Текст книги "Кто, если не мы? (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Потом наступил час крайтовых песен. Он залихватски отбросил волосы на спину, удобнее уселся в седле, вытащил лютню и с видом профессионала подтянул ослабшие струны, не переставая по ним дергать. После ритуального треньканья и прислушивания к рождающимся хриплым звукам, и менестрель, и лютня начинали петь – петь красиво и чисто, ничуть не хуже настоящих сирен, что сидели на голых скалах и голосами топили величественные корабли. Юноша пел много похабщины, красочно расписывая детали, пел общеизвестные незамысловатые песенки, но иногда, если Иджису удавалось его упросить, исполнял свое – зачастую очень грустное и тяжелое. В строках мелькало прошлое, затронувшее годы в княжеском поместье, а потом – грязь и унижения. Старший маг понимал, что красавец с чуткими пальцами и глазами, что ярче малахита – Рафаэль, но это едва ли заставляло его испытывать злость и ревность. В такие моменты он сосредотачивался лишь на голосе менестреля и на его меняющемся лице – печальном и немного детском. Особенно сильно он любил песню о царевиче, хозяине пылающих закатов.

Часто Крайт что-то мурлыкал себе под нос и дергал струны совсем тихо, как бы делая лишь набросок, и лишь спустя четыре дня по Степям спел напарнику новое произведение – песню о диких травах и вине. Маг густо покраснел, узнав в строках себя – «чародея, в чьих волосах, темном пепелище, запутались рыжие искры, в чьих глазах разливались реки алкоголя». И менестрель, видящий это, самодовольно улыбался, бегая пальцами по ладам.

И так – пять дней. Они очень походили друг на друга и отличались только разговорами и разными развлечениями. Иногда чародеи и вправду смотрели на облака до тех пор, пока не затекали шеи, иногда наперегонки неслись на лошадях, как сумасшедшие. Часто играли в «угадай, что вижу», но это быстро им наскучило, потому что кроме полыни и неба впереди ничего не «виделось». Часами напролет они рассказывали легенды и сказки, в чем Крайту, на удивление старшего, не было равных. Юноша знал огромное количество сказаний народа своей матери, и Ардэшар с жадностью слушал эти истории, с удовольствием впитывая в себя что-то новое и прекрасное.

Изредка им попадались скудные заросли, и тогда приходилось щедро наламывать ветки, связывать их и водружать на лошадей, чтобы не замерзнуть ночью. С едой проблем не намечалось, мешок сухарей и пару килограммов вяленого мяса пер на себе Пепел, однако сдавалось им, что на предполагаемые три недели пути этого может и не хватить. Хуже дело обстояло с водой – они с нетерпением ждали визита на Ведьмины Болота, где какой-нибудь относительно чистый источник позволит пополнить им мельчающие запасы влаги.

Да, так продолжалось целых пять дней. Песни, сказки, дурацкие игры и ночи у костра. И, конечно же, любовь – любовь необузданная и горячая, как раскаленные головни. Она коварно накрывала их ночами, властно подчиняла и доводила до безумия под черными небесами, выжимая подчистую оставшиеся после дня в седле силы. Любовь заставляла их вкушать друг друга, как дорогое вино, изучать, как карты новых земель, открывать, как невиданные острова. И это было прекрасно. Даже для Иджиса, на горле которого багровые пятна не успевали заживать.

Наверное, на третий день (они не могли вспомнить, на третий или все же на второй) им обоим приснился один и тот же сон, и Ардэшар сказал, что просто так подобное не случается. Они вскочили среди ночи с придушенными криками, подпрыгнули, как ужаленные, и еще долго не могли уснуть, тревожно озираясь.

Снились им всадники. Всадники, что мчались на конях и хотели их смерти, читая заклинания и поджигая Бескрайние Степи страшной силой чар. Это казалось столь реальным, что каждый из них прекрасно помнил и лица преследователей, и запахи горящей полыни, а Иджису даже казалось, будто он ощущал на языке вкус крови. К утру, проваливаясь в беспокойную дрему, они все же решили, что если за ними кто-то погонится, они наверняка это заметят, ведь степь на то и степь, что не растет в ней лес, где можно сделать укрытие и понадежнее спрятаться.

– Я так или иначе почую опасность, – заверил старшего мага младший. – А если нет – мы все равно увидим погоню достаточно быстро, чтобы успеть набросать план бегства или приготовиться к бою. Я кое-что умею. А ты, судя по тому рукотворному аду перед Лесом, умеешь чуть больше, чем «кое-что».

На том и сговорились, продолжая путешествие и сокращая версты, оставшиеся до визита в Ведьмины Болота – места страшные и мрачные, такие, куда не сунешься даже на спор. Но выбора у них не было. Звезда ждала их и лишь с большим энтузиазмом косила людей налево и направо. А сон, их страшный сон, уже сбывался и мчался со стороны Леса, не иначе как дав крюк в сотни верст и нагнав чародеев лишь на шестые сутки пути по Степям.

Сон обретет жизнь через несколько часов, распустится кровавым цветком яви, и еще неизвестно, кто пострадает сильнее, а, может, даже не переживет стычки.

А пока – дорога. Дело движется к вечеру, охапки хвороста хрустят на конских спинах и Крайт мучает струны лютни, распевая куплеты о ненасытной куртизанке Кармен. Все как обычно. И ничего не предвещало беды, кроме общего кошмара, покусавшего чародеев клыками паники глубокой ночью.

К вечеру, когда чародеи смогли вздохнуть полной грудью, почувствовав чуть прохладный ветер, с неба слизало последние облака, и они лишились своей увлекательной игры. Полынь и сухие ромашки мешали «угадайке», превращая развлечение в верх кретинизма, а истории, кажется, все же иссякли даже у Иджиса. Они лениво держались на лошадях и который час пялились на однообразные пейзажи – серые полосы сухой травы, расположившиеся под окрашивающейся в золото ленточкой заката. Наверное, Болота покажутся им черными зарослями от силы через пару дней, и оба путника, плюнув на опасности и подстерегающую за каждым углом смерть, с нетерпением ждали хоть какой-то смены ландшафта.

Крайт потянулся в седле и щелкнул позвонками так, что Ардэшара перекосило. Княжна фыркнула, Пепел продолжал спокойно идти. Закат разгорался медленно, как сырые дрова.

– Знаешь, друг, я вот тут надумал новостей узнать, – вдруг заявил парень, активно жестикулируя ловкими пальцами.

– Чего надумал? – с недоверием повернулся старший маг.

– Отправлю в Арул-Тэшар свою птаху, конечно же! Сам посуди, мы оторваны от цивилизации на сотни и сотни верст, тащимся к Звезде и понятия не имеем, что да как в столице. Причем уже недели две. А чума, дорогой мой, распространяется так же быстро, как и сифилис с появлением нового балагана очередной сутенерши. Ну, лети!

С ладони юноши вспорхнула небольшая серая птица – неприметная и такая же скучная, как унылый пейзаж Степей. Иджис, признаться, был только рад узнать о последних новостях королевства и огорчался лишь тому, что сам не догадался провернуть что-то подобное со своими пернатыми вестниками. Вскоре сгусток крайтовой магии превратился в крохотную точку на горизонте и исчез. При хорошем раскладе столичную обстановку они разведают уже утром или ближе к полудню – чародейские птицы летали гораздо быстрее обыкновенных и преодолевали прямо-таки фантастические расстояния за толику времени.

И они заскучали вновь.

Солнце как следует разбежалось и теперь на глазах опускалось к серой линии далекого горизонта, опаляя богатым светом и бескрайние пространства, и лениво бредущих лошадей, и их всадников – утомившихся за день и как всегда не выспавшихся. Где-то высоко-высоко звучали переливы невидимых птиц, а легкий ветер с тихим свистом пролетал сквозь горькую сухую полынь. Отдаленно слышалось резвое цоканье конских копыт по окаменевшей степной земле. Да, наверное, под эти звуки можно было и уснуть.

И тут Крайт понял, что если он замешкается, то наверняка уснет с Ардэшаром. И уж точно навсегда.

– Прости! – едва успел выпалить юноша прежде, чем его пальцы молниеносно распрямились и выпустили импульс.

Княжна на ходу рухнула, перевернувшись через голову от удара. Из ее ноздрей, ушей, глаз и рта хлынула яркая кровь, расползающаяся под мордой чернеющим и впитывающимся в сухую землю ореолом. Иджис, хватаясь за голову, судорожно пытался понять, что происходит, но как это сложно, когда перед глазами стоит чернота, а ребра горят пламенем после встречи с каменной почвой!

Когда же он осознал происходящее, времени думать хоть еще немножко не осталось. Крайт, сиганувший с Пепла чертом, с готовностью читал заклинание и раскалял пальцы, намереваясь, кажется, спалить всю Степь. В паре сотен метров от него неслось полдюжины вооруженных до зубов всадников, трое из которой – чародеи. Картинка сложилась. Ардэшар живо представил себе собственное остывающее тело в том случае, если бы парень не смел его с седла импульсом. От разбушевавшейся фантазии ему вдруг стало плохо.

Он тут же вскочил на ноги. Двое против шестерых. Неимоверно справедливое соотношение и фантастические шансы на удачу. Конечно же, маг язвил и, не скрывая чувств, боялся. Однако права выбора у них не было. Они все равно не смогут сбежать на одном коне.

– Иджис?

– Ну?

– Делай то же, что и у Леса, – хищно прищурившись, прошипел юноша, и с его пальцев посыпались рыжие искры, – не думай.

И земля полыхнула пожаром. Пепел взбесился, рванул, спасаясь от огня, берущего чародеев и их преследователей в огромное кольцо. Полыхающая арена тут же взорвалась молниями, взвыла пеленой крайтова пламени, что сорвалось с его уверенных рук и жадно впилось в лицо одного из всадников. К вони тлеющей полыни примешалась вонь горелой человечины и обугленных волос. Желудок старшего мага был где-то в районе глотки, но он, повинуясь просьбе, не думал, а в сердцах благодарил дядю за его безмерную жестокость во всем, что касалось боевых чар. Мужчину, что летел прямо на Иджиса верхом на огромном коне, подбросило в воздух и скрутило в жгут вместе с лошадью. Огненная арена вздрогнула от дикого, рвущего перепонки рева. На сухую траву брызнула кровь. Ардэшара едва не вывернуло наизнанку.

Крайт с трудом отбился от заклинания и чудом ушел от удара, отлетев в сторону и едва не попав под копыта. Его вела интуиция, она же, влившись в его сознание, заставила нырнуть под конское брюхо и выслать импульс, подбросив и животное, и сидящего на нем чародея в сторону. Дело закончили сжавшиеся пальцы. Потерявшего на мгновение внимательность всадника Сила подняла над землей и опустила так, что проломила череп с характерным звуком. Оставшаяся троица была внимательнее и гораздо искуснее тех, кто успел распрощаться с жизнью. Троица наступала и сыпала заклинаниями, кои Иджис с большим трудом успевал парировать. Их припирали прямо к огненной стенке.

Воздух взвыл и с диким гулом взорвался. Сфера, наколдованная Ардэшаром, вот-вот готова была треснуть. Все или ничего – другого шанса нет. Да и кто они, чтобы дать отпор троице, обученной убивать чуть ли не с рождения?

– Доверься мне, – шепнул юноше маг и сфера, спасающая их от участи быть изжаренными в сплошном водопаде огня, дала новую трещину. – Ничего не бойся. Я ведь с тобой.

Барьер хрустнул и сломался, как яичная скорлупка.

Вооруженная троица равнодушно смотрела на два тела, лежащие почти друг на друге – запутавшиеся в темных, дымящихся плащах и покрытые пеплом, словно грязным снегом.

– Делов-то, – сплюнул на землю всадник-колдун и, щелкнув пальцами, развеял чары, выжигающие Бескрайние Степи. В небо поднялся черный дым, резко контрастирующий с кровью и золотом опускающегося солнца.

– Троих один черт положили, – буркнул наемник, оглядываясь на изуродованные тела товарищей.

– Значит, заставим Альянс заплатить больше. Ну, что стоишь? Доставай железку. Уговор шел на головы.

– Заткнись, Гаррет, без тебя знаю.

Наверняка они даже не поняли, что произошло, ибо все случилось за несколько ошалелых ударов сердца. Стоило всаднику сползти с лошади и вытащить из притороченных к седлу ножен меч, стоило занести его над крайтовой шеей, земля взорвалась и подлетела черными комьями на несколько метров вверх. Двое из преследователей умерли еще в полете. Лошади, рухнув, поломали шеи, и лишь одна, стоявшая дальше всех, с визгом отшатнулась, избежав смертоносных чар.

Гаррет оказался очень живучим парнем. Живучим настолько, что, пролетев несколько метров и приземлившись прямо на Ардэшара, тут же схватил его за шею. Крайт не успел даже вскрикнуть. Рука старшего мага, метнувшаяся к поясу, была быстрее.

На лицо Иджиса хлынула горячая кровь из перерезанного горла. Все закончилось так же быстро, как и началось.

В небо поднимались тяжелые клубы черного дыма. Под небом, полыхающим закатным пламенем, лежало полдюжины трупов. В пыли, в притоптанной полыни, хищно поблескивал окровавленный кинжал юноши, что однажды подарил его напарнику, уверяя в необходимости каждому, пусть даже чародею, быть при оружии и днем, и ночью.

А Иджиса, дрожащего от рыданий, выворачивало наизнанку.

========== Глава двадцать вторая: «Серые проводники» ==========

Много-много лет назад, когда Иджис обучался на третьем году, с ним произошло большое несчастье. Мальчик, прилежно отсидев все уроки и, разумеется, блестяще ответив на тех, где посчастливилось оказаться в числе опрошенных, спешил домой – в западное крыло огромной школы. Учебные классы и жилую часть здания разделяли роскошные, прямо-таки царские сады, что благоухали летом тысячами знойных ароматов, а сейчас, в пасмурный зимний день, они казались серыми и совсем раздетыми. Мальчик спешил, тащил на спине неподъемную сумку с книжками, торопился как всегда в аскетическом одиночестве, рассматривая начищенные носки сапог.

В этот день он возвращался позже всех, потому что помогал учителю убирать целые горы звенящих склянок и медных котелков, оставшихся после такого долгого урока по изготовлению зелий. Теперь на школьный двор опускались сумерки цвета серых кошек, и все пространство, обозримое и необозримое, накрывала глухая тишина, не разрываемая даже хрипом скрюченных ворон. У него было столько планов! Выучить и то, и это, написать письмо дяде в канун зимних праздников, прочитать книгу, кою ему посоветовал учитель – всего не перечесть! А что еще приятнее – завтра настанет выходной день, и любимым занятиям можно посвятить всю ночь. Стоит только запастись чаем, свечами и энтузиазмом.

Но кое-что решило основательно попортить планы прилежного Иджиса.

Кое-что такое, что ухитрилось прошмыгнуть на школьный двор и притаиться в голых кустах. Мальчик и не заметил бы пса на своем пути, если бы тот, роняя с пасти пену, поблескивая воспаленными красными глазами, не принялся рычать. А когда юный школьник понял, что нужно бежать и звать старших, оказалось слишком поздно.

Рыжий лохматый пес, зверюга большущая и кажущаяся огромной в силу длинной косматой шерсти, бросилась на мальчишку, словно гадюка. Бросилась и готова была разорвать горло, выкупаться в крови, да только страх Иджиса тот бросок прекратил на полпути. Юный Ардэшар не думал. Он испугался до ужаса, замер на месте, а дело сделала сорвавшаяся с языка формула и выскочившая из напряженных пальцев магия. Пес, взвизгнув, рухнул в снег и конвульсивно дернулся. Вместе с пеной изо рта вытекла тонкая струйка яркой зараженной крови.

А учителя, зафиксировавшие магический всплеск и выскочившие во двор, застали душераздирающую картину: мертвую бешеную собаку, буравящую стеклянными глазами серое небо, и мальчишку – рыдающего и позеленевшего от подступившей тошноты. Только вот плакал он не от страха, а от жалости. Он смертельно сокрушался, убив пса.

И даже будучи двадцатишестилетним мужчиной, Ардэшар помнил тот пасмурный зимний день. Повзрослев, он понял, что укус бешеной собаки мог бы обойтись ему ценою в жизнь, но чувства боли, раскаяния и отвращения к собственным рукам, способным убить каким-то там жестом, он не забыл. Не забыл. И теперь, глядя широко раскрытыми в ужасе глазами на эти самые руки, блестящие от крови, он кипел от страха, ненависти и слабости. Он переступил порог человечности. Лишил жизни четверых. Поразбивал их головы, переломал кости, выбил из тел души и перерезал горло, как свинье на бойне.

Его снова вырвало. С кончика длинного носа в лужу сорвалась капля чужой крови.

– Иджис…

Руки Крайта будто бы появились откуда-то из другого мира. Они обняли, прижали его к себе – окровавленного и перемазанного пеплом и сажей. Им было наплевать на отпечаток убийства, наплевать на все. Они оказались вдруг необычайно мягкими и теплыми, покачивающими, как качают детей, обливающихся слезами из-за очередного кошмарного сна.

Ардэшар давился собственной беспомощностью. Крайт, в отличие от напарника, неплохо владел собой и нашел силы уговорить его подняться. Он увел его подальше от дымящегося поля, посадил перед собой, тщательно вымыл от крови мокрой тряпкой, дал прополоскать рот и умыться, а потом щедро влил в него львиную долю припрятанного на черный день спирта. Когда у старшего мага перехватило дыхание и защипало в глазах, он стал лучше соображать и почти вернулся в реальность. Как ни странно, Иджис не почувствовал себя пьяным от ядреной сивухи и теперь пытался окончательно добраться до окружающей действительности.

За спиной поднимались густые и черные клубы едкого дыма. Кое-где, потрескивая, полыхало чародейское пламя, сжигающее полынь и одинокие пучки прошлогодних ромашек. Трупы, словно игрушки, валялись на земле – неестественно вывернутые, страшные и темные. Тут и там алели лужи крови, кою жадно впитывала пересушенная земля. Гнедые брюхи лошадей поднимались над сухой травой все еще теплыми бочками, а над одним из погибших, над тем Гарретом с перерезанным горлом, стоял единственный живой конь – вороной. Будто бы поспешно нацепивший траур. Княжна темнела отдаленной точкой в Степи. Пепел успел вернуться и теперь трусливо прижимал уши, помахивая опаленным хвостом.

– Как ты? – наклонился Крайт, убирая с глаз напарника мокрые змейки волос.

– Лучше, спасибо, – тихо и точно в пустоту ответил Иджис, стараясь не встречаться с ним взглядом.

– Посиди еще немного и приди в себя, дружище. Выглядишь на редкость паршиво. Я проверю, что можно забрать у тех товарищей. Потом заберу свободного коня и все то, что было на твоей лошади. Хорошо?

Ардэшар только вымученно кивнул и с немой благодарностью принял из рук юноши половину фляги. Ему не хотелось видеть, что он собирается делать с телами. Он смотрел на заходящее солнце и пытался не думать о произошедшем, но ему все еще чудился привкус чужой крови. Последующую волну тошноты маг заглушил глотком крайтовой бормотухи. Наверное, прошло не меньше часа, прежде чем парень вернулся верхом на трофейном вороном. К счастью, Иджис не знал, кто ездил на нем до сего дня. Солнце окончательно утонуло за линией горизонта, и небо быстро темнело, теряя живую краску вечерних пожаров. Больше не дымило. Трупы потеряли очертания в надвигающихся сумерках и стали похожи на темные бревна. Так даже лучше. Гораздо лучше.

– Ты в порядке? – наконец опомнился старший чародей, поднявшийся на слабые ноги. – Тебя не ранили?

– Пара синяков, – покачал головой Крайт, – сущая чепуха.

– И ты… ты спокоен? После всего этого?

– Мне уже приходилось убивать. А после первого трупа всегда легче. Впрочем, – юноша оглянулся на пепелище и нехорошо прищурился, – нам стоит как можно скорее убираться отсюда. Бери Пепла, он спокойнее. Я не уверен, что мы сможем сегодня заснуть, так что и останавливаться на ночь не будем. Уходим.

И они ушли, оставив за собой выжженный пятачок Степи, «припорошенный» телами преследователей и тушами их коней. Ушли быстро, дав лошадям пятками в бока, и больше не оглядывались назад. Они покинули поле боя молча и не проронили за всю ночь ни единого слова. Не заговорили чародеи и тогда, когда вошли в Ведьмины Болота – места страшные и мрачные, как гравюры в некромантских трактатах.

Но даже спустя несколько дней их путь отличался крайней немногословностью. Крайт не пел, не играл на лютне. Он не рассказывал глупых историй, ровно как Иджис не расщедривался на истории умные и познавательные. Никаких развлечений и угадаек, никакой магии на огне, ничего. Не нашлось места даже любви – любви, коя, казалось, лечит раны лучше молчанок и серых мин. Ардэшар сильно замкнулся в себе, и юноша поразил и мага, и себя терпением, достойным святого. Файрхаль не позволял себе чего-то более откровенного, чем объятия во сне и сдержанные поцелуи, находящие в полутьме виски и впавшие щеки. И Иджис был безмерно благодарен ему. Так продолжалось целую неделю – мучительную, длинную и окрашенную в цвета траура, раскаяния и ненависти к себе.

Через эту самую неделю, омраченную молчанием и скорбью, на небе появилась черная точка, стремительно пикирующая вниз. Со временем точка та приняла вполне отчетливые очертания птицы, коей и являлась – это прилетел чертовски запоздавший крайтов посланник, принесший известия из помрачневшей столицы Арул-Тэшар`а. В чешуйчатых лапках пернатого друга они нашли сверточек бумаги, пахнущий вином, маслами и богатством – не иначе как письмо от очередной владелицы борделя. Та, впрочем, хоть и писала с массой ошибок, явно разбиралась в столичной обстановке и отдавала должное красивым словам. А писала она следующее, размахивая буквы красными чернилами и оставляя кровавые пятна клякс:

«К. Ф. от М. А. Г: с –А – Т`р. Чума зверствует на улицах города и вытравляет все живое, мы с каждым днем теряем надежду, коя все призрачнее маячит где-то совсем далеко. Места на погостах давно закончились, трупы горами лежат в ямах прямо посреди дорог и круглосуточно горят. От дыма невозможно дышать. Я никогда не видела столько крыс. Никогда не видела, чтобы покойники валялись вдоль улиц, как разбросанные игрушки. Город пустеет. Чем ближе в сторону Гор – тем страшнее свирепствует Черная Смерть. К язвам примешивается безумие. Альянс молчит уже месяц, и единственные, кого мор обходит стороной – чародеи. Люди говорят о них страшные вещи. Пошел слух, что Звезда невольна. Я не знаю, куда ты сбежал, раз все еще жив, но надеюсь, что чума непременно обойдет тебя стороной. Да продлит дни твои Светозарная, мой юный дружок.

P.S.: Дни Мерраи сочтены. Скоро Звезда объявит шах и мат.

P.P.S. Если надумаешься вернуться, то обязательно приходи. По тебе страшно скучают местные князья».

Их опасения подтвердились. Картинка окончательно сложилась, и сомнений в том, что за «спиной» Звезды стоит Альянс, не осталось. Иджис разозлился настолько, что забыл о резне. Крайт, всю жизнь недолюбливающий столичных фанфаронов, лишь горько вздохнул и принял факт, как должное. Так или иначе, они все равно сделают все возможное, чтобы прекратить движение мясорубки.

– В наших руках тысячи жизней и безграничная власть, – хлопнул по жесткому плечу юноша. – Я давно перестал жалеть о наших смертях. Если эти трусливые собаки не нашли в себе силу пожертвовать всем ради королевства, то мы с тобой уж точно ее отыскали и взяли в кулак. На кого еще надеяться людям и Меррае? Кто, если не мы?

Крайт не умел произносить торжественных и воодушевляющих речей, но на Ардэшара подействовало и это. Он и вправду отбросил свои сокрушения по поводу утраченной веры в Альянс – случившегося не изменить. Он вернулся к себе прежнему и преображенному в последствии, сбросил с плеч тягость траура и смирился с кровью на руках. Да, у него не было выбора, хотя, казалось бы, все с рукой на сердце утверждали обратное. Птица-вестник прилетела на Ведьмины Болота ранним утром, еще до того, как они затушили костер и оседлали коней. И, не дожидаясь восхода солнца, не различимого за плотной стеной болотной хмари, Иджис распорядился выдвигаться. По его подсчетам, граница этих омерзительных, провонявших гнилью мест закончится если и не сегодня, то наверняка завтра. А он в последнее время ошибался все реже.

Болота стали их пыткой. Потраченную на их преодоление неделю чародеи почти не разговаривали и отдыхали лишь по ночам, без сил проваливаясь в шестичасовой мертвецкий сон. Дважды они едва не утонули в трясине, бессчетное количество раз тянули из омута тяжелых лошадей и каждую ночь стучали зубами от сырости и холода, не заболевая только в силу иммунитета. Им приходилось терпеть вонь протухшей воды и вечерами по-черному ругаться, пытаясь разжечь сырой хворост. Им приходилось терпеть промозглый холод и неимоверное количество влаги после жарких дней в Степи, а это, надо заметить, здорово подкосило их, и без того мрачных, почти безликих.

И, о великое счастье, Иджис действительно не ошибся. Спустя семь с половиной суток, сразу после полудня, они впервые жадно схватили ртами свежий воздух, обласкавший их посеревшие лица, поцеловавший посиневшие губы и дрожащие тонкие веки. Раскинувшаяся перед ними картина оказалась не менее безысходной и мрачной, чем Болота. Одно радовало – пропитавшийся печалью и безнадегой воздух не пах гнилой ряской и истлевшими стволами искореженных деревьев.

«Черт побери, – подумали чародеи в одно и то же мгновение, убито прикрыв глаза, – мы и вправду здесь. На Пустыре Проводников, на этом жалком клочке земли, затерянном на самом краю королевства. С наступлением ночи мы увидим то, о чем с опаской писали в книгах. Мы прикоснемся к запретному. Увидим Серых, увидим Цветочницу и то, что стало их вечным проклятием. Звезда уже смотрит на нас с вершин Гор Ледяных Королей. Королей, ставших верной стражей Великой Черной Королевы».

Пустыри – они и есть пустыри. На многие версты разбросало голые скучные земли, не радующие взор ничем, кроме редких сочных травинок и бесконечных, блеклых, как мыльная лужа, цветов. Веками над бесплодной почвой плыли темные тучи, не пропускающие и самый тощий лучик солнца. Это было великое царство пасмурных дней и дождя, грустного воздуха и скучных цветов, неведомым образом пробивающихся сквозь каменные толщи трескающейся земли. Лошади печально смотрели на бедную растительность и глотали слюну. Пепел с сомнительной гордостью хвастался обтянутыми серой шкурой ребрами. Чародеи, недоедающие уже не первую неделю, и сами могли потягаться за право называться дистрофиком. Обстановка выглядела все более паршиво. Крайт с чувством сплюнул в прибитую проморосившим дождем пыль. Вечерело.

– Останавливаемся прямо здесь, – решительно произнес он и соскочил с вороного, стаскивая с его широкой спины внушительную связку собранного по пути хвороста. – Надо бы отдохнуть по-человечески.

– Но Пустыри не займут много времени, – возразил старший маг. – Если как следует поторопить лошадей, выберемся уже к середине ночи на луга. Неужели тебе так горит заночевать на этих землях? Это самоубийство.

– Это здравый смысл, дорогой мой. Еще шаг – и Пепел протянет ноги. Я, признаться, тоже. Причем с удовольствием. – Напарник засомневался, но коня остановил. Нерешительно сполз вниз, перебрасывая через пепельную голову поводья. Юноша взял его за руку и заглянул в глаза. – Кончай ломать комедию, Иджис, за ночь Меррая едва ли откинется. Перед собственной смертью я страшно горю желанием увидеть своими глазами то, чем меня пугали с младенчества. Да и, знаешь… мы ведь неинтересны Проводникам. Они нас не увидят, даже если мы начнем на них бросаться. Вряд ли эта легенда лжива. Тебе ведь и самому наверняка интересно.

Ардэшар, признав правоту компаньона, кивнул и принялся распрягать исхудавшего Пепла. Вскоре им придется оказаться и от лошадей – не позволят Горы. Там, за границами Пустырей, раскинулись сочные цветущие луга, островок жизни между двумя гигантскими погостами. Один слыл местом, куда уносят души. Другой искрился голубизной прозрачного льда и девственной чистотой снега.

Костер разгорелся живым пламенем, бросил на лица теплый свет. Ночь окутала Пустыри, и выбившиеся из сил чародеи, устроившись рядом, лениво жевали осточертевшие сухари с осточертевшим вяленым мясом, кое на вкус напоминало соленый картон. Они многое отдали бы за кружку хорошего пива и щедрый кусок жареной телятины с печеным картофелем. Они отчаянно старались об этом не думать.

Вскоре стало немного лучше. Крайт, опустив на седло голову, рассыпав грязное полотно давно не мытых волос, бережно обнимал Иджиса. Тот в свою очередь слушал мерное биение молодого бойкого сердца и, глядя в танцующий рыжий огонь, грел бок юноши, запустив теплые руки под его рубашку. В эту ночь они впервые за неделю горечи и траура целовались, не думая ни о чем. И тогда, когда успели увлечься, когда сплелись языками и почувствовали нехватку кислорода, Файрхаль крупно вздрогнул, спешно отстранившись.

– Что такое? – с недоумением спросил Ардэшар, облизываясь.

– Обернись.

Зимними ночами детям рассказывали много сказок – волшебных, добрых, весьма поучительных. Рассказывали им и страшные. Но будучи ребенком, малолетний Крайт больше всего боялся сказки о Серых Проводниках, кои несли на руках мертвецов, при жизни совершавших очень плохие дела. Проводники были обречены до скончания веков тащить из Мира Живых в Мир Мертвых проклятые души – убийц, предателей, воров – и, предавая их бесплодной земле, крестить вечными муками. Души мучали огнем, льдом и железом. Тоской и страхами. Болью и унижением. И когда тело летело в бездну свежей могилы, когда его сдавливало пудами окаменевшей земли, приходила Цветочница, старуха в белых одеждах, достающая из плетеной корзины тусклый цветок и сажающая его на месте погребения проклятого.

Страшная сказка жила своей мрачной жизнью на глазах остолбеневших чародеев. Старуха сажала цветы, заботливо наклоняясь над каждой свежей могилкой, и, казалось, не знала усталости. Серые Проводники, эти высокие человекоподобные призраки, несли на руках души. Души летели в бесконечно глубокие могилы и принимали на себя тяжесть земли с Пустыря. Они уже страдали, хотя не успели познать ни железа, ни льда, ни смертельной тоски. Проводники уходили и возвращались вновь, сбрасывая души. Старуха трудилась. Без конца и без края.

И все – в невыносимой тишине. Даже редкие травы не шелестели, а кони перестали дышать.

Не дышали и чародеи. Чародеи видели Смерть. Не ведьму в черном плаще с ржавой косой через костлявое плечо, не крик, заставший на губах умирающего человека, а тысячи Серых Проводников и иссохшую женщину в белых одеждах.

С корзинкой бесконечных блеклых цветов.

========== Глава двадцать третья: «О том, как путешествие подошло к концу» ==========

Крайт в последний раз провел по струнам пальцами и накрыл их ладонью, заглушая чистый звук, разносящийся над бесконечным изумрудным лугом, залитым светом.

– Вот так, мой дорогой друг, закончилась история доблестного защитника юных дев и всех тех, кто был обижен и обездолен, – высокопарно произнес юноша, – а история эта есть быль, о коей поведал мне славный старик, вспомнивший вдруг свою молодость. Да будет земля ему пухом, черт возьми!