Текст книги "Через миры, выбирая любовь (СИ)"

Автор книги: Алина Пуаро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Часть четвертая.
Россия.

Глава 11.
«Питер»

Знаешь ли ты, что серая луна каждую ночь грустит над тем домом, который ты однажды оставил?

Что сиреневые колокольчики у калитки каждый закат поворачивают головки в ту сторону, куда ты ушел?

Что ласточка, залетая на веранду, спрашивает каждый раз, а нет ли о тебе вестей?

Но в ответ лишь ставни печально хлопают на ветру.

А кто-то, кому ты сказал, что вернешься, каждый вечер готовит ужин на двоих и зажигает маленькую лампадку на подоконнике.

Затем ест в одиночестве и молиться перед сном, чтобы с тобой в пути не случилось ничего дурного и чтобы ты смог вернуться обратно…

И на следующий день так будет , и через день и еще через много-много дней.

И может ты построил где-то далеко много других домов и вырастил много деревьев, но однажды ты вспомнишь, что дом – это не там, где ты живешь и даже не там где ты родился.

Дом – это место, где тебя любят и ждут…

– Девушка, проснитесь. Самолет уже десять минут как произвел посадку. Вам надо выходить. Вы себя хорошо чувствуете?

Я с великим трудом разлепила веки и уставилась на хорошенькую стюардессу невидящим взглядом.

– Что? – чужим голосом прохрипела я со сна, ничего не понимая.

– Наш самолет приземлился в Санкт-Петербурге. Сейчас пять часов сорок три минуты утра. Температура за бортом : тринадцать градусов ниже нуля. – терпеливо пояснила девушка. – Вас кто-нибудь встречает?

– В Петербурге? – тупо повторила за ней я, разглядывая золотые металлические крылышки на темно синем пиджаке аэрофлота. В голове еще роились переживания битвы и Валлийский обряд.

– Да, в Санкт-Петербурге. – она с сомнением смотрела на меня. – Вы трезвы? Помочь вам встать?

Ну еще бы, в России первый вопрос – трезва ли я? С утра была, кажется, хотя какое утро – за стеклом иллюминатора, куда я машинально взглянула, ночная темнота прорезалась только светом фонарей и прожекторов. Оставалось только смириться с мыслью, что я нахожусь в самолете на территории своей родной страны и надо бы отсюда выбраться. Из самолета -то есть.

Попрощавшись с участливой служительницей аэропорта и вежливо отказавшись от предложенной помощи, я взяла сумку и пошла по салону между пустых уже кресел. На выходе я на мгновение замерла, с наслаждением вдыхая ночной морозный воздух, чуть ли не со слезами на глазах глядя на порхающие вокруг серебристые кружевные звездочки. Я почти два года не видела снега, – подумалось мне, но заметив, все еще подозрительно наблюдающую стюардессу, я поспешила покинуть самолет.

Снег повсюду был убран, но оглядевшись, у ограды я наконец заметила желанные сугробы и в носу сразу же защипало. В автобусе, который вез меня к зданию аэропорта, больше никого не было, кроме меня и водителя, и казалось бы никто не помешает мне насладиться в одиночестве чувствами от возвращения домой, но не тут-то было, русский народ вообще любит поговорить.

– На каникулы к нам? – тут же доброжелательно начал интересоваться седоусый мужчина в таком же темно-синем пиждаке, что и стюаредесса.

– Наоборот. – нехотя ответила я, водя пальцем по стеклу, разрисованному морозом . – домой.

Белые узоры, вычерченнные инеем, хоть и заслоняли вид из окна, зато открывали взору сказочные пейзажи с запорошенными елками, на которых просматривалась каждая иголочка, виданных и невиданных зверей, созданных рукой самой зимы, плавную линию снежного настила, где распускались целые букеты ледяных цветов, вопросительно заглядывающих мне в лицо.

– И то верно. – закивал он головой.– Дома-то оно всегда лучше.

Я целиком ушла в свои мысли: кажется, я не видела настоящего снеговика целую вечность... Тут до меня донеслись последние слова, сказанные пожилым шофером. Неужели я, и правда, дома?

– Всегда лучше. – тихо кивнула я головой и спустилась по ступенькам, запахивая на ходу пуховик.

В здании аэропорта не смотря на такой ранний час, царило оживление: встречающие-проважающие, сумки-рюкзаки, кто-то ищет туалет, допытываясь у всех и каждого, кто-то пытается пронести горячий чай через весь этот кавардак, рыщущие в поисках клиентов таксисты, старающеюся быть при этом не очень заметными, и над всем этим возвышаются служители порядка в бронежилетах и с автоматами через плечо. И не скажешь, что пять утра.

Боком я протиснулась к вертушке, которая неспешно выплевывала разнокалиберные чемоданы, углядела в глубине свой багаж и хотела уже пробираться в этот содом и гоморра, как вдруг чей-то очень знакомый радостно-удивленный голос раздался у меня над головой, как гром среди ясного неба:

–Алинка!

Ну все, приехала, – обреченно подумала я и повернула голову, – начинается. Передо мной возвышался бородатый детина с ярко-синими по-детски круглыми глазами, давний приятель из моей группы по каратэ – Сашка или как все его называли Шурик.

Я, конечно, ну совсем не ожидала его здесь увидеть, но очень обрадовалась, он был одним из немногих людей, с кем я поддерживала контакт после своего отьезда:

– Сашка! Ты что тут делаешь?

– Это я тебя должен спросить – что ты тут делаешь? – схватил он меня в медвежьи обьятия. – Ты же должна быть во Франции, в Ницце – наслаждаться всеми благами процветающего капитализма и моря!

– Я домой приехала...

– Это я, допустим, уже заметил.– вежливо сказал друг детства.

И действительно смысла констатировать факт моего прибывание в Питере никакого не было, но обьяснить что я здесь делаю было довольно сложно, а тут еще на нас нахлынула толпа вновь прибывших. Шурик решил вопрос оперативно:

–Так, ладно. Начнем с другого конца. Ты приезжаешь или наоборот?

– Приезжаю.

– Тогда пошли я тебя отвезу куда нужно, заодно и поговорим.

Я с трудом выдрала свою спортивную сумку из рук какого-то индуса, который потом еще долго несомненно извинялся вслед, хотя слов я не разобрала, шурик ее перехватил и мы двинулись на автостоянку.

– Самолет рано улетал, так что мне в сущности два часа еще делать нечего. На службу рано, а домой не успеваю. – пояснил он на ходу. – Я жену с ребенком в Турцию проводил. Вообще-то я прямо из соседнего аэропорта, только печати на страховку послали сюда ставить. Вот отправил. Пусть позагарают пару неделек.

– А ты?

– А я...я. А я работаю.

– Все там же? – поинтересовалась я, помня его давнее недовольство очень скучной, но высоко оплачиваемой работой.

– Все там же. – вздохнул он, открывая входную дверь и пропуская меня вперед.

– И все собираешься уходить? – подхватила я.

– Собираюсь. И скоро уйду.– решително произнес он и сменил неприятную тему, спохватившись. – что мы все обо мне да обо мне. Ты –то какими судьбами?

Теперь настала моя очередь вздыхать. Я как-то совсем не подумала, как буду обьяснять свое внезапное появление. Пауза затянулась, голубые глаза выжидающе уставились на меня, я опустила взгляд. Сказать было особо нечего, а врать я не привыкла.

– Последний раз, когда ты писала : у тебя было новое поступление, коллекция украшений эпохи викингов. – безошибочно вспомнил друг детства, которые был не только всесторонне развитой личностью, но и человеком, очень любившим историю искусств, что и служило, хотя и не только это, предметом нашей с ним частой переписки.

– Вот как раз заминка и вышла. – ухватилась я за протянутую соломинку,– информаця понадобилась.

Но мне это не слишком помогло, всесторонне развитая личность тут же пожелала узнать, в чем же именно было дело. Я мысленно схватилась за голову. Снег перестал идти, мы вышли из здания и пошли мимо рядов засыпанных белым пухом автомобилей. У оранжевых отечественных, правда совсем новых жигулях, Шурик остановился.

–А почему ты прямиком в Норвегию или Данию не отправилась?

– Потому что норвежского не знаю. – тихонько огрызнулась я

– А там на английском говорят. – доброжелательно просветил он меня. – на английском ведь ты говоришь? А в чем конкретно дело?

Я послала ему убийственный взгляд, но он уже влез в машину и поэтому, видимо, ничего не заметил. Я пробурчала что-то невразумительное, уже устроившись в холодном салоне, пристегиваясь и мы плавно выехали на шоссе. Дворники равномерно счищали снег с лобового стекла, Сашка включил обогреватель и, кажется решил продолжить мучить меня вопросами, но тут взвизгнули тормоза и я почти что стукнулась носом о стекло, оказывается ремнь безопасности – иногда очень полезная вещь.

– Да кто ж ей права дал, к такой-то фене!

Машину чуть-чуть занесло влево, Шурик не переставая ругаться в адрес нерадивой водительницы, выровнил ход и выразительно покрутил пальцем у виска, глядя в боковое зеркало:

– Думать надо головой, а не другим местом когда ты за рулем! А не по телефону разговаривать! Надо вообще всем теткам запретить водить!

– Ну прямо там. Не у всех же кочан вместо головы. – резонно заметила я на это, радуясь смене теме и в душе благодаря неизвестную даму. – Типично мужская точка зрения.

Шурик с неудовольствием посмотрел на меня и попытался подкоректироваться:

– Тогда нужно специальую фару сделать: извините, я перепутала, я не поворачиваю, я еще подумаю. – сьязвил он.

– Или сзади вешать знак – « Я – блондинка.» – решила подпеть я, у которой самой в шкафу лежала майка с надписью «Говорите медленно, я – блондинка.», весьма меня забавлявшая. Купила я ее в Каннах, уставшая от чрезмерного количества сыпавшихся отовсюду шуток про светловолосых представительниц слабого пола.

– Брюнетки тоже, знаешь ли... женщина за рулем, как обезьяна с ... – не закончил он, многозначительно глядя на меня.

Мы подьезжали к черте города. Закончились высокие укутанные белыми шапками тополя, росшие вдоль пушкинской дороги, дальше путь лежал по Московскому проспекту. Все было так, будто я и не уезжала вовсе. Хотя, что могло измениться за два года. Меняются люди, а не улицы. Вот и викинги были благополучно забыты, мы с Сашкой болтали, весело переругиваясь, так словно расстались только вчера, пока мой приятель вдруг не спохватился:

– Так тебе куда ехать-то?

– Хороший вопрос. Знаешь, я вдруг сообразила, что не знаю куда собственно.

– А кто-то что-то еще говорит про блондинок... – хмыкнул он. – давай я тебя приглашу на кофе или на завтрак, уж и не знаю, чем у вас там принято питаться по утрам. А там и решишь. Круассанов, правда, не обещаю...

Я умиленно улыбнулась, старая дружба не ржавеет, но в данный момент были дела по-важнее.

– Спасибо. Только завтрак превратим в ужин и лучше через пару дней. Сверхсрочные дела не терпят отлагательств. А пока отвези-ка меня лучше на Петроградскую.

– Скорее уж сверхсекретные, – проворчал Шурик. – Как скажешь, босс. Рассказывай тогда, как там?

Машина выехала к Технологическому институту, или как его коротко называли все студенты – «Техноложке». Повсюду торопились пешеходы в шапках и шубах, мигали светафоры, так узнаваемо дребежали трамваи. Я тряхнула головой и попробовала сконцентрироваться на том, что говорил друг – вопрос меня совсем не удивил: «здесь» все начнут спрашивать про «там», это приблизительно, как французы, которые все поголовно, узнавая, что я из России, тут же загорались желанием услышать слово «здравствуйте» по-русски.

–Там? Да вообщем-то как везде. Люди, туристы, море, дети, антиквариат... свободы правда больше.

Шурик таким ответом, правда, не удовлетворился:

– Ну не верю, что все одно и тоже. Неужели нечего нет удивительного?

– Есть. – вспомнила я. – поросенка видела позавчера. На поводке. В центре города. Собак в кепки одевают от солнца и купальники того же цвета, что и у хозяев. Козы на бензоколонках пасуться.

– Зачем? – не понял он.

– Купальники, – потому что модно, козы, – потому что безаколонку в деревне поставили, что им остается? А вот поросенок, – я задумалась. – не знаю, наверное – просто нравиться так. О вкусах не спорят.

– А люди?

Я вздохнула.

–Люди. Ты знаешь, люди там все очень милые и правильные. Все такие хорошие, что даже не вериться. Заходишь в магазин – с тобой здорроваються, старичок на пляже тебе подарит ромашку и пожелает приятного дня, шофер в автобусе тоже обязательно и тебя поприветствует и попрощается. – я решила привести пример из личного опыта, чтобы лучше обьяснить французский менталитет. – Если ты не выходишь за рамки приличия, ты можешь делать все, что твоей душе угодно. Например сидеть в фонтане спустив туда ноги в ноябре и есть куриную ножку. Или йогурт. Или тарелку супа. И никакая тетечка, посаженная следить за порядком как у нас, не прибежит и не начнет кричать: «Безобразие! Не положено есть куриную ножку в фонтане, не положено мочить ноги в общественном месте!». Там скорее заботливо поинтересуются, не холодная ли вода для ноября месяца, и еще, может быть, пожелают приятного аппетита.

– Вот это да... – завистливо протянул друг. – А в России бы еще и милицию вызовут.

– Да, но у нас хоть честно и в открытую, а там тебе в лицо никто никогда ничего не скажет. Даже если ты кого-нибудь очень сильно раздражаешь. Все слишком милы... только за спиной и шушукаются. И жалуются тоже за спиной.

– Не очень красиво.

– Еще как. И помощи там просить обычно не принято, а если попросил, то мало где ее получишь. И дружбы человеческой почти нет. Так, может, вместе в клуб сходить. Хотя мне, видишь, повезло. Разные они, французы эти.

– Да уж...

Мы проехали Летний сад, который теперь выглядел совсем не по-летнему, с убранными статуями и заснеженными газонами, мой родной «Кулек», иначе Государственный Институт Культуры и Искусств, и так знакомо встали в пробку на Троицком мосту. Перед нами раскинулась Нева, скованная льдами по всей своей, летом сверкающей, а сейчас замерзшей водной глади. Я прижалась лбом к холодному оконному стеклу и мне захотелось расцеловать каждый камень бурой гранитной набережной. Шурик посмотрел на меня и усмехнулся. На том берегу сияла крыша собора и рдела кирпичными стенами Петро-павловская крепость, с другой стороны от которой вздымались к небу расстральные колонны. Иногда понимаешь как сильно ты соскучился только тогда, когда наконец-то сталкиваешься лицом к лицу с предметом своей тоски. Это был именно мой случай.

– Слушай, я хотела спросить...

Я замолчала, не зная как задать тяжелый для меня вопрос.

– Хотела – так спрашивай. – разрешил Шурик, не замечая мое затруднение.

Я еще помолчала.

– Учитель...он что-нибудь про меня говорил, спрашивал? Может вспоминал как-нибудь? Ну между делом, может?

Друг с сожалением посмотрел на меня и лишь после долгого взгляда молча покачал головой.

– Ясно. – медленно произнесла я. – неудивительно. Мы приехали, кстати.

– Ты зайдешь в зал?

Мне осталось только неопределенно пожать плечами, а можно было этого и не делать – мой друг слишком хорошо меня знал, да и сама я прекрасно знала ответ. Ведь я для этого и приехала.

– Мы будем тебя ждать. – просто сказал он.

Машина остановилась прямо напротив дома на Каменноостровском проспекте, где жила моя третья любимая бабушка, единственного человека способного принять меня, не задавая лишних вопросов. Она не была мне прямой родней, приходясь двоюродной сестрой моей бабки по отцу, но из всей семьи понимала меня лучше всех. Единствнное, что меня беспокоило, так это – застану ли я ее дома, потому как престарелая родственница была склонна к частым путешествиям, причем по весьма отдаленным направлениям.

Шурик крепко меня обнял на прощание и взяв обещание позвонить ему, только лишь у меня появиться свободная минутка, укатил на работу, взметнув за собой тучу снежных брызг. Я посмотрела на часы. Чтож, было почти восемь, кто ходит в гости по утрам, – тот поступает мудро, тарам-тарам-тарам пам пам... – и с таким мыслями я зашла в подьезд величественного серого дома.

– Кто там? – раздался за дверью веселый и совсем не заспанный голос почти сразу же после звонка.

– Наталья Григорьевна... это Алина. – я отступила на шаг, и закусив губу ждала реакции: внучатая племянница после пары лет отсутствия заявляется в восемь утра под дверь без предупреждения... мда.

Дверь распахнулась:

– Молодец – прямо к завтраку. Ну заходи, заходи. У меня как раз кофе готов. – кажется, я не ошиблась адресом. На пороге стояла моложавая стройная женщина в шелковом восточном кимоно расшитом ярко-красными маками.

– Ничего, что я без приглашения? И так рано?

– Какое рано?! Какое приглашение?! – всплеснула руками бабушка, завязывая на скорую руку густые вьющееся каштановые волосы. – Ну давай – давай свою сумку. Замерзла, наверное?

– А вы ничуть не изменились. – искренне отметила я, проходя в столовую через маленький коридорчик со шкафом-купе и зеркалом во всю стену. Даже не глядя на свое отражение, я любовалась ровным цветом глядящего на меня красивого улыбаюшегося лица, на котором не было заметно почти ни одной моршинки. Не смотря на довольно солидный возраст, наличие двух взрослых внучек и одного новорожденного внучка, эта потрясающая женщина умудрялась всегда следить за собой.

– Скажешь тоже. – отмахнулась она, заглядывая в холодильник. – правда вот на кухне у меня как всегда проблемы. Сама хозяйничай, ты меня знаешь – есть грейфруты, сыр, сацили, лосось, масло, хлеба нет, но есть кофе. – закончила перечислять она.

– Хватит, хватит. Я только кофе попью...– прокричала я, потому что бабушка уже скрылась в комнате, тут же нырнув в холодильник и набросившись на мой любимый сыр с голубой плесенью, который мы обе обожали.

– Я сегодня целый день в бегах. – заявила Наталья Григорьевна, появляясь, уже одетая в брючный серый костюм, с тушью в руках и останавливаясь перед зеркалом. – у меня с утра лекции. Потом большой семинар преподователей, а вечером я приглашена в театр.

– А-а. – с набитым ртом промычала я .

– Хотя честное слово, мне не так уж хочется туда идти, только пьесса очень хорошая. – сокрушалась она. – Но что с этим кавалером делать – совершенно не представляю. Влюбился он, видите-ли, а он мне совсем не нравиться. И не смейся. – укоризненно добавила она, заметив мое выражение лица.

Я тут же посерьезнела.

– Папы – бабушки, конечно, не в курсе что ты здесь?

– Ммм... Нет.

– Кто бы в этом сомневался.– она подхватила сумку с кресла и, накинув на шею легкий газовый платок, застегнула шубу. – все. Ключи на гвоздике. Будь как у себя дома. – бабушка чмокнула меня в щеку и вот уже в квартире никого не было, тишина нарушалась только тиканием больших старинных настенных часов с кукушкой.

Я дожевала наконец кусок сыра, налила еще кофе в высокую кружку, предназначеную, вообще-то, для чая, привезенную бабушкой из прошлого путешествия в Китай, и огляделась.

Большая, ранее трехкомнатная квартира, теперь состояла из спальни, кабинета, где я обычно гостила, и столовой, созданной из последней комнаты и кухни, которая служила местом всеобщего паломничества и на это имелись причины. Чего здесь только не было и антиквариатные иконы, и светильник из Тибета, переливающийся, когда его включаешь всеми цветами радуги, и двадцать один резной слоник из Индии и буфет ручной работы, на котором все они и умещались, и еще множество разных трофеев, добытых из разных поездок.

При беглом осмотре мне в глаза бросилась странно изогнутая статуэтка в виде сидящего человека, поселившеяся здесь после африканского визита. Я вспомнила как бабушка со смехом рассказывала мне по телефону о туземцах, которые пытались напоить ее джип, подпихивая ему под бампер ведро с водой. Вообщем-то я не удивлялась ее кавалеру, в такого человека нельзя было не влюбиться.

Каждый, впрочем, делает свой выбор в жизни, все наше семейство, за исключением меня, считало ее невполне нормальной, а может быть просто это они были слишком нормальными для нее. У Натальи Григорьевны была своя профессия, престижный университет, сорокалетний дважды женатый сын, внуки, множество друзей и знакомых по всему свету, но жить она предпочитала в одиночестве. Мы никогда не говорили о том, сожалеет ли она о разводе с мужем-художником, я знаю лишь, что она его очень любила, но считала ли она эту цену слишком дорогой за свободу, которую имела? И был ли это тем же самым выбором без выбора?

Словно в ответ кукушка прокуковала девять раз. Я и не заметила, как пробежал целый час. Вылив остывший кофе в раковину, сполоснув кружку, я вздохнула, потянулась и первым делом решила принять душ. Стоя под упругими горячими струями воды, я опять обратилась мыслями к валькирии. Необходимо было найти медальон. А помочь мне в этом мог только один человек, которому я не знала как показаться на глаза – следовало поговорить с Учителем. Но как? Как пересилить себя и прийти в зал после двух лет молчания. Однако размышлять времени не было, я вытерлась большим мохнатым полотенцем и подошла к телефону, стоящему на маленьком полированном столике в стиле ампир. Ах да, вспомнилось мне, Дашка же на Эльбрусе своем, значит осталась Ленка.

– Лен? Привет, это я. Ага, никак приехала. У тебя сегодня есть время? В полпервого? Окей. На горьковской. До связи.

Теперь оставалась еще одно незаконченнное дело, вернее два, но не все сразу. Я прошла в кабинет, ставший на время моей спальней, пнула сумку, брошенную посредине прохода и уселась в кожанное кресло перед письменным столом. Что ж, приступим. Я закрыла глаза и сосредоточилась, возвращаясь к событиям минувшей ночи. Может, кто-нибудь поправит меня, сказав к снам или ночным кошмарам, но для меня все, что я видела в ночном забытье, становилось частью меня , пережитой каждой клеточкой моего тела и души. Включенный процессор равномерно еле слышно гудел, в кухне слышился редкий стук капель о жестяную раковинну из не закрытого мною крана, я вгляделась в голубой экран и положила пальцы на клавиатуру.

На следующее вечер в синеватой дымке за деревьями показались сторожевые башни города. Путникам оставалась еще одна последняя стоянка, и через несколько часов они окажуться на подходе к столице...

Нашел! Нашел ответ! Теперь все будет хорошо! Гармон наконец –то отыскал своего ребенка. Слезы долгожданной радости и облегчения брызнули из глаз, как только я достучала последние фразы. Сколько раз сердце учащало свой бег, пока я продолжала писать, как страшно все внутри оборвалась, когда я подошла к моменту потери медальона, как больно было снова расставаться с любимым, но с каждым словом появляющимся на компьютере мне становилось все яснее и яснее, что все это было уже пережито быть может совсем в другом мире и очень-очень давно, но все-таки пережито мною!

Молча я нажала на иконку распечатать, вытерла глаза руками и посмотрела на себя в зеркало. Вся история, происходившая сейчас, была за гранью реального, за той чертой, куда мне столько раз хотелось заглянуть, хотя бы на секундочку. Сколько дурацких зимних вечеров мы с друзьями проводили за вызывом духов, сколько фантастических романов я прочла в детстве, сколько старинных заклинаний было раскопано в библиотеках, сколько раз мечтала, чтобы со мной случилось что-нибудь подобное, а сегодня когда долгожданное приключение появилось передо мною во всей своей красе, мне хотелось убежать сломя голову.

Все словно оказалось не таким красивым, как описывают в книгах, а каким-то слишком реальным, слишком настоящим и пугающим. Но я-то еще ладно, а вот какого теперь приходилось валькирии без крыльев, без медальона, одной в чужом военном лагере?!

Кукушка пропела двенадцать раз и я встряхнула головой. Через полчаса была назначена встреча с лучшей подругой. Послушаем , что она скажет. Быстренько надев голубые джинсы и пуловер, я сложила выплюнутые принтером листки и заколола их канцелярской скрепкой, временно одолженной у Натальи Григорьевны. Пожалуй, решила я, одолжу-ка я еще и перчатки с шарфом, а то в машие ездить хорошо, а до горьковской топать почти минут двадцать. Мне только грипп подхватить еще не хватало, а бабушка не рассердиться.

Ключи на гвоздике, писанину подмышку, по уши укутанная в леопардовый шарф, который не сильно что-бы подходил к голубому пуховику, но мне было все рано, я выскочила в морозный питерский день.

Иногда и в моем родном Санкт-Петербурге бывают деньки, когда хочеться жить. Когда даже если и мороз, но солнце сияет с голубого неба, когда люди улыбаются и машут варежками вслед, подростки играют в снежки, и ты, не обижаясь на пущенный в спину снежный комок, уже лепишь в ответ свой. Сегодня был именно такой полдень: снег, налипший на отяжелевших ветвях деревьев, серебрился и блестел в солнечных лучах, снеговик у подьезда подмигивал всем угольным глазом, пар весело вырывался из ртов говорящих и спешащих горожан,и было совсем не холодно. Я высвободилась из многократно намотанного вокруг шеи утеплителя и, засунув руки в карманы, зашагала вдоль по Каменноостровскому.

Ах, Петербург, какой ты таинственный, прекрасный, и гордый город! Скольких царей, королей и принцесс принимали твои дворцы, сколько князей, бунтовщиков и куртизанок топтали твои набережные, свидетелем скольких любовных обещаний и кровавых преступлений ты стал, а сколько знаменитых архитекторов одевали тебя, украшая садами и фонтанами. А мы, сегодняшние твои обитатели, так часто забываем в каком потрясающем и уникальном месте мы живем. Да я сама, коренная петербурженка, быть может, первый раз в жизни задумалась об этом да и то, только благодаря долгому отсутствию.

Сейчас, идя по его проспектам, мне хотелось слагать поэму этому молодому и уже столько повидавшему городу, городу, в котором я родилась. Наверное, такие чувства охвтывают любого человека по возвращению на родину. Но в эту минуту мне хотелось петь о Неве, раскинувшей свои рукава словно забывшаяся радостная девушка, летящая в танце, о Петро-павловской крепости, котрая красными сильными руками как обнимает ее, не давая шалить, о Зимнем, надменно возвышающимся над, так добродушно принимающей всех посетителей, мощеной камнем Дворцовой площадью.

...Странника сон – Петербург.

Я буквально в воздухе проносилась над прохожими спешащими по своим делам, выгуливающими собак, говорящими по мобильным телефонам и даже не подозревающим о том, какой единственный в свем роде случай им всем предоставляеться – вот так не за что свободно дышать источающим все ароматы искусства и поэзии, неповторимым питерским воздухом.

Я так замечталась, что даже не заметила подругу в старой знакомой серой куртке. Она стояла на выходе из метро и уже издалека меня заметилаи, глядя на меня скептическим взглядом, в котором, впрочем, не могли укрыться пляшущие веселые огоньки.

– Я смотрю, здесь кто-то просто витает в облаках. И , мне даже кажется, что я почему –то догадываюсь о причине!

– Ой! Ленка! Ну привет елки-палки! Это совсем не то, что ты думаешь!

Ленка только головой покачала, одновременно вынимая иинаушники.

– А я вообще ничего не думаю, я просто очень-очень-очень рада.

– А я-то!

Больше мы ничего не сказали, а просто стояли и смотрели друг на друга, и улыбки разлетались в разные стороны как солнечные зайчики.

– На Неву?

– На Неву! – тряхнула она головой и погрозила пальцем,– и на начинай снова!

– Не начинай чего? – спросила я и так зная ответ, но слишком велико было желание услышать его наконец вживую, а не по телефону.

– Читать мои мысли ! – и мы расхохотались в один голос.

Пришлось опять идти через Троицкий мост, правда, на этот раз пешком и в обратную сторону. Мы шли взявшись за руки, подставляли солнцу лица и молча слушали гудящий рядом город. Подойдя к набережной, мы спустились по гранитной лестнице ведущей из-под кружевного фонаря с тремя круглыми лампами прямо ко льду на небольшую полукруглую площадку. Летом здесь обычно толпилось много народу, но сегодня не было ни души. Солнце светило так, что можно было подумать, что пришла весна, я без лишних слов протянула подруге свернутые в трубочку листки, и мы уселись на кем-то, наверное, специально принесенные деревянные ящики.

Ленка развернула бумагу и тут же погрузилась в чтение, а я почему-то вдруг заволновавшись, вскочила и принялась ходить взад-вперед. Через пять минут я села на корточки и стала очишать лед от снега голой рукой. Снег таял, и капал, стекая с покрасневшей кожи, оставляя на льду маленькие круглые темные пятна. Не знаю сколько времени я провела за этим бессмысленным занятием, но ладонь стало колоть невидимыми иголочками. Глаза слепил отблеск с петропавловки, подруга вдруг оторвалась от чтива и произнесла недовольно:

– Ты обо всем, что случилось, пишешь как в Латинской Америке.

Я вздрогнула от неожиданности от звука ее голоса и справившись с собой спросила, ничего не понимая:

– А причем тут Америка?

– Ну знаешь, там тоже давно уже никого ничего не удивляет. Жанра: настало утро, деревня проснулась, с неба упал ангел в огород. Все подошли посмотрели – ну да, ангел, крылья пушистые. Так пусть пока поживет с курицами.

– Простите, я пишу, как чувствую. Понимаешь, когда я эти сны вижу – для меня это реальность. А у меня в Ницце и так чуть крыша не поехала, когда я медальон нашла и поняла, что только прошлой ночью он мне снился.

– М-да. – неопределенно сказала она и протянула мне прочитанное обратно.

Я с надеждой посмотрела на нее.

– А что тут думать. Действовать надо, и начинать нужно с конца.

И выдав такую глубокомысленную фразу, Ленка снова замолчала.

– Симаргл...?

– Остается только он. Кроме этого кулона, других ниточек у нас нет. Несомненно, – постаралась она придать голосу научно-серьезный тон. – несомненно, что все это каким-то образом является связующим звеном между тобой и твоим другим воплощением, которое находиться неизвестно где и неизвестно в каком времени.

– Графство Тэпра, средние века, судя по оружию.

– Оставь в покое твое искусствоведческое образование, – не дала себя сбить с толку Дарька, – в Тэпре он только родился, а течение времени там может быть совсем иным. Так вот, единственное имеющеюся у нас в руках доказательство этой связи –то, что символ крылатой собаки – покровитель валькирий и одновременно является твоим знаком в боевых искусствах.

– А знать об этом все...

– А знать об этом все может только один человек на свете – твой Учитель, Андрей Николаевич. – триумфально завершила подруга. – к кому ты сейчас и отправишься. У вас тренировки начинаются в два по воскресеньям? Вот и замечательно.

Она посмотрела на часы и продолжила:

– У тебя еще десять минут чтобы дойти до зала, а форму я тебе взяла. Это конечно не кимоно, но спортивные штаны и кроссовки с футболкой – тоже неплохо. Размер у нас всегда был один.

Я ошарашенно смотрела на нее.

– Не надо мне никакой формы. Ты с ума сошла. Я собиралась с ним поговорить, но не заниматься же я туда иду!

– Тогда бери на всякий случай, а там посмотришь. – пророчески произнесла она, поднимаясь. – я за тобой после зайду. У нас еще сегодня дела.

Я молча взяла полиэтиленовый пакет. Все шло какими-то сумасшедшими темпами, на которые я совсем не расчитывала и события не заставляли себя ждать.