Текст книги "Радуга в твоих ладонях"

Автор книги: Алина Феоктистова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

8

Лето выдалось дождливым и пасмурным, ясные дни были наперечет, зато под конец лету словно стыдно стало, что оно обмануло ожидания людей, и с середины августа погода установилась жаркая и сухая. Легкий ветерок развевал пеленки, которые развешивала сушиться на веревке, протянутой во дворе между двумя яблонями, Ольга. Ольга была рада и жаре, и ветерку. Пеленки сохли быстро, а у нее была еще целая гора стирки: и Гошкины ползунки, и штанишки, и распашонки, и кофточки. Она замочила белое белье в корыте и побултыхала рукой, взбивая пену. С трудом разогнув поясницу, посмотрела на Гошку. Он сидел в специальной ванночке для купания, подаренной Ритой. В ванночке было такое приспособление, в виде обруча, не позволяющее ребенку уйти в воду с головой и утонуть, если мамаша занята более важными проблемами. Такими, как, например, стирка. Гошке нравилось сидеть в ванночке под жарким солнцем. Пожалуй, только в ванночке он и сидел спокойно, а так все лез, куда ему не следует, научившись ползать. И ползал и по деревянным половицам кирпичного маленького домика, сбивая половички, которые выкладывала для него Клава, и выползал на крыльцо, сползал во двор, сначала носом, потом, научившись, попкой, ползал, пачкая ползунки по дворику и даже в Клавин огород, где росли морковка, картошка, помидоры. Клава ахала: «Не ребенок растет – сущее наказание», когда Гошка выдергивал из земли морковку и втихаря пытался ее грызть четырьмя только недавно выросшими зубами, двумя верхними и двумя нижними. То же он проделывал и с помидорами, уже поспевшими, красными.

– Я попрошу Сашу, нужно привезти для него манеж, – сетовала Клава. – Он же отравиться может, заболеть.

– Ничего с ним не случится, он уже взрослый мужчина у нас, ему уже десять месяцев, – смеялась Ольга. – Пусть развивает мышцы. – И стирала потом выпачканные в земле малюсенькие одежки.

Гошка, лежа в ванночке, учился говорить. Конечно, слова у него не получались, какие-то звуки, совершенно неоформленные и непередаваемые на человеческом языке. Он урчал, верещал, как маленькая обезьянка, а потом ему надоели игрушки, плавающие рядом с ним, – желтая рыбка и красный слоник, – и он вытащил из воды свою пухлую ножку с маленькими смешными розовыми пальчиками и стал пихать ее в рот.

Ольга азартно стирала, стараясь быстрее покончить со стиркой и помочь Клаве, как она и обещала, с огородом. Что-то там нужно было прополоть. Ольга не знала что – в огороде работала только под Клавиным руководством. Во все стороны летели пузыри от стирального взбитого порошка, переливаясь радугой. Несколько пузырей достигли Гошки, и он попытался поймать их рукой – они лопались.

– Все равно не поймаешь! – весело крикнула ему Ольга.

Гошка улыбнулся ей, показав четыре зуба.

Этот домик в Подольске уже полтора года снимала Ольга вместе с Клавой, женой актера Белова. Клава любила хозяйство и твердила, что без собственных фруктов и овощей, где нет нитратов, нынче не прожить, и ей надоел московский шум. А Ольга после развода с Константином получила от него однокомнатную квартиру в районе Цветного бульвара – царский подарок на прощание, но там не жила. На работу беременной, а потом с грудным ребенком устроиться было невозможно, и она сдавала свою квартиру, а на вырученные деньги снимала полдома в Подольске и могла безбедно растить Гошку.

Костя легко согласился на развод, как только узнал, что она беременна. И их развели моментально, пока не было заметно беременности. Воспитывать чужого ребенка он не хотел. Так что Олины страхи, что придется заставлять себя жить с ним, не оправдались. Он, по собственной инициативе, занимался здоровьем Риты, а когда она вышла из санатория, сделал ей предложение и отказа не получил. Рита о ВГИКе и не думала, вспоминала о своем желании с ужасом и к нему всегда примешивалось воспоминание о Турции.

– Да не актрисой я хотела быть, жизни я красивой хотела, – говорила Рита.

Ольга считала, что они с Костей идеальная пара, но к ним в высотку на Красной Пресне не ездила никогда и вообще с бывшим мужем отношений не поддерживала, не могла простить его.

Рита заезжала, предлагала деньги, но Ольга знала, что они Костины, и никогда не брала их. Вот только от ванночки отказаться не смогла. Гошка купаться любил, любил подолгу сидеть в воде и возмущался, зычно ревя, когда из боязни, что ребенок захлебнется, вечно занятая хозяйством Оля вытаскивала его из корыта, в котором купала прежде.

Стоять, нагнувшись над корытом, было трудно – очень уставала спина. На стиральную машину Ольга копила, но накопить никак не могла. То одно нужно для Гошки, то другое, а скоро пойдет, и уже не засунешь в меховой мешок, сшитый Клавой, – придется покупать пальтишко, валеночки, зимнюю шапку.

Ольга присела возле корыта, отдыхая, попробовала, как Гошка, поймать мыльный пузырь. Первый лопнул в ее руке, а второй лег на ладонь, переливаясь цветами радуги. «Поймала радугу», – усмехнулась Ольга, вспоминая свои мечты. Радуга-удача. «Вон моя удача, в ванночке сидит и опять ногу грызет».

– Что же ты глупый у меня такой, Гошка, – сказала она и подсела к малышу. – Разве ножку можно грызть? Вот игрушки грызи сколько влезет, если зубы режутся. Глупый ты у меня. Внешне, так вылитый папа, а умом в маму пошел. Твоя мама столько глупостей наделала… – Как всегда при воспоминании об Игоре, у Ольги тоскливо сжалось сердце. Она так и не знала о нем ничего с того дня…

– Мама, мама, – радостно завелся Гоша, глядя на Ольгу круглыми карими глазами, у него впервые получилось осмысленное слово.

– Бедный Гошка, твоя мама говорит, что ты глупый в нее. Так у тебя двойная плохая наследственность. Знал бы ты, сколько глупостей твой папа натворил! – Около ванночки сел Игорь, вытащил ребенка, взял на руки, не обращая внимания на то, что с Гошки стекали потоки воды на его белую, в кремовую полоску рубашку, на белые летние брюки, так шедшие к его загару.

– Но ты не расстраивайся, парень, – сказал Гошке Игорь. – На чужих ошибках учатся, и ты будешь умницей, мы с твоей мамой ошибок наделали! Так что ты будешь умнейшим парнем на земле.

Ольга продолжала сидеть около ванночки – ей отказали и ноги, и голос. Как он мог так незаметно появиться? Но она же болтала с Гошкой, стояла спиной к калитке и вполне могла не услышать. Он пришел к ней, к ним… После почти двухлетней разлуки. Она никак не могла справиться с оцепенением, вызванным неожиданным счастьем. Надо же что-то сказать.

Игорь даже не смотрел на нее, возясь с ребенком. Он подкидывал его вверх, и Гошка заразительно хохотал, Игорь улыбался.

«Как они все-таки похожи», – теперь Ольга могла убедиться наглядно. У нее ведь не было даже его фотографий. Даже большую, общую фотографию выпускников ВГИКа она уничтожила, чтобы не вспоминать о нем, а в Стамбуле сфотографироваться они не успели…

Ольга вдруг вспомнила все, и как они расстались, и боль нахлынула такая, что вернулись разом силы и голос. Он ведь не к ней приехал, к ребенку. Но как он узнал, что ребенок его? Но пусть так, пусть к ребенку. Видеть его – уже счастье, а Гошке нужен отец, да еще такой. Она наконец встала.

– Странно, Игорь, Гошка ведь чужих не любит, ни за что не позволит на руки взять, – спокойно сказала Ольга – она начала играть.

– А я же ему не чужой, думаешь, дети не чувствуют? – Игорь смотрел теперь прямо на нее, и хоть приехал он не к ней, а к ребенку, она вдруг вспомнила с ужасом, что на ней старый полинявший Клавин халат, на голове косынка. И этот дом, который так нравился ей, и корыто посреди улицы, пеленки, ползунки. Такая убогость, в которой она растит его ребенка.

А Игорь все смотрел, не обращая внимания на Гошкины пальчики, дергающие его за нос.

Как ни изображала Ольга спокойствие, она все больше погружалась в мрачность, и это было заметно.

– Спасибо тебе за сына, – сказал наконец Игорь. В его лице была непроницаемость, а в голосе она уловила напряжение.

– Пойдем, Гоша, нужно одеться, смотри, папу всего намочил. – Ольга забрала у Игоря ребенка. Она просто не знала, что сказать ему, а пауза затянулась. Слов было много. Но не кричать же: «Я люблю тебя, я так ждала тебя и видела твое отражение в ребенке и только поэтому смогла выжить!»

– Папа, папа, – склонял теперь Гоша новое слово, сидя у Ольги на руках.

«Я ведь говорила эти слова ему тогда, а он сказал: «Эта шлюха мне больше не нужна».

– Я вам памперсы привез, они вам теперь пригодятся, – сказал Игорь, выходя из калитки.

На машине приехал. Ольга вспомнила его красную «девятку» и пошла посмотреть, увидеть хоть что-то родное, из тех времен. У забора стоял зеленый «СААБ», она и не различила его из-за зелени листвы.

Игорь вытащил из багажника какие-то коробки и пачки памперсов.

– Пойдем в дом, – вежливо пригласила Ольга.

– Конечно, – сказал он. – А почему ты так смотришь на мою машину?

На Ольгу вдруг опять напала решимость. Пусть скажет, что не любит больше, что будет приезжать к ребенку. Пусть разом решится этот вопрос и исчезнет натянутость. Лучше разом выдержать еще более сильный наплыв боли, чем терзаться неизвестностью.

– Я ждала, что ты вместе с памперсами и коробками вытащишь еще и пистолет или кинжал Гейдара. – Ольга думала, что в шутливой форме ей легче будет и сказать, и выслушать приговор. – Ведь тогда, в Стамбуле, когда я сказала тебе, что люблю тебя и жить без тебя не могу, ты оттолкнул меня и пообещал рассчитаться в России. – Хотя она и старалась говорить весело, получилось у нее это выжидательно и серьезно.

– А ты меня до сих пор любишь, даже несмотря ни на что? – Вопрос был задан серьезно и уже не давал возможности шутить.

Ольга только кивнула. Решительность оставила ее. Лучше неизвестность, в ней есть надежда, чем твердое желание того, что он уже не любит ее. Ведь не покончишь с собой, услышав его: «Нет». У нее сын, и придется всю жизнь провести с этой болью. Ольга нечаянно стиснула сынишку, и он запищал, протестуя, и дал ей возможность оборвать разговор и пойти в дом. Игорь молча шел за ними.

Ольга посадила Гошу на кровать, приготовилась его одевать, он уже успел обсохнуть на жарком солнце.

– Надень памперс, пригодится, вот увидишь, – сказал Игорь.

Ольга, думая о прерванном разговоре, надевала на Гошу рубашонку. Одежду ей дарили подольские мамаши, чьи дети выросли из младенчества, и гардероб Гоши не отличался великолепием.

– Нет, это будет лучше. – Игорь отстранил Ольгу и умело нарядил сына в новенький матросский костюмчик с огромным желтым вышитым якорем на животе, надел на него панамку, сшитую под бескозырку.

Гоша радостно разглядывал якорь и пытался его оторвать.

А Игорь повернулся к Ольге. Когда он одевал ребенка, Ольга все сравнивала их. Даже загар у них одинаковый…

– Послушай, – сказал ей Игорь, – я знаю все. Я встретил мадам Варламову, ее джип остановился около моего «СААБа». Мы зашли в кафе, и она мне все рассказала. Конечно, я должен рассчитаться с тобой, и при случае я это сделаю, сейчас времени нет. Как ты могла там, в Стамбуле, пойти на такое? Ведь когда нас брала полиция, я сказал тебе, что все будет в порядке. Меня страховал Гейдар. Нужно было только потерпеть немного. Почему ты никогда не верила тому, что говорю я, и всегда верила Варламову? Побег был уже организован, когда ты вызвала его. И ты лишь затянула мое пребывание в полиции и Ритино тем, что доверилась Варламову. А что ты хотела сделать с собой! Спать с этим ублюдком, лишь бы освободили нас? Да он никогда бы не выпустил меня оттуда живым! Ты же ненавидела его, зачем ты заставляла себя идти на это? Почему ты никогда не слушала то, что говорю тебе я, и всегда верила его словам?

– Потому что я знала с детства: всегда хорошо быть не может, а с тобой всегда было хорошо, значит, что-то в этом должно было быть не так, ты понимаешь? – Ольга объясняла путано, но он кивнул.

– Но я ведь так любил тебя и так старался, чтобы это недоверие прошло, – говорил он. – Я столько раз по дороге в Стамбул и в Стамбуле говорил, что люблю тебя и…

Его фразу прервал звонок, раздавшийся у него в кармане. Он вынул сотовый телефон.

– Элизабет! – воскликнул он радостно. – Да, все отлично! Скоро будем.

Вероятно, Элизабет на другом конце сотовой связи спросила: когда.

– Часа через два, – ответил Игорь. – Олененок, срочно собирайся, Элизабет нас ждет, – сказал Игорь. – Гошка уже собран, осталось одеться тебе.

«Вот он со мной и рассчитался, – подумала Ольга. – Это похуже пистолетного выстрела или удара кинжалом. Я тебя любил, а ты мне не верила, а теперь я встретил ту, что любит меня и верит, любит настолько, что хочет познакомиться с моим сыном и даже с чужой женщиной, родившей этого сына. Что ж, так и бывает у интеллигентных людей. Элизабет. Красивое имя. Она, наверное, иностранка, красавица, и «СААБ», возможно, ее, и памперсы прислала она».

– Что с тобой, Олененок? – Игорь заглянул ей в глаза.

– Ты… ты хочешь познакомить меня со своей женой? – с каким трудом давались Ольге эти слова.

– Одевайся, пожалуйста, нас ждут. Я уже пообещал, что мы приедем, – не ответив на ее вопрос, настойчиво повторил Игорь.

«Это означает «да», – подумала Ольга. Ну что ж, ее сын не должен чувствовать себя безотцовщиной, а таких случаев сейчас много, когда семья отца принимает его сына со стороны, и чем раньше она познакомит Гошку с семьей Элизабет, тем легче это воспримет Гошка. Возможно, там у него есть братик или сестричка чуть младше его.

– Но у меня даже нет подходящего платья, – сказала Ольга.

– Ты только приведи себя в порядок, а платье найдем. – Игорь достал из коробки голубой летний костюм из дорогого немнущегося шелка.

«Какое унижение, – подумала Ольга. – Он хочет показать своей жене, что спал не с оборвашкой-уродиной. А может, это прислала Элизабет?»

– Я не надену этот костюм, спасибо тебе, – отвергла подарок Ольга.

– Надень, это не от нее, это от меня – в благодарность за сына, – сказал Игорь. – Пожалуйста.

В другой коробке оказались туфли, белые, с голубыми – под цвет костюма – вставками, на высоком каблуке.

Игорь вышел с Гошкой к «СААБу», чтобы не мешать Ольге одеваться.

«Ну и пусть, я буду выглядеть красивее, чем эта красавица Элизабет», – думала, одеваясь и наводя макияж, Ольга. Костюм превосходно шел к ее голубым глазам. Ольга понравилась сама себе и вышла, гордо подняв голову. Пусть Элизабет проиграет в сравнении, и Игорь станет мучиться оттого, что он потерял ее.

– Я восхищен, – улыбаясь, сказал Игорь. – Думаю, Элизабет будет того же мнения.

Ольга с Гошкой сели на заднее сиденье.

– Как тебе показалась Рита? – Ольга поддерживала светский разговор, но эта тема ее на самом деле совсем не волновала. – У нее был длительный стресс.

– О, с мадам Варламовой все в порядке! – засмеялся Игорь. – Она все та же, несмотря на смену фамилии. Знаешь, она ведь, оказывается, долго, как призналась мне потом, сидела в своем джипе, желая выяснить, кто владелец зеленого «СААБа». А когда увидела меня, первыми ее словами было, что если бы она знала, что случится такая метаморфоза и за рулем такой машины окажусь я, она не отказала бы мне, когда я делал ей предложение.

Ольга тоже улыбнулась. Да, Рита возвращается к жизни. Горячо придется Косте. Впрочем, он стареет, и потакать капризам юной жены ему, наверное, будет приятно.

Ольга последнее время убирала волосы, а сейчас распустила, чтобы потрясти Элизабет своим натуральным золотом. И ее длинные волосы развевались, обдуваемые ветерком, проникающим в приоткрытое окно машины.

– Я любуюсь тобой, – глядя на нее в зеркальце заднего вида, сказал Игорь. – Но не лучше ли задвинуть стекло, Гошку может продуть.

– Гошка закаленный – он же твой сын, – сказала Ольга. «Наверное, Элизабет не может иметь детей и никогда не родит ему такого крепыша. Хорошо бы это было так», – думала она.

– У Элизабет есть дети? – спросила Ольга.

Игорь расхохотался: да, пора поговорить об Элизабет.

Ольга не понимала, почему он смеется.

– Элизабет Смит – продюсер голливудской компании «Киноинтернейшнл», – сказал Игорь, перестав смеяться. – Эта компания купила у меня сценарий «Путешествие в Стамбул». Элизабет очень хочет встретиться с тобой. Я писал сценарий о тебе и для тебя, и, когда показал ей твои фотографии, которые мы нашли в картотеках «Мосфильма», она сказала, что именно такой и представляла главную героиню.

– А Элизабет Смит и ты женаты? – Ольга повторила свой вопрос.

– Олененок, ты можешь думать о чем-нибудь другом, кроме моей личной жизни? – опять засмеялся Игорь. – Я говорю тебе о главной роли в голливудском кинофильме, который принесет тебе деньги, славу и удачу.

– Зачем мне все, если… – Ольга отвернулась к окну.

– Все, стоп. – Игорь притормозил. – Мы с Элизабет Смит не женаты. Я никогда в жизни не женюсь ни на одной женщине, кроме тебя. – Он остановил автомобиль и повернулся к Ольге и сыну. – У тебя, Гошка, действительно глупая мама. Она не видит очевидного, но, может быть, она на этот раз поверит моим словам, которые я начал говорить и не успел, меня прервал звонок. Я ведь столько говорил тебе, что люблю и всегда буду любить тебя и никто никогда мне не будет нужен, и я говорил тебе в стамбульском полицейском управлении, что считаю тебя своей женой. – Он отвернулся и завел двигатель, машина поехала.

– Тогда почему ты мне сразу всего не сказал, зачем ты мучил меня? Ведь я сразу спросила, кто она такая, а ты начал темнить… – Если бы Гошка не занимал руки, Ольга бы чем-нибудь ударила Игоря. Столько боли, отчаяния, ревности успела она почувствовать за это время.

– Ну я же говорил, что рассчитаюсь с тобой в России. Это я сделал, – хохотал Игорь.

– Но я так давно не имею к кинематографу никакого отношения, – сказала Ольга. – Я даже не знаю, смогу ли я играть?

– Да ты только что играла, разговаривая со мной. И почти хорошо изображала независимую, не нуждающуюся во мне женщину. Но я ведь все-таки твой любимый мужчина, и ты боялась, что я тебя не люблю, вот и фальшивила иногда, а на съемках ты сыграешь отлично, – уверил ее он.

Игорь с Гошкой провожали Ольгу в аэропорту Шереметьево, откуда она со съемочной группой улетала в Стамбул для съемок стамбульских сцен. Сцены в Москве уже были отсняты совместно с «Мосфильмом», спальное купе поезда Москва – София было смонтировано.

Гошка уже научился ходить, ни за что не хотел сидеть на руках и с важным видом разгуливал самостоятельно по залу ожидания. Ольга и Игорь из-за его самостоятельности всегда покупали ему яркую заметную одежду, чтобы не потерялся, и теперь его ярко-желтый комбинезончик и красная с огромным помпоном шапка мелькали то в одном, то в другом конце зала.

– Жаль, что ты не актер и мне приходится проходить наш путь с другим человеком, – сказала Игорю Ольга.

– У меня никогда не было актерских способностей, – засмеялся Игорь. – Вот в сцене в «Колибри» и в спальном вагоне я снялся бы отлично, ты как думаешь?

Ольга улыбнулась. Он нарочно смешит ее, потому что видит, как не хочет она расставаться с ним, да и сам он смеется, а в глазах его та же печаль.

– Ну ты бы мог просто так поехать с нами, деньги ведь у нас есть, – с надеждой сказала Ольга. – Жил бы в отеле, посещал какой-нибудь теннисный корт, пока я была бы занята на съемках, а потом мы бы вместе гуляли по Стамбулу. Мы ведь вдвоем с тобой так и не успели его посмотреть…

– А на второй день моего пребывания в отеле меня бы взяла полиция, ведь я государственный преступник Турции, милая, и я снова попал бы к незабываемому Ибрагиму Неджмедини. – Лицо Игоря стало непроницаемым. – Кстати, вы нашли достойного актера на его роль? – глухо спросил он.

– «Мосфильм» предложил актера Мухамеда Камалова, он каракалпак, это одна с турками этническая группа, но и Элизабет Смит, и режиссер, господин Брайен, решили, что он не подойдет. В нем действительно слишком много от истинного турка, такого, каким его представляет широкий зритель, а в Ибрагиме было очень много европейского, – сказала Ольга. – Элизабет лично решила сходить посмотреть, что же это за личность такая, и найти в турецких кинокомпаниях кого-нибудь, похожего на него.

– Даже с энергией Элизабет ей это вряд ли удастся, – мрачно сказал Игорь. – Ибрагим уникален.

– Я помню только его красивые руки с длинными пальцами, – сказала Ольга.

– А я помню, как хорошо он умел ими бить. Когда ты не можешь ему ответить, – усмехнулся Игорь. – Да ну его к черту. Все равно плохо кончит. В турецких газетах уже, наверное, дали статьи о съемках голливудской компании в Стамбуле с перечнем актерского состава и твоей фотографией на титульном листе, так что жди как-нибудь визита Гейдара, – перевел разговор Игорь на другую тему.

– Значит, мне тоже угрожает опасность в Стамбуле, – улыбнулась Ольга.

– Нет, он нормальный человек, и он все знает, кстати, передашь ему от меня письмо.

К родителям подошел Гошка, закинул голову вверх, улыбнулся. В этот момент объявили начало посадки.

Ольга почувствовала, что сейчас заревет.

– Олененок, как ты думаешь, кто Гошкина настоящая мать: Агата из «Колибри» или Оля Преображенская из поезда Москва – София? – спросил Игорь.

– Надеюсь, что мы зачали его не в борделе, – расхохоталась Ольга.

– Ну все, иди, милая, тебе пора, – видя, что она успокоилась, Игорь поцеловал ее.

Ольга расцеловала его и Гошку и направилась к таможенному барьеру. Теперь раздался громкий Гошкин плач, она бегом вернулась обратно.

– Ты что это, Игорь Игоревич? – спросил ревущего ребенка отец. – Твоя мама – актриса. Она будет уезжать на съемки, привыкай. А мы с тобой будем ждать ее, а потом она вернется к нам, а по телевизору или в кинотеатре выйдет новый талантливый фильм, и мы все вместе пойдем его смотреть. А я напишу новый сценарий, и она опять уедет воплощать его в фильм. А когда ты научишься говорить, будешь ходить в кино с такими же сорванцами и говорить им: «А это моя мама, вон та, самая красивая». Ты понял? Да?

Гошка ничего, конечно, не понял, но спокойный голос отца подействовал на него, и реветь он перестал, повторил знакомое слово «да» и, как папа, кивнул головой в шапочке с огромным помпоном.

– Игорь, а ведь «Оскара», если получим, поедем получать вдвоем, – засмеялась Ольга. – А с кем останется Гошка?

– Милая, я задавал тебе тот же вопрос, когда мы были еще студентами, а ты отвернулась и не стала его обсуждать, давая мне понять, что не хочешь от меня детей, – сказал Игорь.

– Гошенька, мы возьмем тебя с собой и ты будешь сидеть в первом ряду, – засмеялась Ольга. – Боже мой, какие у тебя глупые родители!

Самолет набирал высоту. Ольга сидела в мягком кресле рядом с женщиной лет пятидесяти с морщинистым, но еще красивым и утонченным лицом, с ярко горящими серыми глазами, полными замыслов и идей, продюсером Элизабет Смит. Ольге хотелось плакать.

Две мужские фигурки махали ей рукой на прощание через стекло, когда она шла к самолету со съемочной группой. Высокая и совсем малюсенькая, ярко-желтый комочек. Для Ольги с ними незримо была третья фигура, ее отца. Все три фотографии дорогих ей мужчин она всегда носила с собой в портмоне.

Быстро темнело, в кружке иллюминатора виднелось черное небо с яркими звездами. Ощущение одиночества от расставания еще не прошло, хотя она летела в самолете с группой, где все уже стали ей близкими друзьями. Была щемящая грусть по двум людям, которые теперь уже, наверное, приехали домой. У них в Москве есть свой дом, трехкомнатная квартира. Это дом ее семьи – ее, Игоря и маленького Гошки. Она не боялась оставить малыша с отцом, Игорь иногда лучше, чем она сама, умел понять ребенка, справиться с бытом. У них там все будет хорошо, но они будут скучать и ждать ее. А она будет скучать по ним и тоже ждать, когда можно будет вернуться. Вспомнилась песня, которую они пели с отцом, – она подходила к настроению, была именно об этом:

 
Светит незнакомая звезда,
Снова мы оторваны от дома,
Снова между нами города,
Дальние огни аэродрома.
 

И какие правильные слова в конце припева: «А песни довольно одной, чтоб только о доме мне пелось».

Только мечта о сцене помогла справиться со своим горем маленькой Оле, потерявшей единственного близкого человека – отца. Проходят годы… Ольга с блеском поступает во ВГИК. Там она встречает свою первую и – невероятно – единственную любовь. Одинокая душа потянулась к любви и ласке… Но юная Ольга еще не знает, что ей придется пережить годы разочарований, предательств и потерь, прежде чем она отвоюет свое право на счастье…