Текст книги "Радуга в твоих ладонях"
Автор книги: Алина Феоктистова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
– У меня лично действительно нет денег… на адвоката, но если я позвоню в Москву, одному человеку… он – весьма влиятельный, состоятельный человек… Он прилетит и сможет помочь нанять самого дорогого адвоката, который только есть в Турции, – говорила Ольга, не зная, как подойти к главным словам.
– Я не знаю, как вы позвоните ему… – безразлично сказал следователь. – Но я рад за вас, если вы наймете самого хорошего адвоката.
– И… и… я думаю… – Ольга вдруг стала решительной. Что она сидит и мямлит, терзаясь интеллигенскими комплексами, когда ей дали понять, что жизнь ее сестры, человека, которого она любит, да и ее собственная в опасности. – И, господин…
– Ибрагим Неджмедини, – подсказал следователь.
– Да, так вот, господин Ибрагим Неджмедини, – отчеканила Ольга, – думаю, деньги лично вам тоже не помешали бы, а если следователь не находит состава преступления, то и на адвоката тратиться не придется, все будет ваше.
– Ну зачем же так, зачем же так… – засуетился следователь, поглядывая на дверь.
– Всего-то и дел – дать мне возможность позвонить в Москву, – все так же решительно и прямо говорила Ольга.
– Вообще-то звонить подследственным куда-либо у нас запрещается, – он стал какой-то тусклый и бледный, – но… но…
– Почему бы один раз не сделать исключение? – напирала Ольга.
– Хорошо, например, завтра, – согласился Ибрагим Неджмедини. – Я вызову вас для допроса.
– Нет, сегодня, сейчас! – упорствовала Ольга. – Ах, как все долго в этом вашем дружественном Стамбуле. Вот ведь стоит телефон, господин Неджмедини. – Ольга могла все, ей море было по колено, лишь бы спасти дорогих ей людей, не то что выговорить какое-то турецкое имя! – Ведь наверняка я могу по вашему телефону связаться с Москвой, и никто, кроме нас двоих, об этом не узнает.
Следователь помолчал.
– Кто этот человек? – спросил он наконец.
– Мой муж, Константин Варламов, – ответила Ольга.
Губы следователя растянулись в непроизвольной улыбке.
– Ладно, – вполголоса сказал он. – Почему-то вы мне нравитесь. Вы очень загадочная русская женщина. Звоните сейчас. Только быстро, сюда может зайти мое начальство, – он пододвинул девушке телефон.
– Как звонить отсюда в Москву? – Ольга разговаривала с Ибрагимом уже на равных, и он не возражал. Он быстро взял телефонный справочник, полистал, нашел нужную страницу:
– Вот, – ткнул он пальцем код и подчеркнул его ногтем с аккуратным маникюром.
Ольга сняла трубку, набрала номер. На секунду сердце ее сжалось. А что, если Костя откажет? Тогда все. И для нее, и для Риты, и для Игоря. Но это единственная возможность – других нет…
Секунд пять, слушая гудки, она видела перед собой напряженное лицо следователя, смотрящего на дверь. Потом там, в Москве, на другой планете, в другом мире, сняли трубку, и знакомый, чуть хрипловатый голос строго сказал:
– Константин Варламов слушает.
Ольга опешила от его строгости, зажала низ трубки рукой, не зная, что сказать. С чего она взяла, что имеет право просить его о помощи? Это следователь не знает, что она рассталась с ним вот уже больше двух лет назад.
– Алло? – вопрошала трубка Костиным голосом.
А Ольга все не могла собраться, вся ее решимость разом исчезла. Ибрагим теперь уже удивленно смотрел на нее.
– Да, я слушаю, – с нетерпеливым недовольством повысил голос Костя.
«Сейчас повесит трубку, и мне уже ни за что не дадут ему позвонить», – поняла Ольга, глядя в меняющееся на глазах лицо Ибрагима. И быстрой сбивчивой скороговоркой, захлебываясь плачем, она стала говорить…
– Вы говорили о плохом самочувствии, – следователь подошел к ней, когда она повесила трубку. – Хотите, я лично покажу вас лучшему врачу?
– Нет, – отказалась Ольга. После разговора ей стало почти хорошо. Скоро все благополучно закончится и для нее, и для ее друзей. А она просто раскисла.
Утром следующего дня Константин был в Стамбуле. В двенадцать часов, судя по настенным часам с круглым циферблатом, висящим по другую сторону решетки, где сидели заключенные, которых привели на свидание. Константин зашел в зал свиданий. Ольга сразу увидела его и вцепилась пальцами в прутья решетки. Он еще немного располнел, на нем был двубортный элегантный костюм серого цвета, поверх – светло-кремовый, кажущийся белым плащ. Он прошел за спинами родственников и друзей, пришедших к подследственным, и, не заметив Ольгу, пошел по второму кругу.
– Костя! – окликнула его Ольга.
Он подошел стремительно к решетке, его лицо заметно подрагивало от волнения.
– Я не узнал тебя, Оленька, – сказал он. – Что они с тобой сделали?
Ольга расплакалась, взяв его за руку, полноватую, сильную.
Надзиратель, стоящий сзади, что-то закричал, быстро пошел к ним. Константин ответил ему, тоже по-турецки, сунул в руку купюру, тот отошел от них. Теперь обе Ольгиных руки утонули в ладонях Константина. Вот и все, можно больше не бояться непонятных турецких окриков, ударов. Она сидела и плакала, а он молчал, пока надзиратель что-то вновь не крикнул, перекрыв разноязычные голоса людей.
– Он сказал, Олюшка, что время свидания окончено, – сказал Константин.
– Нет, – сказала Ольга, вцепившись в его руку и не выпуская ее. Сейчас он уйдет, и все начнется сначала.
– Все будет хорошо, уже очень скоро, – пообещал он, осторожно высвобождая ее руку.
Ольга вернулась в камеру, села на кровать, уткнулась лицом в стену. «Уже очень скоро!» – грустно думала она. Костя не знает, какая волокита и бюрократия в этой стране.
– Ну что, приехал твой? – обняв ее за плечи, развернула к себе Марина.
Ольга не успела ответить, звякнул засов на двери, раздался скрежет ключей, надзирательница-турчанка по слогам выговорила:
– Вар-ла-мо-ва?
– Это я, – вскочила Ольга.
Турчанка приказала ей следовать за собой. «Наверное, наши имена звучат для них также трудно, как для нас их», – подумала Ольга, идя по коридору. Она поняла, что после приезда Кости изменилось все, никто не требовал от нее, чтобы она шла, держа руки за спиной, ее вообще никто не вел – турчанка шла впереди, не оглядываясь на Ольгу. Так они дошли до уже знакомой Ольги двери следователя. Ибрагим и Костя мирно курили, сидя за столом, и говорили о политике России, о том, что многие из улиц, которые любил Ибрагим, переименованы.
– Представляете, госпожа Варламова, – говорил Ибрагим, обращаясь к Ольге как к хорошей знакомой. – Горьковская стала Тверской! Как же я буду ориентироваться, если поеду к вам в Москву с женой? Ее давно интересует ваша страна.
– Ибрагим женится, – как о добром друге, сообщил Ольге Костя. – Конечно, это серьезный шаг в жизни мужчины, а какие нужны расходы!
– Да, расходы, – пробормотал Ибрагим, потом повернулся к Ольге. – Госпожа Варламова, должен извиниться перед вами. Вы действительно ни в чем не виноваты, вы попали к нам случайно. Но ведь это требовалось доказать… Так что вы свободны…
– Господин Неджмедини, – рассмеялся Костя, – вы же понимаете, что моя жена не может выйти отсюда в таком… странном виде, позвольте ей переодеться.
Ольга заметила, что в углу стоит большая дорожная сумка, нагруженная пакетами. Костя позаботился об этом, но зачем? Она могла бы переодеться и в отеле или дома. Не хочет она ни в какой отель, она хочет скорее покинуть эту страну. И когда приведут остальных? Риту и Игоря?
– Конечно, господин Варламов, о чем речь, – улыбнулся следователь. – Нам, вероятно, нужно выйти, госпожа стесняется.
Госпожа на самом деле ничего не стеснялась, стеснялась она тогда, когда ее голую обыскивали, ища в теле наркотики, стеснялась, когда мужские руки прощупывали ее сквозь одежду, останавливаясь на груди и щипая за сосок. Теперь она могла раздеться и перед ними обоими, но они деликатно вышли. Ольга подошла к зеркалу и ужаснулась. Спутанные волосы, бледное осунувшееся лицо, синие губы, рваная, грязная блузка и юбка «Фроси», вся в застывших пятнах крови, Она подошла к сумке. Там оказалось и нижнее белье – шикарное, какого она не видела с момента расставания с Костей, и синий, с белым отворотом на борту костюм с юбкой чуть ниже колен, и синие на тоненьких каблучках туфельки, и тончайшие прозрачные колготки. Даже о косметике, которая так шла к Олиным голубым глазам, он позаботился, не забыл. Был в сумке и набор щеток-расчесок.
Ольга поражалась заботливости и предусмотрительности мужа, и это после того, как она по телефону рассказала ему все об Игоре… Как же должен любить ее этот человек, если он так бескорыстен… Ольга привела себя в порядок, оделась, накрасилась, накинула поверх костюма черный плащ и черную шляпку, так идущую к ее светлым волосам. Теперь в зеркале она увидела красивую нарядную женщину, и только легкая бледность, которую не скрасишь румянами, напоминала о месяце заключения. Ольга выглянула из кабинета, мужчины терпеливо дожидались, болтая и покуривая. Увидев, что она готова, зашли в кабинет.
– Вы истинная женщина, госпожа Варламова, – сказал следователь.
– Я согласен, но что это значит в твоем понимании? – спросил Костя.
«Ого, они уже на «ты», – подумала Ольга.
– Настоящая женщина столько времени уделяет своему туалету, что мужчина из-за нее всегда опаздывает, – он нажал кнопку на столе. – И я сегодня опаздываю с допросами, – он что-то сказал вошедшему охраннику и опять обратился к Ольге:
– Но это была шутка насчет настоящей женщины. Вы настоящая женщина, потому что вы красивы. Желаю вам счастья с вашим мужем и больше никогда не ввязывайтесь в сомнительные авантюры, так будет лучше и вам и нам, сбережете и свои и наши нервы, – продолжал он говорить, провожая Ольгу и Константина к двери из кабинета.
– А Рита? А Игорь? – спросила Ольга, останавливаясь.
– Их выпустят чуть позже – не всех же сразу, – сказал следователь, поправляя очки и глядя в пол.
– Я никуда не пойду без них, – твердо сказала Ольга. – Мы же приехали вместе с Игорем, а Риту насильно засунули в публичный дом! Они тоже ни в чем не виноваты! И вы выпустите их всех, сейчас!
– Милая, я тебе потом все объясню. – Константин обнял ее за талию, увлекая к двери. – Рита пока в больнице, а Игорь должен дать еще кое-какие показания на этого… – Константин посмотрел на следователя, ища у него поддержки.
– Дегтярев должен дать показания на Артура Говорова, – сказал следователь.
Ольга, успокоившись, взялась за ручку двери, открыла, стоя на пороге, спросила:
– Но вы точно обещаете, что его отпустят скоро?
– Прощайте. – Следователь наклонился и, взяв ее руку, прикоснулся к ней губами. – Прощайте и извините, надеюсь, мы увидимся в Москве.
Ольге и следователю пришлось посторониться, охранник ввел в кабинет человека. Следователь выпустил Ольгину руку и пошел к столу, на свое место, а Ольга окаменела на пороге, мешая охраннику, который боялся потревожить такую нарядную важную даму, закрыть дверь. Ибрагим что-то говорил ему по-турецки, но тот медлил, а Ольга глаз не могла отвести от этого человека. Это был Игорь. Он стоял, прислонившись к стене, и невозмутимо смотрел на нее, словно и не видел никогда. Его руки сзади были закованы наручниками. Почему? К следователю их водили на допрос, просто заставляя держать руки за спиной. Его губы представляли собой сплошную рану, глаза, заплывшие черно-синими кровоподтеками, смотрели на Ольгу узенькими щелочками. Бежевый джемпер весь был в пятнах крови. Темная, отросшая за месяц борода делала его неузнаваемым, но не для Ольги. «Как же можно не узнать человека, когда любишь его», – подумала Ольга, и у нее болезненно сжалось сердце. Она рванулась к Игорю, но Костя, причиняя боль, рукой, как железными тисками, держал ее за талию и вывел из кабинета. Дверь за ними захлопнулась.
– Дорогая, не устраивай спектакль, – прошептал Костя, когда Ольга попробовала вырваться из его рук в коридоре и вернуться в кабинет, где был ее любимый. – Если ты не уйдешь сейчас же и станешь поднимать крик, ты сделаешь хуже всем нам и своему Игорю тоже. Это все-таки полиция, а Ибрагим – должностное лицо.
Ольга послушалась, и охранник вывел их во двор, провел к высоким воротам у каменной стены, выпустил на улицу. У стены был припаркован «Фольксваген», взятый Костей напрокат. Костя распахнул дверцу машины, Ольга села, медля захлопывать дверцу. Как давно она не была на свежем воздухе, как ей, оказывается, его не хватало. Так же, как сейчас не хватает Игорю, Рите.
– Послушай, Костя, – обратилась она к мужу, но он, перегнувшись через Ольгу, захлопнул дверцу, нажал на сцепление.
– Оленька, давай уедем отсюда подальше и тогда поговорим, – сказал он. – Я вытащил тебя с помощью огромной взятки. Если об этом благодаря твоим крикам станет известно начальству Ибрагима, который оказался хорошим покладистым парнем, и его, и меня, и тебя упекут туда же.
Ольга замолчала, глядя на улицы Стамбула, а видела перед собой лицо Игоря, такое, каким она увидела его, выходя из кабинета следователя. «Ничего, – утешала она себя, – скоро и он будет на воле. А мало ли его били в драках в «Колибри»?»
Отель, к которому они подъехали, совершенно не был похож на тот, где жили они с Игорем. Это был настоящий шедевр современной архитектуры.
– Пятизвездочный, – с гордостью сообщил Костя, помогая Ольге выйти из машины.
То ли от свежего воздуха – отель находился недалеко от Босфора, – то ли от сидения в камере и голодовки голова у нее кружилась, и она оперлась на руку Кости.
Они вошли в просторный вестибюль отеля, и голова у Ольги закружилась снова, она присела на обитые синим бархатом мягкие кресла, стоящие посередине огромного холла. Рядом стоял причудливый аквариум с экзотическими рыбками, бьющими хвостами, диванчики, тоже покрытые синим бархатом, стояли вдоль стен, между ними в резных кадках зеленели восточные, неизвестные Ольге растения. Колонны, расписанные причудливыми, голубыми и фиолетовыми узорами, подпирали высоченные потолки вестибюля, кажущиеся Ольге особенно высокими после низких серых потолков камеры. Толпа туристов весело болтала о чем-то по-английски. Ольга разбирала только то, как они восхищаются страной. Никому и ведомо не было, что где-то в Стамбуле есть тюрьмы, полицейские управления, и там издеваются над невиновными людьми.
– Тебе лучше? – склонился над ней Костя. – Тогда поднимемся в номер.
Они ехали в широком лифте на третий этаж, зашли в номер, чистейший, с голубыми форнитурными стенами, на которых висели картины под стеклом с изображением летящих синих птиц. Коричневая полировка стола, резных стульев сочеталась с излюбленной в отеле сине-фиолетовой гаммой мягкой мебели.
– Это гостиная, – сказал Костя. – Еще есть две спальни. Я помню, что ты всегда не любила спать в кровати вдвоем, какой большой она бы ни была, а сейчас тебе просто необходимо прийти в себя.
Как давно это было, те времена, когда они с Костей ездили в туры по Европе и останавливались в отелях, а он все помнит… Ей было жаль его. Такая любовь, и безответна. Ольга хотела прижаться к нему, но он отстранил ее.
– Сначала в ванную! – скомандовал он. – Тебе нужно хорошенько отмыться от тюремной грязи.
Он показал Ольге ванную, она была похожа на бассейн, круглый, выложенный кафелем и такой огромный. Ольга и раньше видела такие ванны, но сейчас у нее опять защемило в носу. Она медленно раздевалась, зашла обнаженной в прозрачную теплую голубую воду, легла. Какое это наслаждение! Костя подлил из стоящей на кафельной полочке причудливой бутылочки с яркой этикеткой голубую тягучую жидкость. На поверхности воды образовалась переливающаяся пена.
– Ты теперь как Афродита, возвращающаяся ко мне из пены, – сказал Костя, присев на край ванны-бассейна. Ольга была рада, что пена скрыла ее наготу. Костя тысячи раз видел ее обнаженной, но видеть без одежды женщину, которая тебя больше не любит и не будет тебе принадлежать, наверное, очень тяжело.
– Костенька, ты такой добрый, – сказала она.
– Хочешь, я вымою тебя? – предложил он.
– Нет, я сама, – отказалась Ольга, чтобы не мучить его. – Костя, теперь, когда рядом нет полиции, поговорим, – попросила она.
– О чем? – искренне удивился он. – Разве не прекрасный номер я для нас выбрал. Ты не рада?
– Я рада, конечно, рада, – Ольге было стыдно. Он так заботился, а у нее в голове Игорь и Рита. – Но, пожалуйста, давай поговорим о моей сестре и о моем… – она замялась, не зная, как поделикатнее определить статус Игоря, – друге.
– Олечка, но о чем тут говорить? – спросил Костя.
– Например, о том, что Рита больна, и ее можно забрать из тюрьмы и продолжить лечение в нормальной, хорошей больнице, – сказала Ольга.
– Понимаешь, если Ибрагим отпустит ее сейчас, как ты того хочешь, а она еще больна, нам, конечно, придется положить ее в больницу в Стамбуле – она не выдержит перелета, а стамбульская больница, распознав наркоманку, отправит ее в тюрьму, и мы ни за какие деньги ее оттуда не вытащим. Так что пусть подлечится там, – сказал Костя, доставая с полки круглый пузырек с крышкой в виде цветка. – Оленька, разреши мне помыть тебе волосы, как раньше… Я так скучал по тебе… Ты не представляешь, во что они превратились у тебя, пока ты сидела в камере, а я так хочу вернуть им их прежний вид…
– Конечно, – согласилась Ольга. Неужели она не может позволить Косте такую малость, ведь он столько делает для нее.
Руки Кости, нежно касаясь, намыливали Ольгину голову. Раньше, когда он ее купал, хоть какой-то слабый отклик пробуждали в ней его пальцы, пробирающиеся у нее в волосах – сейчас ей хотелось договорить, и больше ни до чего не было дела.
– А Игорь, когда отпустят его? Ведь с ним так жестоко обращаются, – сказала она.
– А ты хотела, чтобы твой… – Костя тоже замялся, – друг спал там на пуховых перинах и его кормили пирожными? Он мужчина, и он нанес серьезные повреждения двум полицейским, неужели они не станут на нем отыгрываться?
Ольга резко повернулась к Косте:
– Но ты что-то сделаешь для него?
– Конечно, я делаю, и Ибрагим обещал отпустить его так быстро, как это будет возможно. – Он улыбнулся и посмотрел на Ольгу. – Я, пока купал тебя, сам весь промок. Что, если я залезу к тебе, и мы как раньше…
– Я не могу, Костя, честное слово, не могу, извини, – Ольга чуть не разрыдалась.
Костя протянул ей полотенце, собрал с пола брошенную Олей одежду.
– Пойду выброшу все это, хоть оно и новое, но надевала ты его там, и я не хочу, чтобы оно напоминало нам о тех днях. – Он пошел к выходу.
– Но, Костя, если ты боишься микробов, одежду можно отдать в чистку, – засмеялась Оля. – А выбрасывать! Она ведь стоит столько денег!
– А мне дороже твой покой, – сказал Костя и вышел.
Ольга закуталась в полотенце и вышла из ванны. Пакет с одеждой уже унесла горничная, вызванная Костей специальным звонком.
«Как в тюрьме», – подумала Ольга. Долго еще она будет все сравнивать с этим полицейским управлением.
– А в чем же я теперь буду ходить? Голая? – стараясь отогнать воспоминания, улыбнулась она Косте.
– Это все для тебя, – сказал Костя, обнял Ольгу за плечи и повел в ее спальню.
Он открывал дверцы шкафа, выдвигал ящики. Чудесное белье в неограниченном количестве, украшения, наряды: платья, костюмы. И так много – одному и ни к чему и незачем. И не сравниться с этими костюмами вычурному костюму Агаты, купленному на рынке Ритой, и не сравниться всем этим юбкам с юбкой «Бетти»…
– Костенька, – только и прошептала Ольга, гладя мягкий шелк платья цвета бирюзы. – Я никогда не видела такого мягкого шелка.
– Это платье от Диора, – небрежно произнес Костя. – Да, да, представь себе, и в Турции можно купить не только то, что продается на рынках России.
На одной из полочек среди дезодорантов, французских духов и туалетных вод, купленных Костей, Ольгу привлекла незнакомая ей надпись на граненом пузырьке.
«Иссие Мияке» – по-русски прочла она английские буквы, открутила крышечку и почувствовала свежий холодный запах фруктового аромата.
– Понравилось? – радостно спросил Костя. – Это последнее достижение мировой парфюмерии, доступное лишь избранным, – японские духи.
Ольга немного подушилась ими, запах уносил ее в страну экзотики. За последний месяц она привыкла к другим запахам, запахам пота, засохшей крови, немытых тел, которым тесно было в маленькой вонючей камере.
Ольга даже не знала, что выбрать ей из одежды, и Костя, понимая, что она хочет отдохнуть, сам выбрал для нее, взяв с полки спальное белье – короткую рубашечку с кружавчиками и панталончиками с такой же отделкой до колен. Белье было из натурального шелка и, как убедилась Ольга, когда надевала его, французское.
Она легла на постельное белье из голубого атласа, подушка была невообразимо мягкой, пуховой, под стать ей было и стеганое атласное одеяло. Ольга вновь залилась слезами. Ей приходилось спать в камере и на полу, если поступало много турчанок, и они сгоняли ее и Марину с койки, которую ту делили вдвоем. А на чем сейчас спит Рита? А где Игорь?
– Отдыхай. – К ней наклонился Костя, протянул ей какую-то таблетку и дал запить ее стаканом воды.
Ольга уснула спокойным блаженным сном, без кошмаров и ужасов.
Днем Костя возил Ольгу смотреть исторический Стамбул. Ольга видела, как восторгались все при виде Голубой мечети. Она и Костя смотрели на мечеть с моста Галата. Взметнувшиеся в небо минареты, многочисленные купола, поразительное благородство колорита, где преобладают все оттенки голубого. А напротив – собор Айя-София. «На протяжении четырнадцати веков собор служил христианству и исламу, вызывая восхищение народов Востока и Запада», – говорил гид, нанятый Костей, а Ольга смотрела в другую сторону – туда, где узенькая улочка спускалась вниз и стоял такой незаметный среди прочих домов отель, в котором жили они с Игорем. Игорь… Прошло еще две недели – ни Риту, ни его не освобождали. Костя ходил к Ибрагиму, говорил, что уже скоро, нужно только потерпеть еще чуть-чуть. Это было невыносимо.
Спали они с Костей в разных комнатах, вместе завтракали в ресторане отеля, потом Костя заставлял Ольгу отдыхать – ему не нравился ее все еще нездоровый вид. После отдыха они плавали в бассейне отеля, посещали оздоровительный центр, где были и сауна, и массаж, и джакузи. Для игры в теннис Ольга была слишком слаба, и Костя ходил один. Вечером они ужинали в первоклассных ресторанах, но Ольгу ничего не радовало, и Костя не мог этого не видеть. Как не мог не видеть ее постоянных недомоганий, которые она тщательно, чтобы не расстраивать, скрывала от него.
– Я нашел прекрасного врача, он осмотрит тебя, – сказал Костя. Врач был и в отеле, но он сказал, что у Ольги обычная акклиматизация, и это пройдет. Посвящать его в то, что жена вышла из следственного изолятора, Костя не стал и обратился к частному врачу, державшему свою клинику в центре Стамбула. Но Ольга все не шла к врачу, она уверяла Костю, что с ней все нормально, это лишь из-за волнения за Риту и… и Игоря.
Несколько раз, тайком от Кости, когда он был занят на корте или пропадал в своем оздоровительном центре, от которого Ольга чувствовала себя еще хуже, она ходила к полицейскому управлению, просила свидания с подследственными Преображенской или Дегтяревым. Она помнила, что и знакомые, и родственники допускались для кратких бесед, и Костя приходил к ней. Но ей всякий раз отвечали отказом.
А Костя, как выяснилось потом, догадывался, где она была.
– Ну что ты мучаешь себя, – укорял он. – Рита еще в больнице, а за Дегтярева я отвалил уже такие деньги, что впору фирму продавать, все будет в порядке.
Ночами он укладывал ее спать, Ольга научилась засыпать без таблеток. Костя сидел рядом и гладил ее волосы, когда ласки его становились слишком смелыми, Ольга убирала его руку.
– Пожалуйста, не надо, – просила она.
Он уходил к себе, а на следующий день извинялся и дарил ей дорогие украшения – тоненькую переплетенную цепочку из золота с медальоном, усыпанным бриллиантами.
Костя ругал Ольгу за визиты к полицейскому управлению, но она ничего не могла с собой поделать. Мысль о том, что Рита так долго не выходит из больницы, мучила ее. И, надевая Костины подарки, она думала, а вдруг Рита так серьезно больна, что может умереть. Тогда ей должны сообщить. Она решила добиться встречи со следователем. Если Рита умерла, она хочет знать эту горькую правду.
Ольга подошла к высокому забору и увидела, как отъезжает от него белый «Пежо» и как закрываются ворота. «Кого-то отпустили», – поняла она. «Пежо» остановился, и из него выскочила женщина в темном платье, длинном, чуть ли не до пят, с косынкой на голове и бросилась к Ольге. «Чего нужно от меня этой турчанке?» – подумала Ольга, но женщина подбежала, и из-под платка выбилась непокорная русая прядь, и на Ольгу полыхнуло морской глубиной.
– Марина! – воскликнула Ольга.
Женщины обнялись.
– Значит, и наших всех выпускают, всех русских! – радовалась Ольга. – Неужели Костя смог и это?
Марина вмиг посерьезнела, а из машины высунулся турок и что-то стал кричать ей. Марина ответила по-турецки и повела Ольгу к машине.
– Поехали отсюда подальше, здесь никому задерживаться не хочется. Абдулла тебя подвезет, а по дороге поговорим. – За рулем сидел плюгавенький, некрасивый до отвращения турок, с длинным носом, мокрыми толстыми отвисшими губами.
Марина что-то сказала ему, и они поехали, как поняла Ольга, просто по улицам, чтобы была возможность пообщаться.
– Ты извини, к себе не приглашаю, мой дом теперь у Абдуллы, а он сказал, что с моим прошлым покончено навсегда, и я буду, как истинная мусульманка, сидеть дома, а выходить на улицу только под чадрой. Я еле уговорила его разрешить мне поговорить с тобой, сказала, что ты порядочная дама, да он и сам видит, не дурак.
Абдулла с одобрением косился на длинную юбку Олиного платья от Диора.
– Он по-русски ни бе, ни ме, ты не волнуйся, – весело сообщила Марина, и Ольга заметила, что в ее глазах и лице пропал налет обреченности. Марина рассказала, что выбраться из тюрьмы помог ей Абдулла. Он очень богат, и, когда у нее совсем не было клиентов, она шла к нему. Он говорил, что любит, предлагал жениться, она тогда лишь хохотала. Теперь, когда он разыскал ее в камере, выкупил у Ибрагима, она согласилась стать его женой. Скоро их свадьба. Абдулле придется преодолеть много преград. – Жениться мусульманину на русской проститутке – не такое простое дело, но ему что в голову ударит, то он и сделает. А я… я, знаешь, его даже почти люблю, – вдруг сказала Марина. – Ну кто меня когда жалел и любил, я ведь детдомовка. Кобели эти меня только трахали.
Абдулла залопотал, недовольно покачивая головой – очевидно, смысл последнего слова был ему знаком. Марина сзади обняла его.
– Дурашка-Абдулашка, – сказала она, целуя его лысину.
Турок засмеялся.
– А что с моей сестрой, не знаешь? – осторожно спросила Ольга. – Жива она, не слышала? Мне кажется, она умерла, а от меня скрывают.
– Рита? Почему умерла? Ее давно из больницы отпустили, правда, мне кажется, ее еще немного долечить надо было, у нее ломка не совсем кончилась, ей турчанки подбрасывали из жалости наркоту, им при свиданиях передавали, но угрозы для жизни нет. А мы с ней, как с тобой, на одной койке спали, о тебе разговаривали. Она плакала, раскаивалась.
«Отчего же Ибрагим не сказал это Косте?» думала Ольга.
– А про Игоря знаешь что-нибудь? – спросила она.
– Там совсем плохо. – Марина даже забыла про свое счастливое освобождение, помрачнела. – Его и так не особо жаловали за непокорность, а как тебя выпустили, его каждый день на допрос стали таскать, какое-то признание выколачивать… Даже наша надзирательница, которая нам вести приносит, на что уж русских не любит, а его ей жалко стало. Говорит, если еще недели две такие допросы продлятся и он им там чего-то не подпишет, он просто не выдержит.
Ольге стало плохо, она откинулась на спинку сиденья. Марина что-то крикнула, турок остановил машину, выбежал и принес Ольге бумажный стаканчик с минеральной водой. Ольга выпила, глядя перед собой пустым взглядом.
– Но как же так? Костя такую сумму Ибрагиму отвалил. Почему? – спросила она у Марины.
– Знаешь, может, это сплетни все, но надзирательница своим говорила, что русские, как шакалы, живьем сожрать друг друга готовы. И что твой муж платит Ибрагиму совсем не за то, чтобы твоего парня выпустили. Но я не говорила ничего, а ты не слышала. Тебя где высадить? – спросила она. – Абдулла уже злится.
– Я сейчас выйду, – Ольга, пошатываясь, вышла из «Пежо».
– Брось расстраиваться, подружка, – вышла из машины Марина. – Зачем тебе два мужика? Одного хватит, – она пересела вперед, к Абдулле. – Поеду начинать новую жизнь, по законам Шариата. – Дверца захлопнулась, и белый «Пежо» скрылся.
Ольга кое-как добралась до отеля, поймав такси. Кости не было, и она легла прямо на диване в гостиной, так ей было плохо.
Костя вернулся с корта. Стоял март, и на улице играть было еще холодно, занятия проходили в спортзале отеля.
– Оленька, – бросился он к ней, не зайдя в душ. Он был разгоряченный, даже какой-то подтянутый, в полосатой тенниске, белых шортах. – Сколько раз я говорил, иди к врачу, – выговаривал он ей, держа ее за руку, потом, хлопнув себя по лбу, пошел к телефону. – Я вызову его сюда.
– Не надо врача, – сказала Ольга, глядя ему прямо в глаза. – Костя, ты знаешь, Рита уже не в больнице. Она давно в той камере, где была я, а Игорь… – Ее глаза наполнились слезами, когда она рассказывала мужу, как с ним обращаются.
– Да что ты говоришь? Риту перевели из больницы? Я не знал! Значит, уже скоро она будет с нами! Я сейчас же иду к Ибрагиму, только приму душ. – Он ушел и через пятнадцать минут, элегантно одетый, аккуратно причесанный появился опять.
– Тебя не радует, что я, может быть, привезу твою сестру? И ты даже не хочешь меня поцеловать? – спросил он.
Ольга, встав с дивана, вяло поцеловала его в щеку. Странное недомогание прошло. Ей все время становится так плохо, когда она думает о том, как плохо ее сестре и любимому.
– Ты обещал позаботиться и о судьбе Игоря, – напомнила она.
– Разве я когда-нибудь не делал того, что обещаю? – Костя был уже в дверях и улыбнулся ей.
Ольга вскочила и подбежала к окну, когда «Фольксваген» Кости уже отъехал. Только из-за того, что слова Марины так потрясли ее, она вновь дала сейчас себя обмануть и не заметила обмана. А ведь в словах мужа было явное противоречие. Все две недели он докладывал ей о том, что Рита в больнице, справлялся у Ибрагима о ее здоровье, а один раз даже лично посетил ее, а выяснилось, что она уже неделю в камере. Значит, если он лжет в этом, он лжет и в остальном. И слова надзирательницы, переданные ей Мариной, которым она не поверила тогда, правда. Зачем Косте сохранять жизнь человеку, которого любит любимая им женщина? Только в том случае, если он глубоко порядочен и благороден, как думала она о нем, а он не такой.
