Текст книги "Кто, если не мы? (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Вот он – двадцатилетний мальчишка на статном жеребце, насвистывающий веселую мелодию и покачивающийся в седле в такт спокойного шага Пепла. Изумительный хвост льняных волос, чистая белая кожа, аккуратное телосложение и блестящие золотисто-медовые глаза. Приятный голос и неистощимая харизма, саркастический, меткий юмор и полная бесшабашность. Бесшабашность, из-за которой ребра Ардэшара болели до сих пор, а синяки на теле оканчивали период цветения, тускнея от чернильно-фиолетового к тошнотворному желто-зеленому. И ведь какие жертвы, о, Светозарная! Какие страдания! И ради кого? Ради сопляка-авантюриста, у которого, по-видимому, уж слишком глубоко лежит душа к борделям, вину и карточным играм.

Тяжелые удары, такая невыносимая боль, унижения и оскорбления – страшно вспомнить! А в ответ – «благодарность». Виноватые взгляды, поджатые губы и многократное «прости», сменившееся заурядным целительством паршивенького третьего сорта. Однако ох уж эти руки… руки, которые касались его! Ведь он забыл, забыл даже прикосновения тетки к нему – тогда еще совсем ребенку, извечно обделенному лаской и любовью.

Да, наверное, стоило закрыть глаза на клятвы и обещания, списать предательский поступок на страх и невменяемость. В одно мгновение можно было сбежать, сдать мальчишку воинам и отречься от воображаемых ценностей, морали и нравственности. Все так просто: пара слов – и Крайт получает по заслугам, а Иджис припеваючи живет на краю мира от ответственности подальше. Стоит только перебороть себя и сбежать от Звезды. Но не любил этот с виду тихий и робкий маг легких путей, не искал их на жизненном тракте, не стремился к простоте: даже будучи тихим и слабым держался и боролся так, что присвистывали матерые чародеи.

Однако, несмотря и на то, что Ардэшар любил сложности, проблема, нарисовавшаяся ночью с неожиданностью летнего снега, сбила его с ног и повалила на землю – лицом в грязь стыда и отвращения к самому себе. У него не было опыта в подобных вещах, но недвусмысленность касаний он понимал так же отчетливо, как и то, что сейчас их молчаливый путь вел к Ириину. О, Светозарная! Как ему вдруг стало смешно! Как ему хотелось истерически заливаться смехом, ведь еще пару лет назад он был свято убежден, что нет ничего труднее и безвыходнее, чем онейромантия! * И если упорная зубрежка, ночи в библиотеке и стабильный недосып все же позволили ему овладеть неподдающейся дисциплиной, то даже самые богатые столичные библиотеки со всем их многообразием книг не могли дать ответа на один простой вопрос: «что делать дальше?» Он мог контролировать ситуацию и находить выход, если дело касалось науки и работы. Он замирал в ступоре, когда лицом к лицу столкнулся с чувствами.

Нет, это была не любовь с первого взгляда. Это даже нельзя назвать словом «нравится». Это всего лишь странная реакция на нечто новое и ранее неизведанное. Ошибка! Только и всего!

«О, Светозарная, направь меня на истинный путь и даруй разуму моему свет, чистоту и истину, ибо сын твой увяз в каком-то невиданном дерьме по уши», – горько подумал Иджис, всматриваясь в пустынный горизонт. А Крайт непринужденно свистел и покачивался в седле, прищуривая от яркого солнца искрящиеся червонным золотом глаза. А Крайт и думать не думал о произошедшем или же делал вид, что это его нисколько не заботило, ведь созерцание заурядных окрестностей – дело куда более важное, чем напряженные размышления о странностях поведения скучного зануды.

К слову, путь был тем решением, которое изначально отнюдь не входило в привычные их планы. Напарники давно договорились о том, что по возможности сократят время путешествия к Звезде, прогнав как можно скорее через Лес Семи Владык, да только хвост в виде наемников планы те здорово попортил и отнял колоссальные силы. У Иджиса не было желания бессмысленно отдавать жизнь в борьбе с каким-нибудь чудовищем из лесных чертогов. Он решительно настроился сложить голову за Звезду, и этот настрой, видимо, почувствовал даже мальчишка, вдруг сам предложивший вернуться из угодий Семи Владык и на пару дней заскочить проездом в Ириин. «Думай по этому поводу что хочешь, дорогой мой друг, – улыбнулся он в предрассветный час, седлая Пепла, – а я настаиваю на поездке в город. Мое умение слушать, видеть и бесшумно ходить не раз спасало мою шкуру. Клянусь портками старого короля: ночь в городе – и я узнаю больше, чем ты за годы, просиженные за книжками. Думается мне, чума уже стала для кого-то выгодной. Скоро за наши с тобой головы назначат такие деньги, что слюной захлебнешься! Конкуренцию, как поговаривала моя знакомая достопочтенная сутенерша, надобно устранять до того, как она вцепится тебе в глотку бешеной псиной. А такие леди, как она, поверь, в подобных вещах на редкость искренни».

Старший маг промолчал, но и особых сопротивлений не выразил. Лишь смерил лесную тропу, ведущую на большак, скептическим холодным взглядом и влез в седло, сквозь зубы постанывая от отголосков боли в теле. А что, пусть будет Ириин. Любое движение вперед порядком лучше, чем бессмысленный риск и просиживание штанов. И они вышли на пустынный тракт еще до того, как над горизонтом поднялось по-весеннему раннее и приветливое солнышко, чтобы добраться на место уже к вечеру этого же дня. Иджис понятия не имел о том, как им могут помочь смутные способности мальчишки бесшумно ходить и внимательно слушать. Признаться, он вообще не хотел этого знать, уже предчувствуя неладное.

А потом – путь. Нудный и скучный путь в абсолютном молчании, кое давило многотонным валуном на плечи. Раньше они коротали дорогу, разговаривая на совершенно бесполезные темы весь день напролет, а сегодня путешествие скрашивал лишь свист Крайта и его редкие попытки что-то тихонечко напеть приятным голосом. В остальном – глушь. Маг даже жалел о том, что поставил себе цель молчать и изображать до глубины души обиженного идеалиста и моралиста, коим, как ему самому казалось, он так или иначе не был – особенно после того, как покалечил преследователей, едва не сравняв их с землей.

И если Иджис, в большей степени своей реалист, был уверен, что выходки его шельмоватого друга забудутся просто и быстро, без весомых раскаяний о нелепом содеянном, то на этот раз прагматичность и объективность подвели его. Юноша, сам не понимая, почему, горел какой-то одержимой идеей загладить вину и вернуться к тем легким, ничем не обремененным отношениям, представляющим собой приятное общение, разбавленное редкими шуточками. Все те предлоги для поездки в Ириин были весомыми, бесспорно: парень знал, на что идет, знал, что хочет найти в ночной загадочности неспящего города, однако и кое-какие планы относительно напарника имел. И надеялся он, что цель оправдает средства.

Они не особо торопились. Не гнали лошадей, не срезали путь, не спешили, обгоняя на широком тракте одиноких всадников и редкие, груженые товарами повозки. Выдвинувшись в путь еще до того, как солнце показало конопатое лицо, они прибыли в город уже ранним вечером, как раз в то время, когда торгаши сворачивают лавочки, а увеселительные дома широко раскрывают двери, приветливо призывая войти. Войти и выйти с пустым кошельком, хмельной головой и фантомными прикосновениями роскошных куртизанок к расслабленному телу.

– Прежде забежим в одно местечко, – предупредил, улыбнувшись, Крайт. – Сегодня я намерен спустить уйму денег!

Вернулся он быстро. Вернулся, сияя ярче, чем золото его многочисленных сбережений, надежно хранившихся некоторое время в местном заурядном банке. «Деньги, – любил говорить юноша, – открывают любые двери. И не верь тем умникам, что твердят обратное. Ошибаются! Ибо даже на царские ворота найдется свой мешок золота!» А Иджис и не возражал сильно. Он, прожив двадцать шесть лет, прекрасно понимал, что в их век только деньги творили чудеса, отодвигая на задний план способности, харизму и разум. Что и говорить – не нужно ломать голову, чтобы придумать тому подтверждение. Стоит лишь вспомнить, как Ноэль, мальчишка из его родной школы, поступил на обучение, будучи абсолютно неспособным к чему-то более сложному, чем дешевые магические фокусы, превращающие масло в сыр. Светозарная, ведь за него вступительные экзамены сдала кругленькая сумма и пара породистых коней, преподнесенных «в дар» хозяину школы!

Тем временем Крайт уже петлял по улицам, держа Пепла под уздцы. Зачем ему понадобился путь через многочисленные подворотни, Ардэшар не понимал, однако шел следом, не имея особых соображений по поводу того, как ненавязчиво избежать общества распутного мальчишки-повесы и где провести одинокий холостяцкий вечер в тишине, спокойствии и без необходимости спасать собственную шкуру исключительно варварскими методами. Он брел позади, равнодушно рассматривая тонущие в сгущающихся сумерках окрестности, и потихоньку остывал. Понемногу, мало-помалу, но он успокаивался и все отчетливее понимал тот факт, что прикосновения Крайта, пусть даже столь явные, не таили в себе никакого злого умысла. Да, он накрыл теплыми ладонями его шею. Да, в его глазах в тот момент мелькнуло нечто такое, что заставило Иджиса буквально вспыхнуть изнутри, словно бочка пороха, в которую по случайности попала живая искра. Да. Это было так. Но и глупо полагать, что несносный мальчишка напрямую домогался. Стоило бы уже привыкнуть к его странным шуточкам и нетипичным, специфическим фортелям, которые кого хочешь могут вогнать в краску – и куртизанку, и тихую монашку, и такого вот девственника, прикосновения для которого стали чем-то новым и неизведанным.

И как бы ни хотелось молодому мужчине молчать, строя из себя глубоко обиженного, как бы ни хотелось продолжать эту бессмысленную и по меньшей мере инфантильную конфронтацию, необходимость подать голос и выдать одну-другую несчастную фразу становилась все более отчетливой. Он не понимал, куда ведет его мальчишка, и зачем им такие сложности – обходные пути и настороженные взгляды. Не понимал и того, зачем потребовалась такая внушительная сумма, когда по дороге к Черной Звезде осталась лишь пара захудалых, скромных и забытых миром деревень. И уж явно Иджис не горел желанием вляпаться в передрягу с нахальным юнцом лишь потому, что гордость не позволила вовремя осведомится о том, куда лежит путь, и какие планы выстроились на предстоящий вечер.

Город тонул в сумерках.

Цветные кошки становились серыми, и загорались в полумраке их желто-зеленые фонари ошалелых глаз-плошек, сияющих, словно колдовские огни.

Файрхаль оглядывался по сторонам и несколько напряженно сжимал в маленькой ладони потертые поводья Пепла, равнодушного к опасениям хозяина. Это казалось невероятным, но он и ухом не повел, услышав голос напарника. Словно ничего и не было – обиженных взглядов, нелепых попыток извиниться и желания молчать до скончания веков.

– Куда мы идем? – как бы между прочим спросил Иджис, хотя даже столь простая фраза далась ему со страшным боем.

– Сначала на постоялый двор. Нам с тобой не помешало бы как следует привести себя в порядок, – непринужденно улыбнулся юноша, обернувшись через плечо. – Клянусь Светозарной, еще час с немытыми волосами – и я точно сойду с ума! И тебе не помешало бы, знаешь ли. И, да. Твою симпатичную бородку я сегодня же предам бесславной смерти.

Снова этот саркастический тон и язвительность. Снова эта насмешка, притаившаяся за каждым произнесенным словом, и шельмоватый огонек в приторных глазах.

– Допустим, – фыркнул Ардэшар. – Только к чему ночной шик и лоск? Разве не отдохнуть собирались?

– Не помню ничего подобного! Сегодня гуляем, дружище! Пьем, кутим и заваливаемся в приличный бордель. Знаешь, мы с тобой вроде как собрались в скором времени умирать. А я, будучи человеком благородным, великодушным и справедливым, не позволю такой зануде, как ты, откинуться до того, как по-настоящему распробуешь прелести жизни!

И Иджис, собственно, особо спорить не стал, ибо понимал: это столь же бессмысленно, сколь тщетны попытки выбросить из головы ночь у костра и то касание.

«Нет, – прозвучало в сознании отчетливо и решительно, – не думай об этом. Выбрось из головы и забудь. Это было глупостью. Всего-навсего неприятной ошибкой. Ведь ты, Иджис Ильмар эст Силверлив Ардэшар, тот, кто умрет после жизни, в коей не было места глупостям вроде чувств. Не в этом возрасте. Не в двадцать шесть. Ты все упустил. Твоя юность ушла на дно, как перевернувшаяся в шторм лодка».

Окончательно стемнело. Слишком опасно было выпускать в ночь светящиеся чародейские огоньки – в лютовавшей чуме все еще винили колдовскую братию. Однако звезды, украшающие жемчужной россыпью дорогой бархат неба, светили достаточно ярко, чтобы различить каменную дорогу, ведущую к респектабельному постоялому двору, в котором, видимо, Крайта не знали, раз впустили без косых взглядов и желания убить за поворотом. Они, тихо войдя в стены шумного здания, были неприметны, словно две маленькие серые мышки, да только вот глазки у одной из них хитро блестели чем-то заговорщицким и интригующим. Чем-то таким, отчего у Иджиса в душе расцвело предчувствие чего-то нехорошего – скорого и неизбежного. Он надеялся, что это не так. Он молился об этом Светозарной.

Комната была маленькой и располагала лишь одной кроватью. К слову, помещеньице это являлось последним из свободных, так что жалобы по поводу неудобства автоматически отклонялись.

– Думаю, если потеснимся – поместимся, – совершенно спокойно выдал юноша, почесывая затылок. – Не хоромы, конечно, но на ночь сойдет. Ты не против, надеюсь? Религия не запрещает с мужиками в одной постели спать? Вот и славненько, потому как я не кусаюсь, а предаваться сновидениям на грязном и жестком полу я не пожелал бы даже тем головорезам, что гнались за нами.

У Ардэшара дернулась щека и сжались в напряженную полоску губы. От упоминания о том, что от его рук пострадали люди, ему стало тошно. Крайт это заметил и опустил маленькую ладонь на спину напарника, виновато опуская взгляд в тот самый грязный пол.

– Прости, – произнес он тихо и несколько пристыженно. – Я не хотел напоминать. По правде говоря, я действительно не представляю, как загладить перед тобой вину, Иджис. Так что сегодня за все плачу я. Угощу тебя отличным вином и той замечательной телятиной, что подают здесь. К тому же, в мои планы входило спеть пару песен для местных «ценителей». Женщинам по вкусу мое бренчание на струнах, может, и ты оценишь. Просто расслабься, друг. У нас будет время, чтобы, как и полагается, скучно и нерезультативно спать ночью.

– Но…

– Ты только разок попробуй, – широко улыбнулся юноша, прищуривая глаза, словно хитрющий кот. – А к утру скажешь мне, понравилось или нет. Я ведь не принуждаю тебя любить мою жизнь. А теперь давай поторапливаться. Желание сбрить к чертям твою козлиную бородку еще не покинуло мою душеньку!

Молодой мужчина, вздохнув, лишь проводил этот удаляющийся светловолосый ураган и в последний раз почесал жесткую темную щетину, едва ли украшающую его лицо. Музыка, трактир, вино и телятина. Сомнительные планы и настораживающее молчание Крайта по поводу его собственной осмотрительности в тех переходах и закоулках.

– Что же, – тихо прошептал он, доставая из дорожных вьюков бритву, отражающую пламя свечи, – в конце концов, мы и вправду скоро умрем… Добро, друг. Я попробую.

И Иджис, тот самый Иджис, похожий на живого человека, а не на скучного книжного червя и невыносимого зануду, выбрался из тяжести оков, висящих мертвым грузом на плечах уже более двадцати шести лет.

Комментарий к Глава десятая: «Рождение»

Онейромантия – иначе говоря, толкование снов.

Примечания его Сиятельства Аффтора:

Главу сливаю без правок незаменимой, но отсутствующей на некоторое время беты. Надеюсь, шероховатости в тексте действительно встречаются по минимуму.

Что же, скоро довольно статичные главы кончатся и пойдет хардкор, почти “экшон”, полный сюрпрайзов, слезок и огня. На данный момент прописано аж 20 глав, и я стремительно скачу к завершению очередного эпика, уже думая, что бы написать дальше и как бы ухитриться совмещать фикрайтерство с универом х)

========== Глава одиннадцатая: «То ли песни, то ли вино…» ==========

Иджис с трудом узнавал того мужчину, что смотрел на него из начищенного зеркала, парящего в душном воздухе по воле дара магического. Еще бы! Ведь в последний раз он видел себя столь щегольски одетым только, пожалуй, в день выпуска из чародейской школы. Тогда его дядя Хадис, упершись бараном на идее дорогих шмоток, силой заставил его изменить привычке казаться серой мышкой. Пощипывал от бритья подбородок и щеки, непривычен был на талии тугой кожаный ремень, странные чувства вызывала обтягивающая стройное ломаное тело ткань. Здесь распоряжался Крайт, великодушно взявший на себя бремя возвращения напарника к жизни. Ибо именно мальчишка с боем уговорил его надеть «это».

Собственно, «этим» были низкие черные сапоги, украшенные оббитым железом каблуком; дымчатый, расшитый белыми цветами кафтан длиною до колен, надетый поверх льняной рубашки; однотонные черные штаны, обтягивающие ноги, словно вторая кожа, и вдобавок столь непривычные пальцам золотые кольца. Его каштановые волосы с проблеском ржавчины обрамляли болезненно-бледное лицо, заметно похорошевшее без той дурацкой козлиной бородки. Он и вправду был весьма неплох. Разве что на свои неполные двадцать семь тянул едва ли.

– Ты бы сделал лицо попроще, – хихикнул вошедший в комнату Крайт, раздетый до пояса. – Выглядишь, как некромант, право слово! Я ведь видел этих ребят, точно с такими же минами ходят. Того и гляди – проклятье нашлешь до пятого колена!

– Я похож на театральщика? – фыркнул старший маг, скашивая взгляд на хитрющие глаза юного плута.

– Если только на третьесортного, – мягко улыбнулся юноша, подпоясываясь.

Улицы к тому времени накрыла тихая звездная ночь, просто созданная для чего-то прекрасного и утонченного. Однако, по мнению юного чародея, ни одна поздняя пора, уж тем более столь живописная и поэтичная, не может обойтись без терпкого и будоражащего сознание привкуса авантюр. Иначе в чем вообще есть смысл всей этой затеи? О, он планировал отнюдь не только бренчать на лютне, пить вино и шататься по борделям! Его страшно интересовало, что же за новости перетирает нынче местная аристократия и как отзывается о бушующей чуме, пока, вроде, не добравшейся до этого чудесного города.

– А тебе не кажется, что для такого места мы как-то слишком уж принарядились? – поднял бровь Иджис.

Крайт глупо улыбнулся, даже волосы прочесывать перестал. Встретившись с серьезным взглядом напарника, и вовсе рассмеялся, откровенно издеваясь над простотой друга. Желание прибить щёголя все отчетливее одолевало старшего чародея, сложившего на груди руки. «Чертов идиот, – скрипел зубами он, едва сдерживаясь, чтобы не опуститься до сказанных вслух оскорблений. – Чертов показушник!»

– Чудак ты! Неужели в твою просветленную голову не пришла та простая истина, что в такой дыре, как «Козья ножка» и не пахнет дорогими винами? Я не настолько глуп, как тебе кажется, дорогой дружочек. Думаешь, я просто так пропадал больше часа? Поверь, я успел не только искупаться и привести себя в порядок.

Парень, хитро ухмыльнувшись, сделал пару шагов к кровати и подхватил дорожную сумку, забитую ненужным, как думалось молодому мужчине, хламом. Порывшись внутри, он все же вытащил искомое: пару кусков слабо гнущейся проволоки и веревку длиной в футов десять – не меньше. Иджис терял суть вещей. Непонимающе смотрел на полураздетого юнца, что складывал тонкие кусочки металла за голенище сапога, предварительно согнув их в причудливые формы.

– И что ты задумал? Зачем тебе это железо? И, прости, на кой ляд тебе этот канат? Повеситься решил?

– Не пытайся шутить, у тебя не очень получается, – улыбнулся Крайт, несколько высокомерно оскалившись. – С помощью веревки спустимся, нет нужды в том, чтобы нас, разодетых, видели в «Ножке» в этот час. А проволока, поверь моему опыту и мастерству взломщика, откроет при надобности любые двери.

– Но это преступление! – вспыхнул Ардэшар. – Как можно вторгаться в чьи-то комнаты? Почему нельзя по-человечески выйти через дверь? Объяснись!

Юноша не выдержал. Устало закатив глаза, он неслышно прошагал по тесной комнатке и остановился лишь в нескольких дюймах от разбушевавшегося напарника, чем только усугубил ситуацию. Сердце старшего чародея пропустило удар и предательски забилось быстрее, а впалые щеки порозовели. Он отчаянно пытался скрыть неконтролируемую реакцию, однако это, видимо, было ненужно: Файрхаль, казалось, ничего не замечал, со странным интересом всматриваясь в карие глаза, потерявшие спокойствие. Ночной авантюрист взял его за руку и попытку освободиться остановил, дернув напарника еще ближе к себе. Он был непривычно серьезен и взвинчен. Его было не узнать.

– Слушай, паникёр, кончай гнуть свое. Ты все еще хочешь забрать эту чертову Звезду?

– Ты сомневаешься? – неуверенно спросил Ардэшар.

– И вполне обоснованно. Пойми уже, Иджис, иногда меня жизненно необходимо слушать. Ты всего лишь писарь, хоть и до безобразия образованный, а я не первый год шарю по чужим комнатам и строю из себя «золотого» мальчика. Я знаю, что делаю, и сегодня мы с тобой, тихонько спустившись вниз, сядем на подготовленных мной лошадей и двинем в самый дорогой трактир Ириина. Ты, мой дорогой, будешь с умным видом тянуть вино в компании влиятельных господ и, развесив ушки, слушать сквозь мой вой под лютню то, о чем судачат местные аристократы. Потом, когда слушатели порядком поднаберутся, я пожалуюсь на головную боль и поднимусь наверх, чтобы разведать еще пару вещей. В частности, благодаря моим стараниям мы с тобой будем знать, сколько еще головорезов, заинтересованных в нашей смерти, дышат нам в затылок. Пока тебе понятно?

Ардэшар кивнул и нервно сглотнул. Парень был так близко, что он ощущал запах хвойного мыла, коим пропахли льняные, мягко завивающиеся волосы.

– Ну, а потом посмотрим. Скорее всего, дальше все будет по накатанной. Я спущусь через часа полтора-два, заберу тебя, наверняка пьяного в стельку, под белы рученьки и поведу в бордель, – юноша разжал кисть напарника и с недовольным видом оправил его волосы, будто бы для него такие прикосновения, не принятые у мужчин, были данностью и нормой. – Такое впечатление, что ты уже пару месяцев по-человечески ни с кем не спал. Вредно для здоровья. Нервный ты какой-то, просто кошмар.

Иджису было стыдно возразить или опровергнуть эти последние слова соратника. Глядя на него, он чувствовал себя ущербным и неполноценным, неправильным, ведь юноша в свои двадцать наверняка менял партнерш, как перчатки. Ох, если бы только знал молодой мужчина всю правду, сокрытую под улыбками и озорными взглядами золотистых кошачьх глаз. Ох, если бы он только знал, сколь отвратную истину скрывал его «дорогой друг»! А впрочем, им обоим было о чем молчать. Ведь если за улыбками авантюриста крылось позорное изгнание, то под личиной тихого чародея жило нечто такое, что могло еще побороться за жизнь, даже учитывая тот факт, что после встречи с Черной Звездой им пророчили смерть. Ему бы только повод, только бы безвыходную ситуацию, в которой не будет места милосердию и доброте. Тогда, и это неизбежно, уроки дядюшки не пройдут даром.

Крайт был полностью готов. Лишь прядь льняных волос заправил за ухо и головокружительно улыбнулся своему отражению в зеркале, репетируя образ странствующего утонченного музыканта. Однако эта улыбка не пропала. Она только приобрела искренность, когда юноша повернулся к другу и одарил его этой роскошью.

– Между прочим, без своей бородки ты стал еще краше, – произнес Файрхаль, забросив на плечо свернутую веревку и вызвав очередную волну смущения, против воли окрасившую щеки старшего мага. – Не жди теперь отбоя от воздыхательниц и ухажеров! Поверь, ты, мой преобразившийся друг, на редкость привлекателен своей холодной и мистической красотой. А теперь – вперед. Нас ждет та еще ночка!

Иджису оставалось лишь скрипеть зубами и недовольно бормотать себе под нос оды возмущения – и неудивительно. Сначала дорогие, невесть откуда взятые шмотки, потом это бритье против воли, чудовищный спуск по веревке и, черт возьми, целый спектакль, предстоящий им в трактире «Эдельвейс». Но, что удивительно, почему-то столь бредовые идеи Крайта изумительно срабатывали, и когда пара волшебников заглянула в весьма респектабельное заведеньице, где от одного внутреннего убранства у старшего едва ли дыхание не перехватило, на них не особо обратили внимание. Несколько аристократов, неохотно оторвавшись от вин и роскошных блюд, лениво смерили их взглядами, чтобы вернуться к прерванной трапезе. И не успел Ардэшар как следует осмотреться, как напарник уже пихнул его в сторону благородных господ, а сам принялся распинаться перед хозяином, божась, что он не кто иной, как знаменитый менестрель.

И даже это сошло ему с рук.

Простаку-писарю оставалось лишь не без удивления хлопать ресницами, наблюдая за тем, как легко и непринужденно врал парень, причем это оказалось столь же естественным, сколь и то, что один из почетных и явно перебравших с выпивкой гостей Эдельвейса уже звучно прощался с выпитым и съеденным на пороге. Что и говорить, те, кто совсем не был способен к распитию вин, те, кто меры не знал, водились и в этих кругах, блещущих роскошью.

«О, Светозарная, как бы я хотел, чтобы это побыстрее закончилось!» – молился Иджис, стараясь казаться внешне спокойным. Тем не менее, тройка ириинских богачей не особо обратила на него внимание и даже не назвала имен. Впрочем, это совсем неважно. Весомее то, что кружок аристократов, расположившийся неподалеку, говорил слишком много и слишком громко. Слишком неосмотрительно. Безрассудно и проигрышно.

Нет, им, конечно, не перейдут дорогу местные князьки и виконты – кому это надо? Сплетни о чуме и чародеях, якобы причастных к мору, были самой обсуждаемой темой вот уже месяц. Однако одного они не учли: те самые чародеи сейчас находились в их кругах и запросто могли услышать, кто же собирается прийти по их милосердные и жертвенные души.

Тем временем авантюра Крайта обретала жизнь.

Весьма миловидная девушка уже подала старшему магу изумительный ужин, от одного вида которого рот наполнялся слюной. Под ягодным соусом и ароматными пряностями дымилось горячее, сочное мясо молочного теленка с кровью. Поднимался пар от сладкого, рассыпчатого печеного картофеля под душистой зеленью, а бокал, наполненный баснословно дорогим вином со знатной выдержкой, чуть запотел от холода. Иджис не горел желанием узнать, как много стоит эта блажь, однако отказываться было поздно, а не есть – бестактно по отношению к великодушному мальчишке-шалопаю. Впрочем, попробовав, он не пожалел, ведь мясо буквально таяло во рту, а вино, вопреки ожиданию и былому опыту, пилось легко, словно вода в жаркий день.

К слову, чародей чувствовал себя уверенно, ведь в школе мальчишек обучали не только магии и наукам вроде географии, истории, словесности и математики. В их головы годами вбивались правила этикета, и в этом плане он мог дать фору даже аристократам, державшим вилку и нож в руках еще до того, как они научились разговаривать. Давались ему и непринужденные светские беседы. В конце концов, неуверенность сошла на нет, и он уже свободно разговаривал с богатыми посетителями Эдельвейса, обсуждая банальную погоду, гибкую политику и острую проблему косящего людей мора.

– Достопочтенные господа! – раздался чистый юношеский голос, прервавший монотонные беседы. – Я рад находиться в стенах Эдельвейса в столь обворожительном обществе! Да ниспошлет на нас благодать Светозарная, да порадует теплая ночь звездным светом и таинством любви!

Крайт в своей манере изумительно и обезоруживающе улыбнулся, встал у жаркого камина и опустил пальцы на тонкие струны лютни, заставив их тихонько пропеть. Звук был чудесен. Мелодичен и волшебен. Столь приятен вкупе с прекрасным менестрелем, привлекающим взгляды аристократии.

И после первой пробы струны запели, став завораживающим аккомпанементом голосу юноши. Он будто бы исчез из этого мира и полностью отдался песне, глядя куда-то непостижимо далеко. Посетители трактира потеряли интерес к изысканным блюдам и крепким винам, разговаривали гораздо меньше, неохотнее и тише. Иджис прекрасно осознавал, что вслушиваться в разговоры он не сможет до тех пор, пока напарник не закончит петь.

Ибо пел он так, как, пожалуй, никто не мог.

И все бы ничего. И все бы так просто. Однако выросло из ниоткуда любимое ардэшаровское «но», коим стал столь противоречивый зрительный контакт. То ли в силу выпитого вина, то ли потому, что голос юноши оказался столь изумителен, то ли из-за трогательного сюжета песни, да только стоило Крайту посмотреть в глаза Иджиса, старшего мага будто опалило. И снаружи, и изнутри.

Это было делом мгновения. Мимолетным волшебством. Файрхаль многим смотрел в глаза. Но то, как этот контакт обжег чем-то болезненно-восхитительным Ардэшара, напугало старшего мага, никогда еще не ощущавшего ничего подобного – тем более по отношению к мальчишке.

И если мир земной окутает пожар,

И море вдруг покинет берега,

Моей к тебе любви не стихнет жар,

Душа моя – живу лишь для тебя!

Как белый снег сияет чистый лик,

Как ночь глаза, касание – как яд,

Что мое сердце гложет и томит,

Но этой боли буду только рад!

Не знаю, как сказать тебе, не знаю,

Что я ради тебя на все готов,

Боюсь, что я молчанием теряю

Свой шанс на твою кроткую любовь!

Крайт пел, прикрыв свои странные, притягательно-необычные глаза цвета тягучего меда. Ему, кажется, неважно, смотрит ли на него кто-то, слушают ли его. Наверное, так оно и было, ведь юноша в ответ на бурные аплодисменты лишь обаятельно улыбнулся и вновь пустил по нежным струнам ловкие пальцы. И Иджис, не узнавая самого себя, почему-то очень хотел вышвырнуть из Эдельвейса тех прелестных дам, что пожирали глазами его напарника, томно вздыхая и утирая бриллианты спадающих с ресничек слез. Почему-то хотелось ему, чтобы ночь в трактире со всем этим спектаклем поскорее закончилась, а они вдвоем вернулись в скромную Козью Ножку.

Эти мысли пугали, отзывались странными ощущениями и безбожно смущали сознание и душу робкого, застенчивого и неопытного в делах сердечных писаря-чародея. Эти мысли поглощали его сознание почти без остатка, и рука, точно живя отдельно от тела и разума, сама подливала вино, чтобы отправить его внутрь. Планы мальчишки воплощались в реальность. Аристократы шушукались о чуме и королеве Меррае, сам он пел и привлекал взгляды, а старший маг потихоньку пьянел. Да что там «потихоньку»… очевидно было, что надолго его не хватит.