Текст книги "Тепло твоих губ"
Автор книги: Алина Феоктистова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
Причалили. Олег, выслушав еще одну историю о симпатичном старичке, которого обобрала и утопила в реке какая-то лихая деваха и распростившись с рыжим капитаном, сошел на берег. Он сразу же направился к пятнадцатому домику – именно эту цифру Роман назвал ему по телефону. Но он оказался заперт. Олег глянул на часы – восемь вечера, как раз время ужина.
«Скоро должны вернуться», – усаживаясь на крыльцо, подумал Олег.
– Дядя, ты хочешь внутрь зайти? – к нему подошел маленький мальчик. Ярко-коричневый от загара, темноволосый, с круглыми карими глазами.
– Хотел бы, – сказал Олег. – Да дверь закрыта.
– Хочешь, открою? – предложил малыш. – Я, знаю, как открыть.
– Ну давай, – засмеялся Олег, предвкушая, как удивится Роман, его дети и жена, если они, конечно, выписались из больницы, обнаружив его в запертом домике.
Мальчик ловко, как обезьянка, вскарабкался по стволу дерева, росшего рядом с домиком, отломил ветку, просунул ее между створками окна, отодвинул язычок задвижки, открыл форточку, потом залез и через минуту отпер дверь изнутри.
Олег вошел, огляделся. Странное дело – изнутри дом выглядел совершенно необитаемым. Шкаф, аккуратно застланные кровати. И – никаких вещей.
– Меня Сережка и Максим научили открывать, они часто ключи забывали, – сказал малыш. – А ты мне, дядя, что за это дашь?
Олег сунул руку в карман и протянул мальчику какую-то денежную купюру.
– Десять тысяч хватит?
– Десять тысяч? – мальчик деловито сунул деньги за пазуху грязной маечки. – Годится.
– Слушай, а ты не знаешь, куда делись Сережа, Максим? – Олег еще раз недоуменно оглянулся. – И где их папа?
– Знаю, – мальчик с готовностью кивнул головой. – Максим, Сережа и Кирюша вместе с мамой уехали домой.
– А отец, дядя Роман?
– Не знаю, – малыш вдруг повернулся и кинулся к выходу.
Олег, впрочем, не стал его удерживать – ясно, что все равно не миновать идти в административный корпус. Идти, однако, не хотелось – ведь именно там, на первом этаже, и жила когда-то Марина. Его Марина…
…Полная дама в желтом костюме, в вырезе которого было видно начало пышного бюста, с золотой цепочкой на красивой шее, блондинка, не поймешь, крашеная или нет, если да, то краска невероятно дорогая, важно восседала на директорском месте.
– Здравствуйте!
– Здравствуйте! – Дама метнула на вошедшего строгий взгляд и вдруг расплылась в улыбке. – Здравствуйте, проходите, пожалуйста.
– Меня зовут Олег Романов, – начал Олег. – Я только что приехал из Цирюха… то есть из Москвы. Мне срочно нужно повидать одного вашего отдыхающего, Романа Гвоздева.
– Господи, да кто же вас не знает, – дама всплеснула полненькими ручками. – Недавно в «Спид-инфо» интервью с вами давали – о том, как вы живете, и кто ваша жена, и что сын за границей учится. А вы случайно не помните меня? Я же Таня, – она смутилась. – Ваша соседка бывшая… Неужто забыли?
– Таня? – Олегу показалось, что пол покачнулся под его ногами.
– Забыли? – переспросила она. Голос ее звучал тихо, почти робко. «На черта ты мне сдался, пианист…» Неужели это она тогда так кричала? – Да, то есть нет, не забыл. – Он тем не менее быстро оправился от растерянности. – Так я о Романе, Татьяна…
– Сергеевна, – подсказала она, – как и вас. – И вдруг лицо ее исказила плаксивая гримаса. – А Романа нет, Олег Сергеевич.
– Как нет? Где же он? Он мне еще вчера звонил.
– Звонил, звонил. Вот отсюда и звонил. А сегодня утром, – Татьяна громко всхлипнула, – погиб. Разбился на машине. И моя вина в этом есть, Олег Сергеевич. Я ведь ему машину дала. Роману жену с сыном нужно было из больницы забрать. Он утром пришел ко мне, рано совсем, часов в пять. Сказал, что хочет ехать, – Таня достала платок, шумно высморкалась. – Ах, вы же не знаете ничего, Олег Сергеевич, – она стала рассказывать, что произошло с их другом детства, как он неожиданно заболел, как стали жаловаться на него отдыхающие… Какие видения у него были, как она была вынуждена обратиться в милицию. Разумеется, опустила только постельную сцену, но это было ее личное дело, других оно не касалось. – Мне бы самой за Лидой съездить, или, как он раньше предлагал, вместе с ним поехать, но я так боялась его. Неизвестно, что может сделать сумасшедший, если его рассердить, так врач сказал. Я и не стала спорить. Он ведь совсем был чокнутый, когда зашел, страшный, бледный. А ночью гроза была, дороги у нас сами знаете какие. Вот он на крутом повороте и… Ну, одним словом, врезался в дерево. И сразу же насмерть. Через два часа только обнаружили. Какая-то машина проезжала… Ой, да что это с вами?
Олег тяжело опустился на услужливо пододвинутый директрисой стул.
– Я… я ничего не понимаю. – Он в растерянности потер пальцами лоб. – Он звонил, он говорил…
Нет, невозможно было поверить, что Романа, Ромки уже нет в живых. И если это все-таки произошло, то должна быть какая-то причина. Но – какая, какая? Надо выяснить, разобраться. Это его обязанность, долг перед Ромкой и его семьей.
– Я пока здесь поживу, – твердо сказал он, поднимаясь. – Можно это как-то оформить, Татьяна Сергеевна?
– А вы в пятнадцатый заселяйтесь, – оживилась Татьяна. – Поживите, отдохните у нас. Если вы, конечно, не боитесь. Но, знаете, его туда не заносили, сразу «Скорую» вызвали и в морг, – она перешла на доверительный шепот.
Олег выразительно посмотрел на часы.
– Ой, уже двенадцатый час, – заторопилась Татьяна. – Пойдемте, я вам чистое белье выдам. А то кастелянша уже спит.
Он вернулся в домик, застелил одну из кроватей, лег, с удовольствием вытянув уставшие за день ноги. Сон, однако, не шел. Стоило закрыть глаза, как перед ним снова и снова вставала «бельевая». Там, среди толстых кип пахнувшего хозяйственным мылом белья, он и нашел ее, Марину. Вернее, нашел не он, а все тот же Роман…
…Началось же все с того, что Роман в первый же день их приезда в дом отдыха пролил бутылку красного вина на свою кровать. Изображая гения, он лежал на кровати, положив ногу на ногу, изрекал умные вещи по поводу «литературного процесса» и пил из горлышка «Кагор». Олег, подражая другу, в не менее важной позе валялся напротив с сигаретой в зубах. Впрочем, их хватило ненадолго – Олег посмотрел на Романа, Роман на Олега… Обоих разобрал неудержимый смех, причем Роман поперхнулся вином и несколько красных капель упало на простыню. Друга Олега это обстоятельство, однако, нисколько не смутило.
– Не годится будущему светилу русской литературы спать в такой грязи. – Он собрал залитую вином постель в охапку и направился к двери. – Пойду поменяю.
Вернулся он, однако, нескоро и с задумчивым видом швырнул белые чистые простыни и наволочку на стул, но промахнулся.
Олег кинулся подбирать рассыпавшееся белье.
– Ай, да брось ты, – сморщился Роман. – Лучше слушай сюда. Я только что с такой девчонкой познакомился – закачаешься! Она – дочка кастелянши, приходит в прачечную матери помогать. Она и белье мне поменяла. Причем – без звука… Соображаешь, к чему веду?
Олег демонстративно зевнул – судя по всему, его друг опять выходил на «тропу войны».
– Да ты погоди, – Роман в радостном возбуждении зашагал, почти забегал по комнате. – Посмотрел бы ты, какая это красотка! Глазищи – во! Между прочим, и имя подходящее – Марина. Гордая такая. Правда, диковата немножко. Ничего, с нашей помощью обтешется. Знаешь, Олежка, я ее к нам в гости пригласил. И она, между прочим, согласилась.
– Когда? – вскинулся на кровати Олег.
– Сегодня вечером. Кстати, я и о тебе позаботился. Попросил подружку привести. Посимпатичнее…
– Ну уж дудки! Ты как знаешь, а я к своим пойду. Надо стариков навестить. Ведь почти год не виделись.
– Иди, дорогой, иди. Но возвращайся пораньше, долго не задерживайся. Ох, Олежка, если бы ты знал, какая девушка!
Вместо ответа Олег запустил в друга подушкой. Удивительно, но рассказ Романа о красавице дочери кастелянши заинтриговал Олега. Очевидно, это был тот самый случай предчувствия, которым одаривает всех нас время от времени всемогущая судьба. И Олег твердо пообещал другу вернуться еще засветло, но дома, увидев отца сидящим на крыше сарая с молотком в руке, тут же присоединился к нему. Ремонт растянулся на целый день, и на вечеринку он попал уже к шапочному разбору. Открыв дверь, он невольно отшатнулся – одна из девушек взвизгнула так, как будто увидела привидение. К тому же от порыва ветра погасла стоящая на столе свеча…
На ощупь найдя коробок, Олег чиркнул спичкой. Из темноты выступили фигуры сидящих на диване: Роман, естественно, посредине, две девушки по бокам. Несмотря на то, что свечка еле-еле теплилась, Олег сразу же угадал Марину. Роман не обманул – дочь кастелянши действительно можно было назвать красавицей. На прекрасной длинной шее покоилась прелестная девичья головка. Черные густые волосы были подстрижены модным каре, но, в отличие от других девушек, Марине удивительно шла такая прическа. Ровная челка достигала тонких черных бровей, изящно изогнутых, большие глаза – наверно, из-за слабого освещения – казались бездонными. Свеча внезапно погасла, опалив ему пальцы, и прекрасный образ поглотила тьма. Олег еще раз чиркнул спичкой и, приказав себе сосредоточиться на том, что делает, зажег спичку. Огонек постепенно разгорался, и теперь Олег смог разглядеть и вторую гостью. Девушка с круглым и милым лицом сидела, испуганно забившись в уголок дивана.
– Это Лида, – сказал Роман, небрежно кивнув в сторону простушки. – А это, – тут Роман положил свою могучую длань на хрупкую изящную руку красавицы, – это Марина… Мариночка…
Марина не отняла своей руки и обрадованный Роман, склонившись головой к ее плечу, что-то неслышно зашептал ей на ухо…
Олег, не выдержав этого зрелища, выскочил на крыльцо. Подрагивающими пальцами вытащил из пачки сигарету, закурил. Через минуту на крыльце появился Роман.
– Олежка, будь другом, – Роман дышал прерывисто, возбужденно. – Проводи Лидку домой, а то она боится.
– Слушай, Роман, – Олег стряхнул пепел прямо себе на рубашку. – Оставь этих девчонок в покое. Зачем нам лишние неприятности? Учти, нашкодишь, приехать сюда мы уже не сможем.
Несмотря на все его старания, голос Олега предательски дрогнул. Роман заглянул другу в глаза.
– Значит, клюнул-таки на прекрасную кастеляншу? Тогда почему инициативу не проявляешь? Честно говоря, девушка на меня не падает. Можно сказать, редкий случай. Я уж и так, и этак… Да что ты как пятнадцатилетняя девчонка, – усмехнулся Роман. – Это же все-таки дом отдыха, а не монастырь. Так что давай дуй к Марине, а я уведу Лидочку. Кстати, тоже ничего девочка…
– Брось, Роман, не надо, – Олег испуганно схватил друга за руку. – Пустая это затея, все равно ничего не получится. Она такая…
– Она дочь нашей прачки, только что закончила школу и помогает матери стирать грязное белье и выдавать чистое, – перебил Олега Роман. – Одним словом, Золушка, а не принцесса. Пока. Конечно, красива, кто спорит, но ведь и ты тоже принц хоть куда.
– Придурок!
– Ну-ну, – Роман дурашливо закатил глаза. – Стой здесь, она сейчас прибудет в золоченой карете.
Роман исчез прежде, чем Олег успел его остановить, а через минуту послышались легкие шаги и на крыльце появилась Марина.
– Рома сказал, что ты меня звал, – произнесла она. – Я слушаю тебя, Олег.
Но это он слушал ее. В голосе Марины звучала настоящая музыка! Только потом он сообразил, что она что-то сказала и надо отвечать. Но – что? Он замялся, не зная, с чего начать…
– Я знаю, ты музыку пишешь, – Марина первая нарушила молчание. – А я пою, так, для себя, для друзей.
Олег, не ожидавший такого поворота разговора, внутренне сжался. Музыка была для него святыней. А для Марины? А что, если для этой, в сущности, совсем ему незнакомой девушки музыка, песня просто еще одна возможность блеснуть, произвести впечатление? И потом… Есть ли у нее вообще голос?
Но Марина выжидательно молчала, и ему ничего не оставалось, как предложить себя в качестве слушателя.
– У Романа есть гитара, – сказал он, поколебавшись. – Я могу саккомпанировать.
Гитара входила в набор совращения девушек у Романа, поэтому он всюду таскал ее за собой. «Баб после лирических песен особенно тянет на секс», – говаривал он.
– Нет, туда мне идти не хочется, – покачала головой девушка. – У них настрой не тот. И сопровождение мне не нужно, такие уж у меня песни – только для голоса. Так что петь могу где угодно. А знаешь что, – она задорно тряхнула челкой, – давай возьмем лодку и сплаваем на остров. Там я тебе и спою…
Последнюю фразу она произнесла просто, почти обыденно, но Олег почувствовал, как его прошиб горячий пот. Бог с ним, с ее пением, главное – она, кажется, им заинтересовалась. А перспектива остаться с желанной девушкой наедине, на «части суши, со всех сторон окруженной водой» (почему-то, должно быть, от сильного волнения, в голову полез школьный учебник географии) заставила его сердце учащенно забиться.
…Через полчаса они уже выходили на мрачный, точно ощетинившийся камышом и осокой ночной берег. Марина выпрыгнула из лодки, подбежала к поваленному дереву… С тяжелым сердцем он наблюдал, как она садится, расправляет юбку руками, очевидно, приготовляясь петь. Подавляя вздох, он присел неподалеку от нее на песок… Девушка запела… Однако не какой-нибудь эстрадный шлягер, чего так опасался Олег, и не романс, которые уже тогда входили в моду. Украинская народная песня – безыскусная и задушевная – вдруг полилась над притихшей рекой. Голос у Марины оказался сильный и красивый. «Под стать самой певице», – невольно подумал Олег, но скоро забыл обо всем, отдавшись набирающей силу песне.
И слова, и мелодия ее были пропитаны тем предчувствием счастья, которое рождается только в юных и влюбленных сердцах. «Расскажи мени, любишь ты чи ни», – пела Марина, и его сердце сжималось, и хотелось броситься к ее ногам с заверениями о своей любви…
Но когда куплет закончился: «Я навик твоя», – это стало завершением неначатого разговора, и его слова были уже никому не нужны. Она встала, закончив песню, и подошла близко-близко. В ее лице, поднятом к небу, было то же чувство, что в песне, и она привстала на цыпочки и поцеловала его в губы… От этого поцелуя закружились белеющие в темноте стволы деревьев, ярче засияли звезды на черном небе… И Олег со всей силой молодой страсти ответил на поцелуй Марины. Продолжая ласкать друг друга, влюбленные опустились на траву, и окружающий мир перестал существовать для Олега.
Да, наконец-то это была не мимолетная интрижка, не просто удовлетворение физической потребности. Экстаз, который охватил его, был сродни чему-то высокому, чистому. Подобные минуты он переживал только тогда, когда в тиши студенческой аудитории склонялся над оживающими под его пальцами клавишами пианино. Олег гладил сквозь тонкую ткань платья теплую упругую грудь Марины и видел, как, отвечая его восторгу, вспыхивают ее глаза. Но девушка вдруг мягко отстранила руку молодого человека, высвободилась и встала. Он решил, что это отказ, растерялся, но не посмел настаивать – это было бы слишком большим чудом, соединиться, стать одним существом с девушкой. Но она сняла платье, и движения ее были так просты, так естественны! И раздевалась, и снимала нижнее белье Марина так же красиво, как пела песню. И он снова – в который уже раз за этот вечер! – потерял голову. Сам того не осознавая, помогал ей раздеваться, и сам каким-то образом остался без одежды. А потом были ее губы на его губах, и вкус ее кожи на его губах – и все было необычным, сладостным, волшебным! Никогда еще слияние с женщиной не приносило ему такого острого наслаждения, и потом, когда все кончилось, такого полного, телесного и душевного покоя.
Когда они поднялись с расстеленного на траве Марининого платья, на светлой ее ткани расползалось темное пятно. Олег вздрогнул – пятнышко чем-то напоминало раскинувшего свои щупальца крупного паука. Перехватив взгляд Олега, Марина подхватила платье и, такая беленькая и стройная в ночной мгле, спустилась к реке. Вскоре оттуда донесся плеск воды.
– Пойми меня правильно, Олег, – сказала Марина, вернувшись. – Мы с мамой очень близки. Но она считает меня еще ребенком, и ей очень трудно будет понять, что я уже взрослый человек.
Она произнесла это просто и непринужденно, без какой-либо аффектации, но Олег вдруг почему-то почувствовал себя безмерно виноватым перед этой, совсем ему неизвестной женщиной…
Маму Марины он увидел на следующий день и сразу же узнал. Впрочем, не узнать ее было бы просто невозможно – она сидела с Мариной в столовой, за столом для обслуживающего персонала.
Честно говоря, Олег даже не успел ее хорошенько разглядеть – так быстро он перевел взгляд на милое личико Марины. Он ожидал, что та смутится, уронит на пол вилку или ложку, а может быть, даже выбежит из-за стола. По крайней мере, так, ему казалось, должна вести себя девушка при виде мужчины, накануне лишившего ее невинности… Ничего похожего! Марина просто подняла на вошедшего глаза и, улыбнувшись уголком рта, приветливо кивнула головой. Вот разве щеки ее слегка порозовели. Возможно, впрочем, что это ему просто показалось, поскольку Марина с мамой – невысокой, полной женщиной лет сорока – вскоре ушли.
– А Марина не ходит на берег? – спросил он у Лиды, через полчаса появившись на пляже. Рядом с ней, с тем самым роковым полотенцем через плечо, сидел довольно ухмыляющийся Роман.
– Почему же, ходит, – охотно ответила Лида. – Но у них с матерью сейчас уйма работы, как всегда после окончания смены. Так что Марине сейчас не до пляжа.
Лицо Олега огорченно вытянулось. Заметив это, Роман хлопнул его по плечу и весело рассмеялся.
– Не журись, казак. Это дело поправимо. Возьми-ка лучше полотенчико. Смотри, как казенную вещь мы с тобой изгваздали. Надо бы заменить… Смекаешь? Да цветочков где-нибудь по дороге нарви.
…Марина была в кастелянской одна – раскладывала свежие комплекты по полкам. Наволочки – отдельно, простыни – отдельно. Марина сортировала белье с такой легкостью и грацией, что незаметно вошедший Олег даже залюбовался. Закрыть дверь без стука ему, однако, не удалось.
– Мама, это ты?
Не дождавшись ответа, обернулась. Волосы у девушки были в беспорядке, челка сбилась набок, но она не смутилась, лишь так же спокойно и нежно улыбнулась ему, а когда увидела букет в его руках, румянец на смуглых щеках стал ярче, и ярче заблестели глаза, делая ее еще красивее. Больше никак она своей радости не выразила, словно это тоже было в порядке вещей – парень с букетом в этой комнате.
– Спасибо, – сказала она, взяв букет. – Какие красивые настурции. Это с клумбы, что напротив кинозала? – Глаза ее смеялись. Счастливый, что угодил, он кивнул головой.
Она вывела его из кастелянской и повела дальше по этажу, туда, где располагались жилые комнаты для обслуги. На двери, которую она открыла, была цифра девять.
– Это моя мама, Елена Ивановна, а это Олег, – представила она его.
– Так вот кого моя Мариша полюбила, – сказала мама позже, когда они пили чай, сидя за круглым столиком в их комнате. Олег сам вырос не в хоромах, и более чем скромная обстановка их комнаты нисколько не смутила его, он сразу же почувствовал себя как дома, хотя Маринина мама его немного и смущала – она слишком пристально разглядывала «жениха», и в ее взгляде явно читалась затаенная мысль: не обидит ли ее дочь этот молодой человек, приехавший из столицы? Они разговорились. И Елена Ивановна, и Марина были родом из одного с Олегом поселка, и у них там был домик, но жили они обычно в доме отдыха, где работала Елена Ивановна. И в школе училась Марина в той же, что и Олег, но только шестью годами позже. А в четырнадцать она увидела первое выступление Олега по телевидению – он исполнял этюд собственного сочинения. Сочинение Олега произвело на Марину сильное впечатление.
– Знаешь, я два дня была просто сама не своя, – вспоминала с улыбкой Марина. – Ведь наш поселковый парень, и вдруг такая музыка.
– Но и ты тоже из нашего поселка, – ответил в тон девушке Олег. – А как поешь.
Они вышли на улицу и, не сговариваясь, направились к причалу, сели в лодку. Долго лежали потом на берегу «своего острова» и смотрели в звездное небо.
– А мама все поняла, разве скроешь что-нибудь от того, кто тебя любит, – сказала Марина. – Она боится за меня. А я ей сказала, что ты хороший и никогда не сделаешь мне дурного.
– Знаешь, я даже вчера немножечко растерялся, – начал он. Но ей не нужно было ничего объяснять, она и так понимала его с полуслова.
– Из-за того, что так сразу все произошло? – Марина нисколько не смутилась. – Но ведь я, как только тебя увидела, поняла, что это судьба. Что ты предназначен мне, а я тебе.
Олег буквально замер от восхищения. Как просто и ясно она выразила то, о чем он сам только что подумал. Больше они о любви не говорили… Да и зачем говорить о том, что и так понятно без слов.
– Ты словно знала, что я приду с цветами, – сказал он, прощаясь, – даже не удивилась.
– А разве могло быть по-другому? – ответила она. Он вернулся в домик, полный раздумий о том, как бы сделать так, чтобы быть вместе с ней всегда. Перед домиком на веревке, протянутой между деревьями, сушилось постельное белье Романа.
– Это я постирал, – заявил Роман. – Решил проявить благородство. А то мы с Лидкой набезобразничали…
Дверь отворилась, и на пороге их домика появилась Лида. Девушка была в легком домашнем халатике.
– Хорошо, – признался Роман, – Лида мне тоже помогала. Вернее, стирала она. Зато я руководил.
На следующий день, уступив комнату «молодоженам», Олег переехал на диван в гостиной. Всю ночь он проворочался на своем узковатом ложе, а наутро, войдя в столовую, тут же направился к столику, где завтракали Марина с мамой.
– В нашем институте скоро начнутся вступительные экзамены, – сказал он. – И тебе, Марина, надо подать документы на вокальное отделение. Елена Ивановна, с таким голосом, как у вашей дочери, нельзя зарывать себя в глуши. Тебе надо учиться, Марина. Поедем в Москву вместе, я помогу тебе…
Олег так разгорячился, что не заметил, как схватил Марину за руку. Но та мягко, хотя и решительно отобрала у него свою руку.
– А мама? А Полина? Она еще совсем маленькая. Нет, Олег, – Марина невесело улыбнулась и покачала головой. – Спасибо тебе, конечно. Но боюсь, что с учебой ничего не получится. Это не для меня.
Олег чуть не задохнулся от возмущения. Такая смелая, умная девушка и такие глупости говорит.
Неожиданно на помощь Олегу пришла Елена Ивановна.
– Поезжай, Мариша, – посоветовала она. – Может, правда, станешь певицей. Талант, он ведь Богом дается, нехорошо его прятать от людей. И обо мне не беспокойся, мне наш директор давно обещал помощницу дать. А ты институт кончишь, работать начнешь. Я слыхала, что певицы неплохо зарабатывают. Будешь нам помогать.
Но Марина продолжала колебаться…
– Да, конечно, я хочу, чтобы мы были вместе, – признался он ей, когда они опять оказались на острове. – Но еще больше я хочу, чтобы ты нашла себя в искусстве.
– Хорошо, – согласилась она. – Если ты так считаешь…
…На следующий же день, распростившись с Романом и Лидой, они уехали в Москву. А потом были экзамены, прослушивание. Приемная комиссия отметила не только вокальные данные, но и природную артистичность абитуриентки из поселка Бабушкино. Марина прошла конкурс и была принята на первый курс музыкального института имени Гнесиных. Домой возвращались с победой.
В первый же день приезда Олег привел Марину домой.
– Сын, я тебя недооценивал, – вынужден был признать отец, знавший Марину еще по школе. – Это девушка – настоящее сокровище. – Понравилась Марина и матери.
– О такой невестке можно только мечтать, – сказала она ему, когда Марина ушла. – Говорят, матери ревнуют своих сыновей к их избранницам, но я буду только счастлива, если ты женишься на Марине. Ей я могу доверить тебя полностью и не волноваться за тебя.
В сентябре, с началом занятий в вузах, молодым людям предстояло вернуться в Москву. Поехали втроем: Роман, Олег и Марина. На перроне вокзала их ждали провожатые: Лида и маленькая белобрысенькая девочка с торчащими врозь косичками – Полина. Сестренка повисла на Марининой шее, а заплаканная Лида сунула Роману какой-то сверток. В вагоне сверток с пирожками был тотчас же развернут.
– Пирожки что надо, – сказал Роман, задумчиво жуя. – Если бы не был писателем, обязательно на Лидке женился.
– А как же московская прописка? – ухмыльнулся Олег, лежащий в обнимку с Мариной.
– Каюсь, ошибался, – Роман покорно склонил голову. – Главное качество будущей жены – заботливость. Серьезно, вы только попробуйте, какие пирожки печет!
– Лида очень хорошая, – серьезно сказала Марина. – Смотри, Роман, пробросаешься.
Не отвечая, Роман протянул ей развернутый, весь в масляных пятнах кулек.
…Марина поселилась в общежитии, на том же этаже, где была комната Олега. Роман же опять воссоединился с Нинон, но и Олег был теперь не один. Все свое свободное время он проводил с Мариной. Правда, стоило ему почувствовать очередной приступ вдохновения, как девушка под каким-нибудь благовидным предлогом исчезала. Зато, как только работа подходила к концу, она становилась первым и самым внимательным слушателем его произведений. Вспоминая тот период своей жизни, Олег вынужден был констатировать, что никогда больше не писал он так легко и плодотворно. И педагоги не могли нахвалиться Олегом.
– За последнее время вы сильно продвинулись, – сказал ему профессор, который вел у них композицию. – Думаю, что как композитор вы уже состоялись. Разумеется, возможности для роста всегда есть… Главное, не остановиться на достигнутом, не почить на лаврах.
Единственным предметом, с которым у Олега не складывались отношения, была музлитература. Увлекшись сочинением, он несколько раз пропустил занятия, что, естественно, не осталось без внимания холеного, модно одетого дядьки – преподавателя Белоусова. Когда подошла зачетная сессия, он категорически отказался принимать зачет у нерадивого студента, что было чревато серьезными неприятностями. Олег упал в ноги Белоусову, но тот был непреклонен. Студенту Романову грозил академический отпуск (то есть потеря целого года), а то и исключение.
Но неожиданно «англичанин» – как прозвали Белоусова между собой студенты – сменил гнев на милость.
– Хорошо, Романов, – сказал он Олегу, заглянув в аудиторию, где тот уныло наигрывал на рояле какую-то минорную мелодию. – Можете приходить на зачет. Но знайте, если бы не Эля…
Дочь «англичанина» Эля Белоусова была однокурсницей Олега и к тому же еще весьма хорошенькой, живой и пухленькой девушкой. Но Олег не знал, что Элька еще и такой замечательный товарищ! Ради него, Олега, она использовала свои родственные отношения, заступилась за несчастного двоечника перед отцом. Олег тут же, в коридоре, отловил отзывчивую однокурсницу и расцеловал ее в розовые щечки. Эля так и вспыхнула от радости…
С тех пор они подружились. Олег познакомил Элю с Мариной, и теперь она время от времени забегала к ним в «общагу» – поболтать, выпить чашечку растворимого кофе. И с Мариной у Эли сложились очень теплые, доверительные отношения. Эля, постоянно восхищавшаяся красотой Марины, не раз говорила Олегу, что красавица с такими голосовыми данными настоящее сокровище и Олегу надо держать ухо востро, чтобы какой-нибудь мэтр не увел у него Маринку из-под носа. Счастливый влюбленный сначала только смеялся, но когда Марине, делавшей несомненные успехи, предложили продебютировать во втором составе исполнителей Большого театра и его подруга стала регулярно по вечерам посещать репетиции, Олег призадумался… Впрочем, такая маленькая капля дегтя не могла испортить целую бочку их благоуханной, их прекрасной, как наступающая весна, любви.
В марте, когда на московских улицах наконец-то появились снегоочистители, в комнату общежития на Хорошевском шоссе, где жил Олег и хозяйничала Марина, ввалился Роман Гвоздев. Не разуваясь, Роман прошел к окну и упал в кресло, оставив за собой черные следы.
– Я женюсь, – объявил он, сияя от радости. Олег и Марина недоверчиво переглянулись. – Да-да, женюсь, – повторил Роман. – И знаете, на ком? На Лидке. Только вчера письмо от нее получил. Оказывается, у нее… то есть у нас с ней, родился ребенок. Представляете себе, ребята, настоящий живой ребенок!
Он так вскрикнул, что голосовые связки не выдержали, но Роман все-таки продолжил, хрипя и откашливаясь:
– У Лидки твоя мама, Олег, роды принимала, поэтому обо всем и узнали… До этого она ото всех скрывала, от кого беременна… А когда рожала, меня стала звать, и Валентина Петровна меня моментально вычислила. Сергей Владимирович сейчас же позвонил, спрашивает: «Не хочешь дать ему свою фамилию?» Какая, к черту, фамилия, говорю, я на ней женюсь.
Тут всегда сдержанная Марина захлопала в ладоши и бросилась Роману на шею.
– Да посудите, разве бросают таких женщин? – Роман схватил со стола чей-то недопитый стакан и залпом опрокинул его. – Отдалась без истерик, расстались без упреков, и никаких посягательств на мою свободу. А ведь под сердцем носила моего ребенка. Даже не написала ни слова, в письмах только и сообщала о погоде и поселковых новостях. Нет, таких женщин не бросают. А хозяйка какая! – не умолкая, восхищался он.
Этим же вечером Олег посадил друга на поезд.
– А как же москвички? – смеясь, спросил он на прощанье.
– А, пошли они куда подальше, – отмахнулся Роман. – Женишься, потом в случае чего даже кулаком по столу стукнуть не сможешь, сразу скажет: ты мне обязан всем. А я мужчина и хочу себя мужчиной чувствовать. Да и какая мне разница, где писать, там или здесь. Был бы письменный стол и машинка. Лев Толстой тоже не в Москве жил.
– А как же Нинон? – напомнил Олег. – Небось, если бы знала о твоей любви к детям, не сделала бы от тебя аборт.
Романа как-то передернуло, и он сразу же посерьезнел.
– Можешь, конечно, не верить, – с расстановкой сказал он, – но я узнал об этом… из ее же стихотворения. «Аборт» называется. Да она похлестче нашей Таньки, та из любви деньги делает, а эта стихи. Представляю, что она сейчас напишет, читатели рыдать будут над моей подлостью. Нет, к черту и москвичек, и поэтесс, и да здравствует семейная жизнь с нормальной бабой!
– Я тоже рожу тебе сына, – пообещала Олегу Марина, когда вечером они лежали в обнимку в его постели. Со всех четырех сторон сквозь тонкие перегородки доносились звуки музыкальных инструментов. Олега особенно доводила соседка за стеной, без конца повторяющая один трудный аккорд, который казался ему элементарным. А Марина сердилась, когда репетировать начинал тромбонист, живущий над ними, – тембр тромбона казался ей слишком резким. Но когда они лежали вот так, обнявшись, все это не имело большого значения…
