Текст книги "Фельдмаршальский жезл. Николай Николаевич"

Автор книги: Алексей Шишов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

«...В продолжение некоторого времени боевой, порядок не нарушался, но затем частью падающие, частью же общее нетерпение мешает ряды, превращает их в бесформенную массу людей, бешено и быстро несущуюся вперёд. Подкрепления близко и бегут тоже в боевую линию. Это было стремление бойцов, горевших желанием скорее добраться до неприятеля, стрелявших по ним из-за прикрытия.

В эту минуту вся линия наступавшей пехоты была встречена ружейным огнём. Поредевшая линия бросается вперёд. Турецкая позиция близка. Треск ружейной пальбы слышится беспрерывно, хотя и заглушается гулом артиллерии, действующей выше. Зарядные ящики скачут к пушкам с новыми запасами. Пушки удваивают свою энергию. Рокот ружейного огня превращается в резкий звон. Ветер доносит до нас крики «ура!», волнующие, возбуждающие кровь. Влево горит деревня. Бешеный период битвы дошёл до крайнего своего пароксизма...

Внешний край первой позиции взят. Русские презирают прикрытие и сражаются открыто. Они пренебрегли прикрытием, которое представлял им парапет этой траншеи, и в беспорядке двинулись далее, по открытому склону. Местами они останавливались на некоторое время, так как огонь турецкой пехоты смертоносен и склон был усеян убитыми и ранеными, но, по большой части, они продолжали быстро продвигаться вперёд...

Таким образом взята 1-я позиция турок. Так как это была деревня, то она доставляла значительное прикрытие, и князь Шаховский поступил бы благоразумно, если бы остановился, укрепился в ней и дождался, пока Криденер на правом фланге взял бы Гривицкое укрепление и дошёл бы до его боевой линии. Криденер был остановлен в своём движении. Турки дрались отчаянно и оказались гораздо в значительнейших силах, чем ожидалось...

Шаховский решил идти на ту позицию – и его солдаты двинулись. Первый натиск, однако, не удался: многие пали при этом... Солдаты замедлились в движении, теряя много, оставаясь совершенно открытыми огню неприятеля. Минута, когда войска останавливаются в атаке и начинают стрелять, – опасна...

Русские действительно заняли 2-ю позицию, но не удержали её... Но взятие Плевны было слишком соблазнительное дело. Однако пройти было невозможно... Резервы подошли, но только для того, чтобы увеличить число падавших. Затем оказался недостаток патронов, потому что зарядные ящики были далеко.

У Шаховского не оставалось больше резервов... Турки наступали массами и заняли свою первую позицию...»

Генерал-лейтенант Шаховский, командир 11-го армейского корпуса, в том штурме Плевны себя не показал. Мало того, что он не использовал первоначальный успех артиллерийской подготовки атаки, но и не смог наладить управление полками в ходе боя. Приказы его носили поразительно общий характер, как, к примеру, такой:

«Двигаться прямо перед собою и побить по дороге всю сволочь, какая встретится на пути».

У Радишево бой кипел до 18 часов вечера и прекратился ещё до наступления сумерек. Князь Шаховский, удручённый огромными потерями в людях, приказал прекратить бесплодные атаки за несколько часов до того, как прекратил приступ Гривицкого редута генерал Вельяминов:

– Батальонам отходить назад, прикрывая друг друга. С собой забрать всех раненых. За них в ответе лично ротные офицеры...

Вспомогательный отряд генерал-майора Лашкарёва, по сути дела, боевой активности весь день не проявлял. Потом Лошкарёв скажет:

   – А где была мне команда? Целый день со стороны смотрел на бой. Всё ждал приказа, а его забыли.

   – Почему сам тогда не повёл свои полки на приступ?

   – Куда мне было наступать, скажите ради бога? Передо мной и цель-то никто не поставил...

Совсем иначе дела обстояли у левофлангового отряда Скобелева. Решительными атакующими бросками русская пехота дошла здесь до гребня Зелёных гор и, сбив турок с этой позиции, заняла его. Затем бойцы Скобелева прорвались к окраине самой Плевны, но держаться долго здесь не смогли из-за больших потерь и отсутствия резервов. Тем не менее наступательный порыв на Зелёных горах вынудил Осман-пашу оттянуть сюда часть сил, которые противостояли полкам Шаховского, положение которого заметно облегчилось.

Откровенной ошибкой плана Криденера было следующее решение. В резерве оставалась только пехотная бригада с тремя батареями. То есть о значительном наращивании сил на участке наибольшего успеха в ходе приступа (там, где атаковал отряд генерал-майора Скобелева) говорить не приходилось.

«Вторая Плевна» обошлась Дунайской армии не только крупной неудачей, но и потерей в 7 тысяч человек, то есть четверть людей, участвовавших в штурме. Потери оборонявшихся турок в тот день составили не более 1200 человек. Однако при всём этом упрекнуть атакующих в недостатке упорства и храбрости было нельзя.

Когда Николай Николаевич-Старший получил последнее донесение с поля битвы о том, что и генерал Скобелев отошёл от Плевны и спустился с Зелёных гор на исходные позиции, он заметил только одно:

   – Барон Криденер был слишком медлителен, князь Шаховский – слишком поспешен...

Узнав подробности второго Плевенского сражения, российский военный министр Милютин с горечью записал:

«Если мы будем по-прежнему рассчитывать на одно беспредельное самоотвержение и храбрость русского солдата, то в короткое время истребим всю нашу великолепную армию...»

* * *

Для императора Александра II сообщение о том, что и второй штурм крепости Плевна завершился полной неудачей, да ещё с такими большими людскими потерями, оказалось неожиданным. Телеграмма генерала Криденера была краткой, но за её сухими строками читалось многое.

Государь о военной неудаче не стал делать каких-либо скоропалительных выводов. Он боялся, как бы «не наломать дров». Поэтому сумел терпеливо дождаться приезда главнокомандующего, который был ближе к месту событий и потому обладал всей информацией, чтобы судить о «размерах» неудачи. Разговор получился тяжёлый, но откровенный:

   – Ваше величество, барон Криденер вновь потерпел неудачу.

   – Полную?

   – Да, полную. За два штурма Плевны лишил нашу армию почти десяти тысяч человек. По сравнению с ними потери под Систово и Никополем просто крохи.

   – Виноват сам Криденер?

   – На мой взгляд, только отчасти.

   – А кто тогда главный виновник? О нём хотят знать газетчики при армии и вся Россия.

   – Прямого виновника во «второй Плевне», думается, сегодня нет, ваше величество.

   – Тогда в чём причины того, что два корпуса не смогли взять этот город, который месяц назад и крепостью-то не назывался?

   – Причина в том, что мы воюем по старинке.

   – Ты хочешь сказать, что Крымская война нас мало чему научила? Так?

   – Она нас научила прежде всего тому, чтобы провести военную реформу. Милютин провёл её блестяще. Но после реформы прошло уже два десятка лет.

   – Криденер и Вельяминов вчера воевали плохо?

   – Не то слово. Ни рекогносцировки, ни артиллерийских дуэлей батарей, ни координации усилий. Ничего этого в их действиях не было. Потому и отступили от Плевны.

   – Но ведь наш туркестанец Скобелев выбил турок с Зелёных гор и прорвался к городским окраинам! Откуда он набрался таланта брать верх там, где пасуют старшие генералы?

   – Скобелев, если верить рассказам Черняева, несомненный талант. Он ещё даст русскому оружию немало побед, если, разумеется, на его век хватит войн.

Тогда скажи, Николай, что нам не хватило для взятия Плевны? Ведь есть же вещи стратегического плана. И русского солдата нельзя упрекнуть в отсутствии храбрости и доблести?

   – Нельзя, ваше величество.

   – Тогда в чём другие причины вчерашней неудачи?

   – Главная, на мой взгляд, причина состоит в том, что у армии стало не хватать сил.

   – Не хватать сил?

   – Да, ваше величество. Плевна оказалась в силу обстоятельств на нашем главном направлении.

   – И к чему это может привести?

   – На сегодня силы армии распылены. Отряд цесаревича завяз в тяжёлом четырёхугольнике крепостей. Рущук, Силистрия, Варна и Шумла смотрятся пока не слабее Плевны. В каждой сильный гарнизон, артиллерии много.

   – Но ведь цесаревич связал там турок по рукам и ногам своими действиями.

   – Точно так, турки у него и носа боятся высунуть за крепостные ограды. Запасов у них много, и потому они пока и не помышляют о наступлении.

   – Так чем же заботит тебя наш левый фланг, Николай?

   – Тем, что мы не можем взять оттуда ни одной дивизии ни под Плевну, ни для боёв за Балканскими горами.

   – Но у нас есть Передовой отряд, он самый сильный, и отряд Западный!

   – Передовой отряд на Балканах. Против него Сулейман-паша и резервы из Стамбула. А Западный отряд увяз под Плевной, взять которую в кольцо у нас сегодня нет сил.

   – А где можно в ближайшее время найти эти силы?

   – Они есть, ваше величество. Близко, за Дунаем.

   – Ты говоришь о Карле Румынском?

   – Именно о нём, ваше величество. Он до сих пор не атакует Видин, не идёт к нам для совместных действий. Пусть придёт со своей армией к Плевне.

   – Хорошо, при скорой встрече я переговорю с князем. Союзнические обязательства должны выполняться.

   – Надо напомнить ему и его министрам, что независимость Румынского княжества пока признана только Россией. А Европа вместе со Стамбулом признает его только по итогам этой войны. Пора бы Карлу это понять, если он, как поговаривают в Бухаресте, хочет стать королём.

   – Пусть будет королём. Россия не станет возражать. Король не император, но всё же монарх. Но одних румын под Плевной не хватит.

   – Разумеется, не хватит.

   – Тогда чтобы ты хотел получить из России, Николай?

   – Скрывать не стану, ваше величество: гвардию и гренадерский корпус.

   – Императорскую гвардию?

   – Да, её. Всю. В столице надо оставить только запасные батальоны и эскадроны гвардейских полков. Петербургу ведь ничто не угрожает.

   – Но терять за Дунаем моих гвардейцев тысячами? Бросать их в пекло?..

   – Надо решаться, ваше величество. Гвардейские дивизии и корпус гренадер, с их выучкой и опытом, никакие резервы заменить не смогут. Хотя и они крайне нужны армии для восполнения потерь.

   – Что ещё хотел бы получить главнокомандующий?

   – Нужно добавить в армию казачьих полков. Им здесь полный простор для диверсий по турецким тылам. Да и кому, как не им, бороться с этими башибузуками, которые столько уже болгарских сел спалили.

   – Значит, ты просишь у меня гвардию, гренадерский корпус и ещё казаков?

   – Да, ваше величество. Прошу того, чем всегда отличалась русская военная сила.

   – Хорошо, Николай. Я подумаю...

Александру II пришлось согласиться на вызов за Дунай не только гренадерского корпуса, но и войск императорской гвардии и Санкт-Петербургского военного округа. Получив на то высочайшее разрешение, Николай Николаевич-Старший отправил в столицу на имя начальника окружного штаба генерал-лейтенанта графа Шувалова телеграмму:

«Гвардейскую лёгкую дивизию надо живо подготовить и выслать первую. Гвардейская стрелковая бригада и сапёрный батальон тоже отправляются. Передай молодцам, моему детищу гвардии, что жду их с чрезвычайным нетерпением...»

* * *

Генерал-лейтенант Криденер, командир 9-го армейского корпуса, и после «второй Плевны» продолжал оставаться старшим начальником в войсках, обложивших крепость. Император и главнокомандующий решили пока не передавать старшинство кому-то другому. Впрочем, такого человека ими ещё не виделось.

Но в армейском штабе понимали, что Криденера надо отстранять от старшего начальства. Один из адъютантов великого князя полковник Михаил Газенкампф оставил в своём дневнике такую запись:

«26 июля. Вторник.

Вчера вернулись в Чауш-Магалу с Плевенских позиций. Впечатления не особенно приятные.

Объехали все наши позиции верхом. Войска расположены побригадно на протяжении около тридцати вёрст: все какие-то особняки, без прочной связи. Сторожевые посты от трёх разных корпусов (4,9 и 11-го) не имеют общего начальника. Никто их не проверяет. Сведений о неприятеле по-прежнему никаких.

Из разговоров и рассказов участников сражения 18 июля очевидно, что барон Криденер и его начальник штаба Шнитников утратили всякое доверие в войсках. Да и вообще доверие ко всем начальствующим лицам сильно подорвано.

Одного Скобелева всё единогласно восхваляют. Многие убеждены, что если б его своевременно поддержали на левом фланге, то сражение решилось бы в нашу пользу: утверждают, будто бы турки уже приготовились к отступлению и даже начали вытягивать свои обозы на Софийскую дорогу...»

«Вторая Плевна», равно как и «первая», показала несоответствие духа нижних чинов, шедших на смерть во время штурмов, с готовностью высшего командного состава руководить бойцами. Это было то, о чём старались вслух не говорить ни в императорской Главной квартире, ни в армейской Ставке, ни в ближнем окружении Николая Николаевича-Старшего. Хотя такой «пробел» не видеться просто не мог.

И всё же военачальники, которые и людей посылали на гибель, и сами шли в первых рядах среди своих солдат, оставили немало строк, в которых старались осмыслить несоответствие двух начал в любой войне: готовность побеждать у солдат и у их старших начальников. Так, полковник Бискупский, участник штурма Плевны 18 июля, писал:

«Мы думаем, что высокие качества русского солдата и русского офицера, выручавшего иногда их начальников, примет в соображение и настоящий Мольтке и будущий военный талант в любой европейской армии. А нам, начальникам этого солдата, нам надо преклоняться перед его великими качествами и приготовить себя, дабы извлекать из них пользу, а не тратить жизнь солдата без всякой пользы».

Вторая плевенская неудача имела самый широкий резонанс в глазах россиян. Они действительно ждали новой победы, посчитав первую неудачу ошибкой случайной и вовсе не роковой. Ни Александр II, ни главнокомандующий действующей армии не могли «пропустить мимо своих ушей» мнение верноподданных соотечественников. Вскоре после «второй Плевны» у Николая Николаевича-Старшего состоялся такой разговор с военным министром Милютиным:

   – Дмитрий Алексеевич, я сегодня читал последние столичные и московские газеты. В них много непонимания нашей неудачи. Генерала Криденера обвиняют бог знает в чём.

   – Если бы только одного барона газетчики словом гладили, ваше высочество. Между строк можно прочитать и другие имена. Моё, к примеру.

   – А вас-то за что репортёрам вспоминать неласковым словом?

   – Есть, видимо, за что, ваше высочество.

   – Но ведь то пишут люди сугубо гражданские. Порой такое в газетах высказывают, что диву даёшься.

   – Да молено не читать, а послушать наших гражданских лиц, которых и в Главной императорской квартире, да и в вашем штабе сегодня хоть отбавляй. Что говорят эти штатские, то говорят и в России.

   – Хорошо, но если эти кипы газет не читать, тогда кого из прикомандированных к армии штатских можно, на ваш взгляд, послушать, чтобы знать, что говорят в Отечестве?

   – Пожалуй, лучше всего о плевенских делах рассуждает наш врач Боткин, да и он поближе к штабу армии будет.

   – Это тот Боткин, что у князя Милана командовал санитарным отрядом?

   – Да, ваше высочество. Боткин в Дунайскую армию со своими сёстрами милосердия перебрался из Сербии. Образованнейший человек и как врач очень талантлив.

   – Он может судить о наших неудачах под Плевной?

   – Боткин видит их со своих высот. И к тому же его имя не сходит с первых страниц российских газет...

Великий князь найдёт повод и время лично познакомиться с врачом, чьё имя в Сербии произносилось только с благодарностью. Боткин действительно помог Николаю Романову прочувствовать то, как остро в Отечестве относятся к неудачам русской армии за Дунаем. Сам Боткин об июньских делах высказывался в письмах из Болгарии так:

«Будем надеяться на русского человека, на его мощь, на его звезду в будущем. Может быть, он со своей несокрушимой силой сумеет выбраться из беды, несмотря на стратегов, интендантов и тому подобное. Ведь надо ближе посмотреть на русского солдата, чтобы со злобой относиться к тем, которые не умеют руководить им. Ты видишь в нём силу, и смысл, и покорность. Всякая неудача должна позором ложиться на тех, которые не сумели пользоваться этой силой...»

«Вопрос: кто же виноват во всех неудачах?.. Недостаток культуры, по-моему, лежит в основе всего развернувшегося перед нашими глазами...

Надо трудиться, надо учиться, надо иметь больше знаний, и тогда не придётся получать уроков ни от Османов, ни от Сулейманов...»

* * *

Император и великий князь не зря в разговоре с глазу на глаз похвалили добрым словом Рущукский отряд цесаревича Александра. Здесь неприятель имел до 70 тысяч регулярных войск, которые опирались на известный крепостной четырёхугольник: Рущук, Шумла, Варна и Силистрия. Опасность для русских состояла в том, что примерно половина этих турецких войск могла свободно действовать в поле, вне крепостей. Николай Николаевич-Старший не зря предупреждал своего племянника:

   – Смотри, Александр, чтобы турки из-под тебя не ударили Дунайской армии во фланг.

   – Не допущу, ваше высочество.

   – Спустишь глаз с Рущука и Силистрии – их гарнизоны тут же сделают диверсию на румынский берег. Пойдут в набег через Дунай. Опыт есть на то богатый.

   – Какой? В истории турецкой армии такой не значится.

   – Турки могут взять наш опыт.

   – Вы, ваше высочество, вспоминаете про екатерининские турецкие войны?

   – Конечно. Ведь ходили же столько раз за Дунай с бессарабского берега и Фабрициан, и великий Суворов, и Голенищев-Кутузов, и князь Репнин. И все с отменной удачей. Османы об их задунайских делах должны помнить.

   – Для того чтобы мне сражаться против четырёх крепостей, отрядных 12-го и 13-го корпусов маловато.

   – Знаю. Я уже докладывал о том государю, и он согласился на подчинение тебе Нижнедунайского отряда генерала Циммермана, то есть его 14-го корпуса.

   – А как быть с оперативным подчинением штабу Рущукского отряда сил генерала Верёвкина и Журжево-Ольтеницкого отряда генерала Аллера?

   – Они тоже решением государя переходят в твоё подчинение. Но только оперативное, поскольку у них есть свои задачи.

   – Но это ещё не всё. Четырёхугольника крепостей касается Осман-Базарский отряд, то есть 11-й армейский корпус. Как быть с ним?

   – В твоих руках как наследника престола и так едва ли не половина Дунайской армии. Но я обещаю: как наладится осада Плевны, переподчинить тебе и Осман-Базарский отряд...

Цесаревич Александр Александрович начало июля отметил активными действиями, «смутившими» османов. Его отряд вышел на дальние подступы к сильной крепости Рущук и стал готовиться к её «правильной» осаде. Турки пока за крепостные стены большими силами не выходили, ограничиваясь вылазками для грабежа болгарских селений. То есть инициатива в войне на северо-восточном уголке Болгарии оказалась в руках русских.

Но блокада, осада или штурм любой из четырёх крепостей требовали значительных сил. Стороны это понимали достаточно ясно. Поэтому гарнизоны Шумлы, Силистрии, Рущука и тем более приморской Варны могли быть спокойны за своё «сидение» в ближайшие недели. Местные паши султанских повелений о выходе в чистое поле пока не имели.

Вскоре наследник был приглашён в императорскую Главную квартиру для получения новых задач. К тому же государь хотел лишний раз на войне повидаться с сыном. В разговоре участвовал и главнокомандующий. Речь шла о новых задачах Рущукского отряда:

   – Александр, ты уже оповещён о нашей второй неудаче под Плевной?

   – Да, ваше величество.

   – Наши потери составили семь тысяч человек. Продвижение Передового отряда генерала Гурко упёрлось в Шипкинский перевал. Из России идут подкрепления. Мною вызван гренадерский корпус, а из столицы – гвардия. Князь Карл Румынский всё ещё на левом берегу Дуная. Но пока они не прибыли, нам придётся активность в наступлениях заметно снизить.

   – Это касается и моего Рущукского отряда?

   – Да, Александр. Мы с великим князем пришли к выводу, что ему надо встать в оборонительное положение в крепостном четырёхугольнике. Займи там прочную оборону.

   – Приказ мне ясен, хотя я уже готов подступиться к Рущукской крепости, ваше величество.

   – Рущук от тебя никуда не уйдёт. Для нас сегодня важно собраться с силами для новых атак турок в Балканских горах. И Плевна потребует больших сил.

   – Ваше величество, как тогда быть с осадной артиллерией? Осадные орудия в числе 88 единиц уже готовы к переправке на болгарский берег.

   – Прикажи пока их не перевозить через Дунай под Рущук. Но только пока. Вскоре будет видно, что с ними делать.

   – Приказ о переходе к обороне касается только моих двух корпусов? А задачи подчинённых мне других отрядов?

   – Николай Николаевич сегодня при мне подписал приказ Нижнедунайскому отряду. Ему предписывается находиться в обороне на рубеже Черновода, Кюстенджи.

   – А отрядам генерала Верёвкина и Журжево-Ольтеницкому новые задачи ставятся?

   – Да. Им, по всей видимости, всю войну придётся прикрывать Дунай.

   – Значит, ваше величество, в действиях против крепостей мне на них рассчитывать не приходится ни сегодня, ни завтра. Так?

   – Так. Мы не можем туркам отдать Дунай. Султанские броненосцы стоят на Сулинском рейде. А флота броненосного на Черном море, сам знаешь, мы после 56-го года не имеем...

   – Отсюда выходит, что порт Варну нам придётся брать в последнюю очередь?

   – В последнюю, Александр. Сам понимаешь, что Варненский порт нам совсем не нужен. Сейчас не 1828 и не 1829 год. Если Варну и возьмём, нашим судам из Одессы или Севастополя в неё не пройти.

* * *

В конце июля союзные румынские войска оказались на территории Болгарии. Дело обстояло так. Князя Карла «посетила мысль» о том, чтобы поставить во взятой русскими крепости Никополь румынский гарнизон. Он завязал с никопольским комендантом генерал-лейтенантом Столыпиным дипломатические переговоры на сей счёт. Тот, естественно, связался по телеграфу с главнокомандующим за разъяснениями. Разговоры по прямому проводу свелись к следующему:

   – Ваше высочество, ко мне сегодня обратился князь Карл с просьбой заменить русский гарнизон в Никополе его войсками, стоящими на том берегу у Турну-Магурелли.

   – Аркадий Дмитриевич, у князя Карла был уже такой разговор с государем. Мы ожидаем союзников, но не на болгарском берегу Дуная. А как была выражена просьба?

   – Ко мне явился румынский генерал Ману и официально заявил, что князь Карл предлагает занять Никополь бригадою пехоты (3000 человек), каларашами (1200 человек) и тремя батареями. Я уже телеграфировал об этом начальнику штаба армии генералу Непокойчицкому.

   – Что у нас на сегодня в Никополе?

   – 19-й пехотный Костромской полк и 5-я батарея 31-й артиллерийской бригады.

   – Я согласен на то, чтобы румыны заняли своими войсками крепость. Но они должны переправиться через реку своими средствами.

   – А кто их будет кормить в Никополе? У меня больших запасов провианта нет.

   – Тогда предупредите князя Карла о том, что интендантство русской армии не сможет принять на себя продовольствие румынских войск. А в вопросах, касающихся переправы союзников, свяжитесь с великим князем Алексеем Александровичем. Это приказ государя.

Младший брат императора великий князь Алексей Александрович имел звание контр-адмирала. Он в годы войны являлся начальником всех морских команд на Дунае, и ему на этой реке подчинялись наличные плавучие средства.

Генерал-лейтенант Столыпин проинформировал союзную сторону о позиции главнокомандующего. Сразу выявились сложности в переходе румынских войск через Дунай. Переправа по мосту у Систово им не подходила: у румын не было интендантских транспортов, а все средства довольствия были сосредоточены далековато от Зимницы – в Турну-Магурелли.

К тому же генерал Рихтер, который начальствовал над систовской переправой, телеграфировал в адрес и великого князя Николая Николаевича-Старшего, и князя Карла Румынского следующее:

«...По случаю бурь на Дунае переправа по мостам прекращена, и по окончании бурь необходимо некоторое время для исправления моста».

Спустя некоторое время генерал-лейтенант Столыпин вновь связался с главнокомандующим по телеграфу:

   – Сегодня ко мне явились румынские генералы Ману и Братиано. Они заявили, что имеют предписание переправиться через Дунай с дивизией (6000 человек) двумя полками каларашей (800 человек) и тремя батареями.

   – Переправочные средства у них есть?

   – Нет.

   – Ладно. Сегодня я попрошу великого князя Алексея Александровича выделить союзникам пароход и баржу.

   – На какое время они будут отданы румынам?

   – Предупреди их, что пароход с баржей будут находиться в их распоряжении до того времени, пока они не наведут мост между Никополем и Турну-Магурелли.

   – Вас понял. Будет исполнено.

Переправа пошла успешно, поскольку никаких препятствий ей не предвиделось. Ободрённый этим князь Карл решил переправить на болгарский берег и вторую пехотную дивизию, то есть весь стоявший в Турну-Магурелли корпус. Об этом румынский генерал Радович официально поставил в известность никопольского коменданта Столыпина.

Генерал-лейтенант Криденер обрадовался было известию о том, что Никопольская крепость передаётся союзникам. Теперь он мог вернуть в свой 9-й корпус пехотный Костромской полк с батареей. Однако оказалось, что этого сделать было нельзя.

Князь Карл приказал своим генералам не принимать крепость и город Никополь назначенному туда коменданту. Ему предписывалось «ведать только городской набережной и переправочными средствами через Дунай».

Вырисовывалась довольно интересная картина. Все переправочные средства находились у румын. А вся ответственность за оборону города и крепости Никополь лежала на русском коменданте. Столыпин доложил телеграфом о такой ситуации великому князю Николаю Николаевичу-Старшему:

   – Прошу не забирать у меня Костромской полк с батареей. Это единственные воинские части, на которые я могу положиться в случае появления турок из Видина.

   – А румынские войска, которые уже переправились в Никополь?

   – Ваше высочество, позвольте доложить вам о них свои соображения.

   – Докладывайте.

   – Предлагаю отправить румын из Никополя к Плевне. Там их кавалерия может принести пользу и приучаясь постепенно к малой войне.

   – Очень разумное предложение, Аркадий Дмитриевич. Сегодня же свяжусь о том с государем и князем Карлом.

Так началось «продвижение» союзных румынских войск вглубь Болгарии, то есть к осаждённой крепости Плевна. До этого союзническое участие румын в войне выражалось в следующем. Их артиллерия обстреливала турецкие позиции через реку, в том числе и крепость Никополь. Румынские санитары участвовали в транспортировке раненых русских солдат в ходе штурма этого города в тыловые госпитали.

Сотрудничество России с Румынским княжеством в начавшейся войне могло быть иным. Но князь Карл, являвшийся по конституции страны главнокомандующим, оказался человеком нерешительным и слабовольным, а его правительство раздирали противоречия. Всё это накладывало отпечаток на взаимоотношения румынского монарха с императором Александром II и великим князем Николаем Николевичем-Старшим.

Полковник Генерального штаба Пётр Паренсов, один из организаторов русской разведки на Балканском театре военных действий, не раз соприкасался в своей работе с князем Карлом Румынским. Он дал ему такую характеристику:

«...Князь Карл боится Турции, боится Австрии, слушается Берлина, боится России и не доверяет ей, хочет быть королём, но боится...

Обещает много, но не делает ничего».

Однако при всём при том князь Карл не мог не знать, что в рядах его подданных, прежде всего в армии, зреет недовольство таким пассивным участием в войне против турок, от которых население и Молдавии, и Валахии за долгие века натерпелись бед. В армии рос протест: солдаты открыто требовали от начальствующих лиц вести их в бой, то есть на противоположный дунайский берег. Один из княжеских офицеров писал в те дни:

«С каждым новым днём, проведённым в бездействии, увеличивается наше нетерпение. Мы ждём с нетерпением того дня, когда нам дадут сигнал к бою, чтобы мы могли сразиться за свою свободу и независимость...»

...Корпусной командир барон Криденер не оставил попыток притянуть к себе «свой» никопольский гарнизон. В ответ на это генерал-лейтенант Столыпин рапортом объяснил всю невозможность своего положения без наличия русских войск в Никополе:

«...Имея Костромской полк и 5-ю батарею 31-й артиллерийской бригады, я готов уступить вашему превосходительству всю румынскую армию».

Князь Карл, наконец, решил, что его армия должна действовать с русской армией в поле, и потому на оставлении в Никопольской крепости румынского гарнизона перед Николаем Николаевичем-Старшим не настаивал. Переправившаяся через Дунай пехота и артиллерия отправлялись под Плевну. Союзническая кавалерия прикомандировывалась к полкам русской 9-й кавалерийской дивизии «для совместного действия за Видом и отправления охранительной службы».

* * *

В конце июля ситуация на Болгарском театре военных действий перешла в малоподвижное противостояние сторон. Положение русской Дунайской армии стало складываться не в её пользу. Армейские силы были разобщены, поскольку действовали по расходящимся направлениям. Поэтому о каких-то совместных операциях между отрядами говорить пока не приходилось. Резервы были израсходованы. Союзные румынские войска к действиям в поле пока не привлекались.

Вывод из всего этого напрашивался такой: казалось бы удачно разработанный план войны на деле оказался не обеспечен армейскими силами. Два неудачных штурма Плевны ещё более ухудшили положение русской армии. Возникла опасность, что такая ситуация может негативно повлиять на высокий боевой дух войск.

Первым забил тревогу по этому поводу военный министр Милютин. В записке императору Александру II он постарался трезво оценить сложившуюся обстановку.

«...Турция, казавшаяся столь близко к полному распадению... сохранила ещё много жизнеспособности и обладает большими военными средствами при могущественной иностранной поддержке.

В отношении тактическом мы не можем всегда вести бой, бросаясь открыто, смело, прямо на противника, даже несравненно превосходного в силах, особенно когда он успел укрепиться. Если будем по-прежнему всегда рассчитывать на одно беспредельное самоотвержение и храбрость русского солдата, то в короткое время истребим всю нашу великолепную армию.

В отношении же стратегическом, очевидно, нельзя уже надеяться на то, чтобы одним быстрым смелым набегом вперёд за Балканы... произвести панический страх в неприятельском войске и народе и через несколько недель времени под стенами самой столицы его предписать ему мирные условия...