Текст книги "Фельдмаршальский жезл. Николай Николаевич"

Автор книги: Алексей Шишов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Вдруг среди этого хаоса раздался барабанный бой к атаке, и спустя несколько минут музыка заиграла марш. Торжественные звуки стройно лились и ободряли нас всех, мы жадно прислушивались к ним, зная, что в это время передние батальоны идут на штурм, а мы лёжа крестились и говорили:

   – Господи, помоги им!

Чуткое ухо силилось уловить победный крик «ура!», но его всё не было; вот около нас проскакала вперёд батарея, сильные кони вырывали орудия, врезавшиеся колёсами в рыхлую землю виноградника. Но что такое? Музыка вдруг как-то сфальшивила, издала несколько отрывистых звуков и оборвалась, барабаны тоже не были слышны, только где-то один что-то бил; как-то тоскливо сделалось: значит, неудача.

Но вот надежда: генерал Скобелев подскакал с казачьим конвоем, светлый и радостный, как день.

   – Ребята, – сказал он, – сегодня именины нашего государя, вон с той горы он смотрит на вас, надо его порадовать сегодня, победа нам нужна, её ждёт вся Россия.

Оглушительное «ура!» было ответом, генерал поскакал вперёд, солдаты его крестили. Недолго мы здесь лежали, прискакал адъютант и передал приказание двинуться нам на штурм редутов; мы встали и пошли; я с ротой опять был в первой линии. Взойдя на гребень, вот что мы увидели: возвышенность, на которой мы находились, спускалась к маленькому ручейку и затем полого подымалась на совершенно чистую гору, увенчанную двумя большими редутами.

В этой долине смерти уже тысячи раненых лежали, шли, ползли; за разными прикрытиями сидели стрелки и стреляли. Турецкие редуты изрыгали смерть, их почти не было видно за дымом и огнём, тысячи гранат бороздили долину, кажется, её нельзя было пройти, а между тем мы шли быстро и стройно.

Едва мы спустились вниз, как гранаты и пули стали вырывать у нас целые ряды; мы шли, а за нами оставался след убитых и раненых...»

Всё-таки атакующие прорвались через заградительный огонь к редутам, сперва к Каванлыку, затем к Исса-ага. С первых до последних минут генерал-майор Скобелев демонстрировал своим бойцам и врагам полнейшее бесстрашие. Будущий военный министр России Куропаткин писал:

«Генерал Скобелев, добравшись до редута, скатился с лошадью в ров, высвободился из-под неё и из числа первых ворвался в редут...»

В 16 часов 30 минут пал редут Каванлык. В 18 часов русские с боем взяли соседний редут Исса-ага. Поскольку оба укрепления стояли на юго-западной окраине самой Плевны, то теперь путь в неё штурмующим был открыт.

Когда о том доложили главнокомандующему, он сказал:

– Поздно. На других участках наши уже отошли. Надо постараться удержать за собой взятые редуты...

С рассветом 31 августа турецкая пехота пошла в атаки на Скобелевские редуты. Около 16 часов, под вечер, Осман-паша приказал начать пятую по счёту атаку редутов, захваченных русскими у Зелёных гор: «неприятель двинулся в атаку несколькими линиями густых колонн». К тому часу у Скобелева, руководившего боем, в резерве оставалось только 1300 штыков недавно подошедшего пехотного Шуйского полка.

Не получая подкреплений, гарнизоны Каванлыка и Исса-аги отошли на Зелёные горы, унося с собой раненых. Они уходили со «смертоносной горы» под прикрытием ружейного огня пехотного Шуйского полка и 24 орудий, занимавших позицию на втором гребне Зелёных гор. Очевидцы писали:

«В сегодняшнее утро за Тученицким оврагом разыгрался эпилог вчерашней драмы; горсть храбрецов Скобелева делала последние отчаянные усилия, отбиваясь в занятых редутах от масс наседавшего неприятеля и – что всего грустнее – отбивалась на глазах всей нашей армии, от которой вместе с тем не могла получить никакой помощи...»

«Тонким образом, поздно вечером выяснилось, что геройские усилия Скобелева на левом фланге остались бесплодными. А между тем если бы вчера не было совершенно ненужных атак на смежном с ним южном фронте, то сохранившимися свежими и соседними войсками можно было бы поддержать Скобелева и отстоять занятую им позицию. А удержаться на ней значило бы заставить турок уйти из Плевны за реку Вид, ибо пребывание их в Плевне сделалось бы нестерпимо...»

Доклад о том, что Скобелевские редуты оставлены, в армейской штаб-квартире получили, когда там находились император Александр II, военный министр Милютин и великий князь Николай Николаевич-Старший. Они уже знали, что третий штурм Плевны закончился очередной неудачей...

«Третья Плевна» обошлась Дунайской армии в 13 тысяч человек. Турки потеряли несравненно меньше, всего 3 тысячи человек. То есть потери атакующей и обороняющейся сторон оказались несоизмеримыми.

В русской Дунайской армии тяжело переживали новую плевенскую неудачу. Один из свидетелей тех событий оставил такую дневниковую запись, наводящую на грустные размышления:

«Свершились новые роковые события под Плевной и третья неудачная попытка овладеть этой новосозданной твердыней турок; вчера целый день происходила человеческая бойня, носящая название штурма, бойня, закончившаяся лишь сегодня и не давшая опять для нас иных результатов, кроме огромных потерь; в наших руках останется только один взятый редут, дымящийся кровью и заваленный трупами, – того ли мы ожидали, начиная это несчастное дело?..»

Среди наиболее обескровленных в штурме Плевенской крепости оказался 5-й пехотный Калужский полк, всего месяц тому назад прибывший на Балканский театр войны. В его дневнике боевых действий за день 31 августа (полк прибыл на усиление поредевших скобелевских войск) было записано:

«Вступив в Болгарию в составе 42 офицеров и 4000 нижних чинов, Калужский полк прибыл в Тученицу (под Плевну. – А Ш.), считая в своих растерзанных рядах 11 офицеров и 700 годных к бою штыков. В большинстве рот состояло не более 40-45 человек в каждой. Всех больше пострадал 1-й батальон, остатки рот которого составили вместе сто с чем-то нижних чинов, причём на долю 1-й, 3-й и 4-й рот выпало всего 62 человека.

Таким образом, в течение двадцати пяти походных и пяти боевых дней смерть, раны, и болезни потрясли и расшатали до основания боевую организацию полка...»

* * *

Император Александр II был потрясён событиями 30 августа, разыгравшимися в день его именин. То же самое можно сказать и о великом князе Николае Николаевиче-Старшем, чувствовавшем за собой вину в неудачном штурме. Из всего армейского генералитета «на слуху» было имя лишь «белого генерала» Михаила Дмитриевича Скобелева, о котором в полках солдаты говорили:

– Дай Бог ему жизни побольше. Он у нас единственный геройский генерал в «третьей Плевне» был-то...

В императорской Главной квартире понимали: надо что-то делать, война начинала принимать для русского оружия неблагоприятный оборот. 2 сентября Александр II собрал военный совет Дунайской армии. Он проходил на Великокняжеской горе близ Центральной батареи. Совет открыл государь:

   – О последнем штурме вы знаете и в общих результатах, и в деталях не хуже меня. Поражение обидное, потерь людских много, но война продолжается. Надо нам что-то менять в ней. Послушаем, что скажет великий князь.

   – Ваше величество, я не снимаю с себя вины за понесённый урон, за проигранный штурм Плевны. Это наше самое крупное поражение в этой войне, дай Бог последнее. Но сейчас речь пойдёт не о том. Я думаю о том, как продолжить борьбу за Болгарию.

   – Николай Николаевич, вы хотите изменить стратегию ведения войны?

   – Да, ваше величество.

   – Тогда мы, члены Военного совета, готовы выслушать любые ваши предложения как командующего действующей армией.

   – Я считаю, ваше величество, что после «третьей Плевны» нам невозможно продолжать войну при создавшихся условиях. Армия не имеет свежих сил. Гвардия и гренадерский корпус ещё в пути. Приближается зима, а у нас войска не имеют тёплой одежды и обуви, прочие запасы нуждаются в наполнении.

   – Ваше конкретное предложение, Николай Николаевич?

   – Я предлагаю армию отвести за Дунай и встать там на зимние квартиры.

   – Как это делалось в прошлых Турецких войнах?

   – Именно так.

   – Но эпоха Екатерины Великой давно прошла. Ещё наш отец с фельдмаршалом Дибичем-Забалканским доказали, что на Балканах нам можно добиваться решительных целей.

   – Ваше величество, Дибич не штурмовал турецких крепостей на болгарской равнине. Он их обходил, а мы застряли у Плевны уже второй месяц. А война идёт-то всего три месяца.

   – Мы не можем уйти из Болгарии на зимние квартиры. Тогда Россия потеряет доверие южных славян и лицо перед Европой, и без того недружелюбной к нам. В конце концов, надо помнить и о Крымском поражении. Забыть о нём можно только после победного окончания этой войны.

   – Ваше величество, вы не согласны с моим предложением?

   – Совершенно не согласен. Моё мнение таково: осаду Плевны продолжить. Чтобы вести «правильную» осаду, мною вызывается из России генерал-адъютант Эдуард Иванович Тотлебен. Надеюсь, что его талант военного инженера-севастопольца представлять здесь никому не надо.

   – Значит, ваше величество, осада Плевны вверяется лично Тотлебену?

   – Да. У вас, Николай Николаевич, будут другие задачи. А пока прошу представить на завтрашний военный совет приказ по армии в связи с продолжением осады...

В биографии российского полководца Николая Николаевича-Старшего это был единственный случай, когда решительность уступила осторожности. Можно по сей день спорить, хотел или не хотел он закончить Турецкую войну в две кампании, выведя Дунайскую армию на зимние квартиры в Валахию и Молдавию. Такой ход ведения вооружённой борьбы России с Оттоманской Портой был характерен для двух екатерининских турецких войн и для войны 1806—1812 годов, победоносно завершённой только четвёртым главнокомандующим русской армии М.И. Голенищевым-Кутузовым.

В той ситуации младший брат-полководец попытался воздействовать на старшего брата-императора и повести войну по новому сценарию. Может быть, и более надёжному, но не отвечавшему реалиям тех дней. Александр II не позволил тогда навязать себе мнение, которое он считал исторически ошибочным. В действительности оно так и было.

Русская армия от Плевны отступать за Дунай на зиму не стала, хотя здесь она и проиграла в санитарных потерях, то есть в числе «излишних» потерь больными, обмороженными и умершими от болезней.

Несколько дней армейский штаб трудился, как говорится, в поте лица. В штабных «тёплых» войлочных юртах и палатках по ночам горели свечи и фонари. Составлялись новые диспозиции осадных сил, расчёты их тылового обеспечения и многого другого, что связано с армейской походной жизнью. Готовились документы, необходимые для войск, которым предстояло начать «правильную осаду» Плевенской крепости.

Новый военный совет Дунайской армии состоялся через несколько дней. Он проходил с участием императора, военного министра Милютина, князя Карла Румынского. Доклад на совете делал главнокомандующий:

Разрешите, ваше величество, для начала огласить приказ по армии?

   – Разрешаю.

   – Первое. Войскам вернуться в места осадного расположения. Но я считаю, что кольцо осады вокруг Плевны растянуто и наличных сил нам не хватает, чтобы его надёжно удерживать.

   – Что вы предлагаете, Николай Николаевич?

   – До прибытия из Отечества гвардии, гренадерского корпуса и других резервов очистить часть осадных позиций. Стянуть длинную линию нашего расположения в более компактные массы на юго-восточной и восточной части.

   – Тогда Осман-паша вновь обретёт коммуникационную линию с Сулейман-пашой.

   – Не обретёт, ваше величество. В наших руках Ловча и Шипкинский перевал. Дороги и тропы в Балканских горах под надзором нашей кавалерии.

   – Вы считаете, что наш заслон в Балканах прочен?

   – Он надёжен, ваше величество. Осман-паша привязан к Плевне, кавалерии у него в крепости крайне мало, чтобы тягаться с нами в коннице. Манёвренных сил у него, по сути дела, нет.

   – Если так считает главнокомандующий, то с ним следует согласиться. Какие наши последующие шаги?

   – Надо каждодневно вести по туркам в Плевне батарейный огонь. Редкий, но каждодневный. Если Осман-паша прикажет отвечать, то он скоро лишится последних своих запасов снарядов. А пленные уже говорят, что они у турок на исходе.

   – Что, если неприятель решится на прорыв, чтобы уйти на соединение с Сулейман-пашой или, скажем, с Рущукским гарнизоном, с Мехмет Али-пашой?

   – Мы поставим на вероятных путях вылазок плевенских турок систему своих полевых фортеций, ваше величество. Наш солдат в окопах может драться неплохо.

   – Готовьте план инженерных работ. Тотлебен скоро будет на месте и, в случае надобности внесёт свои предложения...

...Появление в Болгарии русской гвардии, гренадерского корпуса и новых армейских резервов заметно меняло рисунок войны. Дело было даже не в том, что Дунайская армия получила заметное усиление подготовленными войсками. На войну прибыли отборные, элитные воинские части Российской империи. Гренадерский корпус пополнил собой осадные войска вокруг Плевны, а гвардии предстояло действовать в качестве ударных, передовых армейских сил.

Император Александр II после раздумий и советов с младшим братом в конце концов разрешил «гвардейскую проблему». Скажем прямо, не простую. Генерал-лейтенант Гурко (или правильнее – Ромейко-Гурко) получил назначение командующим войсками гвардии и кавалерии Западного отряда. То есть почти весь Гвардейский корпус поступал под его начальство.

Великому князю доложили, что от такого назначения в гвардейском штабе и в императорской Главной квартире начался ропот:

   – Назначать Гурко командиром корпуса, когда все начальники гвардейских дивизий и начальник штаба корпуса гвардии граф Шувалов старше его по чину...

   – Если назначили, то почему ему не дают полного генерала?..

   – Разве успех Забалканского похода повод, чтобы Гурко ставить во главе императорской гвардии?

   – Если у Гурко такие исключительные военные дарования, то надо дать ему сперва повышение в чине, а потом подчинять ему старших по чину генералов...

   – Наш граф Шувалов уже около восьми лет начальник штаба гвардии. Почему не он?..

Все эти разговоры сами по себе быстро утихли. Энергичный Гурко сначала повёл борьбу с армейским интендантством, заявив, что у него люди и лошади «одну кукурузу едят». А потом заставил себя уважать в боевой ситуации. К слову говоря, в графе Шувалове он нашёл надёжного помощника и в повседневной походной жизни, и при проведении наступательных операций. Два больших генерала с первых дней совместной фронтовой службы стали единомышленниками.

Генерал-адъютант Тотлебен по прибытии к Плевне формально стал помощником князя Карла Румынского, но фактически он с согласия государя сосредоточил в своих руках все осадные работы. Начал их с того, что вместе с великим князем Николаем Николаевичем-Старшим лично обозрел всё осадное кольцо вокруг Плевенской крепости. Они были хорошо знакомы друг с другом ещё со времени осады Севастополя, и поэтому взаимопонимания друг с другом искать не приходилось:

   – Ваше высочество, обратите внимание, что наши окопы прочностью не обладают. Надо их углубить, местами укрепить фашинами, бруствер поднять.

   – Хорошо, Эдуард Иванович. Сегодня такой приказ по армии мною будет подписан. Прошу дать в него предложения.

   – Будет сделано. Надо, чтобы в ротах выстроили удобные для людей землянки. А то зима прибавит нам больных и простуженных.

   – Об этом корпусным командирам Криденеру и Зотову говорилось. Деревенских домов вокруг Плевны на все войска не хватит.

   – Верно, ваше высочество. Пусть съездят к румынам, те землянки с комфортом строят. А как с юртами из Туркестана?

   – Прислали их, Эдуард Иванович, немало. Войлок тепло хорошо держит. Но на передовых позициях не то что юрту – палатку ставить нельзя.

   – Теперь о госпиталях. Далеко их разместили, раненых не сразу доставишь.

   – Согласен. Убыль от болезней у нас дошла до двухсот человек в один день. На осадные батареи внимание обратили, Эдуард Иванович?

   – Да что о них можно сказать? Поставлены грамотно, схему посмотрю на днях. Чем-то севастопольские батареи мне напомнили. Только так ли стреляют, вот в чём вопрос?

...Военный инженер Тотлебен, оказавшись под Пленной старшим из русских военачальников, стал быстро наводить порядок в осадных действиях. Он интересовался буквально всем, начиная с полковых лазаретов до траншейного хозяйства. В одном из первых своих личных докладов главнокомандующему заметил:

   – Батарей у нас стало больше. Но толку от них, ваше высочество, больше не стало.

   – Почему вы так решили?

   – Стрельбу батареи, в чём я убедился вчера, ведут бестолково, а потому и без особого результата.

   – Значит, вы хотите ввести в артиллерийский огонь свои новшества? Я правильно вас понял?

   – Да, ваше высочество. Надо лишить командиров батарей права самим выбирать себе цели у турок. Вести бомбардировки нужно только сосредоточенно и по заранее определённым целям из числа наиболее важных.

   – Кто должен тогда выбирать эти цели?

   – По моим личным указаниям. А огонь вести сразу несколькими батареями по условному сигналу. Прошу дать мне на это право, ваше высочество.

   – Считайте, что оно у вас уже есть...

Осаждённые в Плевенской крепости, как оказалось, давно привыкли к рассредоточенному артиллерийскому обстрелу. Когда в один «прекрасный день» на один из редутов обрушилось три последовательных залпа сразу нескольких батарей, в крепости началась суматоха. В штабе Осман-паши решили, что с этой стороны ожидается атака русских. Итогом тактического сюрприза стало то, что вся неприятельская армия встала под ружьё.

Наблюдателям скоро стало ясно, что такие пусть и короткие, но концентрированные по единой цели артиллерийские обстрелы способны изматывать турок гораздо сильнее, чем прежние, «тревожащие». Главнокомандующий не затянул с объявлением Тотлебену своей благодарности.

* * *

Николай Николаевич-Старший с прибытием за Дунай гвардии решил взять под свой контроль Софийское шоссе, единственный путь, по которому Осман-паша в последнее время получал припасы и подкрепления. Султанское командование, зная цену этой дороге с Балканских гор, создало здесь несколько полевых крепостей, которые стерегли путь от Плевны к Софии. Это были крепости Горный Дубняк, Дольний Дубняк и Телиш. Каждая из них обладала достаточным сильным для обороны гарнизоном.

Путь на Софию был под присмотром генерал-майора кавалерии Лошкарёва. Но он всё же просмотрел два транспорта с провиантом, которые смогли пройти в осаждённую Плевну после того, как кольцо вокруг неё после третьего штурма «ужалось».

Главнокомандующий обсудил проблему Софийского пути с генерал-лейтенантом Гурко, который только-только вступил в командование войсками гвардии:

   – Иосиф Владимирович, все полки прибыли к вам?

   – Точно так, ваше высочество.

   – Сколько теперь сил под вашим начальством?

   – Отряд мой теперь состоит из 50 тысяч человек при 170 орудиях. С обеспечением больших проблем нет.

Гвардейцы рвутся в бой, так что прошу поставить передо мной задачу на самые ближайшие дни, ваше высочество.

   – О том я и хочу с вами говорить, Иосиф Владимирович. Смотрите на карту. Видите Софийское шоссе?

   – Вижу. Ваши штабные отметили на нём от Плевны до Софии три турецкие крепости, два Дубняка и Телиш.

   – Они самые. Крепко стерегут наш путь в забалканскую Софию. Надо крепости брать до того, как падёт Плевна.

   – Будем, ваше высочество.

   – Начать надо с Горного Дубняка.

   – А что турки в нём держат, известно?

   – Да, данные вполне точные. Четыре тысячи пехоты, с полтысячи кавалерии и всего четыре орудия. Но позиции у них сильные, горные.

   – Фортеции созданы крепкие?

   – По последним сведениям, полученных от болгар, в Горном Дубняке два редута, расположенные в кольце окопов. То есть там османов голыми руками и на «ура» не возьмёшь.

   – Гвардия, ваше высочество, Дубняк возьмёт в один день. Это для неё дело чести.

   – Так объявите по гвардии, Иосиф Владимирович, что для неё первый бой на болгарской земле есть дело чести...

Гурко перед штурмом побывал лично во всех полках, батареях, лейб-гвардии Сапёрном батальоне. Беседовал с офицерами, с нижними чинами. Обращаясь к солдатам, говорил:

   – Помните, ребята, что вы гвардия русского царя и что на вас смотрит весь крещёный мир...

   – Турок стреляет издалека и много. А вы стреляйте, как вас учили, умной пулей, редко, но метко...

   – Когда придётся идти в штыки, турка дырявьте смело. Товарищу в рукопашной подсобляйте...

   – Знайте, нашего «ура» враг не выносит...

   – На вас, гвардейцы, государь император не жалеет милостей. Вы излюбленные, балованные дети русского царя. Вот вам минута доказать, что вы достойны этих милостей...

Генерал-лейтенант Гурко (солдаты любовно называли его «Гурка») повёл на Горный Дубняк не весь свой отряд, а только 20 батальонов пехоты, 6 эскадронов кавалерии и 48 орудийных расчётов. Удар должен был наноситься одновременно тремя штурмовыми колоннами – с севера, востока и юга. Западное направление было у турок тыловым.

Перед выходом на линию атаки батальонные командиры полков лейб-гвардии напутствовали своих бойцов:

   – Шапки долой! В добрый час, братцы. Не посрамите своих дедов, бородинских героев!

Солдаты размашисто и неспешно крестились. Потом звучала новая команда батальонного полковника:

   – Шапки надевай! С Богом, братцы! Ротные – вперёд! Батальон – за мной!..

Атака началась в 8 часов утра 12 октября. Перед началом приступа Гурко объявил командирам колонн штурмовой сигнал:

   – Сигналом идти вперёд будут три батарейных залпа. Их даёт правая колонна.

Эта колонна первой устремилась с севера на Горный Дубняк. Но две другие штурмовые колонны по разным причинам замешкались, и потому общей атаки не получилось, что и привело к излишним потерям в людях. Турки встретили русских губительным огнём, но те всё же к 12 часам дня взяли Малый редут и окружили Большой редут. Ворваться в него с ходу не удалось.

Атакующие продвинуться к Большому редуту под огнём не смогли и залегли на подступах к нему. Гвардейцы в одиночку и небольшими группами, перебежками стали накапливаться во рву перед редутом, в мёртвой зоне. К 18 часам вечера там набралось уже довольно много людей. С наступлением сумерек начался новый штурм Большого редута, который продлился всего полчаса.

Остаток турецкого гарнизона Горного Дубняка выбросил белые флаги. Всего сдалось в плен 2300 человек. Бежать по Софийской дороге удалось только очень немногим.

13 октября дежурный адъютант около трёх часов ночи разбудил главнокомандующего. Тот сразу понял, что получена какая-то важная новость. Генерал-лейтенант Гурко докладывал срочной депешей о большой победе: взят Горный Дубняк. Уже в семь часов утра великий князь отправился с Непокойчицким осмотреть турецкую позицию и поблагодарить за её «ниспровержение» войска гвардии.

На берегу реки Вид, в небольшом болгарском местечке, им встретился перевязочный пункт гвардии, охраняемый лейб-гвардии московцами. Николай Николаевич обошёл палатки с ранеными и только после отправился осматривать поле боя, усеянное неубранными ещё телами убитых. О том, насколько ожесточённой оказалась схватка за Горный Дубняк, говорили предварительные данные о потерях полков, ходивших в лобовые атаки.

Всего насчитали 28 убитых, 104 раненых и 23 контуженных генерала, штаб– и обер-офицеров, а нижних чинов – около 900 убитых и около 2400 раненых.

Особенно впечатляли потери лейб-гвардии Егерского полка, бравшего Телишский редут: 26 офицеров и 935 нижних чинов.

Лейб-гвардии Гренадерский полк потерял 29 офицеров и 842 нижнего чина, лейб-гвардии Павловский – 19 офицеров и 724 нижних чина. Меньше всего урон понёс лейб-гвардии Московский полк – 18 офицеров и 693 нижних чина. Но в бою от него участвовало только три батальона...

Телиш был взят на следующий день, то есть 13 октября. Гурко, удручённый большими людскими потерями при взятии редутов в Горном Дубняке, решил взять Телишский редут «артиллерийской атакой». Она длилась шесть часов. Огонь вёлся из 72 орудий, на каждое из которых предусматривался расход до ста снарядов.

На этот раз дело до рукопашного боя не дошло. Турецкий 5-тысячный гарнизон счёл для себя за благо сдаться в плен. Потери победителей убитыми и ранеными не превысили 50 (!) человек. Адъютант великого князя полковник Михаил Газенкампф записал во фронтовом дневнике:

«...После двухчасового бомбардирования гарнизон Телиша, состоявший из 7 таборов с 3 орудиями, под начальством Ливы-Измаил-Хани-паши сдался и положил оружие...»

На личном докладе главнокомандующему о двойной победе на Софийском шоссе генерал-лейтенант Гурко среди прочего отметил небывалый эффект батарейного огня:

   – В боях впервые артиллеристы, ваше высочество, применили новшество, дальномер системы полковника Мартюшева.

   – Как его оценили наши офицеры-пушкари?

   – Выше всяких похвал. Одна меткость орудийных залпов по Телишскому редуту чего стоит!..

Из штаба Гвардейского корпуса за подписью генерал-лейтенанта Гурко в армейскую штаб-квартиру в течение всего дня 17 октября приходили «дополнительные» депеши, рассказывавшие о событиях у Горного Дубняка и Телиша:

«Мои уланы при Телише сперва изрубили 150 конных башибузуков и черкесов, пытавшихся уйти, а затем атаковали пехоту. При этом ранены: штабс-ротмистры Сафонов и Яфимович и корнет Жандр штыками, корнету Ухину простреляна пулей верхняя губа. Нижних чинов убито и ранено до 50-ти, большею частию штыками».

«В том же сражении легко ранен командующий л.-гвард. Гродненским гусарским полком принц Альберт Саксен-Альтенбургский: пуля пробила серебряный портсигар и оконтузила ногу; он остался в строю».

«Всего сдалось 7 таборов (батальонов. – А. Ш.) с 3-мя орудиями. Генерал Гурко хотел выпустить пленных на свободу, но они сами предпочли остаться военнопленными. Паша Измаил-Хаки и четыре иностранца, три англичанина и один француз привезены сюда. Из англичан один полковник турецкой службы, а двое – доктора, которые оставлены, при турецких раненых пленных, но сами считаться пленными не будут как служащие делу человеколюбия. Француз был волонтёром...»

Следствием побед русского оружия у Горного Дубняка и Телиша стало то, что турецкие войска сами ушли из Дольнего Дубняка. Случилось это 20 октября. Теперь пробиться в осаждённую Плевну по Софийскому шоссе было уже нельзя. Сумевший выйти из города болгарский священник на беседе в армейском штабе сказал великому князю:

   – С 12-го числа не только транспорта, но и никаких сведений в Плевну извне не поступало.

   – Как это явление воспринимается турками?

   – В городе говорят, что это сильно озаботило Осман-пашу и его османят-офицеров...

   – А рядовые турки? Солдаты?

   – Их теперь больше всего заботят размеры выдаваемого на день провианта.

   – Турки говорят о плене?

   – Они его боятся. Особенно башибузуки и черкесы, что разоряли наши села у Дуная. Боятся мщения кровью.

   – Значит, есть за что...

Николай Николаевич после изгнания неприятеля из Орхания имел беседу с императором Александром II. Тот сразу заговорил о главном, что его беспокоило после «третьей Плевны»:

   – Николай, война у нас словно встала. Мы сидим под Плевной вместе с князем Карлом, цесаревич – под Рущуком. Один брат Михаил на Кавказе в движении вперёд, в горы.

   – Я его сегодня, ваше величество, поздравил с новой победой. Молодецкое дело было у кавказцев.

   – Да, действительно молодецкое. Я сегодня тоже поздравил генерала Тер-Гукасова с орденской наградой. Но меня сейчас больше заботит Плевна.

   – Плевна падёт, ваше величество. И думаю, довольно скоро. Только надо...

   – Что надо?

   – Надо выждать, когда у Осман-паши истощатся армейские запасы.

   – И что тогда будет? Белые флаги на плевенских фортах?

   – Не думаю, что всё будет так, ваше величество.

   – Вот и Милютин-реформатор так считает. Значит, турки пойдут на прорыв?

   – Думаю, что да. Это будет их последний шанс вырваться из осадного кольца. И оправдание Осман-паши перед султаном после войны.

   – Если гарнизон Плевны пойдёт на прорыв, что противопоставим этому мы?

   – Мы с Тотлебеном усиливаем в инженерном отношении наши позиции. Они теперь укреплены не хуже, чем плевенские.

   – Куда будет прорываться, на твой взгляд, Осман-паша? На Запад? К Видину?

   – Думаю, ваше величество, туда. Через реку Вид с её мостом. Ведь турки его до сих пор даже и не помышляют разрушать.

   – А чем мы их встретим там, за Видом?

   – Гренадерскими полками. Но надо ждать того дня. Он уже недалёк, это мнение моего штаба.

* * *

Главнокомандующему не раз докладывали о том, что среди пленных то там, то здесь выявляются иностранцы, чаще всего англичане, служившие в армии султана на высших офицерских должностях. Так было и в деле у Горного Дубняка, где в плен попали несколько подданных английской короны и один француз. Когда к Николаю Николаевичу обратились с вопросом, что делать с иностранцами на турецкой военной службе, он распорядился так:

   – Полковника-англичанина и француза-волонтёра содержать на общих основаниях с другими военнопленными. Каких-то особых условий для них быть не может.

   – А как поступить с врачами из Британии, ваше высочество? Они ведь люди не военные.

   – Оставьте их с ранеными турками. Медикаментов не изымать. Пускай до конца исполняют долг человеческого милосердия, если уж оказались на войне. И пригласите обоих сегодня ко мне сегодня к завтраку...

Горный Дубняк находился от осаждённой Плевны далеко. Каково же было удивление великого князя, когда при опросе пленных турецких офицеров один сказал, что он из Плевенского гарнизона.

   – Вы бежали из крепости или были посланы в Горный Дубняк своим начальником?

   – Бежал.

   – Причина бегства?

   – Голодно в Плевне. Постоянно бомбы рвутся. Стало страшно за себя, потому и сбежал.

   – Бежали одни?

   – Нет, с несколькими своими солдатами, когда мы стояли в сторожевой цепи.

   – Почему другие не бегут?

   – Осман-паша жестоко наказывает пойманных беглецов.

   – Почему крепостная артиллерия перестала вести ответный огонь?

   – Это запрет Осман-паши. В снарядах большая нужда, поэтому батарейным командирам запрещено под страхом смерти стрелять без разрешения паши.

   – Почему гарнизон не ходит на вылазки?

   – Это тоже запретил Осман-паша. В вылазках гарнизон потерял много людей.

   – А не думает ли Осман-паша сдаваться?

   – Он о сдаче и слова слышать не хочет. Говорит, умрём с голода, но перед русскими оружия не сложим. Я, говорит, слово султану дал.

* * *

После разгрома в Горном Дубняке турецкие войска без боя оставили Дольний Дубняк, отступив ещё дальше от Плевны. Великий князь посетил оставленные неприятелем укрепления и остался крайне недоволен организацией сторожевого охранения. Особое возмущение его вызвала цепь сторожевых постов Киевского гусарского полка, которая оказалась не впереди, а сзади цепей боевого охранения лейб-гвардии Литовского полка на Софийском шоссе. Гусарский полковой командир предстал перед разгневанным главнокомандующим.