Текст книги "Забво (СИ)"

Автор книги: Алексей Сквер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Захожу в роту. Сидит!!!! на табурете рядом с тумбочкой дневального...

   (тумбочкой это место называется не потому, что там стоит реальная тумбочка. Как правило, это сколоченное из досок сооружение, оклеенное бумагой, где хранится часть ротной документации, необходимой для несения службы нарядом... например, опись передаваемого имущества роты старым нарядом по роте наряду новому. Это место должно располагаться у входа в роту. Рядом должен находиться боец из числа наряда. Дневальный. Он обязан встречать входящих в роту, подавая различные команды, в зависимости от того, кто зашёл в роту. Этакая фишка. Заорёт «Смирно» – пришёл начальник. Ротный в роте, а дневальный орёт «Смирно»? Ну, значит, встречаем комбата или кого повыше. Пришёл кто-то незнакомый и непонятный?Вызывается Дежурный по роте. Как правило, сержант. У него голова умная – пусть думает, чего с пришедшим делать. Непроявленый пиетет к чужому офицеру в роте иногда вылазит боком.)

   ...недоразумение узкоглазое, ноги замотаны портянками и впихнуты в кроссовки... весь из себя больной. Рожа даже не переменилась, спит, блядь, с открытыми глазами. Ему похуй, кто вошёл (заходи, кто хочешь – бери, что хочешь)... ни команды «Дежурный по роте, на выход»...

   Ни хуя.

   Подхожу, смотрю в упор. Боец поднимает на меня глаза и спрашивает:

– Чиво??

Хуярю ему с ноги в грудь, по примеру вскрытия Бурым двери соседей.

   В училище драться доводилось, конечно, но вот так мудохать тело бойца пришлось впервые, оно упало с табурета, вскочило и приставило лапу к уху, изображая воинское приветствие. Глазки бегают – чо заорать, не знает!!! но знает, что нужно что-то заорать. Решается, и орёт:

   – Фиииишккккаааааааа!!!

Краем глаза улавливаю движение справа. На взлётку высыпает человек десять удивлённых бойцов, которые от такой команды дневального, наверное,охуели ещё больше, чем я.

– Тааак... – смотрю уже на эту кучку я. – В одну шеренгу становииись!! – командую.

Слетели-то с коек, а в армии по распорядку дня тихий час не предусмотрен нихрена. Косяяяяк. Офонарели воины, по ходу, без надзору. Команды понимают хотя бы – это радует, но не очень.

Вяленько встают в шеренгу по стойке «очень вольно». Вопрос о форме одежды не стоит вообще. Вшивники, тапки, кроссовки – ни дать, ни взять -гастарбайтеры, разжившиеся частью добротных армейских шмоток. И ещё одно...они почти мои ровесники. Может, на год помладше. Однако между нами пропасть. Огроменная. Моих знаний и воли, моих четырёх лет в казарме – против их максимум полутора. Когда я мотал партянки, они ещё «запахами» не были... не то что «духами».

– Старший кто??

– Старший рабкоманды третей роты рядовой Воробьёв, – отвечает слева наглая рязанская харя со споротыми сержантскими лычками, отпечатанными на погонах солнцем не хуже цифр на двери моей новой комнаты. Причём делает это, не убрав рук, сцепленных за спиной, со своей задницы. Воробьёвто ли хотел выйти из строя и передумал, то ли изначально решил поклоунадничать. Поэтому его доклад был сопровождён выпадением из строя посредством какого-то немыслимого полупоклона, не имеющего ничего общего с уважением. Скорее, наоборот... Подача тела вперёд с демонстративным похуизмом.

   "Дембель, небось. Спокуха. Хаваем от младшего. Набираем горя для ответственного. Только не срываться. Только б не сорваться. Убью, блядь".

– И чо тут происходит? Какого хуя вы тут лежбище котиков устроили? – смотрю на опиздюленого дневального. – Так, я, бля, дождусь сюда дежурного,или тебе опять уебать, обезьяна хуева????

– Я здесь, – справа жалкое булькотение.

Разворачиваюсь. С правого фланга странно вывалившееся из строя тело, как-то еле двигая ногами, иноходью ковыляет ко мне. На груди красная полоска значка с полустершимися, но ещё читаемыми буквами « ДЕЖУ......ЫЙ».

Ага, бля. Иди сюда, мой сладкий сахар. Слабого в коленках видно сразу в любом закрытом мужском коллективе. Тут зачморёным выёбываться не перед кем, и поменять статус сложно. Определению подобных инфузорий никого обучать не надо. Они видны сразу, всегда и всем.

– А ну-к, подь сюды, дежурный...–  Постоянно орать глупо, да и не нужно. Чёрный юмор рулит в армии похлеще, чем на гражданке, это уж будьте уверены. Шаг дежурного ускоряется, траектория движения из замысловатой становится хитровыебаной. Дежурный, постоянно двигаясь ко мне, не приближается ни на метр. Узкоглазый, в очках, плюс ужимки бандерлога – мерзкое зрелище. У меня стойкое ощущение, что он вообще может дать дёру. Не хватало ещё бегать за бойцами по казарме. Зашёл в роту, называется. О-хо-хо.

– Хули ты там жмёшься... эээ, ты кто??

– Лейтенант Бальжимаев.

– КТООООООООООО??? – делаю два шага к этому полудебилу и замечаю, что у него на левом погоне две дырки под отсутствующие звезды, а на правом даже есть одна звезда... лейтенант, бля. У меня такие же погоны на плечах, я за них в училище Крым и Рым прошел, а тут... Он смотрит на меня хоть и испуганно, но тоже не дурак – сечет, что я мысленно сел на жопу.

В шеренге расслабон и смешки... надо мной смешки... а хули... летёха жопой в луже... застроил другого летёху... потеха.

– А чо? Сержантов нету??

– Я дежурный по батальону. У меня сейчас время отдыха, – полуноя, выдёт лейтенант Бальжимаев.

– А должность? – отчаянно проёбывая ситуацию, я заламываю фуру на затылок и сбавляю тон.

– Зам по воспитательной работе командира третей роты, – отвечает.

   Из лужи я не встал,... и она стала ещё глубже.

Охуительно... пришёл – и застроил своего начальника. Заебиииись. Видя, что я ошарашен, бойцы уже совсем расслабились.

Воробьёв подаёт голос:

– А вы кто??

– Воробьёв, я твой кошмар, – лучший способ защиты... переключаюсь на бойцов.

– Товарищ лейтенант... гм... идите в канцелярию... – (это летёхе... с ним всё понятно... пиджак-двухгодичник... Бурый мне говорил... кошмар ... и мне с ним служить?). – Дневальный... я увижу Дежурного по роте?? Ты что, сука, не знаешь, как вызвать? Тогда давай сюда весь наряд, ёб твою мать.

   -ЭЭ... нэ надо так про мать... – в строю есть очаровательная чурочка. Здоровая и наглая, раз ебло открывает.

– Фамилия??

– Рядовой Шаботуков.

– Я к тебе обращался, солдат??

– Нэт...

– Взвод??

– Трэтий.

– Поздравляю тебя, солдат... я твой новый командир взвода, любишь маму?? Молодец, будем проверять, как ты ей каждую неделю письма пишешь! – солдат опускает клюв.

   (это ловушка, для чурок в основном... чтобы родители не задалбливали отцов – командиров, рекомендуется заставлять солдат раз в неделю писать письма родне... это нам в училище плотно объясняли, причём предупреждали, что солдат мамку любит но до тех пор, пока не надо будет ей пару строк черкнуть, а потом эта мамка приезжает и допытывается, почему её мальчик уже год, как болт заложил на мать – ни строчки, а чурки, так те по-русски говорят-то с трудом, не то, что писать. Или им молодёжь с их слов письма чирикает, такое тоже видел.)

Воробьёв достаёт из кармана скомканную красную тряпку – повязку дежурного по роте, нацепив её, делает шаг из строя,  принимает стойку «смирно» (кепки нету) и, глядя прямо в упор перед собой, докладывает:

– Дежурный по роте рядовой Воробьёв, – понял, что я сейчас тут всё раком ставить буду, а с ротным потом будет сложнее объясняться, чем с ещё пока безавторитетным летёхой. Это уже маленькая, но победа. Воробьёв вынужден включаться в условия игры.

Я пытаюсь собрать в кучу свой отгоревший мозг, в котором не укладывается ни поведение солдат, ни поведение офицеров... меня другому учили!! Дру-го-му!!!

Быстро выясняется, что рабкоманда в полном составе отдыхала по разрешению замполита роты лейтенанта Бальжимаева, так как устала.  На тумбочке загнивший рядовой Цыренов. Из молодых... ноги сбил на полевом выходе и загнил... это тут на раз, климат такой, сослали в казарму, где он просто ошизел уже от нежного отношения со стороны подахуевших старших товарищей. Заорал «фишка», потому что ему не устав совали на инструктаже, а поднесли к морде кулак и сказали:

«Если фишку проебёшь – писдец тебе», ума же научить его подавать правильные команды не хватило. Наряд стоит третьи сутки.

(Врубаюсь, что этот несчастный Цыренов все трое суток просидел на табурете, перед дверью.)

Даю команду заменить его с тумбочки и отправить спать. Воробьёв даже бровью не ведёт, а балагур, проводивший меня в казарму, подходит к Цыренову и пихает от тумбочки, занимая его место и лезет в неё, доставая брошенный там штык-нож.

   ( Оружие дневального, собственно, отличающий атрибут солдата, несущего службу в данный момент. Брошенное вот так оружие, выданное под роспись – это почти что его утеря, а утеря оружия в роте – это серьёзная проблема для ротного.)

   – Ну чо, не слышал? Отбой, боец...

Ещё один контрольный выстрел мне в мозг... Цыренов пытается бежать на своих гниющих ногах и на ходу раздеваться, задрочен он до безобразия, ипо причине вымотанности его действия со стороны вызывают желание дать пиздюлей всем, кто его довёл до такого состояния.

   Начало формирования ненависти к солдатскому беспределу. Это потом я насмотрюсь на подобных бесхребетных чучел. Многие сами виноваты в том,что с ними происходит. Мы с Воробьевым провожаем Цыренова глазами, потом я перевожу взгляд на Воробьёва и, глядя в упор на него, спрашиваю:

– Дембель по осени???

– Да.

– Не «да», а «так точно»... Воробьёв...вешайся.

Через пять минут я нахожу в сортире расстеленную газету, на которой всё приготовлено к кайфожорству... куча конопли и два котелка молока.

В моём подразделении наркоманы.

Последний гвоздь в крышку гроба Устава Вооруженных Сил Российской Федерации и лично Воробьёвской спокойной дембельской жизни.

Я не знаю, что бы было в этом сортире, так как Воробьёв был покрепче меня (гы, не богатырь я... это уж точно)  и явно не трус, но тогда так распорядилась судьба, что я, пнув котелки с молоком и развернувшись в бешенстве на Воробьёва, который сразу прянул шага на два от меня – спружинился, зло оскалившись, тормознул на автомате от вопля дневального (балагура Замятина) – «Дежурный по роте, на выход!!».

Сработал курсантский стереотип «чужие в роте», я утрачиваю интерес к охуевшему Дежурному и перевожу взгляд на стену сортира (ежели её пробить, то увидел бы, кто вошёл в роту).

Воробьёв умнее. Ему никакие рамсы в болт не упирались, и он, воспользовавшись паузой и служебными обязанностями, сваливает из сортира, встречать таких своевременных (для нас обоих, в общем-то) гостей.

Я, естественно, как отдавший инициативу, иду вслед за ним. Глупо наводить уборку при чужих –  и не вычистишься, и очередной раз убедишь соседа в том, что являешься обыкновенным засранцем.

На пороге роты стоит старлей... молодой, растерянно шарящий глазами по обстановке... на роже понимание, что что-то тут происходит не то, и вообще-то, по возможности, надо отсюда уёбывать.

   (ст. л-т Карамышлев – пиджак – за неплохие мозги и умение обращаться с компьютером взят зээншой (зам начальника штаба) – обычная бумажная крыса, которой противопоказано подходить к коллективу молодых и ебанутых на голову людей, даже имея слабую иллюзию власти над ними).

Воробьёв не играет в уставщину, а просто подходит к старлею...

– Тащ старшлеэннт,  напугали, я-то думал, кого там... а это вы...

Старлей, не ощущая издёвки над своим жалким статусом, которым только что солдат прямо на его же глазах вытер жопу, увидев скалящегося Воробьёва, прямо расцвёл.

( Оно, конечно, проще всего – отдать жизнь солдат и власть над ними эдаким Воробьёвым... они вам улыбаются и делают вид, что уважают и слушаются... иллюзия правильности успокаивает настолько, что подобные офицеры бывают дико удивлены, почему такой вот Воробьёв в пьяном виде рубит им сразу в рог без разговоров, или творит над молодёжью ночью такое, что в Голливуде хрен когда выдумают... парадокс в том, что, даже получив в бубен... через неделю они опять будут полагаться на того же Воробьёва... Воробьёвы  рулят...)

– Воробей, а где... – он замечает меня, – О!!...– озабоченность вообще пропадает с лица. Передо мной молодой розовощёкий и добродушный малый,которому либо в народном ансамбле ложками стучать, либо на рекламу детского питания... мол, вона какими вырастаем... ага, но только не к солдатне и не в тюрьму.

Как картинка в букваре... прямо закалякать охота.

«Твою мать... уёбываю к Бурому водку жрать... одни херувимы, блять... кто же тут рулит? Ну не солдаты же??»

– Так ... вы лейтенант Скворин?? – розовощёкий джентльмен в погонах смотрит с надеждой на меня. Вопрос, в общем-то, лишний... я в своей парадке тут, как сахарная пудра на какашке.

– Я.

– А я Вас ищу... пойдёмте в штаб... сейчас капитан Умецкий должен быть... эээ... с ребятами уже познакомились??

   " С ребятами... ахуеть... ребятки в обнимку с замполитом роты... почему мне так тошно уже???"

– Знакомлюсь...

– Товарищ лейтенант... я вам ещё Ленинскую не показывал, – Воробьёв, повернув корпус в пол-оборота, глядит на меня.

Конечно – не договорили же. Я оченно ему опасен сейчас. Такие умники умеют бояться. Это радует.

Очко, конечно, у меня не железное, и мне всё-таки больше охота сбежать вместе с Розовощёким, запал бешенства уже прошёл, оставив злость на этого урода со споротыми лычками. Злость попутно вгрызается и в меня самого... «уходить нельзя...в атаку, блядь, вперёд!!». Я понимаю ещё одну сермяжную правду – взялся ебать, еби, а хуй издаля любой дурак показать может.

– Товарищ старший лейтенант, штаб на первом или втором? – уточняю я.

– На втором... пойдёмте... меня Сергеем звать, – протягивает руку, – я зээнша батальона.

   – Я позже спущусь... – жму протянутую руку, – меня Алексей... роту посмотрю, и к вам... хорошо??

Румяный старлей всё-таки тоже не дурак... почувствовал, что в воздухе прямо звенит... попытался что-то произнести, выдохнул... опустились плечи... кивнул и повернулся к выходу.

– Ну, я вас жду тогда... только недолго, пожалуйста... – говорит с таким выражением и покорностью  течению событий, что, наверное, то же самое при определённых обстоятельствах он сказал бы тому, кто собрался выебать его в жопу.

Человек явно не на своём месте... нехрена ему в армии делать. Не-хре-на.

Уходит.

Воробей поворачивается ко мне.

– Тащ лейтенант... а можно обратиться??

– Можно Машку за ляжку... и козу на возу (я зомбирован отцами командирами на прибаутки), есть такое военное слово «разрешите»... Воробьёв, у тебя три минуты... (послушать эту тварь надо... ну может и не тварь... но удавлю суку зарвавшуюся).

– Тащ лейтенант...можно с глазу на глаз?? – Воробьёв косится на Замятина, изображающего статую на тумбочке.

– Воробьёв, ты тупой? Нет такого слова в армии...

– М-н-аааййй... – досадливо кривя морду в сторону от моего солдафонства и уставщины, – ...ну, товарищ лейтенант... разрешите  раз на раз??

«Корежит тебя, сволочь??? Ну, ничо... это, блядь, тебе только начало... задавлю, шляпа... хехе... ссука... но здоровый, гад, и наглый... может ведь и рожу своротить... стрёмно, бля, если чо – беру табуретку и хуярю куда попаду, иначе прям в первый день мне набьёт морду солдат... это просто невозможно»

– Уже лучше... ну, веди... хм... в Ленинскую комнату, бля... посмотрим...

Ленинская комната в двух шагах, чем-то напоминает школьный класс. Три ряда парт, на стене портреты Георгия Константиновича и почему-то Александра Невского... как будто меж ними никто в отечестве славно не воевал. Карта мира, подшивка Красной Звезды, шахматы (с навернякаутерянными фигурами), пластмассовые цветы по стенам. Бутафорское радио.

Захожу первым – иду к первой парте, выдвигаю ногой табурет, сажусь в проходе (место для манёвра есть), разворачиваясь к Воробьёву, делаюзлобную рожу:

– Ну, я слушаю Вас, товарищ зольдат... три минуты...

– Алексей... давай не будем... а?? Меня вообще-то Сашей звать. Да погоди ты, не кипятись, лейтенант... ну, ясен хуй... ну, косяк у меня... залёт... поймал, нихуя не скажешь. Дык я могу быть тебе пиздец, как полезен... мне на дембель скоро... в роте я в авторитете... все ходы-выходы знаю. Давай мирно всё замнём. Батон не сольёт – ручаюсь. Никто нихуя не узнает – мои все тоже молчать будут, зато  помогу, чем смогу... а? ...давай на мировую...ты ж меня от силы на год старше...  – Воробьёв подходит и протягивает лапу.

Сказать, что я ахуел – не сказать ничего.

Руку игнорирую.

– Воробьёв...я сюда не дружить с тобой приехал,... я приехал служить. И помогать мне служить не нужно. Нужно выполнять то, что от тебя требуется... Уяснил? А тех, кто будет пытаться жить тут так, как хочет лично он, я буду давить. Если ты ещё раз начнёшь мне тут выёбываться, то мне по хуй, кто тут дух, кто тут дембель. Я – лейтенант Скворин, а не какой-то там Батон твой... Заруби это себе... за нихуянеделанье ответишь... ну, а сортир... проехали сортир, ещё раз увижу – оформлю по полной программе... с письмами на родину, маме... всосал, боец? И ещё... Я для тебя Алексей Владимирович в таких разговорах... понял, Сашок??

Воробьёв уже давно убрал руку. Харя прям каменная, сощурился. Понимает. Не будет меж нами взаимопонимания.

– Понял... трудно вам будет служить, товарищ лейтенант... у нас таких не любят.

– Каких – таких?? Пугаешь??? Ха... а я не девка, чтоб меня любить... не ты ли эти трудности создашь??

– Да нет... они и без меня созданы уже... так вы ротному меня не сдадите со шмалью???

– Ремень подтяни, солдат, – тычу я ему в ремень, и он – о, чудо!!! – начинает его подтягивать (на самом деле – рефлекс, вбитый сержантскими сапогами в его башку по духанке, а не моя крутизна на него действует, но это я начну понимать гораздо позже... система есть система).

"Вот оно... подломился... его одно только интересует... осведомленность ротного... ссыт он его... значит, ротный всё-таки рулит, раз такого к ногтю взял ( эх... Воробьёв, как оказалось, был не самым ебанутым дембелем в роте, и не самым матёрым... просто первый наглый солдат в моей жизни, и всё. Но тогда-то мне казалось, что я самого крутого дембеля в роте подтянул. Круто. Покомандуем... ага)

И я, встав, молча выхожу мимо заправляющегося Воробья. А на хрена мне, лейтенанту, что-либо обещать солдату?? Да пусть мучается и дрожит. Ему полезно.

   Выхожу в роту. Ну, кто бы сомневался?? Замятин сидит на табурете. Я смотрю на него в упор. Это длится секунду, потом Замятин подрывается. Я делаю к нему шаг, он как-то скукоживается. Врубаюсь, что он просто покорно ждёт заслуженную подачу. Безропотно старается пережить очередной неприятный момент в своей жизни. Мне омерзительно до блевотины от того, что я понимаю, что очень скоро не буду ощущать этих моментов. Не буду даже задумываться. Загрубею. Не хочу. Ненавижу. Уже ненавижу и этих Замятиных, и эту роту, и себя. И это моя работа??? Пинаю со всей дуристоящий табурет. Он летит к оружейке, чуть сильнее – и долетел бы. Ногу отшибаю напрочь. В туфлях пинаться противопоказано. В них действительно только по паркетам шаркать. Но боль, как ни странно, завершает приступ чувствительности, и я опять злой, как чёрт, лейтенант. Лейтенант Российской Армии. И меня тут явно запомнили. Замятин аж вытянулся, упорно смотрит на выход из роты. Я киваю на его сапоги.

   – Помочь???

   Замятин смотрит на свои сапоги, потом на меня, и опять ждёт в бубен.

   – Я на второй этаж. К моему возвращению устранить, – разворачиваюсь и выхожу из роты. Занавес. Глаза б мои этих спектаклей не видели. Но антракты всегда коротки.

Спускаюсь, гордый собой, на второй этаж. Захожу.

– Дежурный по роте, на выход!! – орёт на всю округу тощее тело с тумбочки. Штык на нём висит, как гипертрофированый хуй, прямо под пупком. Подхожу, беру штык за ножны, поднимаю перпендикулярно его отсутствующему животу. Солдат таращит глаза – лапа у уха в приветствии, ещё и тянуться начал... аистёнок, твою мать. Улавливаю буханье сапог слева и отпускаю ножны, которые, естественно, с ускорением возвращаются на место, туда, где висели, прямо ему по яйцам... несильно, но чувствительно. Солдат слегка гнётся, шипит  и крючит болезненно лицо. Я оборачиваюсь к подбежавшему Дежурному по роте.

– Дежурный по роте младший сержант Николаев! – узкоглазый крепко сбитый паренёк с фингалом в полрожи.

– Хуясе... сержант (в армаде в званиях есть два моментика интересных... будь ты младшим, просто или старшим сержантом, обращение «сержант» – это нормально, то же самое с подполковником – полковником... зачастую подполу говорят «полковник» – так проще и быстрее обращаться... и так ясно по звёздам – лычкам, с кем говоришь), это тебя так твой дневальный? Наверное, потому, что  ты его в божеский вид хотел привести? Стоит он у тебя тут,как чучело... штык на яйцах... я тебе помогать, что ли, должен – следить за внешним видом твоих дневальных?? ...хуёво, товарищ младший сержант.

Тот косится на дневального – дневальный лихорадочно начинает заправляться.

– Где штаб?

– Вон та дверь.

Я разворачиваюсь и иду к штабной двери, открываю. Сзади слышу шлепок. Поворачиваюсь... дневальный держится за бубен, а  дежурный ему что-то зло выговаривает. Неуставняк. А чем я только что занимался наверху??? И скажите мне, кто всё это порождает??? Оно само...ветром надуло. Есть ли альтернатива?? Есть. Батонство. Нет альтернативы потому что.

Вмешиваться глупо, но надо.

– Отставить, сержант. Доложишь командиру роты о рукоприкладстве – я проверю...

Сержант смотрит на меня. У меня ощущение, что сержант увидел инопланетянина.

– Не слышу, товарищ младший сержант.

– Есть доложить командиру...

   Угу...я, типа, поверил. Правила игры. Служба.

Захожу в штаб – две совмещённые комнаты. Первая, с какой-то тёткой полной, лет сорока, в комке за компьютером!! И за стойкой.

   (цивилизация блин... в казарме, кстати, свет есть!!!! Я за всеми перипетиями только сейчас это понимаю. Не всё так хуёво, как в общаге. По крайней мере, чай уже есть – жить можно.)

   Когда-то она была миловидной, наверное,  поднятые на меня глаза очень выразительны.

   (это жена командира первого взвода моей роты Дениса П.. У неё двое своих детей, и ей сорок... Денису 22... Обычный Борзинский брак. бытовуха и служба сожрали лейтенанта, и он устроил быт так, как смог... женился на местной разведёнке и получил возможность более-менее спокойно служить, в относительной сытости и чистоте. Баба есть баба, мужик есть мужик.)

– Скворин??

– Я.

– Потом ко мне подойдёшь, я по документам и аттестатам твоим ...пару вопросов надо... а-то зампотыл на учениях... я тут за всех... меня Ольга зовут...

Из двери во вторую комнату выходит давешний старлей...

– Пришёл? Ну, пошли...– заходит обратно.

Мы с ним говорим около часа. Весь разговор я смотрю на огромную, во всю стену, карту нашей страны... Флажком отмечена Борзя – Москву я и без флажка вижу... рук дотянуться, поставив один палец на Борзю, а второй потянув к Москве, у меня не хватит, я до конца понимаю, НАСКОЛЬКО я далеко от своей прежней жизни.

Опять становится тоскливо. Старлей, не умолкая, рассказывает об обитателях батальона, высказывая своё личное отношение к ним, обсалютно меня не интересующее. Странное ощущение. Вот я вроде бы здесь человек новый, а он старожил. И, тем ни менее, в общении инициатива у меня. Это не Бурый. Это премудрый пескарь, имеющий собственное мнение только при плотно закрытых входных дверях. И ему самому с собой ни фига не тесно.

   Постепенно понимаю, что меня перестаёт интересовать смысл его ответов, сводящихся к одному – опасаться всего: начальства, водки, техники, опять начальства, но уже большого (потому что оно взгреет малое начальство, а малое начальство – это уже жопа), бойцов (этих вообще надо стороной обходить...без пяти минут Чикатилы, даже не знающие слово – интеллигентность), климата, царапин (гниёшь сразу) и т.д.

Прихожу к выводу, что сам разберусь, кто тут кто. Без сопливых гололёд – у самих насморк.

И, главное – я разберусь, кто в этом во всём Я. Лейтенант Скворин – недавний распиздяй 4-го курса, некогда самого престижного военного училища.

   В комнату врывается (не входит, а именно врывается) жилистый, чуть повыше меня капитан в выгоревшем, чистом комке и пижонски заглаженной кепке. С первого взгляда понятно – хищник. Не медведь, конечно, и не волк, но шкуру попортить качественно может. Лис, и опытный... матёрый. На Карамышлева (зээншу) даже не смотрит. Смотрит на меня. Да они едва кивнули друг другу. Обширный кабинет сразу становится тесным. Я шкуройощущаю загустевший воздух.

– Ты Скворин?? – после пятисекундных гляделок.

– Я.

– А чо жопу не отрываете, товарищ лейтенант?? – мастер интонаций Вадим так произносит эту фразу, что хер поймёшь... то ли шутит, то ли всерьёз драть взялся, только подкатывает мягко. Он капитан – я лейтенант... меж нами пропасть его опыта и моего незнания, а главное, неумения себя держать – носить погоны с честью... не оглядываясь на субординацию.

   Встаю (нехотя... как давешний Воробьёв):

– А оно тут надо? – это я капитану. Перед ним не лейтенант, а распиздяй с 4-го курса училища. И ему предстоит остругать эту буратину от всего наносного. Он реально разглядывает меня, как Папа Карло. Потом, наконец, улыбается. Он меня уже полностью прокачал. А я его просто не понимаю.

   " Да гляди, сколько влезет – дырки не протри. Командир хренов"

– Сейчас обязательно ... я Вадим, ты Алексей... я уже знаю, – он протягивает руку и неожиданно улыбается, – я командир 3-й роты. Твой командир, лейтенант, рад познакомится. Наконец-то кадрового дали, а то мы с Дениской уже ебанулись. Терь легче будет, – опять лыбу давит. У него она дюже плотоядная и отнюдь не располагает, только холоднее становится. – Ты ж из МосВОКУ (хуле... полдня прошло – радио работает)?

– Да.

– С техникой как??

– Хреново, – честно признаюсь.

   Вадим качает головой. Разочарованно? Удовлетворённо, мол, научим???

– Караулы, наряды – уставы знаешь как??

   Ну, тут порядок. Тут я образованный, дальше некуда. Залётчики и распиздяи в армии устав чтут. И это не просто интересная параллель с урками. Это образ жизни.

– Спрашивай... службу знаю... – решаюсь держаться на «ты». Не на паркетах, в самом деле.

– Боевая?

   С картами у меня беда. Ну, а стрелять-пристреливать в училище накормили так, что я тиры обхожу десятой дорогой.

– Умею.

Веселеет.

– В роту ходил??

– Да.

– Бил кого-нибудь??

– Да...– мне отчего-то неприятно... опускаю глаза. Врать и изворачиваться я умею, но не со своими. А этот, кажись, свой... чую.

– Отлично, сработаемся, – подытоживает Вадим, – нормально, лейтенант... только вот фура у тебя уебанская – гыгыгы... я Дальневосточное заканчивал... сейчас кажется, что в прошлой жизни, бгаааааа, пошли в роту.

Собеседование окончено – началась работа. Началась новая жизнь.

Курс Молодого Офицера ... Моё КМО.

Заходим в роту под рёв дневального «Смирно!!». Воробей, за шаг до ротного, переходит на строевой

   (не за три, падла!!! Но это уже всё-таки похоже на армию).

– Товарищ капитан, за время моего дежурства происшествий не случилось.

– Вольно...  Строй рабкоманду, Воробей... Я вам про любовь к Родине рассказывать буду... – Вадим идёт прямиком к двери с табличкой «канцелярия», на ходу достаёт ключ, не особо реагируя на ритуал приветствия. Для него это давно само собой разумеющаяся процедура, не стоящая внимания. Воробей тут же поворачивается к трём бойцам, топчущимся на взлётке, и сообщает им:

   – Построение через пять минут.

   Те начинают изображать суету.

Вадим открывает канцелярию и смотрит на часы... я тоже (время пошло!).

Канцелярия роты. Святая святых.

А нехуёвая у нас канцелярия. Стены обшиты досками, обожженными горелкой и залакированными, да с надпилами – вид получается обалденный...прям деревянным кирпичом стены выложены как будто.

У окна стол ротного. Меж ним и окном, по левую руку, сейф. На стене справа книжная полка, где лежат чьи-то военники и, как я вижу, всякая ротная документация. Над ней краснорожий портрет нашего говнокомандующего в беретке. Боря Ельцин.

   "Интересно, он вообще армией занимается? Я впервые вижу ротного – и уже готов выполнять его команды. Я столько раз видел Ельцина по ящику, но прикажи он мне что-то сделать – предпочту проебаться".

   Слева кровать – обычная солдатская – идеально заправленная, отглаженные, отбитые в прямой угол края... только вот подушка треугольником почему-то стоит.

– Блять... Батон... абизьяна... дрых опять тут... – Вадим досадливо сплевывает, берёт подушку и ставит её стоймя к спинке кровати, затем плюхается на эту кровать и принимает полусидячележачее положение. Столы стоят буквой "Т", и я сажусь напротив ротного, через стол от него. Здесь тоже есть карта, но уже карта мира. Она над головой ротного, на стене. Шкаф у дверей с одной стороны и стопка ящиков с другой. Судя по биркам на ящиках – это материальная база для проведения занятий.

   Чтобы провести занятие с бойцами, нужно материальное обеспечение и план-конспект. Если этого нет, то солдат смело может положить прибор на такое занятие, ибо оно неверно организовано. Да и скажите на милость, как научить солдата, к примеру, пристрелять автомат без ПРБ (прибор такой для пристрелки...мушку крутить вверх-вниз и из стороны в сторону по принципу "мушка пулю лови", если кому интересно)?

– Ну, рассказывай...

– Ну... родился...

– ЭЭЭ... алё... лейтенант... ты чего?? Ты мне про то, как в роту зашел, рассказывай... Меня не интересуют книжки, которые ты в детстве читал. Лёх, забудь все, что было ДО... здесь всё по-другому... чем быстрее привыкнешь, тем лучше, причём – для тебя, ты здесь надолго... Безболезненней будет...Ферштейн??  Итак??

Рассказываю, поначалу сбиваюсь на дневальном, потом прорывает, передаю степень своего удивления, так сказать – про сортир молчу. Вадим хмурился до момента с Батоном... тут он ржёт и кивает головой.

– Вот ему в рог мог залепить прямо сразу... а хуле этот Цыренов... чмошник, мараться только, его и так день через день пиздят, он привык. Такие сразувсё бегом делают.

   – Ага... видал я, как он бегает... он же реально не соображает уже... зомби.

   – Всё он соображает... пока ещё не соображает – как со своей бесхребетностью жить. Забудь о том, что армия д е л а е т мальчика мужчиной. Делают мальчика мужчиной родители и общество, где он воспитывается, а армия либо закаляет, либо превращает в расходный материал. Ты мне лучше скажи,почему не ёбнул Шаботукову?? Почему Воробья не грохнул? Испугался?

   – Не знаю... наверное, да...

   – Вот этого нельзя... они это поймут, и ты не сможешь командовать. Ты можешь быть дураком, но не имеешь права бояться. Ссыкунов тут и без тебя хватает... Цыреновых, блядь, недоделаных.