Текст книги "Голливудская Грязь (ЛП)"
Автор книги: Алессандра Р. Торре
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
– Сто двадцать, – чопорно произнёс Бен, скрестив ноги и расправляя складки на ткани, как будто сдавая себя с потрохами, он восстанавливал некое подобие самообладания.
– Тысяч? – мне не следовало даже спрашивать, это был глупый вопрос с очевидным ответом. Он сидел за моим исцарапанным столом не ради какого-то пылесоса.
– Да. Но это за пять месяцев работы. Переговоры, преодоление бюрократических препон…
– Я сделаю это за двадцать пять, наличными, – шагнув вперёд, я протянула руку, моё лицо застыло, пользуясь в полную силу умением держать взгляд.
– Пятнадцать, – возразил он, уже поднимаясь на ноги и глядя на мою протянутую ладонь.
– Двадцать, – гипнотизировала я его взглядом. – И помни, я твоя единственная надежда.
– Договорились, – с улыбкой протянул он мне руку и пожал мою крепче, чем я ожидала.
В ответ я стиснула его руку и улыбнулась. Но, только между нами. Я бы сделала это и за пятьсот баксов.
ГЛАВА 7
Бен остановился в гостинице «Уилсон» – это было ошибкой, но я не винила его за то, что он её совершил. В Куинси предлагали лишь два основных варианта жилья: трёхзвездочный мотель «Уилсон Инн» и «Баджит Инн» – место, от которого даже мои тараканы стали бы воротить свои носы. То, что лежит ниже радара интернета, – это наши мини-отели и частные дома, семь из которых расположены в пределах двух с половиной квадратных километров. Я велела ему собрать вещи и забронировала комнату в доме Рейнов, лучшем из них. Мы назначили встречу в восемь утра в кафе на Миртл-Уэй. Сказала, чтобы он захватил деньги, а я принесу список имён.
На следующее утро, сидя за столом с потрескавшимся покрытием из линолеума, я добавила Бену немного южных штрихов в виде кукурузной каши с подливой. А он добавил мне голливудских в виде пяти тысяч долларов хрустящими зелёными купюрами. Мы проработали четыре часа и к концу встречи имели чёткий план действий и расписание на следующую неделю. Он уехал на арендованной машине, а я начала обзванивать каждого из нашего списка.
Сторговаться было непросто. Стоило только произнести в Куинси моё имя, как обычно аристократически спокойные лица кривились от отвращения. Попробуй потом добиться от них благосклонности, это то же самое, что рыть яму в скальной породе пластиковой вилкой. Но я знала своё место. Просто преобразилась и прикинулась слабой. Пришлось пресмыкаться и целовать сморщенные задницы, чтобы заставить их почувствовать своё превосходство. И в итоге договорилась для Бена о четырёх встречах из двадцати сделанных звонков. Через несколько часов довольная результатом я с усталой улыбкой повесила трубку. Это было больше, чем я надеялась получить от Куинси. Может быть, трёх лет было достаточно, может быть, грязь на моём лице начала стираться?
Или, может, выбирая между фильмом и наличными, некоторые жители Куинси были готовы всего лишь ненадолго закрыть глаза на мои грехи.
ГЛАВА 8
– Мистер Мастен, расскажите о своей жене.
– Уверен, что ты с ней знакома, – улыбнулся он, и женщина покраснела. Она закинула одну ногу на другую, потом поменяла их местами.
– Когда вы поняли, что Надия Смит ваша женщина?
– Мы познакомились на съёмках фильма «Тела в океане». Надия была девушкой в бикини номер три или что-то в этом роде, – рассмеялся он.
– А вы – Коул Мастен.
– Точно. Однажды я зашёл в свой трейлер, а она лежала на моей кровати в бикини. Думаю, что именно тогда я и понял. Когда увидел эту великолепную брюнетку, без тени смущения лежащую на кровати, как будто там было её место. Она убьёт меня за эту историю.
– И это всё?
– Трейси, ты видела мою жену. У меня, честное слово, не было шансов.
– Вы женаты уже почти пять лет, что в Голливуде считается настоящим подвигом. Что бы вы сказали нашим читателям, какой бы дали им совет, чтобы сделать свой брак счастливым?
– Это сложный вопрос. Думаю, что существует много составляющих, делающих брак счастливым. Но если нужно выбрать одно, думаю, что решающее значение имеет честность. У нас с Надией нет друг от друга секретов. Мы всегда говорили, что лучше просто всё выяснить и разобраться с этим, невзирая на последствия.
– Считаю, это здорово. Спасибо, что уделили мне время, Мистер Мастен. И удачи с «Бутылкой удачи».
– Спасибо, Трейси. Всегда рад тебя видеть.
ГЛАВА 9
У нас с мамой существовал установившийся распорядок дня, наша жизнь была хорошо смазанной машиной, работающей, как отлаженный механизм. По вечерам я готовила ужин, она мыла посуду и убирала. По выходным мы готовили вместе. Бо́льшая часть нашей общественной жизни вращалась вокруг приготовления, выращивания или употребления пищи. Такова жизнь, особенно для женщины на Юге. Некоторые могли бы посчитать это оскорбительным, но мне нравилось готовить. И я любила поесть. И ничто не могло сравниться с тем, что выращено в твоём огороде и приготовлено на твоей кухне.
Я понимала, что жить с мамой было не самой сексуальной идеей. Некоторые люди находили это странным. Но мы всегда хорошо ладили, и, учитывая наши ограниченные доходы, нуждались в финансовой помощи друг друга.
Мама присмирела с тех пор, как я получила работу у Бена. Я ещё не сообщила ей о деньгах, но чувствовала, как крылья моей свободы расправляются и давят на плечи.
Мне нужно было рассказать ей о деньгах.
Нужно было рассказать о своём плане, который ещё не до конца был сформулирован.
Мне нужно было сказать ей, что я собираюсь уехать.
Ей необходимо было знать, что скоро она останется одна.
Я слышала, как она ходила по комнате, слышала скрежет вешалки о штангу в шкафу, скрип пола. Самое подходящее время, чтобы ей сказать, как, собственно, и любое другое время. Я согнула уголок страницы, которую читала, закрыла книгу и положила на стол.
Дверь в мамину комнату была открыта, и я, прислонившись к косяку, наблюдала за ней: влажные волосы и бигуди, ночная рубашка, прилипшая к ногам, бледные ступни, пальцы ног, ногти которых никто, кроме меня, и никогда не видел накрашенными в тёмно-красный цвет. Она взглянула на меня, когда повернулась к кровати, её руки копались в куче наполовину разобранного белья и вытащили носок.
– Это съёмки фильма, – начала я. – Ну… моя работа с Беном.
– Да? – она нашла пару к носку, быстро и умело их свернула.
– Он заплатит мне много денег. Достаточно, чтобы…
– Уехать из города, – она положила свёрнутые носки и посмотрела на меня.
– Да, – уехать и оставить её. В действительности, именно в этом был весь корень проблемы, и я попыталась найти слова, чтобы объяснить…
– Не беспокойся обо мне, – она обошла кровать и подошла ко мне. – Ты чувствуешь вину, я права?
– Ты могла бы тоже уехать, – предложила я. – Здесь нет ничего…
– Саммер, – остановила она меня, решительно положив руку мне на плечо. – Пойдём, посидим на крыльце.
Мы выключили свет на крыльце, чтобы не привлекать москитов, луна освещала нас и сотни рядов аккуратно высаженного хлопчатника. Я буду скучать по нашему крыльцу. Мне это пришло в голову, когда я села в одно из кресел-качалок. Напряжение покинуло мои плечи при первом же толчке ногой по перилам. Снаружи стояла жара, как в преисподней, с москитами велась постоянная борьба, но всё же. Было что-то такое в абсолютном одиночестве, что мне очень нравилось. Давало опору, успокаивало все тревоги в душе.
– Куинси – прекрасное место для жизни, Саммер, – донеслись до меня её слова с кресла-качалки, которое со скрипом качалось, и тень от него двигалась рядом со мной вперёд и назад. – И люди здесь хорошие. Знаю, иногда в это трудно поверить, учитывая то, как с тобой обошлись, но…
– Понимаю, – тихо проговорила я, с трудом выдавливая из себя слова. Потом откашлялась и заговорила громче: – Так и есть. – Я не шутила. В действительности я и не знала никакого другого места, но глубоко внутри осознавала красоту города и людей, которые здесь жили. Даже несмотря на ненависть ко мне, презрение, которое я чувствовала в их взглядах, этот город всё равно любил меня, потому что я была одной из них. Незаконнорождённый ребёнок, да. Понятно, что неродной. Но в окру́ге не было ни одного человека, который не остановился бы помочь, увидев на обочине дороги мою сломанную машину. И ни одной души, которая не помолилась бы за меня в церкви, если бы я заболела. Если мама завтра вдруг потеряет работу, наш холодильник будет забит кастрюлями, а почтовый ящик завален пожертвованиями. Вряд ли в стране много похожих мест. Думаю, такое возможно только в маленьких городках с определённой ментальностью.
– Здесь прекрасное место, чтобы растить детей, – повторила она. – Но теперь ты женщина. И тебе нужно найти своё собственное место. Прекрасно это понимаю. Я не была бы хорошей матерью, если бы попыталась тебя удержать. Просто мне жаль, что я не смогла финансово дать тебе такую возможность раньше.
– Я могла уехать и раньше, мама. Много раз. – Правда, могла бы. Могла бы найти работу в Таллахасси. Или воспользоваться университетской стипендиальной программой и отправиться в «Валдоста Стейт» или в «Джорджия Сазерн»7. Получила бы студенческий кредит и – счастливого пути! Я действительно не знаю, почему этого не сделала. Просто такой путь никогда не казался мне правильным. Да и желание покинуть Куинси никогда не было достаточно сильным, чтобы что-то предпринять. Потом я начала встречаться со Скоттом, и все мысли об отъезде были выброшены из головы. Забавно, как любовь может повернуть жизнь в совершенно другом направлении, прежде чем ты даже поймёшь, что произошло. А когда поймёшь, тебе будет всё равно, потому что любовь больше, чем ты и твои желания.
Наша любовь значила очень много. Вот почему её крушение стало для меня таким разрушительным.
– Куда ты поедешь? – голос мамы был спокоен, как будто я не разбила только что её мир на части.
– Не знаю, – это была правда. Я понятия не имела, куда отправлюсь. – Хочешь, поедем со мной?
Я почувствовала, как её рука нашла мою и сжала с силой и любовью.
– Нет, милая. Но у тебя здесь навсегда останется дом и я. Пусть это придаст тебе уверенность, чтобы пойти на риск.
Стало так легко. Наши кресла синхронно раскачивались, и я, продолжая держать её за руку, пыталась подсчитать, сколько из двадцати тысяч я могу выделить и как надолго этой небольшой суммы ей хватит.
ГЛАВА 10
– Сыграть роль – всё равно что начать новую жизнь и примерить её на себя. Ты четыре месяца живёшь этой жизнью, и иногда кусочки её прилипают к тебе.
Надия Смит
Коул Мастен устроился на сиденье своего «бентли» и взял сотовый. Набрал номер жены и нажал кнопку, делая вызов через блютус. Услышав звонки, выехал из аэропорта Санта-Моники, направляясь на север по Сентинела-авеню к дому. Время, проведённое в Нью-Йорке, показалось ему адом. Половину его заняла реклама, другая оказалась вполне продуктивной – по крайней мере, он достиг определённого прогресса в подготовке к съёмкам «Бутылки удачи». Впервые с тех пор, как он начал этим заниматься, его хоть что-то стало волновать. Может быть, из-за риска потерять деньги. Возможно, из-за мыслей о том, что ему самому предстоит управлять всем процессом – заниматься подбором актёров, постановкой, маркетингом. Полный контроль над съёмкой был редкостью в Голливуде, редкостью, которая дорого ему обошлась в финансовом плане. Но всё с лихвой окупится, когда кассовые сборы фильма побьют все рекорды. Этот фильм ждёт грандиозный успех, он понял это сразу, как впервые услышал о сонном городке, полном миллионеров.
Звонок был переадресован на голосовую почту Надии, и он отключился, начав всё быстрее по мере приближения к дому, лавировать между более медленными машинами. Если её ещё нет дома, то скоро она будет. Ему удалось закончить дела раньше, это даст им хотя бы ещё один день перед отъездом в Джорджию. До начала съёмок оставалось всего шесть недель. Он включил радио и, перейдя на пониженную передачу, обогнал полуприцеп, постукивая пальцами по рулю. Он собирался, как только доберётся, отослать персонал, чтобы обеспечить им обоим немного уединения.
Когда он свернул на узкую извилистую улочку и нажал кнопку, открывая ворота, небо уже потемнело. Увидев в гараже её «феррари», он улыбнулся. Резко затормозив, выскочил из машины, – он сгорал от нетерпения, жаждая прикоснуться к её коже, вдохнуть запах, толкнуть её на кровать. Он прошёл к задней двери по боковой дорожке, чувствуя под ботинками неровность камней, высокие пальмы под ландшафтным освещением выглядели, как декорации к спектаклю.
В доме было тихо и темно. Он остановился в кухне, вытряхнул содержимое карманов на стойку и снял пиджак. На большом мраморном кухонном острове лежала записка для Надии от Бетти, управляющей домом. Он взглянул на неё, затем поднял голову, услышав включившуюся воду в душе.
Игнорируя лифт, он побежал наверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и улыбнулся, добравшись до второго этажа. Незнакомый голос стёр улыбку с его лица – услышанный смех был явно мужским. Он медленно открыл дверь, позволив свету из холла проникнуть в полутёмную спальню, и стал свидетелем картины в ярко освещённой ванной, со всей очевидностью, что его браку пришёл конец.
Руки Надии лежали на столешнице. Он всегда любил её руки. Её тонкие пальцы, которыми она в детстве играла на пианино. Они были очень проворными. Этим вечером на её руках был тёмно-коричневый лак. Цвет ногтей сочетался с коричневым гранитом, в который они вцепились.
Голова Надии была опущена вниз, губы сложены в форме букве «О» от удовольствия, мужчина, наклонившись к её шее, что-то говорил ей в волосы. Босые ноги раздвинуты и приподняты на носочках, в этой позе её красивая попка призывно выпятилась. Руки мужчины обхватили её задницу.
– Я люблю твою попку, – шептал Коул, покусывая кожу губами.
– Конечно, любишь, – хихикнула она, перекатываясь на спину и не давая дольше любоваться восхитительным видом своей задницы.
– Настоящим я заявляю, что она моя.
Она приподнялась на локтях.
– Нет-нет-нет. Эта задница принадлежит моему будущему мужу.
– Тогда позволь мне владеть ей.
Она наклонила голову, вопросительно улыбнувшись.
– Будь моей женой, Надия. Позволь мне поклоняться тебе, пока я не умру.
– Ну как я могу, мистер Мастен, сказать на это «нет»?
Мужчина подался бёдрами вперёд, и он услышал, как Надия всхлипнула. Увидел, как напряглись её руки, когда она толкнулась ему навстречу.
Коул вошёл в спальню, голова раскалывалась, грудь сдавило. Звук его шагов по ковру был оглушительным, но пара не обернулась, жена его не услышала, не заметила. Может быть, потому, что была слишком занята стонами, её голова поднялась и откинулась на плечо мужчины, одна из её красивых рук оставила столешницу и потянулась к зеркалу, упираясь в него.
– Обещай, что никогда меня не оставишь, – шептал Коул, целуя её шею.
– Никогда? – её глаза широко раскрылись в притворной растерянности. – Никогда – это очень долго, мистер Мастен.
– Обещай, что всегда будешь со мной честна. Обещай, что никогда не уйдёшь, не позволив мне сначала решить проблему, – он оторвался от её шеи и навис над её лицом.
– Глупый, – оттолкнула она его со смехом, – у нас никогда не будет проблем. Я женщина без проблем.
– У каждой пары есть проблемы, Надия.
– Но не у нас, – прошептала она, раздвигая под ним свои гладкие ноги, обвивая ими его талию и сильнее притягивая к себе.
– Никогда?
– Никогда.
Он не заметил, как его рука оказалась на слонике. Спокойно рассмотрев тяжёлую керамическую фигурку, Коул вспомнил, что это была буддийская статуэтка, которую Надия привезла из Индии, и их декоратор нашёл для неё «идеальное место» – стойку, что стояла справа от входа в ванную. Но стоило схватить фигурку, как он почувствовал, что по венам стремительно заструилась ярость. Ярость, которую он уже давно не испытывал. Не испытывал с тех пор, как был подростком с неподдающимися контролю гормонами. Теперь же, будучи взрослым мужчиной, Коул шагнул из полутёмной комнаты в освещённую ванную, держа слоника двумя руками, поскольку эта штуковина оказалась слишком тяжёлой для мирного животного. Но не такой тяжёлой, чтобы отвлечь его от слов мужчины, отвратительного выражения его эмоций. Не такой тяжёлой, чтобы заглушить ответ жены, произнёсшей три слова, которые должны были на веки вечные остаться священными только для них. Он почувствовал, как тонкая нить контроля разорвалась, и с силой замахнулся слоном слева направо, ударив в плечо…
– Обещай мне, что никогда не уйдёшь.
…а потом впечатав в голову…
– Никогда.
…незнакомца, трахающего его жену.
Мужчина рухнул на мраморный пол Коула, а крик Надии был такой громкий, что причинял неимоверную боль.
ГЛАВА 11
Когда на город обрушилась новость, я находилась в церкви. На мне были тесные туфли, я сидела и шевелила пальцами ног, уставившись в затылок миссис Колстон. У неё на шее была родинка. Светло-коричневая родинка. Ужасно уродливая, но я не могла отвести от неё глаз. Не могла сосредоточиться на проповеди, что, вероятно, было к лучшему, так как в этот раз речь шла о десятине1 и финансовых обязательствах перед церковью. В такие моменты у меня всегда по коже бегали мурашки, моё мнение о пасторе Динконе менялось в худшую сторону, а доброе отношение к церкви давало сбой, отступая на один полувиноватый, полураздражённый шаг. Я понимала, деньги нужны для оплаты коммунальных услуг, для обновления асфальта на парковке возле церкви. Но не мои деньги. И не тогда, когда всего три года назад Билл Фрэнсис пожертвовал этой маленькой церкви пять миллионов. Не тогда, когда для сбора средств постоянно устраивались распродажи выпечки, завтраки с блинами и сотни других вещей. Пятьдесят из моих ежемесячных пятисот долларов были каплей в море церковной казны.
Рука потянулась к лежащей рядом новой сумочке Nine West2 – спасибо «Бутылке Удачи» – и стала ощупывать содержимое, пробираясь мимо салфеток и ручек, пока, наконец, не добралась до своей цели: мятной конфеты. Пальцы сжали завёрнутое в фантик лакомство. Чтобы вытащить руку, мне пришлось расстегнуть молнию, и мама застыла, повернувшись и бросив на меня неодобрительный взгляд. Я достала из красной кожаной сумочки мятный леденец и осторожно потянула за скрученные концы обёртки. Процесс этот произвёл достаточно шума, и я затаила дыхание, извлекая конфету. Но нудная проповедь о грехах пастора Динкона продолжилась не прервавшись. Мы слушали её уже почти двадцать минут, то есть были где-то на середине, когда я засунула леденец в рот и вернула взгляд на родинку. Ей точно не стоило делать на голове пучок. Потом безуспешно пыталась вспомнить, когда в последний раз видела миссис Колстон с распущенными волосами. Наверное, в её возрасте женщины действительно не носят распущенные волосы, какое-то негласное правило – то же самое правило, которое заставляло большинство женщин её возраста коротко стричься. Я была рада, что она не обрезала всё своё богатство, а вместо этого просто подобрала их наверх; её волосы действительно выглядели красиво – тёмно-каштановые, почти чёрные, с серебряными прядями, идеально скручены и заколоты. По правде говоря, единственной проблемой была родинка. Конечно, можно было её удалить. Заморозить или что-то в этом роде. Я вдруг подумала, что она могла о ней даже не знать. Родинка была у неё сзади на шее. Мне вдруг ужасно захотелось дотронуться до её плеча. Мягко, просто чуть толкнуть. Толкнуть и указать на неё. Обратить в это воскресное утро её внимание на родинку.
Ужасная идея. Я села на руки только чтобы убедиться, что этого не произойдёт.
Впереди в трёх рядах от меня возникла суета. Кто-то двигался, отклонялся и пересаживался. Оказался, это мэр Фрейзер пытался выбраться из своего ряда. В середине проповеди. Я зачарованно наблюдала, как он с напряжённым лицом пробирался и лавировал, складывая рот в гримасе сожаления. Я толкнула маму локтем, но она уже и так заметила. Все заметили, выражая неодобрение из-за того, что их отвлекли. Типичный Куинси. Но я была уверена, что не одной мне скучно; я знала, что неодобрительный гул на самом деле был выражением счастья из-за любого действия, способного разбудить их разум прежде, чем они впадут в спячку.
Когда туфли мэра Фрейзера наконец ступили на пол между рядами церковных скамей, чёрные и блестящие, они энергично задвигались по проходу. Быстрые, важные шаги, рука, крепко обхватившая мобильный телефон, – и я вдруг поняла, что это было нечто большее, чем просто безотлагательное желание помочиться. Было что-то ещё, что заставило его взгляд оживиться, что заставило держать сотовый телефон наготове, а его ноги – практически бежать к выходу. Когда он проходил мимо нашего ряда, его глаза метнулись ко мне, и наступило мгновение связи между нами, мгновение, когда я поняла, что речь шла о фильме.
Что-то случилось. И внезапно мой интерес к родинке миссис Колстон и желанию уведомить женщину о её существовании – пропал. В этот момент, когда до конца проповеди оставалось двадцать минут и по обе стороны от меня восседало море тел, мне захотелось только одного: перепрыгнуть через проход и последовать за ним.
Конечно, я этого не стала делать. Во-первых, мамина рука легла на мою и сжала. Предупреждающее пожатие, которое говорило одновременно: «Я знаю, о чём ты думаешь» и «Не смей». Во-вторых, я не варвар. У меня есть определённая форма самоконтроля, определённое уважение к нашему Всемогущему Богу и пастору Динкону, даже если сегодня к проповеди в нагрузку шёл сбор средств на всякую хренотень.
Я сидела, впившись ногтями в коленку, затянутую в колготки, поджав пальцы ног в носках туфель, и ждала. Всю проповедь. Сбор пожертвований. Все три молитвенные песни. Заключительную речь, а затем, когда толпа поднялась единой вежливой массой, я схватила сумочку и выскочила, отчаянно ища глазами мэра.
– Эта девушка, Бобби Джо, никогда и никому не делала ничего плохого. И теперь после того, что натворила Саммер Дженкинс, она в сумасшедшем доме.
– В психбольнице? Я думала, Бобби Джо в Афинах. Встречается там с доктором.
– Нет. Она в психушке. Всё время на препаратах. Поэтому никто о ней не слышал. Её мать придумала эту афинскую историю, чтобы сохранить лицо. Но изолировать нужно было Саммер. Таково моё мнение.
ГЛАВА 12
КОНЕЦ КОДИИ1?
Ассошиэйтед пресс. Лос-Анджелес, Калифорния.
Сегодня в субботу, около семи часов вечера, в дом Коула Мастена и Надии Смит на Голливуд-Хиллз-Вест были вызваны полиция и сотрудники экстренных служб. Вскоре после их прибытия оттуда выехала скорая помощь и направилась в «Голливудский Пресвитерианский медицинский центр», куда с окровавленной головой был госпитализирован в отделение реанимации Джордан Фретт. На момент публикации арестов произведено не было, но полиция оставалась в резиденции Мастенов почти до полуночи, узкая улица, ведущая к их дому была полностью заблокирована фотографами. «Папарацци было так много, что мы не могли даже протиснуться, – пожаловалась жительница Голливудских холмов Дана Метеррези. – Собралась целая куча людей с камерами, все столпились у ворот Мастенов, некоторые даже пытались залезть на забор. За те десять минут, что мне потребовались, чтобы пройти, я видела, как полиция арестовала троих из них». В общей сложности одиннадцать папарацци были арестованы и обвинены в незаконном проникновении.
Слухи взорвали весь Голливуд, но представители обеих сторон отказываются от комментариев. Единственная информация, которую мы смогли получить, исходила от самого Джордана Фретта, сообщившего с больничной койки, что Надия Смит – невероятная женщина. Фретт – режиссёр нынешнего проекта Смит, романтической комедии, действие которой происходит в Южной Африке. Почему Фретт находился в доме Мастенов, неизвестно.
Мастены женаты уже пять лет.
ГЛАВА 13
– Это плохо? – я оперлась на столешницу и посмотрела на Бена, лицо которого было бледным и напряжённым, его пальцы порхали над ноутбуком, мой жалкий интернет-сервис уже час назад канул в небытие. – Я имею в виду, что понимаю – это плохо, но насколько плохо?
– Чудовищно плохо.
Я разломила варёный арахис и сунула орех в рот. Слава богу, мой чек уже выписан. Я имею в виду, не целиком. Студия всё ещё была должна Бену четверть его зарплаты, следовательно, Бен всё ещё был должен мне пять штук. Но на моём банковском счету уже сейчас была кругленькая сумма, какой я никогда раньше не видела, так что, даже если все усилия по созданию «Бутылки удачи» пойдут коту под хвост, это не будет иметь для меня большого значения. Я бросила скорлупу в красный пластиковый стаканчик и стала наблюдать за Беном, который казался ужасно напряжённым, принимая во внимание тот факт, что он также получил большую часть своих денег. – Почему тебя волнует, что «Бутылка удачи» потерпит крах?
Он поднял глаза.
– С «Бутылкой удачи» всё будет в порядке. Фильмы из-за этого не накрываются медным тазом, – взмахнул он руками, чтобы обозначить это.
Следующий арахис последовал в мой рот за первым, наполнив его солёным нектаром.
– Тогда в чём проблема?
– Проблема заключается в Кодии. Коул и Надия являются клеем, который удерживает нашу картину идеального мира вместе. Сверкающий идеал, к которому мы все стремимся. Они находятся в центре нашего мира и на переднем крае общественного внимания. Они покупают друг другу экстравагантные подарки, занимаются возмутительно горячим сексом и отдыхают на яхте в Сент-Барте1. Кодия не может развалиться, они не могут развестись, они даже не могут поссориться из-за заказа ужина! И уж конечно, невозможно даже представить, что Коул покушался на убийство любовника Надии! – пискнул его голос, и впервые за четыре с половиной месяца я увидела трещину в идеальном ландшафте, каким представлялся его лоб.
– Мне кажется, у тебя морщинка, – удивлённо указала я на него пальцем.
– Что?
– На лбу. Когда ты нёс вздор о Кадии. Твой лоб реально двигался.
– Кодия. Не Кадия. К-о-д-и-я, – стул, на котором он сидел, отлетел от стола, о работе в интернете было забыто, туфли на гладкой подошве направились в ванную в поисках зеркала.
– Пофиг-и-я, – пробормотала я, подходя к холодильнику за сладким чаем. Я ещё раз наполнила свой стакан и затем налила стакан Бену, поставив его рядом с энергетиком. Мне плевать, если это случилось в последний день его визита. Мужчина, в конце концов, пил мой сладкий чай и ему он понравился. Бен вышел из ванной с раздражением на лице, держа руку на лбу. Я подождала, пока он сядет, и только потом заговорила:
– Мне звонил шериф.
– Насчёт чего? – с тревогой спросил он. Ой… милая маленькая морщинка появилась снова.
– Насчёт Коула Мастена. Джеффа беспокоит, что он применил насилие. Поэтому не хочет, чтобы он появлялся в нашем городе. Ему уже позвонили несколько избирателей.
– Избиратели? – морщинка стала глубже, и я подавила улыбку.
– Это выборная должность. Должность шерифа, я имею в виду. Голоса – это самое главное, особенно в год выборов.
– Я так понимаю, выборы в этом году.
– Точно.
– Разумеется, именно в этом, – застонал он. – Я беспокоился о многих вещах, но то, что Коул Мастен станет угрозой для горожан никогда не была одной из них.
– Шериф не столько беспокоится о безопасности горожан, сколько о… – я отодвинулась от стойки и приняла другую позу.
– О чём? – его рука сжала стакан с чаем, и я мысленно его поторопила.
– Ну, – пожала я плечами. – Мы носим с собой оружие. Мы ценим нашу личную безопасность. Думаю, он немного обеспокоен тем, что твоего золотого мальчика из Калифорнии могут застрелить.
Стакан с чаем застыл на полпути к губам Бена. Он выдавил из себя смешок, затем осторожно улыбнулся.
– Ты шутишь.
– Я определённо не шучу.
– Нельзя застрелить Коула Мастена. Никто не стреляет в такого, как Коул Мастен, – он встал, как будто собирался защитить Коула собой, дно стакана с чаем стукнулось о стол, и брызги выплеснулись наружу. Вот чёрт.
– Ну, разумеется, до тех пор, пока он не начнёт тут за всеми таскаться, причиняя боль людям. Но ты, возможно, захочешь с ним поболтать. Дай ему знать, что эти деревенские придурки вооружены.
– Никто не может просто так «поболтать» с Коулом. Чтобы добраться до него, нужно пройти через его многочисленное окружение.
– Ну, тогда, – махнул рукой Бен. – Расскажи всё этим людям.
Бен уставился на меня, на его челюсти задёргались желваки.
– Хочешь поужинать? – наконец спросила я. – Я пожарю сома.
– Да, – слово слетело с его губ ещё до того, как я сказала, что собираюсь приготовить. Я повернулась к холодильнику, и тут же возобновился бешеный ритм бега его пальцев по клавишам. Бедняжка. Клянусь, глядя на то, как он набрасывается на еду, понятно, что до приезда в Куинси его вряд ли хорошо кормили.
ГЛАВА 14
Когда ты проводишь вместе с кем-то половину десятилетия своей жизни, разрыв отношений должен происходить лично. Лицом к лицу, вместе. Со словами, произнесёнными губами, которые ты целовал, со слезами, льющимися по щекам. Разговор не должен быть лёгким; он должен быть болезненным и честным; он должен занять часы, а не минуты; должен проходить с рыданиями, криками и обсуждениями, но быть содержательным. Это не импульсивное принятие решения. Не обычный и примитивный акт передачи незнакомцем конверта с юридическими документами.
Дверь открылась, когда Коул занимался внизу в тренажёрном зале, лежа на спине с вытянутыми вверх руками, заканчивая третий подход. Он впился взглядом в потолок и отрабатывал последние упражнения, дыхание вырывалось при каждом жиме вверх, в то время как его мысли крутились вокруг одного – что он скажет, и как он это скажет. Извинения, вот на чём он зациклился. Необходимы ли извинения, когда он избил того, с кем она трахалась? Проблемой было то, что они не просто трахались. Трахаться не позволительно, но вполне понятно: животная потребность одного тела спариваться с другим, бурлящий в венах выработанный за миллионы лет инстинкт выживания, жаждущий продолжения рода. Вопрос заключался в том, что это был не просто секс. Это были отношения, роман. Коул слышал, как она говорила этому придурку, что любит его. Вот в чём была проблема. И даже сто подходов не решат проблему. Он закрепил штангу на стойке и сел. Его голая грудь тяжело вздымалась, Коул посмотрел прямо и был сильно удивлён, увидев в дверях мужчину. Как бы там ни было, это не Надия. Все его размышления о том, что сказать, оказались напрасны.
– Что ещё? – выкрикнул он, и его голос эхом отозвался в огромном помещении.
– Я из «Бенфорд, Кастерс, и Саннерберг», мистер Мастен, – слишком много имен в одном коротком предложении. Коул осторожно вытер лоб и увидел своего помощника, с напряжённым лицом стоявшего позади мужчины.
– И?
– Я только завёз вот это, – он протянул белоснежный пакет с надписью на обложке «КОУЛ МАСТЕН», как будто там она была изначально, и в этом достаточно толстом конверте могла поместиться сотня головных болей. Судебный иск. Наверное, от урода режиссёра. Он был удивлён, что это заняло так много времени. С той ночи прошло почти четыре дня. Коул кивнул Джастину, и его помощник бросился вперёд.
