412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Урусов » Мальчик и облако (СИ) » Текст книги (страница 16)
Мальчик и облако (СИ)
  • Текст добавлен: 18 июля 2025, 00:39

Текст книги "Мальчик и облако (СИ)"


Автор книги: Алексей Урусов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Ну, мне-то без разницы: что рыбу, что турбину. Это как в армии: что наступать – бежать, что отступать – бежать.

Вспоминаю, что Матвей Давидов очень хотел сделать бурение в низинах, чтобы, помимо образцов с поверхностности, иметь пробы грунта с глубины.

Звоню ему: – Матвей, тут двое взрослых… ну, студента, хотят заняться бурением, там, где ты намечал. Да, как договаривались, я оплачу, а они тебе помогут.

Студенты довольно потирают руки: – Мы ещё в сопроводе к диплому напишем, что руководили изысканиями и бурением! И карту грунтов приложим!

Мне жутко хотелось с ними поговорить – как это: учёба в вузе? И как у них с силой? Учат чему-нибудь? И насколько им труднее – у них же родственников нет, поэтому подсказать и научить работать с силой некому? Но времени настолько было в обрез, что удалось обсудить только рабочие моменты. Такая она, тяжёлая судьба латифундиста. Договорились, что как только проект будет готов, они приедут к Перловым, там и поговорим. Даю ещё им телефон ВиктораДитерихса на случай каких-то юридических вопросов и с сожалениями откланиваюсь – нужно у Татьяны побывать, а в стойле, наверняка, Ветер заждался и стучит копытами, требуя прогулки…Так-то я ему обещал, а он это помнит. А если пацан обещал – то пацан обязан сделать!

Сестра Татьяна, видя, что уже вечер и мне пора уезжать, огорошила с порога: – Генерал Черёмухин, которого ты лечил, настоял на том, чтобы премировать всех причастных. Для графа и боевого генерала будет считаться уроном чести, если он не окажет какого-то знака внимания. И знак внимания должен соответствовать его высокому статусу. Евич сказал генералу, что ту сумму, что выделили ему как главврачу, нужно поделить пополам, так как главных врачей было два, имея тебя в виду. В результате, Алексей Михайлович сумму удвоил, но пока не перечислил – Евич не знает, как сделать так, чтобы деньги потом переслать тебе или для тебя на счета Перловым: ведь тогда придётся объяснять, почему генерал заплатил деньги и посторонним станет известно про твой дар.

Пожимаю плечами: так-то у меня деньги есть. Мне и эти девать некуда. И арендатор заплатит в феврале. Может, конюшню построить и табун забрать от Окиновых, а то они его содержат, возятся, пасут и овсом кормят. А если у меня денег потом на коней не хватит – что, назад возвращать? Пообещав, что посоветуюсь с Геннадием Алексеевичем, уезжаю из монастыря.

***

Когда за ребёнком закрылась дверь, Анатолий Дмитриевич обратился к студентам: – Ну, как он вам?

– Всё очень грамотно распределил – каждому немного, чтобы не в тягость, но и дело сообща сделать. Заметна Ваша школа: всё, как на реконструкциях – один палатку ставит, второй коней пасёт, кто-то есть готовит. Ты же его помнишь? – обратился один студент к другому.

– Конечно, помню. И ты, наверняка, помнишь. Тогда, когда он чуть не утоп, тебя же первого сестра Татьяна подняла, и ты в одних трусах и носках нёсся к реке и орал: – Подходы вниз перекрывай, там самое опасное!

* Название комплекса зданий НОАК. 1 августа 1927 г. – День образования Народно-освободительной армии Китая, отмечается в КНР ежегодно.

* *Библия. Новый завет. Первое послание Коринфянам апостола Павла, 13:12.

Глава 24

Владимирский военный госпиталь.

Самым незаметным человеком в госпитале был оперуполномоченный особого отдела – офицер с медицинскими эмблемами в звании капитана. Быть таким ему по должности положено – военная контрразведка светиться не любила. Капитан жил по собственному распорядку дня, приходил на службу тогда, когда ему было удобно, уходил тоже в любое время. Что он делает, никто не знал. А если кто-то задавался подобным тупым вопросом, то внезапно так получалось, что очень быстро он интерес утрачивал. Как и к другим вопросам, не касающимся непосредственно его обязанностей. Но, видимо, капитан что-то делал, если по службе продвигался. Когда подходил срок получать майорскую звезду на погоны, «медик» исчезал, на его месте появлялся другой особист в звании старшего лейтенанта или капитана, первые две недели вводивший в ступор персонал морской или авиационной формой. Но сшив новый мундир, на петлицах и шевронах которого змея упорно заглядывала в пустую рюмку, оперуполномоченный сливался с персоналом госпиталя и становился таким же незаметным, как и его предшественники.

О ротации в стане особистов Евич узнавал при визите очередного офицера, прибывшего для прощания, а через несколько дней – его сменщик приходил знакомиться, сообщая о своём назначении.

Так что когда ему позвонил оперуполномоченный и поинтересовался, когда он может зайти для разговора, Евич был верен, что увидит его в последний раз в своей жизни.

Однако разговор с самого начала пошёл не о предстоящем кадровом изменении, а о работе госпиталя, чему Евич немало удивился. Как заявил оперуполномоченный, он прибыл «просто поговорить».

Оказалось, что особист хотел получить истории болезни, но из архива его отправили к начальнику штаба, а тот нагло отказал, сославшись на режим секретности.

– Начштаба прав. Он документы и порядок знает. К каждой истории болезни имеет доступ минимальное число сотрудников – только те, кто занимается лечением.

– Мне для работы нужно иметь полное представление о госпитале, в том числе – кого и как лечат. Речь ведь идёт о жизни не последних людей империи. На госпиталь выделяются громадные суммы денег, контроль за их бескоррупционным расходованием – одна из моих функций.

– Чтобы получить доступ к секретным документам моего госпиталя, – Евич специально интонацией выделил слово «моего» и увидел, как особист немного поморщился, как от зубной боли, – Вам необходимо подать соответствующий рапорт и после получения разрешения такой доступ будет предоставлен.

– У меня есть допуск такого уровня, какого нет ни у кого в госпитале, в том числе и у Вас, как его начальника и главврача. Но подтверждать мой допуск к секретам официально и делать какие-то запросы я не могу – офицеры контрразведки не ведут переписки, и нигде не оставляют следов. Все вопросы должны решаться устно, в рабочем порядке.

Беседа так и пошла по этой колее, и через полчаса начала утомлять Евича: ему приходилось уже в который раз, хотя и другими словами повторять одно и то же: – Мне ваши инструкции не знакомы. Ими я руководствоваться не могу. Согласно действующим военным регламентам по медицине, любые запросы информации по лечению, в котором использовались секретные документы, возможны только по прямому указанию начальника медицинской службы Вооружённых Сил России. Относительно Вас такого указания не было, поэтому и получить документацию Вы не можете.

Особист также отвечал разными словами, настойчиво повторяя свои идеи: – Такое указание Вы можете дать лично и устно, никакой вышестоящий начмед нам не нужен. Я говорил Вам, что инструкция обязывает офицеров особого отдела не пользоваться перепиской, чтобы случайно не «подсветить» те сферы, которые нас интересуют, и не дать врагам пищу для размышлений. Вы же понимаете, какой важной работой я занимаюсь?

– Да-да, понимаю. Извините, мне нужно коротенько с одним пациентом переговорить. Он про приём лекарств забывает, я ему иногда напоминаю. Сейчас как раз время подошло…

– Да, конечно. Святое дело.

Евич снял трубку: – Иннокентий Васильевич! Да-да, Евич! И я искренне рад Вас слышать. Да-да. Рад, что помните, сегодня Вам таблеточку розовенькую принять нужно, уж не забудьте; а лучше прямо сейчас, не кладя трубку и примите. И водой запейте обязательно.

Помедлив минуту, Евич произнёс: – Вот и славненько. Когда на обследование придёте, буду рад, если найдётся время, чтобы со мной пообщаться. Кланяйтесь супруге.

Евич отключил смартфон, и беседа потекла в том же русле, но по новому кругу. В том же духе она и продолжалась ещё минут пятнадцать, пока в дверь не постучали.

Точнее, постучали и сразу же резко открыли. В кабинет ввалились подполковник и майор, а за их спинами ошалело заглядывал в кабинет дежурный по госпиталю, и, поймав взгляд Евича, он начал мелко потряхивать головой и крутить около неё руками, всем своим видом показывая начальнику: – Я чо? Я ничо! Я сам охренел! Всё, чо смог!

Подполковник с порога набросился на особиста: – Товарищ капитан! Вы что себе позволяете? Вы почему на звонки не отвечаете? Распустились здесь в провинции, среди медведей и черепах! Я что, за Вами по всему городу вместе с помощником дежурного гоняться должен? Вам вчера телефонограмму направили! Новый заместитель командира части вызвал Вас на дружескую беседу! А Вы игнорируете! Вы полчаса назад должны были быть у него в приёмной! Как штык! А от Вас: не слуху – ни духу! Полковник уже на часы посматривает, а Вас нет; старлей, что после Вас идти должен, чуть в обмороке не валяется, боится. Что за бардак у вас в управлении? Ну, у нас уже! Не зря меня сюда кинули в прорыв вместе с полковником, правильные сигналы шли, что у вас тут разгильдяйство как развесистая клюква процветает! Я Вам не позволю безобразия нарушать! Я-то здесь порядок наведу, не такие авгиевы конюшни в пух разносил! Как такое вообще может быть – командир с ним по душам переговорить хочет, а он не является по приказу?

– Так не было никакой телефонограммы, товарищ подполковник! – торопливо ответил особист.

– Быстро в машину! Рассуждать некогда! До обеда надо успеть! У полковника во второй половине дня выезд, весь график летит к тартарам! А тартары они такие, народ гостеприимный – чуть что, хватают гармошку и в пляску! А нам не до плясок: работы – завались!

Втроём офицеры выскочили из кабинета и громко затопали в коридоре. Пока доводчик закрывал дверь, Евичу был слышен их разговор: – Дежурному скажешь, точнее, сейчас приедем, будем с ним разбираться, он утром сменился и домой ушёл: дошла-не дошла телефонограмма, рассылал-не рассылал. И это в особом отделе! Инсинуация, а не дежурная служба! Приходи – кто хочешь, бери – что хочешь! И это в областном центре, в прямой видимости от Москвы!

Минут через пятнадцать подполковник вернулся к Евичу уже один.

– Всё нормально, Юрий Васильевич: – начал он с порога, – не переживайте. Спасибо за бдительность! Очень грамотно вы контрольное слово в «беседу с больным» вставили. Мы, как капитана вывели на улицу и в машину запрыгнули, так ему коктейль и вкололи. Ну и сразу – экспресс-допрос: сука он, а не матрос! Британцы его завербовали. На бабе взяли – жена летом в отпуск уехала, он немного загулял, и в кабаке ему в стакан порошок сыпанули, после которого он бы на бревно полез, лишь бы пар выпустить. А утром девочка ему фото и видеозаписи предъявила. Ему нужно было сразу к нам бежать и командиру рапортину катать и в ноги бухаться – наказали бы, но потом простили. А он поплыл и торговаться с ними полез, надеялся их надурить и соскочить. Но они на таких хитросделанных тоже нюх имеют. Так что – раз он им по мелочи помог, два… А там: коготок увяз – всей птичке пропасть! Мы машину от входа отогнали, я ещё две бригады вызвал, плюс в городе сейчас ребята постараются деваху с пониженной социальной ответственностью эту прихватить, ну и если, знает она что, есть надежда и дальше кого зацепить. Да и особист уже пару человек успел завербовать, их тоже нужно оперативно взять, пока не пронюхали и в бега не ударились.

– Вам спасибо, не ожидал подобной оперативности. Вот бы Вас к нам в отделение городской скорой помощи! Может, в порядке шефства, хотя бы на пару недель?

Подполковник собственной службы безопасности засмеялся, пожал Евичу руку, коротко козырнул и вышел из кабинета.

Владимир. Дом Латышевых.

– Раз, два, три. Раз, два, три, – Лев Павлович, с иголочки одетый в отутюженную тройку с бабочкой, стоит рядом с пианино, откуда его супруга извлекает вальс, и помогает нам не сбиваться с темпа.

Просторный и светлый танцевальный зал в доме Латышевых в два или в три раза больше гостиной в доме Перловых – в своё время Латышевы его расширяли и даже сделали пристройку к дому, выступающую из правого крыла, как вставная челюсть. Такая забота становится понятна, если учесть, что в семье – четыре дочери. Сегодня пар кружится всего три, в одной из них – я и Алёна Латышева.

У хозяев небольшой салон, где один-два раза в месяц собирается «интеллигентное дворянство» города. Для потомства таких семей вход в танцевальный клуб Латышевых тоже открыт, а вот всем остальным – надо постараться, чтобы соответствовать требованиям строгого фейсконтроля главы семьи.

При знакомстве Лев Павлович воспринял меня очень скептически – дипломатия достаточно консервативная структура; а я и не дворянин, и в опекунстве у «торговых». Но когда в ходе беседы Латышев, с присущей дипломатам обходительностью и обезоруживающей улыбкой, всячески подчёркивая искреннюю увлечённость, стал интересоваться моими познаниями в иностранных языках, его равнодушие быстро сменилось на заинтересованность. И если мой французский его не удивил, хотя и вызвал похвалу, то мои знания других языков, особенно арамейского, его очень порадовали. Как и знание бурятского, и «представление» о монгольском и калмыцком. Так что «допуск» я получил. И приглашение бывать почаще, а если есть время – то после танцев и на кофе остаться. Причём, выражение было не фигуральным, а вполне себе содержательным – в семье именно кофе и пили. В классическом варианте – они травились очень густым, очень горьким, очень горячим кофе из малюсеньких позолоченных чашечек. Я бы под таким никогда не подписался, но после летнего отдыха в Питере кофе мне был не страшен – и прислуге, поинтересовавшейся моими кофейными пристрастиями, смело заявил: – Латте двойные сливки, немного имбиря или корицы!

Владимир. Дом Перловых.

Дворянский день рождения – это тебе не деревенские посиделки с гармошкой и семечками. Это я понял, когда на вечернем «совещании» на кухне оказалось, что втиснуть очередные торжества в честь меня, любимого, в прошлогодний формат не получается.

Рассказывая мне о том, какие «политесы» необходимо учесть при планировании, Геннадий Алексеевич пояснил: – Мы хотим для тебя провести домашний день рождения, как и в прошлом году. Это праздник для близких родственников и друзей. Прилетят Окиновы, в этом году – Галсан и Мушен. Приедут дед и бабушка из Москвы. Плюс монастырская делегация; они попозже определятся, сколько детей взять на праздник. Из твоих лицейских друзей – Артур Гефт, Матвей Давидов и Борис Кошечкин.

Я согласно кивнул: пока всё понятно.

– Но, – продолжил Геннадий Алексеевич, – в последнее время существенно выросли контакты нашей семьи с Плетневыми и Аланкиными. Пока Владислав Плетнев и Владислав Аланкин друзьями тебе ещё не стали, и приглашать их на семейное торжество будет неправильно. Но и не отметить с ними твой праздник – тоже нельзя. Для них нужно делать официальный ужин. Причём, их приглашать надо вместе: и тот, и другой – бароны, а с Плетневым есть совместные дела и к тому же, они были всей семьёй на дне рождения Кати, а затем мы у них – на обручениях и двойной свадьбе. С Аланкиными теперь тоже общаемся постоянно. Мы предлагаем тебе с ними переговорить – и узнать: как им хочется отдохнуть? Можно кабинет в кафе или ресторане снять, гонки на снегоходах устроить или на лыжную базу на день съездить, или в аквапарк сходить. Сами подумайте, как вы решите, так и организуем.

Владимир. Лицей.

Я решил не откладывать дело в долгий ящик, и как только началась большая перемена, позвонил Владу Плетневу и Владиславу Аланкину, сказав, что нужно обсудить один вопрос. Собрались в столовой; я обрисовал им ситуацию. Они на минуту задумались, и Аланкин предложил: – Можно в нашем загородном конном клубе. Он, хотя так называется, но специализация шире и для банкета или отдыха там всё в наличии. Домики обустроены, бассейн с подогревом, купания круглогодичные; конюшня, думаю, всем интересна, да и тир. Всем понравится – и пацанов давай позовём, и Перловых тоже, не втроём же ехать, кучей – веселее.

Тут же подходим к нашему столу, сообщаю предложение, все согласно кивают, а Артур Гефт подтверждает: – Я там бывал неоднократно, всё на уровне сделано. Там не только на конях выездку делать можно, – там и барьеры для конных тренировок есть. И тренажёры всякие в спортзале.

На том и порешили. Вечером я с радостью отчитался перед Геннадием Алексеевичем и Оксаной Евгеньевной о выполненной задаче.

Владимир. Дом баронской семьи Аланкиных.

Барон Владимир Николаевич Аланкин, выслушивая пересказ сына о разговоре с Первозвановым довольно кивал: – И очень грамотно, что ты не выделил Гефта, а предложил пригласить всех. Никто не обидится. Жалко, что от Окиновых никого из молодёжи не будет, княжич нам тоже не помешал бы. Но и Гефт – самое то, губернатор с их семьи пылинки сдувает. Артур и так на нашей базе выездкой занимается, что для нас хорошей рекламой является, а теперь ещё и целая аристократическая ватага приедет на отдых. Считаем: граф, два барона, включая тебя, Первозванов, двое Перловых, Матвей Давидов из известного семейства и Борис Кошечкин – сын героического танкиста. Солидно, что говорить! Я распоряжусь, чтобы домик для отдыха подобрали самый лучший и стол накрыли – всё за наш счёт. А Андрею завтра скажи, что все расходы – это подарок ему на день рождения от нашего семейства!

Владимир. Дом Латышевых.

Единственная проблема, оставшаяся в плане подготовки к моему дню рождения – Алёна. В нашу семью она не вхожа, и если пригласить её к Перловым, то вначале придётся со всеми знакомить, а потом развлекать – кроме меня, ей общаться не с кем. Но и на второй день, в зону отдыха, приглашать, тоже как-то не очень: все лицеисты её знают, но одной девушке в компании быть нельзя, и нужно ещё хотя бы две. А где их взять?

Так что совместно с Перловыми решили поинтересоваться мнением её отца – Льва Павловича: он дипломат, у него на выход из любой щекотливой ситуации должно быть, как минимум, два варианта действий: один – хороший, а второй – правильный.

Я знал – он наверняка дома: когда я рассказал Алёне о своём удивлении тому, что отец семейства, вроде бы работает в Министерстве иностранных дел, но в какое бы время я к ним не приходил – он всегда был в особняке, она разъяснила: – Он переводчик высочайшего класса, владеет языками половины Африки. Ему присылают тексты для перевода, он ими занимается и отсылает назад. Если нужно, участвует по видеосвязи в обсуждении каких-то вопросов, статей. Готовит публикации. Вот когда прилетят к нам африканцы – тогда папу в МИД и вызовут, чтобы был под руками и переводчиков контролировал. При важных визитах он, бывает, несколько суток из Москвы не приезжает.

Так что после танцев, попивая латте с двойными сливками, я задал Льву Павловичу вопрос о возможном участии Алёны в моём дне рождения, на что он ответил, что Перловы правы: его дочь в семью не вхожа, с мальчиками за город ехать не может. Их семья поздравит меня отдельно, когда я приду на танцы.

Я поблагодарил Льва Павловича за это мудрое решение и подумал, что отпала проблема, которая могла существенно усложнить подготовку. Оно и понятно: если мадмуазель выходит из экипажа, то карета движется гораздо быстрее! *

* Французский вариант русской поговорки: Баба с возу – кобыле легче!

Глава 25

Владимир. Дом Перловых.

Я сестре Татьяне обещал поговорить с Перловыми, чтобы сообща придумать какой-нибудь способ получения премии от генерала Черёмухина, в лечении которого я участвовал. Как и обычно, важные вопросы неспешно обсуждались поздно вечером за чашкой чая, на кухне.

Обрисовав Геннадию Алексеевичу и Оксане Евгеньевне сложившуюся ситуацию, я стал ждать их идей. Но их не было: деньги можно было или перевести от генерала на карту или на счёт, либо снять и передать наличными. При банковской транзакции перевод сразу же попал бы в налоговые базы, а снять много денег в банке или банкоматах – невозможно из-за ограничений. На вопрос – а какая там сумма, я пожал плечами – никакие цифры не звучали. Оксана Евгеньевна предложила позвонить сестре Татьяне и сразу выяснить, но Геннадий Алексеевич здраво рассудил, что в монастыре в настолько поздний час, скорее всего, спят, и сразу набрал Евича. Выслушав его ответ, он присвистнул: – Такую сумму три года будем снимать с банкоматов, чтобы уложиться в ограничения. И то не факт, что такого срока будет достаточно.

Мы ещё посидели, пока неожиданно Оксана Евгеньевна не предложила: – Вот не зря я сестру Татьяну и монастырь вспомнила! Ты же всё равно церковную десятину в монастырь платить будешь?

Я согласно кивнул.

– Ну так и заплати её этими деньгами на несколько лет вперёд! Пусть Черёмухин деньги напрямую пожертвует монастырю; Евич ему объяснит, что так надо, а мы все будем знать, что это твоя десятина! На перечисления монастырю никаких ограничений нет, и налоги не взимаются. А для тебя бухгалтера точно высчитают, с какого момента нужно будет платить напрямую.

***

Окиновы расстилают на полу громадный ковер с толстым тёмно-коричневым ворсом. И ещё до того, как его разложили до конца, я понимаю, что ковёр – неправильной формы; и по появляющимся лапам и голове, соображаю – это же шкура медведя! Какая огромная! И краем глаза вижу, как расширились в изумлении глаза сестры Татьяны и Оксаны Евгеньевны, и эти глаза, полные ужаса, смотрят на меня. И мне этот взгляд, наверное, дороже, чем любой другой подарок. Настолько, что у меня перехватывает в горле! И мне приятны эти их переживания за меня. Мне хотелось к ним кинуться, сказать, что страшно не было. Просто шкура медведя кажется такой большой, потому что сейчас она плоская, а не объёмная, и в маленькой комнате, а не в лесу. И я обязательно найду минутку, чтобы шепнуть, и как-то их успокоить. И сказать, что страшно мне не было, разве что самую капельку!

Галсан и Мушен, поздравив меня, передают слово Алексею Сергеевичу и Ирине Витальевне – старшему поколению семьи Перловых.

Бабушка и дедушка вручают мне, как они говорят, «джентельменский набор»: небольшая шкатулка с запонками и зажимом для галстука. Всё изготовлено из серебра, с золотыми накладками и украшено жемчугом. А ещё – обычный галстук и «бабочка». Бабочку по центру украшает большая чёрная жемчужина – после дня рождения Кати знаю, что такие таитянские жемчужины очень редкие и дорогие. И женщины и девушки почему-то считают, что именно такие жемчужины – самые красивые. Женщины вообще считают себя непревзойдёнными специалистами по красоте. Но жемчужина и впрямь была красивой. Понимаю, что меня готовят к новогоднему балу и такая бабочка – лучшее украшение к моему костюму.

С поклоном принимаю подарки, а Алексей Сергеевич сумел всех развеселить своей завершающей фразой: – Уверен, что носить ты их будешь бережно, а украсть у тебя их невозможно! Белые питерские ночи на фестивале «Алые паруса» – яркое тому подтверждение.

Все смеются, так как в памяти ещё свежи летние приключения и задержание нашим семейством знаменитого карманника.

Хором поздравляют монастырские, и матушка Юлиана дарит икону «Покров Пресвятой Богородицы», прося для меня защиты у Божьей Матери.

Проходим к столу и начинается пиршество. За год с небольшим я присутствовал на многих семейных праздниках и сейчас – один из них. И от вот этой стабильности церемонии и от моего участия в «семейном празднике» на душе становится теплее.

***

В полдень следующего дня вместе с Василием и Борисом едем в загородный клуб Аланкиных. Пацаны подъехали раньше и уже ждут нас. Они вытаскивают из-за своих спин большую плоскую коробку и вручают её мне. Вскрываю – медальница! Второй подарок тоже коробка – поменьше, но объёмнее: настенная витрина для кубков. Очень актуально – получаемые на соревнованиях медали я складывал в ящик стола, а кубки просто расставлял по комнате, точнее, большую часть отдавал в лицей – директор Алексей Алексеевич Ухтомский очень гордился нашими победами, даже дополнительный шкаф установил для наград на входе в лицей.

Благодарю за тёплые слова и подарки, заканчиваю фразой: – Ухтомский теперь расстроится, что я кубки перестану в лицей передавать!

Все смеются, так как «грешок» директора широко известен и постоянно является поводом для беззлобных шуток.

Рассаживаемся; столы завалены снедью и заставлены графинами с напитками. После коротких поздравлений и чоканий, разговор сползает на планы на зимние каникулы и даже на следующее лето – в начале осени мы встречались и прошедшее лето обсудили, так что тема прошедших каникул давно закрыта.

Вася Перлов тяжело вздыхает: – Жаль, конечно, что Андрей больше с нами никуда не поедет. Классно же было вместе – и в столицах, и в Крыму, и у Окиновых.

Все недоумённо переглядываются…

А Василий поясняет: – У него же теперь две тыщи гектаров земли под присмотром. Пока всё вспашешь, засадишь, прополешь, уберёшь. Ворон и кротов, опять-же отгонять, чтобы урожай не съели. Всё лето пройдёт. Куда ему теперь ездить?

Общий хохот дополнительно разряжает обстановку.

Через час Владислав Аланкин предлагает отдохнуть и немного прогуляться по территории. Надеваем куртки, выходим, мимо домиков направляемся к большому зданию – это гостиница и бассейн. Осматриваем спортивный комплекс, проходим мимо конюшни.

– Артур, я позвонил, сейчас твоего коня выведут, – говорит Владислав.

Ждём, и буквально через три минуты ворота конюшни открываются, и девушка в жокейской форме выводит на улицу огненно-рыжего коня. Конь необычайно красив. В принципе его можно и одним словом описать: «длинный» – длинные тонкие ноги, длинная шея, большая голова с вытянутой лицевой частью, длинные тонкие уши. Но всё это в комплексе создаёт такую грацию, что невольно переводит дух. Конь щурится от яркого солнца и осторожно перебирает ногами, нижняя часть которых «одета» в белые чулки, но увидев хозяина, радостно ржёт и направляется к нему.

Вблизи видно, насколько конь красив и ухожен. На близком расстоянии яркий золотистый отблеск короткой шерсти становится ещё заметнее. Артур гладит коня, угощает его сахаром, чешет за ухом, что-то шепчет ему.

– Ахалтекинец, – с гордостью, и даже немного с придыханием, произносит Артур. – Папин подарок. Он обязательно хотел золотистого, как на нашем графском гербе. Я сюда два или три раза в неделю приезжаю, для занятий. Но всё равно его надо не реже посещать – пренебрежение или грубость ранят ахалтекинца гораздо сильнее, чем многих других лошадей. Но насколько же он хорош: летишь, как будто на ковре-самолёте!

Конь повёл головой, и я вижу, что его глаза имеют необычный разрез – удлинённую, немного раскосую форму.

Вслух я про это не решился сказать – вдруг конь обидится. И получится – нахамил ему я, а разгребать придётся Артуру…

Но Артур спрашивает сам: – Как он тебе?

– Ну, если мой Ветер немного раскачан, как пловец, то твой, скорее – гимнаст!

Китай. Провинция Хубэй. Ухань. Региональный офис клана Шугуан.

– Я сам его допрошу, – Цзин Шугуан не спеша прошёл до лифта, и, нажав на кнопку «минус два», спустился в подвал. Там его ждал ценный груз – пленный из семейства Фэн.

– Назови себя, – коротко спросил Цзин после того, как сел напротив пленника.

– Я – Ли Фэн.

– Кем ты являешься в роду Фэн? Чем занимаешься?

– Я биолог. Занимаюсь растениями и насекомыми.

– Некоторые члены клана Фэн бежали? Ты знал об этих планах?

– Отец говорил мне, что готовится переезд, но, когда и куда, он мне не сообщал.

– Почему?

– У меня узкая специализация. Тем, что меня не касается, я не занимаюсь.

– Расскажи, почему ты оказался вне семьи?

– Неделю назад я поехал в горы, мне нужно было пополнить коллекцию семян. Там я выронил смартфон, он ударился о камни и сломался. Когда я спустился в долину, то оказалось, что мои банковские карты заблокированы; я подумал, что родственники могли предположить, что мой смартфон и карты украли; и чтобы деньги не похитили, они заблокировали мои счета. Я пытался из чайного магазина дозвониться до своих, но не смог, их телефоны не отвечали. Владелец магазина дал мне денег, чтобы я добрался до Ичана. Но в Ичане, в своём квартале, я никого не обнаружил, дома стоят пустые. Видимо, ваши люди там ко мне подкрались и ударили, так как я неожиданно потерял сознание.

– Что означает сообщение «Алая пелена»?

– Не знаю.

– Но оно же тебе пришло?

– Рассылка приходит всем Фэн. Иногда приходили смс, смысла которых я не знал. В этом случае я перезванивал главе семьи или рода, и они говорили, что нужно делать.

– Ты в Ичане никого не нашёл. Что бы ты стал делать, если бы мы тебя не схватили?

– Не знаю. Я не успел ещё об этом подумать… Постарался бы позвонить в центральный офис и в другие офисы клана. А потом – в зарубежные, чтобы как-то установить связь с семьёй.

– Чему ты сейчас так радостно улыбаешься?

– Я в роду играю очень маленькую роль. И если вы допрашиваете меня и задаёте такие вопросы, значит у вас нет никого из моего клана, кто бы что-то мог рассказать. Следовательно – мои родители и близкие спаслись.

– Тебе от этого не легче. Мы ведь и пытать тебя можем начать.

– Можете. Но ничего нового не узнаете – в клане нас предупреждали, что при попадании в плен смысла запираться нет: или силой, или наркотиками и другой химией из нас добудут всю информацию. Так что надо сразу и полно рассказывать всё, что знаешь. Помимо того, что я поведал, могу подробно посвятить вас в болезни чайных кустов и методы борьбы против насекомых-вредителей – это единственная информация, которой я располагаю.

Встав и направляясь к выходу, Цзин Шугуан произнёс охранникам: – Глаз с него не спускать. Можете его побить. Но если что-то ему отобьёте или сломаете, то лечить будете за свой счёт.

Поднявшись в свой кабинет, Цзин Шугуан вызвал Джао.

Мы все слишком расслабились. Предыдущие расширения, успешно проведённые в перевозках и в туристическом секторе, приучили наш клан к тому, что упоминания одного имени нашего великого дяди достаточно, чтобы все с почтением замирали и сами несли нам документы на собственность. Это делало переход объектов быстрым, безболезненным и без особых хлопот. Никто и предположить не мог, что клан Фэн восстанет. Они, собственно, и не восстали, а трусливо бежали, понимая, что в честной войне кланов им не победить. Дядя был в гневе, и не от материальных потерь. На самом деле, мы потеряли крохи – при тех масштабах дел, которыми занимается клан Шугуан, это так, несколько юаней. Важно другое – руководство клана Фэн оспорило волю нашего великого дяди Чжана Шугуана, и они остались живы, просто сбежав. И это может поселить сомнения в нашей мудрости и силе и в другие головы.

– Поэтому – продолжил Цзин, – их нужно найти и наказать. Найди их, Джао. Ты знаешь: сбежать может монах – монастырь сбежать не может*. Они не по одному прячутся, а кланом или большими родами. Исчезнуть без следа невозможно, тем более, когда беглецов под восемьдесят тысяч. Они переходили границы, ехали дальше, где-то поселились. Сейчас они будут покупать жильё, организовывать производство или наниматься на работу – продолжал Цзин, – вне Китая это отследить сложнее, но можно. Отбери людей – разведчиков, программистов, бухгалтеров. У нас трое пленников, вытряси из них всё, что можно. Другие семьи тоже кого-то могли пленить, если мои люди что-то узнают, они сообщат. Ищите следы, направь ищеек во все стороны – в Монголию, Вьетнам, Россию, Индию. Установи слежку за филиалами Фэн в разных странах, и они выведут нас на своё осиное гнездо. И тогда за ними приду я. Мы их на верёвках притащим в Китай, и каждый день будем вешать на площадях в городах, где жил клан Фэн. Сделай это, Джао. Ты это сможешь. И я вознагражу тебя, а ещё больше тебя вознаградит дядя. Ты женишься на девушке из клана Шугуан, и мы вместе займём место, которое принадлежит нам по праву – рядом с дядей, на самой вершине клана.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю