Текст книги "Радуга в твоих ладонях"
Автор книги: Алина Феоктистова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
– Завтра будет известно, он вам сам и позвонит, – шепнул Ольге на ухо помощник, который тоже шел к дверям приглашать следующую претендентку.
– Ну как дела, актриса? – спросил, улыбаясь, вернувшийся с работы Костя.
Ольга обняла мужа. Как удачно складывается ее жизнь. Повезло и в личной жизни, начинает везти и в творческой.
– Костенька, спроси меня об этом завтра, – попросила она, боясь сглазить счастливое начало.
На следующий день она не отходила от телефона. Старалась говорить как можно короче, чтобы не занимать номера, чтобы дозвонились с киностудии сразу, отменила встречу с массажистом, с портнихой. Только когда стало уже совсем темно и вернулся муж, поняла, что звонка не будет.
– Ну, как дела, актриса? – с пафосом спросил Костя. – В вашем деле это, кажется, называется, дубль два?
– Боюсь, что будет дубль три или даже четыре, – удрученно сказала Ольга и рассказала мужу, как напрасно прождала целый день звонка режиссера.
– Да, у вас все не так. Если бы мой партнер обещал и не позвонил, он упустил бы выгодное для себя дело, – пожал плечами Костя. – Разве только оно для него не слишком выгодно…
– Может быть, я не понравилась ему, – грустно предположила Ольга. – Да нет, не может быть… Завтра будет известно…
– Я не могу видеть тебя такой расстроенной, – возмутился Костя. – И зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Не звонит, позвони сама, – он вынул толстый том телефонного справочника. – Как, ты говорила, фамилия твоего режиссера? Кондратюк?
– Кондратенко, – поправила Ольге. – Но так нельзя…
– Можно, – Константин набрал номер на трубке телефона и протянул Ольге: – Говори.
– Владимир Владимирович? – дрогнувшим голосом спросила Ольга, услышав знакомый бас Кондратенко. – Это Ольга Преображенская. Простите, пожалуйста, что беспокою вас, отвлекаю от…
– Ах, Оля, конечно, я вас узнал, ваш голос нельзя перепутать, – прервал ее извинения режиссер. – И не извиняйтесь, извиняться должен я… Я ведь не позвонил вам, и мосфильмовцы наверняка забыли сделать это… Не проследишь за ними, так и… да-с.
– Так что решила комиссия, Владимир Владимирович? – Несмотря на то, что Кондратенко был сама любезность, Ольге было неудобно отнимать у него драгоценное время.
– Подъезжайте завтра на киностудию к пяти вечера, – сказал Кондратенко. – Это, видите ли, не телефонный разговор, нужно встретиться лично, обсудить кое-что. И, прошу прощения, не смогу заехать за вами, занят с утра.
– Что вы, Владимир Владимирович, я буду завтра ровно в пять, – сказала Ольга, и режиссер повесил трубку.
– У тебя даже на щеках румянец заиграл, – усмехнулся Костя. – Такое впечатление, что ты не из-за работы так расстроилась, а теперь так радуешься. Не помню, чтобы я когда-нибудь так реагировал на сообщение по работе. Если это только не личное? – Он подозрительно посмотрел на жену.
– Костя, опять ты за старое! – воскликнула Ольга. – Я думала, ты все понимаешь и захотел мне помочь, найдя его номер…
– Я хотел помочь, но и проверить… слишком ты была грустна, словно любимый не позвонил. – Костя скрестил руки и уставился в окно, где все также безостановочно падал хлопьями февральский снег.
– Я им восхищаюсь, можно сказать, боготворю его… но люблю я не его, я люблю кино, а им восхищаюсь, потому что он снимает отличные кинофильмы. И я хотела бы с ним работать, вот и все, – Ольга обняла мужа за плечи положила голову ему на плечо, и вдруг, не выдержав, рассмеялась. Ей вспомнилась сцена, которую они не разыграли – прожили с актером Беловым. Там она чувствовала все остро, пронзительно, а сейчас была только досада, что Костя не хочет поверить ей, а в общем, в объяснениях было сходство.
– Ну что ж, ты смеешься надо мной, – отводя ее руки, сказал Костя. – Смейся, пока смешно. Но если я что-то узнаю, тебе тоже будет не до смеха. – Он ушел в свой кабинет и, когда Ольга легла, не пришел.
Ольга смахнула две или три слезинки, ей было обидно, что самый близкий человек, вместо того чтобы разделить ее радость, заперся у себя в кабинете. А ей так хотелось, чтобы все у нее было хорошо и дома, и на работе, но, видно, так не бывает, и нужно чем-то расплачиваться. И вместо того чтобы лежать в объятиях мужа и предвкушать, как завтра Кондратенко объявит ей о том, что выбрали на роль ее, она лежит, чувствуя себя одинокой и непонятой.
Утром Константину стало стыдно за вчерашнее, он ушел на работу позже, не обращая внимания на трезвонящий телефон и сигналящий пейджер, сидел на кровати рядом с Олей и держал ее за руку.
– Ты такая красивая, – говорил он, – и ты пойми и меня тоже, мне трудно смириться, что, кроме меня, тебе нужно еще что-то. Вот мне и начинает казаться, что тебе нужен еще кто-то.
– Но ведь меня не обижает, что, кроме меня, тебе нужно что-то еще – твоя работа, твои друзья, – возразила Ольга.
– Но я мужчина, дорогая, – веско аргументировал Костя.
Ольга поняла, что разговор опять зашел в тупик. Это было так странно. Костя был умнейший человек, но понятия о женщинах у него были на уровне «домостроя».
– Ты опоздаешь, у тебя будут неприятности, – только и нашла что сказать Ольга.
– Да, ты права, – Костя резко поднялся, его мягкость как рукой сняло, он пошел к двери, обернулся. – Я заеду за тобой в полпятого, отвезу на киностудию и подожду, посмотрю ваши пробы. Мне это интересно.
– Нет, Костя, нет! – Ольга вскочила с кровати, как была, в короткой ночной рубашке на тоненьких бретелечках, побежала вслед за ним в коридор, хотя зимой там было достаточно холодно. – Костенька, так не делается, это не принято, – умоляла она, сжав руками покрывшиеся мурашками плечи и поджимая пальцы ног, леденеющие на холодном паркете.
– Иди в комнату, ты замерзнешь, – сказал Костя, надевая пальто. – Делай что хочешь, только не стой на ледяном полу босиком, – он мягко вытолкнул жену из коридора.
Ольга бегом вернулась в теплую постель, зарылась, как зверек в норку, в одеяла. «Если бы он научился меня не ревновать, он был бы самым замечательным мужем на свете, – думала она. – Хотя это все мелочи. Он и так самый замечательный, а ревность пройдет, когда на экраны выйдет фильм и он посмотрит его. Тогда он поймет, что его женой можно гордиться и что женщина способна на что-то большее, чем быть просто женой».
Кондратенко Ольга нашла в той же комнате, где проходили пробы. Он был один.
– Пойдемте, Оля, сегодня проб не будет, и мы с вами должны поговорить. – Он провел девушку в свой кабинет, расположенный на том же этаже.
Кабинет Ольге понравился. Такой и должен быть кабинет у гения. Два кожаных кресла, письменный стол, кожаный диван и никаких излишеств. На стенках – полки с книгами о нем, о его фильмах и афиши. Ольга зачарованно смотрела, как много книг написано при жизни режиссера о его творчестве. Она открыла было рот, чтобы выразить свое восхищение, но режиссер, перехватив ее взгляд, понял ее состояние.
– Не стоит говорить об этом, вся околокиношная шумиха не значит ровно ничего по сравнению с тем ощущением, которое получаешь от творчества, – махнув рукой, сказал он и усадил Ольгу на кожаный диванчик.
Сам, подкатив кресло на колесах, сел напротив.
– Итак, о чем мы с вами хотели побеседовать? – спросил он, внимательно глядя Ольге на ноги.
Ольга интуитивно захотела натянуть юбку ниже колен. «Почему он задает такой странный вопрос? Он сам пригласил меня для беседы, – думала она, а его взгляд все блуждал по ее ногам. – Может, ему вдруг не понравилась их форма, и он только сейчас разглядел в них изъян и заколебался?»
– Мы хотели побеседовать о пробах. Как я играла, Владимир Владимирович? – покраснев, спросила она, на всякий случай скрестив ноги.
– Как играли? – Он словно не понял, о чем она, и с трудом оторвал взгляд от ее ног. – Ax, да… Должен сказать, что вы играли очень неплохо, да-с. Но вот в чем дело… – Он замолчал, и Ольга напрасно ждала продолжения.
У Ольги что-то оборвалось внутри, и по телу от сердца стал разливаться холод.
– Не тяните, пожалуйста, Владимир Владимирович, – попросила она. – Вы сразу говорите, в чем дело.
– Хорошо, Оля, вы взрослая женщина. Сколько вам? Двадцать? Двадцать один?
– Двадцать три скоро, – сказала Ольга.
– Ну вот видите, – словно обрадовался Кондратенко. – Значит, вы меня быстрее поймете. Я лично не считаю, что двадцать три – это много, и героине фильма не шестнадцать, это женщина, уже успевшая выйти замуж и разлюбить мужа, завести любовника… Но зрителю хочется видеть юные смазливые личики… Или большой талант.
– Вот как… – пробормотала Ольга. – А у меня…
– Буду с вами откровенен, Оля. – Режиссер стукнул кулаком по мягким кожаным подлокотникам. – У вас есть талант актрисы, но это маленький обычный талант.
– Понятно. – Ольга поднялась с дивана. – Значит, вы эту роль мне не даете… – Она постаралась улыбнуться, но улыбка не получилась, дрожали губы.
– Зря вы сразу делаете такие выводы. – Кондратенко привстал и, положив Ольге на плечи руки, с силой опустил ее на место. – Разве я сказал, что не дам вам роль? Я этого положительно не говорил, да-с.
– Так в чем же дело, Владимир Владимирович, я ничего не понимаю! – воскликнула Ольга.
– Понимаете ли, Оленька, вы как выпускница ВГИКа должны знать, что сейчас творится в кино. Вам ведь предлагали роли, и что? Разве они были замечены кем-то, кроме меня? А почему? Потому что талантливых молодых актрис много – они все, по существу, талантливы. А нужен большой, особый талант. Кино, настоящее кино, знаете ли, как и поэзия, не терпит середины, да-с.
Ольга молчала, по-прежнему понимая лишь одно: для роли у нее нет таланта. Тогда почему же он не отпускает ее?
– Есть и другая возможность – компромисс, так сказать. Среди актрис, пробующихся на роль, была одна совсем юная девочка, таланта там нет совсем, но она соответствует модному сейчас типажу современной девушки – бойкая, самостоятельная и сексуальная. Комиссия остановила выбор на ней, но я смотрю на вас, и я не хотел бы, чтобы у меня снималась она.
– Но почему? Ведь у меня, как вы говорите, тоже весьма маленький талант, – прошептала Ольга.
– Понимаете ли, милая моя, я ведь переживаю за вас. – Режиссер задумчиво потер подбородок. – Мне тоже тяжело… Все ведь не так просто, ведь я… я влюблен в вас всей душой.
– Что? – Ольга смотрела на Кондратенко, широко открыв глаза.
– Да бросьте вы, Оленька, вы же актриса. А вторые роли не для вашего брата, вам нужны первые… Это третий вариант. У моего друга, Инокентьева, сейчас снимается в главной роли актриса примерно вашего дарования. Думаете, Инокентьев стал бы так, за здорово живешь рисковать картиной? И девочка была умненькая, сообразительная, в отличие от вас, Оленька… Ей, чтобы роль получить, через многое пришлось пройти. Не всем ведь Гретами Гарбо рождаться. Но тут и зарыта собака. Режиссер, если он велик, может и из посредственности сделать звезду, если захочет. Его таланта хватит на двоих… Вот Инокентьев захотел, и эта девочка еще призы на фестивалях хватать будет… И я хочу, – говоря это, он встал и пересел на диван, почти вплотную к Ольге. – Вы понимаете, о чем я? – Его полная рука обняла ее за плечи.
– Да как вы можете?! – Ольга вскочила как ужаленная, прошлась по кабинету несколько раз, бессильно опустилась в кресло, вглядываясь в лицо Кондратенко.
Еще недавно оно ей так нравилось. И мешки под усталыми глазами, и глубокие морщины на лбу и около губ – все это делало его привлекательным, говоря о нем, как о человеке, который отдает все силы работе и безмерно устает. Ольга боготворила его как творческую личность и совсем не думала о нем как о мужчине. А как мужчина он показался ей отталкивающим.
– Я ведь ваши фильмы еще ребенком видела, я ими жила, – говорила она. – А вы такое говорите… Это же грязь…
– Ах, Оля. – Режиссер вдруг опустился перед ней на колени и обхватил руками ее ноги, плотно сжал их, не давая встать и уйти. – Милая Оля, какая грязь? Откуда? Если и есть грязь, то лишь та, которой вы поливаете меня, старика. Ну как вы могли подумать, что я ищу какую-то выгоду для себя? Бог с ним, с этим миром кино. Ну да, здесь царят такие законы, как и везде, и все друг с другом спят, чтобы чего-то добиться. Это нормально, ничего просто так нигде не делается, а искусство – это жертвенность, вот и жертвуют. Но у нас с вами все будет совсем не так, совсем не так! Я искренне люблю вас, чисто, от всего сердца. Давайте будем вместе, создадим творческий союз двух сердец. Одного – старого, доброго и любящего, другого – молодого, нежного, порывистого. Я буду вашим кормчим в мире кино, я сделаю вас настоящей звездой, и никто не посмеет сказать, что здесь замешана грязь… Никто не скажет, что я ради постели продвигаю бездарность…
Ольга, окаменев, слушала его и не могла вымолвить ни слова. Его лицо, усталое, доброе и насмешливое, которое она с детства видела в кинопанорамах, прижимаясь к ее коленям, то смотрело на нее снизу вверх, то пряталось, тычась носом, в ее ноги. Отчаяние, отвращение, ужас – все смешалось в ней, а он вдруг поднялся и, видя, что она сидит недвижимо, пытался ее поцеловать. К ее губам прикоснулись мягкие мокрые губы, и она уловила неприятный старческий запах. Сбросив оцепенение, она оттолкнула его, желая подняться, но он с непонятно откуда взявшейся юношеской ловкостью просунул правую руку ей за спину, а левую – между ее стиснутых колен и, приподняв ее, повалил на диван, навалясь сверху и вновь прильнув губами к губам. Ольга схватила его за плечи, стараясь с силой оторвать от себя, но тут хлопнула дверь, и Ольга замерла, услышав знакомый голос мужа.
– Ага, вижу, репетиция в самом разгаре, – зло произнес он. – А я все никак понять не мог, отчего же находиться на репетициях близким людям не положено… Не принято, так ты сказала, дорогая супруга?
Владимир Владимирович сразу обмяк, сполз с дивана так, словно его сзади ударили, и сел в кресло, состарившись лет на двадцать, как-то ссутулившись и прикрыв голову руками, будто обороняясь от нападающего. Но бить его никто не собирался. Константин стоял у двери, плотно прикрыв ее за собой, засунув обе руки в карманы своего длинного пальто, и даже не смотрел на него – его взгляд, выражающий презрение и брезгливость, был направлен на жену, все еще лежащую на диване с задранной юбкой.
Когда Константин широким шагом быстро пересек кабинет, направляясь к дивану, Ольга, вскрикнув, испуганно закрылась рукой.
Но Константин не ударил, он взял ее за руку и дернул, поставив на ноги.
– Не бойся, я, к сожалению, не бью женщин, даже таких, как ты, – сказал он, поправляя ее юбку, потом принес ей шубу, брезгливо сказал:
– Одевайся.
У Ольги дрожали руки, она никак не могла попасть руками в рукава.
– А вы, – Константин властно взял ее под руку, повернулся к Кондратенко, все еще сидящему в кресле, – вы мне отвратительны со всем вашим искусством, хоть виноваты вы и меньше, чем моя жена.
За ними захлопнулась дверь, потом ворота «Мосфильма». Ольга покорно шла рядом с мужем, села в джип. Костя сел за руль и закурил, достав пачку сигарет, хотя курил только в исключительных случаях – если курили его деловые партнеры, от которых он зависел.
– Ты понимаешь, надеюсь, что такая жена не нужна ни одному мужчине, – выкурив вторую сигарету, наконец заговорил Костя.
А джип продолжал стоять у мосфильмовских ворот.
– Костя, поехали домой, я тебе все объясню, – сказала Ольга.
– Не нужно ничего объяснять, я ведь все видел. – Костя нервно засмеялся. – Нужно было зайти попозже, вы бы уже разделись… Но с меня достаточно и того, что между вами было… Ты обнимала его, целовала…
– Костя, но все не так, я отталкивала его, а не обнимала, он насильно уложил меня. – Ольга заглядывала в холодные глаза мужа.
– Вот что. – Костя вдруг зло посмотрел на нее, повернувшись к ней всем корпусом. – Мне ли не знать, что, если ты не хочешь мужчину, ты будешь бороться как пантера… Ты найдешь способ не быть изнасилованной. На даче моих родителей ты хорошо соображала, когда собиралась разбить подсвечником стеклянную стену, чтобы сработала сигнализация и приехала милиция… А здесь тебе было достаточно крикнуть, и тебя бы услышали люди. Так что не морочь мне голову, а то я забуду, что ты женщина, и не сдержусь.
– Костя, милый, я ни в чем не виновата. – Ольга положила ладонь ему на руку, но он отдернул ее. – Ну что мне сделать, чтобы ты поверил мне?
– Поверил? Ты думаешь, я не знаю, что он ухаживал за тобой и заезжал за тобой в наш дом? Уже даже мои сотрудники в курсе твоего романа, знают, что вы встречаетесь за моей спиной…
– Но это неправда, между нами ничего не было, – настаивала Ольга.
– Даже если и не было, то лишь потому, что мне это надоело, и я решил вам помешать. И так или иначе, а мне не нужна жена, которая подрывает мою репутацию. – Костя включил двигатель и нажал на газ. Машина поехала.
– Ты… ты из-за этого подашь на развод? – побелевшими губами спросила Ольга.
– Да, если ты еще раз переступишь порог какой-нибудь киностудии, – ответил Костя.
– Но это же глупо, ведь это простая ошибка, не все режиссеры такие, – молила Ольга. – Костя, я умоляю тебя, подумай сам. Это моя жизнь.
– Подумать только, – зло засмеялся Костя. – И это вместо того, чтобы умолять меня о прощении после того, как я… – он оборвал фразу, махнув рукой.
– Но, Костя, я не смогу без… – начала Ольга и проглотила конец фразы. Костя резко затормозил, так что джип тряхнуло, и, если бы не ремень безопасности, Ольга не удержалась бы на сиденье.
Костя вышел, открыл дверцу с той стороны, где сидела Ольга.
– Выйди, пожалуйста, – спокойно сказал он.
– Зачем? – Ольга выполнила его просьбу.
– Если ты не можешь без этой грязи, без секса со своими режиссерами, партнерами, продюсерами, то твой дом вон там, – он показал пальцем в сторону мосфильмовского городка, повернулся, сел в машину, захлопнув обе дверцы.
Ольга, оторопев, смотрела на него сквозь стекло автомобиля, не веря происходящему. Ей казалось, что это происходит не с ней или что она видит дурной сон и сейчас проснется.
– А если ты поймешь, что не сможешь без меня, позвони, и телефон, и пейджер ты знаешь. А я всегда готов выслушать тебя и простить, – сказал он, опустив стекло, потом он медленно поднял его, и машина уехала.
«Этого не может быть», – думала Ольга, и ее мысли совпали с мыслями мужа. Ольга, которая все еще не могла двинуться с места, увидела, что машина возвращается. Джип затормозил рядом с ней, и Ольга, улыбнувшись, подошла к дверце, подергала ручку, но она не открывалась. Если он не хочет ее впускать, то зачем приехал?
– Я совсем забыл, – сказал Костя, опуская стекло. – Ты больше со мной не живешь, так что верни ключи.
– Возьми. – Ольга опять попала во власть тягучего странного сна.
– Прощай, – сказал Костя, – но, если передумаешь, звони. – Он поднял стекло, и машина сорвалась с места, на этот раз скрывшись окончательно.
Ольга еще долго стояла в оцепенении, не веря случившемуся. Но февральский пятнадцатиградусный мороз постепенно привел ее в чувство. Ольга, привыкшая ездить на машинах, давно уже не относилась к одежде как к чему-то утилитарному. Да, в общем, и одевал-то ее муж, привозя ей из загранкомандировок красивую дорогую одежду. Шуба из голубого соболя была не только безумно дорогой, но и теплой. Даже о том, что в морозы носят головные уборы, Ольга не вспоминала давно, и сейчас стояла на ветру, под хлопьями снега без шапки, и изящные полусапожки тоже не спасали от холода. В сумочке было немного денег, их хватит на то, чтобы нанять такси. А куда она поедет на этом такси? Близких подруг у нее не было. Она – человек семейный, а Костя любил после рабочего дня тишину и покой, и его раздражало присутствие в доме посторонних. Самую близкую подругу Ольги – Вику – он вообще запретил приглашать к ним в дом, даже на праздники, когда собирались его друзья.
– Мои друзья – люди солидные, женатые, я не могу сажать с ними за стол проститутку, – говорил он.
– Костя, она не проститутка, я знаю ее с детства, – возражала Ольга. – А вот Регина…
Регина была женой Сергея, друга и партнера Кости, и, увидев ее на Ольгиной свадьбе, Вика, которая неоднократно встречала ее в ночном клубе, куда она ходила вместе с Лешей, рассказала о ней Ольге много скандальных историй.
– Да, были времена, когда Регина танцевала для нас на столе голой, – усмехнулся тогда муж. – Но теперь она жена Сергея, и мы все об этом забыли. А Вика продолжает свое занятие, и мне не нужны скандалы, и, смею тебя уверить, я знаю ее гораздо лучше, чем ты… Имел честь…
Ольга приглашала Вику в его отсутствие, приходила к ней в общежитие, но Вика сама прервала общение, обвинив Ольгу в том, что та заигрывала с Аликом, когда уже собиралась в загс с Костей, что она плохая подруга, потому что опасается взять ее в избранный круг, чтобы та не нашла там своего счастья… Сейчас Ольга ничего не знала о Вике, после окончания ВГИКа их пути разошлись. Кто-то из общих знакомых видел Вику в обществе Игоря в одном из ночных клубов. «Вероятно, поженились», – подумала тогда Ольга, и, несмотря на то, что у нее самой все было хорошо, у нее заныло сердце. На киноэкранах Вика несколько раз мелькнула в эпизодах – в главных ролях и на показах фестивалей Ольга ее не видела.
Оставались жены Костиных друзей, так называемый свой круг, с которыми Ольга вместе ходила в бассейн, на теннисный корт, к массажистам и парикмахерам, с которыми вместе встречала праздники. Промерзнув насквозь, Ольга пошла разыскивать телефонный автомат, потом еще долго ходила вдоль коммерческих киосков, пытаясь купить жетоны.
Она позвонила Лане, юной жене Алексея, того самого, с которым когда-то ехала в поезде, а потом была на даче у будущего мужа. Ланочке было лет восемнадцать, она была невысокой, пухленькой и напоминала Ольге хорошо сделанную куколку своими светлыми кудряшками и синими глазами, обрамленными густо накрашенными ресницами. Лана при встречах по пятам ходила за Ольгой, ловила каждое ее слово, подражала ей и в одежде, и в манерах.
– Лана, можно я переночую у вас сегодня? – спросила Ольга, когда та взяла трубку. – Я рассталась с Костей. Это только на одну ночь, а завтра я придумаю что-нибудь.
– Оленька, я бы с радостью, прости, но к Лешеньке приехала мама с сестрой и детьми. У нас в доме такая теснота… Дети пищат, просто ужас. Извини.
Ольга повесила трубку, представив огромную четырехкомнатную квартиру Алексея. Для гостей он, как и сам Костя, держал двухкомнатную квартиру в том же подъезде, где жил сам.
Похожий разговор был у Ольги и с Милочкой, и с Верой. Кто-то был болен, к кому-то приехали гости… Оставалась Регина.
– Знаешь, подружка, – голос у Регины был хрипловатый, и манеры она сохранила из времен детдомовского детства, – я не буду юлить, как эти цыпочки. Я просто еще не сбрендила, чтобы приглашать в дом шикарную бабенку, оставшуюся без мужика. Все мы знаем, что наши козлы шляются на сторону, но подкладывать в постельку им свою подружку не стану ни я, ни кто другой.
– Регина, как ты могла подумать?! – возмутилась Ольга.
– А что тут думать? Твой мужик тебя послал, ты будешь нового искать, и уж, конечно, не инженера безденежного. А все наши ребятки в один голос твое первенство над нами признают и все Косте завидуют. Не знала, что ли, как они нас по шкале ценностей распределили? Мне Серега по пьяни под большим секретом выболтал. Ты у них на первом месте, как набравшая большее количество очков, потом я иду. С меня за манеры и еще там всякое очки списали. А девочки с большим отрывом далеко в хвосте, даже дальше секретарши твоего мужа. Так что поищи кого поглупее, подружка, и не злись. Мы наших мужиков ценим и бережем как зеницу ока. А вот если проблемы с деньгами будут, звони. Только не девочкам, а мне.
– Спасибо, – сказала Ольга. Если ее разрыв с Костей затянется и ничего с работой она не придумает, то деньги ей понадобятся.
– Чего спасибо-то? Я же тебе денег просто так не дам, даже взаймы. Ты же гарантировать не сможешь, что отдашь… Я вот что предложить хочу, в случае чего – продавай свою шубу, желающих купить больше чем за полцены, я найду. – Она хрипло засмеялась. – Да чего и я врать начала, как наши цыпочки. Я сама ее куплю. Ладно?
– Я позвоню, если понадобится, – сказала Ольга.
Именно на Регину Ольга и не рассердилась. Та сказала то, что думала, не стала врать и выпутываться, как остальные, не стала участливо выпытывать подробности разрыва с Костей, чтобы потом посплетничать.
Ольга вышла из автомата, уже не чувствуя пальцев на ногах от холода. Ветер швырнул в лицо пригоршню колючего снега, в душу Ольги стало заползать такое же холодное отчаяние. Казалось, даже природа не понимает ее.
Ольга посмотрела в сторону павильонов «Мосфильма». Там горели огни, было тепло, шли какие-нибудь ночные съемки…
«Твой дом теперь там», – всплыла в мозгу фраза мужа.
«Пойти, что ли, туда? Прийти и сказать: мне негде ночевать, приютите бедную актрису, иначе она замерзнет на улице», – мрачно пошутила Ольга.
Из ворот выехала машина. Ольга сошла на обочину, пропуская ее, и, когда машина была совсем близко, она узнала белую «Волгу» Кондратенко. Она даже встретилась с ним глазами, когда он поравнялся с ней, и он, конечно, узнал ее, потому что вдруг отвернулся и прибавил скорость. Ольге стало еще хуже и еще холоднее. Она медленно шла по дороге. То ли от холода, мешающего думать, то ли оттого, что ей действительно некуда было пойти, в голову не приходила ни одна умная мысль. Когда сзади послышался шум приближающейся машины, она не отошла в сторону, не отскочила даже тогда, когда услышала сигнал, и свет фар, находящихся близко, отбросил на усыпанную снегом дорогу ее длинную темную тень.
«Пусть задавит, все равно», – подумала она.
Машина с визгом затормозила за спиной у Ольги.
– Какого дьявола! Жить надоело? – резко схватив ее за руку и поворачивая к себе, заорал водитель.
– Надоело… – едва выговорила Ольга, замерзшие губы отказывались ей повиноваться.
– Преображенская? Оля? Ты что тут? – Ольга узнала в водителе своего партнера по пробам.
– Актер Белов, – пробормотала она, силясь улыбнуться.
– Между прочим, Саша, – проворчал он, стряхивая снег, облепивший Ольгины распущенные волосы. – Срочно садись в машину, актриса Преображенская, ты же замерзла как сосулька.
Оля села в его «Жигули» – такие устаревшие модели она привыкла не замечать, ее муж и друзья на таких не ездили.
– Куда поедем? – спросил Белов.
У Ольги от тепла мучительно заболели кончики пальцев, ушей.
– Некуда, – сказала она.
– Прямо мелодрама для «Мосфильма», – засмеялся он. – Но если некуда – значит, ко мне.
– Мне все равно, – призналась Ольга.
– Зато мне не все равно, – усмехнулся он.
– А у вас большая квартира? – спросила Ольга. – Я вас не стесню?
– Места хватит, – отрезал он. – Ну, рассказывай, моя несостоявшаяся убийца, что стряслось? Кондратенко другую на роль берет? Ты и решила красиво замерзнуть в честь этого? Самосожжение, знаешь, и красивее, и теплее. Если бы все актеры так поступали, сплошные факелы вдоль дорог полыхали бы…
Ольга отогревалась по дороге, сжавшись в комочек, и ей ничего не хотелось рассказывать, ее клонило в сон.
– Приехали, выгружайся, актриса Преображенская. – Александру, видимо, очень понравилось такое обращение.
Квартира оказалась двухкомнатной, Белов жил в ней с женой, тещей и двумя детьми.
– Клава, это девушка не моя любовница, но она у нас переночует, – сказал он своей жене, полной женщине с круглым добрым лицом.
– У тебя, Сашенька, и не может быть такой любовницы, – засмеялась жена. – Ты стар, глуп и беден и никому не нужен, кроме нас.
В коридор из комнаты выглядывали две девочки-близняшки лет десяти, похожие на мать. Они с восхищением разглядывали гостью.
– Клавочка, ты напои гостью чаем и попробуй узнать, что с ней случилось, у женщин это как-то лучше получается, а я смертельно устал после работы. И ты не бойся ее, она не принцесса, она актриса, по твоим меркам, еще бОльшая неудачница, чем я. – Он ушел в комнату, где Ольга услышала знакомый позывной американского телесериала.
Клава суетилась, разыскивая малиновое варенье, ставя кипятиться чайник, моя для шикарной гостьи, никак не вписывающейся в интерьер их старенькой кухни, чашку и блюдце из сервиза. Потом на кухне появилась восьмидесятилетняя старушка, тоже похожая на Клаву. Она спорила с дочерью, чем лучше напоить Ольгу – чаем с малиной или с медом. Ольга, привыкшая к чайнику «Тефаль», закипающему моментально, никак не могла дождаться горячего чаю, пусть даже без всего. Но ей было хорошо в этом доме. Он напоминал ей детство. Такая же атмосфера была в доме у Вики, такая же добрая, заботливая мать, бабушка. Не может быть, чтобы две девочки выросли такими же, как Вика… Потом Ольга пила чай, и с одного конца стола ей все пододвигала вазочку с вареньем Клава, а с другого – розетку с медом бабушка Таня. Чтобы не обидеть обеих, Ольга ела то из вазочки, то из розетки, а они торопились подлить ей еще чаю из обычного старенького чайника с полустертым цветком.
– А мне казалось, такие известные актеры, как ваш муж, должны жить как-то особенно, – говорила Ольга Клаве.
– Сейчас особенно живут только те, кто занимается этой, как ее… – баба Таня забыла трудное слово.
– Коммерцией, – подсказала Клава. – Ему предлагали сняться в новых коммерческих фильмах, он отказывается, говорит, я не предам настоящее искусство. А за настоящее сейчас платят? Его и не снимают почти…
Ольга не представляла себе, как можно разместиться на ночь вшестером в двух комнатах. Но, оказалось, можно, и она даже была одна – на кухне стоял маленький диванчик. Ольга не ожидала, что она уснет – так рычал старенький холодильник, возмущенный тем, что его не отправляют на пенсию. Но волнения на морозе вылились в крепкий сон, и проснулась Ольга лишь оттого, что на кухню утром пришла Клава – приготовить детям, собирающимся в школу, завтрак.
– Ты спи, спи еще, – уложила она обратно вскочившую Ольгу. – Я девчонок в комнате покормлю, а Саша по утрам не завтракает, он часов в двенадцать заскочит, тогда и поест.
Ольга прожила у Беловых три дня, пока продавала Регине свою шубу. Заартачился Сергей, который сказал, что у него таких денег на руках нет, все вложены в дело. Но Регина уверяла, что деньги у него есть, просто он из мужской солидарности помогает Косте.
– Я его раскручу, – обещала Регина и раскрутила, правда, даже не на две трети цены, а на половину. Но Ольга была рада и этой сумме. Она накупила подарков Клаве, бабе Тане, двум близнецам, имен которых так и не запомнила, потому что дома их называли общим именем «близнецы», и сняла комнату в трехкомнатной коммунальной квартире на три месяца, надеясь за это время заработать денег и снять отдельную квартиру.
