Текст книги "Латинские королевства. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Алексей Рюриков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 51 страниц)

Мусульманские восстания продолжались в Нижнем Египте лет десять, заняв местных франков, но помощи со стороны почти не требуя. Выделился лишь бунт в Танте в 1166 году, когда мятежники смогли захватить город и на подавление пришлось собирать ополчение с окрестных феодов и из Александрии, но и тот продлился менее года.

В Верхнем Египте копты преобладали, а завоевание шло последовательно, с осадами и штурмами городов, сражениями с отрядами эмиров и засадами на дорогах. Потому активные сторонники ислама погибли под мечами захватчиков в процессе, а латиняне пришли в регион с пониманием выгод торговли и ремесла и уцелевший слой городских мусульман практически сразу получил «иерусалимский статус» и программу «самоуправление общины в обмен на лояльность». Гонений на иноверцев здесь практически не случилось, в том числе по наличию нескольких крупных и конкурирующих за активное население доменов.

* * *

Спор о Александрийском патриархате, оказался куда сложнее. Проблема заключалась в версии христианского учения большинства населения. Собственно, изначально «копт» – это коренной египтянин, исповедующий местную, не халкидонскую разновидность христианства, возникшую в результате раскола после Халкидонского собора. Довольно распространенный вариант этно-религиозного общества, возникший при слиянии нации и религии до степени смешения, а потом кристаллизовавшийся под властью иноверцев, в нашем случае мусульман.

Фатимиды знали толк в колонизации и при них копты занимали нишу крестьян, реже – ремесленников и низшего чиновничества. В армии и торговле их практически не имелось. Первое считалось делом мусульман и мамлюков, купцами становились и иноверцы – но из меньшинств. Копты массово проникали в низы гражданской службы, в силу своей многочисленности и отсутствия интереса к этому занятию у образованных мусульман составив немалую часть аппарата. Ситуацию это несколько выравнивало, но последние годы, в связи с обвинениями в поддержке враждебных халифату христиан, послужило поводом для гонений. Своей элиты, кроме церковной, копты к падению Фатимидов не имели, боевых структур тоже.

К XII веку существовали две Александрийские патриархии.

Греческая (мелькитская), признавала Халкидонский собор и на то время подчинялась Константинополю, где назначались патриархи, чаще всего проживающие в Византии. Сторонников в Египте эта версия имела немного, лишь небольшие общины в портах Средиземного моря.

Расхождения церквей Рима с Константинополем, напомню, всерьез воспринимались пока только самими иерархами с окружением, василевсом и теологами-теоретиками. Остальные продолжали считать Римскую и Греческую церкви единой организацией, с нормальным феодальным внутренним спором. Во взаимном анафемствовании (тем более, век назад), для XI–XII веков ничего экстраординарного не было. Во время войн за инвеституру, «наследство Матильды» и прочих распрей гвельфов с гибеллинами, не раз одновременно существовало несколько обменивающихся анафемами Римских пап, регулярно отлучались германские епископы из сторонников императоров Запада, на сеньоров поменьше интердикт накладывался по самым разным поводам, а уж угрозу таковым слышал практически каждый крупный феодал. Византийская схема главенства василевса над патриархом, мало чем отличалась от расклада в связке «Германский император – папа Римский» еще пару веков назад. О чем не просто помнили, гибеллины именно за такую формулу и воевали уже второй век с понтификами. Для тогдашнего понимающего человека, неважно даже из какого сословия, Византия выглядела страной, где победили идеи гибеллинов, не более. Тонкости религиозных расхождений и знали не все, а уж погружаться в них и вовсе стремились совсем немногие. Позиция императора Византии, не желающего признавать власть Церкви над светским монархом, новизны не несла и находила понимание, хоть и не всеми одобрялась. Поэтому для того периода, раздел на католиков и православных еще сугубое забегание вперед.

* * *

С церквями, не признавшими Халкидонский собор, раскол существовал много веков. Копты Халкидон не признали, отчего с Римом и Константинополем они много веков назад обменялись анафемами и пребывали в схизме (расколе), считая друг друга еретиками. Сходясь в этом с другими известными латинянам Заморья монофизитами из Армянской и Яковитской (сирийской) церквей, и отличаясь лишь небольшими трактовками теологии и традициями. За годы автономного существования, тут сформировались свои обычаи (обрезания, например), что при столкновении с франками вызвало взаимное непонимание. Копты ушли от привычной Риму традиции дальше армян и сирийцев, но при этом их община и под властью ислама насчитывала миллионы прихожан, отчего сохраняла уверенность в своей правоте и неприятие сделок с еретиками.

Плюсом было существование единого лидера, титул которого вкратце звучал «Папа Александрийский и Патриарх Престола святого Марка». С единым центром, казалось, можно договориться. Отдельную путаницу вносило то, что коптский патриарх резиденцию уже больше века имел в Каире, совмещая должность архиепископа Каирского и Фустатского, в самой Александрии, храмы после взятия города, естественно, заняли латинские клирики, а в союзном Константинополе пребывал официальный Александрийский патриарх халкидонской версии.

Папа, понятно, требовал от короля передачи патриаршего престола в Египте Риму. Препятствием была многочисленность коптов в только что покоренной стране. Амори I сталкивался с коптами будучи хозяином апанажа в Бильбейсе, но там этот вопрос такой остроты не имел. В давно захваченных Тиннисе и Дамиетте, копты не составляли большой доли, существуя на правах «религиозно-близкого меньшинства». В новых границах ставшего подавляющим большинством.

* * *

Первым делом, король попытался договориться. Вмешался случай – патриарх коптов Иоанн V к тому времени состарился и болел, думал о вечном и сделок с еретиками не желал. Сменил его в 1166 году Марк III, видный историк (один из авторов фундаментальной коптской летописи «Истории патриархов александрийских») и толковый религиозный деятель.

Меж тем, за место патриарха разгорелся глобальный спор, с участием императора Византии Мануила I, папы Римского Александра III и, понятно, коптов. Король Иерусалима и Египта в спор вошел, скорее, как медиатор, с трудом понимая кто больше прав и собственной позиции не имея. Единственно, чего Амори I точно не желал, так это волнений коптов, ему с мусульманами проблем хватало.

В 1170 году, в святом для всех Иерусалиме, состоялись латино-греко-коптские переговоры. Византию представлял растущий кадр патриаршей канцелярии Иосиф Благочестивый (Айюбид), в недавнем прошлом наставник византийской императрицы. Рим и короля Амори I – Вильгельм Тирский, знаменитый к тому времени дипломат, о нем чуть ниже. От коптов прибыл патриарх Марк III. Успеха переговоры не принесли, стороны сошлись на необходимости нового Вселенского Собора (с чем из лидеров движений никто не спешил), зафиксировали разногласия и разъехались. Чтобы получить хоть какой-то результат, три церкви дружно осудили несториан, признанных еретиками еще до Халкидонской схизмы. Но определенные выводы появились.

Иосиф Благочестивый совершил перед конференцией вояж по Египту, и вернувшись в Константинополь честно доложил Мануилу I о полной непрактичности требований, поскольку копты издавна, традиционно и по день доклада, греков терпеть не могли. Латиняне к отходу от Рима склонности тоже не выказывали, отчего поставить в Александрию своего патриарха Византия могла лишь вооруженным путем. Да и это паствы не прибавит. Посол рекомендовал выждать. Франки либо смогут обратить коптов к заветам Халкидона – и тогда к вопросу контроля можно будет вернуться, либо рассорятся с монофизитами до уровня греков, что выровняет условия. С мнением василевс согласился, титулярного патриарха ромеи продолжили назначать, но от реальных шагов воздержались.

К латинянам копты такой неприязни не испытывали, и спустя несколько лет патриарх Марк III заключил соглашение с королем о мирном сосуществовании, на условиях, близких к монофизитам Леванта. Копты сохраняли лояльность светской власти, франки не посягали на религию населения и их храмы с монастырями, хотя на возведение новых требовалось разрешение владельца феода. Проще всего санкцию давали сеньоры Верхнего Египта, не желающие из-за теологических тонкостей возмущать подданных, так что этот регион стал оплотом Коптской церкви. В Нижнем Египте из Каира и Александрии шла латинизация, но крайне вяло, местные держались за свои традиции, противопоставляя себя элите. Ради мира меж церквями, при Марке III коптская церковь признала ряд наиболее отличающихся обычаев (вроде слишком наглядного обрезания) не религиозными, а народными, что местные латинские клирики согласились считать шагом к сближению – объявлять еретиками подавляющую часть податного населения тут никто не рвался. Но и претендовать на власть копты не могли, за отсутствием светской элиты, разобщенностью крестьян и тягой клириков более к монашеству, чем к национально-освободительному движению.

Именно в те годы, в Леванте творческая мысль латинских теологов начала формулировать теорию о существовании кроме генеральной линии Церкви и еретиков, еще и промежуточной группы, этакого «уклона» – не врагов, а единоверцев, отклонившихся от единственно правильного учения. Которых следовало возвращать в его лоно путем просвещения. Теория выглядела сомнительно, но для Египта и Леванта насущно, позволяя как-то формализовать мирный процесс проживания бок о бок с монофизитами. Поддержки в Риме позиция не получила, но заняла теоретиков плодотворной работой, патриархат Иерусалима дискуссиями с яковитами, Антиохии – с армянами а Александрии с коптами. Теологические академические споры давали возможность вопрос не решать, что всех устраивало. Единственным исключением стала Нубия.

* * *

Дойдя до южных границ Египта и взяв Элефантину (Асуан), франки обнаружили южнее христианские государства, Нубию и Алву. Крещение там приняли из Византии еще в VI веке и успешно отбили нашествие арабов времен начала мусульманской экспансии. В чем по преданиям сыграли роль знаменитые с древности нубийские лучники (в отличие от племен Степи – пешие), «попадавшие человеку в глаз». Не белку, но тоже неплохо. Еще три века нубийцы сохраняли независимость и веру, периодически отбивая натиск мусульман с севера, затем в Нубийской пустыне появились кушитские племена, принявшие ислам, а с побережья Красного моря, вдоль караванных путей начали расселяться арабы. Кончилось это в X веке возникновением между Египтом и христианской Нубией союзного Фатимидам мусульманского эмирата. Его базой и главным портом стал Суакин, а население из смешавшихся кушитов и арабов назвали Бени кануз. Они постепенно отвоевали немалую часть Нижней Нубии (северный регион страны), стали главным поставщиком суданских рабов в Египет и основным противником местных христиан. Асуан формально считался переданным Фатимидами в лен правителю Бени кануз, делая этого суверенного эмира вассалом Каира, а фактически доходы с города просто перечислялись в Суакин, где их называли данью.

После покорения Верхнего Египта франками, Бени кануз оказались между латинянами и нубийцами. На что последние немедленно отреагировали посольством к единоверцам, а эмир Суакина набегом на Элефантину. Кушитов отбили и спешно принялись строить крепость, а в Нубию отправили дипломатическую миссию, во главе с упоминавшимся архидьяконом Тирского собора Вильгельмом Тирским.

Вильгельм был местным уроженцем из франкской семьи горожан, получил по церковной линии образование в Европе, сперва изучив теологию в Сорбонне, а затем римское и каноническое право на юрфаке Болонского университета, где до него учился и преподавал папа Александр III. Вернувшись в Левант сделал быструю карьеру, став заодно доверенным лицом короля. С этим талантливым правоведом и дипломатом, а в будущем известным историком и наставником следующего короля, мы еще не раз встретимся.

В Нубию Вильгельм Тирский выехал с миссией сразу по двум линиям, королевской и церковной. Посетив обе столицы, Донголу и Собу, архидьякон обнаружил, что нубийская церковь, безусловно, христианская, но какая-то совсем своя, причем слабая и с точки зрения теории, и организационно. Формально нубийские клирики подчинялись коптскому патриарху, реально – местным царям, службы вели на ненавистном коптам греческом, а порой и на старонубийском. Монахов тут почти не знали, основу составляло немногочисленное белое духовенство, а глубокая теологическая разница монофизитов и халкидонцев, по причине давней оторванности от центров и непрактичности для светских лидеров, здесь осознавалась слабо. Сходу определить, которая версия христианства тут исповедуется, не могли, судя по всему, и сами нубийские иерархи. Тут хранили предания о принятии крещения из халкидонской Византии, дорожили редкими связями с коптами, естественно помнили о Иерусалиме, а о Риме представление вообще имели крайне слабое.

Вильгельм, как человек творческий и практичный, предпочел увидеть в этом позитив. Оценив Нубийскую церковь как «безусловно верную заветам и правилам прежних Соборов, по оторванности от общения с Римом упустившую знания о Соборах последующих, но вполне готовую их принять». В общем, ребята диковатые, но нашенские, римского понтифика согласны чтить, только литературкой и лекторами снабдить надо.

Обрадованные появлением на своих границах мощного государства единоверцев, местные иерархи действительно с воодушевлением приняли идею покровительства далекого главы христиан, выглядевшего явно авторитетнее и перспективнее лидера коптов. Изыски теории никого не смущали. Нубийцы допускали, что за прошедшие века, в «большом христианском мире» теология сделала большой шаг вперед, и почему бы позиции сокрушителей мощнейших Фатимидов, не быть более правильной, чем взгляд угнетаемых коптов?

Светские правители Нубии и Алвы, заинтересованные прежде всего в военном союзе и поставках оружия, посла принимали не менее восторженно, а братство по вере в их понимании служило не только дополнительной гарантией дружбы, но и поводом просить лучшие условия, в рамках христианской помощи.

Для Вильгельма Тирского, поездка стала триумфом, к Амори I он вернулся с договорами о союзе с двумя католическими королями. Именно с легкой руки Вильгельма, нубийские правители получили столь высокие титулы. Посол четко понимал, что соглашение с правителями рангом ниже принесет ему меньше славы, и здраво оценивая своих соотечественников, предполагал в таком раскладе вопрос «почему союз, а не вассалитет?» Вассалитета в Нубии не желали, и имели на то основания. За время ослабления Фатимидов, а особенно после их краха, нубийские королевства окрепли, создали альянс и чувствовали себя увереннее прежнего. Мысль о вражде с чудесно объявившимся единоверным правителем Египта, выглядела безумием, но и о подчинении речи не шло. В Каире идея похода в Нубию тоже не нашла бы понимания, там хватало серьезнейших проблем, о чем франкский посол прекрасно знал. А пакт между владыками одного ранга дело со всех сторон солидное.

* * *

Латиняне немедленно начали наращивать поставки союзникам металла и металлоизделий военного назначения (железо в этой части Африки издавна было дефицитом, поставлялось из Европы, причем эмбарго на эти поставки ранее вводили и папы Римские для мусульманского Египта, и сверх того Фатимиды для Нубии). Королевский виконт в Элефантине, при поддержке баронов Идфу и Дарау совершил несколько совместных с нубийцами походов на Бени кануз, а флот госпитальеров начал методично перехватывать торговые суда из Аравии в Суакин.

Борьба оказалась долгой и упорной, но после серии кампаний, к концу XII века, исламскую полосу между Нубией и Египтом ликвидировали. Суакин отошел объединившейся к тому времени Нубии, но с передачей египетским купцам квартала в городе, постройкой там же госпитальерского подворья и привилегиями подданным Латинского короля во всей стране.

По церковной линии успехи миссии В. Тирского тоже неоспоримы. Нубийцы приняли верховенство папы Римского, согласились применять догматы римской версии, но все это следовало еще применить на практике. Папа Александр III, человек рациональный и основательный, расширению церкви порадовался, а с учетом заслуг посла и мнения короля Египта, создал в 1172 году латинскую патриархию в Александрии, первым предстоятелем которой стал Вильгельм Тирский. Ему подчинили «в оперативном плане» нубийских епископов, которых отныне назначал папа Римский, по представлению патриарха Александрии и согласованию с королем Нубии. В далекие африканские земли отправились миссионеры из монашеского ордена Цистерцианцев, вскоре создавшие в Нубии два монастыря. Орден имел немалый опыт обращений в христианство язычников северной Европы, славился тягой к учености и образованию, а заодно занятиями сельским хозяйством на передовой основе. Он стал лучшим дополнением к ордену Госпиталя, военными успехами укрепившему авторитет далекого Рима в глазах нубийцев. Монахи Сито не спеша и почти не встречая сопротивления, привели обычаи нубийской церкви к римским нормам, открыли несколько школ и внесли огромный вклад в латинизацию Нубии «на базе местного населения».

В 1173 году, при посредничестве патриарха Вильгельма Тирского, король Нубии Моисей-Георгий принял сюзеренитет Римского папы, был коронован в Александрии традиционно присланной понтификом короной, а Нубия получила весомый статус «полноправного» королевства.

Глава XVII. Восточные вопросы Амори I

И носило меня, как осенний листок.

Я менял города, я менял имена,

Надышался я пылью заморских дорог,

Где под варварским небом, не блестела луна…

Карта Леванта на 1174 год

Но вернемся из Египта в Левант. Мы оставили Заморье в 1162 году, когда король Иерусалима Балдуин III и князь Антиохии, заключили с эмиром Мосула перемирие на пять лет. По отбытии следующего короля в западный поход, регентом в Иерусалиме, как отмечалось, осталась королева Матильда Шампанская. Успешно выступавшая в этой роли до отъезда в Каир в конце 1164 года, чему способствовало в первую очередь соблюдение и франками, и Кутб ад-Дином Мосульским, мирного договора. Мелкие приграничные стычки не прекращались с обеих сторон, в пустыне на Пальмирской трассе тамплиеры продолжали увлеченно воевать с бедуинами и мосульскими налетами, но латиняне оказались слишком увлечены Египтом, оттягивающим все резервы, а туркам стало не до Сирии.

Возникшие на месте прежней Сельджукской державы центры – эмират Азербайджана, Багдадско-мосульский домен халифа и Кутб ад-Дина и расправляющий крылья Хорезм, претендовали на возрождение единой страны, отчего согласия меж ними не проглядывало, а кроме того, у каждого нашелся внешний враг.

В Азербайджане Шамс ад-Дин Ильдегиз, не прекращая воевать с Грузией, окончательно присоединил территории бывшего домена Шах-Арменидов, вышел на границу с ромеями и занял Западный Иран. За Иран в первой половине 1160-х годов случилось несколько коротких войн с Багдадом и Мосулом, окончившихся в пользу Ильдегиза, но остановивших его продвижение. В кампании 1164 года, на стороне Мосула участвовал и отряд франков из Эдессы, под командованием погибшего в одной из стычек коннетабля графства Рене Марашского.

Багдадский халиф аль-Мустанджид, опираясь на союзный Мосул и собственные владения, фактически упразднил принцип передачи светской власти султанам из сельджуков, сведя этот титул к сугубо почетному. От возведения в султаны Кутб ад-Дина он тоже уклонился, оставаясь с ним в состоянии вынужденного симбиоза. Без поддержки богатого и сильного эмирата, шансов удержать независимость у владыки правоверных не имелось, но и эмир Мосула, имеющий на севере Ильдегиза, а на западе франков, оставаться без союзника опасался. Бороться в таких условиях за лидерство Аббасид с Зенгидом не стали, успешно договорились, правили в партнерстве и умерли в один год.

Если бы Мосул смог подчинить Северную Сирию и Эдессу, при условии сохранения там лояльного мусульманского населения, расклад выглядел бы другим и сильной фигурой стал эмир, но в этот раз история сложилась иначе. Вновь биться о стены латинских крепостей, Кутб ад-Дину не стало никакого резона. Даже взяв Эдессу, Харран или Алеппо, он получал долгую войну с франками, а возможно и с Византией. Потери лишали возможности противостоять Ильдегизу, быстро восполнить их на отвоеванных, уже достаточно латинизированных землях, не представлялось возможным. Потому мир на западе эмира до поры устраивал.

Халиф вывод полностью поддерживал, его Левант вообще волновал слабо. Интересы Багдада лежали в возврате светской власти, в Иране и обороне от Азербайджана и Хорезма. В 1165 году, отряды аль-Мустанджида, подкрепленные мосульцами, заняли Фарс и развивали наступление на юге Ирана, но в этот момент в игре появился правитель Хорезма.

Тадж ад-Дин аль-Арслан стал хорезмшахом в 1156 году, по смерти отца, упоминавшегося ранее Атсыза. Первое время признавал сюзеренитет султана Санджара, после его смерти провозгласил независимость и начал расширять владения. Успешно присоединил Дихистан, Керман и часть Хорасана, позже Мавераннахр (регион между Амударьей и Сырдарьей, древний Согд с городами Самарканд и Бухара). В 1165 году аль-Арслан нанес удар по землям халифа в Ираке.

Аль-Мустанджид выставил свою армию, привычно призвал на помощь эмира Мосула, а еще заключил пакт с Азербайджаном. Границы с Ильдегизом, после упоминавшейся серии конфликтов временно стабилизировались, а Хорезм угрожал обоим.

По итогам двухгодичной компании, халиф и хорезмшах остались при своих, а мелких шейхов в зоне между Хорезмом и Азербайджаном поделили аль-Арслан и Ильдегиз.

К 1170 году, вольные эмираты (кроме Мардина) на землях бывшего султаната Сельджуков остались только в Хорасане, где в незахваченной хорезмшахом части укрепились огузы. Азербайджан, включая турецкую часть Анатолии и северный Иран, отошли Ильдегизу, Хорезм, Мавераннахр и часть Хорасана – хорезмшаху, Ирак и юг Ирана – халифу с Кутб ад-Дином.

Следующие несколько лет хорезмшах аль-Арслан покорял упомянутых огузов, в 1172 году успешно отбил нападение кара-китаев с востока, после чего умер, а за трон схватились его сыновья, Аладдин и Джелаладдин, так что почти десять лет в событиях западнее своих границ, Хорезм не участвовал.

* * *

Латинские сеньоры тоже не стремились на восток, им хватало завоеванного.

Граф Эдессы Жослен III укреплял дружбу с Кутб ад-Дином, от которой в немалой доле зависела торговля. Третий граф династии де Куртене пошел в отца, также предпочитал веселую жизнь в Турбесселе рыцарским подвигам, в походы выходил только по необходимости, зато любил и умел развивать коммерцию. Казна не пустовала, чрезмерных податей население не несло, а спокойствие элиты в сеньории поддерживалось регулярной отправкой пассионариев в помощь каким-нибудь союзникам. Чаще всего королю Иерусалимскому, но и эмир Мосула годился, как выше сказано. Впрочем, к теме защиты своих активов, Жослен III относился серьезно, вассалов в руках держал жестко и правил доменом железной рукой.

От короля Иерусалима, считавшегося сюзереном Эдессы, с началом правления Амори I граф потихоньку отстранялся, чему имел оправдание – восточный рубеж требовал защиты, а между Эдессой и коронными землями лежала Антиохия. С последней Жослен III, наоборот, вошел в тесный союз, еще в 1159 году выдав свою младшую сестру Изабеллу замуж за князя Боэмунда III Антиохийского. Династический брак оказался бездетным и недолгим, но тихим. Чем сильно отличался от бурных похождений другой сестры графа, Агнессы.

Первым мужем Агнессы, еще в правление их отца, стал Рено Марашский, авторитетный вассал Эдессы. Наличие супруга даму не особенно смущало, прославилась она любовными связями, в том числе долго пробыв фавориткой наследного принца, а затем короля Амори I Иерусалимского. Отцовство ее сына Балдуина Марашского, родившегося в том же 1161 году, что и официальный наследник престола, уже в те годы молва приписывала именно принцу, о чем еще будет повод вспомнить. Графу же Эдессы, тесная дружба сестры и суверена принесла мощный лоббистский ресурс у трона, позволявший проявления вольности.

Как на это реагировал Рено Марашский, неизвестно, ссор с самыми влиятельными сеньорами Заморья он не затевал, принял пост коннетабля графства и увлекся военными подвигами. В 1164 году он с отрядом рыцарей Эдессы отправился, ради славы, добычи и внешнеполитических расчетов графа, помогать Кутб ад-Дину отбиваться от азербайджанцев, и, как указывалось, погиб в одном из боев.

Агнесса печалилась недолго, вновь выйдя замуж за представителя авторитетного клана Ибеллинов, после его смерти – за не менее весомого в местных кругах правителя Сидона из клана Гранье. Дама, похоже, вообще предпочитала общение со «старой знатью» Заморья. Но никогда не забывала об интересах правящего старшего брата, так что нейтралитету Жослена III в этом плане ничто не мешало.

Владыка Эдессы не забывал и о вновь прибывших. Старшую дочь Беатрису он выдал замуж за Вильгельма де Лузиньяна, младшего сына князя Гуго Фиванского, крупнейшего после короля феодала в Египте и самого влиятельного среди «новой знати». Младшей дочери нашли супруга среди вассалов короля.

Имея хорошие отношения со всеми основными политическими игроками, Жослен III чувствовал себя спокойно, превращая домен в подобный Мардину нейтральный офшор с креном в сторону союза с Антиохией.

* * *

Князь Антиохии Боэмунд III, после печального опыта боев с турками, к экспансии на восток тоже не стремился, вполне удовлетворенный пятилетним перемирием 1162 года. Домен, изрядно потрепанный в прошлые годы, постепенно восстанавливался, во что заметный вклад внесли укоренившиеся в Алеппо после 2-го крестового похода представители германского рыцарства.

Но у Боэмунда III во внешней политике оставалась одна нерешенная проблема. Византия. По соглашению двух императоров – Мануила I и Конрада III и примкнувшего к ним короля Франции Людовика VII, со времен 2-го крестового похода Антиохия считалась аллодом княжеской династии, но вассалом василевса. Боэмунда III это напрягало, а в Константинополе относились к договору серьезно. Вторая причина нелюбви князя к ромеям была личной. Греки убили его отца. Конечно, в открытом бою, на своей территории, и когда предок помогал армянским сепаратистам, но эти мелочи, согласитесь, ни на что не влияют. По этим двум причинам, традицию антиохийских правителей помогать сопредельным армянам, молодой князь сохранил. Возрождение Киликийского княжества, становящегося буфером между франками и греками, отвечало его стратегическим замыслам, а заодно давало возможность отомстить.

* * *

После гибели в египетском походе ромейского наместника Киликии, Мануил I назначил на этот пост своего в очередной раз прощенного кузена – Андроника Комнина, ранее упоминавшегося. Новый назначенец рос вместе с ныне царствующим монархом, спал с сестрой его любовницы (Андроник вообще славился любвеобильностью), позже служил трону, но в традициях Комнинов ушел в активную оппозицию и пытался захватить власть. Как отмечалось, во время войны с венграми его заговор провалился, но принца не казнили, ограничившись тюремным заключением. Далее последовали два побега, после второго – удачного, эмиграция на Русь, в Галицкое княжество, затем прощение и возвращение, с назначением в Киликию.

В этой провинции, армянский князь Торос II, воспользовавшись отъездом основных сил гарнизона с наместником Константином Коломаном в египетскую экспедицию франков, в очередной раз поднял мятеж. Прибывший Андроник попытался подавить сепаратистские выступления, но Торос II оказался более умелым полководцем и императорского кузена разбил.

Василевс подверг родственника опале и истребовал пред свои очи, но тот, опасаясь обратного водворения в темницу, бежал в Антиохию.

Выступление Тороса II позже в очередной раз подавили, вновь заключили вассальный договор, затем последовало очередное восстание, поддержанное Антиохией, а после его смерти в 1169 году, за не трон Киликии, началась война наследников, перемежающаяся антитеррористическими операциями греков и появлением у разных претендентов на трон добровольцев из Антиохии, закончившаяся лишь в 1175 году победой Рубена III, племянника Тороса II.

Но вернемся к Андронику.

В гостях у франков, он, для начала, соблазнил княжну Филиппу, младшую сестру Боэмунда III и действующей императрицы Византии. По этому поводу возник скандал и Комнину пришлось переехать в Иерусалим.

Амори I принял гостя с почетом, но Андроник не умел жить спокойно. Он быстро завел роман с дальней родственницей (своей и императора Византии), двадцатишестилетней вдовой короля Балдуина III Феодорой Комниной (замуж, напомню, она вышла в 13 лет). На которой и женился, окончательно разозлив Мануила I, а заодно смутив короля Иерусалимского.

Василевс потребовал от Амори I кузена немедля схватить и выдать, в крайнем случае казнить или хотя бы ослепить на месте, но латиняне лезть в игры греческого дворца не хотели, отчего через Феодору намекнули Андронику о нежелательности пребывания. Тот совет принял, и уехал вместе с новой супругой через Мосул в Багдад.

Халифу и эмиру Мосула, Андроник сходу предложил захватить Антиохийское княжество, к правителю которого благодарности вовсе не испытывал… впрочем, он этим чувством вообще не отличался.

Адресаты наступать на запад не рвались, но в плане действительно была идея. Андроник обещал поддержку «своих людей» в княжестве и нейтралитет Византии, в случае успеха получал Антиохию, мирясь за ее счет с Константинополем, а Алеппо отходил Кутб ад-Дину. Логика просматривалась – Мануил I прощал кузена и до, и после, а в качестве вассала в Антиохии точно предпочел бы франку, покровительствующему армянам. В Иерусалимском королевстве в этот момент бушевал феодальный конфликт, о чем мы позже поговорим. С Хорезмом воевать закончили, срок перемирия с неверными истек и требовалась демонстрация приверженности джихаду, так что момент казался удачным.

В 1167 году, армия Кутб ад-Дина, подкрепленная частями халифа и сопровождаемая Андроником, выдвинулась на Алеппо.

Существует версия ряда историков, что весь проект был спецоперацией Византии по возвращению Антиохии в родную гавань, а Андроник с какого-то момента после скандала в Иерусалиме выступал агентом порфироносного родственника. Но прямых подтверждений источники не сохранили, потому знали ли в Константинополе о затее опального Комнина до начала войны, нам неведомо. Относительно короля Иерусалимского, известно больше, Амори I получил сведения о готовящемся нападении на Антиохию заранее.