Текст книги "Забво (СИ)"

Автор книги: Алексей Сквер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Вадим, а бойца я этого спать положил...

– Которого? Цыренова, что ль??

– Да...

Вадим сразу теряет благодушный вид и, присаживаясь, впивается в меня глазами. Насквозь неприятные впечатления. Взгляд изучающее-холодный,как у биолога, препарирующего лягушку.

– Зачем?

Это уже явно не шутки, и я вижу, что ротный реально серьёзен, на все сто.

   Неуютно, шо пиздец. Это не отвлечённые поучения, это уже р а б о т а.

Зачем??? Да за шкафом. Я не знаю, зачем... а вот он знает. Я молчу, смотрю ему в глаза и молчу. Мне нечего тебе сказать, Вадим, я лучше послушаю, что скажешь ты.

– Пожалел?? Хыых... Ты, случаем, не малохольный??? С хуя его жалеть-то??

– Да он не соображал ничего. Говорю же.

– И чо?? Поставил бы задачу на уборку сортира... всё равно он там сам нашёл бы время передохнуть... на крайняк, можно и территорию отправить убирать... это вообще проёб... Но не жалеть на глазах остальных... ты чо, лейтенант? Ты знаешь, что с ним теперь будет, как мы уедем?? Ему этот расслабон поперёк жопы встанет ближайшей ночью. Да и сам же не рад будешь... он теперь будет месяц тебе жаловаться на всё подряд, пока ты его не отпиздишь. Ты ведь ни хуя об этом солдате не знаешь... эта тварь расковыряла ногу и забила землёй, а для верности ещё и слюней в рану ввела.Его Денис – это взводный мой... он ком. первого взвода ,познакомитесь ещё... – сюда в госпиталь вез, чтобы этому уродцу ногу сохранить. Это ещё хорошо, что мне его слили вовремя... день с такой хуйнёй в ране, и реально могут копыто отпилить... вот так. А тебе известно, что потом с командиром вот такого Цыренова делают??? Эээх... зелёный ты ещё... Алексей, тут армия, тут боевая днём и ночью, тут нет места чувствам. А бойца, куда не целуй – везде жопа. Если с солдатом что-то произошло, то это твоя вина... не усмотрел именно ты.... поэтому солдат должен быть постоянно чем-то занят. Тыдумаешь, их сюда всех воспитанных и из благополучных семей присыпают? Да они Гагарина ракетчиком называют. Ещё можешь поинтересоваться, где кенгуру живёт, ага. Тут тебе не Москва, и даже не Сибирь... это Забайкалье...край каторжан, смешавшихся с бурятами и якутами...

Лекцию прерывает стук в дверь.

– Да!! – громко говорит Вадим, не отрывая от меня глаз.

– Товарищ капитан, рабкоманда в количестве 13 человек построена.

– Хуясе... а 14-е тело где?? – Вадим удивлённо заламывает бровь на докладывающего Воробья.

– Рядовой Митыпов в санчасти.

– О как??? А ну-к, книгу записи больных сюда... и позови ко мне Фёдора.

( Фёдор – Федорцов... санинструктор... боец – выбрал служить год солдатом вместо двух – офицером. Выпускник ВУЗа, он всех больных водил в санчасть, собрав в кучу, и вообще, учитывая дикий травматизм в батальоне, был очень нужным человеком. Шпилил страшнючую 40-летнюю врачиху из санчасти и прикрывал кучу травм... когда не помогал он, приходилось идти к начмеду батальона, и комбат башлял за его пьянку с начмедом бригады, а потом ревел как раненый носорог.)

– А Фёдор в госпиталь уехал...

– Воробей... как ты меня заебал уже... а!!?  – Вадим лениво встаёт с койки и мягко подходит к бойцу. – Вот смотри Алексей. Это Воробей... цельных полгода старшиной проходил у меня... дааа... Неблагодарный скот и ворюга. –  Вадим застыл перед Воробьём. – А ещё он у нас наркоман и садюга...

– Сдал всё-таки, казззёл...– цедит Воробей, глядя перед собой и якобы ни к кому не обращаясь.

Вадим удивлённо смотрит на меня.

Я повторно опускаю глаза... «блядь... всего час знакомства, а я уже дважды напорол... не представленный бойцам, уже решения принимаю... идиотские... скрываю от ротного, но не говорить же ему всё, что происходит? Я сам должен... иначе кто же будет мне подчиняться, вечно всё докладывающему наверх мудаку??»

Но Вадим не с утра тут командует...  он качает ситуацию и  практически сразу вгрызается в Воробья.

– Ха... а ты чо думал?? Ты думал, что твою худую жопу кто-то будет прикрывать? Ты, Воробей, так меня и не понял тогда. Вопрос последний... запись в книге больных на Митыпова есть?

– Нет.

Вадим без всякого перехода лупит бойцу левой в печень. Это больно. Воробей, охнув, гнётся. Правая рука ротного открытой ладонью добавляет по открытой левой щеке чудовищной плюхой, звон от которой глушит даже меня. Воробей же просто падает – сначала на колено и правую руку, а там уже и вовсе встаёт на четыре кости. Вадим коротко размахивается и добавляет в рёбра ногой. Воробей хэкает и валится на бок, прикрывая руками голову.

Вадим делает шаг назад.

– Встать!!! Я с тобой ещё не наговорился, Санек, встать, я сказал, а-то я тебе щяс по телефону позвоню, чтоб ты меня слышал с первого раза.

( Позвонить по телефону... видел один раз в жизни... это пытка. Сразу оговорюсь, тот единственный раз, когда я в этом участвовал, привёл к срыву побега двух отмороженных якутов.

Всё просто... берётся телефон ТА-57... один проводок на правую, другой на левую руки приматываются скотчем... человек сажается на стул и фиксируется тем же скотчем... ноги к ножкам, руки к спинке... дальше крутится ручка вызова и по проводкам идёт ток...не 220, конечно, но тоже приятного мало... человек орёт... следов нет... информация льётся... на себе пробовал, и решил, что в плен не сдамся никогда...вот так... но я этого пока не знаю).

– Не... кх... не надо телефона... тащ капитан... бля буду... не повтортся... – Воробей встает, кряхтя и через силу.

– Да ладно... сколько я от тебя слышал уже это? Что ты мне доложил, когда я вошёл?? «Происшествий нет»... что на самом деле?? Спали? – Спали...

– Нам л-т Больжимаев...

Вадим неожиданно, скользящим шагом оказывается опять перед Воробьевым, и лупит ему берцем по пальцам левой ноги, оттаптывая их каблуком. Воробей вопит и опять гнётся. Двойной по ушам. За волосы и в дверь. Дверь открывается под летящим телом солдата, и Воробей вываливается из канцелярии. Вадим идёт следом, я за ними, конечно.

– Дневальный... лейтенанта Больжимаева ко мне...

На взлётке стоит 12 рыл, судя по всему, их вообще никак не интересует происходящее, пялятся прямо перед собой, хоть бы кто рожу повернул. В этой матрице двигаемся только мы и мухи под потолком, всё и все, кроме нас, мраморно неподвижны. Вадим проходит мимо сидящего и трясущего головой Воробья, попутно добавляя в голову с ноги, и идёт к строю... Воробей, словив подачу, валится навзничь, и я уже вижу кровь. Всё происходящее еле укладывается в башку.

– Шаботуков, – Вадим находит глазами давешнюю чурку, – где Митыпов?

– Нэ знаю, товарищ капэтан.

– Ну, так узнай... тебе 10 минут времени, и Митыпов тут... – Вадим уже обводит взглядом строй. – Если кто знает, где он, то рекомендую помочь Шаботукову... Построение через 10 минут с Митыповым... или без него, но уже в гондоняках (гондоняки – озк... химзащита... её надевание -предвестник полновесной жопы и заёба).

– Разойдись... – Вадим поворачивается к поднявшемуся на ноги Воробью... последний удар частью угодил в лицо... кровь из носа в две дорожки.

   – Ой, батюшки-матушки, – всплёскивает руками в притворном ужасе ротный. – Саша, что с тобой?? Ты упал? А ну-ка, пошли умываться в туалет...

Воробей прекращает смотреть на кровавые разводы, перепачкавшие его руки, и чуть пятится. Вадим стоит метрах в пяти и гадко улыбается. Воробей шарит глазами, и натыкается на меня, я в двух шагах на выходе из канцелярии, возле тумбочки...

– Суууууууукаааааа... – Воробей кидается на меня, как ему кажется, виновника всех его нынешних несчастий.

Дальше действую на автомате – шаг с линии атаки, захват плеча и помощь в продолжение движения, пропуская его мимо себя. Мы впечатываемся в тумбочку. Сначала Воробей, а следом, в него плечом, уже я. Отпускаю его, отскакиваю, и в это момент ротный уже возле нас, отрывает Воробья от тумбочки левой, и по всем правилам с маху подаёт с правой в бубен. Воробей  ломается в ногах и падает, как подкошенный... (первая челюсть,которую при мне вынесли в роте).

– Дневальный, воды...

Балагур срывается с тумбочки и мчится в сортир.

– Ну, чо встали, бойцы?? Цирк? У вас осталось девять минут, – ротный опять повернулся к рабкоманде... Те, не сговариваясь, ломятся к выходу.

– Чего это он так на тебя? А? Алексей?? – Вадим задаёт вопрос почти шепотом. Ледяным шепотом.

– Да там, в сортире... в общем,  коноплю  с молоком нашёл я там... а этот...просил...

– Понятно...

Воробей начинает выть... «уууууу...кх...ааа...ыыыы...»

– Во... живой... чё-то я переборщил, – бурчит Вадим под нос. – Дневальный, отставить воды, – громко добавляет он... – Воробьёв – встать.

Воробей, окончательно сломленный и отпизженый, начинает вставать.

– Иди, умойся, и через пять минут в канцелярию...

Солдат, держась, кажется, за всё тело, постепенно поднимаясь, начинает движение к сортиру на полусогнутых. – Замятин, помоги ему...– из сортира, как чёртик из табакерки, вылетает Замятин и подхватывает Воробья. Мы с Вадимом провожаем их глазами, и, как только они скрываются за дверью, Вадим подходит ко мне.

– Алексей... если ты будешь врать мне, как  Батон, я тебя просто отмудохаю... я предупредил.

Я пытаюсь что-то ответить, но он прерывает меня жестом.

– Значит, щяс иди поешь и переоденься, часа-полутора тебе должно хватить... потом сюда. Чую, надо нам с тобой побеседовать... вдумчиво.

– Товарищ капитан...

– Кру-гом! Шагом марш, лейтенант... не видишь? Я занят. – Вадим направляется в сортир, а я из роты на хуй.

Меня грызёт неправильность и сюр происходящего. «Воробей – урод... но не до такой же степени... Ротный прав везде, но он же сумасшедший, блядь. Такой ведь и вправду отпиздит за какую-нибудь хуйню...» На душе кошки скребут. «Не успел начать службу, а уже... похуй... буду, блять, драться... хоть генералиссимус, блядь... я себя пиздтить вот так не дам... во попал-то... ебаааааать» – я отдаю себе отчет, что это отчасти бравада перед самим собой. Прокачиваю раз за разом произошедшее.

Больше ничего примечательного до убытия в бригаду на учения не происходит, если не считать того, что дежурный по батальону Бато Бальжимаев так и не отыскивается до нашего отъезда (Вадим играет желваками и зло хмыкает, ни к кому не обращаясь...  «Ну, вольному воля...», что звучит как «пиздец котёнку»), а рядовой Митыпов, прибывший из кочегарки от своих друзей, опиздюливается, но уже без моего участия и не с такими фатальными последствиями.

Да на плацу под солнцем охуевает в ОЗК солдат Воробьёв со сломанной челюстью. Как он запихнул свою разбитую морду в противогаз – загадка природы. Вадим только рукой махнул.

   " Челюсть зафиксирована – дальше медики разберутся... не первый раз противогаз срезать-то, поди"...

Но это ещё не армия... это распиздяйство бесконтрольных бойцов.

Армия начинается в Цуголе.

Бригадные тактические учения. Бригада в наступлении. Куча народу должна выдвинуться к рубежу атаки, развернуться в цепь и дать пиздовусловному противнику. Задействуется артиллерия и авиация. Войнушка по-взрослому. Люди, техника, оружие, боеприпасы, палатки, следовательно -водка, залёты, неуставняк, самоходы, драки в роте и наших бойцов с не нашими бойцами из-за взаимного воровства всего, что плохо лежит. Если спиздил и ушёл – называется «нашёл». Нету понятия «украли», есть понятие «проебал», а коли проебал – восстанавливай. Круговорот вещей в бригаде. Все прелести полевого выхода с утренней сыростью, дневным пеклом и вечерним расслабоном.

Моя первая военная семья. Мать её, Родину нашу.

Вливание в коллектив, с обменом двух бочек соляры (которой тут – хоть утони) на три барана. Пьянка, с которой я, упившись в соплю и пытаясь сохранить лицо, стараюсь съебаться незамеченным, спотыкаюсь о какой-то казан и с грохотом «сохраняю» лицо об землю. Пить по-забайкальски я ещё не умею. Да и печень здоровая. Курсантские пьянки типа литр на троих – детский лепет. Полкило в одно лицо тут – просто среднего уровня пьянка.

День рождения зампотеха роты пиджака Виталика П. Пример двугодичника, уважающего себя и положившего хуй на всё, кроме своих прямых обязанностей... техника в роте бегает... механы предпочитают с ним не ссориться – накладно. Моё пренебрежение к пиджакам, основанное на Батоне,он мне вышибает враз, показывая мою полную безграмотность в технике. А позже и в том, почему его приказы выполняются, а вот мои обдумываются. ( Механик моей машины рядовой Атемасов кладёт хуй на поставленную мной задачу и выполняет работы по обслуживанию техники. А при попыткеразбора я натыкаюсь на Виталика, который ставит меня, взводёныша, на место, как старший по должности – зампотех роты как никак.)

Ну и...

гы... выпили за Виталика крепко... мне поутру надо быть в месте дислокации батальона, готовить взвод к выходу. Роту Денис пригонит ( километрах в пяти от палаточного городка зарылись всей техникой, как положено, с масксетями.) Туда утром уезжает кунг (грузовик крытый, как правило, со шконками и печкой – жить можно). Я, бухой в дрезину, собираю всё, что нужно, и иду спать в кунг, сразу... чтоб  с утра полегче было, и никуда не тащиться в полуобморочном состоянии.

Просыпаюсь – еду. В окно не видать ни хуя. Ночь. Не утро. Я ещё в говно. Куда меня везут?? Явно не к технике. А куда?? А Кто?? Кунг перепутал спьяну?? Жопа!!! Выпустите меня!!!

Начинаю барабанить в стену к кабине (вообще-то, там кнопка была, но я ж, еблан, разве знал??).

Остановились. Открываю двери... выпрыгиваю и пиздую к кабине. Двери открыты... и никого... и степь... Пьяный я, машина и степь... ну и небо ещё.Куда идти? Куда ехать? Кругом степь – ни огонька, ни хуя... забайкалье, блять.  Ору, что всё прощу, только пусть сюда идёт тот, кто сейчас ехал...

– А бить не будете??? – из темноты.

– Не буду... сюда иди...

Всё просто, два бойца решили прокатиться ночью за водкой – самая безобидная шалость... Ни членовредительства, ни побега, ни продажи оружия. Только вот кунг не проверили на наличие уже бухого защитника родины – меня.

Слово сдержал... сам не пиздил.

   Вообще-то,  эти БТУ (бригадные тактические учения) – самое ахуительное воспоминание о службе в Борзе. Потом ещё были зимние, но это уже был полный распездец. А вот летом в степи наступать, конечно, было интересно.

По замыслу, сначала наносила удар тактическая авиация (это когда реально земля встаёт дыбом на месте расположения условного противника, и ты никак не хочешь оказаться к этому месту ближе, чем находишься, до холода в желудке).

   Сначала  видишь трассы ушедших от вертолетов ракет... потом лёгкий перестук залпа... потом земля безмолвно встаёт на дыбы и перемешивается, как в адской мясорубке, в воздухе, и только затем долетает звук неебического грохота...  можно даже ощутить дрожь земли, хоть и расстояние дюже приличное.

Далее лупит артиллерия. Разница только в том, что не видно, откуда прилетают подарки, а в целом... то же самое... у противника там кровь, говно, песок и пчёлы вперемешку.

Потом идут танки, сметая огнём всё, что там не успело подохнуть, и следом уже атакуем мы, из-за холмов, с них спускаемся в колоннах, а дальше рубеж развёртывания по-батальонно... далее поротно, а уж потом повзводно. Вот тут-то мои орлы спешиваются, и атака в классическом виде... «уря – наши взяли водокачку».

   Это по замыслу.

На самом же деле, пока каждый солдат будет знать свой манёвр, проводится ебанись головой какая работа по слаживанию действий. Говнакамандыванию нужна красивая атака бригадой на ровной степи для высоких гостей из Москвы. Ну, а для нас, офицерья младшего комсостава,это карт-бланш на проведение любых занятий по боевой и вождению. Но, при желании, можно заняться и химзащитой, и строевой, и инженерной (работы не было, но я договорился – роем полный профиль для БМП-2... кому не нравится, у меня ещё танк приданный не закопан... ыыыы). А также немаловажные вопросы быта зольдат. Ведь солдат, чтоб от него чего-то требовать, должен знать, куда, когда, и главное, зачем ходить.

И вот тут-то наши дорожки расходятся. Во время войнушек и прочей  р а б о т ы, при  изучении

   р е м е с л а, они реально выполняют команды бегом и впитывают науку без выебонов. Это, наверное, в генах у нашего народа, воевать – так воевать, но, блядь, стоит только выйти из такой обстановки – сразу начинаются истории с географиями ( в смысле, движение с приключениями). Вся эта херня приводит к срыву следующего дня учений и, как следствие, к ебле мозга именно нам, офицерам.

Бесит нереально, когда всё уже понятно – все всё знают... и тут какой-то баран, которому вчера пришло письмо о том, что его любимая кошка окотилась и двух котят назвали в его честь, ужирается  в дерьмо на радостях... а утром, спросонья (бронелобый мудак танкист, блядь, был...),прощёлкав клювом выход своих на рубеж развёртывания, старается догнать атаку путём скатывания с горы на неебической скорости. Эта и так немало весящая херня под названием танк, разогнавшись, врезается в жопу пехотной колонне, не успевшей спустится, и собирает её в кучу... авария, нахуй... хорошо, что все в броне и дело оканчивается разбитыми об прицелы ёблами наводчиков и командиров машин... казалось бы – фигня... только вот командирами кое-где офицеры едут (во, отжиг!! одним ударом разбить рожи куче «шакалов»)... мне повезло... я успел спуститься и пойти в развёртывание, а вот некоторым не свезло. Танкиста, в итоге, спрятали к комбригу аж... столько народу хотело лично сказать спасибо. Эта эскапада привела к смене кормовых дверей на бэхах двух взводов – такой силы был удар, что они повредились, а так как они (двери) по совместительству являются  ещё и кормовыми топливными баками, их пробитие становится для машины проблемой. Зампотех бригады орал так, как, наверно, орал Гитлер в бункере в 45-м...

Ну, это самый серьёзный случай срыва... а вот, к примеру, «несерьёзный». Был у меня пидор один во взводе... Примус... солдат Примаков Андрюша...родом из Ростова. Он заслуживает отдельной истории. Этот солдат начинал свою карьеру с чистки очек и сапог товарищам. Он таскал хлеб, получал за это пиздюлей... жрал целую булку с чайником горелого киселя... просирался и опять таскал хлеб. Он подбирал с пола жвачку и жевал, мог постучатьсяраз пять на дню в канцелярию с предложением помыть полы, которые мыл обстоятельно и со вкусом ...лишь бы не выходить в роту. Закончил он свою карьеру, взяв в рот у чурки-хлебореза за семь паек масла.

______________________________________________________________________

Зима (1997г)

Прихожу в роту к подъёму. Общее построение на утренний осмотр (не знаю, как где, а я своих бойчин оглядывал и на помытость, и на бельевых вшей, ну, и главное – на синяки... маленький синяк сегодня – сломанная челюсть завтра, аксиома).

   Смотрю, что за притча?? Мой 3-й взвод не строится (я исполняю обязанности ротного, и из офицеров у меня в роте только Батон... да и того угнал кчертям в кочегарку уголь кидать, от греха подальше). Точнее, строится взвод, только вот Примус стоит один в двух шагах от строя.

– Примус, ёб твою мать, упал в строй! Старшина, я чо, роту сам должен строить!!!!????? – Примус сделал шаг к строю, и третий взвод выполнил команду «разойдись». Я не удивлён... я отгорел и сломался к ебеням собачьим от н е п р а в и л ь н о с т и  происходящего. Для моей роты это слишком... Открытое неподчинение??? Только не при мне... Смотрю, старшина (срочник – Игорь Кустаревский – Егор – здоровенный русский малый из-под Красноярска, я ещё вернусь к нему) ко мне идёт.

– Товарищ лейтенант, разрешите на пару слов...

Тут я совсем уже клиню. Егор, могущий себе позволить, не сходя с места, поставить в упор лёжа роту, не реагируя на бардак в построении, идёт ко мне. Причём добавляет, зная мою невменяемость:

– Очень надо... гм... это... тащ лейтенант...отдельно бы.

Киваю на канцелярию, походу, что-то ооооочень серьёзное. Заходим в неё.

– Егор, я не понял...

– Товарищ лейтенант... этот пидор ночью съёб в столовую... (наряд выпустил, не может Егор не спать, за всеми всё равно не уследишь, можно только,воздев очи, выматериться в адрес Того Кто Не Слышит).

– Блядь... и хули?? Кто выпустил??? Дежууурный, блядь!!!! При чём тут это???... – ору уже.

– Да не в этом дело... он там жрачку искать начал, и наплыл на хлебореза, на Гаджика. Гаджиева... гм, – Егор продолжает объяснение, и в этот момент стучатся в дверь, а затем её открывают...

   (если не выполнить эти мои требования захода ко мне в канцелярию – постучаться, и только потом входить... после моего разрешения, – изображу буйнопомешанного и сделаю вошедшего тихопомешанным.) Добиться того, чтобы после стука дожидались устного разрешения, так и не смог, поэтому у меня на столе всегда стояли две круглые батарейки – кидаться в того, кто ворвался без разрешения в канцелярию. Если со всей дури запустить такой батарейкой в человека, то при попадании человек кричит и хватается за место, куда прилетела эта батарейка. Зато потом этот человек целых полторы недели помнит, что нужно дождаться приглашения)

   ...просовывается рожа Галсанова (бурят, тупой, когда пьяный, может кинуться хоть на чёрта с рогами, когда не пьяный – очень хочет стать пьяным).

   – Скройся, – рявкает Егор, и продолжает рассказ. – Короче, это чмо в рот за масло взяло!! Пиздец...

   "ОООООЙ граждане, иногда сам не знаешь, чо (каво) у тебя там "в запазухе" есть".

– ЧИВОООООООООООООООООООО!!!!! – сказанное вытесняет удивление от того, что при мне в моей канцелярии распоряжается старшина...пусть и хороший, однако срочник, при мне – офицере, рулит бойцом, пытавшемся войти по моей команде. Это тоже говорит о том, что ситуация чрезвычайно серьёзная.

– Реально... товарищ лейтенант... мне его приволакивают, блядь... я ему в кладовой в ебло, а потом говорю – к аппарату!! И штаны расстёгиваю,  он на колени – бух! Я коленкой хотел в рыло... да и то в падлу стало... взвод с ним не построится... вы бы вот встали рядом??

– Баляаааааааа.... Дежууууурныыый!!!!! – дверь опять открывается, просовывается рожа Галсанова.

– Вызывали???

Подлетаю и начинаю пиздошить, приговаривая: Я (хуякс)... сколько (пиздык) раз тебе, обезьяна, (еблысь) говорить, блядь такая, буду (ннааа), что слова «можно» в армии нет?? (хуяк, хуяк, пиздык, еблысь, ннааааа) Ты, блядина, как мне пропускной режим тут ночью держишь?? – пинаю уже ногами... кровища... Вадим давно тут не ротный, но думаю, что сделал бы так же. Хотя он-то вряд ли допустил бы.

   В моей роте пидор. Офигенная перспектива у тя, Скворин – командовать пидором.

Иду к роте – там та же картина... Взвод-то стоит, а вот Примус в двух шагах от строя.

– Товарищи солдаты... ну вы в курсе... среди нас завёлся пидорас. Кто его теперь хоть пальцем коснется, будет отпизжен хлеще Галсанова, – тут же подлетаю ко второму взводу и вешаю плюху Иванову, – хули ты лыбишься, дебил? Ты что, не понимаешь, что теперь во всей бригаде наша рота стала ротой, где есть пидоры??? Всем, сука, молчать и слушать. Егор... тащи сюда хлебореза и старшего рабкоманды по столовой... это приказ, блядь, и мне по хуй, хотят они идти или нет... принести, блядь... бери, кого считаешь нужным... – Егор кивает Пню, Федору (этот не санинструктор – наш) и Бондарю – уходят.

– Значица, так, товарищи солдаты... если хоть одна блядь подойдёт к этой мрази или упомянет о ней...я угандошу... я обещаю... я, может, и ебанутый во всю голову, но обещания держу... и вы это знаете... Вопросы???

– Никак нет, – нестройный хор.

– НЕ СЛЫШУ!!!

– НИКАК НЕТ!!! – дружный рёв.

– Примус – туалет блестит!!! Бегом... отставить... бегом... отставить, Примус... я щя табуреткой уебу... Бегом!!! Мааарш!!

Потом осматриваю роту, но ни хрена не осматриваю... мне сейчас не до синячков, качаю ситуацию... ага... вот... привели.

   Утро. У них там, в столовой, самый напряг, утренняя раздача горит, чтобы оторвать от службы, надо уметь... мои умеют. Старший рабкоманды с третьего батальона держится за лицо, выхватил уже, похоже, по дороге... пока соглашался сбегать к нам в гости по-быстрому. От моей роты до столовой метров 20. А вот хлеборез Гаджи пришёл сам... не стал доводить.  И чует свою безнаказанность. Примус ведь сам опустился. А Гаджи в авторитете у местного землячества, и должность – круче не придумаешь... чурки ебаные. Заходит – руки в карманах... тварь. Права пришёл качать.

   "Щя я покажу тебе демократию". Чурки вообще любят демократию. Она позволяет им творить такое, за что дома недемократичные родственники давно башку бы отпилили тупым ножиком.

   Я молча иду в канцелярию и беру "замполита" – дубину... когда выхожу, Гаджи понимает, что его привели не на лекцию... сереет лицом, делает шаг назад...

   Я командую:

– Егор, если хоть кто-то из наших чурок дёрнется – гаси. Федор – на дверь... Всё... молись, чурка... – и хуярю его дубиной по ногам, он подпрыгивает и щемится. Егор кого-то уже отоваривает, к нему летит Бондарь на подмогу. Федор на двери (изнутри щеколда) – ебло зверское, подойди – опиздюлься!. Пень стоит стоймя, потому что тормоз. Но за наших стоит... я чую... а чурка... ну что чурка... на четвёртом ударе оно ползало и молило... он реально испугался, что я его убью (да я и сам испугался... потом... задним числом)... потом накарябал бумагу, всю в кровавых соплях, как изнасиловал мудака Примуса. Старший рабкоманды, видя такой пиздец, получив устное напутствие молчать о том, что было ночью, чтоб его не пригласили в гости повторно и отдельно, конечно, пишет бумагу, как свидетель изнасилования, хотя, как выяснилось, всё было без него, при других солдатах чучмекского происхождения.

Ну, потом разборы с начпродом и замполитами всех мастей... и мой очередной запой дня на три... когда совсем уж заебали. А чего париться??...безнаказанность, она если есть... то она для всех.

______________________________________________________________________

Так вот, этого ещё не случилось, но случится, а пока что Примус идёт семимильными шагами к этому. Этот, с позволения сказать, боец, напоролсякакого-то незрелого дерьма и обосрался прямо в десанте на рубеже развёртывания. В смысле – буквально насрал в штаны, а кто ездил в десанте БМП – знает... там и так дышать нечем на марше... в общем, машина встала... народ высыпал на свежий воздух, Примуса, конечно, на этот воздух высыпали,как картошку. Пиздец моему 2-му отделению на рубеже развёртывания. БМП-2, набитая десантом, была геройски «уничтожена» гранатомётчиком этого же отделения, засранцем Примусом. Занавес.

   А в реале получается вот такой расклад, у меня одна машина во взводе не дошла до спешивания.  Стало быть, ВЕСЬ заезд бригады – не зачет.

Из-за одного засранца. А кто виноват? Кто этот засранец, не уследивший за жрущим всякую дрянь солдатом?? Ну, для комбрига, конечно – комбат... а для комбата?? Конечно, Вадим...а для Вадима?? Вот то-то и оно... один для всех, твою мать.

Так что засранцы спокойно живут только в инете и на гражданке... оттого-то армию они и ненавидят.

Отыграли учения всё-таки в итоге на пять. Никто не обосрался. Конечно... столько дрочить-то.

Вернулись на зимние квартиры. И ротный, который толком  только и успел, что познакомить меня с офицерами батальона да показать основных уёбков в роте, ротный, при котором бледнели уроды, с которыми мне предстоит ещё биться каждый день – заявляет о своём переводе в Читу в дисбат.

   Рота должна отойти Денису, но он не был в отпуске уже год с лихуем.

Вывод прост и ненавязчив. Один сдаёт – другой принимает, и оба летят белыми птицами с максимально возможной скоростью в отпуска. То-то ротный был так рад моему приезду, у него сложилась вся схема.

А я... а мне служить – оборону крепить. С Батоном. И только-что назначенным на должность старшины Егором (пока – человеком Дениса). Потому что Виталик П. своё дослуживает к ноябрю. На дворе сентябрь, и я впервые задумываюсь о том, что есть ещё и личная жизнь, а жена далеко в Москве носит под сердцем моего сына. Ивана.

Приехали с учений, начали входить в ритм казарменной жизни. После месяца-полутора в полях холодная вода из крана – манна небесная. В казарме воду и свет отрубают куда реже, чем в городке, где этих радостей, кроме дома комбрига и зампотеха, практически не бывает. Вообще, в Борзе можно заниматься двумя вещами... служить и не служить.

Первое подразумевает окончание рабочего дня где-то в час ночи – когда последняя обезьяна закрывает глазки в надежде на утреннюю поллюцию, и начало – в шесть, с подъёмом. Ночуешь в казарме, и всегда готов вмешаться в происходящее.

А вот второе – это забивание на службу в достаточно скотских условиях неуставщины и полуразвала

   с и с т е м ы и выпадение в ещё более скотские условия пьянки в адски неприспособленной для этого бытовухе. Обычно молодые офицеры ломались месяца через три после начала службы, и уходили в запой...

   Вся жизнь состоит из маленьких и больших выборов дальнейшего поведения.

   Локтев, молодой летёха, неизвестно каким богом закинутый в забытую этим самым богом часть, держался два месяца.

Служба занимала всё время, домой, в лучшем случае в, 12, в худшем – вообще хуй дойдёшь, но подъём – это святое, в 6 в строю, и не ебёт. Так что наш летеха, будучи неженатым, был задействован с утра до глубокой ночи, лишь бы подольше не входить в жизнь городка.

Все знали всех и всё про всех. Занятий там было два,  и оба сразу – пить и ебаться. Больше там делать было нехуя. Для старожилов – неебическая Санта-Барбара длинною в жизнь.

Выход из этой хуйни был один – служба. У тех, кто не хотел служить, выхода не было – они пили и еблись. А молодых девчонок там было крайне мало, в основном разведёнки, которым, кроме как здесь, и жить-то негде было. И вот среди самых прожженных тёток городка было нечто вроде спорта – отъёб молодого лейтенанта. Это случалось так. Попадает молодой, недавно приехавший лейтенант, в часть, и, рано или поздно, но неизбежно попадает на пьянку – такого видно сразу. Пьёт – орёт чего-то, усиленно старается напиться, чтоб забыть, где находится. Вот такого, упитого в хлам, и уносит тётка к себе. А на утро... н-дааа... надо видеть их рожи на утро...

Отчего рано или поздно человек берётся за стакан? Заебался – вот и берётся. Потому что в один прекрасный момент бензин кончается, и вместо того,чтобы нестись куда-то, сломя голову, Локтев просто забил на вечерние мероприятия и упал на стакан. Это было настолько спонтанно, что послевопрос:

   – С хуя ты вдруг нарезался? –  ставил его в пиздец какой тупик.

Наутро он, естественно, не явился.

Комбат орал,  как подорванный.

– Упустили, блядь... проебали толкового офицера... загнали мальчишку... – как будто все только и делали, что морили Локтева.