355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Альфред Бестер » Миры Альфреда Бестера. Том 3 » Текст книги (страница 14)
Миры Альфреда Бестера. Том 3
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 05:15

Текст книги "Миры Альфреда Бестера. Том 3"


Автор книги: Альфред Бестер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– Господи, субадар, все пропало! Я-то думала, что смерть Реджины положит конец всему: улью, Голему, преступлениям в Гили, а теперь поглядите – нет, посмотрите на этих чокнутых! Чем, интересно, эти ненормальные занимаются?

– Это не самое главное, мадам. Мы понимаем, чем они заняты.

– А я нет. Чем они заняты?

– Господин Жгун, – обратился Индъдни к психоманту, – как специалист по соматической речи, поясните госпоже Нунн.

– Они выбирают новую царицу, чтобы объединить рой. Согласны, субадар?

– Согласен, господин Жгун. Однако главный вопрос – что все это время делает Сторукий Голем?

– Но как же, субадар, – возразила Гретхен. – мы ведь порешили, что он не может существовать без породившего его роя дам-пчелок.

– Верно, и все же он еще существует. Слишком велики его мощь и приспособляемость, чтобы он мог взять и п-ф-ф – исчезнуть. А сейчас он, весьма вероятно, ищет другое пристанище, где сможет получить душу и выжить.

– Иисусе! – возопил Шима. – Так, может быть, он прямо здесь, в этой толпе ищет свое место…

– Мало вероятно, доктор, – ответил Индъдни. – Прислушайтесь, что поют роящиеся пчелки…

 
– Мама, шляться я хочу! Можно?
– Можно, детка!
Ты хозяйством потрясешь,
Лапу в трусики возьмешь,
Но пробьет он – мимо сетки!
 

– Есть ли тут мужская партия? Нет, доктор. Очевидно, что здесь одни женщины, а Голем 100не появляется в облике женщины.

Шима кивнул.

– Угу. Но что же будет делать эта адова жертва кораблекрушения?

– Будет отчаянно плыть к берегу, – взял на себя ответ Жгун. – Согласны, субадар?

– Решительнейшим образом согласен, господин Жгун. Я полагаю, что эта изменчивая, бездушная псевдоличность мотается сейчас по закоулкам людских страхов, представлений, побуждений; ощупывает, цвета, звуки, волны, частицы; отчаянно ищет новый душевный причал, новое содружество, обеспечивающее ему выживание. Будем молиться, чтобы он его не обрел.

– НЕТ! – В голосе Гретхен прорывалась истерика.

– Что такое, мадам? Вы неверующая?

– Ничего подобного. Блэз, с батисферы доктора Лейца не отцепили твои сенсорные датчики?

– Нет, а что? Хочешь нырнуть поглубже и пересидеть жаркое времечко?

– Я хочу ее использовать на суше.

– Гретх! Ну поясни по-человечески!

– Не могу. Я одержима.

– Чем одержима, госпожа Нунн?

– Эманация, – пояснил Жгун. – Горячка этих женщин отражается на госпоже Нунн. Участившиеся пульс и дыхание. Пдергивание мышц.

Гретхен добавила:

– И полная голова диких мыслей.

– Не могли бы вы уточнить, мадам?

– Одна из них – что я не могу разделаться с Големом, сев и помолившись. Я… Мне хочется… необходимо загнать его до смерти.

– Погодите, Индъдни, – вмешался Шима. – Я, кажется, понимаю, к чему она клонит. Ты хочешь отправиться в прометиевый Фазма-мир, а оборудование батисферы поможет тебе держать с нами связь? Так?

– Да, но не я. Кто-то более подходящий. Ты можешь связать наблюдателя с нейтральными датчиками, Блэз, и мы будем получать всю картину в реальном времени.

– Это мысль! – загорелся Шима. – Чертовски дельная мысль, будь я проклят! Так мы все узнаем наверняка.

– Но кто же больше подойдет, чем вы, мадам? – осведомился Индъдни. – Вы необычайно одарены для такой задачи, и вы уже имели с ней дело.

– Могу ли я расшифровать свои ощущения от происходящего в моей уважаемой коллеге? – спросил Жгун.

– Бога ради.

– Она хочет наблюдателя столь утонченного, столь изощренного, обладающего такими мощными эмоциональными ресурсами, что его не одолеть фантомам Фазма-мира, которые лишили ее равновесия. Настолько стойкого, чтобы им противостоять. Настолько владеющего собой, чтобы беспристрастно сообщать о происходящем. Но и достаточно знакомого с мистикой, чтобы понять потустороннее.

Гретхен открыла рот от изумления.

– И все это вы прочли по моей соме?

– Не только. Многое вы открыли мне, когда мы болтали на пути в Оазис.

– Вседержитель! – в отчаянии воззвал Индъдни. – Где же мы найдем такое совершенство? Существует ли этот идеал?

– Да, субадар.

– Но где?

Жгун обратился к Гретхен:

– Скажите ему, прошу вас.

– Хорошо, – ответила она и открытым взглядом посмотрела прямо в лицо Индъдни. – Это вы.

Глава 20

«Драга III» была ошвартована у причала Океанографического Института в гавани Сэнди-Хук. На форпике траулера покоилась батисфера, внутри которой, опутанный нейтральными датчиками, как когда-то Гретхен, сидел Индъдни. Было одно существенное отличие: на его гортани пристроили датчик, чтобы он мог говорить – если ему удастся хоть что-нибудь произнести в Фазма-мире.

Шима сделал Индъдни укол гидрида прометия, дважды хлопнул его по плечу и выбрался из батисферы. Захлопнул люк, закрутил затворы и бегом кинулся в кабину наблюдения, где ждала Гретхен. Нетерпеливо кивнул ей, включил приборы и пробежался глазами по шкалам.

– Все в рабочем положении, – буркнул он. Батисфера была всего метрах в тридцати от кабины, но если мерять по кабелю, соединявшему их с субадаром (да еще пропущенному через лебедку), то получалась добрая миля. Шима взял микрофон связи с батисферой и стал ждать. Салем Жгун мог бы сообщить о нем: «Пульс и дыхание учащенные. Мышцы напряжены».

Об Индъдни этого сказать было никак нельзя.

Через некоторое время в репродукторе кабины управления раздался спокойный голос:

– Вы слышите меня, доктор?

– Громко и четко, Индъдни.

– Госпожа Нунн, вы все еще там?

– Да, субадар.

– Это весьма интересно. В отличие от вас обоих я попал не во тьму, как было по вашим рассказам, а в белизну. Прометий, очевидно, действует индивидуально.

– Вы уверены, что белизна – это не сенсорное эхо?

– Совершенно уверен, доктор.

– Тогда наркотик действует на психику, а не на сому, субадар, – сказала Гретхен, – а тут мы все разные. Похоже, что вы можете поддерживать связь с реальным миром из Фазма-мира. Мы с Блэзом этого не могли.

– Согласен, госпожа Нунн. Все телесные оболочки, по сути, почти одинаковы, иначе медицина так и не выбралась бы из средневековья. Однако нет двух существ с одинаковой психикой. Очень интересно узнать, если когда-нибудь научатся получать людские клоны, то будут ли сами личности такими же идентичными, как тела?

(«Ну у этого парня и выдержка, Гретхен».)

(«Так поэтому я и хотела, чтобы он туда слетал».)

– Ничего кроме белизны, доктор, – продолжал сообщать Индъдни. – но я спокойно жду. Есть индийская пословица: «Это произойдет наверняка, потому что это невероятно». Я… погодите, пожалуйста. Что-то начинает проявляться.

– О да! Поразительно. Я воспринимаю поведение частиц этого Фазма-мира. Мне также очень приятно сообщить, что я был прав. Сторукий монстр, весьма вероятно, начинает поиск на самой верхней границе электромагнитного спектра. Возможно, что его Ид сильно тяготеет к источникам высокой энергии…

– Я воспринимаю Наш-мир… верхушку айсберга, как вы его назвали, госпожа Нунн… сквозь восприятия, порожденные Ид-миром. Очень причудливое зрелище, мягко говоря, и завораживающее. Помните эту строчку из Роберта Бернса: «О дай нам власть себя увидеть так, как другие видят нас…»?Прошу извинить мой существенно неуклюжий шотландский выговор. Вы дали мне власть, доктор Шима и госпожа Нунн, и я тысячекратно благодарен вам.

(«Он так чертовски цивилизован!»)

– А, теперь Ид-мир начнет просматривать бесформенные образы из Наше-мира. Мое предположение, что прощупывание Фазмы идет вниз по шкале спектра к… к чему бы, доктор?

– Все еще потоки частиц, Индъдни. Возможно, гамма-лучевая часть спектра. Жесткое рентгеновское излучение. Длиной примерно десять в минус восьмой сантиметров.

– Как вы думаете, субадар, что это – восприятие Голема?

– Весьма вероятно, госпожа Нунн. Мы чрезвычайно с ним после наших предыдущих столкновений, хотя пока что я не могу сказать наверное.

– Вы, как всегда, непогрешимы, доктор. Обитатели нашей верхушки айсберга демонстрируют мне свои рентгеновские отпечатки…

А вот он заметил вас, доктор – я узнал вас по рентгеновскому изображению…

– Представляется возможным, что я наконец-то попал на Сторукого. Мы все еще в рентгеновской области, и своими Ид-чувствами я воспринимаю что-то похожее на утробу, то есть на новое пристанище для потерпевшего кораблекрушение…

– Да! да! и еще раз ДА! Именно через Голема Сторукого я и воспринимаю наш мир. Он достиг видимой части спектра и ведет поиск утробы и матери для себя.

– Госпожа Нунн! Госпожа Нунн! У него возникло на редкость отчетливое видение вас в роли…

– …но он, похоже, чувствует, что вы это не приветствуете.

– О Боже, субадар! Нет! Ни за что!

– Поэтому сейчас он ощущает приступающую смерть.

– Весьма примечательно. По мере того, как это создание движется вниз по спектру в… что бы это могло быть, доктор?

– От ярко-фиолетового через синий, голубой, зеленый, желтый и оранжевый к пограничному красному.

– Благодарю вас.

(«Господи, ну и спокойствие! Неужели этот сукин сын не способен что-то почувствовать?»)

– Теперь отчаявшееся творение ищет отеческой заботы.

– Но представление об отце искажается, делается жутким и уродливым…

– Что объяснимо с позиций психодинамики, субадар. Сын и отец – смертельные враги и борьбе за мать.

– Этого я и опасался. Видите? Это Гаруда – индуистский бог разрушения. Таким отцом для себя увидел меня Голем.

– Внезапное ощущение опаляющего жара. Очень неприятно. Можете ли вы объяснить, доктор, прошу вас?

– Элементарно: Голем дошел до красной границы спектра и перешел в инфракрасную область. Это жаркие края.

– Значит, мы уже покинули видимую часть спектра?

– Да.

– Любопытно. Что он надеется отыскать здесь? А теперь странная вибрация, доктор Шима.

– Распространяющиеся радиоволны – какие угодно, от коротких и вниз. Какими их воспринимает Голем, Индъдни?

– В простых геометрических образах. Какое поле деятельности для критика изобразительных искусств, не так ли?

– Великий Дэва в Поднебесье! Он беснуется и вошел в звуковую область.

Гретхен перехватила микрофон.

– Но ведь когда Голем пытался напасть на меня и заговорил дикими перевертышами, вы сказали, что это существо «вне интеллекта». Ваши слова, субадар?

– Верно, мадам, и продолжается тарабарщина. Он воспринимает только образы и обрывки слов.

– Не понимаю.

– Я попытаюсь прояснить необычайное восприятие Голема, как я его ощущаю, госпожа Нунн. Вы читаете ноты?

– Да, чужими глазами.

– А когда вы читаете с листа, вы слышите внутри себя мелодию?

– Да.

– Прошу вас, постарайтесь представить кого-то, кто не может читать ноты, но разглядывает их. Такой человек что-то услышит?

– Нет, ничего.

– А что он увидит?

– Только линейки, точки, кружочки, а кроме того странные значки и символы.

– Благодарю вас. Именно таким образом Голем-100 и воспринимает сейчас те звуки, посредством которых мы общаемся.

– Он не может найти пристанище, дом, отца, мать, никакого прибежища… Он проиграл битву за свое существование. Мы идем…

– Не осталось ничего.

Глава 21

Индъдни, вымотанный до предела, развалился в глубоком кресле, особо предназначенном для туши ДОДО. Они находились в кабинете Ф. Г. Лейца, в окружении мелькающего калейдоскопа рыбок. По стенам выстроились стеллажи с аквариумами, издававшими бульканье и шипение. Пока Гретхен и Шима разглядывали субадара, Лейц подошел к аквариуму, в котором ничего не было, кроме кристально-чистой воды и выбеленной веточки коралла. Он набрал в стакан воды из краника внизу аквариума и поднес стакан Индъдни. Проходя мимо аквариума с муреной, игриво постучал пальцем по стеклу, и рыбина попыталась схватить его за палец своими кошмарными зубами.

– Она у меня дрессированная, – сказал Лейц. Он вложил стакан в руку Индъдни. – Пейте с осторожностью. Это водка. Стоградусная.

Индъдни был не только совершенно разбит – у него полностью нарушилась координация. Первый глоток он попытался сделать у дальнего края стакана, преуспев лишь в том, что пролил водку на себя. Затем повернул стакан в руке на девяносто градусов, но снова попытался сделать глоток не с того края. Наконец в его затуманный мозг что-то дошло, и ему удался первый глоток, потом еще, а за ними последовал и весь стакан. Субадар шумно выдохнул.

– Спаси Боже, Лейц-доктор. Очень себя нудил. Нуждал. Нуждался, так? – Он улыбнулся Гретхен и Шиме. – Итак. Алханд-сарангдхариндъдни оказался не таким уж непробиваемым, как думал Салем Жгун, верно? При въезде в страну иностранец должен полностью сообщить свое имя. – Он вернул стакан Лейцу. – Мнохо лагодарен возлюбленный Господин Шива все наконец закончено.

Гретхен стиснула руки.

– Так Голем ушел, субадар?

Индъдни сделал усилие, стараясь говорить внятно:

– Шка… скорее, скажем, потух.

– Но он сгнил, грязная тварь?

– Трудно сказать с уверенностью. Поразительное создание не оставило corpus vile [94]94
  Разлагающегося трупа (лат.).


[Закрыть]
.

Шима все еще не был удовлетворен.

– Почему вы не уверены, Индъдни?

– Алханд-сарангдхариндъдни полным именем весьма неловко ощущает если ученую научность с экспертом обсудить, Шима-доктор, но…

– Да? Но? Ну не тяните же!

– Мне показалось, что оно… Удалилось? Исчезло? Растворилось в Черной Дыре.

– Черт побери! – воскликнул Шима. – В Черной Дыре? В антимир?

– Если позволите, – Лейц прислонился спиной к аквариуму, в котором сотня неоновых рыбок образовала нимб вокруг его головы. – Проход сквозь Черную Дыру в антимир – это все еще теоретическая гипотеза. Никаких надежных фактов нет, есть лишь предположения о сжимающихся звездах. – Гигант возвел глаза к потолку, где парило чучело рыбы-черта, руля крыльями-плавниками в никуда. – Некоторые утверждают, что грандиозный взрыв в Сибири в 1908 году был вызван не падением метеорита, а блуждающей Черной Дырой.

– Так я ощутил нашим восприятием, Лейц-доктор. Гретхен набросилась коршуном:

–  Нашевосприятие, субадар? А когда вы говорили из батисферы, то сказали «Мы идем»».

– Да, так, госпожа Нунн. «Мы». «Наши». Собственные чувства едва не отбыли целиком вслед за Големом.

– Но этого не случилось?

– Едва лишь. Затем я устранился. Шима присвистнул.

– Опишите это, Индъдни. Как это было? Индъдни прикрыл глаза, но прежде, чем он смог заговорить, Лейц задумчиво начал перечисление:

– Хаос? Дезориентация? Это очевидно по тому, как вы сейчас себя ведете, субадар. Время потекло назад? Пространство вывернулось наизнанку? Полное обращение? Перевернутое сердце и дыхательная система? Перевернутое тело – слева направо и справа налево? Все изменилось на свою противоположность?

Индъдни мог только кивать в ответ. Потом он прошептал:

– А еще мне явились оборотки.

– Что явилось?

– Мое противо-я.

Все остолбенели от изумления. Шима выпалил:

– Иисусе сладчайший! Зеркальное отражение?

– Хуже. Негативный отпечаток. Обескураживающий поворот. – Индъдни еще раз попытался собраться. – Черное вместо белого, а белое вместо черного, как сказал Лейц-доктор. Меня взрастили и воспитали в традициях индийской культуры. В службе порядка меня обучили сдержанности и строгой самодисциплине. Другое «я» было отрицанием, отверганием моего привычного образа жизни. Оно было… Как скажу? Было… я могу только прибегнуть описательно к словам госпожи Нунн о глубоко зарытом Ид…

– Кровавый, – прошептала Гретхен, – лживый, злой, сластолюбивый…

Индъдни жестом выразил ей благодарность и продолжал:

– Тогда в простительной панике позитив Индъдни отправился… используя одно из ваших, Шима-доктор, излюбленных определений… к чертовой бабушке оттуда.

– Х-хосподи!!! – выдохнул Шима. – Упустить такой шанс! Я был бы вынужден отправиться следом, поймать это и заставить его говорить.

– Ну, разумеется, на перевернутой тарабарщине, – внезапно рассмеялась Гретхен. Смех ее перешел в истерический хохот облегчения.

– Эта возможность была мною радостно и благодарно упущена, Шима-доктор, – сказал Индъдни, не обращая внимания на повизгивания Гретхен, набиравшие мощь. – Что до меня, то в сравнении с тем перевернутым противомиром наша безумная Гиль представляется вполне разумной.

– Да не разумной, а радостной! – веселилась Гретхен, – Радость! Вот ключевое слово! Радость! – Она наградила поцелуем аквариум с муреной. – Поцелуемся, губошлеп. Голем мертв, почил, удалился к себе в супротивность… – Она с хохотом порхала от аквариума к аквариуму, одаривая их поцелуями. – У нас праздник! Нет больше Голема. Нет больше этих ужасов. Меня выпустили из тюрьмы, слышите, ваши рыбочества? Нет больше Гиль-ареста. Не будет больше камеры с обитыми стенами. Слушайте! Слушайте! О вы, лини и лососи! Омулии и осетрии! Камбалы и крабы!

– Эй, Гретхен! – попытался остановить ее Шима. – Легче, детка!

– Что с тобой? – вопросила Гретхен. – Не рад? А я рада. Все кончилось. Флотский порядок – судно на мели, матросы в стельку. Я свободна. Пошли ко мне, все пошли. Мы присоединимся к рехнувшимся дамочкам, если они еще там. Нужно отметить. Нажремся, упьемся в доску и будем горланить песни. Пошли! Ать-два, в ногу!

Она ринулась прочь из кабинета. Трое мужчин устремились за ней – в ней было что-то, что заставляло идти следом.

* * *

Каменная кладка бывшей опоры моста, а ныне служившая укреплением Оазиса, была разнесена вдребезги. Все было настежь, охрана исчезла, а бреши были неразличимы под роящимися пчелками. Обезумевшие дамочки уже захватили весь Оазис (сманив всех женщин в нем) и превратили его в сплошной жужжащий рой, а внутри все было заставлено едой и питьем – в еще больших, чем прежде, количествах. Когда Гретхен в сопровождении троих мужчин вошла в Оазис, то прямо в вестибюле натолкнулась на

З*В*Е*З*Д*У
из серебряных блесток

Танцовщицу,
исполнявшую танец живота,
держа на голове
супницу с бульоном
из пчелиных крылышек

Клоуна,
игравшего
на кларнете

Боадице
с запеченным
в меду окороком

Клоуна,
игравшего
на тромбоне

ЗАЛИВНОЕ ИЗ ЦАРСКИХ УГРЕЙ,
подаваемое
двуглавым Уродом,
Сожравшим Нижний Новгород

Клоуна,
играющего
на французском
рожке

А за ними
целая свита
вопящих и хохочущих
женщин,
от которых не было ровно никакого толка

Подымаясь по винтовой каменной лестнице в квартиру Гретхен (все службы Оазиса прекратили существование), они были вынуждены протискиваться мимо роящихся Моисея, Златовласки, горничной, плотника, охранников, бродяжки, древесных и водяных духов, любительниц группового секса, групповых извращений, просто наездниц на живых палочках, трахалыциц, торчух и разных девок с улицы, которые пришли грабить, но остались повеселиться. Гретхен осыпали, душили, наталкивали и набивали до одури сластями, которые назойливые руки пихали ей в рот.

Шумные рои уважительно расступались перед Гретхен, но мужчин встречало хамское пренебрежение. Лейцу пришлось использовать свою внушительную массу, чтобы прокладывать дорогу остальным. Даже самые озверелые тетки отлетали от него как горох.

– Глазам не верится, а, Люси? Прямо Вальпургиева ночь.

– Шима, а ты не помнишь Врака? Пардон, мадам.

– Врака? Что за Врак? Какой Врак?

– Врак-чудак. Прошу, сударыня. Преподавал астрофизику в… Ой, прости детка… техноложке. Часто повторял… Нет-нет, мадам, это ваша вина… Врак всегда говорил: «Природа гораздо отважнее в своих проявлениях, чем самые фантастические измышления человека…» Отцепитесь от моей ширинки, дама…

– А что во всем этом такого естественного?

– Ты никогда не корешился с пчелками?

То, что раньше было изысканно убранной гостиной Гретхен, теперь являло сцену разгрома, а посреди руин, как в сотах, торчал вместительный бочонок, на котором чья-то нетрезвая рука накарябала буквы алой вишневой наливкой: «МИДОВЫЙ ОКСО МИОТ». Гретхен, до крайности возбужденная гвалтом и толкотней, нырнула головой в бочонок.

Она подняла голову, сглатывая и задыхаясь.

– ПООтрясно! – завопила она. – ЧУУдесно! Флотский порядочек! – и погрузилась снова. Вынырнула. – Голем мертв! Бульк! Бульк! Бульк! – Снова нырок.

– И царица тоже! – вопил Гафусалим. – Прежняя царица мертва. Мертва! Реджина, гиль ее, мертва!

– Это может чем-то таким кончиться! А, субадар? – не получив ответа, Лейц оглянулся. – А где Индъдни, Шим?

– Не пойму. Он или затерялся в толпе или отвалил. Что еще круче может случиться, Люси?

– Мальчишкой я возился с пчелами. Шим, и в них разбираюсь. Первым делом, когда помирает старая матка, то в улье строят новые ячейки для матки и выдвигают несколько кандидатур на эту должность.

– Как это?

– Они заполняют все ячейки царским нектаром. Посмотри вокруг – ну чем все это не царский нектар?

– Черт возьми, похоже, ты прав.

– Кто первая вылупится из ячейки, из своей клетки, та и станет новой царицей. Вспомни, что повторяла твоя девушка: «Я выбралась из клетки!»

– Но она имеет в виду Голема и арест в Гили.

– Ну конечно. Первым делом она начинает переходить из ячейки в ячейку – убивает своих соперниц, прежде чем те вылупятся.

– Ты что, хочешь сказать, что эта орда выбрала Гретхен царицей?

– Потом она вылетает из улья, чтобы ее трахнули никчемные трутни, околачивающиеся неподалеку. Она испускает призывный аромат оксо-кислоты, которому не может противиться ни один самец. Что там написано на бочонке, в котором она купалась? Медовый Оксо-Мед.

– Боже милостивый! Ты меня почти убедил.

– Да уж лучше бы без «почти».

– Но они понимают, что делают?.. Гретхен и все остальные?

– Нет, они следуют инстинкту, который заложила в них давным-давно матушка-Природа.

– Так это для пчел, – запротестовал Шима, – а не для людей.

– Ну да. Когда ты наконец возьмешь в голову, что твоя Гретхен – уже не из людей? Она – Новое Первородное Создание. На пути к вершине она возвращается к заложенным природой основам, и черт знает, чем это может кончиться.

Гретхен вынырнула из медовой браги, повизгивая и напевая. Она дрожала, ее трясло, она вцепилась в края бочонка, а вокруг клубилась толпа. Они обнимали ее, оглаживали ее, целовали ее, похлопывали любящими руками. Они откатили ее от бочонка.

– Ну и ну, – сказал Лейц. – Какие-то новые дела при выборах царицы, Шим. Сейчас что-то начнется. Шим? Шим?

Лейц удивленно обернулся – Шима исчез. Как Индъдни до него, он удрал.

Гретхен с трудом поднялась на ноги и принялась бессмысленно бросаться из стороны в сторону, продолжая вопить. Она ничего не соображала. Она была в исступлении. Она была первобытной. Она была царицей всего огромного лабиринта извилистых коридоров, переходов и квартир, вырубленных в камне бывшей мостовой опоры. Теперь слепая сила гнала ее на уничтожение всех соперниц.

Она спустилась ниже этажом в квартиру Раксонов, проталкиваясь через роящихся пчел, вся в поиске сама не зная чего, подгоняемая первобытным инстинктом – он подскажет ей цель, когда она ее найдет. Когтями проложила себе дорогу обратно в свою квартиру, исследуя, разыскивая, продолжая вопить. Тут она столкнулась с Нелли Гвин, неузнаваемой в костюме исполнительницы танца живота, пронзительно распевающей, но Гретхен узнала ее. И вцепилась ей в горло под одобрительный рев толпы.

Когда Нелл была мертва, Гретхен опять начала бросаться – в никуда и ни на кого, а потом снова пошла в поиск; вышла опять в коридор, стала снова проталкиваться сквозь возбужденный рой, пока не натолкнулась на Енту Каленту, величественную в наряде Далилы с бородой Моисея. В смертельной схватке они проделали путь по всему коридору.

Убив Енту и отогнав Бимми, Гретхен вновь начала поиск, спускаясь по лестнице Оазиса. Она выслеживала, охотилась, не переставая вопить. Свою добычу она настигла в вестибюле – Саре выпало остывать среди рассыпанных серебряных блесток.

Гретхен бросилась бежать: ее африканские груди вздымались, ягодицы подрагивали, вагина то призывно раскрывалась, то судорожно сжималась при каждом шаге. Она слепо прорывалась сквозь Гиль. А по пятам ее преследовали обезумевшие, пылающие страстью, размечтавшиеся и раззадоренные трутни Гили.

Трутень – это необходимый мусор в мастерской Природы; это просто устройство, вырабатывающее семя, причем не важно, лев это или пчела. Лев – это тоже трутень, ленивый, праздный, никчемный, за исключением своей единственной функции; его кормит и оберегает подруга, которая убивает для него дичь, производит на свет и выращивает его отпрысков. Но когда он лежит, насытившись принесенной ею добычей, и дремлет на солнышке, кем он себе представляется в грезах? Царем зверей? А кем себе представляется трутень-человек?

– Посмотри на небо!

– Это птица!

– Это самолет!

– Это ЧЕЛОВЕК-ОРЕЛ!

Загадочным образом выведенный в горном гнезде супер-учеными из глубокого космоса и прилетевший в Гиль, ЧЕЛОВЕК-ОРЕЛ использует свое таинственное умение летать для борьбы с силами зла и несправедливостью, прикидываясь Хромушей – убогим, пугливым калекой.

И калека так оттрахал Гретхен, что у нее чуть задница не отвалилась!

– Кто там едет верхом?

– Паровой котел?

– Мусорный бак!

– Это ЖЕЛЕЗНЫЙ РЫЦАРЬ!

Непобедимая космическая сталь послужила материалом таинственным кузнецам со звезд, когда они выковали этого человека, наделив его мудростью Вулкана. ЖЕЛЕЗНЫЙ РЫЦАРЬ использует свои магические дары, сражаясь со злом и несправедливостью. Обычно он живет в облике Прыгуши, убогого и пугливого конюха.

И конюх, сидя боком, задал Гретхен скачки галопом.

– Поглядите на эту ванную!

– Это умывальник!

– Это бачок!

– Это СЛИВНОЙ ЧЕЛОВЕК!

Реактивные воды горячих минеральных ключей в Швеции выплеснули СЛИВНОГО ЧЕЛОВЕКА. Хранители Космоса таинственным образом перенесли его в Гиль, где он применял свои волшебной мощи мускулы для борьбы со злом и несправедливостью, приняв на время облик Шведа Свенсона, убогого и пугливого мусорщика.

И мусорщик устроил Гретхен шведский массаж.

– Погляди на это дерево!

– Это ветка!

– Это куст!

– Это КРАСНЫЙ ЧЕЛОВЕК!

Экологи из глубокого Космоса, поселившие его в последнем вигваме на равнинах Запада, снабдили КРАСНОГО ЧЕЛОВЕКА всеми тайнами и магией индейцев. Он применял свое чудесное искусство следопыта для борьбы со злом и несправедливостью, а для виду скрывался под обликом Мойше Каца, убогого, пугливого счетовода.

И Мойше сыграл на бубне животика Гретхен.

– Загляни вон в тот погреб!

– Это танк!

– Это печь!

– Это ЧЕЛОВЕК-ГОРИЛЛА!

Родившийся в удушливых джунглях Африки и воспитанный в Гили дрессировщиком из глубокого Космоса, ЧЕЛОВЕК-ГОРИЛЛА использует все известные ему тайны джунглей для борьбы со злом и несправедливостью, скрываясь под шкурой Фидо, убогой и пугливой цирковой собачки.

И Фидо трахнул Гретхен по-собачьи.

– Загляните в участок!

– Это шпик!

– Это закон!

– Это СЛУЖИВЫЙ ЧЕЛОВЕК!

Он писал под диктовку еще в глубоком космосе. СЛУЖИВЫЙ ЧЕЛОВЕК стал наследником всех юридических познаний Вселенной, и его таинственным образом доставили в Гиль, чтобы преследовать зло и несправедливость всей своей магической мощью законника, которая до времени была сокрыта под обличьем Рональда Пики, убогого и пугливого секретаря суда.

И секретарь подверг Гретхен преследованию vi et armis [95]95
  Всеми доступными средствами (лат.).


[Закрыть]
.

– Погляди на небо!

– Это комета!

– Это сверхновая!

– Это ЧЕЛОВЕК-НЕЙТРОН!

Родившийся на гибнущей звезде и таинственным образом перенесенный в Гиль супермудрецами Космоса, ЧЕЛОВЕК-НЕЙТРОН тайно использует свою волшебную астральную мощь для борьбы со злом и несправедливостью, до времени скрываясь под обличьем Лэнса Ленни, убогого и пугливого дилетанта.

И дилетант как следует оправил жемчужину Гретхен.

– Посмотри на улицу!

– Это пламя!

– Это поджог!

– Это ЧЕЛОВЕК-ПОЖАРНЫЙ! Родившийся из пламени костра, на котором жгли Салемских ведьм, и таинственным образом перенесенный в Гиль спасителями из глубокого Космоса, ЧЕЛОВЕК-ПОЖАРНЫЙ тайно использует свою магическую огненную мощь для борьбы со злом, до времени скрываясь под обличьем М. Месье, убогого и пугливого повара. И повар разделал Гретхен на своем вертеле.

– Посмотри на ту стену!

– Это жук!

– Это паук!

– Это ЧЕЛОВЕК-БОГОМОЛ!

Таинственным образом впитавший поразительные познания исследователя Амазонки из глубокого Космоса и перенесенный в Гиль на борту банановоза, ЧЕЛОВЕК-БОГОМОЛ использует свои магические дарования для борьбы со злом и несправедливостью, до времени скрываясь под обличьем щербатого Коротышки Спиди, убогого и пугливого.

И щербатый разложил Гретхен, как морскую звезду.

– Посмотри на эту пирамиду!

– Это скала!

– Это камень!

– Это ЧЕЛОВЕК-ИНКА!

Вызволенный из утробы умирающей матери жрецом солнца с Алгола IV и вооруженный таинственной египетской магией пирамид, ЧЕЛОВЕК-ИНКА пользуется своими оккультными силами для борьбы со злом и несправедливостью, до времени скрываясь под обличьем Алекса Брута, убогого и пугливого секретаря.

И секретарь трахнул Гретхен вдоль и поперек.

Потом были ЧЕЛОВЕК-ОГОНЬ, КОСМИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК, ЧЕЛОВЕК-ДЕМОН, ИЗО-ЧЕЛОВЕК, ЧЕЛОВЕК-АКУЛА, ЧЕЛОВЕК-МАГНИТ, ПЛАСТИКОВЫЙ ЧЕЛОВЕК,ЧЕЛОВЕК-РАКЕТА, ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК и десятки других трутней-мечтателей, бившихся насмерть за свою очередь на осуществление мечтаний в манящей реальности Гретхен, за то, чтобы влезть на нее ничком, навзничь, распластанную, раскинувшуюся, поперек, сзади, крест-накрест, зигзагом, наискось, скользя, протыкая, в хвост и в гриву. И наконец настала очередь ЧЕЛОВЕКА-УЧЕНОГО, скрывающегося под обличьем Блэза Шимы, убогого и пугливого химика, проведшего с Гретхен опыт, энергично прочищая ее колбу.

Как раз во время этого последнего оргазма ярость феромона царицы пчел исчерпала себя, и брачная гонка закончилась. Сокращающиеся мышцы вагины Гретхен содрогнулись в последней конвульсии и захлопнулись, как челюсти стального капкана. Пенис Шимы с силой вырвала и зажала в себе ее вульва. Все еще одержимая своим царственным величием, вся в новой роли, Гретхен не обратила внимания на Шиму, оставив его умирать в корчах, истекая кровью.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю