Текст книги "В поисках Солнца (ЛП)"

Автор книги: Ален Жербо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Установка новых болтов сопровождалась некоторыми трудностями, поскольку низкий уровень воды давал нам мало времени для работы. Нам приходилось забивать болты под водой с помощью тяжелого молотка, и малейший удар в сторону мог сломать бронзовые стержни. Однако благодаря огромной самоотдаче экипажа все трудности были преодолены. Капитан и его офицеры сами работали, иногда по пояс в воде, часто промокая под сильным тропическим дождем, и всегда с энтузиазмом, который я очень ценил.

Я уже упоминал, что у меня были отличные отношения с молодыми людьми из Матауту. Я часто рассказывал им о Франции и о настоящих французах, которые сильно отличаются от тех, кого обычно встречаешь в колониях, чей идеал – разбогатеть за счет туземцев. У меня еще оставалось много еды, которую мне навязали туземные вожди, поэтому я решил устроить для офицеров военного корабля ужин в туземном стиле. Мои молодые друзья с восторгом приветствовали эту идею и с удовольствием занялись подготовкой к празднику. Вечеринка оказалась очень удачной. На ней присутствовали командир и все его офицеры, а туземцы превзошли самих себя в приготовлении трапезы – вкусно запеченные под землей на раскаленных камнях среди таро и ямса поросята и рыба, приготовленная в кокосовом молоке. Были тарелки со всеми видами местных блюд, даже сладости и десерты с всевозможными прекрасными названиями, такими как «лулой» и «пеке-пеке». Были молодые верхушки таро, превосходящие лучший шпинат, бананы, приготовленные в кокосовом молоке, и пирожные из хлебного дерева и банановой пасты.

Затем были исполнены несколько любопытных танцев Увеа. Танцорами были самые старшие из молодых мужчин, тщательно помазанные красной охрой и украшенные ожерельями из цветов и гирляндами из листьев. Они продемонстрировали нам свое великолепное мастерство, исполняя всевозможные дикие и яростные движения, полные веселья и жизни. Лежа на матах, я переводил взгляд с офицеров в форме на туземцев и чувствовал себя поистине счастливым, наслаждаясь доверием и дружбой туземцев, которые были так рады развлекать молодых вождей военного корабля, моих друзей. Мне доставляло невыразимое удовольствие находиться в компании моих соотечественников, которые, как и я, могли оценить щедрость и доброту увейского народа.

Когда танцы закончились, я получил еще одно доказательство деликатности моих друзей. «Послушайте, – сказал Амосио, один из членов королевской семьи и вождь молодых людей, – мы не использовали еду, которую вожди дали вам для этого пира, потому что хотели, чтобы вы оставили ее для себя, и мы хотели сами предложить все необходимое для развлечения ваших друзей».

Ремонт «Файркреста» продвигался быстрыми темпами. На третью ночь, в кромешной тьме и среди сильного ветра, сопровождаемого проливным тропическим дождем, последний болт был закреплен на своем месте, и на следующее утро, с первыми лучами солнца, мы спустили «Файркрест» на воду. Я уже решил проблему, как переправить ее через мелководный коралловый риф в более глубокую воду. Десять матросов на мачте уравновесили вес киля и наклонили лодку на бок, так что море почти проникло через иллюминаторы, и она опустилась на воду всего на чуть более трех футов. Таким образом, она легко проплыла над рифом и вышла в открытое море, где мы позволили ей выпрямиться.

Внутренний балласт был поспешно погружен на борт, и вскоре после этого «Кассиопея» вышла в море, оставив мне неизгладимое воспоминание о доброй воле, с которой французский флот пришел мне на помощь.

Однако прежде чем я смог отплыть, мне пришлось привести в порядок весь такелаж, и прошло еще три недели, прежде чем я смог поднять якорь. За это время я еще больше сблизился с туземцами. Прибытие «Кассиопеи» снова повысило мой авторитет, и в мою честь в каждой деревне острова устраивались многочисленные праздники. К сожалению, в этой книге, посвященной в первую очередь истории моих путешествий, у меня нет места, чтобы описать их, но прием, который мне устроили на острове Уоллис, превзошел все, что я когда-либо получал в других портах. Именно там туземцы оказали мне высшую честь, умоляя меня стать их вождем и поселиться среди них. Я не принял это предложение, но оно связало меня с островом духовными узами и побудило меня использовать все влияние, которое дал мне успех моего путешествия, для продвижения справедливого дела туземцев и помощи им в их трудностях.

Я не буду пытаться описать сцены прощания, сопровождавшие мой отъезд, ни свою печаль от того, что я покидал страну, к которой я так искренне привязался. Но я должен был уехать, потому что море снова звало меня, и я не мог устоять перед его призывом.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ.
НА ПУТИ ДОМОЙ

В четверг, 9 декабря, после четырехмесячного пребывания на острове Уоллис, я снялся с якоря и, долго борясь с южным ветром, пересек лагуну и прошел узкий канал на отливной волне. За рифом был сильный прибой, а пассатный ветер дул с востока. Я постоянно принимал на борт воду. Несясь на медленном течении и плывя под триселем и тремя стакселями, «Файркрест» держал курс так же устойчиво, как пароход, хотя у руля никого не было. К 13 декабря я проплыл более трехсот миль и, судя по моим наблюдениям, находился где-то в окрестностях бесчисленных маленьких островов, образующих северо-восточную границу архипелага Фиджи. На карте было показано неразборчивое смешение островов и опасных коралловых рифов. На севере лежали острова Рингголд, на юге – острова Эксплоринг; между этими двумя группами находился северо-восточный пролив Нануку, ширина которого в самом широком месте составляла всего пятнадцать миль и который был отмечен лишь небольшим маяком на атолле Вайлангилала. Шел дождь, и из-за тумана видимость была очень плохая. Несмотря на абсолютную уверенность в своих координатах, я чувствовал некоторое беспокойство. Малейшая ошибка, безусловно, привела бы меня к опасному рифу Нануку. Именно там Джек Лондон едва не потерял «Снарк» из-за ошибки своего капитана; там же богатый лорд Пемброк, который, как и я находился в увлекательном круизе, разбил свою роскошную яхту «Альбатрос».

Наконец, когда туман на время рассеялся, я увидел вспышку маяка за кормой по левому борту. Я был на правильном курсе и теперь мог закрепить румпель. И так, под тремя стакселями, направляясь на юго-юго-восток и без рулевого, по мере того как ночь продвигалась, «Файркрест» оставил позади острова Наитамба и Ятата. Море Коро, по которому я плыл дальше, было спокойнее, чем открытый океан, потому что бесчисленные коралловые острова и рифы разбивали сильные тихоокеанские волны.

День, следующий за воскресеньем 12-го, был для меня вторником 14-го, так как в десять часов я пересек Гринвичский меридиан и пропустил один день в календаре, чтобы приспособиться к времени Фиджи, которое идет по восточному календарю.

Море Коро было усеяно красивыми островами, которые я очень хотел бы посетить, но я был вынужден направиться в Суву, столицу архипелага, поскольку после столь долгого пребывания на острове Уоллис «Файркрест» нуждался в капитальном ремонте.

15 декабря Вити-Леву появился из тумана, и вскоре я пробирался по узкому каналу Сувы между двумя коралловыми рифами, о которые с грозным грохотом разбивались волны. Я лавировал в лагуне при слабом ветре и против течения, когда капитан порта вышел мне навстречу на своей лодке и отбуксировал меня к причалу, где я бросил якорь с наступлением ночи.

Теперь я стоял в глубоком покое в чудесной гавани, окруженной высокими горами. Пять дней «Файркрест» был подвержен ударам моря, его палубы были заливаемы брызгами, но это был самый быстрый переход за все мое путешествие.

На следующий день после прибытия я приступил к работе и отправился во двор правительства, чтобы обсудить вопрос о вытаскивании моего корабля на берег. Было абсолютно необходимо установить последний болт, который фиксировал свинцовый киль точно под пяткой мачты; кроме того, часть медной обшивки требовала замены. Но больше всего внимания требовала внутренняя часть лодки. Когда «Файркрест» лежал на рифе, между внешними стенками и внутренней переборкой попало некоторое количество соленой воды, и вся лодка пропиталась сыростью. Ее нужно было высушить, а деревянные части очистить и покрасить. Я начал с того, что выгрузил весь балласт, состоявший в основном из ржавых кусков чугуна, которые загрязняли и увлажняли трюм. Это привело к обнаружению крысы, которая попала на борт в Самоа или на острове Уоллис и была раздавлена кусками металла.

Английские власти дали мне разрешение поднять Firecrest на свои стапели и даже снизили минимальную плату с 25 до 20 фунтов стерлингов. Итак, впервые маленькая Firecrest была поднята на подъемники, предназначенные для пароходов водоизмещением две тысячи тонн и более и длиной сто ярдов!

Был установлен второй бронзовый болт и заменено несколько медных пластин. Свинцовый балласт был сохранен, но его заделали цементом, и это позволило мне очистить трюм.

Согласно правилам порта, я был обязан выполнять ремонтные работы в частной фирме, но когда мне что-то было нужно, г-н Саббен, исполняющий обязанности главного инженера государственной верфи, всегда относился ко мне с неизменной вежливостью и добротой. С помощью местного жителя Фиджи я очистил Firecrest до голого дерева внутри и снаружи, а затем заново покрасил и покрыл лаком. Также был отремонтирован задний край грота и изготовлен новый стаксель.

Все эти ремонтные работы задержали меня на несколько месяцев в Суве, где я провел очень приятное время. Там я снова встретил полковника Голдинга, с которым я часто играл в теннис во Франции в 1913 году в Парижском теннисном клубе, как раз в то время, когда он женился на французской чемпионке по теннису в закрытых кортах. Мы сыграли вместе показательный матч перед губернатором сэром Эйром Хадсоном. В Суве были великолепные спортивные площадки, около десяти отличных травяных кортов, поле для крикета и футбола, и все они были покрыты великолепным газоном. Я не мог не провести тайное сравнение между этим местом и нашей французской столицей Восточного Тихого океана, где спортивный дух – или, скорее, неспортивный дух – нашего правительства казался точно таким же, как тот, с которым мы были так хорошо знакомы во Франции за десять лет до войны.

Фиджийская раса, которая является смесью чернокожих меланезийцев и полинезийцев, с точки зрения физического строения является одной из самых прекрасных среди человеческих рас. Высокий рост, великолепный торс и длинные вьющиеся волосы, чем-то напоминающие медвежью шкуру английского гвардейца, – таков типичный фиджиец. Они имеют игривый и мирный нрав, являются отличными моряками и, если бы мне когда-нибудь понадобилась команда для будущего путешествия, было бы трудно найти лучшую, чем та, которую я мог бы набрать на Фиджи.

В Суве уже можно было увидеть отголоски Востока с его многочисленными индуистскими торговцами и портными, китайскими прачками и владельцами ресторанов. Трудно найти более резкий контраст, чем тот, который представляют индусы и фиджийцы – между маленькими мужчинами, любящими украшать своих женщин драгоценностями и всевозможными безделушками, и большими сильными парнями с острова, совершенно равнодушными к богатству и в полной мере наслаждающимися жизнью, не заботящимися о завтрашнем дне.

Однажды корабль H.M.S. Renown, под флагом герцога и герцогини Йоркских, вошел в гавань Сувы в сопровождении флотилии местных каноэ с парусами из плетеных матов, в старинном стиле. Контраст был поразительным между этим титаническим монстром, самым последним и смертоносным творением человеческого гения, и моим маленьким «Файркрестом», который так галантно доставил меня на Антиподы. Я не мог не задуматься о своей жизни, которую я не променял бы ни на какую-либо другую. Разве я не был более свободным человеком, находясь в одиночестве на «Файркресте», чем королевский пассажир на «Реноуне»?

«Франкония», еще один гигант весом 30 000 тонн, также находилась в Суве. Она была переполнена американскими туристами, которые за скромную сумму в несколько тысяч долларов получили удовольствие от кругосветного путешествия, длившегося менее четырех месяцев. Лично я бесконечно предпочитал медлительность «Файркреста» и возможность следовать своим собственным прихотям, заходя во всевозможные любопытные маленькие порты, однообразию заранее составленного маршрута, который приходилось выполнять в компании неизбежных спутников и развлекаться заказанными танцами местных жителей. В Суве ходили всевозможные фантастические слухи о сказочном богатстве пассажиров «Франконии», но если кто-то спрашивал меня, я всегда отвечал: «Я в это не верю; когда миллионеры путешествуют по миру они, как и я, плавают на своих частных яхтах».

Здесь я снова увидел «Кассиопею», которая пришла в Суву за углем. В третий раз случай свел нас вместе и, хотя командир и некоторые из людей были новыми, мне всегда доставляло удовольствие оказаться среди моряков из моей страны.

Я очень хорошо помню восхитительные поездки на автомобиле по Фиджи с Томми Хорном и посещения его дома в горах, откуда открывался вид на реку Рева. Мне хотелось бы посетить некоторые из островов, более удаленных от цивилизации, и я с удовольствием принял бы приглашение великого фиджийского вождя Рату Попи поплыть на его остров Мбау. Но к этому времени «Файркрест» был готов к выходу в море, и мне нельзя было терять времени, если я хотел добраться до мыса до конца южного лета. Однако перед отправлением мне нужно было совершить очень важное поимку. Крыса, которая была раздавлена в балласте во время моего последнего путешествия, была не одна, и каждую ночь я слышал, как ее подруга грызла брусья и доски «Файркреста» из-за нехватки лучшей пищи. Я очень боялся разрушений, которые могли нанести грызуны, которые вполне могли пробить дыру в корпусе или в водонапорных баках; и после многих неудачных попыток мне удалось поймать своего врага в ловушку с кусочком сладкого картофеля в качестве приманки. Это было великолепное животное с красивой длинной густой шерстью, принадлежащее к виду, совершенно неизвестному на островах Фиджи. После его поимки у меня больше не было проблем с грызунами, и мне оставалось бороться только с тараканами.

Утром в пятницу, 11 марта, я покинул свою стоянку возле правительственной пристани под аплодисменты всех рабочих верфи, которые проявили большой интерес к моему предприятию. Некоторое время я простоял без ветра возле пролива, и пока я там был, местная моторная шхуна, выходящая в море, предложила мне буксировку, от которой я, по своему обыкновению, отказался. Чуть позже поднялся легкий ветерок, и я смог выйти из лагуны. Вечер и ночь были совершенно безветренными, и когда наступило утро, я увидел остров Мбенга в пяти милях от меня. Мне было очень жаль, что у меня не было времени зайти туда, потому что это был дом «огнеходцев», которые, как говорят, обладают секретом, позволяющим им безнаказанно ходить по раскаленным камням. В торжественных случаях они устраивают публичные представления, демонстрируя свое мастерство, и эта способность, известная как полинезийцам, так и индусам, сильно озадачивает ученых. Со своей стороны, я считал, что это просто искусно созданная иллюзия, и мне очень хотелось бы на месте проверить правильность своих выводов.

Пассаты еще не начались, так как на юге еще было лето. Дул очень слабый ветерок, и я продвигался очень медленно. Утром 12 марта меня разбудил звук сирены. Это был пароход «Сува», прибывавший из Австралии и направлявшийся к «Файркресту», который вызывал большой интерес у его пассажиров.

Некоторое время после этого погода оставалась очень спокойной, и я проводил свободное время, ловя скумбрию на перламутровый крючок, который мне подарил таитянский вождь Терио Терио Терай на Таити. 23 марта один из Новых Гебридских островов – Новая Киклада Бугенвиля – остров Эрроманго, появилась в поле зрения примерно в семидесяти милях к юго-западу. На следующий день я увидел остров Вате, а ночью – луч Панго, под которым я оказался на рассвете. Это был маяк, расположенный на самом краю мыса, покрытого девственным лесом. Я больше не находился в зоне когда-то цивилизованной Полинезии, а достиг первых меланезийских островов с их первобытными жителями. Обойдя мыс, я вошел в бухту Меле, а оттуда в пролив Порт-Вила, где мне пришлось бороться с порывистым ветром, который наклонил «Файркрест» на бок. Вскоре я прошел мимо чудесных островов Инирики и Вила. Моторная каноэ с французами на борту вышла мне навстречу и следовала за мной во всех моих маневрах. В десять часов утра 25 марта я бросил якорь на песчаном дне в одном кабельтове от пристани Порт-Вила.

Город расположен на склонах холма – город с ужасными крышами из гофрированного железа, сгруппированными без какого-либо идеала порядка или художественного эффекта. Я встретил там нескольких своих соотечественников, поскольку острова находятся под совместным управлением Англии и Франции, или, как это называется, под кондоминиумом. Каждая страна заботится о делах своих граждан, а все трудности решаются странным международным трибуналом, возглавляемым испанским судьей. Этот гениальный, хотя и совершенно непрактичный режим был известен местным жителям как «Пандемониум».

В Порт-Вила я встретил нескольких французских чиновников, и на следующий день после моего прибытия меня взяли на прогулку верхом, и я смог полюбоваться необычайной плодородностью острова. Я также получил телеграмму от Его Превосходительства М. Гиона, Верховного комиссара Французской Республики в Тихом океане, в которой он приветствовал меня и пригласил посетить его в Нумеа. К сожалению, я не смог изменить свои планы, чтобы включить это в них.

Рядом с причалом в Порт-Вила, на самом берегу, находился клуб, где собирались французские и английские жители, люди чьи разговоры были любопытными и интересными, поскольку многие из них помнили «черную птицу», то есть принудительный набор местной рабочей силы для плантаций. Эта система, которая в прежние времена давала повод для многочисленных злоупотреблений, теперь жестко контролируется и надзирается.

Здесь я также столкнулся с еще одним примером странного и глупого отношения белых людей к правильному образу жизни в тропиках: они злоупотребляют алкогольными напитками, носят европейскую одежду и солнцезащитные шлемы, которые обеспечивают лишь искусственную и совершенно мнимую защиту от жары тропического солнца. Очень немногие из них были в хорошем здоровье или способны выполнять такие физические нагрузки, которые мне давались довольно легко. Что касается меня, то я давно понял, что только естественный образ жизни и принятие вековых обычаев туземцев могут обеспечить силу и хорошее здоровье.

Рядом с входом в гавань находился очаровательный остров, который я однажды посетил на своей лодке Бертона. Маленькие голые канаки играли на пляже и все разбежались, когда я подошел, но, когда я шел по острову, они следовали за мной на расстоянии, следя за каждым моим движением. Перед квадратными хижинами, совсем не живописными и тщательно спрятанными среди деревьев, туземцы готовили еду почти так же, как полинезийцы. Они были удивлены, обнаружив, что я знаю несколько слов их языка, который имел определенные сходства с языком, на котором говорили в Тонга и на островах Уоллис. Действительно, небольшие острова, расположенные вокруг большого острова Вате, ранее были заселены полинезийцами, мигрировавшими из Уоллиса и Тонга, которые покорили чернокожих меланезийцев, проживавших там. Смешанные браки с женщинами покоренной расы привели к появлению нынешних жителей, некоторые из которых были явно полинезийского типа.

Пока очаровательные и грациозные обнаженные дети стреляли в птиц из луков с тупыми стрелами, я прошел в большую хижину, где собрались большинство мужчин острова. Вход в хижину был очень высоким, над ним возвышались два огромных бычьих рога, но по мере продвижения внутрь он сужался. Внутри были несколько скамеек и длинный барабан, сделанный из выдолбленного ствола дерева. Вероятно, в древности он использовался для созыва жителей на их таинственные дикие церемонии. Когда я ударил по нему, он зазвучал странным глухим, но звучным гулом.

Порт-Вила часто посещали торговые суда из Нумеа, чьи экипажи, в основном из Лоялти-Айлендс, отличались великолепным телосложением и прекрасной кожей, похожей на полированную медь. Они носили только короткие набедренные повязки и любили раскрашивать свои тела и лица красными линиями. Я часто бывал на борту грузового судна, шкипер которого, бретонец, до встречи со мной всегда отказывался верить в правдивость моего путешествия. Однако, когда встретил меня, он очень радушно меня принял.

Пробыв всего несколько дней в Порт-Вила, я отплыл на остров Меле, расположенный в самом дальнем конце залива, где я надеялся отдохнуть в мире и спокойствии. Остров Меле находился на коралловом рифе, максимальная ширина которого едва достигала четырехсот ярдов. На этом крошечном клочке земли жило около пятисот туземцев, потомков людей, которые были изгнаны сюда в древние времена из-за необходимости защищаться от нападений с материка. Растительность в этом конце бухты была поразительной, и там было несколько великолепных рощ кокосовых пальм. Когда я подплыл к острову, легкий ветерок стих, и многочисленные дети, гребя на узких, неустойчивых каноэ с выносными опорами, выскочили, чтобы провести меня к месту швартовки между островом и берегом материка. Там я бросил якорь в воде удивительной прозрачности и чистоты.

Остров Меле был чрезвычайно интересен и, как и Вила, населен расой, наполовину полинезийской, наполовину меланезийской. Когда я вышел на берег, я увидел, что дети заняты игрой в крокет, которая, по-видимому, была их любимым развлечением. Однако большую часть дня они проводили в воде, рыбача или гоняясь на волнах, которые они оседлали в своих крошечных каноэ. Никогда раньше я не видел такого изобилия судов. Я искренне верю, что каждый житель острова имел свою собственную каноэ, сделанную по его мерке – длинные и узкие каноэ, вырезанные из одного куска ствола дерева, и требующие предельного мастерства в удержании равновесия, чтобы не перевернуться.

Иногда туземцы отправлялись на работу в поля, откуда возвращались с грузом ямса и сладкого картофеля, но я не думаю, что им приходилось трудиться более пяти-шести часов в неделю, чтобы добыть всю необходимую пищу, настолько плодородна почва на этих островах. Это были счастливые люди, еще не знакомые с потребностями, порожденными белой цивилизацией.

На берегу, прямо напротив места стоянки «Файркреста», жил французский плантатор, с которым я познакомился в Порт-Вила, и он взял меня с собой на прогулку лошадях, чтобы показать свою плантацию. Я был поражен плодородием земли. Кукуруза давала два урожая в год и росла до огромной высоты. На плантациях работали несколько туземцев, но большую часть работы выполняли индо-китайцы. Там была любопытная аннамская деревня, где эти люди, такие маленькие и отличные от меланезийцев, жили в философском покое, жуя бетель и гашиш.

Пресечение насильственной вербовки чернокожих туземцев фактически привело к почти полному исчезновению меланезийской рабочей силы. Французские плантаторы использовали кули из Индокитая, привезенных правительством, но англичане из-за нехватки рабочей силы были вынуждены отказаться от большей части своих плантаций и продали их французским синдикатам.

По возвращении с этой поездки плантатор показал мне хижину рабочего с Новых Гебридов, расположенную недалеко от тропы. Это было типичное жилище туземцев, так искусно спрятанное в кустах, что с расстояния в несколько метров его было совершенно не видно.

Во время моего краткого пребывания в Меле я редко сходил на берег. Хотя дети часто подходили к «Файркресту», взрослые туземцы были очень подозрительны и спешили в свои хижины, когда я приближался. Это сильно отличалось от открытого гостеприимства, которое полинезийцы проявляют по отношению к иностранцам, но причина этого стала ясна в воскресенье перед моим отъездом. Вождь острова, который одновременно был катехизатором, назначенным британскими миссионерами, пригласил меня на обед, и я скоро понял, что новая религия была слишком сурова для этих людей и бросала тень на спонтанную веселость жизни туземцев. Получить какую-либо информацию о древних обычаях было практически невозможно, поскольку вождь был вдохновлен всем пылом горячего неофита и с неразборчивым ужасом относился ко всему, что имело отношение к языческим временам. Он развлекал меня гимнами на новеньком граммофоне, когда кто-то прибежал с пляжа и сообщил, что «Файркрест» снялся с якоря и дрейфует к концу бухты. Я поспешно прыгнул в свою шлюпку, отправился в погоню и достиг ее как раз вовремя, чтобы поднять парус, прежде чем она ударилась о дно. Поскольку был воскресенье, никто из туземцев не рискнул помочь мне или моей лодке, поскольку их версия христианской религии запрещает им использовать свои каноэ в этот день, даже для помощи другим людям.

Когда я боролся с легким ветерком, я увидел между островом и главным берегом изящный кеч, делающий широкий поворот, чтобы войти в Порт-Вила. Я видел его впервые, но узнал с первого взгляда. Это был «Снарк», «Снарк» Джека Лондона, на борту которого один из моих любимых авторов совершил замечательное путешествие в 1907 году. Это было красивое и доблестное судно, несмотря на все, что говорили о нем критики в старые времена. Оно часто курсировало между Новой Каледонией и Новыми Гебридами, и моряки этих морей только хвалили его.

Через несколько дней я снялся с якоря и направился в Новую Гвинею. Был полдень 12 апреля, и мой друг-плантатор проводил меня, взорвав несколько патронов динамита.

1. У мыса Лайон, Кейптаун; 2. С моими друзьями из Eastern Telegraph Co., остров Вознесения.