Текст книги "Забво (СИ)"

Автор книги: Алексей Сквер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Молодец, всем страшно... тех, кому не страшно – током лечить надо... а лучше сразу стрелять (ржёт).

Я вежливо улыбаюсь.

– Знаешь, почему низко летим??

Вертолёт идёт над кромкой «зеленки», то поднимаясь, то опускаясь, повторяя рельеф верхушек деревьев. Ощущение, что тебя мчат по колдоёбинам на санях.

Я мотаю головой в отрицании.

   Не знаю.

– Шоб не сшибли чехи... месяц назад вертолёт опять сбили... какая-то блядь им ракеты поставляет... говорят, кто-то из наших... извне каравана два, что ли, не пустили...а больше и неоткуда..

Я молчу.  Мне сказать нечего. Я ничего не знаю и только начинаю соображать, что тут к чему. На ненависть к генералитету я тут и не рассчитывал наткнуться, не думал, что армейские низы и середняк будут так же люто ненавидеть высоких начальников, как и самих боевиков. Капитан понимает, что я ему не собеседник, и отстаёт.  Лететь-то недолго. Вот и Ханкала. Считай – пригород Грозного.

Грозный. Город, напившийся крови, и лежащий в развалинах после затянувшихся боёв. Город вроде бы взят... днём... а вот ночью... ночью он до сих пор не наш. Его, конечно, отстроят. Восстановят административные здания и инфраструктуру. Вдохнут жизнь в эти кровавые развалины, видевшие всё, на что способен самый страшный и бездумно жестокий хищник на планете.

Сколько ещё придётся пролить в нём крови, пока он не насытится и не смешает в себе русскую и нерусскую кровь в достаточной пропорции, чтобы успокоится?? Хрен его знает. Сделаю, что смогу.

Ханкала – это огромное поле, заставленное кунгами (машина с будкой, где можно жить и работать) и палатками. С кучей вертолётных площадок. Всё командование контр-террористической операции идёт отсюда. Здесь госпиталь, и связь. Здесь огромное скопление жирных штабистов, которые «воюют», и уже давно, то со сном, то с теми, кто воюет. Но за «боевыми» и отметкой об участии в боевых действиях средь них съездить –  святое. Здесь самая главная перевалочная база. Она защищена и прикрыта отовсюду кучей блокпостов и всевозможных частей. Здесь, наверное, самое безопасное место в Чечне, а то и в России. Отсюда бортом – в горы, или куда послали. Как автобусом. Борт на Шатой завтра, поэтому нам предложено ночевать в плацкартном вагоне, невесть кем притащеном сюда к вертолётной площадке, и служащим чем-то вроде гостиницы.

Ночью начинают лупить. Что и где стреляет, не понятно, я смотрю, как мимо по проходу выбегает молодой длинноволосый малый, подгоняя средних лет коротышку с видеокамерой:

– Живее, Андреич.

За ними бегут двое из моей партии. Рожи, по ходу, как и у меня – недоумённо-непонимающе-тревожные. Я за ними. Сидеть в вагончике, когда стреляют, неуютно, хотя, выбираясь по проходу, вижу трёх-четырёх безмятежно спящих с автоматами в охапку. У меня пока ствола нет, и я дергаюсь, а эти спят. Странно. Хоть бы башку подняли.

Спрыгиваю на землю. Бухает где-то справа. Далековато. Что-то артиллерийское. Похоже, плановая стрельба по квадратам, или чо. Около вагончика спокойно курит тот самый капитан, и выбежавшие точно следуют его примеру, изображая вселенское спокойствие и бывалость.

– Ночной салют... плановые, похоже, – подтверждает, ни к кому не обращаясь, мою догадку кэп.

Все смотрят на суету журналистов.

– Андреич, готов?? Дима, давай ракету и потом ещё одну... пока говорить буду... первую запускаешь на три, после того, как я начну... готовы? Поехали.

Зажигается фонарь камеры, освещая бледное и взволнованное лицо журналиста, выражающее одновременно как мужество и уверенность, так и прямо плещущее Переживание Близкой Опасности. Вслушиваюсь, глядя на шипящую в воздухе сигналку.

– ... в 22-35 начался сильный обстрел, пока нам неизвестно точное количество погибших и раненых, но, судя по канонаде, идёт сильный бой на подступах к Ханкале, напомню, что за последние сутки это вторая попытка прорыва боевиков к Грозному с этого направления...

За спиной журналиста лейтенант Дима пускает вторую ракету... я представляю себя сидящим в Чите и смотрящим ящик... сколько я таких репортажей видел?? Да каждый второй... Журналист, взволнованно говорящий в камеру на фоне ночи с явно стрельбовыми звуками со стороны, а тут ещё и фейерверк для пущего антуражу...круто, мать их за ногу... Профессионалы хуевы. А ведь мои это смотреть будут. Им от таких репортажей ждать легче будет...угу. Ссука. Внутри начинает закипать. Но я не властен над этой сволочью. Только если в бубен стукнуть. Инфовойна, как она есть. Бьющая по населению хлеще пуль и снарядов.

... напоминаю, что только за этот месяц в районе ведения контртеррористической операции погибло 39 и ранено 56 военнослужащих Федеральных войск. По официальным данным. По некоторым сведениям, это количество сильно занижено, но  более точной информацией мы пока, к сожалению, не располагаем...специально для НТВ – Игорь Строев.

Андреич выключил камеру, и Игорь у него интересуется:

– Ну, как???

– Хуёво, Игорёк, – бычок капитана летит в темноту.

– Простите!? – журналист поворачивается к капитану.

– Не прощу... бог простит... ты молодой русский малый, а работаешь на всякую шваль... да ещё и падалью питаешься. Родня вот этих мужиков смотрит твои репортажи и глотает валерьянку...рейтинг растёт... свою армию народ ненавидит... зато ты – профессионал... хуёво, Игорёк. Я не удивлюсь, если тебя в горах потеряют без вести... я бы потерял.

– Не понял...

– А это хуёвей всего... наверно, и не поймёшь, – капитан сплёвывает под ноги журналисту и лезет в вагон. Стрельба прекратилась. Цирк окончен. Я думаю над словами капитана. Бить морду этой слякоти расхотелось, лезу в вагон. Он, по ходу, молоток, этот капитан. Только я... я не хочу стать таким. По нему чувствуется, что жизнь для него, что чужая, что своя, не дороже жизни козявки. Если я так эволюционирую, я ж в казарме своих полудурков двухгодовалых точно зашибу когда-нибудь.  Не хотел бы я у этого кэпа на дороге оказаться. А вот воевать с ним... надеюсь, те, с кем мне там бок о бок придётся быть, такие же волчары с мёртвыми глазами.

   – У каждого своя работа... у вас своя, у меня своя... – несётся в спину взволнованный голос Игорька.

Ночью стреляли ещё пару раз. Сквозь дрёму видел, как опять куда-то нёсся журналист Игорёк. Что поделать... работа у него такая... сучья... дать бы ему в морду, да бессмысленно. Этих Игорьков, как и нас...как тараканов...и их тоже никто не считает.

   Наконец-то борт. Грузимся в восьмёрку и летим. Всё-таки не верится даже, я – на войне. Да и какая это, по сути, война?? Тот самый капитан утром на перекуре на вопрос «Сколько ты тут на войне??», ответил « А я на войне?? Вот дед у меня... тот на войне был.... Они там как сходились лупиться, так через месяц только расходились, а тут встретились, постреляли – и в разные стороны, раны зализывать. Кто ж тут воевать-то нам даст, если дадут, так вся эта война в месяц кончится, эшелонами в Забайкалье зверей вывезти, и пусть там китайцам на границе мозг ебут. Да только не надо это никому. Неденежно, да и жвачку про демократию просто так изо рта народа доставать никто не собирается, вот мы и бегаем по горам... реалити– шоу, мать их кремлёвскую Басаеву в жопу плашмя. Детский сад, 7-ой месяц, бля»

   Ободрил, ни хуя не скажешь. И улетел на Ведено куда-то.

   Долетели нормально. Только выскочил с борта и, пригнувшись, отбежал, как попал в объятия Мишки Хотысенова. Он у нас ротным, а тут, вишь, борта принимает – авианаводчик. Я его менять-то и прилетел. Ему в отпуск, а мне на время отпуска, якобы, подменять. Рад мне, как выпивке, ну и выпивке, которую я приволок, само собой, тоже рад. Кто ж без бутылки сюда с большой земли-то полезет.

   Нас, вновь прибывших, строят у штаба и быстренько раскидывают по направлениям. Мне ехать никуда не надо. Я уже приехал – при штабе подъедаться буду. Помощник начальника оперативного отделения я теперь. Начопер, даже особо не взглянув – некогда ему, сдаёт меня Мишке на инструктаж.

   – Ты не ссы, Лёха, главное. Тут, около штаба, всё ровно. Вокруг три кольца обороны – Шатой контролируем и подходы к нему... ну, в смысле, через него. В колонны пойдёшь, там, может, и постреляешь. Да и то, хуй тебе пострелять дадут, твоё дело – воздух. Колонны ща тока под вертушками ходят. Как лупить начинают, главное, целеуказание дать, откуда бьют по вам. Ракету красного даёшь туда и смотри, как мясо рубят в винегрет. А так-то тут сидеть будешь. Связь со штабом авиации на тебе... ну, там, борт для эвакуации трёхсотых, или двухсотых, или комбригу куда завздопица лететь. Живи себе с летунами мирно, и будешь кум королю. Вся водяра и грев с большой земли через тебя, считай. Сам понимаешь – дооолжность, – многозначительность пальца, вздёрнутого вверх.

   Влился нормально. Пьют тут так же, как и везде.

   Мишка улетает, передав мне дела и позывной. Я теперь в эфире Хоровой-90.

   Начопер попытался заставить меня рисовать карты в моменты дежурств ночных при штабе. Кто-то от нашего отдела всегда там быть должен. Я, по совету всё того же Мишки, запоганил две секретные карты, и от меня отъебались. В отместку, правда, заставили вертолётную площадку оборудовать под ночной приём вертушек... делов-то... по углам гильзы от снарядов вкопал, солярой заполнил, да обозначил камнями границы площадки самой.

   Прилетал главный мозг нашей войны начгенштаба Квашин. Не знаю, чего он там, в картах, понимает, если ему битый час рассказывали об организации обороны и контроля, в карту тыкали, а он, выйдя из палатки и уставившись на эту самую гору Ламамаисти, заминированную вдоль и поперёк, выдал:

   – Да у вас тут курорт лыжный можно открывать, красотища-то какая!!! Вот прям на этой горе.

   Комбри,г я думаю, не против был бы прямо сразу этого Квашина на санках с этой горы спустить, первопроходцем и разминирующим средством заодно – так он на этого мудака в больших погонах посмотрел.

   Периодически эвакуирую двухсотых и трёхсотых, как наших, так и чехов. Хотя кого там только нету... и арабы, и негры, и даже наши славяне.

   Поймали подпола нашего ФСБэшного, пытался вывезти трёх раненых арабов. Арабов кончили прямо сразу, а этого козла до прихода вертушки чуть ли не всё командование бригады охраняло, а-то бы порвали на клочья. Ненависть к наживающимся на войне тут зашкаливает. Да и правильно. Одно дело враг, другое – крыса.

   И вообще, днём тут спокойно, а вот ночью...

   Один солдат, упившись в хлам и вылезши из палатки, дал очередь... по лагерю. Два двухсотых. Один контрактник – первую прошёл, чтобы вот так,от пьяного, не соображающего мурла пулю точно в голову выхватить, второй сопляк совсем.

   Вызывают в штаб.

   – Скворин, давай любой мимо идущий борт... у нас тут трёхсотый тяжёлый.

   Это святое. Если летуны такое слышат, то садятся обязательно. Скорая по горам не ездит. А трёхсотый, ставший двухсотым, если ты не сел – куда бы ты ни летел – это чья-то душа на тебе.

   – Я Хоровой-90, кто мимо?

   – 35-й мимо, буду через минут 10, чо хотел.

   – Трёхсотый.

   – Места нету... не подождёт??

   – Да он у меня щя на площадке в двести уйдёт.

   – Понял... дым дай.

   Дым показывает направление ветра и ориентирует летчика, с какой стороны заходить на посадку.

   Мне на площадку приносят носилки. Молодой пацан – его трясёт даже под лошадиной дозой успокоительного.

   – Что с ним??

   – Да на блокпосту пьянка. Их замкомбата спалил, а этот ведь бухой... за автомат и очередь, да бухой ведь. В упор не попал. Зато замкомбат попал...дрыном каким-то... сломал ему шею... щас отпаивают самого.

   Борт сел. Забрали героя. Доложили, как о вступившем в схватку рукопашную. Чехи-каратисты рвались через блок-пост, но не прошли.

   Был в Ханкале на курсах авианаводчиков пару дней. Летуны, оказывается, ходят по картам с другим обозначением квадратов, а я обязан уметь навести по квадрату. Туда летели вместе с какой-то бабкой. Комбриг её приказал в Ханкалу везти. Бабка была с козой. Натуральной такой козой. Взлетели и пошли над деревьями, как на санках. Как яма, так коза глаза выпучивает и блеет дурниной.

   – Беееееееее.

   И срёт, падла. Сколько в ней этого гороха – хрен его знает, но на каждой яме сыплется из неё. Того и гляди, кишки высрет. Всё, естественно, на полборта. Бортинженер, как увидел, кричит:

   – Я тя щ вместе с этой козой не довезу, сволочь старая, – и двери порывается открыть, оскальзываясь на козьем говне.

   Бабка начинает пучить глаза пуще своей козы, только что не блеет с ней напару, и подол ей под жопу подставляет. Кричу:

   – Вася, оставь её, а-то она ща сама тебе всё тут загадит!

   – Ненавижу этих, блядь, нохчей... больше к тебе не сяду, – обиделся, наверное.

   Видел в Ханкале Дмитриева Серёгу. Накоротке поговорили. В Грозном, в Ленинском районе, в комендантской роте он сейчас. Вот как судьба свела, думал, потерялись. Жаль, толком и поговорить не успели – спешил он.

   Прилетала спецура, с ней Гриша Вахнаков. В одной роте учились. Тоже накоротке поговорили, и они в горы ушли. Позывной «Амур».

   Ночью выходит на нас "Амур", я помощником Дежурного стою.

   – Арбалет, я Амур, приём.

   – Здесь Арбалет.

   – Квадрат 43-12, по улитке 1-2.... Наблюдаю группу боевиков. Прошу огня.

   Вызвали комбрига и начальника артиллерии, через пять минут дежурное огневое средство начало отстрел.

   – Амур Арбалету.

   Молчание.

   – Амур Арбалету.

   Молчание.

   – Амур Арбалету!!!!!

   Молчание.

   Через минут пятнадцать.

   – Здесь Амур. Уроды, дали бы съебаться хоть.

   И молчок. Попали ... не попали?? Хрен его знает. Главное, хоть своих не положили.

   Прибегает местный аксакал. Лопочет чего-то на полурусском. Корову у него замочили. "2-ой бат отличился. Корова приблудила, якобы, к сигнальной мине, и получила в бочину дежурным огневым средством (пулемётом)... задняя нога вдребезги... даже костей не осталось. Жаль, что не обе, мяса бы больше заслали в штаб.

   А вообще-то, мы с ними мирно живём. Кто им, кроме нас, огороды разминировать будет? За это схроны сдают даже. Предпочитает договариватьсямирное население с нами... уж им-то эта война ещё больше обрыдла. Ночью нохчи мозг ебут, а днём мы...вот и живи, как хочешь. А вот нехуй было занозиться в 94-ом.

   Борты водку возят исправно. Полбригады у меня в добрых знакомых. Народу-то тьма, а тут – у кого днюха, у кого детё родилось. Пить водку местного разлива стрёмно – травануть могут. Да и есть, за что. С третьего бата контрабасы отличились. Семь уродов ночью на бэхе ворвались в Шатой, геройски набрали водки и жратвы у одного из местных торгашей. Разбили ему морду, дали по голове верещавшей жене и попылили восвояси. По пути зачем-то лупанули с двух стволов по нашему же блокпосту.

   К утру все семеро лежат мордой в грязь перед кунгом комбрига... мне приказано ждать п-ка Шилова и сдать ему. Ради интереса подхожу к крайнему. Легонько пинаю в бок, чтобы привлечь внимание.

   – Фамилия?

   – Сержант Замятин.

   – Возраст?

   – 33.

   – Откуда??

   – С под Читы.

   – Женат??

   Поднимает разбитую морду.

   – Да... двое детей.

   Урод. О детях вспомнил, а ночью и не думал о чужих детях, сидящих на блокпосту и мечтающих вернуться домой. Жалости к нему ни на грош. Вот из-за таких нас свиньями считают. Тут же вспоминаю свой вояж по мосту в Красном Яре. Пытаюсь себя успокоить, что это другое. Кого угодно успокоил бы... но не себя. Я-то знаю, что не другое.

   Ночь. Опять-таки я при штабе Помощником. 11 раз смотрю по видаку «Моонзунд» по Пикулю с Олегом Меньшиковым и Гостюхиным. Сильная вещь, о чести русского офицера царской армии, выбравшего в смутное время самоубийственную драку с внешним врагом вместо того, чтобы погрязнуть во междоусобных дрязгах, приспосабливаясь к новым порядкам и наплевав на присягу.

   Остальные кассеты – вообще полное дерьмо типа совковых комедий с Крачковской.

   Прибегает бойчина-связист.

   – Там майор Копылов чеченца пополз взрывать.

   Пиздец. Ничего не понимаю. Оперативным п-к Шилов.

   – Опять?? Третий раз уже, блядь... комендантский взвод, в ружьё!!!

   У нас на отшибе вырыта яма метра три глубиной. Аккурат возле сортира. Там переодически держат пленных нохчей, отловленных в горах. На них ссут и срут, пока их на большую землю не увезут, все, кому не лень. Обычно дня два-три держат. А м-р Копылов – начальник связи. Очень толковый связист, надо сказать. Связь в бригаде, как часики. На большую землю связь – тоже, пожалуйста. Год, как в Чечне он. Но как набухается, так рвётся воевать. Да кто ж ему даст?? Он в качестве начальника связи гораздо полезнее и нужнее. Вот так и воюет без соприкосновения с противником. Но соприкосновение с бутылкой превращает его в нинзю и народного мстителя. Это – третья попытка грохнуть хотя бы пленного, бросив ему в яму гранату. На самом деле, хотел бы взорвать – взорвал бы. Но это, скорее, форма истерики. Крыша течёт. Успели поймать с выдранной чекой и эфкой в руке метров за пятьдесят до ямы. Полз, как на танк. Брали вчетвером, прижав конечности. Потом под фонарем чеку вставляли. Вот такой героизм.Рвануло бы – и пиздец как минимум пятерым, включая меня.

   Кстати, о связи. Звонил домой. Связь военная. Жесть полная. Все слова тянутся так, что ощущение такое, словно на том конце провода полностью невменяемый человек. Предупреждали, чтобы я говорил медленно, иначе вместо моих слов там услышат только бульканье. Я начал говорить медленно. Трубку сняла бабушка, решила, что пьяный. Я её тоже слышал. Прикольно, с одной стороны... я ведь её тоже, как пьяную слышу. Но в целом, конечно,плохо – бросила трубку в итоге. Что она обо мне подумала и что матери сказала, лучше и не думать.

   Приходит старлей Тополев с 3-его бата. Просит трихопол. Только с отпуска припылил. Намотал, видать, там. Ну, заказываю. Летуны поуссывались,спросили, где я тут умудрился. Пытаюсь объяснить, что не мне. Ржут.

   Прилетают на следующий день. Специально ко мне сели, а так-то мимо шли. Дают кулёк с лекарством и...

   – А это лично Хоровому-90 от нашего экипажа, и будь осторожен при выборе местных коз... они после нохчей все нехорошие... – ржут, протягивают коробочку с гандонами.

   Суки. А Тополеву теперь водка только за платину, блядь.

   А с еблей тут и впрямь глухо. У всех в кунгах постеры блядей развешены. Бригада дрочит напропалую. Бегать к бабам в Шатой – чревато. Можнопроснуться, обнимая рабство. А-то и не проснуться. У них законы строгие в этом плане.

   Хотяааа....

   С этим же п-ком Шиловым едем блокпосты проверять, и выковыриваем на ближайшем к Шатою двух чеченок. Я-то не при делах, считай, а Шилову,видать, не впервой. Начинает с места в карьер пиздюлины раздавать. Потом выволок обеих чеченок на воздух, и там уже ногами. Одна-то драпанула, а вот вторая взмолилась, чтоб не били.

   – А хули ты припёрлась сюда?? За патроны ебаться??

   Так и есть...за патроны. Это контрактники подтвердили, ещё пять минут назад опиздюливаясь.

   – А што мне делаааать??!!! – воет баба, – мужа убилииии, всю семью побилииии... мне говорят, иди, патроны неси... родишь сына – кормить будем, а нет, так опять пойдёоооошь...

   Вот так. И кем воспитают её сына те, кто её послал?? Что в голову ему вложат?? Кого он ненавидеть будет за долю своей матери, у которой русские истребили семью?? Как ему, полукровке, придётся доказывать своё право на полноценную жизнь в их обществе с их то законами?? Я думаю, что за такое он не только папашу своего тупорылого, но и весь род этого папаши под корень вынести готов будет. Не говоря уж о патронах. И так навалом этого добра по схронам, так нет... нужно ещё. Русских много ещё, всем хватить должно. И наши хороши, и их, а правда тут вместе со справедливостью уже давно в крови захлебнулась, причём – в смешанной крови. Глядя на это, трудно себе представить, что для меня это – командировка, а для неё -реальная жизнь, из которой уже никуда не деться.

   В 1-ом бате сгорела палатка. Кто там умудрился запустить в неё ракету осветительную, непонятно. Но факт, что сгорела, с матрацами и по мелочи там. Пьянка, по ходу, виной, как всегда. И порешили отцы командиры списать под это дело одну из клинанувших бэх. Ночью дали море огня, а утром отправили донесение, мол, так и так...ночью был бой. Подорвана БМП-2 номер такой-то. Механик машину покинуть успел. Наводчик с командиром машины сесть не успели. В машине была палатка инвентарный номер такой-то и по мелочи списочек. Список мелочи к полудню распух до половины имущества батальона, причём в этой БМП были и радиостанции, и обмундирование, и химзащита, и масксети. Всё сжег безжалостный враг. Но мы не сдаёмся, и будем биться голой жопой, пока вы нам новое не пришлёте. «Цылаваем, вечно ваши – командование бригады» – типа.

   Замкомбрига, как эту бумажку увидел, так чуть тапочки не откинул. Поорал чуть-чуть. Потом так устало на комбрига смотрит и говорит с безнадёгой в голосе:

   – Может, у нас ещё одна БМП в пропасть упала?? Зампотех поддержит. А-то эта лопнула уже раз пять. В ней только что проёбаного оружия нету... а вот в пропасть, – и мечтательно так глаза закатил.

   – Лёня, у нас пехота или десантура?? У меня, блядь, уже полбригады в пропасть ёбнулось.... С вами сам тут скоро парашют из матраца кроить начнёшь... Чего тебе?? – Это комбриг начфизу, мнущему какую-то бумажонку в руках и перетаптывающемуся в нерешительности возле их стола. Тот решается и подаёт бумагу комбригу.

   – Это чего???

   – Список.

   – Какой список??

   – Ну, этааа... сгоревшего имущества... я слышал, что тут можно списать...

   Комбриг пробегает глазами строчки и, передав бумажку Заму, устало закрывает голову руками, упираясь локтями в стол.

   – Когдаааа вы уже перестанете из меня мою генеральскую (получил генерала и уходил наверх куда-то... вроде бы комдивом, толковый мужик – грамотный командир, уважаемый всеми) кровь пить-тааа?? – нараспев выводит из-под рук комбриг. – Вот скажи мне, майор, как у тебя там могли, блядь, сгореть восемь 32-ух киллограмовых гирь??

   В этот момент зам начинает ржать.

   – Послушай, майор, а брусья у тебя там не сгорели?? – продолжает комбриг, убирая руки от лица и уже зло буравя начфиза глазами.

   – Брусья... тоже надо бы... дык не влезли бы...

   – Послушай, Гена, – вклинивается замкомбрига. – Вот как, блядь, могут сгореть гири?? Ну, как??

   – Не знаю... ручки отплавились... пришли в негодность... списывать-то как-то надо...

   Зам смотрит на комбрига.

   – Может, всё-таки в пропасть?? Кто их там искать-то будет??

   – Да идите вы в жопу... хоть всей бригадой в пропасть... – комбриг опять закрывает голову руками. Зампотех перемигивается с замом по боевой. Что-то в рядах ВС опять упало в пропасть.

   Вообще, конечно, при штабе можно чокнутся – прошусь в колонну. Пускают. Ничего примечательного. Трясёшься на броне с радиостанцией, всматриваясь в зелёнку, и периодически фиксируешь смену вертушек над колонной. Потом отдых в Ханкеле. И назад.

   Во второй колонне-то нас и обстреливают. Бой.

   Стреляли из стрелкового оружия. Подорвали головную бэху, да коряво, но остановить – остановили. Как начали лупить, и колонна встала, все с брони долой, ну, и я, да не на ту сторону ещё. Метнулся,как заяц, туда-сюда. Страшно. Адреналин меняет мир. Все лупят, кто куда. Вокруг трескотня. Ощущение, что все стреляют именно в меня. Суки!!

   Я за АКСУ, предохранитель, патрон и так в патроннике, только из-за брони попытался нос вытащить, как сзади дёргают грубо. Поворачиваюсь – бойчина пальцем в воздух тычет и орёт.

   Ёооопт. Вертушки же!!! Автомат нахуй!! Вхожу в связь.

   – Хоровой 80, Хоровой 80, приём!!! – врывается в уши.

   (Хоровой 80 – позывной в колонне, чтобы отличать этот позывной от основного)

   – На связи Хоровой.

   – Наводи, ёкарный бабай...– треск, – ... хули... – треск, – ... твою мать...

   Да я и так понял. Высовываюсь, смотрю, откуда лупят. Всё это происходит на самом деле быстро, я и не догадывался, насколько может замедлятьсявремя, если хочешь жить.

   Вот они. Лупят чуть правее от меня. Метрах в 400-х от силы.

   – Пять Один. Смотри ракету красного.

   Пускаю по запаре зелёную.

   – Вижу, Хоровой. Наблюдай.

   И первый крокодил заходит и даёт длинный трассер примерно туда, куда ушла ракета по зелёнке.

   – Точно, Пять Один – лупи.

   Первый крокодил, дав трассер, указал ведомому этим трассером цель. Вот туда-то и работает НУРСами идущий следом ведомый крокодил.

   Мама дорогая.

   Всё, что я видел до этого в фильмах – хуйня полная. Сначала встаёт дыбом земля с деревьями, как будто невидимый великан хапнул горсть земли и выдрал её вместе с деревьями и порослью. Потом хлопок выстрела, земля с растительностью мешается, как в мясорубке, в воздухе, и просто чудовищный грохот, наконец, кажется, взрывается у тебя в голове.

   БА-БАХХА-БАААХ!!!!!!

   Меня опять дёргает за броню всё та же бойцовская рука, и тут только мини-землетрясение на последнем АХ!!! – лупит по ногам.

   И следом – тишина. Нет. Звон в ушах от рванувших рядом НУРСов.

   – Хоровой, я захожу, смотри!! – рвётся в уши.

   Высовываюсь, но не вижу, не слышу, откуда и кто стреляет.

   Да никто не стреляет.

   – Хоровооой!!!! Я прохожууу!!! Кудааа!!!!

   "А и чёрт с ним!!!"

   – Пять Один, дальше 100!!!

   – Понял, дальше 100.

   И опять то же самое, как мне кажется, на том же месте.

   БА-БАХХА-БАААХ!!!!!!

   Дрожь земли.

   Всё. Тишина. Нету стрельбы. Потупили и начали в себя приходить.

   – Ну что там у тебя, Хоровой???

   – Да вроде всё, Пять Один.

   – Точно??

   – Хуй знает... ты их видишь?

   – Ебанулся что ли, Хоровой???

   Вот и поговорили.

   Потом начальник колонны говорит, что второй заход был, наверное, лишним. Накрыли первым же залпом, но мало ли кто отходил. Обстреляли хуй пойми кто. Разведчики из сопровождения смотались в зелёнку. Приволокли приклад от АК-74 с покореженным фрагментом ствольной коробки и какие-то кровавые ошмётки камуфляжа.

   Вот такая вот война. Кого-то ёбнули, кого – не понятно. Но главное – сами без потерь оказались.

   – А ты везунчик, Скворин. Молодец, навёл грамотно.

   В колонны после этого я готов, но больше не прошусь сам. Страшно?? Да, страшно. Джек Лондон прав. Любовь и вкус к жизни понимаешь, когда тебя могут её лишить. Добавлять к этому нечего. Прочувствовать надо.

   Вспоминаются трёхсотые и двухсотые, которых я эвакуировал с площадки. Совсем по-другому вспоминаются. Я не брезгливый к крови там, или когда совсем уж мясо в мешках грузили. Но это всё было хоть и рядом, но... неощутимо, что ли?? И вот я, наконец, ощутил мизерный кусочек. Секунду войны. И мне эта секунда показалась очень длинной, а ещё я вспоминаю слова того капитана, с которым мы летели из Моздока:

   « А я на войне?? Вот дед у меня... тот на войне был.... Они там как сходились лупиться, так через месяц только расходились, а тут– встретились,постреляли, и в разные стороны – раны зализывать. Кто ж тут воевать-то нам даст, если дадут, так вся эта война в месяц кончится ... реалити-шоу, мать их кремлёвскую Басаеву в жопу плашмя. Детский сад, 7-ой месяц, бля»

   Около штаба нет-нет, а тоже стреляют. Есть в нашем Оперативном отделении такой подполковник Старич. Он ехал на войну комбатом. А по приезде и подсчёте всего проёбанного за время выдвижения бригады к месту боевых действий его убить было мало. Батальон по пути следования продал и выменял на водку всё, что только можно. В итоге его перевели в Оперативное отделение, бумагами и картами тоже надо кому-то заниматься. Да и дневник вести. Опять-таки – донесения ежедневные составлять, короче, бумажной работы прорва. Не можешь командовать людьми – командуй бумажками. Обычно он сидел в кунге Оперативного отделения, и либо созванивался с кем-то, либо писал что-то в большую пухлую тетрадь, либо работал на компьютере.

   По утрам комбриг приказал проводить зарядку для штабных, чтобы хоть раз в день упражнениями занимались. Зарядка как зарядка... упражнения там, пробежка...отжимания те же. Все проёбывались, как могли, но постоянно не проебёшься. Однако Старич убедил всех в своём радикулите, запасся кучей справок и косил по-чёрному. Комбриг, конечно, взъёбывал его за это, но в итоге махнул рукой. Если взрослый, под сорок, дядька предпочитает,чтобы на него орали, лишь бы не бегать, то ничем ты его не исправишь. Лично у меня к зарядке двойственное отношение. Если её должен проводить я,то зарядке – быть, и точка, если же её будут проводить со мной, то, конечно, постараюсь откосить, ну, а не получится, так, значит, тому и быть. Максимум, где участвовал Старич, это когда народ собирался в волейбол поиграть. Начфиз оборудовал полянку, и по воскресеньям, пару часиков можно было покидать мяч. Там-то обычно комбриг и задрачивал Старича. Но тому было всё нипочём. Волейбол – не утренний кросс в три км.

   Стоим возле штабной палатки где-то в 11 утра.

   Выстрел.

   Совсем рядом.

   Я присел, топограф, тот вообще тут с полгода, опытный, раз стреляют – на брюхо.

   Гляжу, из нашего кунга Оперативного отдела выскакивает Старич и, как сайгак, скачками, но при этом зигзагом, отскакивает в район другого кунга, где и занимает оборону, стараясь окопаться на манер пустынной ящерицы.

   На выстрел из палатки выбегает комбриг и всю эту картину наблюдает.

   Из кунга комбрига, стоящего рядом с кунгом, откуда выпрыгнул Старич, высовывается недоумённо-виноватая рожа бойца, и начинает озираться.

   Стрельбы больше нет, зато у бойца в руках наблюдается автомат.

   Всё просто. Чистил боец автомат замкомбригу, чистил, чистил-чистил, а потом поигрался и доигрался. Дощёлкался. Дослал патрон, отсоединил магазин и произвёл выстрел. Пуля прошила насквозь стены обоих кунгов, вошла в столешницу аккурат под локтем составляющего очередное донесение Старича, отколов некислую щепку. Старич, конечно, решил, что вот и по его душу снайпер нашёлся, начал бороться за жизнь.

   – И это больной?? – возмутился комбриг, – Скворин, ты у меня так не прыгаешь, как Старич умеет... вот что значит – старая гвардия. Завтра, если не выйдешь на зарядку, я тебе сам спину сломаю, подполковник.

   Бойцу в этот момент замкомбрига лично проводил лекцию с физическими отступлениями на тему обращения с оружием.

   В армии это, кстати, не редкость. Баловство и игры с оружием ежегодно уносят жизни бойцов и офицеров. Зачастую не играющих. Играющие садятся в тюрьму, как правило. Не играющие просто едут домой в цинке.

   За время при штабе сошёлся я с начклуба. Неплохой пацан. Пиздобол. Как и все замполиты, конечно, но беззлобный. Его задачи – это гуманитарка,ну и увеселения, если какие запланируются. Мало ли – артисты приедут, а так-то по замполитской линии. Бумагу бойцам на письма. Письма на родину героям и не героям, но по письмам всё равно героям. Кто ж матери напишет, что ваш уёбак-сЫночка попёрся, будучи бухим в жопу, глушить рыбу в пруду, и ногой растяжку нашёл???