Текст книги "Латинские королевства. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Алексей Рюриков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 51 страниц)

Балдуин I, тем не менее, первым поражением не смутился, методично распределил войска и окружил город.

Эмир неустанно совершал вылазки, атакуя осаждающих и не подпуская их к стенам. Первый приступ франки смогли осуществить лишь в конце августа, не добились ровно ничего, и отступив принялись ладить осадные орудия, благо дерево в округе росло. В начале сентября на регион обрушился проливной дождь. Лагерь латинян превратился в огромную лужу грязи, в которой люди и лошади застревали бесповоротно. Впусте – король уперся.

Уже второй раз ему мешала в осаде вода. В Бильбейсе из каналов, тут с неба! Неизвестно, действительно он расценил повторность как знамение, сочинил об том речь ради агитации, или вообще это придумали позже, но по свидетельствам, Балдуин заявил подчиненным всуе, что дождь – «это знак!» Разумеется, положительный. Высшая Сила второй раз насылая воду, просто испытывает тем самым крепость духа франков. И если в первый раз они смутились и Египта не взяли, то теперь никто никуда не идет, все сидят на месте и берут Дамаск, которая крепость – если крепость духа проявить – непременно падет.

Что подумали подчиненные неизвестно, но на месте остались.

Дождь кончился, грязь высохла, и Тугтегин снова начал вылазки. Лишь в ноябре крестоносцы подвели осадные орудия и взломав оборону противника ворвались в город. На этом, что стало сюрпризом, дело вовсе не кончилось, в путанных закоулках уличные бои шли еще неделю – город оказался большим, а сдаваться Тугтегин не желал. Но в декабре штурм кончился.

Эмир погиб в последние дни, латиняне понесли огромные потери – не менее трети армии, но Дамаск стал частью королевства Иерусалимского.

Принц Бекташ примерно в это время из хроник тихо исчез навсегда. Что с ним стало неведомо, но о передаче трона речи точно не шло.

Разъяренные сопротивлением, франки грабили город подчистую. Мирное население немалой частью успело за время схватки на улицах удрать, хоть и недалеко – и тем спастись, Балдуин взял под защиту теперь уже своих налогоплательщиков, покинувших врага. Оставшихся жестоко резали.

* * *

Границы Иерусалимского королевства приобрели определенную законченность. С запада по перешейку лежал усмиренный Египет, с севера Антиохия и Эдесса, с востока в основном пустыня, и где-то там, за караванными путями, халифат. Ну и на побережье сателлитный данник Сидон, блокированная потомком графа Сент-Жилля Триполи и суверенный Тир.

В минусе остались высокие потери и без того немногочисленных латинян и вассалы Дамаска, подчиняться франкам сходу не собирающиеся.

Весь следующий год король провел, приводя под свою руку территории бывшего эмирата Дамаск и в меньшей степени на остальных своих землях. Египет пока больше попыток вернуть упущенное не предпринимал, с Византией отношения крепли, Багдад тоже пока латинян не беспокоил. Беспокоила его величество острая нехватка франков. Как вообще, так и непосредственно рыцарей. Потери наложились на резкое расширение земель, и теперь «феодов было много больше, чем феодалов». А ведь не хватало и привычного третьего сословия.

Именно тогда заложились основы внутренней политики. К этим годам относятся первые посвящения в рыцари (с передачей лена) местных уроженцев, причем как армян, так и даже не то араба, не то сирийца из местных христиан – разумеется, перешедшего к латинскому обряду.

В Иерусалимском королевстве и Эдессе нравы отличались беспримерной для того века веротерпимостью, что тоже диктовалось демографией – сеньоры желали внутреннего мира и прибыли, а не споров о догматах. Впрочем, в княжестве Антиохском, Танкред и его норманны, ничего специально не демонстрируя, попросту искренне плевали на религиозную и национальную принадлежность, исходя из принципа «был бы человек хороший» и разницы ни для кого не делая. Это принесло неожиданные плоды – именно в княжестве начался, хоть и не резкий, рост приверженцев Римской епархии из местных.

Но латинян все равно крайне не хватало. Поэтому особый интерес вызвали известия о том, что в Европе Боэмунд, князь Антиохский, собирает, при поддержке римского папы и короля Франции, новый заезд. Но вот цель его похода, вызывала вопросы. Как у Балдуина, так и у Алексея Комнина…

Интерлюдия

Экскурс в прошлое. Нравы.

Когда мы читаем про крестоносцев – королей, князей, рыцарей, не говоря о рядовых, следует помнить, что они были людьми своего века и нравов довольно суровых. При всем неоспоримом религиозном вдохновлении – достаточно вспомнить, что первые походы были крайне затратны, у них имелись и далекие от веры мотивы, помыслы и привычки. Скажем, те самые Балдуин I или Боэмунд, вполне вероятно, не брезговали людоедством – не в переносном, а в самом прямом смысле. И точно их соратники сим баловались. Пусть не в приписываемых масштабах и не по злобе, а в единичных случаях и с лютого голоду, но все же. Турок и арабов это шокировало.

Тут еще два момента. Латиняне прекрасно понимали, что есть людей, в общем-то, не очень хорошо, даже от голода. И даже оправдывались, когда им делали за то замечания. Но оправдываясь, они упоминали, что «да мы не только людей – а даже и собак ели, вот до чего дошли!» Гм…

В биографии Боэмунда, известный автор, например, специально долго разъясняет, что когда князь повелел приготовить ему человечину по рецепту нормального мяса – это был хитрый план по запугиванию турок, которым коварно позволили подсмотреть а затем рассказать. И это традиционная норманская спецоперация и информационная война.

…а что потом там действительно крестоносцы кого-то съели – так на том внимание акцентировать не следует. Не следует – но для понимания, помнить стоит.

* * *

И еще ремарка по раннесредневековому Леванту. Нельзя преувеличивать религиозную нетерпимость.

Она, безусловно, существовала со стороны пришедших к «злым сарацинам» франков, но куда меньше – со стороны привыкших к массовому окружению христиан (православных, армян и т. д.) сарацин. И позже для сплочения в борьбе с латинянами, нетерпимость к христианам вождям мусульман пришлось долго и последовательно проповедовать.

Но на протяжении, пожалуй, большей части существования Латинских королевств, противостояние христиан и мусульман на почве религии существовало лишь теоретически. Сеньоры перемешанных в тех местах владений, воевали и вступали в союз постоянно, и совсем не по религиозным причинам, а по чисто практическим.

Союз Данишменда – одного из лидеров разгрома аръегардного крестового похода и Боэмунда Антиохского – одного из ведущих крестоносцев, это не альтернатива. Он действительно существовал, хоть и с гораздо меньшими последствиями. И возник этот альянс спустя считанные годы после франкских завоеваний. А ведь были и до него.

Собственно, противостояние «франки-сарацины» вообще первые полвека не существовало. Были «франки приезжие – против франков местных», «арабы против турок», «армяне против греков». Но, как и «франки и арабы против турок и греков», например. Исходили розни и союзы только из границ и интересов.

Глава VI. Последняя ставка князя

Воин, пред коим многие пали

Стены, и меч чей был неутомим,

Блеском маневра о Ганнибале

Напоминавший среди пустынь.

С начала крестовых походов прошло 10 лет и к 1107 году не то чтобы перевернулся весь мир, но немалая его часть.

Походы, на первый взгляд, полностью изменили ситуацию лишь в Малой Азии и Леванте, но это изменение повлияло на Европу и Среднюю Азию, учитывая Египет – затронуло Африку, и растекалось медленной волной далее.

В отличие от заявленных целей, первым и главным оказалось вовсе не освобождение Святых мест, а незначительное с точки зрения паломничества (хоть и связанное с этой великой миссией) событие – византийская реконкиста.

Если к концу XI века ромеи потеряли почти всю азиатскую часть, то теперь Европа и Багдадский халифат увидели на своих границах возродившееся мощное государство, остающееся (или вновь ставшее) «третьей силой» в споре католиков и мусульман – что меняло расклад куда сильнее, чем какой-то Левант, чьим бы он ни был.

К Византии в Малой Азии вернулись ремесленные центры и стратегическое положение, развитая агропромышленность полосы Средиземноморского побережья, и масса людских, близких этнически и религиозно резервов. Последние, кроме всего прочего, при лучшей в мире имперской податной системе служили более эффективным источником дохода чем для Рума.

Западные рубежи Византии оставались спокойными. Печенеги временно утихомирились, сербы пребывали в привычной, но не острой фазе внутренних свар. В 1102 году король Венгрии Коломан из династии Арпада заключил унию с хорватами получил хорватскую корону. Венгрия и Хорватия оставались отдельными королевствами, но с общим теперь королем Венгрии, Далмации и Хорватии.

С востока лежали Грузия и сателлитные Багдаду эмираты, пока переваривающие куски, доставшиеся после краха Данишменда.

Войска Комнина теперь оценивались высоко, и ожидать от него дальнейшего «возвращения исконных территорий» могли многие – о принадлежности Византии частей Италии, Балкан, Африки и Мессопотамии помнили, как соседи, так и сами ромеи.

В действительности, так картинка выглядела лишь со стороны. Возвращенные земли требовали транзакционных затрат на объединение, людей – в первую очередь гарнизоны и податных чиновников, да и мелкие стычки на границах не прекращались никогда.

Реконкиста отняла массу денег и людских потерь, в первую очередь обученных солдат, быстро восполнить которые византийцы не могли.

Этого концептуально не понимали латиняне, и плохо понимали в Багдаде, из-за принципиальной разницы в комплектовании. В отличие от всех остальных стран, Византия традиционно содержала регулярную армию как основу своих сил. В Европе такого не водилось вообще, а в обоих халифатах, имеющих некое подобие постоянных частей из мамелюков Египта и гулямов Багдада, основу тем не менее составляли отряды сателлитных эмиров и иктадаров (держателей икты – земельного надела или права получения доходов с него, в обмен на военную службу), причем если у Фатимидов пока распоряжался землей визирь, то в Багдадском халифате икта все больше превращалась в феодальный, наследуемый лен. Как мамелюки, так и гулямы, частями считались постоянными и боевой подготовкой занимались, но в основном индивидуальной. Тренировки в составе подразделения к этому времени были на минимальном уровне.

Ромеи же главный упор делали именно на действия в составе подразделения, что повышало мощь армии, но стоило денег и времени – подготовленным боец считался не ранее чем через год после зачисления, для такой системы требовались и понимающие ее суть офицеры, и некое ядро из опытных солдат, иначе уровень подготовки резко падал. Последние годы империя не вылезала из войн, в которых кадровые военные расходовались. Потому с армейским ядром и боевой подготовкой обстояло не очень, требовалось несколько лет передышки.

Активной внешней политики Алексей Комнин оттого пока не планировал, за исключением желания прояснить статус Антиохии и Киликии.

* * *

В Багдаде укрепился у власти Мухаммад, но немалой частью формально единого халифата правил Санжар, и на его землях Багдад не признавали. Это не означало, что там все признавали Санжара – часть его вассалов бунтовала. Но для Мухаммеда в 1107 году основной проблемой считался Мосул – древняя Ниневия, когда-то столица Ассирии, а ныне один из ключевых эмиратов, в котором султан пытался поменять прежнего назначенца Джавали на Мавдуда. Еще султана заботили коллега Санджар и восток халифата, агрессивность Византии, а далекий Левант интересовал пока в последнюю очередь.

В Европе король Англии договорился с папой римским по поводу инвеституры, в Германии началось правление Генриха V, претендующего на титул императора Западной империи (она же Священная Римская далее) и примеривающегося по стопам предшественника, наоборот, поспорить с папой римским об инвеституре, а король Франции Филипп I был стар. И постепенно всем становилось как-то вовсе не до Заморья и Святых мест.

А Латинские сеньории, несмотря на затишье со стороны соседей, испытывали огромный недостаток в людях. По Европе как раз разъезжал яркий представитель Заморья – Боэмунд Антиохский, собирающий новый крестовый поход, причем довольно удачно. Навербовал он, при поддержке папы римского и своего зятя – короля Франции, немало, около 30 тысяч, причем только комбатантов (конечно с учетом вспомогательных, обозных и прочих людей), в его команде мирных переселенцев и пилигримов не водилось.

* * *

Проблема заключалась в том, что князь Алеппо-Антиохийский не собирался в Заморье.

Да, собственно, особо и не мог туда собираться. Морской путь до Леванта с перевозкой такой оравы (с лошадьми и припасами, естественно) требовал несоизмеримых расходов, столько золота у Боэмунда, пусть привезшего запас, но потратившегося на подарки, оплату услуг, содержание собирающихся крестоносцев, просто не имелось.

Сухим путем василевс мог пропустить князя. Даже со свитой. Но идея пропустить через всю европейскую Византию, прямо к стенам Царьграда, экспедиционный корпус, в разы превышающий войска отца Боэмунда, громившие ромеев, под командованием собственно сына Гвискара, выглядела несколько утопичной. Комнин прекрасно помнил княжьего отца, разбившего в свое время обоих (порознь и в несвязанных компаниях) действующих императоров и носившего скромное прозвище «Ужас мира», враждовал с Боэмундом, служившим во время той, прошлой войны, при отце, и обоснованно подозревал, что сейчас владелец Алеппо (по поводу Антиохии у Алексея имелось свое мнение) ведет франков на матч-реванш именно с ромеями.

В сущности, именно так дело и обстояло.

Отплывая из Заморья, Боэмунд планировал удар по Византии. Но за время его road-show по европейским сеньорам, идея лишилась союзника-Данишменда. Поддержки из Антиохии, даже в виде задуманного отвлекающего удара в Киликии ожидать не приходилось по малочисленности сил регента, вынужденного постоянно приводить к покорности бывших вассалов Алеппо. Да и король Иерусалимский, как выяснилось, смотрел на затею неодобрительно.

Кроме того, если после первого крестового похода, к василевсу осталась масса претензий, то после второго, когда византийцы выполнили договор с франками полностью, пройдя войну с султаном Рума плечом к плечу – чего нельзя было скрыть, поскольку слишком много латинян вернулось из этого похода домой, поддержка удара на «греков» оказалась не столь однозначной. Да и обязательства по пропуску пилигримов Алексей I соблюдал, первые как раз к 1106 году вернулись – и их рассказы пользовались огромной популярностью в первую очередь у собравшихся в Левант, как источник самой свежей информации.

Впрочем, второе обстоятельство легко менялось самим отказом василевса пропустить армию. Отсутствие союзников не менялось ничем, но и выбора не оставалось. Отправить собранных крестоносцев через Византию частями, как предлагали ромеи, означало лишиться армии. Нанять корабли, способные довезти до Заморья не хватало денег. А закрыть проект князю вообще в голову не приходило, потому пришлось идти на конфликт в худших, чем планировалось, условиях.

* * *

Боэмунд, надо отметить, был личностью эпической, но своеобразной. Князь безусловно отличался личной храбростью и завидными боевыми качествами, заслужено считался одним из лучших тактиков (как военных, так и дипломатических), но при том не умел выигрывать войны или реализовывать крупные проекты. В этом ему фатально и системно не везло: будучи старшим сыном – лишен наследства в пользу сына от второй жены; попытавшись все же, наследство у сводного брата отнять и преуспев в победах – усмирен дядей, князем Сицилии, имевшим критично большие батальоны и предпочевшим более слабого племянника в соседях, причем все последующие попытки отмести у брата земли кончались приездом в гости дяди; в крестовых странствиях – так и не получил порт для Антиохии.

Проект рейдерского захвата Византии, стал очередным крупным.

Реализуя новый проект, к концу 1106 года Боэмунд оплатил постройку флота для переправы через Адриатику. На это у него деньги были, а вот фрахтовать суда в кредит возможности не было. Князь несмотря на пиар и подвиги, кредитную историю имел отвратительную, человеком слыл коварным и в приверженности идеалам рыцарской чести его не обвиняли даже сторонники. Не то чтобы это для политика, в том числе тех лет, удивительно, но деловая репутация страдала.

Папа, король Франции и некоторые из крупных сеньоров, князя поддерживали, несмотря на сомнительность идеи крестового похода против христиан, пусть и греческих. Раскол католиков и православных произошел всего полвека назад, и пока не считался окончательным – так, дискуссия. К тому же, в отсутствие СМИ, еще далеко не все христиане обоих направлений вообще толком знали о расколе, да и, как выше упоминалось, серьезных претензий к Византии на тот момент не имелось. Но… Боэмунд считался признаным авторитетом в области ромеев и крестовых походов, имел в резюме захват Антиохии и Алеппо, и по консолидированному экспертному мнению, затея с овладением империей могла выгореть.

Поскольку рейтинг проекту присвоили высокий, выступать с критикой никто не хотел – а ну как будущего императора обидишь? Папа римский в первую очередь, ведь князь являлся наследственным союзником Святого престола, а Византия – в случае его успеха отходила под руку католиков.

Сомнения в массах и рядах церкви, тем не менее, бродили, оттого публично Алексея Комнина врагом латинского христианства кроме Боэмунда и его свиты тоже никто не обзывал, разве что изредка. Ведь выиграть мог и он. Да и сами крестоносцы исходно собирались воевать сарацин, а вовсе не против единоверцев на стороне и для выгоды вассального василевсу и нарушившего обязательства князя Антиохии. Впрочем, на старте набега, под влиянием богатств Константинополя, сомнения бойцы отринули. Но не забыли.

* * *

Осенью 1107 года латиняне пересекли Адриатику и привычно осадили город Диррахий (Дураццо). С этого все всегда начинали, именуя его «Западными воротами Восточной империи».

Алексей Комнин, не менее привычно в сражение вступать не стал (это вообще ромейской стратегией практически запрещалось). Он усилил гарнизон крепости, перерезал пути снабжения на суше, а с помощью венецианцев на море, и стал с интересом ждать развития событий. Одновременно, так же шаблонно и по уставу, склоняя подельников Боэмунда к измене и переходу на сторону подвергнувшейся неспровоцированной агрессии Византии, в которой на подкуп противника денег не жалели никогда.

Диррахий осаждали год, взять так и не смогли, и претерпев голод и прочие лишения, осенью 1108 года латиняне пришли к выводу, что крестовый поход против христиан – это вовсе неправильно.

Глядя на печальный результат и под влиянием дипломатии василевса (возможно, подкрепленной золотом), предлагавшего из-за личных неприязненных отношений с Боэмундом эскалацию международного конфликта не разводить, Папа Пасхалий II с общественным мнением через своего легата согласился, заявил, что такое безобразие он вообще не благословлял, и сами видите, что вышло.

В переговоры вмешалось и посольство от короля Иерусалимского, который к тому времени уже признал себя вассалом Папы, считался верным сыном церкви и оплотом добродетели, а кроме того являлся союзником ромеев и продолжал желать людских резервов, впустую растрачиваемых на Балканах. Послы собрав представителей всех, кроме Боэмунда, заинтересованных сторон, выдвинули простое предложение: «лучше вместе разобьем сарацинов», на чем и сошлись.

Боэмунда сдали, вынудив согласиться на мир и очередной договор. Князь сопротивлялся не сильно – стар уже стал, да и осадой утомился. По условиям соглашения он подтверждал вассальную зависимость Антиохии и в этом качестве обязался выплачивать дань. Это в глазах ромеев придавало ему статус федерата и вопрос закрывало, но учитывая наплевательское отношение нормана к договорам, требовало обеспечения.

Ручаться за фактическую передачу Антиохии, в которой в качестве регента сидел Танкред, вовсе не склонный к подчинению кому-либо, и Балдуин I и Пасхалий II отказались. Боэмунд обязался употребить силу против Танкреда, если последний не будет соблюдать условия договора. Этому верилось слабо, но продолжать военные действия Комнину тоже не хотелось. Потому сошлись на формальностях, но войска князя лишили. Остатки его отрядов разделились. Часть вернулась домой, остальных – а их под влиянием напутствия от церкви искупить грех неправильного использования бренда, смыть кровью и вообще поддержать Заморье, набралось около 7 000 человек, венецианско-византийский флот перевез в Акру, сдав на руки Балдуину I под логичное обещание к Танкреду на службу не уходить.

Боэмунд I, князь Тарранто, Антиохии и Алеппо, вернулся в Италию, где и оставался до своей смерти в 1111 году, более никуда не выезжая и в политику не встревая.

* * *

Заморье, в лице короля Иерусалимского, получило крупное разовое пополнение из Европы. За прошедшие 10 лет отток франков в походы уже снял демографический избыток, теперь снова стало что делить и дома, да и обстановка там обострялась. Потому, забегая вперед, следующие годы массовой эмиграции не было. Небольшая, но постоянная все же существовала, паломники шли и плыли постоянно, часть оседала. Но в основном Заморью следовало рассчитывать на свои силы.