Текст книги "На семи ветрах"

Автор книги: Алексей Мусатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Глава 15

Из Рогачёва школьники возвращались под вечер: они успели ещё посмотреть в клубе кинокартину.

Вскоре дорога привела к заснеженной реке Можайке и потянулась вдоль берега к мосту. От дороги ответвлялась пешеходная тропинка. Она пересекала реку и по крутому противоположному склону приводила к Родникам.

Остановившись у тропинки, мальчишки пошептались, потом принялись убеждать девчат, что им совсем незачем так долго добираться до моста, а надо идти напрямик, через реку.

– Кратчайшее расстояние между двумя точками называется прямой линией… – как на уроке, забубнил Улька.

– Нет, вы лучше через мост идите… – предложил Федя девочкам. – А мы прямо махнём… Я проведу, я знаю как.

– Нет, нет, – возразила Таня. – Сегодня потеплело. Лёд может не выдержать. Варвара Степановна велела через мост идти.

Мальчишки недовольно потянулись за Таней.

– Здорово всё же в «Коммунаре» хозяйствуют! – со вздохом сказал Улька.

Переполненные впечатлениями дня, школьники заговорили о рогачёвском колхозе.

– Ловко у них с утками получается. Зелёный корм, витамины, паровое отопление…

– И всюду людям машины помогают.

– А что!.. Это ещё только начало, – заговорил Саша. – Слыхали, что по радио говорят: в сельском хозяйстве всё по науке пойдёт. Колхозник не только машинами управлять будет, но и погодой, и урожаями, и привесом животных. Чтобы ни от каких стихий не зависеть, ни от каких случайностей. – И он принялся рассказывать, как уже сейчас учёные проводят опыты, чтобы спасти посевы от града. Стреляют по грозовой туче ракетой, и из неё вместо града выпадает дождь.

– А я вот в журнале про электронно-счётные машины читала, – сказала Настя. – Стоит, скажем, такая машина вправлении колхоза, закладывают в неё данные, и она точно определяет, как выгоднее всего вести хозяйство. Какие культуры сеять в поле, когда их сеять, сколько каких машин потребуется, сколько людей…

– Вот интересно! – оживился Улька. – Какие-то завтра колхозники будут? Я вот, к примеру, механизатором в колхозе работаю. Сижу на диспетчерском пункте и по радио управляю тракторами. Могу повернуть их направо, налево, могу скорость увеличить, глубину вспашки изменить. И тракторов у меня не один, не два, а с десяток, и поле – не делянка с пятачок, а на сотни гектаров…

– Ну, это когда-то да где-то будет, – перебил его Федя. – А только не у нас, не в Родниках. У нас сто лет живи – не доживёшь до такого…

– Почему же не у нас? – спросил Дима. – Наш колхоз получше других в районе. Планы всегда первыми выполняем, благодарности имеем…

– На словах мы во всём первые… А на деле что? Работаем по старинке, выезжаем на ручном труде, землю запустили.

– Ну, пошёл Стрешнев критиковать, – махнул рукой Дима. – Я ведь знаю, кто тебя науськивает. Как сняли твоего отца с бригадиров, вот они с матерью и шумят, кричат повсюду, склоки разводят. А ты всё и подхватываешь…

– Мать с отцом тут ни при чём… Сам вижу, не слепой…

Из-за поворота дороги, ослепляя белым светом фар, показался грузовик. Он тяжело покачивался на ухабах, и шофёр старался вести машину не очень быстро.

Ребята едва успели сойти с дороги в снег, как грузовик поравнялся с ними, обдав их снежной пылью.

– Эй, дядя Семён! – закричал Федя и бросился к кабине: ему показалось, что за рулём сидит шофёр Клепиков.

Но грузовик не остановился и проскочил мимо. Федя бросился вслед за машиной, ухватился за задний борт и, подтянувшись на руках, заглянул в кузов. Потом спрыгнул на дорогу и вернулся к ребятам.

– А грузовик-то нашенский, колхозный… – вполголоса сообщил он. – Я номер заметил. И знаете чего он везет?

– Картошку, что ли? Или зерно? – спросил Улька.

– Да нет, навоз….

– Навоз? – удивился Саша. – Почему же его вечером везут?

– Вот и я гадаю… – вслух подумал Федя. – Вечером, да ещё куда-то в сторону от колхоза гонят.

– А тут и гадать нечего, – хмыкнул Дима и объяснил, что навоза у них на ферме хоть завались. Вот председатель и решил, видно, несколько машин сбыть городским огородникам, которые хорошо за него платят. А деньги колхозу сейчас вот как нужны.

– Навозом торговать? Чудно как-то!.. – удивился Федя. – Так, наверно, ни в одном колхозе не бывает. Рассказать кому – засмеют.

– А ты думаешь, легко в колхозе хозяйничать? – запальчиво ответил Дима. – Вот Фонарёв и смекает, чтобы как лучше было…

– Да уж он хозяин… – усмехнулся Федя и, прищурившись, приблизился к Диме. – А может, председатель и насчёт суперфосфата так же смекнул? Чего, мол, с ним путаться, одна морока да лишние хлопоты… И велел вам с отцом свалить его в овраг.

– Да ты что, окосел? – опешил Дима.

– Что ты говоришь, Федя? Какие такие удобрения? – встревоженно спросила Таня.

– А помнишь, ты на слёте насчёт удобрений рапортовала? – напомнил Федя. – Как школа колхозу помогала, как колхоз на первое место вышел по району. А ведь удобрения-то в Епишкином овраге лежат, под снегом. Я сам видел!

Таня побледнела.

– Ты… ты хочешь сказать, что отец обманул всех? И колхозников, и район, и школу?.. – запинаясь, переспросила Таня.

Федя пожал плечами:

– Получается, что так… Надо разобраться, конечно, проверить… Вот кого спросить следует, – кивнул он на Клепикова. – Он вместе со своим папашей удобрения возил, всё знает…

– Да ничего я не знаю!.. Что ты ко мне привязался? – замахал руками Дима. – Ребята, скажите вы ему, чего он опять на всех наговаривает… Выдумывает невесть что…

– Да, Федя, это уж слишком! – возмутилась Таня. – Может, и в самом деле тебя отец настраивает?

– Ты… ты про моего отца не смей! – задохнулся Федя и, повернувшись, размашисто зашагал к тропинке, которая вела через Можайку.

– Стрешнев, вернись! Нельзя через реку! – крикнула Таня.

Она понимала, что Федя сейчас уведёт ребят за собой. И верно, несколько мальчишек направились вслед за ним.

Таня догнала Федю у начала тропинки, попыталась удержать его. Но тот увернулся и продолжал упрямо и молча спускаться к реке. А сзади по тропинке уже шли остальные мальчишки.

«Это он нарочно, чтобы меня позлить», – подумала Таня и, вглядевшись в белёсый туман, опустившийся на реку, опять бросилась за Федей и схватила его за руку. Потом заставила подошедших школьников встать в затылок, отослала Федю в самый хвост цепочки и первой спустилась с берега к ледяному припаю. Осторожно попробовала ногой его прочность и только после этого вступила на лёд.

– Идите за мной! Держите дистанцию. В сторону не забирать! – приказала Таня, хотя из-за тумана совсем не видела тропки и шла почти наугад.

– Зря ты это, Федька, – с досадой сказал Саша. – Хорохоришься, как петух…

– А кричать на меня можно? А про отца так можно?

Мальчишки с трудом различали в тумане Танин силуэт.

Но что это? Таня почему-то забирает вправо, к кустам ольшаника у противоположного берега реки, где незамерзающая полынья… А Таня, наверное, не знает о ней.

– Влево бери, влево! – в один голос закричали Саша с Федей, бросаясь вперёд.

Но было поздно. Таня заметила тёмный круг полыньи, когда лёд под ней уже треснул. Вскрикнув, она свалилась в воду. Судорожно схватилась за ледяную кромку, но лёд обломился.

Ледяная вода обожгла её тело, дыхание перехватило.

К краю полыньи подполз Саша, за ним Федя и Улька. Они протянули девочке руки и помогли выбраться на лёд.

– Зачем ты вправо пошла? Мы же кричали тебе… – растерянно забормотал Саша.

– Ты не стой, зазябнешь, – посоветовала Настя. – Бежать надо.

– Да, да! Я побегу… – согласилась Таня, стуча зубами.

Глава 16

Девочки привели Таню домой, растёрли её водкой, заставили проглотить две таблетки аспирина и, закутав в одеяло, уложили в постель.

Дима предложил немедленно сбегать за доктором.

– Да ни к чему вроде, – остановила его бабушка Фёкла. – Я вот Таню ещё горячим чаем с малиной да мёдом напою… К утру всё как рукой снимет.

– А всё это Федькины штучки, – вполголоса заговорил Дима, обращаясь к Насте и Любе. – Сунул Таню в полынью, устроил ей ледяную купель… Да что он, Федька, с цепи сорвался?..

– Никто её никуда не совал! – вырвалось у Насти. – Сама виновата… Распоряжаться вызвалась, командовать. Как она на Федю-то кричала… Словно сам председатель Фонарёв.

– Подумаешь, покричала! – хмыкнул Дима, – А всё равно надо Стрешнева проучить как следует. – Он обернулся к Любе Коньковой. – Ты вот что, вызови-ка его завтра на комитет комсомола. Если надо, я первым свидетелем выступлю.

– И мы выступим, – упрямо заявила Настя. – Не только тебя слушать будут.

– Да тихо вы! – шикнула бабушка Фёкла. – Идите-ка по домам, дайте покой Татьяне.

На другой день, вернувшись из района и узнав от Димки о случившемся, Кузьма Егорович заявил, что этого он так не оставит и сегодня же потребует от Звягинцева, чтобы тот защитил его дочь.

Таня вспомнила вчерашний случай на реке, спор с Федей, свой властный, начальнический тон, вспомнила разговор Димы, Насти и Любы о комсомольском комитете. На что она будет жаловаться?

– Не надо, папа, – остановила Таня отца. – Никто не виноват, просто мы поспорили. А насчёт полыньи меня предупреждали, только я не послушалась…

– Ну и ну, – покачал головой Кузьма Егорович. – Что ж это за споры такие, коль ты чуть воспаление лёгких не подхватила?

Потом Таня спросила отца, что это за разговоры насчёт минеральных удобрений в Епишкином овраге.

– Какие удобрения? Кто говорит? – всполошился Кузьма Егорович. – Уж не Федька ли Стрешнев?

– Он, – призналась Таня. – И всё на Клепиковых ссылается да ещё на Парамона Канавина.

– Вот же втемяшилось парню в голову… Я ведь ему толком объяснил: остатки это, остатки. Вашей же школьной бригаде пойдут.

– А почему наш колхоз навозом торгует?

– Ох, дочка, – с досадой отмахнулся Кузьма Егорович. – Поменьше бы ты всякие разговоры слушала, особливо этого молодого Стрешнева. Сама знаешь, какие у него папаша с мамашей.

Разговор с отцом на этом кончился, но Тане стало тревожно и беспокойно. Мысли вереницей проносились в голове.

И почему отец и Стрешневы не понимают друг друга? Разве отец плохой хозяин, мало делает для колхоза? Он ведь старается, не жалеет сил, все задания и планы выполняет в срок. В районе ценят его, хвалят за усердие, ставят в пример другим колхозам. Но почему отец так недоверчив и подозрителен к людям, почему ему кажется, что против него что-то замышляют, подкапываются, плетут интриги?

Правда, колхозники не очень лестно отзывались об отце, говорили, что он ведёт себя как в своей вотчине, ни с кем не считается, любит командовать. Но Таня как-то не очень прислушивалась к этим разговорам, считая, что люди просто не понимают отца, не ценят его стараний.

И ещё Таня стала замечать, что люди сторонились отца, старались реже попадаться ему на глаза. Они почти никогда не заходили к Фонарёвым домой, чтобы побеседовать с отцом просто так, а только являлись к нему по вызову, чтобы получить какое-нибудь задание или очередной разнос, «баньку с паром», как говорили в деревне. Да и сами колхозники не приглашали председателя к себе на семейные праздники.

– Как в крепости живём, за семью замками, – жаловалась порой бабушка Фёкла. – Никто к нам не зайдёт, никто не заедет. А ведь как раньше было… Народу в избе всегда полно… И с бедой к отцу идут, и с радостью, и за советом. И Кузьма всех примет, выслушает, в дело вникнет. Ну и без отца в деревне тоже не обходились. Как у кого день рождения или свадьба – он первый гость.

– А почему теперь всё иначе? – спрашивала Таня.

– Кто ж его ведает? Поважнел наш Кузьма Егорович, загордился… Его в колхозе теперь за глаза только и зовут «сам». «Сам решил», «сам распорядился», «сам требует».

Неспокойно было на душе и у Кузьмы Егоровича. Что стало с дочерью? Почему она чуть ли не каждый день задаёт ему всё новые и новые вопросы? То спрашивает, зачем в Родниках запахали все клевера, то – почему обрезали у колхозников приусадебные участки, то – почему в конторе работает так много отцовых приятелей и родственников?..

А как на всё это отвечать? Да и нужно ли дочери знать обо всём истинную правду? Вот хотя бы насчёт удобрений. Осенью Кузьме Егоровичу требовалось срочно представить в район сводку, что суперфосфат запахан в землю полной нормой и в срок. Но на это в Родниках не хватало ни времени, ни транспорта. Отставать же от других колхозов Фонарёв никак не хотел. Как это он вдруг отрапортует позже всех? Нет, это невозможно!

И тогда Кузьма Егорович приказал шофёру Клепикову: «Сыпь удобрение в овраг, потом разберёмся!»

Дело было сделано, рапорт в район отправлен раньше других колхозов, и об этом даже написали в газете. И вот надо же – всё это может выплыть наружу!

«Глазастый народ эти школьники, – с досадой поморщился Фонарёв. – Ещё разболтают теперь, слухи пойдут по колхозу…»

Вечером он вызвал в правление колхоза Семёна Клепикова и спросил, с кем тот сваливал в овраг суперфосфат.

Клепиков ответил, что грузчиками у него работали двое парней, которые сейчас в армии, а ещё ему помогали его сын Димка да Парамон Канавин с матерью.

– Это уже лучше, – немного успокоился Фонарёв. – Значит, свидетелей раз-два – и обчёлся. Так что, Семён, вся надежда на тебя с Димкой. Как скажете – так тому и поверят.

– Будьте спокойны, Кузьма Егорыч, мы-то не подведём… Вот как Канавины себя покажут…

– Ну, этой семейке веры немного, – заметил Фонарёв. – Никто их и слушать не будет. Да и поприжать можно, если потребуется… А удобрения, Семён, из оврага надо вывезти. Чтоб глаза людям не мозолили…

– Это можно, – кивнул Клепиков.

– А за мной не пропадёт, – пообещал Фонарёв. – Хорошо отблагодарю, сам знаешь.

В тот день к Фонарёвым пришла Василиса Канавина.

– Сам-то дома? – поздоровавшись с Таней, осторожно спросила она.

Подняв глаза от книги, Таня сказала, что отца дома нет, он, наверное, сейчас в конторе.

Но Василиса, дуя на замёрзшие красные пальцы и переминаясь с ноги на ногу, продолжала стоять у порога.

– А он вызывал тебя, тётя Васёна? – спросила Таня.

– А как же, нарочного прислал, – призналась Канавина и просительно посмотрела на Таню. – Ты бы, доченька, словечко за меня перед отцом замолвила…

– Какое словечко? – насторожилась Таня.

Василиса объяснила, что Парамон на днях провинился и Кузьма Егорыч решил сообщить об этом в милицию.

– Значит, так надо, – заметила Таня. – Очень он распустился, ваш Парамон.

– Так-то оно так, – вздохнула Василиса, – только уж чересчур строг стал Кузьма Егорыч. Как чуть промашка какая – так сразу штраф или наказание… Нет чтобы в положение войти… Ох, чует моё сердце: не зря сам вызывает. Не иначе, Парамона в колонию заберут. А он же кормилец в семье, добытчик… Что я без него с ребятнёй делать буду?..

Василиса всхлипнула.

Таня растерянно молчала. Раньше, что бы ни делал отец, ей всё казалось справедливым и необходимым, но за последнее время она всё чаще слышала, что отец стал чересчур суров к людям, придирчив, даже бессердечен, не терпит никаких возражений, злоупотребляет штрафами и наказаниями. А может, Парамон не так уж и виноват…

– Ладно, тётя Васёна, попробую поговорить… – пообещала Таня. – А ты всё же сходи к отцу…

Ссутулившись, Василиса толкнула дверь и вышла из комнаты.

– Чего тебе Васёна наговорила? – подозрительно спросил её вечером отец.

Таня сказала, что речь шла о Парамоне, и попросила отца пожалеть семью Канавиных, которым и без того нелегко живётся.

– Уже пожалел… Выплакала Василиса, – признался отец. – Хотя и то сказать, не стоят они моей заботы.

– И так кругом говорят, что ты зачерствел очень, бессердечным стал, – продолжала Таня. – Мол, у тебя вместо сердца железяка в груди.

– Вот оно что… железяка, – нахмурился отец. – А ты разобралась, кто так говорит? Думаешь, легко мне хозяйство вести. Народ у нас такой – палец в рот не клади. И со всеми добреньким быть нельзя, зараз на шею сядут. Тут характер надо иметь, твёрдую руку.

На другой день, выйдя к колодцу за водой, Таня встретила на улице сани-розвальни, нагружённые длинными смоляными тесинами. За подводой шагала Василиса Канавина. Она остановила воз около своего дома и принялась сбрасывать тесины на снег.

Таня видела, как из сеней выскочил Парамон с братишками и что-то спросил у матери.

– Со склада отпустили… – сказала Василиса. – По казённой цене. Сам распорядился. Теперь хоть крышу покроем.

– За что нам доброта такая? – с недоумением спросил Парамон.

– Упросила я Кузьму Егорыча. Вошёл он в наше положение. – Василиса кивнула на Таню. – Вот и она словечко за нас замолвила. Спасибо ей… Давай помогай, сынок… Сейчас ещё за кирпичом поедем.

– Не пойму я всё-таки, за что эти подачки? – допытывался Парамон.

– Я тебе потом всё объясню, потом, – торопливо заговорила Василиса и, видя, что сын не двигается с места, подошла к нему вплотную и принялась шёпотом что-то объяснять.

Парамон вздрогнул, насупился и, кинув подозрительный взгляд на Таню, зло бросил:

– Никуда не поеду! Не надо нам ничего! – И он скрылся в сенях.

Василиса бросилась за ним следом. Только братишки Парамона, ничего не понимая, весело и шумно суетились около подводы.

С тяжёлым сердцем Таня принялась помогать им стаскивать с саней длинные гибкие тесины.

Глава 17

Утром школьники вышли чинить сараи. Строителей набралось человек двадцать – все ученики старших классов. Летом вместе с учителем физики Петром Акимовичем они ремонтировали школу. Кроме того, пришло с топорами и пилами ещё немало других мальчишек, «рядовых, необученных», как они себя называли, но уверенных, что чинить сарай – дело пустяковое.

Прохор Михайлович вместе с Федей и Сашей наладил школьный трактор, и ребята принялись подвозить к сараям с колхозного склада брёвна, доски, кирпич.

– Та-ак… – усмехнулся Пётр Акимович, оглядев мальчишек. – В топорики поиграть собрались.

– А что? Не боги горшки обжигают, – заявил Улька. – Я с батей сколько раз сараи чинил. Были бы доски да гвозди.

– Хочешь сказать, тяп-тяп – и готово. Нет, так не пойдёт. А ну-ка, други мои, давай на сортировку.

Пётр Акимович разбил ребят на группы. Понимающих толк в строительном деле поставил тесать брёвна, менее опытных – выгребать из сараев мусор, жечь костры, а ребятишек из младших классов за ненадобностью отослал домой.

Вскоре подвезли доски, тёс, брёвна, кирпич, ящики с гвоздями.

Ребята заменяли в сараях подгнившие брёвна, настилали полы, потолки, крыли крыши, утепляли соломой стены.

Сначала многое не ладилось. Не так просто оказалось затёсывать брёвна.

– А ну-ка, делай, как я! – Пётр Акимович без лишних слов показывал, как нужно правильно держать топор.

Феде и Саше учитель поручил изготовить ворота для утятника. Ворота должны быть одинарные, с обвязкой, средником и подкосом из брусьев.

Ребята смастерили их довольно быстро, но, когда ворота навесили на петли, они никак не хотели входить в дверной проём.

– Перекос, брат… На глазок ничего не получается. Будем переделывать, – со вздохом признался Саша и, вооружившись метром и угольником, долго определял размеры и вёл расчёты.

Дней через пять дряхлые сараи было не узнать – получились вполне приличные помещения для утят. Но теперь предстояло самое сложное: в утятниках надо было класть печи.

Колхозный завхоз привёл откуда-то печника – приземистого, румянощёкого старичка с окладистой бородкой. Печник ласково сказал: «Бог на помощь трудовому люду», осмотрел утятник, спросил, какая требуется печка, и, пошептав что-то про себя, заломил такую бешеную цену, что у завхоза перекосилось лицо.

– Не имею такого бюджета. Обязан председателю доложить. – И он направился в правление колхоза.

– Да он же хапуга, этот печник! – вполголоса вырвалось у Феди.

– Не греши, отрок, не оскверняй себя такими словами. По закону беру, как есть я первостатейный мастер на всю округу и, можно сказать, академик по печному делу.

Ребята вопросительно посмотрели на Петра Акимовича – кто-кто, а он-то действительно мастер на все руки. И электропроводку может провести, и радиоприёмник собрать, и мотор починить. А когда надо было построить помещение для школьных мастерских, Пётр Акимович всё взял на себя. Сам составил проект, смету, научил ребят выкладывать из кирпича стены, готовить раствор, возводить стропила. Кажется, он и печки умеет перекладывать.

И учитель всё понял.

– Пётр Акимович, можно этого рвача в шею выгнать? – шёпотом спросил Федя.

– Пожалуй, стоит. Хотя будем дипломатами. – Пётр Акимович подошёл к печнику. – Уходите с миром, божий человек… Как-нибудь сами управимся.

Добрых пять дней длилась кладка печей. Ребята месили глину, подавали учителю раствор, кирпичи, а сами зорко вглядывались, как мелькали руки Петра Акимовича, как он выводил печной свод, боров…

А в это время в школе Варвара Степановна проводила занятия с молодыми утководами. В звено записались почти все девочки девятого класса и несколько мальчишек. Они изучали анатомию и физиологию птицы, узнавали, как ухаживать за утками, как и чем их кормить, как добиваться высоких привесов.

Занятия занятиями, но Варвара Степановна понимала, что молодым утководам нужен умелый руководитель.

Евдокия Стрешнева посоветовала ей пригласить бабушку Фёклу Фонарёву, которая когда-то считалась в Родниках первостатейной птичницей. Теперь она перешла на пенсию, но колхозных дел всё же не сторонится.

– А совет, пожалуй, дельный, – согласилась Варвара Степановна. – Попробую воспользоваться.

Пригласив с собою девчат, записавшихся в звено утководов, она отправилась к бабушке Фёкле.

На пороге их встретила Таня.

– Вы ко мне? – растерялась она.

– И к тебе, и к бабушке, – сказала Настя. – Мы к ней целой делегацией.

Таня позвала с кухни бабушку. Люба Конькова сообщила бабушке Фёкле, что девчата пришли к ней с большой просьбой от имени школьной бригады, и принялась подробно излагать историю с «утиным фронтом».

– Знаю, знаю… – остановила её бабушка, кивая на снующих по полу утят. – Каждый день через этот фронт спотыкаюсь.

Тогда Люба попросила бабушку прийти к девчатам на вновь отстроенную ферму.

– Да вы что, – поразилась Таня, – бабушке уже за шестьдесят, она своё отработала… У неё законный отдых…

– А ты моим отдыхом не распоряжайся, – с досадой сказала бабушка. – Я хоть и не молодушка, а от дела не бегаю… Раз такую кашу с утятами заварили, надо её кому-то и расхлёбывать. – И она спросила у школьниц, кто из молодых утятниц будет у них за старшую.

– Пока ещё не избрали, – переглянувшись с учительницей, ответила Люба.

– Предлагали одной девочке взяться за это дело, но та всё ещё раздумывает… – сказала Варвара Степановна, покосившись на Таню.

– Что ж так? – полюбопытствовала бабушка Фёкла. – Осторожная, значит, девочка или работа не по нраву?

– Видимо, то и другое. Но мы ещё подождём, пусть подумает.

– А вы бы нашу Татьяну к утятам приставили, – посоветовала бабушка. – А то она нашумела на слёте, наобещала, а как до дела – так у неё всё из рук валится.

– Ну, при чём тут слёт? – покраснев, вспылила Таня. – Надо было – вот и обещала…

– Обещать-то оно легче лёгкого, – вздохнула бабушка и, оглядев школьниц, принялась расспрашивать, как они собираются на новой ферме кормить утят да ухаживать за ними. И что будут делать, если начнутся заболевания.

– Вот вам, девочки, и вступительный экзамен, – кивнула им Варвара Степановна. – Смотрите не подкачайте.

Узнав о том, что мать согласилась поработать на ферме птичницей, Кузьма Егорович был немало удивлён.

– Куда ты, старая?.. Пусть молодые управляются.

– А молодые, они тоже не все к утятам тянутся, – заметила Фёкла, – Вот хотя бы Татьяна наша…

– Откуда ты знаешь? – встрепенулась Таня.

– Земля слухом полнится. Вчера мальчишки на улице частушки о тебе горланили…

– Опять частушки?.. – насторожился Кузьма Егорович. – Погоди же, доберусь я до этих сочинителей! – И он заговорил о том, что Татьяне и в самом деле несподручно вожжаться с утятами. Она же бригадир в школе, выборное лицо, у неё и других дел полно.

– «Выборное лицо»! – усмехнулась бабушка. – Вот ты как судишь… Был бы почин объявлен, а остальное, мол, само покатится как по маслу. А ведь дело-то кому-то делать надо.

* * *

В школе только и разговоров было что о будущей утиной ферме. Дима Клепиков по этому поводу даже сочинил стихи и прочитал их Тане:

 
Юности открыты все дороги —
Можно стать пилотом, в море плыть,
Петь со сцены, покорять отроги…
Ну, а разве плохо птицеводом быть?!
 

Таня сказала, что стишки так себе, хотя в стенной газете их, конечно, можно напечатать. Потом спросила: будет ли сам Дима работать птицеводом?

Пожав плечами, тот рассмеялся:

– Талантов не имею с утятами вожжаться. Вот если учётчик на ферме понадобится – это, пожалуй, мне подойдёт.

– А тогда зачем такие стихи сочиняешь?

– А я обо всём могу, – похвалился Дима. – У меня воображение такое. Поэты или там корреспонденты – они тоже ничего сами не выращивают, а пишут себе и пишут. Каждому своё…

«Нырок ты, ловчила», – с досадой подумала Таня и тут же спохватилась. А сама она как себя ведёт? Занятия по птицеводству посещает исправно, но своего согласия быть звеньевой до сих пор так и не дала. Неужели она боится утят, дежурств на ферме, черновой работы? Неужели у неё не хватит сил, чтобы доказать ребятам, что не такая уж она белоручка?

– А ты ведь тоже неплохо устроилась, – не унимался Димка. – Сагитировала бабушку пойти вместо себя на ферму – и будь здорова. Ребята об этом даже частушку сложили. Хочешь послушать? – И он вполголоса напел: – «Мы об утках говорим, речи произносим, а на ферму не хотим, бабушку попросим!»

– Да это же всё враньё! – возмутилась Таня. – И совсем я бабушку не упрашивала… она сама…

– Понимаю, всё это, конечно, ребячьи выдумки, – поспешил согласиться Димка. – Вот и надо по ним ударить. Может, мои стихи в районную газету послать? И в прозе ещё дописать, так, мол, и так, родниковская школа своими силами построила птицеферму и будет выращивать уток. Знаешь, как учителям будет приятно! И Кузьма Егорович будет очень доволен. Давай-ка вместе сочиним.

– Что, опять рапорт? – с опаской посмотрев на него спросила Таня.

– Да нет, просто заметку в газету. Голос с мест…

Таня искоса поглядела на Димку. Она знала, что тот частенько посылал свои заметки в районную газету, описывая в них то школьные дела, то успехи ученической бригады, то новости колхозной жизни. Подписывался Дима псевдонимом «Селькор Зоркий». Многим в деревне нравилось, что у них завёлся свой корреспондент. Директор школы одобрял старания Димы, а Кузьма Егорович нередко даже поручал ему по горячим следам написать в газету о колхозных успехах: о том, что они досрочно выполнили план сдачи молока, что раньше других вывезли удобрения на поля.

И Дима старался.

– Ну как, сварганим заметочку? – допытывался он сейчас. – Мы без всякой похвальбы… Напишем, как оно есть на самом деле. Ты, как бригадир, подкинь мне материальчик, а я оформлю. И подпишемся вместе.

– Нет уж, уволь, – отказалась Таня. – Хватит мне и одного рапорта на слёте…

Она не успела договорить, как в дом вошли девчата. С ними была и бабушка Фёкла.

– Там ферму открывают, – сообщила Люба Конькова. – Надо срочно утят по домам собирать.

Бабушка отвела Таню в сторону:

– Девчата сказывали, что они тебя за старшую в звене прочат. Так ты как – надумала или нет?

– Да, да… был такой разговор, – растерянно кивнула Таня. – Только я…

– Ну, думай, думай… А утята к тому времени уже взрослыми утками станут. – Отвернувшись, бабушка взяла корзину и принялась укладывать в неё утят.

– Давай, Таня, приступай, – сказала Люба. – Сегодня нам на дежурство выходить.

Таня бросилась помогать бабушке. Потом, кинув беглый взгляд на Клепикова, усмехнулась:

– К нам ещё Димка в звено просится. Он даже стихи сочинил. Попросим прочесть!

Но Дима, прихватив стихи, поспешил выскользнуть за дверь.