Текст книги "Через миры, выбирая любовь (СИ)"
Автор книги: Алина Пуаро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Глава 5
« Немного рока»
-…Он сказал ,что часто видится с верхним с другого конца.
Тот – так вообще убит, у него жуткие приступы отчаяния, теперь нет стимула, нет того ,за кого можно было бы вести упорную борьбу.
ты их всех лишил веры,
ты сам-то хоть понимаешь ,что ты натворил?!
в системе бытия идут сбои – ты всех подвёл!
– Я?! Подвел?! К чему?!
– Ты не слушаешь, но верхний снизу всё ещё надеется,
что ты вернешься…
– Возвращаться нельзя. Можно только заново прийти, а я не хочу. Это у вас с ним всё предельно ясно и изысканно просто. Рад за вас.
–Что это играет ?
– “System of A Down” – новый проект от рогонимбов – Steal this album.! Ах ,да! Опять забыл, вам не положено и вам за это воздастся. Раньше эти ребята считались армянской new-metall командой , потом переименовались, но ты же знаешь, как к этому относится небесная иерархия.
– Не хочу ничего знать. А ведь совсем недавно ты наслаждался звоном колоколов, смотря ЕМУ в лицо . Я летал, я был там. Знаешь, сегодня он был весь в черном: у него траур. Думаю , ты понимаешь по кому. Говорят ,что на земле стало одним ангелом меньше… Ты, конечно, извини, но я побоялся спросить это у него – а кого стало больше?
– …
Я открыла глаза и поняла, что заснула. Когда первый шок прошел, немного придя в себя после этого открытия, я попыталась привести в порядок мысли. Если рассуждать логически – я сошла с ума. Можно было завязать бадлон на манер смирительной рубашки рукавами сзади, и бодрым маршем отправляться в дом с розовыми стенами, обитыми синтепоном. Но пока что делать мне этого совсем не хотелось, значит, надо было думать дальше. Протерев лицо влажной салфеткой, я вернулась к столу и наткнулась глазами на медальон. Он никуда не изчез к сожалению, лежит себе спокойно на черной полированной поверхности и некуда деваться не собираеться.
Предположить, что каким-то образом я увидела этот медальон раньше, три недели назад, когда в магазине только появилась скандинавская коллекция, было можно. Совершенно случайно его запомнила, не обратив особого внимания, и моя незабытая история с Антоном вместе с кулоном на подсознатеьном уровне дала толчок к этим кошмарам.
Вполне рациональная причина. Я немного успокоилась, глубоко вдохнула и выдохнула несколько раз. Мне надо просто куда-нибудь сьездить отдохнуть, и все само собой придет в норму. Вот, например к Гаелю в Будапешт, где он занимался оформлением кредита на никому не нужный дом. Я закрыла ноут-бук, постановив, что на сегодня рабочий день для меня кончился, и так руки тряслись как у уже почившего, папы Римского. Сжав голову обееми руками, я массировала виски и шепотом твердила сама себе, что всему есть обьяснение, стоит только разобраться и все.
Пожалуй стоило выпить что-нибудь крепкое, а то нервы совсем расшалились, – пришла мне в голову замечательная идея, и с некоторым трудом поднявшись на ноги, я подошла к бару, в голове шумело. Я не пила ничего крепче вина с той поры, как уехала из России и сейчас была озадачена выбором напитка. Наугад я вытащила бутылку из бара, устроеного в большом антикварном глобусе, бутылку. Ею оказалась польская водка.
Выпить, правда, мне так и не удалось, потому как после очередного озарения бытылка просто вывалилась у меня из рук, вдребезги разлетясь на кафельном полу. Водочный аромат наполнил кабинет, а я только выругалась.
Я не могла видеть медальон три недели назад вместе с другими украшениями, вернее могла, но не в том виде, в котором его можно было опознать. Налет плесени и грязи, так, чтобы можно было различить рисунок, я сняла только сегодня, значит, это исключено. Желание выпить стало прямо таки нестерпимым, и хрустя осколками, я предприняла вторую попытку. Она, слава Богу, оказалась более удачной, и налив себе стакан до краев коньяка, я уселась прямо на стол.
Я перестала что-либо понимать.
О чем это могло говорить, черт побери?! Этого не может быть, просто не имеет право на существование. Как возможно совместить сон и реальность?! Мне не так много лет, но я давно вышла из возраста, когда верят в сказки. Но сойти с ума – такого вроде не ощущала, я понюхала золотистого цвета жидкость и скривилась, ну и гадость. Зажав нос рукой, чтобы не чувствовать запаха, я зажмурилась и отхлебнула глоток. От вкуса коньяка двадцатилетней выдержки мне чуть не стало плохо, но в голове немного прояснилось.
Мистикой я тоже никогда не страдала, но что тут можно сделать? Не верь глазам своим, называется. Ладно, проверю еще раз.
Опасливо посмотрев на коробку, где лежал и никого не трогал, такой безопасный с виду кулон, вернее, его остатки, и обойдя вокруг стола, как если бы на нем лежал ядовитый паук, я направилась в торговый зал. Фабьен, весь ушедший в книгу, все также восседал в кресле, принадлежавшему какому-то буржуа, причмокивал от удовльствия и выдавал время от времени неясные восклицания типа: «Ну надо же!», или «Просто невероятно!», или напротив – «Я так и думал».
Я подошла к нему и на словах «Вот каналья, что выдумал!» тихо потрясла его за плечо:
– Не хочу тебя отрывать, но у меня тут проблема небольшая…
Шеф вздрогнул от неожиданности и очки, которыми он никогда не пользовался, но тем не менее, всегда носил на лбу или в кармане пиждака, сьехали ему на переносицу, то есть туда , где им положено было быть.
– Дорогая, ты могла бы не подкрадываться так. Я уже пожилой человек, мне вредно волноваться. – укоризненно попросил он, заложив страницу в книге серебрянным ножом для бумаг датированным,как сейчас помню, пятнадцатым столетием.
– Могла бы. – кивнула я и жалобным голосом пробормотала, – Фабьен, кажется мне пора на пенсию.
– Ну да, – понимающе произнес он, – А мне в таком случае, что прикажешь делать? Сразу присматривать место на кладбище или можно подождать немного, денек другой?
– Ой, извини. Нет, я не в том смысле. Я запуталась в эпохах и стилях. В голове все перемешалось, ничего не понимаю. Поможешь?
– Знаешь, дорогая, ты слишком много сидишь в интернете, я всегда тебе это говорил, но ведь вы молодые, всегда лучше знаете. Вот посмотри Наполеон, он всегда все делал по порядку, хоть и был молод…
– Фабьен, ну пожалуйста, -взмолилась я, – Я про Наполеона, знаю, наверное уже больше, чем все его любовницы и жены вместе взятые!
– Никогда нельзя знать всего. – наставительно поднял он палец к верху.
– Я и не хочу знать всего, пойдем, я тебе что-то покажу. – схватила я и потянула его за поднятый палец.
Он выдернул палец, и не желая покидать насиженное место, предпринял попытку вернуться к своей любимой теме:
– Зачем куда-то идти, я и тут тебе все расскажу. Вот в первую компанию…, – и спохватился. – Ты, кажется , сказала, что у тебя проблема?
Я вздохнула с облегчением и подтвердила:
– Да, проблема, пойдем покажу.
– А сюда нельзя принести? –попытался воспротивиться он, – я уже старый, мне вредно много ходить.
– А если это рояль? Я пока не владею искусством телепортации.
– Ну, если рояль… – с этими словами он наконец– то поднялся. -Эпохи Наполеона, я надеюсь?
– Я пошутила, Фабьен!
– Ох, уж этот ваш русский юмор. – покачал он неодобрительно головой, хотя в глазах запрыгали веселые искорки. Но раз уж я встал – идем смотреть твою проблему.
– Это не русский, а мой юмор. – поправила я его и пошла вперед по коридору.
– Постой – постой, – он подергал меня за локоть и остановился. – Где мои очки? Я же ничего без них не увижу.
– О Господи! – схватилась я за голову, – Ты в них ничего не видишь! А не без них! Всегда же их на лбу носишь, а не на носу!
– Неважно. – упрямо ответил мой шеф и пояснил. – Главное, что я к ним привык и не могу без них работать. А где они, на носу или на лбу – не имеет никакого значения.
Даже не оборачиваясь, чтобы удостовериться, я обреченно посоветовала:
– На лбу посмотри, пожалуйста.
– Да, действительно на лбу. –обрадованно констатировал он и вдруг удивился. – Ты, что, пить вдруг начала?
Мы зашли в мой маленький кабинет, и патрон сразу почувствовал крепкий запах коньяка, заполонивший все вокруг. Черт, я так разволновалась, что выскочила из комнаты и забыла прибратся.
– Не пить, а выпивать. – нервно хихикнула я и призналась, – Что-то за последнее время вымоталась, какая-то ерунда мерещется и вообще…
– Что, вообще? – не дождался продолжения Фабьен. – Вообще –это – Отар двадцатилетней выдержки. И он никак не помогает от усталости. Скорее даже наоборот.
Не ожидая, пока он ударится в чтение лекции по поводу любимого коньяка Бонапарта, я подвела его к столу.
–Вот моя проблема. Гляди.
Вместо того, чтобы сесть за стол, он опустился перед ним на колени и бодро заметил:
– Еще и водку достала. Дорогая, я начиная всерьез за тебя волноваться. Ты на кого-то разозлилась?
– Почему ? – тут настала моя очередь удивляться.
– Ну, вы русские, когда сердитесь, бьете посуду.
– Да, конечно. А еще у нас по улицам ходят медведи в шапках-ушанках и поют «Подмосковные вечера». И обязательно сопрано. – вырвалось у меня. – Если у ж ты разбираешься в русских обычиях, так должен знать, что фужеры бьют только по большим праздникам, например на свдьбах, да и то – после того как выпьют содержимое. Это приносит счастье. Так что, все ты напутал.
– Значит Гаель все-таки дождался?! – обрадовался он. – Замечательный парень! Поздравляю, дорогая! – он вскочил с колен с живостью,совсем не присущей своему возрасту, и кинулся меня обнимать.
– Да нет же! – попыталась я вырваться, но не тут-то было.
– Сердечно поздравляю! Когда свадьба? – выкрикивал он мне прямо в ухо, не слыша моих возражений и не выпуская из железных обьятий . – И главное где? Ничего не хочу знать – устраиваем у нас на вилле. Я позову всех друзей из клуба «Великий император», и устроим костюмированный бал.
– Фабьен!!! Я не выхожу замуж! – заорала я. – Не выхожу!!! Ни за Гаеля, ни за кого-либо другого!
– Нет? – расстроенно поднял брови шеф.
– Нет! – припечатала я, ужасаясь перспективе провести собственное торжество в компании любителей истории.
– Тогда зачем ты разбила бутылку? – он оставил меня в покое и наконец – таки устроился за столом.
– А, что их бьют только на свадьбе? – огрызнулась я тихо и чуть громче добавила, – Я не нарочно. Просто уронила. Мы можем заняться тем, о чем я тебя просила или как?
Он заинтересованно поднял глаза:
– А ты меня о чем-то просила?
Мне оставалось только застонать.
– На столе лежит медальон. – махнула я рукой и уточнила, -Вернее его остатки. Пожалуйста, посмотри и скажи, что ты о нем думаешь.
– И за что только я тебе плачу, – довольно проворчал шеф, воздрузив очки на лоб, и склонился над кулоном. Я редко когда обращалась к нему за помощью, и он явно чувствовал себя на высоте. Но надо было отдать ему должное – знал он, действительно, очень много, причем знания его были самые, что ни на есть разностороние, начиная от рецептов стола Людовика Четырнадцатого и заканчивая скифским орнаментальным искусством.
Я, затаив дыхание, ждала его вердикта со шваброй в руках. Подмести пол сил не было – я стояла посреди кабинета, возвышаясь над разбитой бутылкой, и нежно обнимала ручку метлы. Так прошла целая вечность, как мне показалось, хотя на самом деле , наверное, это были минуты полторы.
Фабьен водил носом по столу и наконец подал голос:
– Да, несколько странная вещица. Рисунок, в принципе понятен. Симаргл – собака с крыльями, судя по всему. Гммм, не хватает половины, но по задней части можно узнать. Рисунок вполне традиционный для балтийских и славянских народов. Если судить только по изображению – где-то седьмой-восьмой век. Поверх выписана буква «А», сложно определить принадлежность к стране. Буква довольно распространеная и практически одинакова во многих алфавитах мира. Довольно странное покрытие, никак не могу разобрать структуру. Что за металл? Экспертиза уже готова?
Я молча стояла, не отпуская щетку и не отвечала. Мыслей не было никаких. Меня захлестнула паника. Что происходит?! Я не сошла с ума! Но я видела во сне этот медальон с Симарглом. Как это могло быть? Фабьен подтвердил то, что я и сама знала, ошибки быть не могло. Я закусила губу и начала водить щеткой по полу, активно изображая уборку, чтобы не волновать друга. Все-таки ему уже шестьдесят один, да и потом надо было сначала самой во всем разобраться.
– Дорогая? Почему ты молчишь? – голос Фабьена прямо над ухом отвлек меня от самокопания.
Я, долго соображая, все же ответила на вопрос, заданый пять минут назад:
– Что? Наверное. Нет. То есть да. Да, но нет. – в конец запуталась я, Фабьен терпеливо ждал. Я попыталась выразиться яснее. – Она готова, но ничего не показала. Сплав не соответствует ни технологиям античности ни средневековья. В лаборатории не смогли определить.
– Но этого не может быть. – пожал плечами шеф, выбираясь и-за стола и пытаясь не идти по осколкам, что было невозможным, потому что результат моего подметания оказался плачевным: я только раскидала все в разные стороны.
– Вот именно – не может быть! – эхом откликнулась я. Я и сама так думала, но не могла же я в этом признаться.– Ничего страшного, я отправлю на повторную экспертизу, не волнуйся. Иди, тебя твой словарь заждался.
–Мой словарь! – вскинулся он, как конь при звуках боевой трубы. – Все, уже ушел. А с медальоном, поступай, как сочтешь нужным, дорогая. Ты уже большая девочка. Я в тебя верю.
И высказав все это, он вышел из кабинета, прикрыв за собой тяжелую дубовую дверь, а я так и осталась стоять в обнимку со шваброй, добитая этой его последней фразой. Я в тебя верю! Так мне на прощание сказал Антон, в наш последний разговор. Хоть у него все в порядке, – пронеслось у меня в голове, – наверное, сейчас ведет дочку в детский садик. Я почувствовала такую знакомую боль, возникающую в сердце каждый раз, когда я думала о нем. Боль, давно ставшая привычной, которая, наверное, останется со мной теперь уже на всю жизнь. Я не лгала самой себе – я так и не смогла его забыть, я до сих пор его люблю. Оставив в покое швабру и уборку в том числе, я захрустев осколками прошла за стол и открыла ноут-бук. Пальцы сами собой застучали по клавиатуре, набирая письмо, которое никогда не будет отправлено.
«Люблю тебя всем сердцем, всей душой, каждой клеточкой тела, как мне обьяснить тебе? Каждым сантиметом кожи... Мне счастье было бы просто слышать твой голос, хотя бы недолго, хотя бы по телефону...
Я не значу в твоей жизни ничего, я люблю человека, который давно, наверное, меня забыл,но что я могу с этим поделать? Единственное на что я надеюсь, так это, на то, что ты сейчас счастлив. Пусть на моем месте будет другая, пусть ты будешь целовать ее , когда просыпаешься, пусть воспоминание об улыбке греет тебя, когда ее нет рядом.
Любить издалека, любить украдкой, как будто воруешь кусочек чужого счастья, эта вечная боль, что будет жить вместе со мной, когда у меня нет возможности ощущать тебя рядом.
Меня словно что-то разрывает изнутри, когда я вспоминаю о тебе, что– то не дает спать, что-то, что стекает по щекам, что-то... Что?
То, что делает меня счастливой. То, без чего я чувствую себя мертвой. То, что раньше связывало нас воедино.
Без света твоих глаз мне темно в этой жизни...»
Просидев так целый час, я нажала кнопку «Delete» , и письмо исчезло с экрана. Я не могла понять, зачем вытаскивать на свет то , что я так долго и упорно пыталась забыть.
У тех, кто сверху, черный юмор, – пронеслось в голове, и я решила больше не думать об этом. Глаза остались совершенно сухими, я давно уже перестла плакать из-за него. Назло тем, кто пытался заставить меня все вспомнить, выкину все из головы и медальон в том числе, и плевать мне на все сны, сегодня же пойду и куплю пачку снотворного и буду спать спокойно.
Я почувствовала, что нужно было с кем-то этим поделиться. Воздав про себя должное техническом прогрессу, который теперь мог позволить мне связаться с лучшей подругой в несколько секунд, я набрала по мобильнику Дашкин номер:
– Привет. Ты где?
– Ммм. В Стрельне гуляю. У нас дождь со снегом, а я зонтик забыла, вот мокну. – весело ответила Дашка. В мобильном телефоне только ветер шумел, сливаясь со звуком шлепающих шагов. До чего же здорово было это слышать.– Константиновский дворец вот обхожу, резиденцию президента. Знаешь, они на подьезде, асфальт пять раз перекладывали, клумбы там поразбивали всякие. Скоро сюда единорогов запустят, а людям выдадут лепестки роз, чтобы посыпать ему дорогу, как магарадже. Но красиво, слов нет. Привет, Движок, рада, что ты позвонила.
– Я тем более. Что слушаешь? – поинтересовалась я. Вопрос со стороны мог показаться неуместным, но нам он был вполне понятен. Мы обе обожали одинокие прогулки и редко когда выбирались без плеера в сумке и наушников.
– Лакримозу, последний альбом. Мега-меланхолия перплетенная с беспросветной депрессией и завораживающим вокалом. Все обвязанно совершенно неземным инструметалом. Словами не передать, а если выражением: так это – просто вдавливает в песок, а подниматься не хочется...
– Как раз под мое настроение, – призналась я. – Дашка, ну пристрели меня, пожалуйста. Я опять думаю о нем. Стараюсь этого не делать, но оно – воспоминание, сидит где -то внутри меня
– Даже если бы у меня был пистолет, вслед за выпущенной мною пулей не вылетит струёй то, от чего хотелось бы избавиться. Чтобы не было больно, просто не было больно от мысли, что исправить нельзя, что исправлять собственно и нечего…– она помолчала. – Чтобы не чувствовать свою слабость, свою зависимость от. Но ведь порой с этим тепло. Тепло, когда вспоминаешь, не правда ли?!
Я тихо кивнула головой, словно она находилась сейчас со мной в одной комнате, а не за три тысячи километров.
– Это нормально. – продолжила лучшая подруга и я была готова поспорить, что она искривилась в улыбке. – Знаешь, боль, она ведь не проходит никогда. Просто со временем с ней начинаешь справляться, закаленное тело легче начинает её переносить. А с ним…ты ведь и сама понимаешь, что уже всё. Ты это понимаешь, скажи?! Ведь прежнего Антона давно уже нет. Ничто не вернется, ничего не исправится, никто не простит. Финишная прямая давно была пересечена вами обоими, или я ошибаюсь?
– Нет, не ошибаешься, а если честно, я ничего не знаю. – грустно откликнулась я, думая о медальоне и наконец спросила то, что меня так давно мучало. – Как считаешь, выражение «мой крест» имеет силу?
– Однозначно, – хмыкнула Дарька в трубку, – Имеет. Называй это, как хочешь, крест, карма, без разницы, суть одна. "Оставьте грязь грязным. Берите свой крест и идите за мной". – процитировала она и перефразировала – Оставь её, бери свой крест и иди сама по себе. Пока не захочешь поделить свою ношу или идти по одной дороге с… Сама знаешь с кем.
– Да-а, – протянула я, – ты же знаешь, я не могу ее разделить с тем, кем хочу. Парадокс: если я разделю ее с ним, так она исчезнет совсем.
– Это не парадокс, это жизнь. Главное то, что чувствуешь ты, а не к тебе… Смотри: ночь. Ты выходишь из комнаты и идешь на кухню, потому что хочется пить. Ты знаешь, что подняв свою руку до уровня головы,чуть вправо, ты нащупаешь там выключатель.Ты это знаешь.Это твой дом, твоя кухня,твой выключатель. У другого человека, ты можешь искать, зажигать эту лампочку наощупь, только наощупь, руководствуясь своим чувством. Иногда мы не там зажигаем свет, порой нам этого просто не позволяют. Нужно, что б выключатель в другом требовал движения твоей, именно твоей руки. Иначе кто-то обязательно блуждает в темноте. А потом, мы с тобой говорили о том, что есть люди, которые появляются в нашей жизни просто с определенной миссией, на определенный срок с определенными, пускай не всегда приятными, последствиями. Может, он и был временным?
– Так в том-то и дело, что нет! – воспротивилась я, одновременно понимая, что противоречу самой себе. Ведь если было, в прошедшем теперь времени, значит, было и кончилось. – Он нуждался, любил, верил! И моя боль именно оттого, что его сейчас рядом нет. Разве любовь может пройти? А он, если бы в самом деле чувствовал, так ведь наверное уже был бы здесь. – я заходила кругами по комнате, осколки из под ног разлетались в разные стороны. – Мне сейчас кажется, что я глупа как валенок, кажется, я вновь пытаюсь наступить на одни и те же грабли. Даже так: наступив в пятисотый раз, я опять лихорадочно копаюсь в пожелтевшей траве, чтобы установить их на свое законное место. Но у нас, были причины, по которым не могли мы быть вместе, и я его не оправдываю. Но сейчас, мне словно специально напоминают!!!
– А может, ты и никогда не забывала? – вопросом на вопрос ответила она, и справедливость ее слов ударила меня как молнией.
– Просто дело даже не в забыть, и все такое, а в бессилии. Больше всего на свете я ненавижу бессилие. Для меня это хуже смерти, ужас. Тупое чувство собственной беспомощности и мерзкое осознание отсутствия себя в мире. Я не могу забыть. От меня тут ничего не зависит, сны снятся, теперь я еще и обнаружила медальон. Ее медальон, представляешь?! Я не хочу!!!
Дашка спокойно реагировала на мои крики:
– Не могу забыть. – повторила она мои слова. – А зачем? Скажи, зачем забывать? Ты – это ты и неважно где ты. И то, что в тебе, всегда с тобой. Есть то, что не исчезает. Медальон, например. Где, кстати обнаружился?
– В той коллекции с викингами, помнишь? – тоскливо ответила я и задумалась над ее словами. Я машинально взяла в руки желтый кленовый лист, который я нашла вчера в парке, так походящий на кленовые листья в России,.
– Почему падают листья ?
– Они отяжелели от эмоций. – просто сказала подруга.
Я стала размышлять вслух:
– Думаешь, они желтеют и падают оттого, что их уже пережили?
– Скорее от того, что им надо освободить место для новых...
– А что тогда будет со старыми?
– Наверно, они сгниют. – Дашка всегда сначала дополняет мысль, а потом прозаически уравновешивает мою романтику. Вот и сейчас – то же самое, зато с ней никогда не надо было напрягаться и выискивать слова. Иногда мне кажется, я слышу, как она думает. И вовсе не потому, что громко думает, а потому, что я ее слышу...
– А воспоминания? Память об этих эмоциях? И сами листья – куда они денутся?
– Ведь они падают на землю в парке. Там и остануться. – заключила она. – И память останется, а вообще – то, так и получается парк памяти. Памяти пережитых эмоций.
– Огородить бы его. – вздохнула я.– Ага, высокой кирпичной стеной и ходить туда только, когда хочется. А так не помнить – ничего не помнить.....
–Да ну тебя. Знаешь, Движок, раньше ты такой не была. Ты словно подняла лапки кверху.
– Раньше, я не знала ни что такое счастье, ни что такое боль.
– Ну а теперь знаешь.Тогда лучше огороди парк решеткой, через которую ветер будет разносить их по свету. Так, что там с медальоном? – напомнила Дашка. – Что ты собираешься делать?
– А ничего! – разозлилась я. – заброшу в дальний ящик стола и забуду!
– Не уверена, что это правильно, но ты решаешь сама. А он на самом деле такой же, как во сне?
– Абсолютно. – подтвердила я. – только почему –то половинка. А где другая – не знаю.
– Я, конечно, ничего не хочу сказать, – осторожно начала она. – но уж больно это символично, тебе не кажется? Половинки медальона, половинки жизни…
– Кажется, но думать об этом я не собираюсь!!!– нервно заверила я лучшую подругу. – И говорить тоже!
– Тогда позвони, как соберешься. Соскучилась я, между прочим.
– Я не меньше. До связи.
– Я кстати на Эльбрус до весну уезжаю, передам от тебя привет горам, а сейчас озвращаюсь к органам и скрипкам Лакримозы. И Ленка с Женькой про тебя спрашивали. – попрощалась Дашка и отключилась.
Я нажала кнопку на телефоне и со вздохом убрала его назад в сумку. Я снова наткнулась взглядом на лист дерева. Раньше я любила собирать их: желтые, красные, рыжие, такие разные, такие завершенные в своей красоте, такие естественные и продуманные, нечеловеческие, одним словом. Я укладывала их между страниц книг и доставала зимой сухие и ломкие. И только сейчас стала понимать, как это было бесполезно – хранить их дома , нельзя сухой лист пришпилить на стенку, он будет совсем иным – потерявшим всю свою живость, все краски. Это, как голова лося или чучело павлина, глупо ведь неимоверно, а многие так и живут. А можно одним взглядом оценить его совершенство и хранить воспоминание всю жизнь в своем сердце.
Желтые листья, парк памяти... – что– то в этом есть, конечно, но в памяти столько боли, а говорят, что помнишь только хорошее. Иногда хочется взять большую стирательную резинку и стереть пол головы, ходить и улыбаться... А может, Дашка права, и я на самом деле сдалась без боя?
Закончив все-таки приборку, нельзя же в самом деле оставлять такой беспорядок на рабочем месте, и без сожаления вылив остатки коньяка двадцатилетней выдержки в туалет, я решила пойти прогуляться. К тому же было уже давно за полдень – и в животе заурчало. Я вышла из магазина, тихонько прикрыв за собой дверь , и не беря машину, пошла пешком. Медальон, противореча своему обещанию, завернула в салфетку и сунула в сумку, совершенно неподабающим эксперту -искусствоведу образом, но в тот момент меня это мало волновало.
Пройдя по набережной, я устроилась в маленькой, около рынка, кафешке с незатейливым названием «Дары моря» с видом побережье, где всегда давали свежайшие устрицы. Меня встетил хозяин, полный мужчина лет пятидесяти в матросском костюме и берете с красным пумпоном, как всегда радушно улыбаясь:
– Вы сегодня одна, мадмуазель?
– Да, столик на террассе, пожалуйста.
–Конечно, мадемуазель, прошу вас. – он засновал между столами, а пумпон так и запрыгал вместе с хозяином. Я неторопливо пошла за ним, и так зная, куда он меня посадит. Я села, а мэтр уже подталкивал в спину официанта с меню в руках.
– Спасибо, но мне белое мартини, пожалуйста, и как обычно: ассорти из устриц и розовых креветок.
– С предсказанием, разумеется? – сделал страшные глаза мэтр.
Сегодня с меня уже хватило всякой мистики, но отказаться, значило бы обидеть милого толстяка, поэтому, скорчив такую же устращающую гримассу пришлось сказать:
– Разумеется.
Хозяин моментально испарился вместе со свом беретом, и я знала, что заказ не заставит себя долго ждать. Обещая выиграть миллион или отправиться в кругосветное путешествие – предсказания в стихах тут подавались к устрицам, и мы часто развлекались таким образом, читая всякую ерунду в маленьких конвертиках в полосочку. Здесь все было в сине-белую полосочку начиная от костюма хозяина и заканчивая занавесками и тарелками. Только скатерти почему-то были белыми, но иначе в глазах бы рябило. Саму забегаловку я очень любила: здесь по вечерам играла живая музыка и пели старые французские песни. Слушать Джо Досена и сидеть за небольшими уютными столиками со свечами поздно вечером, было непередоваемым ощущением, а устрицы стоили недорого и были лучшими в районе Старой Ниццы. С Гаелем мы приходили сюда ужинать, а в обед сюда заглядывал и мой шеф с женой, когда не был занят очередной книгой о Наполеоне.
Мне принесли полную тарелку со льдом, на которой были уложены полкругом большие серые устрицы и мои любимые креветки, без которых я жить не могла. Посредине торчал конверитк с предсказанием. Лимоны и майонез с четырьмя разными вилками уже лежали на белой скатерти. Официант налил мне бокал мартини из графина, и пожелав приятного аппетита, исчез из поля зрения, однако стоит мне поднять руку или закончиться вину, он вырастет рядом со столиком, как из под земли. Обслуживание тут тоже было на высшем уровне.
Я вынула медальон из сумки и положила его перед собой на столе. Аппетита он мне, конечно , не прибавлял, но надо было что-то с этим делать. Прекрасно сохранившийся, он лежал на салфетке и загадочно поблескивал в солнечном свете. Интересно, как она умудрилась его потерять? Ведь если верить моим снам, а это был на данный момент единственный для меня источник информации, кроме интернета, то на нем лежали охранные чары, и пропасть даже с мертвого тела он не мог. Но передо мной сейчас была только его половина, значит, где-то была другая. Он сломан не ровно посредине, у меня была меньшая часть, но вот как она тут все же оказалась, ведь валькирия жила только в моих снах? Или нет?
Вопросов было много, а ответов ни одного. Я перестала пялиться на кулон и принялась за еду. Креветки были превосходными, впрочем, как и всегда в этом местечке. В кафе почти не было народу, только парочка пенсионеров – иностранцев в дальнем углу, судя по всему – немцев, тихо занималась поеданием мидий. Зря, креветки – вкуснее,– думала я и смотрела на море. К полудню на нем появились белые барашки, и цвет стал серо-синим, а не обыным лазурным. Значит, к вечеру поднимется ветер, и можно будет попрыгать на волнах. Пожалуй, зайду к Гаелю, заберу у него доску для серфинга… Черт!
Я опять забыла ему перезвонить. Я хлопнула себя по лбу рукой, и кусочки креветочного хвоста разлетелись, запутавшись в волосах. Бросит он меня точно, ну и ладно. Не хочу звонить. Может завтра, или послезавтра, или вообще никогда. Вытащив остатки креветки, я хотела приступить к устрицам, но к первой же ракушке прилип конвертик с предсказанием. Так и быть, – решила я, посмотрю.
Лучше бы не смотрела, – поняла я через минуту, когда прочла незадачливые стихи.
Брызги мечты или клочья свободы?
Ветер звенит в голове.
Ты расскажи мне, откуда ты родом
Городу на Неве.
Ты мне поведай историю. Путы
Сбрось, одиночество с плеч.
Наше свидание после разлуки
Лучшая может из встреч.
Ждут перекрестки, резные ограды
Прикосновений твоих.
В городе этом встречаются взгляды
Любимых или чужих....
Здесь над водою трепет туманов,
Сотканные из теней,
Призраки скал застелили мостами,
Ты отыщи их скорей.
Отблески шпилей дорогу укажут,
Листьями выстланный путь,
Сбудется сказка – кто-нибудь скажет:
Странника сон ...-...Петербург.
Кажется, кто-то прочно вознамерился меня заставить. Значит, выбора у меня нет? Просто потрясающе, – я готова была заскрипеть зубами от злости. Почему кто-то имеет право решать за меня мою судьбу?! Они там у себя, на верху совсем обнаглели! Жестом подозвав к себе официанта, я заказала еще одну тарелку устриц. Что ж посмотрим, кто кого! В этом должна быть обычная чепуха, типа свадьбы в этом году.
Удивленный моим аппетитом молодой человек, принес новую тарелку буквально через несколько минут. Клинет всегда прав, – гласило неписанное правило всех бизнесменов Франции. Не трогая креветки, я жадно набросилась на конверт, распечатав его в одну секунду. Во втором значилось:
Мое завтра – твое вчера,
Как не в этом времени встретились…
И в надежде на чудо с небес
Мысли тонкими нитями свесились
Я не знаю, откуда ты...
