Текст книги "Тепло твоих губ"
Автор книги: Алина Феоктистова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
– Это у нас! – в дверь всунулся остренький носик Тани. – Игорь, что случилось? – Переведя взгляд с разбитой вазы на перекошенное лицо мужа, она, конечно же, все поняла, но, не говоря ни слова, присела на корточки и стала собирать цветные осколки. Пристыженный Игорь опустился рядышком.
– Я тебя в столовой жду. Идем, а то все уже остыло. Да шут с ней, с этой вазой. Пошли ужинать!
По дороге она поделилась с ним своей радостью.
– Все, все получили. Только что машины пришли. Голубые французские мойки, унитазы, ванны, приспособления для душа. Заглядение! И с документами все в порядке, как Константин Васильевич и обещал.
Она уже называла старика по имени-отчеству, а не хмырем.
Внезапно она замолчала, и Игорь поймал на себе ее быстрый, опасливый взгляд.
– Ну, говори, не тяни. Что еще там у тебя?
– Игорек, он путевку продлил до конца сезона, – вздохнула Татьяна. – Представляешь себе, какой ужас.
– Как продлил! – возмутился Игорь. – У нас на весь сезон путевки еще с середины весны были распроданы.
– Я бронь держала, на всякий случай, – призналась Таня. – Вот он и представился. Так что они до сентября у нас. Но он еще и с новыми телевизорами поможет. Наш мастер уже их чинить замучился, – и скороговоркой, пока не возразил, продолжила: – Знаешь, он очень просил, чтобы ты с ними отдельно занимался. Анночке ты очень по душе пришелся. «Такой знающий молодой человек!» – она ему так сказала, а он все ее желания выполняет.
– У меня, кроме этих божьих одуванчиков, еще сто человек, и, если я на них плевать буду, жалобы начнутся. Ты этого хочешь? – не сдержавшись, взорвался Игорь.
– Я уже позаботилась, не волнуйся, неприятностей не будет, – сообщила жена. – Я из «Динамо» сразу двух тренеров пригласила. Отдыхающие будут довольны. Не пьют, работают хорошо, я справки навела.
Игорь только руками развел…
Вечером, ложась в постель, он сразу же повернулся к Тане спиной. Но через несколько минут теплые пальчики жены коснулись его затылка.
– Эй, ты не спишь? Игорек, я вот что хотела тебе сказать. Нас с тобой скоро, кажется, ожидают большие перемены. Знаешь, по-моему, я залетела…
– Ты? – Игорь и сам не заметил, как повернулся к жене лицом. – Не может быть! Ведь Валерка говорил, что у тебя детей никогда не будет. Из-за абортов…
– Да? – Таня насмешливо скривилась. – Да что он понимал в бабах, твой Валерка? Тоже мне гинеколог. У меня уже все признаки налицо! Задержка ровно два месяца. И тошнит, и вот, смотри, – Таня приспустила кружевную комбинашку и поднесла свою грудь поближе к его лицу. – Смотри, как набухли, – с торжеством сообщила она, – такие только у беременных бывают.
– Вы, женщины, столько штучек знаете, чтобы нам головы дурить, – эти резкие слова он произнес почти мягко, почти ласково. И добавил, совсем уже размягченный: – Чтобы меня задобрить, ты еще девственницей прикинься.
– Может, мальчик родится. – Уловив желанную перемену в голосе мужа, Таня тут же перестала к нему ластиться. Легла на спину, укрылась пледом. – Представляешь себе, сын у тебя будет.
Может быть, впервые за последнее время Игорь почувствовал какую-то нежность к этой, в сущности, чужой ему женщине. И она это поняла, зашептала быстро, пока не передумал:
– Игорь, так ты сделаешь, о чем просила? Займешься стариками? Ведь и ради сына теперь нужно стараться, чтобы он не нуждался ни в чем.
– Ладно, – Игорь положил руку на живот жены. – Так и быть, согласен. Но чтобы в последний раз!
Она сбросила плед, поцеловала страстно.
– Это тебе не повредит?
– Так ведь в последний же раз, – счастливо засмеялась Таня…
На следующий день старички получили в столовой не стандартный ужин, как все, а приготовленный для них персонально – на сливочном масле, а не на маргарине. Не с жареной котлетой, приготовленной из обычной говядины, а с паровой, из мяса молодого теленка.
После ужина и короткого отдыха заслуженная пара обычно отправлялась на прогулку – в какое-нибудь живописное малолюдное местечко. Но на этот раз с уединением у них ничего не получилось. Не успели старички расположиться на скамейке, с которой открывался прекрасный вид на речной закат, как к ним подошла какая-то молоденькая девушка. На нарушительнице спокойствия были длинные, до колен, белые бриджи, маечка на тоненьких лямочках – то ли голубая, то ли зеленоватая, в сумерках не разобрать. Наброшенная сверху мужская рубашка в сине-зеленую клеточку и синяя кепочка с длинным козырьком довершала этот наряд типичной современной девицы…
– Здравствуйте, – юная леди застенчиво, даже робко улыбнулась. – Я вам не помешала? Дело в том, что я… я журналистка, – девушка еще больше смутилась.
– Журналистка? – с улыбкой прервала ее старушка. – Такая молоденькая? Наверно, студентка?
– Вы угадали, – вздохнула девушка. – Я – студентка журфака, и сейчас у нас летняя практика. Мне досталась тема «Проблемы летнего отдыха». Вот я и приехала сюда… Но проблемная статья что-то не получается – в вашем доме отдыха все так хорошо, так благополучно. Вот я и решила изменить тему. Отдыхающие много говорили мне о вас, – она опустила глаза и в смятении принялась что-то чертить веточкой по песку. – И вот я решила…
– Да вы не смущайтесь, – засмеялся старичок. – Кстати, а что вам говорили о нас… наши коллеги по отдыху?
– О, – девушка оживилась. – Они так расписывали мне вас, ваши отношения с женой! И я подумала, что можно было бы написать о вашей любви, ну если не очерк, то хотя бы зарисовку. Рассказать читателю о таких, как вы, проживших вместе всю жизнь, бок о бок и не утративших пылкости чувств, – девушка воодушевилась, заговорила с вдохновением…
– Ну что, Костя, расскажем девушке о нашей любви? – улыбаясь, спросила старушка.
Темнело. Повсюду на территории дома отдыха зажигались фонари.
– А что, расскажем! – старичок оживленно заерзал по скамейке задом. – Ты как предпочитаешь – в форме рассказа? Или вроде бы ты у нас интервью берешь?
– Н-не знаю, – девушка растерянно пожала плечами. – Я как-то об этом не подумала. А как, по-вашему, лучше? Ой, что же я у вас спрашиваю, я же сама должна предлагать.
– Да ты не волнуйся так, внучка, – сердобольно сказала Анночка. – Сядь-ка лучше… Сейчас вместе и придумаем. Первый раз, что ли, такое задание выполняешь?
– Первый, – призналась девушка. – Я ведь на первом курсе.
– Что и говорить, акула пера, – поддразнил старик. – А как тебя звать-то, журналистка?
– Юлька, – выпалила журналистка. – То есть Юлия… Юлия Борисовна.
– До Борисовны, однако, не доросла, – усмехнулся старичок. – Значит, Юля. Ну, давай, Юля, начинай… Где твой диктофон?
– Диктофонов нам не выдают, – девушка оттянула с плеч рюкзачок, закопалась в нем, что-то отыскивая.
– Вот тебе ручка, возьми, – старичок вынул из нагрудного кармана ручку с золотым пером. – Между прочим, настоящий «Паркер». Я, Юленька, важным человеком раньше был, теперь на пенсии. Зато раньше работа мешала Анночку любить, отвлекала, все мысли занимала. А теперь только ради нее и живу.
Девушка быстро застрочила что-то в блокнотике. Константин Васильевич невольно залюбовался тонкой девичьей рукой, бегающей по уже наполовину исписанной страничке. Внезапно его взгляд упал на циферблат ее наручных часов…
– Ну-ка, ну-ка, сколько на твоих часах?
– Половина десятого. Детское время…
– Это для кого как, – старик ударил ладонями по коленям и решительно встал со скамейки. – Анночке, например, спать пора. У нее режим.
– Но как же так? – у Юли даже глаза округлились от огорчения. – Мне завтра в город возвращаться. А как же материал? Мне на следующей неделе экзамен по специальности пересдавать. Без статьи не допустят. – Юля замолчала, поняв, что проговорилась.
– Ничего не могу поделать, – старичок церемонно развел руками. – Не надо было хвосты заводить. Эх ты, практикантка!
– Сами, что ли, молодыми не были? – вскинулась было девушка, но тут же, спохватившись, опустила голову. – Извините. Что ж, я пойду.
Вконец расстроенная, девушка встала и, медленно волоча по песку рюкзачок, двинулась по направлению к дому отдыха.
– Юля, Юля, не уходи, – неожиданно окликнула ее старушка.
Та обернулась и с надеждой уставилась на Аннушку.
– Вот что мы сделаем, внучка. Он пусть с тобой посидит, расскажет, что надо. Он ведь мастер на всякие россказни. – Старушка медленно поднялась с лавочки. – Только ты, Юля, допоздна его не задерживай. И отсюда никуда не уходите, мало ли что. Слышишь, Константин Васильевич?
– Слышу, Анна Ивановна. С лавочки никуда. Темно, мало ли что, – откликнулся старичок.
Анночка не спеша удалилась.
– Ну и что? – тут же нетерпеливо спросил старичок. – Что молчишь-то? Спрашивай!
– Сейчас. Дайте подумать! – как ни странно, но без Анночки Юля почувствовала себя гораздо более уверенно. – Какой вы быстрый, однако, Константин Васильевич…
Тем временем на берегу окончательно стемнело. Семейные отдыхающие расходились по своим домикам. Зато на откос высыпала вся домотдыховская молодежь. Громко заорал магнитофон, кто-то с хохотом и визгом полез в воду купаться…
– Нет, не дают сосредоточиться, – Юля в задумчивости покусала золотой «Паркер». – Может, пойдем куда-нибудь, где потише?
– Да где сейчас тише? – недовольно проворчал старичок, с неодобрением глядя на резвящуюся молодежь. – Разорались. Людям спать мешают. И куда только администрация смотрит?
– А вон там потише, – девушка повела подбородком в сторону реки. – Вон и лодки стоят. Знаете, а я грести умею! Поплаваем, а вы мне о своей любви и расскажете.
– Ну что ж, это ты неплохо придумала, – Константин Васильевич пристально посмотрел на девушку, – катание на лодках располагает к откровенности. Эх, давно я с молоденькими девушками на лодках не катался!
– Согласны? Вот и хорошо. – Юля вскочила и вихрем помчалась вниз, с откоса. Но, добежав до пристани, девушка растерянно остановилась. Все лодки, как одна, были принайтованы к пристани тросами. Растерянность девушки не укрылась от зоркого взгляда Константина Васильевича.
– Что, взяла? То-то же, стрекоза…
Нащупав в кармане заветный ключ, старик пригнулся и стал медленно спускаться к плескавшейся внизу воде.
Во время посадки не обошлось, впрочем, без курьеза. Забираясь в лодку, Юля оступилась и по пояс ушла в воду. Так, по пояс мокрой, и села за весла.
– Ну начинайте же, Константин Васильевич, – заторопила старца Юля. – А то так до ночи не управимся…
Старик открыл было рот, но Юля вдруг неожиданно чихнула. Константин Васильевич хихикнул.
– Что, хвост подмок? Смотри, долго ли до беды.
И точно – Юлин носик опять сморщился. Пытаясь остановить «чих», девушка сжала ноздри пальцами. Напрасно! Она снова чихнула, потом еще и еще раз.
– Теперь заболеешь, – авторитетно сказал Константин Васильевич и пошутил: – Заболеешь и умрешь.
– Ну и пусть, – девушка снова чихнула и громко расхохоталась. – Зато зачет сдам.
Совсем развеселившаяся Юля сбросила с себя рубашку и осталась в одной мокрой, обтягивающей груди маечке. Константин Васильевич целомудренно отвел глаза в сторону – бюстгальтером под Юлиной маечкой и не пахло.
– А знаете, Константин Васильевич, – вдруг предложила девушка, – тут неподалеку остров есть. – Она указала рукой вперед и вправо – туда, где действительно что-то чернело. – Поплыли. Костер разведем, погреемся, а я тряпки свои просушу. Не могу же я одновременно грести и записывать. Да и холодно становится, – она зябко поежилась. – Хотя, конечно, Анна Ивановна предупреждала, чтобы со скамейки ни ногой…
– Ничего, поплыли, – Константин Васильевич искоса поглядел на бугорки под Юлиной майкой. – Старушка моя уже небось десятый сон видит. А то ты мне всю душу разбередила: так что теперь, пока не выговорюсь да про нашу с Анютой любовь не расскажу, и вовсе не усну.
– Согласны? Ура-а! – Юля с силой навалилась на весла.
Как ни уверяла Юля, что хорошо управляется с лодкой, но у заросшего камышом берега она снова спрыгнула в воду и пошла по дну, толкая лодку с сидящим в ней Константином Васильевичем.
– Все равно уже вымокла, – постукивая зубами, бормотала она. – А если еще и вы одежду намочите, то Анна Ивановна меня просто проклянет.
Наконец лодка, минуя заросли, уткнулась носом во что-то твердое.
– Земля! – заорала Юля. – Слезайте, Константин Васильевич.
Лодку вытащили на берег. С Юли ручьями катилась вода, она тряслась, не попадая зубом на зуб. Старик кинулся собирать валежник, а Юля отошла в сторонку, чтобы переодеться. Обернувшись, он увидел, что она уже сняла майку и теперь с трудом стягивает бриджи.
– Киньте мне ваш пиджак! А то замерзну!
Он повиновался с явной неохотой – на острове становилось все холоднее. Что поделаешь, молодые девчонки не понимают, что стариков кровь греет не так, как у их парней, и вечернюю прохладу они переносят иначе.
Брошенный пиджак, однако, не долетел – упал где-то на полпути. Они одновременно двинулись с места, чтобы его поднять, – невысокий полный старик в летних белых брюках, джемпере и панамке и высокая, стройная, совершенно обнаженная девушка с еще на успевшим загореть прекрасным телом. Впрочем, совсем обнаженной ее назвать было нельзя – на Юле по-прежнему была кепка с длинным козырьком.
Они одновременно нагнулись, одновременно распрямились, а пиджак так и остался лежать – каждый думал, что поднимет его другой. Юля застыла от неожиданности…
Несколько мгновений она стояла, как пораженная столбняком, позволяя Константину Васильевичу созерцать свою высокую, одновременно и девическую, и женскую грудь с темными кружками сосков. Наконец пришла в себя, закрылась руками крест-накрест и, обхватив грудь, села на пятки, не сгибая спины. Коленки ее при этом раздвинулись и Константин Васильевич увидел кудрявое золото волос между ногами. Все еще сидя, она протянула руку вперед – причем грудь ее снова приоткрылась, – быстро схватила пиджак, моментально набросила его на плечи и убежала к костру. Константин Васильевич, которого вся эта сценка бросила сначала в холод, а потом в жар, потрусил за ней.
Совместными усилиями Юлиными спичками развели огонь, подтащили поближе к огню бревнышко для сидения…
– Ну, рассказывайте, – попросила Юля. – Теперь можно. Тихо, тепло и рядом никого.
Старик откашлялся… Но слова как-то не шли с языка, а мысли разлетались в разные стороны – точь-в-точь как искорки над громко потрескивающим валежником.
– Не хотите? – спросила она с опаской. – Замерзли, наверное. Что ж, тогда… Поплыли обратно?
Ее мокрая одежда – бриджики, маечка, рубашка и беленькие трусики лежали тут же, на бревнышке. Но почему-то она не решалась протянуть к ним руку.
– Ну так что? – повторила она, не трогаясь с места. – Поплывем обратно? – Голос у Юленьки был по-девичьи высокий и мелодичный. Да разве может быть некрасивым голос у такой юной девушки? Это ведь не старуха шестидесяти лет.
– Подожди, – испугался старик. – Я сейчас, я вспомню.
– Ой, – хихикнула Юля, – а на чем же я писать буду? Сейчас, одну минуточку.
Порывисто вскочив, она бросилась туда, где остались ее блокнот и его ручка. Нагнулась, забыв, что пиджак ей короток, а под пиджаком ничего нет. Вспомнила об этом, лишь когда услышала шорох за спиной. Испуганно обернулась… Старик уже был рядом, совсем близко. Не давая ей распрямиться, обхватил руками девичью талию, прижал, полусогнутую к лодке, навалился всем телом. Честно говоря, он сам не понимал, что на него нашло, какие колдовские чары – этой ли юной бесовки, заповедного ли этого острова – заставили вдруг ожить его немощную старческую плоть? Как бы то ни было, но он нашел руками ее груди, откинул полы пиджака. Она, выворачивая голову, смотрела на него, не сопротивляясь, словно подзадоривая своим несопротивлением. Одной рукой, торопясь и боясь, что внезапно напавшее на него состояние физического желания пройдет, он расстегнул брюки, стянул трусы. И успел войти в нее сзади, сделать два, нет, даже три движения, уткнувшись носом в ее нежную шею.
И тут наваждение кончилось. Обливаясь потом, старик, разгоряченный, задыхающийся, выпустил девушку из влажных рук и, путаясь в спущенных брюках, заковылял обратно к костру. Потом, сообразив, что нужно одеться, натянул брюки и в изнеможении опустился на бревно у горящего костра. И она тоже подошла к огню. В зелени радужной оболочки ее глаз прыгало красное пламя. Потрясенная всем произошедшим, Юля двигалась, как сомнамбула, – ни злости, ни брезгливости нельзя было прочитать на ее лице. Глядя куда-то в сторону, девушка села на траву, и распахнувшиеся полы пиджака открыли груди, которые она только что тщательно прятала. Затем она стянула с головы кепочку, и длинные волнистые золотые волосы заструились по плечам. А старик отвернулся, вынул вставную челюсть, чтобы не подвела в важный момент и приник ртом к обнаженным плечам, спускаясь все ниже и ниже. Сбросил пиджак – она даже и бровью не повела, – стал зацеловывать беззубым ртом маленькие груди. Она не оттолкнула, даже не сказала ничего.
– Сладенькая ты моя, – бормотал он, – и грудка у тебя сладенькая.
– А как же Анна Ивановна? – очнулась вдруг девушка. И вдруг негромко, глумливо хихикнула. – Вы же хотели рассказать, как вы ее любите.
– Аньку-то? – он тоже засмеялся, приглаживая дрожащей рукой седые взмокшие волосы. – Да ну ее! Юлька, что я тебе сейчас скажу. Я вижу, девушка ты серьезная, не попрыгушка, которой сопливые мальчики нравятся.
– Да, мне мальчишки не нравятся, – задумчиво сказала девушка. – Это верно…
– Значит, тебе мужчина солидный нужен. В возрасте и с деньгами. Например, такой, как я. Ну, скажи, зачем тебе журналистика? Сама видишь, что из этой журналистики получается. А ведь можно очень неплохо свою жизнь устроить. Вот скажи, – он испытующе впился узкими зрачками в ее безучастные глаза, – скажи, ты с родителями живешь?
– Нет, в общежитии.
– Ну тем более, значит, за тобой надзору родительского нет, да и денег не хватает. Стипендия, да и то, что из дому присылают, кончается быстро. А ты молодая, деньжата нужны.
– Да, – покорно согласилась Юля.
– Ну вот видишь, ты поэтому и приехала, а я сразу не понял. И вот теперь потому и предложение тебе делаю. Оставайся со мной, не пожалеешь.
– А Анна Ивановна?
– Да что Анна Ивановна? Кто она тебе?
– Она же ваша жена, законная, – напомнила девушка.
– Понимаю, Юлька, – старик лукаво прищурился, покивал головой. – Очень хорошо тебя понимаю. Умница, правильно соображаешь. Дескать, умрет старик и все своей старухе оставит. Ах, Юлька, Юлька, хитрая ты бестия, хоть и глупенькой притворяешься. Только зря ты сомневаешься, ягодка моя. Не бойся, ради тебя разведусь я с Анькой. И на тебе женюсь, и завещание напишу, все твое будет. Мне восемьдесят сейчас, я недолго проживу, а ты мои последние годы украсишь. Побалуемся мы с тобой, пошалим напоследок. А потом ты глаза мне закроешь, чин чином похоронишь, чтобы все, как надо, и отпевание в церкви, и панихида в положенные дни. И живи как хочешь! Молодая будешь, богатая. Тебя любой замуж возьмет. Сама себе мужа выберешь. А мне будешь свечки поминальные ставить да заупокойные заказывать. Вот и все мое требование за твою будущую счастливую жизнь. А ведь я, Юля, очень богатый человек. Ты и представить себе не можешь, какое у меня состояние. А Анька что? Если тебе совестно, то я ей пансион выделю, квартирку куплю. Одним словом, нуждаться не будет. Ну так что ты мне на это скажешь?
В том, что ответ будет утвердительным, он почти не сомневался. Девушка, которая пошла на то, чтобы закрутить со стариком, от подобного предложения вряд ли откажется. Но Юля, не отвечая, зябко передернула плечами и встала.
– Костер потушите, Константин. Васильевич. Возвращаться пора.
– Неужели хочешь, чтобы сначала завещание написал? – Старик стал закапывать костер, думая о том, что не только в прошлом его золотые денечки, но и в будущем.
Девушка взяла с бревна одежду, пошла к лодке. Он стоял спиной к воде, тушил последние тлеющие ветки, когда услышал всплеск. Юля стояла обнаженная в лодке, отталкиваясь веслом от дна.
– Юлька, ты чего, – он побежал к ней, но лодка быстро заскользила, отплывая.
Девушка села и быстро, уверенно заработала веслами.
– Юлька, Юлька! – в испуге заверещал старик. – Ты что задумала, чертовка?
Выпрямившись во весь рост, она стала натягивать на тело мокрую одежду. Лодка слегка покачнулась, и сердце старика забилось от безумной надежды. Нет, не упала…
– Козел, – внезапно разнеслось над речной гладью. – Старый похотливый козел, – Юля кричала, старательно отчеканивая каждое слово, стараясь, чтобы он услышал…
– Стерва, дрянь, – он метался по берегу, выкрикивая все дрянные слова, которые приходили ему в голову. – Сука, шлюха, проститутка…
И вдруг перестал метаться, разделся до плавок и бросился в воду, оставив одежду на берегу…
… – Анна Ивановна, откройте.
Анна Ивановна поднялась с кровати, взглянула в окно и увидела прильнувшее к стеклу бледное лицо девушки с растрепанными мокрыми волосами.
– Юля? – охнув, старушка засеменила к двери.
У Юли едва хватило сил переступить порог.
– Так я и знала, – запричитала Анна Ивановна, суетясь вокруг гостьи. – Я как легла, все меня предчувствия мучили. Да ты скинь мокрое, Юлечка, я тебе сейчас свой халат дам.
– Не надо, Анна Ивановна, – девушка усадила ее в кресло. – Вы лучше послушайте, что я вам расскажу. Тут такое произошло! Такое… Мы с вашим мужем на лодке на остров поплыли, здесь на берегу нам парни и девчонки мешали. А на острове, на острове…
Она уже набрала побольше воздуха в легкие, чтобы выпалить свое известие, но, заглянув в глаза Анны Ивановны, вдруг осеклась и умолкла.
– Да знаю я, что было на острове. – Старушка глядела на нее грустными, все понимающими глазами. – Я ведь предупреждала тебя, чтобы никуда с ним не ходила. Что, набросился он на тебя? Снасильничать хотел?
– Хотел, – выдавила из себя девушка. – Вдруг взял и набросился. Я от испуга даже пошевелиться не могла!
– Ох, Юлька, Юлька, – покачала головой старушка. – Досталось тебе… Бедняжка, – она погладила мокрые волосы девушки.
– А еще он сказал, что бросит вас и женится на мне, – тут губы девушки дрогнули, а глаза налились слезами. – А я-то, дура наивная, думала, что любит он вас так, как никто и никого… Что любовь до гроба… И это еще не все, Анна Ивановна… Я даже как сказать, не знаю…
– Да говори, я понимаю, что с ним что-то случилось, раз его нет, – спокойно сказала старушка. – Когда опять набросился, защищалась, ударила чем? Неужто… убила?
– Нет, я в лодку села, не знаю, как сил хватило столкнуть. Бегом по воде бежала, чтобы успеть отплыть, пока не догнал. А он, кажется, вплавь за мной бросился. Темно было… А что, если утонул? – девушка была бледна, смотрела настороженно.
– Значит, судьба его такая, – неожиданно спокойно ответила старушка. – Но ты не волнуйся, внучка, я уверена, что все обошлось. Он ведь у меня осторожный, как волк лесной. Небось смекнул, что далеко, и обратно поплыл. Так что ты зря себя не изводи. Жив он, на острове отсиживается. Нужно к Игорьку сходить, попросить, чтобы взял лодку и за ним сплавал.
– Хорошо, я скажу!
Но она почему-то никуда не пошла, а присела у ног старушки.
– Анна Ивановна?
– Что, милая?
– Вы что… Ненавидите его?
Старушка слабо усмехнулась.
– Сейчас ненависти нет, равнодушие только… Какая теперь ненависть? А вот раньше точно, ненавидела. Ты знаешь, сколько я от него натерпелась… Он меня на двадцать лет старше. А разве скажешь?
– Нет, – покачала головой девушка. – Я думала, что вы ровесники.
– Все так думают, – усмехнулась Анна Ивановна. – Это от жизни моей несчастной. Ну ладно, пойду разбужу Игорька.
Но Юля вдруг вскочила и схватила ее за руку.
– Постойте. Не надо, Анна Ивановна, не ходите!
Тело девушки сотрясала крупная, нервная дрожь.
Старушка, обняв девушку, заглянула ей в лицо.
– Да что с тобой?
Юля понизила голос до свистящего шепота.
– Не ходите ни к кому. А вдруг он и вправду утонул? Ведь были люди, которые видели, как мы с ним в лодку садились. Кто поверит, что он меня изнасиловал? Он ведь совсем старик. Скажут – заманила в лодку, обобрала, а потом утопила. Ужас какой!
– А ведь ты, пожалуй, права, – Анна Ивановна задумчиво погладила ее по голове. – Не надо до утра шума поднимать. А ты скажи – видел тебя кто, как ты возвращалась?
Девушка отрицательно помотала головой.
– Вот и славно. Теперь твое дело – язык за зубами держать. Только лодку надо на прежнее место поставить. Как будто сам он и вернулся с прогулки.
– Я ведь испугалась просто, я не хотела, – бормотала девушка.
– Ты послушай, что я тебе расскажу, – Анна Ивановна усадила девушку на диван, укрыла пледом. – Мне шестнадцать лет было, обычная глупая деревенская девчонка. А он к нам в деревню приехал. Красивый такой, в военной форме, городской. Пригласил прогуляться. А потом, как за околицу в поле вышли, он меня изнасиловал. Точь-в-точь как тебя. Прибежала я домой, спряталась. Но мать все по моему виду поняла. Нравы в те годы другие были, только война закончилась. Как она меня за косы таскала, как кричала! А тут он и приходит. С цветами. Женюсь, говорит, на ней. Я ведь красивая была. И его сначала очень полюбила, хотя, случалось, поколачивал он меня. И за дело, и так, без дела. Это потом уже, когда повзрослела, стала понимать, что не виновата я перед ним ни в чем. Плохой, злой человек всегда у другого вину найдет. Жаль только, что слишком поздно поняла. Учиться он мне не позволил, а замуж меня никто бы не взял – детей рожать не могу. Куда мне было идти? Двор мести? Да и привыкла я к роскоши. Мы всегда в достатке жили. Вот и терпела… А он и девок в дом водил и, если я их обслуживать отказывалась, при них меня мордовал. А если его друзья приходили, так он сама любезность был со мной: «Анночка, хозяюшка дома». Вот и относительно детей… – ее взор затуманился старческой мутной слезой. – Он сейчас говорит: Бог не дал. А ведь не в этом дело. Бог-то давал… Как я счастлива была, когда забеременела…
Юля перестала всхлипывать, с ужасом слушала продолжение рассказа Анны Ивановны.
– Это сейчас он меня так обхаживает. Потому что я тяжело больна, врачи сказали, что недолго жить осталось. Костя и боится, что я первая умру. У него на старости лет какие мысли пошли, грешил он много, а вдруг Бог есть? И больше всего боится он, что попадет в ад, и никакие деньги и связи ему не помогут. Вот он передо мной грехи замаливает, чтобы я его простила, а потом по христианскому обычаю похоронила. Знает ведь, что, если не я буду похоронами заведовать, сотоварищи, как у них водится, его в крематорий отправят. А тут ты подвернулась. Он и решился на очередную сделку – ты ему дорогу в рай организовать помогаешь, он тебе деньги оставляет…
– Что ж, выходит, все мужики подонки, и самые юные, и самые старые, – девушка жалко улыбнулась. – Побегу я, Анна Ивановна, позову кого-нибудь из дома отдыха. Пусть сплавают, проверят, есть кто-нибудь на острове или нет…
Анна Ивановна, однако, как в воду смотрела. Константин Васильевич не утонул. Хитрый старик перевернулся на спину и, чуть передохнув, поплыл обратно на остров. С трудом вылез на берег и, ругаясь последними словами, уселся на бревно – обсыхать.
Особенно неприятно было, что даже костер он развести не может – спички остались у этой сумасбродной девчонки, костер разжигала она. «Простуда обеспечена», – подумал он, взглядывая на часы, которые забыл снять, когда полез в воду. Стрелки, однако, не двигались. Вот тебе и импортные, водонепроницаемые! «Все норовят обмануть, – окончательно разозлился старик. – Вот и эта маленькая сучка. Старого, больного человека бросила ночью одного, на острове, где небось и змей полно. Дрянь!»
С неожиданной нежностью старик вспомнил о жене, конечно же, ожидавшей его сейчас в их уютном семейном номере. Нет, его Анночка не такая – она любит его, дряхлого немощного старика. А как любила, как ждала в те прекрасные послевоенные годы молодого розовощекого майора, два, а то и три раза в неделю подкатывающего к крыльцу ее деревенской избенки на трофейном «Виллисе».
…В тот приезд Аня призналась Костику, что беременна. От этого известия у Константина Васильевича на минуту отнялся язык. Во-первых, это означало, что он должен немедленно жениться на Анночке, а во-вторых… Это самое во-вторых было еще более серьезным…
Два месяца тому назад полковой врач обнаружил у Константина Васильевича признаки сифилиса, которым майора наградила, как видно, одна из многочисленных подружек. Сейчас Константин Васильевич проходил курс интенсивного лечения, что, впрочем, не мешало ему регулярно появляться у своей Анночки.
Замешательство армейского Казановы длилось, однако, недолго. Коротко приказав плачущей девушке собираться, он отвез ее на дачу к приятелю и вызвал к Анночке «своего врача». Полковой эскулап тут же установил у девушки начальную стадию сифилиса и предупредил Константина Васильевича, что ребенок в утробе матери может оказаться зараженным этой страшной болезнью. Но за соответствующую сумму он брался избавить Анночку от ребенка… Константин Васильевич согласился, и врач, предварительно усыпив девушку, сделал ей укол, стимулирующий предварительные роды.
Очнулась Анночка от острой боли внизу живота. Роды тем не менее прошли вполне благополучно, и в ту же ночь Константин Васильевич закопал младенца в каком-то дачном перелеске. Перед тем, как опустить ребенка в яму, он, однако, развернул простынку и осмотрел ее содержимое. У недоношенного младенца оказались тоненькие, точно паучьи, ножки и ручки. Сомнения в том, что он, Костик, произвел на свет уродца, не было, как и в том, что этот уродец, останься он в живых, сломает всю его жизнь…
Снова замотав еще шевелящегося младенчика простыней, Константин Васильевич быстро забросал его землей… Анночке же он объяснил, что сынок родился мертвым и он во избежание огласки тайно похоронил его на городском кладбище. И Анночка поверила… Даже не возразила ни словечка – только все плакала, плакала. Да, это была настоящая любовь, не чета нынешнему сексу…
Громкий плещущий звук – как будто весел – донесся до слуха старика. Похоже, какой-то припозднившийся рыбак возвращался с вечернего клева…
Константин Васильевич, прислушиваясь, поднялся с бревна – неизвестная лодка шла совсем неподалеку. Старику почудилось даже легкое поскрипывание уключин…
– Э-ге-гей!
Никто, однако, не ответил на его крик. Может быть, не услышали за шумом воды? И теперь выгребаются все дальше и дальше, на речную стремнину… Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, старик сделал один шаг к берегу, потом – второй…
И, не выдержав, затрусил к мерно вздыхающей, точно большой затаившийся зверь, реке…
…В любом доме отдыха есть свои ранние пташки, которые появляются на пляже уже с первыми лучами солнца. И в «Волжских зорях» хватало любителей взбодрить себя – особенно после бурной ночи с возлияниями – прохладной речной водой. Вот и в то утро компания молодых «волжан и волжанок» медленно брела по еще прохладному песку, прикидывая, где бы расположиться. Неожиданно один из парней остановился…
