Текст книги "В поисках Солнца (ЛП)"

Автор книги: Ален Жербо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Ален Жербо
В поисках Солнца

First Printed November 1929. Reprinted January 1930.

This Popular Edition First Issued October 1930. Reprinted September 1933. Reprinted September 1936.

Made and Printed in Great Britain for Hodder & Stoughton, Limited by C. Timling & Co., Liverpool, London and Prescot.

Ален Жербо в Суве (острова Фиджи)

Кругосветное путешествие Алена Жербо

ГЛАВА ПЕРВАЯ.
ОСНАЩЕНИЕ

На борту «Файркреста», Сити-Айленд, 8 октября 1924 года. Из письма моему другу П.А.

Как только я прилетел из Парижа 16 августа 1924 года, я поспешил на Сити-Айленд, чтобы посмотреть на Firecrest. Я нашел ее на якоре у верфи, там же, где я оставил ее восемь месяцев назад. Без такелажа она казалась меньше, чем когда-либо, а краска на ее корпусе выглядела плачевно. Моя радость от встречи с ней вскоре сменилась огорчением от огромного количества работы, которую предстояло проделать, прежде чем она снова будет готова к выходу в море.

Прежде всего, мне пришлось две недели усердно трудиться, чтобы протащить через таможню оборудование, которое я привез с собой. Я запросил освобождение от пошлин для транзитных грузов, но несмотря на поддержку агента Французской линии, столкнулся с негибкими правилами. Наконец, когда высокопоставленный таможенник сказал мне, что я мог бы купить все, что хотел, в Америке, я понял и заплатил. Я даже заплатил пошлину за свои хронометры и за несколько английских книг для личного пользования на «Файркресте», но в конце концов я получил в свое распоряжение полый гик и другие вещи, которые привез с собой.

Затем я приступил к выполнению различных задач: проектированию и расчету парусов и такелажа, заказу новой мачты, стальных тросов, парусины, а также контролю за каждой работой и замене всего, что было недостаточно прочным для плавания. Я обнаружил, что Нью-Йорк отнюдь не идеальный порт для приобретения всего необходимого для долгого плавания. Верфи не привыкли удовлетворять требованиям плохой погоды и высоких волн, поскольку яхты, которые они строят, редко выходят за пределы узких защищенных вод Лонг-Айленда. По этой причине рыбацкий порт, такой как Бостон или Глостер, был бы более подходящим для моих целей. Мне постоянно приходилось подписывать чеки, и я просто не смел думать о тысячах долларов, которые мне пришлось бы потратить, чтобы привести свою лодку в мореходное состояние. Иногда, когда я чувствовал себя более удрученным, чем обычно, я прогуливался по набережной. Самый большой порт в мире с точки зрения тоннажа, можно было бы ожидать, что набережные Нью-Йорка с их бесчисленными судами будут очаровывать взгляд моряка. Увы, длинные ряды пронумерованных ангаров скрывают корабли и причалы от глаз, и набережные больше всего напоминают фасад огромного железнодорожного вокзала.

Мои предпочтения, безусловно, склоняются к небольшим морским портам, где еще можно увидеть парусные суда, радующие глаз – Сен-Мало с его траулерами из Ньюфаундленда, Ла-Рошель или даже Ladies Dock в Лондоне, где иногда еще можно увидеть старые клиперы с белыми парусами. Однако в Баттери-Плейс, недалеко от Аквариума, я обнаружил очаровательный уголок, откуда можно было смотреть на Нью-Джерси и устье реки. Сидя на скамейке, я с завистью смотрел на лодки, спускающиеся по Гудзону и проплывающие мимо Статуи Свободы по пути в открытое море. Иногда я также имел удовольствие видеть трех– или четырехмачтовые шхуны, которые, пожалуй, являются самыми изящными лодками, когда-либо спущенными на воду с американских верфей.

Однажды в небольшом бассейне рядом с Аквариумом я обнаружил конкурента своему судну. Несколько бездельников наблюдали за палубным катером под названием Carcharias (греческое слово, означающее «акула»), который за плату демонстрировал его владелец в золотой форме и на борту которого он намеревался добраться до Пирея и в одиночку обогнуть земной шар. Мне хватило одного взгляда. Большая крыша и общие линии судна выдавали полную неопытность в вопросах, связанных с морем, и я совсем не удивился, когда услышал, что он отказался от своего проекта примерно через две недели.

В любом случае, погода тем летом не благоприятствовала яхтсменам. Кетч «Шанхай», прославившийся своим долгим путешествием из Китая в Данию, потерпел крушение у побережья Новой Шотландии, пересек Северную Атлантику с новым американским владельцем и экипажем из трех человек. К сожалению, я также не имел новостей о своем друге Уильяме Наттинге. Четыре года назад на двадцатитонной яхте он пересек Атлантику от Новой Шотландии до Кауса за двадцать два дня, установив рекорд для судна такого размера. В том же году он совершил более сложное пересечение с востока на запад за семьдесят дней, несмотря на сильный шторм, в котором один из членов его экипажа был смыт за борт. Когда я прибыл в Нью-Йорк год назад, Билл встретил меня как брата, и мы стали друзьями. Я восхищался его мужеством и преданностью, а также его энтузиазмом по поводу различных яхт, которыми он владел. Выйдя из Бергена в июне прошлого года на норвежском лоцманском катере с тремя друзьями, он намеревался повторить путь древних викингов, таких как Лейф Эриксон, сын Красного Эрика, который первым пересек океан и высадился на Лабрадоре, и чье имя он дал своему судну. После его отправления из Рейкьявика в Исландии 9 августа о Наттинге больше ничего не было слышно и, несмотря на мою абсолютную уверенность в его морских навыках, я чувствовал себя очень неспокойно. Было горьким разочарованием отплывать из Нью-Йорка, не увидев его.

* * *

После двух месяцев непрерывной работы «Файркрест» готов к отплытию. Я очень уверен в нем, потому что он находится в идеальном состоянии. Новая мачта изготовлена из орегонской сосны и имеет общую длину сорок два фута. Новый бушприт, также из орегонской сосны, заменил тот, который сломался во время урагана; стоячий такелаж из оцинкованной стальной проволоки выдерживает нагрузку в десять тонн, не ломаясь. Паруса новые и сшиты особым образом. Новый резервуар для воды вместимостью сорок четыре галлона сохраняет питьевую воду свежее, чем дубовые бочки. Бобстей бушприта и ролик для гика, которые сломались во время моего перехода, заменены бронзовым бобстеем и гораздо более прочным оцинкованным железным роликом для рифления. Новый треугольный грот и полый гик должны значительно облегчить плавание.

Firecrest готов к отплытию. Более года я провел на суше. Наконец все мои трудности преодолены, и я скоро смогу снова отправиться в путь. Я пишу эти строки в каюте, окруженный блестящими деталями из тика и клена. На моих книжных полках стоят двести новых томов, а несколько красивых переплетов придают им художественный вид. Это «Жизнь самых известных французских моряков» в издании 1750 года, которое мне подарили друзья из Железнодорожного клуба, и отчет о моем собственном путешествии, уникальный экземпляр на бумаге Imperial Japan, иллюстрированный Пьером Леконтом и подаренный Яхт-клубом Франции. Здесь также находятся все мои старые товарищи по плаванию, с переплетами, испорченными соленой водой – книги Джека Лондона, Лоти, Конрада и Стивенсона, которые пересекли Атлантику вместе со мной.

Восемь ударов, полночь, бьют мои полированные бронзовые морской часы. Надеюсь, скоро они будут отсчитывать часы в южных морях!

ГЛАВА ВТОРАЯ.
ОТПРАВЛЕНИЕ ИЗ НЬЮ-ЙОРКА
ТРУДНЫЙ ПУТЬ

Сент-Джордж, Бермуды. Выдержка из журнала

Не имея возможности опробовать свои новые паруса, которые были готовы только в последний момент, я покинул верфь и бросил якорь у яхт-клуба Морриса в Пелхэм-Бэй. В субботу, 1 ноября, я наполнил баки пресной водой и пришвартовался у причала яхт-клуба, чтобы погрузить все свои припасы, которые прибыли только накануне вечером. Там были картофель, рис, сахар, мыло, сгущенное молоко, масло, джем, лаймовый сок в качестве профилактического средства от цинги; всего хватило бы на два месяца. Был также керосин для освещения и приготовления пищи. Друзья прислали мне множество подарков, и все это, вместе со всевозможным снаряжением, которое я заказал в последний момент, было сложено на палубе и вскоре завалило ее. Там были ковры, винтовки, патроны, книги, лук и стрелы для рыбалки в открытом море, полтора километра кинопленки в коробках для воздушных боев, бесчисленные карты и морские инструкции. Мне пришлось уложить все это под палубой, разговаривая при этом с друзьями, которые пришли попрощаться, и с многочисленными членами Клуба исследователей и Клуба круизов Америки. Несмотря на секретность, которую я пытался сохранить в отношении своего отправления, там также было несколько фотографов и репортеров.

Наконец, в два часа дня прибыла миссис Наттинг, принеся несколько коробок с печеньем, которые подрядчик не успел поставить вовремя. Она рассказала мне, что американский эсминец «Трентон» отправился на поиски ее мужа. Миссис Наттинг поднялась на борт «Файркреста» вместе с У. П. Стивенсом, редактором Lloyd’s Yacht Register, хорошо известным в английских и американских яхтенных кругах.

Мы почти сразу же отплыли, так как хотели воспользоваться приливом, чтобы спуститься по Ист-Ривер. Я отчалил от причала, буксируемый Бобом Шульцем на его моторной яхте, а также коммодором Моррисского яхт-клуба на его моторной яхте. Яхт-клуб выстрелил три раза в знак приветствия, я ответил, опустив французский флаг. Так прошло мое торжественное публичное отправление, которое было должным образом запечатлено фотографами. Как это отличалось от тех времен, когда я уезжал из Канн и Гибралтара. Я оглянулся на них с какой-то меланхоличной грустью, как на вещи, которые когда-то были и никогда не вернутся. Однако я был полон радости от того, что снова отправлялся в путь, и был счастлив оставить позади все трудности жизни на берегу и повернуть свой нос к далеким островам, где меня еще не знали. Вскоре я проплыл мимо форта Тоттен, через пролив Лонг-Айленд, где я высадился после своего путешествия через Атлантику. Приключение начиналось с того же места, где оно и закончилось.

Выдержка из моего журнала

В 15:00 мы покинули пролив Лонг-Айленд и вошли в Ист-Ривер. Пройдя опасные водовороты Хелл-Гейт, мы проплыли под Бруклинским мостом и мимо Манхэттена с его небоскребами. Мое последнее впечатление от Нью-Йорка – это город-монстр, титанический город. Когда мы проплывали мимо Статуи Свободы, наступила темнота, и у Кони-Айленда полицейский катер забрал моих пассажиров на борт и отплыл. Я бросил якорь в Шепсхед-Бэй и пошел на берег, чтобы купить различные кухонные принадлежности, которых мне не хватало, и часть ночи и следующее утро провел, тщательно укладывая свои запасы.

В 11 утра я покидаю Шепсхед-Бэй, все еще буксируемый «We Two». В течение ночи и утра барометр сильно упал, и я ожидаю плохой погоды. Море бурное и штормовое, и буксировка – мучительная работа. В полдень буксирный трос обрывается, и мои друзья машут мне на прощание, разворачиваясь, потому что они хотят добраться до гавани до того, как на них обрушится шторм.

Теперь я один, совершенно один. Я поднимаю все паруса и беру курс на юго-восток. Море бурное, ветер свежий, барометр низкий. В пять часов вечера я нахожусь к югу от маяка Амброуз, когда корабль береговой охраны Сэнди-Хук сигнализирует мне о приближении плохой погоды. Закат имеет зловещий серый цвет, а на западе скапливаются огромные черные облака. Ветер усиливается, и к моему большому сожалению, поскольку я знаю, что он деформирует мой новый парус, я вынужден свернуть гик на семь оборотов, опустить кливер и стаксель и лечь в дрейф на ночь. Работа занимает много времени, поскольку такелаж новый и некоторые его части не работают легко; однако я рад обнаружить, что мой новый ролик работает хорошо. Ветер усиливается до шторма, волны высокие, но под укороченным гротом «Файркрест» держится отлично и, устав от тяжелой работы, я крепко сплю до рассвета.

Понедельник, 3 ноября. Барометр немного поднимается, когда я в 6:30 снова беру курс на юго-восток. Около 13:00 я поднимаю стаксель, а когда ветер усиливается, опускаю грот и позволяю Firecrest плыть только под передним парусом. Я обнаруживаю, что новый треугольный грот очень легко убирается, но замечаю, что есть много мелких деталей, которые необходимо изменить. Около 23:00 с северо-запада дует сильный ветер, но Firecrest продолжает мчаться к Бермудским островам, а я ложусь спать.

Вторник, 4 ноября. Барoметр продолжает падать. Около 8 утра шторм усиливается. Нас накрывают огромные волны, которые затопляют палубу, а поскольку в Нью-Йорке судно было плохо заделанным, вода проникает в каюту. Ветер воет, чайки пролетают мимо меня, уносимые ураганом и тщетно пытаясь бороться с ним. Я остаюсь у руля до 4 часов дня, промокший до нитки от брызг и волн, которые заливают палубу, затем я оставляю Firecrest плыть самостоятельно и лететь по ветру к Бермудским островам под передним парусом. К вечеру погода улучшается, и барометр начинает подниматься. В полдень я был в 120 милях от Нью-Йорка.

Среда, 5 ноября. Около 1 часа ночи я замечаю, что мой красный бортовой фонарь не горит, я несу лампу вниз, чтобы зажечь его, но не тороплюсь, потому что уже 48 часов не видел ни одной другой лодки. Я пользуюсь возможностью, чтобы приготовить еду. Я наполняю лампу и зажигаю ее, когда вдруг Firecrest качается под сильным ударом. Я бросаюсь на палубу и в черноте ночи вижу бесчисленные огни парохода, быстро удаляющегося в мрак. Удар пришелся на мой бушприт. Бронзовый бобштаг погнут; кронштейны были полностью оторваны от палубы и вырвали в ней большую дыру. Фок-штаг и кливер-штаги сорваны, а мачта, лишившись опоры впереди, опасно наклоняется.

Бесполезно пытаться привлечь внимание парохода, который, вероятно, не видел меня в темноте ночи; нельзя терять время, если я хочу спасти свою мачту. С помощью блока и тали я натягиваю штаги и как можно крепче привязываю бушприт к расколотой палубе в носовой части. Только когда моя мачта будет стоять твердо, я смогу поздравить себя с тем, что спасся. С наступлением дня я более тщательно осматриваю повреждения и переделываю то, что я так поспешно сделал в темноте. Я заделываю дыру в палубе хлопковыми отходами. В полдень я обнаруживаю, что за сутки прошел пятьдесят миль. Дует восточный ветер, и мой курс – юго-юго-восток. Я поднимаю грот, сделав только два оборота. Я нахожусь на 72° западной долготы и 38° 30' северной широты.

Четверг, 6 ноября. Дует слабый ветер с запада. Я поднимаю грот, но на поврежденном бушприте могу установить только небольшой стаксель. Вокруг лодки плавают огромные скопления водорослей. К вечеру я вижу кашалота, который исчезает на западе. Я опускаю грот и оставляю «Файркрест» плыть самостоятельно всю ночь под передним парусом.

Пятница, 7 ноября. Моя лодка по-прежнему плывет самостоятельно, небо облачное, в полдень я подсчитываю, что за последние сутки я прошел семьдесят миль. Саргассовые водоросли очень густые, но я этого ожидал, так как Саргассово море зимой дрейфует на запад.

Суббота, 8 ноября. В 7 утра я вижу пароход, идущий на восток. Палуба Firecrest пропускает воду, и мне приходится постоянно её откачивать. Вокруг лодки летают многочисленные летучие рыбы. Мои наблюдения показывают, что Гольфстрим унес меня далеко на восток. Барометр продолжает падать, и я пользуюсь случаем, чтобы поднять трисель, который я еще не пробовал. Солнце садится в свинцовом небе, что не предвещает ничего хорошего. Ветер поворачивает на северо-восток, и ночью следуют друг за другом шквалы.

Воскресенье, 9 ноября. В 2 часа ночи ветер внезапно меняет направление. В шесть часов меня будит звук сирены, и я высовываю голову из люка, чтобы увидеть пароход «Paget» из Портсмута, который замедлил ход рядом с «Firecrest» и полностью заслоняет его своим огромным корпусом. Капитан думает, что я в беде, и кричит вниз: «Вы в порядке?» Я уверяю его, что все в порядке, и пароход отходит на свой курс на северо-восток, который он покинул, чтобы подойти ко мне. Небо затянуто тяжелыми облаками. Море бурное, ветер усиливается, и вскоре с северо-востока дует сильный ветер со шквалами и дождем. Множество дельфинов, которые любят штормовую погоду, прыгают вокруг «Файркреста», когда он мчится южным курсом.

Волны не особенно высокие, но море очень неспокойное, потому что волны идут с двух разных сторон и постоянно разбиваются о борт. Палуба постоянно протекает, и мои книги, одежда и коврики промокли. К полудню ветер и море усиливаются. Я промок до нитки и устал, но остаюсь у руля всю ночь. Холодно, хотя вода Гольфстрима на самом деле довольно теплая. Дождь становится проливным. Я поднимаю трисель с двумя рифами, и «Файркрест» сам держит курс. Я обнаруживаю, что рыба разгрызла мой механический лот, и он вышел из строя.

Понедельник, 10 ноября. Ветер сменился на юго-юго-восточный. Не желая бороться с сильным ветром и бурным морем, я остаюсь на месте с убранными парусами. Мне приходится все время стоять у насоса, везде сыро, и у меня нет ни одной сухой вещи, которую я мог бы надеть. Ближе к 13:00 небо проясняется, и ветер почти мгновенно стихает, но барометр все еще падает и я знаю, что шторм вернется с новой силой. Я пользуюсь затишьем, чтобы высушить некоторые из своих одеял. Около 20:00 ветер снова дует с юго-востока, и к 22:00 становится штормовым. Мне приходится снова сворачивать грот, зеленые волны постоянно заливают палубу, вода проникает через дыры в палубе и даже тушит мою кухонную плиту. Атмосферное давление по-прежнему падает.

Вторник, 11 ноября. Около полудня дует порывистый ветер с востока-юго-востока, который вскоре поворачивает на восток. Я делаю пять оборотов на гроте и два рифа на триселе. Большие волны накрывают палубу, и вода заливает поврежденную палубу. В 8 утра высота волн превышает 30 футов. В полдень, несмотря на все мои починки, бушприт едва держится, и я решаю остановиться, но волны, идущие с двух сторон, постоянно накрывают палубу. Я измотан, онемел и голоден, но море слишком бурное, чтобы я мог что-то приготовить. Я пытаюсь подогреть немного каши, но более крупная, чем обычно, волна опрокидывает ее на палубу, и я вынужден продолжать питаться печеньем. Вода постоянно заливает судно, и я вынужден постоянно стоять у насоса. Штормовой стаксель разрывается, а правый вант ломается, хотя он был совершенно новым и сделан из стальной проволоки диаметром почти полдюйма.

Среда, 12 ноября. Лежа в полудреме, я думаю о дефектах в такелаже, о слишком поспешной работе в Нью-Йорке и обо всем, что придется переделывать на Бермудах, прежде чем я смогу продолжить свой круиз. Над моей койкой висит перевернутый компас, и когда лодка идет по курсу, мне нужно только открыть глаза и взглянуть вверх, чтобы увидеть, как она держит курс. Морская вода проникла через палубу и наполнила чашку компаса сверху; каждый раз, когда она наполняется до краев, она качается и будит меня, когда вода льет на мое лицо холодным душем. Около 4 утра шторм немного утихает, и я могу более прочно закрепить бушприт, поднять трисель и взять курс на юго-восток. К вечеру я замечаю, что стаксель-стаксель сильно износился, и собираюсь его починить, когда внезапный порыв ветра в одно мгновение ломает его и левый аутригер. Я рискую потерять мачту, потому что форштаг ослаблен. Я убираю все паруса и с помощью нового снаряжения устанавливаю временный стаксель. Едва я это сделал, как наступила темнота, сопровождаемая проливным дождем. Мачта изгибается под нагрузкой и, лишенная парусов, лодка сильно качается. К счастью, вскоре после этого восходит луна, и я могу лучше видеть вокруг себя и натянуть передний и стаксельный стаксели. Я снова поднимаю грот и останавливаюсь под укороченными парусами. Затем я ложусь спать и крепко засыпаю между мокрыми одеялами, потому что я измотан.

Четверг, 13 ноября. – Дует сильный ветер, немного больше с востока; я весь день стою у руля и вынужден привязываться к румпелю, так как море сильно взбушевалось. Появляются многочисленные радуги, но между облаками небо слишком бледно-голубое, и я знаю, что плохая погода еще далеко не закончилась. Море становится все более неспокойным, а барометр падает все ниже и ниже. Я очень устал, но часть ночи мне приходится усиленно качать воду.

Пятница, 14 ноября. Ветер немного стих, но море по-прежнему бурное. По моим наблюдениям, я нахожусь в ста милях от Бермудских островов. В небе огромная радуга. Атмосферное давление низкое, но небо проясняется на юге, откуда, как я предсказываю, и придет хорошая погода. К вечеру ветер стихает, и барометр постепенно начинает подниматься.

Суббота, 15 ноября. Я поднимаю первый стаксель и все паруса. Это первый хороший день с тех пор, как я покинул Нью-Йорк. В 15:00 я прохожу мимо почтового судна «Сент-Джордж» с Бермудских островов, направляющегося в Нью-Йорк. Они опускают флаг, и я отвечаю на салют. К вечеру дует только легкий встречный ветер. Ночь ясная, и два астрономических наблюдения показывают, что я нахожусь в пятидесяти милях к северу от Бермудских островов.

Воскресенье, 16 ноября. Весь день я лавировал против сильного встречного ветра и сделал несколько наблюдений секстантом, поскольку Бермудские острова окружены коралловыми рифами, которые простираются в море более чем на пятнадцать миль от северного побережья и уже погубили много хороших судов. Ближе к 15:00 я вижу землю по правому борту, а с наступлением ночи вижу вспышку маяка Св. Давида. Я продолжаю лавировать в сторону суши некоторое время, затем останавливаюсь и ложусь спать, совершенно измученный усталостью. На рассвете следующего утра земля исчезает из виду, и линия Сумнера показывает мне, что я дрейфовал примерно на тридцать миль к юго-востоку. Я лавирую весь день на волнах, набирая много зеленой воды, из-за чего мне приходится постоянно ее откачивать. Около 4 часов утра я снова вижу землю, а в утренних сумерках прохожу мимо американского эсминца и вхожу в гавань Св. Георгия.

Доктор Шелли, потомок поэта, поднимается на борт и дает мне справку о хорошем состоянии здоровья. Он говорит мне, что все прибывающие суда жалуются на плохую погоду и что двухсоттонной шхуне потребовалось пятнадцать дней, чтобы добраться сюда от американского побережья, и она понесла серьезные повреждения во время плавания.