Текст книги "Stalker: Еретик (СИ)"

Автор книги: Алексей Карелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Караулил рядовой Гриценко. Во взводе его называли Аистом. Долговязый, нескладный парнишка двадцати восьми лет был отличным снайпером, но в силу роста – и отличной мишенью.

Гриценко приник к оптике, выжидал.

– Капитан знает? – спросил я.

– С минуту назад доложил, трщ стший лейтенант, – ответил снайпер, не отвлекаясь от цели.

– Что сказал?

– Стрелять, – прозвучало, как само собой разумеющееся.

Безразличие солдата поразило. Может, я в самом деле был еще зелен, чего-то не понимал?

Я связался с капитаном по рации, попытался добиться отмены приказа:

– Товарищ капитан, мы же не киллеры. Нельзя вот так… как клопа. Разрешите задержать?

– Островский, что ты так на подвиги рвешься? – раздражился Седов. – У тебя жена с дитем, побереги себя. Думаешь, сталкеры – это безобидные аборигены? Хрен там ночевал! На их счету немало наших ребят. Заметит тебя – первым откроет огонь. Без раздумий. Так что кончайте засранца.

Я попробовал сменить тактику:

– Товарищ капитан, он может поделиться ценной информацией. Рассказать, какими тропами прошел заградительные линии. Мы же должны пресекать проникновения и выдворять нарушителей из Зоны. Ну, и артефакт изымем, ученым отошлем. Наука всегда нуждается в помощи со стороны.

Капитан Седов вздохнул. Я его достал, но щит все же пробил. Капитан думал.

– Артефакта при нем может и не оказаться, – наконец, сказал Седов, – да и тропы все не выведаешь. Одни возьмешь под контроль, как появятся другие. Впрочем, может, сталкер и сгодится. Должен же знать скупщиков хабара.

Мои губы растянулись в улыбку.

– Так что, товарищ капитан?

– Даю добро, – отозвался Седов неохотно. – Если твоя идея по той или иной причине провалится, Гриценко выстрелит.

– Я возьму с собой, – я посмотрел в люк, чтобы разглядеть стоявших на лестнице, – Кабанова, Стельмаха и Радченко.

– Хорошо. Учти: если кто погибнет, это будет на твоей совести.

Вот, блин! Все-таки нагадил в душу. Не любит проигрывать товарищ капитан. Последнее слово должно быть за ним. За тремя я могу не уследить, одного как-нибудь уберегу. Кто там самый надежный?

– Стельмах!

– Я!

– За мной.

– Есть!

Стельмах был почти ровней мне по годам, до Зоны ходил старшиной, – как и я, руководил личным составом. Лицо его покрывало множество мелких шрамчиков, напоминало стервятника: острые черты, хищный взгляд раскосых глаз. В Зоне всех пробивало на черный юмор, но Стельмах любил его особенно. Зону не боялся, команды исполнял оперативно, четко, а убивал… убивал даже с некоторым садизмом. Отдельные военсталы побаивались Стельмаха. Впрочем, я его понимал. Чечня, Косово оставили неизгладимый след. Возможно, Стельмах повидал больше меня.

Мы рысцой добежали до бреши в стене, внимательно осмотрели дальнейший маршрут.

– Строго за мной, – приказал я, хоть и сомневался, что знаю Зону лучше: Стельмах служил здесь уже год.

Я набрал полные карманы мелких камней, осыпавшихся с разлома стены. На молчаливое удивление Стельмаха тоже ничего не сказал.

Мы отдалились от базы на десять шагов, когда услышали журчание аномалий. Я взял несколько камней, взмахнул рукой – камешки разлетелись веером. Два проскочили, остальные три срикошетили в траву, точно магнитом притянуло.

Стельмах одобрительно кивнул, облизал губы. Волнуется.

С помощью камней и данных Богом чувств мы добрались до берегов Кислотного озера. Торопились, чего в Зоне делать нежелательно, и все равно опоздали.

Хлопнуло, словно лопнул воздушный шарик. С далекого расстояния таким нам показался гром винтовки. Гриценко сработал на славу. Мы услышали шлепок тела о воду. Стельмах утер пот со лба, заглянул мне в глаза, должно быть, растерянные, и спросил:

– Уходим?

– Погоди. Посмотрим, что у него. И не гляди на меня так. Я не мародер, просто при нем может быть что-то важное.

– Номера скупщиков? – скептично предположил Стельмах.

– В том числе. Можешь обождать здесь.

Я уже подался вперед, чтобы ступить в воду, но Стельмах меня притормозил.

– Товарищ старший лейтенант, там полно аномалий. Видите зеленые испарения? Это “газировки”. Мне они чуть лицо не сожгли.

Стельмах указал на свои шрамы.

– Я в туман не сунусь, – обещал я.

– Вы бы “графины” надели…

“Графинами” военсталы называют пластикатовые чулки на резинках. Их натягивают поверх берцев и штанов, а на бедрах затягивают, чтоб не спали. Такая предосторожность служит надежной защитой от радиационной воды. В общем, Стельмах буквально спас меня. Я кивнул в знак признательности и достал из подсумка пластикатовые свертки. Пришлось повозиться, не так-то просто впрыгнуть в графины.

Посреди озера возвышалась избушка на сваях. За ней, ближе к противоположному берегу, темнел труп. Дрейфовал, как бревно. Озеро сильно заросло и обмелело, поэтому вода доставала самое большое до колен.

Я обошел избу и остановился. Мертвец оказался болотником.

Кожей почувствовал: в затылок смотрит дуло пистолета. Что ж, знакомая ситуация. Я непринужденно спросил:

– Чего ждешь, приятель?

– Где остальные? – напряженно прошептали сзади.

Опять этот голос! Его обладателя я держал на мушке этой ночью. Ирония судьбы, роли поменялись.

– Знаешь, они не любят знакомиться, когда в них тычут оружием, – ответил я.

– Ты уложил болотника?

– Наш снайпер. На его месте был бы ты, если бы я не заступился. Нашел чего?

– Ты мне зубы не заговаривай. Где твой отряд? В кустах?

– Ну, допустим, ты окружен. Допустим, мои ребята думают: разнести парню голову, или он одумается. Что скажешь?

Молчание. Ха, проглотил.

С поднятыми руками, медленно, я повернулся лицом к сталкеру. Он спрятался от снайпера под избой, среди свай. Оказалось, мы встречались не раз.

– Ба! Студент!

Сталкер опешил, чем я мигом воспользовался. Раз – пистолет перекочевал в мои руки, а мальчонка согнулся с перебитым дыханием.

– Ну что же ты, студент, игрушку новую нашел, – качая головой, пожурил я.

Сталкер прокашлялся, выпрямился, просипел:

– Мы знакомы?

– Опа! Я ж тебя на себе тащил три недели назад. От псов спас. Хорошее быстро забывается, да, студент?

Тогда мальчишка был не в том состоянии, чтобы рассматривать спасителя. Да и форму я сменил. Военсталы выглядят приличнее. Спецназ Зоны как никак.

– Ну, и что теперь? – поскучнел сталкер.

– Отпустить тебя я не могу. Снайпер видит наш разговор. Так что топай.

Сталкер сгорбился, побрел в указанном направлении, пробормотал:

– Будто бы отпустил, если б нас не видели…

– А на кой ты мне? Мне хабар твой нужен, информация.

Сталкер оглянулся, прищурился.

– И ночью ты был? – догадался он.

– Иди, иди.

– Сюрпра-айз, – озадаченно протянул Стельмах, увидев пленника. – А кого ж Гриценко уложил?

– Болотника, – ответил я и обратился к сталкеру: – Ты, зелень, бежать не вздумай.

На базу мы вернулись героями. Кабанов и Радченко накинулись на Стельмаха с расспросами. Они служили немногим больше меня и ни разу не выходили за стены. Я же повел пленника в штаб.

По пути мы свернули в тень подворотни. Я развернул парня к себе лицом и прижал к стене.

– Где артефакт? – выдохнул запальчиво.

– Не нашел ничего.

Глаза отвел, что могло значить одно: сбрехал, скотина. Я схватил сталкера за грудки, рванул к себе и впечатал в стену. Приставил к горлу пистолет.

– Ну? – с угрозой в голосе поторопил я.

Студент заиграл желваками, но не шевельнулся.

– Я ж найду. Сам. Снимай куртку.

О-о, сколько презрения я прочел в его взгляде. Даже стыдно стало. Капелиночку. Я еще помнил, зачем в Зоне. Причина могла оправдать любую подлость. Чихал я на мораль, когда на кону стоит жизнь любимых мной людей. Жизнь – не романы Вальтера Скотта, в ней нет места благородным рыцарям. Самый гуманный человек печется о ближнем лишь до тех пор, пока под ногами не загорится земля. Либо ты – хищник, либо – дичь.

Студент запустил руку в карман куртки и протянул мне пластикатовый пакет, стянутый резинкой. Сквозь материю прощупывался твердый шишковатый предмет.

– Что там? – спросил я.

– Ломоть мяса, – зло ответил Студент и отвернулся.

– Твою ж мать, – выругался я разочарованно и бросил пакет за ящики.

У сталкера чуть глаза на лоб не вылезли. Внутренний голос зашипел мне, что парень имел в виду вовсе не кусок барбекю. Я почувствовал себя круглым идиотом. Кто же хранит мясо в пластикатовом мешке?

Подобрать арт, значило опозориться перед сопляком. За пирамидой ящиков пакет не виден, я мог взять его и позже. Моя собственная тупость разозлила, и я решил дожать парня.

– Вытряхай карманы.

Студент вдохнул полной грудью, закатив глаза вверх, с недовольной гримасой отдал украинскую мелочевку, КПК и небольшой, с рацию, желтый прибор. Похоже, детектор артов. Я повертел его в руках, сталкер съязвил:

– Может, ликбез провести?

– Ща я тебе по морде проведу, – я взял сопляка за шиворот, рывком поставил перед собой и подтолкнул вперед. – Давай шевели ластами.

Казалось, я слышал, как скрежетали зубы молодого сталкера. Он рисковал жизнью ради арта, а я его выбросил, словно мусор какой. Забавно: потом Студент будет заливать в попойках, что не все военные охочи до взяток и чужого добра.

– Если капитан спросит насчет артефакта, его у тебя не было. Понял?

– Да мне-то что.

– А то, что руки-ноги переломаю. Усек? – для пущей убедительности я сжал тонкую шейку горе-сталкера.

– Ус-с-сек, – сквозь зубы выпустил парень.

Общий язык мы нашли. Студент не испугался до дрожи в коленях, но понял, что шутить с тем, на чьей стороне сила, не стоит. Я вытянул из него еще немного информации. Прежде всего о скупщиках хабара. Студент знал лишь двоих: Сидоровича и Куцего. Барыги удивили: расположились под носом у военных. Не иначе как подать коменданту, а то и Бурнову, платят.

У входа в штаб нас остановил Поливайко. Дозиметр показал излучение выше нормы. Пришлось вымыть берцы.

– Теперь ты, – я пихнул Студента к кадке с водой.

Сталкер обмыл сапоги, но дозиметр Поливайко все равно среагировал. Неудивительно, малый в кислотном тумане не меньше минуты бродил.

– С Кислотного? – спросил Поливайко скучно, видать, притомился от безделья.

– С него самого, – ответил я мрачно; хотелось избавиться от Студента поскорей да вернуться за артом.

– Даже не знаю, – по-телячьи протянул Поливайко и взялся за подбородок. – Переодеться бы ему. Он светит, как новогодняя елка.

Я пожал плечами, бросил невозумутимо:

– Тогда раздевайся.

Поливайко испуганно вытаращился на меня, раскрыв рот. Я рассмеялся:

– Да шутка. Зови дневального, пусть вынесет одежду.

Поливайко вытянулся в струну, козырнул, выкрикнул:

– Есть! – и бегом кинулся выполнять.

Время тянулось, как эстонский говор. Руки чесались – так не терпелось взглянуть на брошенный арт. Дневальный не спешил. Студент тоже переодевался долго, точно из ГУЛАГа прибыл.

– Что ты, как не живой? – не выдержал я и начал помогать застегивать китель.

Все! Хлопнул парня по плечу, одобрил внешний вид:

– Красавец!

Военная форма Студенту в самом деле шла.

– Теперь в темпе вальса к Седову, – грубо приказал я.

Поздоровался с дежурным офицером, поднялся со Студентом на второй этаж. По узким темным коридорам парня я уже буквально гнал. Наконец, дошли. Я отрапортовал Седову и оставил молодчика ему на растерзание.

Чуть ли не спортивным шагом заторопился к арту. Он, родимый, лежал на месте. Я снял резинку, запустил ладонь в пакет и… скривился. Камень оказался склизлым, будто в соплях. Я брезгливо вытер руку о штанину в надежде, что слизь – не яд, завязал пакет и спрятал в подсумок.

– Островский, – вызвал по рации Седов.

– Я, товарищ капитан.

– Забирай сопляка. Сейчас за ним вертушка прилетит. Проследи, чтобы сел.

– Есть, товарищ капитан.

Вертолет! Я вспомнил о письмах. Другого шанса передать их не будет.

Забрал Студента. Направляя толчками в шею, довел до казармы.

– А теперь мне придется вырезать тебе глаза, чтобы ты не увидел располагу, – на полном серьезе известил я.

Студент посмотрел на меня искоса, как на психа, фыркнул, спросил высокомерно:

– Шутить изволите, гражданин начальник?

Раскусил. Парень не плохо держится. Из него выйдет толк, если в Зоне не пропадет.

– Слушай, браток, ты – парень неплохой, завязывай со своими вылазками. Три месяца отсидки ты уже заработал. Дальше – больше. Чего б тебе не жить по-честному? У тебя все живы-здоровы? Во-от. Чего тебе в пекло лезть? Девок любишь? Ну, вот. А они сталкеров за версту обходят. Ты ж ходячим изотопом станешь, и дети уродами родятся. Думаешь, простому человеку под силу только влачить жалкое существование? Брось, ты ведь в универ поступил – не дурак, значит. Главное, захотеть, поставить цель, и все получится. Университет, работа, семья…

Студент смотрел на меня со скепсисом. Половину слов, наверное, мимо ушей пропускал. И чего я распинаюсь?

– Ты – военный или поп? – раздражился парень. – Проповеди читаешь на “ура”, но у меня своя голова на плечах.

– Она тебя на нары привела. Двигай, – я толкнул Студента к лестнице.

В расположении взвода я поручил сталкера дневальному, а сам отправился за письмами. Одно дописать не успел. Ну, и ладно, так отправлю. Бережно засунул конверты в нагрудный карман кителя и вернулся к Студенту.

– Пошли, сопля.

“Опера” долго ждать себя не заставили. За штурвалом сидел Ленька Корешок. Он меня на базу перевозил. Прозвище получил за то, что постоянно настаивал корень какого-то растения. Потом пил, говорил, радиацию выводит из организма.

Сопровождающего я видел впервые. В шлеме с зеркальными панорамными очками и бронекостюме он походил на киборга. Представился, вяло пожал руку.

– Полезай, – приказал я Студенту, кивнув на вертолет, и обратился к “оперу”: – Слушай, брат, выручи, а? Письмишки кинь. У вас же штабной ходит на почту. Не в службу, а в дружбу, а?

Оперативник коротко качнул головой, не проявив ни капли эмоций, принял конверты, отсалютовал и запрыгнул в вертушку.

Я смотрел на поднимающуюся в воздух машину и думал: лучше бы я попросил Леньку. Уж как-то равнодушно “опер” отнесся к просьбе.

Корешок помахал мне с приветливой улыбкой, я поднял руку в ответ. Вертолет развернулся на юго-восток и полетел. Казалось, он уносит не письма, а частичку сердца.

ГЛАВА IV

Утро началось с тревоги. Сирена завыла незадолго до подъема. Дневальный проорал команду, включился свет. Располага вмиг оживилась. Одеяла отлетели на дужки коек, зашуршала одежда, защелкали пояса, застучали берцы.

“Внимание! Начинается выброс. Всем в укрытие”, – ровно промолвили, разнося эхо, уличные громкоговорители.

“Внимание! Начинается выброс. Всем в укрытие”.

В располаге все застыли.

– Твою мать! – воскликнул Перец с досадой. – Не могли подождать минут сорок.

– Все равно выброс не дал бы доспать, – возразил Гном.

Военсталы начали раздеваться. В коридоре раз за разом хлопала дверь, доносились возбужденные голоса, быстрые шаги.

Я лег прямо в одежде, закинул руки за голову и уперся взглядом в потолок.

– Дневальный, туши свет! – крикнул Перец.

– Не положено.

– На положено хуй наложено. Туши, бля.

Скрипнула дверь комнаты дежурного по роте, я услышал тихое басовитое бормотание Палыча, свет потух.

Трухануло. Да так, что с потолка посыпалась цементная крошка. Кто-то чихнул.

На улице, должно быть, светло, как днем. Однажды я был в карауле, когда случился выброс. Все спрятались в казарме, штабе, а я задержался. Не пожалел. Такое увидишь, всю жизнь вспоминать будешь – небывалая красота. В те минуты я понял тех, кто влюблен в Зону.

В здании нам ничего не грозило. Все окна заколочены наглухо, стыки – замазаны глиной. В щели могла проникнуть не только радиация, но и толком неизученная энергия, которая порождала аномалии. Некоторые дома Зона отметила еще до того, как военные взяли НИИ “Агропром” под контроль. Входы фонящих комнат опечатали и строго запретили туда соваться. Если приникнуть к их дверям ухом, то услышишь потрескивание вроде того, что издает наэлектризованная синтетика. Как-то я открыл такую комнату, думал найти арт. Посмотрел на бешенные танцы молний, впечатлился и запечатал замок. Войти в тот хаос решился бы только смертник.

Грохнуло. Затрусило. Стены загудели. На улице разряжались молнии, одна за другой. Завыли псы, их заглушил пронзительный вопль болотника. Раскаты грома участились. Воцарилась пульсирующая какофония. Зона выплевывала новые порции ужаса и болезней.

Перец спокойно посапывал.

Выброс разметал тучи по небу, и теперь они спешили навстречу друг другу, чтобы сомкнуться в серое покрывало от горизонта до горизонта. Насыщенный запах озона будоражил мозг, радиация давила из глаз слезы. Светило солнце – большая редкость в Зоне. Я невольно остановился, радуясь едва ощутимому теплу на коже лица.

По двору ходили два дозиметриста, проводили замеры. Выброс богат на сюрпризы: одни аномалии сметает, другие сеет с щедростью колядующего. Зимой такие подарки обнаружить значительно легче, но в этом году, несмотря на середину декабря, снег выпадать не спешил.

Раздались хлопок и глухой стук. Дозиметрист взорвал пиропатрон и вогнал в землю стальной прут. Привязал к оголовью желтый флажок, вложил в его кармашек бумажку. На вкладышах замерщики указывали уровень радиации, дату замера и вид аномалии, если таковая имелась.

– Островский, долго тебя ждать? – возмутилась рация голосом Седова.

– Бегу, товарищ капитан.

Бежать я, конечно, не собирался. Шел не спеша, внимательно осматривая дорогу, словно оказался на базе впервые. После выброса зевать нельзя.

В кабинете Седова меня поджидал не только капитан. Рядом с ним стоял брюнет с голливудской внешностью, примерно моих лет, может, чуть младше. Судя по броннику, военстал. Новенький? Новое лицо не помешало бы: развеял бы у мужиков апатию, поделился бы вестями с Большой Земли.

– Знакомься, старлей, – произнес Седов, указав ладонью на новичка, – полковник Дегтярев, наблюдатель СБУ.

Я чуть не сел. Передо мной словно встал новый человек. Смазливый профан испарился без следа. На его месте приосанился атлетичный ветеран Зоны, хладнокровный, бесстрашный, обладающий аналитическим умом и удивительной способностью располагать к себе собеседника. Неужели на меня смотрел тот самый Дегтярев, герой военсталов, про которого мы частенько травили анекдоты? “Подойдя к градирне, Дегтярев услышал зов о помощи. Вокруг – ни души. “Допился”, – подумал Дегтярев и вышвырнул бутылку водки в кусты”.

– Островский!

– Я! – подтянулся, состроил серьезную мину.

– Ты что пялишься на полковника, как на голую бабу?

Губы Дегтярева едва шевельнулись – сдержал улыбку, спартанец.

– Виноват. Старший лейтенант Островский, – представился я полковнику.

– Так, старлей, слушай меня внимательно, – Седов понизил тон, подался вперед, нависнув над столом. – Даю тебе полчаса на отбор пятерых бойцов. За нас не беспокойся – бери лучших. Вам с полковником предстоит полет в Припять. Как сядете в вертолет, полковник Дегтярев – главный. Беспрекословно выполнять его приказы. Хранить, как собственный яйца.

От последних слов брови Дегтярева поднялись.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу капитану?

Дегтярев кивнул, почти незаметно.

– Товарищ капитан, разрешите вопрос? – спросил я, проклиная правила субординации.

– Валяй.

– Цель нашей операции?

– Ваша задача: охранять полковника и оказывать ему содействие. Во всем. Остальное ни тебя, ни твоих бойцов волновать не должно. Усек?

– Так точно, трщ капитан!

– Вылетаете после обеда. Сформируешь группу – список мне на стол. Потом дуйте на склад, и в столовую. Я распоряжусь, чтобы вам выдали двойную порцию. Да, проверьте снаряжение как следует. Думаю, не стоит объяснять, куда вы отправляетесь?

– Никак нет, трщ капитан!

– Все.

– Разрешите идти?

– Иди. У тебя три часа, старлей.

Спешка, Припять, СБУ – все говорило о серьезности предстоящей операции. Если прибыл человек из СБУ, то в успешности выполнения задания заинтересовано государство. Не иначе как возникла угроза национальной безопасности. Тогда почему к операции привлекают граждан России?

Я вернулся в казарму, взял в прикроватной тумбочке ручку, тонкую клетчатую тетрадь, выдрал из нее листок и сел за стол в комнате досуга. Итак, кого взять с собой? Стельмаха – однозначно. Бабич – неплохой парень, да больно улыбчив. Прозоров – раздражителен. Кабанов – неповоротлив. Гриценко – медлителен. Рогов – трусоват. Радченко – зелен. Шумейко, он же Гном… Мал да удал. Сойдет. Злобин самонадеян, тем не менее “крутой перец”. Хорошо или плохо ничего не бояться? Страх – это тормоз, ограничитель возможностей, с другой стороны – основополагающее инстинкта самосохранения. На безрыбье и рак – рыба. Перец – с нами. Та-ак, три человека есть. На южной базе выбор богаче. Там частенько приходится бить тварей с топей, поэтому и бойцы подготовленнее, закаленнее. Поскребем еще по сусекам? Левша вроде мужик не промах, хоть и больше по технической части.

О! На ловца и зверь бежит.

– Стельмах!

Сержант крутанулся на каблуках и гаркнул:

– Я!

– Иди сюда. У нас гость. Видел?

– Так точно, товарищ старший лейтенант.

– Так вот, надо собрать группу для сопровождения этого гостя в Припять.

Глаза Стельмаха округлились.

– Да-да, – ответил я на молчаливый вопрос, – ты с нами.

Стельмах нахмурился, спросил глухо:

– Кто еще?

– Шумейко, Злобин, Левчук. А вот пятого пока не выбрал. Может, ты посоветуешь?

Стельмах пожал плечами, обронил ненавязчиво:

– Цоха.

– Что за Цоха?

– Цховребов. Настоящий джигит. Марс и Апполон в одном лице, – резюмировал Стельмах с едкой усмешкой.

– Не пойдет, – произнес я тоном, не терпящим возражений; хачей мне еще не хватало.

Стельмах занялся покусыванием нижней губы. Сосредоточенно содрал всю корку, наконец, нехотя выдал:

– Надеюсь, я не смертный приговор подписываю. Горбатый хорош.

– Младший сержант Горбунов?

– Так точно. Как-то мы на Рассохе в засаду попали. Два часа отбивались, пока подмога не пришла. Горбатый придумал, как усилить сигнал рации и связался с базой. Потом всю дорогу меня на себе тащил. Потрепало меня тогда неслабо. С виду Горбатый безобиден, но в бою преображается. Марс, иттить его…

– Уговорил. Найди его и остальных. Я к Седову, ждите меня у оружейного склада.

– Есть!

“На жопе шерсть”, – додумал я привычную армейскую остроту. Настроение упало. Припять, наверное, кишит артами, но ведь не только ими. Не зря же превратилась в страшилку, которой пугают ночью у костра. Это когда и на “Агропроме” несладко.

Дегтярев был все еще у Седова. Разложили на столе карту Припяти, что-то горячо обсуждали. Один угол карты придавливала кружка горячего кофе. Его пил капитан, когда хотел встряхнуть мозги. “Чтобы механизм работал слажено, шестеренки необходимо периодически смазывать”, – объяснял он.

– Товарищ полковник, разрешите?

Дегтярев качнул головой. Седов заметил в моей руке бумагу, воскликнул:

– А, список! Давай.

Капитан разгладил листок, взглянул на корявые строчки, сощурил глаза, кивнул сам себе, отрывисто бросил:

– Хорошо. Гудериан вас ждет. Товарищ полковник, а как же аномалии?

Обо мне забыли. Я тихо выскользнул в коридор, приник ухом к двери.

– Не волнуйтесь, мы учли ошибки, – мягко заверил Дегтярев. – Вертолет снаряжен электроникой, реагирующей на скачки атмосферного давления, изменения электромагнитного поля. Пилот у нас опытный. Прорвемся.

– Что если при посадке вас атакуют?

– Мы ведем наблюдение со спутника. Крупных скоплений монолитовцев не обнаружено. Видимо, Стрелок изрядно потрепал их.

– И все же. Достаточно одного монолитовца с гаусс-пушкой…

– Капитан. Поверьте, все предусмотрено. Мы сядем. Возможно, группа вернется в полном составе, если ваши солдаты будут меня слушать.

Я услышал приближающиеся шаги, выпрямился и направился к лестнице. По пути встретился дневальный. Солдат нес капитану документ на подпись.

Я спускался на первый этаж и обдумывал услышанное. “Возможно, группа вернется в полном составе”. Прозвучало так, словно мы собирались на свидание с Дьяволом. Вовремя я отправил письма. Господи, проследи, чтобы брат исполнил обещание, позаботился о моих девочках, если я…

Во дворе дозиметристы заканчивали работу. Пруты с флажками торчали из земли, как надгробья. Небо затянуло унылой грязью. В водосточных трубах тоскливо завывал ветер.

К складу я подошел с похоронным настроением. У Гудериана горела всего одна лампочка, над столом. Гудериан – сама прагматичность. Он знал свое царство до последнего шнурка. Зачем жечь лишнее электричество? Заведовал Гудериан всем, что складировалось: оружием, обмундированием, съестными припасами. Конечно, всякий солдат считал необходимым подружиться со столь многообещающей личностью, поэтому кладовщика окружал преимущественно позитив. Возможно, от него талия немца и распухла, как глобус.

– Халло, трух, – приветствовал Гудериан с улыбкой во все тридцать два. – Сетоф сфонил. На фойну сопираешься?

– Похоже на то, – ответил я мрачно.

Гудериан изобразил словоохотливую физиономию и шутливо спросил:

– Сколько отфесить, герр Островский?

– Чего?

– Металла, герр Островский, – удивленно пояснил немец и расхохотался.

Я сохранил кислую мину. Гудериану повезло. В силу своих этнических качеств, его сочли прирожденным каптерщиком. За пределы базы не посылали. Сиди себе, расти пивное пузо. Вспоминали о нем только по мере надобности. На его месте я бы давно протоптал тропинку за стену, прочесал бы близлежащую территорию на наличие артов.

– Напор у тепя фнушительный. Капитан распорятился не скупиться. Терши, – Гудериан опустил на стол бельгийский автомат FN F2000, или “феньку”, как ласково называли его военсталы. – С это теткой ты – гроза монолитовцев.

Сверяясь с запиской и сыпля остротами, немец выкладывал передо мной подарки. Родимый “вальтер” чуть не облобызал.

– Гуд, меня щас стошнит, – честно признался я.

– О, лейтенант, не фолнуйся ты так. Тсэла путет твоя сатнитса. С вами Техтярефф.

Я взвесил в руке пистолет, попросил поменять затыльник рукояти. Мои толстые пальцы не укладывались в канавки. Это сейчас русские парни похожи на дистрофиков. В моем поколении еще сохранилось нечто от былинных богатырей.

Гудериан исполнил просьбу оперативно, посмотрел поверх моего плеча и воскликнул, разведя руки:

– А, пополнение! Лейтенант, стафь потпись, та я саймусь тфоими орлами. Фот, молотса. Так, пойцы, все умеют стрелять? – засмеялся только Гудериан. – И што фы фсе такие унылые? Как у фас гофорят? Фыше нос! Та! Костюмы у фсех в порядке? Чинить некогта – там нофый.

Остальных Гудериан снарядил почти таким же арсеналом, только автоматы выдал дешевле – “Грозу”. В любом случае нас вооружили до зубов, причем лучшим из того, что имелось на складе. Лишнее подтверждение важности возложенной на нас задачи.

Памятуя наказ Седова, я тщательно проверил снарягу, чем вызвал у немца глубокую обиду. Гудериан следил за вверенными ему вещами, как швейцарский часовщик за часами.

– С каких пор Гутериан утратил товерие? – возмутился немец.

– Доверяй, но проверяй, старик. Не хнычь, – сказал я и хлопнул кладовщика по плечу.

– Не в Майями едем, – проворчал Стельмах, осматривая затворный механизм автомата.

– Так, у всех все работает? – громко спросил я. – Отлично. Идем в казарму, сдаем в оружейку и обедать. До скорого, Гуд.

– Wer nicht wagt, der nicht gewinnt! – крикнул немец вслед.

Хоть я в школе изучал немецкий, смысл сказанного Гудерианом остался для меня загадкой.

– Чего это он отчебучил? – взыграло в Гноме любопытство.

– Кто не отважен, тот не выигрывает, – сухо перевел Горбатый.

– Посмотрел бы я на его тучную задницу под обстрелом, – проворчал Стельмах. – Товарищ старший лейтенант, есть догадки, что мы забыли в Припяти?

– Пока нет. Наша задача: во что бы то ни стало сохранить жизнь полковника. Зачем и почему – не ваша головная боль.

Треснул, рявкнул грозовой разряд. Мы дернулись в сторону и тут же разразились матом. На бордюре сидел-скучал Бабич, кидал камешки на газон, за поставленную дозиметристами оградку. На каждый бросок неустанно огрызалась “электра”. Я вспомнил мать и прамать Бабича и отослал его в помощь наряду по столовой.

В казарме мы заперли снарягу под замок, а сами с мыльно-рыльным инструментом протопали в умывалку. Кто выполнял инструкции для галочки, небрежно и по своему усмотрению. Я же выполнял их с точностью до секунды. Сказано намыливать руки дважды – намыливал дважды. Сказано мыть минуту и две соответственно – время выдерживал. Лишние радики мне ни к чему. Больной, я семью не накормлю, не защищу.

На выходе из умывалки висел своеобразный дозиметр, упрощенный. Всего одна кнопка. Жмешь, подносишь к нему вымытые руки, смотришь на табло. Если руки “грязные”, снова растираешь серый порошок в обильную пену, трешь, трешь обозначенное время, смываешь с неменьшим усердием, сухо-насухо вытираешь и проверяешь фон. Естественно, для большинства это слишком муторно, долго и сложно. Я в их число не входил, за что за спиной меня называли Енотом. Их счастье, я не обидчив.

После обеда мы вернулись в казарму за снаряжением. Вертолет еще не прибыл, нам выпало свободное время. Хотел написать жене да так и замер с поднесенной к бумаге ручкой. Я собирался в Припять, словно в последний путь. В таком состоянии напишешь еще что не так. Женщины, они чувствительные. Прочтет Люда, подумает, будто я прощаюсь, станет метаться по дому, плакать… Нет, брат дал обещание, он словами не раскидывается. Это у нас семейное. Если что… С какими мыслями я иду в Припять!

Я вытащил за цепочку крестик, поцеловал, закрыв глаза и прося Божьей помощи, сжал крепко. Ну, с Богом!

Перелет в Припять был самым долгим в моей жизни пребыванием в вертолете. Малое расстояние растянулось вдвое, если не втрое, из-за аномалий. Поначалу мы делали редкие маленькие виляния. По мере приближения к Припяти количество невидимых преград росло, а их масштабы заставляли совершать неимоверные крюки и зигзаги. Атмосфера еще буйствовала после выброса.

Перекричать шум винта достаточно сложно, поэтому все молчали. Я занял себя изучением карты Припяти. На первый взгляд нам предстояло плевое дело: пройти несколько сотен метров и спуститься в подземную лабораторию. Что за гений решил соорудить научный центр под землей, история умалчивала. Я применил логику и пришел к выводу, что местечко, должно быть, секретное. Опять же, СБУ почем зря не привлекают. В секретных местах много мишеней не бывает, но нас снарядили лучше, чем на штурм Дудаевского дворца. Видимо, лаборатория потеряла ВИП-статус, а нас послали разобраться с любопытными.

Меня хлопнули по плечу – Дегтярев указал вниз. Вот она, Припять… Город совсем не походил на тот, что я видел в детстве по телевизору. Теперь Припять и городом-то назвать было сложно, ее поглотил лес. Под нами чернело от многочисленных скелетов деревьев и кустарников. Реально ли здесь отыскать посадочную площадку? Разве что на крыше дома? И похоронить себя в обломках аварийного здания?