Текст книги "В поисках Солнца (ЛП)"

Автор книги: Ален Жербо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ.
АРАФУРСКОЕ МОРЕ

Я отплыл из Порт-Кеннеди в восемь часов утра 15 июня при свежем южном ветре, и к полудню остров Буби был уже виден. В это же время моторная лодка из Т.И. переправляла провизию для смотрителей маяка и немногих жителей этого места. Вокруг острова разбивались волны, и мне показалось, что высадиться здесь будет очень сложно. В старину на острове Буби был склад и почтовый ящик для удобства китобоев, чьи плавания обычно длились несколько лет. Китобои, отправлявшиеся из Европы или Америки, оставляли там письма, а другие, возвращавшиеся домой, забирали их. Перед тем как покинуть остров, я обменялся сигналами с моторной лодкой.

Вскоре после наступления темноты я наблюдал полное лунное затмение. К утру я оставил позади все опасности Торресова пролива и мог с удовлетворением рассчитывать на то, что остальная часть моего пути во Францию будет абсолютно свободна от рифов.

Поверхность Арафурского моря была покрыта своего рода красной пылью, которую уже замечали и отмечали капитан Кук и Чарльз Дарвин. Бесчисленные маленькие морские змеи, сверкающие яркими цветами, часто выныривали на поверхность. Ночью вода была удивительно фосфоресцирующей, и «Файркрест» оставлял за собой длинный светящийся след.

Во время моего плавания ветер дул с востока и никогда с юго-востока, что заставляло меня постоянно лавировать и тем самым значительно увеличивало расстояние, которое мне приходилось преодолевать. 23 июня, недалеко от мыса Вессел, внизу, за горизонтом, я миновал пароход, и в течение нескольких дней мой путь следовал по береговой линии Арнем-Ленда и Северной Австралии, но вне поля зрения суши. 1 июля я увидел высокие вершины Тимора, на следующий день проплыл мимо острова Роти, а еще через день, проплывая через пролив Семау между Роти и Тимором, я наткнулся на чудесный рейд Купанга и бросил якорь напротив форта Конкордия, пробыв в море восемнадцать дней.

Купанг – старинный укрепленный голландский город с несколькими блокгаузами и валом вдоль берега. Голландский резидент М. Хамерстер тепло меня принял; к моему большому удивлению, он казалось, знал все о «Файркресте» и его плавании, но все стало ясно, когда он показал мне голландское издание книги, которую я написал о своем переходе через Атлантику.

В старом форте можно было найти все очарование и гламур Востока, которые Конрад так хорошо умеет описывать: малайцы в саронгах и бесчисленные китайцы в своих крошечных лавках и магазинах, где все, кажется, разделено на мельчайшие части перед продажей. Здесь были храмы всех видов религий, мечети и ярко освещенные храмы с изображениями и всеми атрибутами поклонения предкам. Коренное население состояло из людей многих рас, некоторые из острова Роти, другие из Саву – мужчины с более светлым цветом кожи и значительным сходством с полинезийцами. Было также несколько туземцев, которые спустились с гор в своих тюрбанах и с чудесно изготовленными мечами, и когда один из их раджей проходил по улице, все, кто принадлежал к его клану, приветствовали его с величайшим уважением.

Я попробовал малайскую кухню, которая была очень острой и приготовлена для гурманов, привыкших к употреблению бетеля. Мне гораздо больше понравилась китайская кухня. Но больше всего я любил бродить по улицам, наблюдая за непрерывным движением, красками и жизнью, пока не доходил до передвижного ресторана какого-нибудь молодого мусульманина в феске; там я останавливался и ел саке или кусочки баранины, нанизанные на длинную палку и зажаренные на открытом огне над раскаленными углями. Чтобы освежиться, я пил восхитительное пальмовое вино, которое уличные торговцы продавали в корзинах, сделанных из одного большого пальмового листа. Часто теплый вечерний воздух наполнялся жалобной музыкой сорокавосьмиструнных гитар, корпус которых также был сделан из большого пальмового листа.

Так каждый этап моего путешествия приносил с собой новые ощущения и впечатления. Но как бы меня ни увлекали очарование и гламур Востока, ничто не могло стереть из памяти Полинезию, и теперь, когда я возвращался домой, мне становилось невыразимо грустно от того, что с каждым днем я все дальше от нее удалялся.

В месте, где я высадился на берег в своем каноэ Бертона, во время отлива работали над ремонтом причала, поврежденного штормом. Бригадир подрядчика руководил группой молодых малайцев, чья необычная красота не имела ничего мужского. Они работали в воде, часто до поздней ночи, забивая сваи с помощью любопытного инструмента. Большой кусок железа был сконструирован так, чтобы скользить вверх и вниз между двумя бамбуковыми стволами, и поднимался и опускался в постоянном ритме с помощью веревок из скрученного кокосового волокна, разделенных на многочисленные концы, которыми манипулировала одна группа рабочих; другие удерживали хрупкую конструкцию в нужном положении и напевали монотонную песню. Устройство казалось готовым развалиться в любой момент и, фактически, постоянно нуждалось в ремонте. Все это дело казалось огромной тратой сил и энергии, но было типичным примером методов работы в местах, где рабочая сила не стоит практически ничего.

Поскольку корпус «Файркреста» нуждался в очистке, я велел вытащить его на берег в Нансейме, где его подперли двумя великолепными бамбуковыми стволами диаметром полтора фута и невероятной прочностью. Вся береговая линия была заселена туземцами с острова Роти, чей диалект малайского языка содержал много слов, родственных полинезийским языкам. Их дома тоже были очень похожи на дома Восточной Океании, которые раньше строились из тростника и пальмовых листьев, но были разделены перегородками и имели пол из своего рода цемента. Здесь, казалось, использовали достижения цивилизации, чтобы сделать дома более комфортными. Так, в Купванге дома белых людей были покрыты не гофрированным железом, а черепицей или фиброцементом, который не проводит тепло.

В течение трех ночей полнолуния жители Нансейма танцевали на поляне у берега моря, держась за руки и ритмично топая ногами, пока не садилась луна. Их ноги были обернуты листьями, и их танцы были очень похожи на те, которые я видел на островах Уоллис и Кокосовых островах.

Перед моим отъездом резидент пришел ко мне на чай на «Файркрест» в сопровождении своих трех дочерей. М. ван Гинкель, помощник резидента, подарил мне много сувениров с острова, в том числе местные шали, сотканные на острове Саву, и луки и стрелы из Сурабаи. Меня также много раз пытались уговорить взять с собой в путешествие компаньона – яркого попугая, милого маленького уистити, циветту или дикую кошку, но я отказывался от всех предложений. Однако когда очаровательный маленький тиморский пони – настолько маленький, что было бы преступлением на нем ездить, и такой же игривый и резвый, как цирковой пони – положил голову мне на плечо, я поклялся, что именно его я хотел бы взять с собой, если бы на «Файркресте» было для него место.

Вечером 15 июля, после трех дней затишья, я поднял якорь, поднял передние паруса и плавно поплыл в ночь. Два дня спустя я увидел остров Саву и поплыл вдоль его северного побережья. Он показался мне таким же привлекательным, как и капитану Куку, когда во время своего первого путешествия он зашел туда, чтобы вылечить часть своей команды от цинги. Саву был известен на всех островах красотой своих женщин, но я не мог зайти туда, потому что хотел пересечь Индийский океан и добраться до африканского побережья до начала сезона циклонов.

На следующий день я увидел Сумбаву и всю ночь плыл по фосфоресцирующему морю, оставляя за собой сверкающий след, в котором резвились стаи дельфинов (delphinus delphini). Я решил увидеть остров Рождества, чтобы отрегулировать свои хронометры; один из них был временно отремонтирован китайским часовщиком на Тиморе, а в Арафурском море я был недоволен работой другого. Я хотел проверить их и выработать новые температурные кривые, чтобы не пропустить очень низкий атолл Кокос (Килинг).

Сначала пассаты были очень слабыми, восточными и северо-восточными, но никогда юго-восточными, поэтому в первой части путешествия у меня было много свободного времени, чтобы пересмотреть свои записи о плавании. Краснохвостые фаэтоны часто кружили вокруг меня на большой высоте. 1 августа я увидел остров Рождества и обнаружил, что погрешность моих хронометров была точно такой, как я и рассчитывал.

До сих пор я сталкивался только с хорошей погодой, но на следующий день ветер усилился, и море стало бурным. Шквалы и ливни сменяли друг друга, а небо было постоянно затянуто облаками. В моем журнале записано:

Понедельник, 8 апреля. Шквалы и дождь всю ночь. Дождь, облачно. Беспокоюсь о близости Кокосовых островов и из-за плохой видимости, которая не позволяла мне проводить наблюдения в течение тридцати часов. Заметил, что стаксель в плохом состоянии. В 10 часов сильный ветер достиг силы шквала. В 16 часов я был вынужден плыть под закрытым стакселем, волны были очень высокими, ветер дул с северо-востока. Ночью лунный прибор, работающий в плохих условиях, дал мне точное положение, которое я и ожидал.

На рассвете во вторник, 9 августа, солнечная линия положения показала, что я нахожусь в двадцати четырех милях от острова Килинг, и в десять часов утра я с удовлетворением увидел на горизонте верхушки его пальм. Я снова испытал то же волнение, которое испытал, когда увидел атоллы Полинезии. Я плыл вдоль островов, лежащих на внешнем рифе и у острова Дирекшн, где я увидел людей, стоящих возле одной из антенн беспроводной связи и наблюдающих за мной. Когда я вошел во входной канал Порт-Рефудж, мне на встречу вышла парусная каноэ с англичанами из кабельной компании, и я бросил якорь возле отмели Даймоке. Во время прилива, буксируемый катером, я прошел дальше, почти касаясь коралловых рифов по обеим сторонам, и наконец бросил якорь в зеленой прозрачной воде возле маленькой пристани острова Дирекшн после двадцати пяти дней плавания.

Сотрудники компании Eastern Extension Cable Company тепло меня встретили. Изолированные на острове Дирекшн, среди пышной, хотя и не очень разнообразной растительности, они обосновались так, как только британцы умеют обосновываться в колониях, с отличными столовыми, библиотекой, бильярдом и несколькими теннисными кортами. На беспроводной мачте, воздвигнутой на месте той, что была снесена десантом «Эмдена», была надпись, увековечивающая это событие, а на острове Норд-Килинг, в пятнадцати милях отсюда, от некогда знаменитого корсара остались лишь несколько обломков старого железа.

В пяти милях к югу от острова Дирекшн, на краю лагуны, находится небольшой остров, известный местным жителям как остров Хоум, на котором проживает около пятисот коренных жителей малайского происхождения.

Через несколько дней после моего прибытия я пересек лагуну на своей лодке Berthon и был принят наследственным владельцем, г-ном Дж. С. Клуни Россом, потомком капитана Джона Клуни Росса, который поселился на Кокосовых островах в 1816 году. Он жил в большом доме, построенном его отцом в шотландском стиле, очень удобном и приспособленном для размещения большого количества гостей. Он взял меня с собой, чтобы осмотреть свою верфь, которая была его главным хобби. Он построил несколько небольших моторных катеров и множество парусных каноэ. Имея двойной нос и V-образное дно, они обладали замечательными ходовыми качествами. Малайцы на Кокосовых островах были, безусловно, искусными корабелами. На верфи стояла трехмачтовая шхуна длиной около шестидесяти футов с очень небольшой осадкой и двойным корпусом, которая была самым красивым судном, какое я видел во время своего путешествия. Мистер Дж. С. Клунис Росс был, по сути, абсолютным монархом Кокосовых островов. Урожай копры, который составлял все богатство острова, принадлежал исключительно ему. Деньги не допускались в обращение, и он давал малайцам все, что считал нужным, в обмен на их труд. Остров показался мне своего рода раем. Дороги были чистыми, хижины – аккуратными и живописными. Местные жители были невысокого роста, но с приятными чертами лица, выглядели здоровыми и жили в чистых и уютных хижинах. Я не мог не сравнить это место с нашими французскими атоллами в Полинезии, где, хотя острова были бесспорно богаче, жители были совершенно нищими, поскольку торговцы богатели за их счет и вывозили деньги из страны. На счастливых Кокосовых островах не было торговцев ни материальными, ни духовными благами. Мечта, которой я предавался, когда был в Полинезии, начала принимать более конкретные очертания, и я видел себя однажды владельцем необитаемого атолла, который я заселю полинезийцами по своему выбору, где не будет циркулировать деньги и где мои подданные будут вести счастливую жизнь, занимаясь спортом и культивируя искусства.

На острове Килинг я хорошо поиграл в теннис и, хотя чемпион Cable Company победил меня в первый день, я скоро взял реванш. По пятницам вечером губернатор устраивал прием, и дважды я провел с ним и некоторыми своими друзьями из Cable Company прекрасные вечера, познакомившись с малайской кухней и насладившись филе черепахи, приготовленным с шафраном по их особому рецепту.

Во время своего визита я часто пересекал лагуну на своем катере Berthon и играл в футбол с сотрудниками Clunies Ross и малайцами, которые играли довольно хорошо. Я также однажды участвовал в яхтенных гонках, которые проводились каждую неделю у острова Дирекшн, но лодка, на которой я плыл, была легко побеждена.

Когда Firecrest был оснащен новым стальным тросом, а я пополнил свои запасы риса, печенья и парафинового масла, а также наполнил резервуары водой, я был готов к долгому путешествию, которое ждало меня впереди. Об оплате провианта не могла быть и речи, так как на всем острове не было денег. Я с сожалением покинул этот очаровательный атолл, унося с собой самые приятные воспоминания о радушном приеме, который мне оказали Английская кабельная компания и владелец острова.

Следующим портом захода был остров Родригес, расположенный в двух тысячах миль и окруженный цепью рифов, которые затрудняли доступ к нему. Не имея возможности получить надлежащие карты и полагаясь только на лоцманские книги, я отправил телеграмму на Родригес с просьбой сообщить координаты и расстояния до основных ориентиров на острове, и полученная таким образом информация в сочетании с моими навигационными указаниями позволила мне составить приблизительную карту.

После прощального обеда на станции Cable я снялся с якоря в пять часов вечера 21 августа, поднял три стакселя и трисель и, оставив остров Хорсбург за кормой, темнота вскоре скрыла маленький атолл из виду.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ.
ЧЕРЕЗ ИНДИЙСКИЙ ОКЕАН

Кокосовые острова находятся на 12° южной широты, а мой следующий порт захода, Родригес, – на 19° 30'; между ними простирается более двух тысяч миль Индийского океана. Этот долгий переход начался с переменных ветров с северо-северо-запада и даже с юго-запада, что было необычно для зимы в южном полушарии; затем пришли пассаты с северо-востока, сопровождавшиеся бурным морем. Из-за почти прямого встречного ветра мне пришлось следовать зигзагообразным курсом, чтобы «Файркрест» мог сам управлять собой. Любопытно, что на протяжении всего моего перехода через Индийский океан юго-восточный пассат ни разу не дул с этой стороны.

Во время плавания все сильно намокло, и сломались различные части моего такелажа, в том числе один из стакселей и один из винтов такелажа.

8 сентября ветер стал очень переменчивым, море разбушевалось, и несколько дней погода была плохая, хотя вскоре она снова прояснилась и, как и раньше, легкий ветер сменялся штилем. По мере того как я продвигался на юг, я начал чувствовать холод. Мое питание было очень однообразным, так как на Кокосовых островах я смог достать очень мало овощей и был вынужден довольствоваться почти исключительно рисом.

Наконец, на рассвете 21 сентября я увидел остров Родригес. Благодаря координатам, которые я получил по телеграфу, я без труда прошел северо-восточный проход рифа. Когда я оказался на рейде Порт-Матюрина, ко мне вышли две открытые лодки, одна из которых несла британский флаг. До внешнего рейда, расположенного примерно в миле от берега, можно было добраться из Порт-Матюрина, небольшой деревни, стоящей на косе между двумя ручьями, через пролив, проходящий через внутренний коралловый риф, которого у меня не было на карте. Поэтому я остановился и стал ждать официальный катер, но они дали мне сигнал следовать за ними в узкий пролив, который, к моему полному удивлению, внезапно стал очень мелким; в тот же момент они крикнули мне бросить якорь.

Ветер дул с кормы, и «Файркрест» развивал скорость около четырех узлов; у меня не было места, чтобы повернуть на ветру и снизить скорость перед тем, как бросить якорь. Опустить грот в одиночку при попутном ветре было непростой задачей, тем более что я должен был постоянно держать руль, чтобы не задеть коралловые края по обеим сторонам канала, ширина которого едва достигала шестидесяти футов. Однако мне удалось опустить парус наполовину, бросить якорь и почти остановить Firecrest, когда я почувствовал, что она коснулась кораллового дна. В тот же момент на борт поднялись чиновники с катера, а также большое количество туземцев, которые толпились на палубе и предлагали мне помощь, в которой я не нуждался. Несмотря на мои протесты, я не смог очистить палубу, и нам потребовалось более полутора часов, чтобы снова отплыть и бросить якорь в подходящем месте в канале. Я мог бы сделать эту работу сам за несколько минут.

Британский резидент, который поднялся на борт, был маврикийцем французского происхождения, а туземцы говорили на креольском французском, полном всевозможных устаревших слов. Лоцман, который настаивал на том, чтобы руководить всеми операциями, был чернокожим и постоянно прерывал свою работу, чтобы сказать мне, что он француз, и спросить новости об одном из своих предков по имени Левек, который жил в Бретани, которую он представлял себе страной, похожей по размеру на его родной Родригес. Когда я спросил его, почему он позволил мне зайти так далеко в этот узкий канал, он был очень удивлен, узнав, что кутер с такой большой осадкой, как Firecrest, и с прекрасной обтекаемой формой корпуса, не может остановиться так же легко, как небольшая мелководная лодка без киля. И так, единственный раз, когда я попытался войти в гавань без карты и доверился лоцману, я едва не понес серьезный ущерб.

Наконец, палубы были очищены от моих назойливых гостей, и я смог принять англичан с кабельной станции, которые приехали встретить меня на другом катере и ждали, чтобы пригласить меня в свою кают-компанию. Там, после освежающей ванны и хорошего обеда, они показали мне карту внутренней гавани, и я увидел, что было совершенно невозможно пройти дальше по узкому каналу, в котором я сел на мель, и что только моя собственная быстрота в управлении лодкой спасла ее от разрыва о коралловые рифы, которыми был окаймлен канал. Теперь все это событие осталось в моей памяти как нечто похожее на выход клоуна на арену со всеми этими актерами, которые приняли участие в спектакле, не будучи к тому приглашенными.

Сотрудники кабельной компании Родригеса встретили меня так же радушно, как и на Кокосовых островах. Резидент Маврикия, г-н Ноэль, пригласил меня на ужин и пришел с женой навестить меня на моей лодке.

Население острова происходит от бретонских и нормандских моряков, смешавшихся с африканскими неграми. Раньше остров принадлежал Французской Ост-Индской компании. Именно в Порт-Матюрене собрался британский флот из семидесяти фрегатов и транспортных кораблей, прежде чем отплыть для осады острова Франция, ныне Маврикий. За год до моего прибытия выжившие с «Тревессы» высадились там после того, как их корабль затонул в Индийском океане, в 1300 милях к югу. Перенеся тяжелые испытания, в ходе которых погибли два человека, капитан Фостер и 18 моряков смогли добраться до острова после 21 дня плавания на шлюпке.

Меня также пригласили на обед в миссионерскую станцию, расположенную высоко на склоне горы, где меня встретили два священника, которые радушно приняли меня и показали свой сад, которым они, казалось, очень гордились. Они жили в крайней бедности и простоте, что резко контрастировало с позолоченной роскошью некоторых миссий в Тихом океане.

После очень приятного недельного пребывания, во время которого я ни в коем случае не забывал играть в теннис, равно как и пополнять свои запасы сладкого картофеля, китайского чая, который я покупал у китайского лавочника, а также китайского соуса, который я считал отличной приправой к рису – я отплыл на Реюньон, короткое путешествие в четыреста миль – мелочь по сравнению с огромными расстояниями, которые мне предстояло преодолеть на обратном пути через мыс.

Через восемь дней, в течение которых дул легкий ветерок и стояла тишина, утром 7 октября я увидел Маврикий сквозь дымку. Я не без волнения увидел вершины этого острова, который более века был известен как Остров Франции и где на моих картах основные места все еще носили очаровательные старые французские названия – Питон-де-ла-Ривьер, Кап-Мальхер, Петит-Ривьер, Кюрпип, Пасс-де-Ситроннье. Ривьер-де-Пампимус, который напомнил мне Бернардина де Сен-Пьера и его знаменитый роман «Поль и Виржиния». На следующий день над облаками появились вершины горы Реюньон, высотой более девяти тысяч футов. Но ветер был очень слабый, и только вечером 9 октября я приблизился к острову. На следующее утро, с наступлением рассвета, я проплыл вдоль северного побережья, мимо города Сен-Дени, при хорошем устойчивом ветре. Я думал, что я в безопасности, как в Порт-де-Гале, единственном месте на острове, где можно было найти надежное укрытие, но когда я поплыл к побережью и мыс Бернар оказался на одной линии с радиомачтой Сен-Дени, я внезапно попал в штиль, и сильное течение унесло меня прочь. Так продолжалось весь день, и я так и не смог приблизиться ближе, чем на две мили к маяку Ле-Гале, потому что горы не давали ветру наполнить мои паруса, а течение уносило меня назад.

Я видел два больших парохода на рейде, а также буксиры и баржи, которые выходили из гавани между двумя волнорезами, о которые с грохотом разбивались волны. Если бы у меня на борту было достаточно провианта, я бы не стал ждать, чтобы зайти в порт, а отплыл бы на Мадагаскар и в Дурбан. Вечером пароход «La Villa d'Arras» прошел рядом со мной, и его пассажиры громко и долго приветствовали меня. Всю ночь я дрейфовал туда-сюда под действием течений и приливов, и к рассвету я оказался немного ближе к берегу, но все еще в штиле. К этому времени меня уже заметили с берега, и в семь часов утра из Порт-де-Гале вышел буксир, и капитан порта, который был на борту, предложил отбуксировать меня во внутреннюю гавань, что я с радостью принял, так как ветра по-прежнему не было. За буксиром я прошел через узкий вход между разбивающимися волнами. На волнорезах и причалах собралось множество жителей, поскольку La Ville d'Arras сообщил по радио о моем прибытии, и они ждали меня.

Как только это стало возможным, капитан порта пришел поприветствовать меня в сопровождении различных таможенных и санитарных чиновников и вручил мне телеграмму с поздравлениями и приветствием от губернатора. Я был восхищен и удивлен, поскольку не был привычен к такому приему во французских владениях; на Таити, по-видимому, в высоких официальных кругах сочли за лучшее игнорировать мое присутствие в порту. Когда я по телефону спросил, в какой день я могу прийти и выразить губернатору свою благодарность за телеграмму, мне ответили, что мне не нужно беспокоиться, поскольку он уже выехал из своей резиденции, расположенной почти в двадцати милях отсюда, чтобы лично поприветствовать меня. Так что мне оставалось только поспешно привести лодку в порядок и ждать прибытия моего высокого гостя.

М. Репике пришел ко мне в сопровождении своего адъютанта и проявил большой интерес. С величайшей любезностью он согласился с моим желанием избежать официального приема и пригласил меня через пару дней на тихий обед. Он также предоставил мне в распоряжение верфь для любых необходимых ремонтных работ. Во время его визита вдоль набережной начала собираться значительная толпа, которая с любопытством наблюдала за мной. Мне удалось на время ускользнуть, чтобы принять ванну и пообедать с портовым врачом, а затем начали поступать телеграммы – от синдицированной прессы, спортивных ассоциаций, британского консула, а также от множества частных лиц.

Вскоре после этого из Сен-Дени прибыл поезд с пассажирами, охваченными любопытством и, что меня пугало гораздо больше, с толпой газетных репортеров. Но когда они узнали о моем нежелании давать интервью, они проявили величайшую вежливость и оставили меня в покое. Все хотели пригласить меня и проявить гостеприимство; пресса и спортивные деятели были полны желания показать мне остров, и даже нескольких месяцев пребывания не хватило бы, чтобы осуществить все, что для меня запланировали. Поэтому я остался при своем решении отклонять все приглашения и настаивал на своем намерении подготовить «Файркрест» к выходу в море, используя каждое свободное мгновение для поддержания физической формы с помощью спорта и упражнений.

Я сразу же приступил к работе по замене различных частей стальной тросовой подъемной системы и других металлических конструкций, которые заржавели и нуждались в обновлении. Корпус «Файркреста» всегда был в хорошем состоянии, и только металлические детали пострадали от коррозионной влаги тропиков. В ремонтных мастерских C.P.R. (Железные дороги и порт Реюньона) работали отличные кузнецы, которые также взялись изготовить мне якорь, поскольку на всем острове не было ничего, что могло бы пригодиться для парусных лодок.

На следующий день я смог немного отдохнуть и навестить губернатора. Утром его главный секретарь приехал за мной на машине. Дорога была очень живописной и пролегала вдоль горного склона с впечатляющими холмами и непрерывными серпантинами. Мы пересекли несколько ущелий с живописными названиями и, проехав около двадцати миль, хотя расстояние по прямой было не больше половины этого, мы прибыли на вершину горы высотой почти шесть тысяч футов, над городом Сен-Дени, лежащим далеко внизу у наших ног, – перед нами простирался огромный горизонт и открывался великолепный вид на все побережье Реюньона. Когда мы приблизились к городу по длинному зигзагообразному спуску, нам навстречу выехала толпа автомобилей, и казалось, что все население собралось на улицах, где люди смотрели на меня с явным любопытством.

Что меня удивило и сразу привлекло мое внимание, так это огромное количество солнцезащитных шлемов. У всех они были, даже самые маленькие дети, казалось, появились на свет, уже защищенные ими. Естественно, я был в своем обычном состоянии без головного убора, и это вызвало большое удивление. Страх перед солнцем казался почти навязчивой идеей на Реюньоне, хотя солнце там было ни больше, ни меньше опасно, чем где-либо еще.

Остановившись, чтобы посмотреть на памятник Ролану Гарросу, поскольку Сен-Дени был родиной этого человека, одного из первых, кто летал как птица, и был героем моих студенческих лет, мы вошли в дом, где я встретил монсеньора де Бомонта, епископа острова, британского консула, мэра Сен-Дени и других известных людей города. В этот момент мне пришлось подписаться в списке гостей в мэрии.

Во время приятного обеда с мсье и мадам Репике я смог поговорить с моим хозяином о моем любимом острове Уоллис, который он знал очень хорошо, поскольку ранее был губернатором Новой Каледонии. Во второй половине дня я сыграл в теннис с мсье Бранлатом, который в доисторические времена был одним из величайших французских игроков в регби. К моему большому удивлению, корты были хорошими и в отличном состоянии. Большая толпа собралась, чтобы посмотреть, как я играю. Когда наступил вечер, я испытал новое ощущение, вернувшись в Порт-де-Гале на специальном поезде, состоящем из салона-вагона директора, в котором я ехал вместе с управляющим директором железной дороги и порта Реюньона. Путь пролегал через длинный туннель и сам по себе был памятником мастерства и изобретательности. Я отклонил все приглашения, как всегда, поскольку не хотел на ночь уезжать с «Файркреста», и так закончился этот приятный день, который навсегда останется в моей памяти благодаря доброте, проявленной ко мне жителями. Ни в одной цивилизованной стране я не был так чествован и почитаем. Так было на протяжении всего моего пребывания на острове, где я всегда мог рассчитывать на восторженный прием со стороны толпы.

Как правило, я редко уезжал из Порт-де-Гале и с «Файркреста», поскольку работа, проводимая на нем, требовала постоянного контроля. Если я и ездил в Сен-Дени, пользуясь автомобилем, предоставленным мне губернатором, то только для того, чтобы поиграть в теннис или футбол. Президент Олимпийского клуба сделал меня почетным членом, и я был рад пообщаться с молодежью и провести беззаботное время в мире спорта. Однако футбольное поле было довольно неровным и очень скользким, что затрудняло игру.

К моему сожалению, я был вынужден отклонить все частные приглашения, а также просьбы различных местных ассоциаций посетить их.

Однако ученики лицея, которые были членами олимпийской или патриотической футбольных команд, однажды пришли ко мне в гости на Firecrest, и мы все вместе уехали на маленькой железной дороге, которая увезла нас далеко от унылого Порт-де-Гале и его несколько безжизненных окрестностей. Мы прошли через Сен-Поль, один из крупнейших городов острова, откуда к морю вело длинное озеро, и мне показалось, что это место гораздо лучше, чем Порт-де-Гале, для создания искусственной гавани. Наконец мы достигли пляжа в Сен-Жиль, напротив коралловых рифов, где провели чудесный день, радуясь жизни под лучами солнца.

К моему большому сожалению, у меня не было времени посетить весь остров и высокие горы, которые составляют его главную красоту. Побережье, конечно, не могло сравниться с побережьем полинезийских островов.

Мне также пришлось отказаться от настойчивых приглашений с острова Маврикий, где хотели принять меня и продемонстрировать, что остров по-прежнему принадлежит Франции, даже после ста лет британского господства. Мне потребовалось бы слишком много времени, чтобы преодолеть пассаты и течения на расстоянии ста миль, отделяющих Реюньон от Маврикия; и я не мог решиться покинуть Firecrest и отправиться на пароходе Messageries Maritimes. На самом деле, я покидал свою лодку только для того, чтобы поиграть в футбол или теннис, или посмотреть скачки, где принцы Аннама состязались с малагасийскими жокеями. Однако везде, куда бы я ни пошел, меня встречали с таким же радушным приемом люди, которые остаются страстными французами, несмотря на то, что находятся так далеко от старой родины.