Текст книги "Голливудская Грязь (ЛП)"

Автор книги: Алессандра Р. Торре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

– Спасибо, – сказал Коул, устраивая свои длинные ноги в кабину, а Бен побежал к пассажирскому сиденью, побаиваясь, что мужчина умчится и оставит его здесь.

Когда Коул нажал на газ, руль дёрнулся влево, машину слегка повело, когда она разворачивалась, и Бен ухватился за ручку.

– Сэр… э-э-э. Город в противоположной стороне.

– Мы возвращаемся к девушке. Как её зовут?

– Саммер. Это… эм-м… о ней ты только что говорил по телефону? – в голосе мужчины прозвучала какая-то визгливость, какие-то неуместно высокие нотки, и он осмотрелся, крепче сжимая руль, когда они резко повернули. Движок в машине имел приличную мощность. Неожиданно.

– Да. Что-то не так?

– Ты хочешь её нанять? Как актрису? – лицо мужчины стало бледным, и Коул взглянул на его руку, крепко сжимавшую центральную консоль, костяшки пальцев практически побелели. И непонятно было, боялся ли этот человек его вождения или перспективы для Саммер, как…

Саммер. Ужасное имя. Этель или Джун – эти имена уже заняты? «Саммер» должны были приберечь для тринадцатилетних девочек с брекетами на зубах. Он немного сбавил скорость – стрелка спидометра опустилась ниже ста километров в час – и увидел, как плечи мужчины немного расслабились.

– Да, – ответил на вопрос Коул, его ноги нажали на тормоз, когда он стал искать поворот.

– В массовку?

– Нет, – усмехнулся он.

– Но… я имею в виду, ты упомянул Минку… – сглотнул мужчина – Бен или как там его? – и указал направо. – Вот на эту улицу.

Коул нажал на тормоза, и дешёвая машина забуксовала и остановилась вместо того, чтобы повернуть. Он припарковал машину и повернулся к мужчине.

– Что случилось? Выкладывай уже.

– Ничего, – руки мужчины нервно задвигались в ограниченном пространстве между ними, его взгляд метнулся к глазам Коула, затем вниз, затем обратно вверх, всё это действо вызывало тошноту. В буквальном смысле. Коул схватил его за руки, прекращая беспорядочные движение.

– Хватит. Говори.

– Саммер… она не актриса. Даже не снималась в массовке. Я уже спрашивал. Когда пытался найти для неё работу.

– И? – пожал плечами Коул.

– И… – отвёл взгляд Бен. – Она может быть немного упрямой.

– О да. Я это уже понял, – уголок рта Коула приподнялся, и он улыбнулся.

– Может, ты позволишь сообщить ей об этом мне? Не думаю… – он скривился, и если бы Коул мог открыть его рот и вытащить из него слова, то сделал бы. Но вместо этого он стал ждать.

– Не думаю, что ты ей сильно нравишься, – быстро вырвались у него слова. Произнося их, Бен ухватился за ремень безопасности и отвёл глаза в сторону.

Впервые с тех пор, как от него ушла Надия, Коул рассмеялся. Недолго, всего на несколько ударов сердца, но он почувствовал, как комок чего-то плотного рассасывается, почувствовал, как кусочек его личности возвращается к жизни. Не думаю, что ты ей сильно нравишься.

– Хорошо, – сказал он, снова заводя машину и сворачивая на грунтовую дорогу. – Это даже к лучшему.

ГЛАВА 31

«Единственная причина, по которой я снимаюсь в Голливуде, та, что у меня нет морального мужества отказаться от денег».

Марлон Брандо

Я была в спальне, вытаскивала вещи из корзины для белья, когда раздался стук в дверь, затем голос Бена:

– Саммер?

Я вышла из спальни в коридор, ступая нерешительными шагами, пока не удостоверилась, что он был один.

– Привет, – сказала я.

– Привет, – повторил за мной он.

Мы долго смотрели друг на друга, а потом расхохотались.

– Итак, скажи мне, – сказала я, устроив свою задницу на заднем крыльце так, что обнажённые бёдра касались торца деревянной поверхности, и спустив ноги в шлепанцах на верхнюю ступеньку. – Насколько сильно я всё испортила?

Я держала в руках «Миллер Лайт», у Бена пиво было холоднее, чем у меня, так как я схватилась за дверцу холодильника, едва успела его машина выехать со двора.

– Очень сильно, – рассмеялся Бен, перестал глотать пиво, выпрямился, наставил указательный палец прямо на меня, изобразив на лице выражение ярости. – УБИРААААЙСЯ! – передразнил он меня, и я закрыла лицо руками, смеясь.

– Очень сильно, – согласилась я, допивая пиво и ставя бутылку на крыльцо. – Я хотя бы выглядела сногсшибательно?

– В растянутой футболке, бабушкином купальнике и рваных шортах? – поморщился он. – О да. Абсолютно сногсшибательно.

Бен сделал глоток, я резким хлопко́м пришлёпнула комара, мы замолчали и в наступившей тишине был слышен только стрёкот сверчков с поля.

– Он хочет, чтобы ты снялась в главной роли в фильме, – наконец сказал Бен, глядя на хлопковое поле и сжимая в руках пиво.

– Что? – уставилась я на него, мне очень захотелось, чтобы его глаза смотрели на меня, и с моего языка уже готова была сорваться шутка. Но когда он повернул голову, а наши глаза встретились, я увидела в них искренность. И ещё кое-что. Печаль? Озабоченность?

– Ты серьёзно? – спросила я, спрыгнув с крыльца и став перед ним, уперев руки в бока. – Беннингтон… – попыталась я вспомнить его фамилию.

– Пэйн, – подсказал он.

– Беннингтон Пэйн, ты прикалываешься?

– Вовсе нет, – он поднёс ко рту бутылку пива и сделал большой глоток, по запотевшему стеклу, оставляя за собой длинный след, побежала капелька конденсата. – Он сам мне сказал. Коул хочет, чтобы ты заняла место Минки Прайс. Думает, что ты идеальна. Аутентична, – слово «идеальна» было усилено энергичным шевелением растопыренных пальцев.

Мне пришлось сесть, чувствуя, как приближается нарастающее крещендо сверчков, вечерняя жара внезапно стала невыносимой. Три дня назад я надеялась, что мне удастся устроиться разносчиком пончиков на съёмочной площадке, варить кофе, делать копии. Но… роль Минки Прайс? Миссис Холден будет просто раздавлена. Она планировала вернуться в разгар съёмок, её сердце было настроено на встречу с актрисой в продуктовом магазине, или на бензоколонке, или на вечерней прогулке, ручка и блокнот для получения автографа в целях удобства уже лежали рядом, и даже была заготовлена фраза: «О, вы не возражаете против фотографии?». Я села на ближайшую ступеньку и попыталась переварить услышанное.

– Это же очевидно, Саммер, – тихо сказал Бен. – Никто не получил такую возможность. Девушки в Лос-Анджелесе трахаются, похищают и убивают за что-то подобное.

Я улыбнулась, представив себе сотню большегрудых блондинок в разных компрометирующих позах, протягивающих руки, умоляя о роли, которая совершенно незаслуженно предлагалась мне. Я не умела играть, даже никогда не пыталась. Не посещала уроки драматургии в школе и не участвовала в церковных спектаклях. А теперь… занять место Минки Прайс? В городе будет праздник, слухи разлетятся с бешеной скоростью, и уж точно сплетни превратят мою удачу во что-то нелепое. Я стану знаменитой. Не такой как Прайс, но всё же. Я опустила голову между колен и глубоко вздохнула. Мне не хотелось быть знаменитой.

– Это был бы твой билет на шоу… – сказал Бен мягко и дразняще.

Билет на шоу. Да, участие в фильме поместило бы меня в центр событий, показало бы мне всё, что я боялась пропустить, и не только. Было бы очень интересно. Я видела бюджет фильма, видела, сколько денег – денег Коула Мастена – вкладывается в производство, и это превзойдёт любое событие в истории Куинси. Внезапно меня поразила мысль – первая, которая должна была прийти в голову раньше.

– И сколько за это заплатят?

– Понятия не имею, – пожал плечами Бен. – Но ты можешь спросить Коула.

Коула. О да. Человека, которого я выгнала из дома.

– Где он? – скривила я рот.

– В машине. Я заставил его подождать там.

– Да ладно, – рассмеялась я. – Ты заставил его подождать?

– Он мог и сам предложить, – печально улыбнулся Бен.

– Как мило с его стороны, – пробормотала я. За главную роль должны много заплатить. Достаточно, чтобы наилучшим образом устроить маму и убраться из Куинси. Более чем достаточно. Я оглянулась на поле и задалась вопросом, о чём я всё ещё думаю.

– Хорошо, – повернулась я к Бену. – Давай спросим Коула.

ГЛАВА 32

У Коула никогда не было матери. Официальная история, напечатанная сотни раз в разных интерпретациях, заключалась в том, что его мать убил пьяный водитель, когда он был ещё ребёнком. Удивительно, что даже после того, как он вот уже восемнадцать лет находился в центре внимания, правда так и не вышла наружу.

А правда заключалась в том, что пьяной была его мать. Пьяной она была постоянно. Не спотыкающейся на каждом шагу пьяницей с немытыми волосами, которую выгоняли из бара в середине дня. Нет, она была вполне благообразной – мимоза1 на завтрак, коктейли на обед, вино с сыром на закуску, сон перед тем, как напиться за ужином. У него осталось очень мало воспоминаний о матери. Она никогда не вставала до его ухода в школу и всегда находилась в постели, когда он возвращался. Всё случилось, когда ему исполнилось двенадцать. Было воскресенье, прислуга ушла, в доме стало тихо. Когда её машина свернула на подъездную дорогу, он играл перед домом, одной рукой подбрасывая в воздух бейсбольный мяч, другой пытаясь его поймать. Коул не поймал мяч. Вместо этого стоял и наблюдал, как мчится по улице её белый кабриолет – красная крыша его поднята, слепящий отблеск солнца на ветровом стекле не позволял заглянуть внутрь. Когда ворота в конце их подъездной дорожки открылись, раздался визг шин, и её белая машина исчезла.

Рассматривая машину, он не знал, что за рулем была она. Только понял, когда нагнулся за упущенным мячом, что что-то не так.

Его мать никогда не притормаживала, приближаясь к знаку «Стоп». Если она и заметила приближающийся минивэн, то никак не отреагировала. Водитель минивэна – сорокадвухлетняя разведённая женщина с двумя детьми на заднем сидении, пристегнутыми ремнями безопасности, – увидела несущуюся машину, её нога резко нажала на тормоз, автомобиль забуксовал и остановился на секунду позже, чем следовало, подрезая зад Ягуара его матери. Удар послал кабриолет в штопор, который был остановлен кирпичным углом «Старбакса». Пара, сидевшая за столиком снаружи, бросилась с её пути и только поэтому выжила, отделавшись ссадинами. У разведённой женщины и её двоих детей было шоковое состояние и истерика. Его мать получила черепно-мозговую травму. Возможно, она бы выжила, если бы не искра, которая попала в разорванный топливный шланг, вызвав взрыв, который было слышно в трёх кварталах отсюда. Взрыв. К счастью для неё. К счастью для отца. Никакого вскрытия. Никаких анализов крови. Имя и репутация Мастенов остались незапятнанными.

Если бы его мать осталась жива, она совсем не была бы похожа на солнечный всплеск заботы, который сейчас вежливо стучался в его окно.

Коул подскочил от шума, оторвал глаза от телефона и, нахмурившись, посмотрел через окно машины. Там стояла женщина лет пятидесяти пяти, её губы растянулись в улыбке, пальцы шевелились в приветствии. Он постарался не сморщиться и опустил стекло.

– Вы, должно быть, Коул Мастен, – женщина улыбнулась мягко, естественно, что не имело ничего общего с вынужденной вежливостью её дочери. И да, это, без сомнения, была она. Мать Саммер Дженкинс. Их сходство заключалось и в чертах лица, и в светло-карих глазах, и в золотисто-каштановых волосах. Только у этой женщины волосы были коротко подстрижены и завиты. Коулу больше нравились длинные – их легче наматывать на руку и тянуть. Легче, чтобы… он поёрзал на сиденье и потянулся к ручке. Открыл дверь и встал, чувствуя себя лучше, когда смотрел на неё сверху вниз, а не наоборот.

– Откуда вы меня знаете? – вежливо улыбнулся он, изображая скромность. Поклонникам нравилась эта его манера – застенчивое «я – никто».

Она подняла сотовый-раскладушку с настоящими кнопками вместо сенсорного экрана.

– Моя дочь оставила голосовое сообщение, – она наклонила голову с белокурыми завитыми волосами, словно это помогло ей вспомнить. – Она сказала: «Не возвращайся домой. У нас Коул Мастен», – женщина открыла сумочку и бросила туда сотовый. – Ничто не заставит мать вернуться домой быстрее, чем просьба держаться от него подальше.

На мгновение воцарилась тишина, он стоял у машины, переступая с ноги на ногу. Итак, она жила с матерью. Такого в Лос-Анджелесе не увидишь.

Женщина посмотрела на него, её взгляд скользнул по его одежде, и ему стало интересно, остался ли на ней какой-либо компромат после прошлой ночи.

– Откуда ты знаешь Саммер? – вопрос был вежливым, задан лёгким тоном, но в словах крылась ловушка, а в длинных гласных – опасность.

– Я познакомился с ней только сегодня, – осторожно проговорил он. Женщина ничего не ответила, и его губы зашевелились в поисках ответа. – Несколько часов назад. Я приехал сюда, чтобы встретиться с Беном.

– Ты тоже работаешь в кино? – рука женщины обхватила ремешок сумочки, и она подтянула её повыше на плече.

Он изучающе её рассматривал. Пытался разглядеть в её вопросе шутку.

– Да. Я актёр, – между прочим, актёр, получивший «Оскар». Журнал Time поместил его фото на обложке последнего номера.

– Как мило, – улыбнулась она, как будто это была приятная пустяковая работёнка. – Я Фрэнсис Дженкинс. Мать Саммер, – она отпустила ремешок сумочки и протянула руку.

– Коул, – он пожал руку женщины, её хватка была крепкой и сильной. Смешно. Коул всегда представлял себе южанок кроткими и нежными, избегающими зрительного контакта и уступающими мужчинам. Но Саммер и её мать заставили пересмотреть его взгляд на этот образ.

– Почему ты здесь, в машине Бена?

Коул засунул руки в передние карманы брюк.

– Даю ему и Саммер возможность поговорить. Вообще-то, она выгнала меня из дома, – смущённо улыбнулся он, и женщина рассмеялась.

– Прости мою дочь. Она хочет оставить меня без внуков. Вероятно, ты оказался слишком привлекательным для этой цели, – подмигнула она, и теперь настала очередь Коула смеяться. Эта женщина совсем не была похожа на его мать. И совсем не похожа на мать Надии – чванливую особу голубых кровей, посещавшую собачьи бега и свободно говорившую на трёх языках. Он почувствовал, как её рука скользнула по его руке, и она крепко сжала её. – Будь добр, помоги мне.

– Да, мадам, – попробовал он примерить на себя южное словечко, и женщина снова рассмеялась.

– Актёр, говоришь? Нужно поработать над твоим южным акцентом.

Они поднялись по лестнице, и прежде, чем их ноги коснулись верхней ступеньки, входная дверь распахнулась. Саммер в нерешительности остановилась, на её лице отразилось удивление.

– Мама. Ты рано. И, я вижу, проигнорировала моё сообщение.

– О, ты звонила? – кротко произнесла женщина. – Должно быть, я пропустила звонок.

Коул прикусил щёку, чтобы сдержать улыбку, пожилая женщина сжала его руку, и только потом отпустила. Саммер поцеловала мать в щёку и подождала, пока та войдёт внутрь, Бен поприветствовал Фрэнсис через сетчатую дверь. Саммер посмотрела на Коула, её глаза удержали его на месте, и он обессиленно прислонился к перилам крыльца. Входная дверь полностью закрылась, и остались только они, заходящее солнце и стрёкот сверчков.

– Бен рассказал тебе об этой роли? – он не должен был начинать с этого; он должен был вести светскую беседу о погоде или политике.

– Рассказал, – кивнула она.

– И? – Боже, это было так глупо. Любая другая блондинка из Лос-Анджелеса уже стояла бы на коленях, расстёгивая его джинсы в надежде получить эту роль.

– И меня интересует денежное вознаграждение.

Вознаграждение. Это было неожиданно. Он кашлянул со смешком в ответ. Хлипкие доски крыльца, крошечный дом, грузовик, припаркованный под деревом, с ржавыми пятнами, разъедающими его борта. Всю её жизнь можно было купить за одну бутылку вина из его погреба. Он почесал шею и встретился с ней взглядом. Глаза Саммер сверкнули, и он взял себя в руки, подавив усмешку.

– Какое вознаграждение ты хотела бы получить?

– Понятия не имею, – она скрестила руки на груди, и он огорчился, лишившись такого замечательного вида. – Я не знаю, что будет справедливо. Поэтому и спрашиваю тебя.

– И ты веришь, что я буду с тобой честен? – медленно произнёс Коул. Лос-Анджелес сожрёт и выплюнет эту девчонку прежде, чем она доберётся до двери агента. Никому не доверяй. Это первое правило Голливуда. Он узнал его от своего первого агента, когда работал моделью и первый раз прошёл кастинг. «Никому не доверяй, – прорычала Мартина Суинт, перегнувшись через стол и ткнув в него пальцем с длинным красным ногтем. – В Голливуде тебя будут раскручивать только для того, чтобы обобрать до нитки. Ты сам должен стать задницей, чтобы тебя в неё же не поимели. Никогда об этом не забывай». И он всегда об этом помнил.

– Я хочу услышать твоё честное мнение, чего стоит главная роль в фильме такого масштаба для человека с моим опытом, – вздёрнула она подбородок.

И он выбрал для себя путь мудака. Потеря Минки стала манной небесной для бюджета «Бутылки удачи», а это олицетворение южной красавицы – подарком, который просто продолжал удивлять.

– Сто тысяч. Твоё имя неизвестно и не обеспечит кассовые сборы; придётся потратить целое состояние, чтобы научить тебя играть, а съёмки займут всего три-четыре месяца твоей жизни. И даже это слишком щедро, но, с другой стороны, – он сверкнул улыбкой, которая всё исправила, – ты мне нравишься, Саммер. Думаю, ты нам подходишь.

Она не двигалась, не моргала, просто, слегка прищурившись, смотрела на него. На носу и щеках Саммер виднелась лёгкая россыпь веснушек. Он уже много лет не видел веснушек. От них избавлялись с помощью солнцезащитного крема, маскировали косметикой, пластические хирурги удаляли их лазером, записи о чём, в конце концов, просачивались в прессу и превращались в нечто большее.

Он пошевелился, но она продолжала смотреть. Наверное, ему стоит дать ей сто пятьдесят. Чёрт, он мог бы дать ей пятьсот тысяч. Она действительно стоила этих денег; на самом деле это был минимум для фильма такого формата и с таким бюджетом. Но если им удастся получить её задёшево, тогда он сможет увеличить бюджет съёмок и не бояться перерасхода средств, который случался практически всегда. Странно, что она молчит. Может быть, дело в Юге. Калифорнийские девушки никогда не умолкали – их рты двигались, как у заводных игрушек «Зубастые челюсти».

– Не делай этого.

– Чего? – он спрыгнул с перил крыльца.

– Эта штука с улыбкой. Просто жуть.

Он перестал улыбаться.

– Десять миллионов американцев не согласятся с тобой.

– Десять миллионов американцев просто идиоты.

Он ничего не сказал, но тут же решил, что эта девушка ему не очень нравится. Для Иды её поведение безупречно – секретарша была известна тем, что всё время противостояла руководителям «Кока-Колы». Но лично ему хватало и своего дерьма, чтобы ещё иметь дело с её. Примадонна вместо партнёрши ему не нужна.

– Тебе это интересно или нет?

– Нет.

Его нога остановилась на полпути до верхней ступеньки.

– Нет, – повторил он.

– За такие деньги. Я сто́ю больше.

– Носок твоей туфли скреплён клейкой лентой, – заметил Коул, и Саммер улыбнулась. Улыбнулась. Сладкой, солнечной улыбкой, но её полностью выдавали глаза, золотые ножи, которые могли разрезать живот более слабого человека, вытащить его внутренности и скормить ястребам.

– Количество денег не говорит о моей ценности. Если бы это было так, то на этом крыльце самой никчёмной личностью была бы я.

– Ты хочешь сказать, что никчёмная личность не ты…

А я. Из всех оскорблений в его адрес, ни одно и никогда не затрагивало его ценность. С другой стороны, в Голливуде ценность – это доллары, центы и власть. Но здесь, в этом разговоре, на этом крыльце, они, казалось, говорили о чём-то другом.

– Из нас двоих только один ведёт себя как осёл.

– Значит, ты не хочешь эту роль.

– Не за такие деньги.

Он отступил назад, отвернулся от неё и спустился с крыльца.

– До свидания, мистер Мастен, – крикнула Саммер с крыльца, и Коул повернул голову, чтобы на неё посмотреть. Девушка стояла, прислонившись плечом к одному из столбов крыльца, её руки всё ещё были скрещены на груди. – Так говорят на Юге, когда уходят. Это называется прощанием.

– А как называется то, когда человек совершает огромную ошибку? – крикнул он, открывая водительскую дверь Тауруса.

– Легко, – сказала она, оттолкнувшись от столба и шагнув к входной двери. – Это называется жизнью.

ГЛАВА 33

Я вошла в дом во время горячей дискуссии, мама и Бен сидели лицом к лицу за обеденным столом, разговор вёлся, по-видимому, на тему однополых браков. Бен, очевидно, придерживался мнения, что с этим всё в полном порядке…, а мама… ну, скажем так… мама была с Юга. Если в браке нет пениса, девственной вагины и проповедника, то это не считается браком. Лично я думаю, что два человека должны иметь возможность делать то, что они хотят, при условии, что их действия не причиняют вреда никому другому. Я подошла к дивану и решила не высказывать своего мнения, чтобы не обращать на себя ни чей гнев.

– Бен, – он проигнорировал меня, тараторя и отсчитывая на пальцах список его неотъемлемых прав.

– Бен! – на этот раз его голова повернулась ко мне. – Этот мудак ждёт тебя снаружи.

– Саммер! – упрекнула меня мама.

– Сейчас? – спросил Бен, направляясь к двери. – Ты…

– Нет, – перебила я.

– Что нет? – спросила мама.

Я застонала, Бен охнул, шокированный моим идиотизмом, а снаружи раздался длинный гудок. Бен помахал на прощание рукой и бросился к двери. Я закрыла глаза и почувствовала, как рядом со мной прогнулся диван. Открыв один глаз, я увидела маму, её голова откинулась на подушку дивана, имитируя мою позу.

– Плохой день? – тихо спросила она после долгой паузы.

Я смогла только кивнуть.

– Он очень красивый.

– Да уж.

Последовало долгое молчание. Я оттянула свою потную футболку. На крыльце было слишком жарко в купальнике и футболке.

– Что ты хочешь на ужин?

– Я собиралась приготовить лазанью «Стаффер»1. Хотела попробовать. Карла говорит, что она по вкусу как домашняя.

– Капуста с колбасой уже закончилась? – вздохнула мама.

– Да. Мы с Беном съели её на обед.

Некоторое время она молчала. Думаю, идея поужинать замороженной лазаньей пришлась по душе маме примерно так же сильно, как и мне.

– Хочешь поговорить об этом? – спросила она.

– Нет. Ещё нет.

– Он очень красивый, – повтор фразы не сделал это наблюдение менее очевидным.

– Я знаю, мама.

Мы больше не произнесли ни слова, и я задремала на диване, проснувшись первый раз, когда она накрыла меня одеялом, а второй – когда на кухне сработал таймер, и в комнате запахло сыром и мясным соусом.

Лазанья оказалась не так уж и плоха. Поев, мы сложили тарелки в раковину, и вышли на веранду. Чтобы не привлекать москитов, свет на веранде был выключен. Мы разделили между собой полкило клубничного мороженого, и на короткое время летняя жара оставила нас в покое.

Мама, поцеловав меня в щёку и похлопав по плечу, ушла в дом первой. Я осталась снаружи, мои ноги мягко упирались в крыльцо, покачивая кресло. Отказавшись от роли, которую предложил Коул Мастен, я рисковала. Сто тысяч долларов – это больше, чем мне когда-либо удалось бы заработать. Но дело было не в деньгах. А в уважении. Коул Мастен не испытывал никакого уважения ко мне, к этому городу, к нашему образу жизни. Это чувствовалось по запаху его кожи, это читалось на его красивом лице, было слышно в тоне его голоса.

Я встала, держа в руке пустую коробку из-под мороженого, потянулась, распрямив спину, мой взгляд устремился на север, на большой двухэтажный дом Кирклендов, свет горел только в одном окне наверху. Скоро там поселится Коул Мастен. Пока Киркленды не выехали из дома и не пустили в него Коула, Бен снял для него на четыре или пять ночей комнату в «Рейн Хаусе». Будет странно видеть его всего в полукилометре отсюда. Видеть, как он приходит и уходит. Чтобы и он видел, как я прихожу и ухожу. Хотя, вряд ли он собирается за мной наблюдать.

Я повернулась к двери и пришла к выводу, что больше не буду сомневаться в своём решении. Дело было сделано. Как говорят в этих краях, яйцо уже снесено. Теперь его нельзя засунуть обратно в курицу.

ГЛАВА 34

– Она идиотка, – Коул ударил рукой по рулю, затем потянулся к рычагу переключения передач, но тут же остановил себя, когда понял, что находится не в своей в машине. Вместо этого он нажал на газ, но «таурус» практически не изменил скорость.

– Осторожно, – предупредил Бен. – В городе повсюду копы.

Коул проигнорировал его, крепче сжав руль.

– Идиотка, – повторил он. Это была катастрофа. Интересно, где сейчас летит Дон? В десятый раз он пожалел, что нет Джастина. У Джастина всегда был наготове запасной план, маршрут полёта Дона, заказанный ужин, обслуживающий персонал, уже готовый к прибытию Коула. И как по команде, его желудок заурчал.

– Ты ел? – спросил Бен.

– Нет, – он должен был поесть в самолёте. Но отказался от всех трёх вариантов, предложенных длинноногой блондинистой официанткой. Она хотела его. Практически трахала его глазами. Но он почувствовал на себе взгляд ДеЛуки, и в конце концов услышал предостережение, которое тот произнёс, как только блондинка, пританцовывая, прошла дальше, коснувшись рукой его плеча.

– Даже не думай, – рявкнул ДеЛука. – Три месяца, – сказал он. – Дай мне три месяца, и ты сможешь затрахать всех порнозвёзд хоть до беспамятства.

Три месяца. Было безумием думать, что к тому времени всё закончится. Совместная жизнь так легко может быть разорвана в клочья и разбита на статьи расходов и оплачиваемые часы. Он кивнул ДеЛуке, как будто это был пустяк.

– Прямо рядом с мини-отелем есть ресторан. Мы можем перекусить там.

– Мини-отель? Там я остановлюсь? – взглянул он на Бена.

– Только временно, – поспешил ответить Бен. – Это самое красивое место в городе. Дом Кирклендов, который мы сняли, будет свободен в конце недели. Мы просто не ожидали, что ты приедешь так рано.

– Да уж, – коротко ответил Коул. – Я тоже.

Он притормозил, сворачивая на улицу, на которую указал Бен. Перед ними во всей своей красе раскинулся Куинси, в сумерках мерцали огни главной улицы.

В это самое время в полутора тысяче километров к западу и в пяти тысячах километров над Оклахомой Дон Вашонис потягивал виски с колой и ёрзал в кресле; давал о себе знать его гиперактивный мочевой пузырь. Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, решив немного поспать перед посадкой.

ГЛАВА 35

Вечером в четверть двенадцатого зазвонил телефон. Я выключила звук в телевизоре и взяла сотовый.

– Уже поздно, – прошептала я Бену.

– Я в курсе, но также знаю, как ты одержима в своём требовании звонить, прежде чем прийти.

– Прежде чем… – я откинула одеяло. – Когда? Зачем? Клянусь, я… – замолчав, я мельком взглянула на себя в зеркало. Лицо порозовело, глаза горели, тело напряглось от предчувствия. Я не стала продолжать угрожать ему смертельной расправой. – Говори, – наконец выплюнула я, и мой голос прозвучал так, как и должен был: раздражённо и сдержанно.

Звуковой фон на другом конце линии изменился, и внезапно появились статические помехи и дорожный шум.

– Саммер, – произнёс голос Коула Мастена, в каждом слоге звучали высокомерие и собранность. – Через двадцать минут я встречаю в той дыре, которую вы называете аэропортом, Дона Вашониса, режиссёра «Бутылки удачи». Потом мы едем к тебе. Встречай нас у дома через тридцать минут. Если сможешь убедить его своими любезными манерами, тогда получишь роль и назовёшь свою чёртову цену. Если нет, то скажи мне сейчас, и мы устроим прослушивания на каждом углу Куинси, и ты сможешь наблюдать за шумихой со своего крыльца. Всё зависит от тебя, детка.

– Пятьсот тысяч, – всякое позёрство покинуло мой голос, и пока я ждала его ответа остались только он и я, и шум дороги между нами. – Это то, чего я хочу, и тогда я соглашусь.

Шум двигателя стих, шорох шин всё ещё держал меня в курсе их движения.

– Хорошо, – раздался резкий голос Коула. – Пятьсот тысяч.

– Пока, Саммер, – внезапно вернулся приглушённый голос Бена.

Я положила сотовый и уставилась на свою тень на дальней стене спальни. Затем откинулась на кровать и беззвучно выплеснула своё возбуждение в тихую и пустую комнату.

Пятьсот. Тысяч. Я боялась произнести гигантскую сумму вслух, мой предыдущий блеф заставил его тихо спуститься с моего крыльца. Но я победила. Он согласился, и я буду сниматься. Если понравлюсь режиссёру. Я резко села. Хотя, бой всё ещё не выигран. Ещё нет.

И я подскочила с кровати.

ГЛАВА 36

К тому времени, когда они подобрали Дона Вашониса (опоздавшего на десять минут), оценили его настроение (раздражённое), купили ему кофе в круглосуточном магазине, потому что в этом городе не было «Старбакса» (большая ошибка), стресс Коула добрался до рекордных высот, все его мысли были сосредоточены в основном на загадке по имени Саммер Дженкинс. Она согласилась на эту роль, но понравится ли девушка Дону? И не отпугнёт ли режиссёра её норов?

Он перевёл взгляд с дороги на свой сотовый. Коул настоял на том, чтобы самому водить машину, и сообщил Бену, что с этого момента он будет единственным, кто сядет за руль. Его тошнило от того, что его возят, как нежную звезду. И здесь, практически в деревне, в мокрой от пота рубашке, он начинал вспоминать, каково это – быть настоящим мужчиной, а не голливудской его версией.

Они прошли поворот, и фары высветили оленьи глаза – десять или больше пар глаз. Он выругался и нажал на тормоза. Машина резко остановилась, и рука Бена оперлась на приборную доску в излишне драматической манере.

Коул посмотрел в окно, в тёмную пустоту перед ним. Когда оленёнок перепрыгнул через канаву и пересёк поле, он понял, что уже несколько часов не вспоминал о Надие. Обнадёживающе.

Он снова посмотрел на дорогу. Подождал пока скроется последний копуша, а затем дал по газам, теперь их очередь двигаться вперёд.

Когда Саммер открыла дверь, из дома донёсся запах яблок. Яблок, корицы и сахара. Коул встал перед ней, загородив дверной проём от других мужчин, и вдохнул.

– Это?..

– Яблочный коблер1, – сказала она с улыбкой. С улыбкой. Второй удар по зыбкому фундаменту, на котором он стоял. – У меня не было времени испечь пирог. Надеюсь, всё в порядке? – она отступила в сторону, и Коул вошёл, обернувшись, чтобы увидеть, как она обнимает Бена и пожимает руку Дону Вашонису. С улыбкой. Он в первый раз увидел на её лице настоящую улыбку. Она выглядела прекрасно: щёки пылали, волосы распущены. На ней были джинсовые шорты и фланелевая рубашка с длинными рукавами, которые она закатала до локтей, три верхние пуговицы расстёгнуты, демонстрируя намёк на декольте. Пока её босые ноги ступали по сверкающему линолеуму, он оглядел дом. Всё было идеально – каждая диванная подушка на своём месте, на обеденном столе горящая свеча, кухонные поверхности чисто вытерты, на плите блюдо, накрытое белой вышитой салфеткой. В животе заурчало, и Коул шагнул ближе, приподнимая край ткани. Его лицо опалило жаром, и в ответ в животе снова заурчало. Он почувствовал глубоко внутри внезапную острую боль, пустоту, о существовании которой и не подозревал, и, отступив назад, уронил ткань и вернулся в небольшую жилую комнату. Дом, вот что это было. А у него когда-нибудь был дом? Особняк в Малибу площадью почти две тысячи квадратных метров, Нью-Йоркская квартира, где они с Надией трахались как кролики, дом на Гавайях… всё это просто обёртка. Пустая обёртка для секса и амбиций. Он почувствовал, как к нему подошла Саммер, ощутил мягкое прикосновение её руки.