воланчиках.

– О чем? – удивился Зак.

– О воланчиках, – сказала девушка. – То, что ты называешь мячиками, на самом деле – воланчики.

– Неправда, – запротестовал Зак.

– Спорим? – предложила она.

Зак на минуту задумался.

– Нет, – отказался он.

– Мудрое решение, – похвалила его девушка, заходя в дом. – Проходите. Извините за беспорядок.

Повсюду стояли коробки и свернутые в рулоны ковры. Пол в доме соседки и ее мужа был дощатый, а не покрытый ковролином. Откуда-то раздавались звуки НПР, хотя радио нигде видно не было.

Соседка предложила нам угоститься миндалем, но мы отказались.

– В каком вы классе? – поинтересовалась она, и мы ей рассказали. Она хотела знать, нравится ли нам местная школа, и Зак сказал, что да. А я заявила, что дома школы гораздо лучше.

– Правда? А дома – это где? – живо отреагировала соседка.

– В Нью-Йорке, – ответила я.

– А где в Нью-Йорке? – спросила она, и впервые за все время, что я провела в Техасе, я призналась, что на самом деле я из Сиракьюса.

– Шутишь! – воскликнула она.

– Нет.

– У меня муж уехал в Сиракьюс.

– Эй, Джасира, пошли, – поторопил меня Зак. – Соберем мячики.

Мы вышли во двор и собрали воланчики. А когда вернулись, соседка сказала:

– Джасира. Какое необычное имя. Откуда ты?

Я на секунду замешкалась, а Зак тут же встрял:

– Да она же чурка.

– Извини? – не поняла девушка.

– У чурок такие имена, – объяснил Зак и залился смехом.

– Тебя кто этому слову научил? – спросила соседка.

Зак промолчал.

– Больше никогда не произноси его в моем доме, – сказала она и вышла из кухни, оставив нас одних. А мы через секунду развернулись и вернулись на крыльцо.

– Вот ведь стерва, – заявил Зак, как только мы ступили на тротуар.

– А мне она понравилась, – отреагировала я.

– Еще бы.

– И она права, – продолжила я, – ты не должен меня так называть.

– Как хочу, так и буду называть! Чурка!

Потом мы пошли и еще немного поиграли в бадминтон, и я специально забросила несколько воланчиков во двор к соседке, чтобы завтра снова к ней зайти.

Дома Зак достал словарь и начал его листать, ища слово “воланчик”.

– И что, это правда одно и то же? – спросила его я, и он кивнул.

– Ну вот видишь, она не пыталась тебя обмануть.

Потом он стал искать слово “чурка”.

– Тут такого нет, – наконец сообщил он.

– Потому что это плохое слово, – объяснила ему я.

– Неужели? – не поверил он и, перевернув несколько страниц, показал мне слова “макаронник” и “ниггер”. – Просто это новое слово, и его добавят во все новые словари.

Потом Зак отправился смотреть телевизор, а я поднялась наверх. У меня возникли небольшие трудности с запасами тампонов на ноябрь. Дома оставалось всего три, а миссис Вуозо перестала класть их в баночку в туалете. Кажется, уже несколько недель там лежали все те же пять тампонов. Сегодня тоже ничего не изменилось. Я сначала хотела уйти с пустыми руками, но потом передумала и спрятала один себе в карман. Меня совершенно не радовала перспектива снова пользоваться прокладками. От них ужасно пахло, и они все пачкали. Иногда мне казалось, что папа запретил мне пользоваться тампонами чисто из вредности. Чтобы я начала считать свое тело чем-то отвратительным.

Когда вернулся с работы мистер Вуозо, Зак тут же ему сообщил, что на него накричала тетка из соседнего дома.

– Это за что же? – поинтересовался мистер Вуозо.

Зак взглянул на меня, а потом приподнялся на цыпочки и что-то шепнул ему на ухо.

– Ладно. Мы об этом позже поговорим, – заявил мистер Вуозо, как только Зак замолчал.

Потом повернулся ко мне и спросил:

– А так все в порядке, Джасира?

Я кивнула.

– Ну и хорошо, – сказал он и ушел на кухню.

Потом я пошла домой, и, когда выходила со двора Вуозо, увидела мужа соседки, подъезжающего к гаражу. Он водил старый синий грузовик, и я сразу подумала, что на нем, должно быть, синие джинсы, но ошиблась. Одет он был в серый костюм, а в руках держал дипломат.

– Привет, – поздоровался он, и я кивнула в ответ.

Думала было спросить, как там Сиракьюс, но он уже ушел.

Когда вечером пришел папа, то принес письмо, адресованное мне. Письмо, все в иностранных марках, явно отправлял человек, который не знал, как правильно писать адрес. Город, штат и почтовый индекс были выписаны не в строчку, а столбиком. Я посмотрела на обратный адрес: письмо пришло от женщины, о которой я никогда раньше не слышала.

– А кто эта Натали Марун? – спросила я.

– Твоя бабушка, – ответил папа и велел вскрыть письмо.

Оказалось, что оно на французском. Я попросила папу прочесть мне его, но он отказался. Сказал, что надо отнести его в школу и попросить учительницу французского мне помочь. И чтобы к завтрашнему вечеру я показала ему перевод.

После ужина я уселась на диван, изучая бабушкино письмо. Она пользовалась такой же тонкой бумагой, как и папа, а почерк у нее был изящный и вытянутый.

“Ma chère Jasira”, – писала бабушка. Это значило “Моя дорогая Джасира”. Я перечитывала эти слова снова и снова, удивляясь, как же можно назвать дорогим человека, которого никогда не видел. Наверное, если бы я постаралась, то даже смогла бы прочесть письмо целиком, но мне не очень-то хотелось этим заниматься. Мне не хотелось слушать приятные слова от человека, которого я не знаю. Все равно они ничего для меня не значили.

На следующий день на уроке французского я отдала письмо мадам Мэдиган и попросила ее мне помочь. Она пришла в полнейший восторг, вышла из класса, а через пару минут вернулась со стопкой отксерокопированных листов. Потом разбила весь класс на пять групп, каждой из которых досталось на перевод по абзацу. Моя группа переводила кусок, в котором говорилось: “Надеюсь, однажды мы встретимся, и я смогу расцеловать тебя в щечки и сказать, как сильно я тебя люблю. Твоя ливанская семья для тебя очень важна. Пожалуйста, приезжай в Бейрут как можно скорее. Бабушка”.

К концу урока все одноклассники называли меня чуркой. А еще песчаной ниггершей и верблюжьей погонялой – я таких ругательств никогда раньше не слышала. Даже Томас Брэдли, сам черный, обзывал меня ниггершей.

Всю дорогу домой я чувствовала себя просто ужасно. В автобусе я села на заднее сиденье и сжимала ноги, думая о девушке в гольф-карте, и мне стало немного легче. Когда я пришла к Вуозо, то обнаружила на столе записку в заклеенном конверте от миссис Вуозо, адресованную мне. Я спросила у Зака, что это, но он заявил, что понятия не имеет. Тогда я вскрыла конверт и прочитала: “Дорогая Джасира, недавно я заметила, что у меня из туалета пропадают тампоны. Может, это ты их берешь? Если да, то я была бы рада, если бы ты так больше не делала. Они довольно дорогие, и я уверена, что твой отец купит тебе их, если ты его попросишь. Спасибо. Миссис В.”.

– Чего там написано? – тут же заинтересовался Зак.

– Ничего, – ответила я, убирая записку в карман.

– У тебя неприятности?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Пойдем к соседям, заберем воланчики, которые вчера к ним закинули.

– Зачем? – удивился он. – У нас же еще много осталось.

– Я пошла, – уведомила его я.

– А я не хочу, – ответил Зак.

– Ну и оставайся.

– Ты же должна за мной приглядывать, – возмутился он.

– А я думала, тебе нянька не нужна.

Он проигнорировал мою шпильку и сказал:

– Если хочешь идти к соседям, иди, но только платить тебе за это время не будут.

– Ничего, перебьюсь как-нибудь.

Он взглянул на часы:

– Вот прямо с этого момента тебе и не будут платить.

– Перебьюсь, – повторила я и ушла.

Я подошла к соседскому дому и постучала. Сначала никто не открывал, но чуть позже вышла она сама, в штанах от пижамы и футболке.

– Привет, – поздоровалась я. – Можно забрать воланчики?

– Конечно, – разрешила она. – Проходи.

Я проследовала за ней сквозь гостиную на кухню. Она как раз ставила на полку стойку для приправ, и я заметила, что у нее полно таких же специй, что и у папы: тмин, кориандр, куркума, кардамон, пажитник.

– А где твой друг? – поинтересовалась девушка.

– Зак?

Она кивнула.

– Остался дома.

– Ужасно невоспитанный ребенок, – заявила она, качая головой.

– Да он не хотел. Ему же всего десять.

– Какая разница, сколько ему лет.

Девушка начала раскладывать приправы по алфавиту. Похоже, она была аккуратисткой, как и мой папа. Хоть и одевалась немножко неряшливо. Чуть погодя я вышла во двор и собрала воланчики. Вернувшись, я все пыталась придумать, о чем бы с ней поговорить, чтобы не возвращаться к Вуозо.

– А как вас зовут? – наконец решилась я.

– Мелина.

Я кивнула.

– А у вас нету тампонов?

Она рассмеялась.

– Тампонов? Зачем, интересно, они мне?

Я не очень поняла, что она имела в виду. А она вдруг остановилась и посмотрела на меня.