Текст книги "На семи ветрах"
Автор книги: Алексей Мусатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Глава 6
Дом Стрешневых стоял посредине деревни и никогда, кажется, не закрывался на засов. К хозяину дома постоянно шли колхозники как свои, родниковские, так и из других деревень. Людям было о чём поговорить и посоветоваться с известным в Родниках механизатором Прохором Михайловичем.
Над крышей дома на трубе вместо флюгера была укреплена поделка изобретательного Феди – вырезанный из белой жести силуэт колёсного трактора. От ветра он вращался вокруг оси, при восходе и закате Солнца блестел, как зеркало, и словно оповещал каждого, что в этом доме живут охочие до техники люди.
И ребята любили бывать в доме Стрешневых. Здесь то и дело затевались споры о машинах, о приспособлениях к ним, рассматривались чертежи новых марок тракторов и комбайнов.
Утром Сашка с Улькой пришли к Феде. Он сидел за столом и что-то записывал в тетрадь.
На керосинке варилась картошка. Вода в кастрюле булькала, шипела, из-под крышки вырывались струйки пара, но Федя ничего не замечал.
Сняв крышку, Сашка потыкал вилкой в разварившуюся картошку и потушил керосинку.
– Готово! Можешь заправляться.
– Когда вы пришли-то? А я и не слышал, – смущённо признался он, поглядев через окно на улицу. – Отец вот-вот завтракать придёт.
– А чего ты делаешь? Усердничаешь, хвосты подбиваешь… – удивился Улька. – Это в каникулы-то…
– Нет… Отец просил почту разобрать. Смотрите, сколько писем пришло – из Смоленщины, из Псковской области, из Кировской, с Урала… Со всех концов. Все просят опытом поделиться.
Федя перебрал несколько писем и отложил их в сторону.
В позапрошлом году, вернувшись из совхоза, Прохор Михайлович рассказал колхозникам, что он познакомился там с хорошими механизаторами и своими глазами видел, как те выращивают дешёвую картошку и сахарную свеклу. «Небывалое дело! И чего только человек на машине сотворить может! Вот это умельцы! Хозяева на земле! Надо и у нас такое попробовать!»
Посоветовавшись с секретарём парторганизации Григорием Ивановичем Шугаевым, Прохор Михайлович заявил Фонарёву, что берётся по примеру совхозных трактористов выращивать по новому способу картофель.
В газетах тогда много писали о механизированных звеньях, и Фонарёв согласился, что Родникам отставать не к лицу.
– Но имей в виду, – предупредил он Стрешнева, – завалишь это дело – головой отвечать будешь.
– Отвечу, – согласился Прохор Михайлович. – Только командуй поменьше, руки мне не вяжи.
Он подобрал из трактористов надёжного помощника и заявил, что берёт участок земли в сто гектаров, засаживает его картошкой, всё лето улаживает за посадками и убирает урожай. И всё это они делают вдвоём, с помощью машин…
– Вдвоём? На ста гектарах? – переспросили озадаченные ребята, когда Федя рассказал им о затее отца. – А ты не перепутал чего?..
Они-то знали, как до сих пор выращивали в Родниках картошку. Её сажали под конный плуг или при помощи картофелесажалки. Потом вручную мотыжили, вырывали сорняки. Но самое трудное начиналось осенью, когда колхозники выходили в поле выбирать из земли клубни картофеля. Начинались дожди, земля раскисала, у людей мёрзли руки, мучительно ныли натруженные поясницы.
– Да нет, только вдвоём… Можете хоть отца спросить, – подтвердил Федя и принялся объяснять, что дело это новое, трудное, но очень нужное для колхоза.
Улька недоверчиво покачал головой:
– Двое на таком большом поле! Чудо какое-то! Разве так может быть?
– Агрономы считают, что может, – ответил Федя. – Да и отец давно говорит: техника в колхозе богатая, сильная, а используем мы её ещё плохо. Много работ вручную делаем, про машины забываем. Вот картофель и влетает колхозу в копеечку. Так что надо работать по-новому…
Опыт Прохора Михайловича удался на славу. К осени он вместе с напарником вырастил богатый урожай самой дешёвой в колхозе картошки. Стрешнева и его помощника похвалили в газете, а колхозники заговорили о том, что лучших трактористов в Родниках они ещё не знали.
И ребята в этом году надумали повторить опыт дяди Прохора в школьной бригаде. Варвара Степановна охотно поддержала их и решила пригласить Прохора Михайловича обучать школьников тракторному делу. Федя подобрал звено учеников, желающих-работать на машинах. В него записались Улька, Настя Ведерникова, Саша. Для пущей важности звено назвали отрядом, а командиром избрали Федю Стрешнева.
Ребята понимали, что без машин и без удобрений разговора с дядей Прохором о шефстве над звеном лучше не заводить. И они принялись разыскивать удобрения. Когда обследовали старую, полуразрушенную колокольню, то оказалось, что на каждом этаже лежит толстый слой голубиного помёта.
Потом ребята начали собирать золу. Но сборщиков было мало. Тогда Федя обратился к Насте, которая работала пионервожатой у пятиклассников.
– Раскачай-ка своих подопечных. Им – игрушки, а нам – подспорье.
Настя поговорила с пионерами, и те двинулись в поход по дворам и избам. Они ссыпали золу в корзины и мешки и таскали её на школьный двор. Вскоре в укромном месте, за дровяным сараем, выросла большая куча удобрений. Федя прикрыл её от непогоды и любопытных взглядов соломой, кусками толя и решил, что начало положено неплохое.
Хуже обстояло дело с машинами. В школе имелся всего лишь один старенький колёсный трактор, который стоял под навесом и служил для обучения ребят практическому вождению. Рассчитывать на него, конечно, не приходилось. А кроме трактора, отряду механизаторов нужны были и другие машины.
– Надо будет в колхозе пошукать, – предложил Улька Вьюрков. – Может, чего и найдём.
И за ребятами дело не стало.
Позади колхозной мастерской в куче железного лома они отыскали несколько ржавых зубчатых борон, облезлый культиватор с погнутыми лапами, старую сеялку без сошников и шестерёнок и всё это притащили на школьный двор.
В избу вошёл Прохор Михайлович.
– А где мать? Опять на ферме? – спросил он Федю. – Тогда корми, сынок! Да скоренько, без задержек.
– Сейчас, сейчас… Я мигом. – Федя принялся собирать на стол.
Прохор Михайлович сбросил ватник, вымыл руки и кивнул ребятам:
– Садитесь и вы за компанию. Разносолы, правда, не велики, но уж чем богаты…
– Спасибо, мы уже ели, – отказался за всех Улька и, переглянувшись с ребятами, наконец отважился: – Дядя Прохор! Мы хотим по-вашему научиться работать.
И тогда Федя понял, что настала долгожданная минута.
– Батя! – заговорил он. – Возьми над нами шефство. Звено у нас подбирается. Мы уже удобрения собрали, машины…
– Стоп, стоп, – остановил его отец. – А директор школы о вашем звене знает? Председатель колхоза?
Федя безнадёжно махнул рукой:
– Говорили мы… Ответ один: по программе не положено. А потом, с одним школьным трактором далеко не уедешь.
– Да-а, загвоздочка. – Прохор Михайлович покачал головой.
Учительница Варвара Степановна уже давно уговаривала его пойти работать в школу, вести уроки машиноведения и руководить производственной практикой старшеклассников.
«Какой же я учитель… – отнекивался Прохор Михайлович, – институтов не кончал, дипломов не имею».
Но Варвара Степановна горячо убеждала, что и без дипломов он отлично знает землю и машины и кому, как не Прохору Михайловичу, обучать школьников сельскохозяйственному труду.
Сейчас ребята выжидающе смотрели на старшего Стрешнева.
– Надо будет подумать, ребята..
Глава 7
В сумерки обшарпанный колхозный грузовик остановился около родниковской школы.
Двухэтажная, добротной кирпичной кладки, затенённая раскидистыми вековыми берёзами с огромными шайками грачиных гнёзд, она стояла на высоком берегу реки, и из её окон были хорошо видны колхозные поля, деревенские улицы и шоссейная дорога, уходящая вдаль.
В школьном зале шла спевка хорового кружка. Старая учительница русского языка и литературы, она же и руководитель кружка, Раиса Захаровна разучивала со школьниками новые песни.
На гармошке аккомпанировал Дима Клепиков. Он то и дело путал мотив, ребята пели недружно, вразнобой, а Улька Вьюрков начал так «козлетонить», что Раиса Захаровна попросила его замолчать.
Разобиженный Улька отошёл в сторону и уставился в окно. Заметив во дворе грузовик, он решил, что в школу привезли дрова. Спевка затянулась, хотелось подвигаться, размяться, и Улька без стеснения сказал:
– Раиса Захаровна, дрова привезли. Разгружать надо.
Дима приглушил гармошку. Школьники прильнули к окнам.
Из кабины грузовика вылез Семён Клепиков, а с другой стороны выскочила Таня Фонарёва. Она была в модном зелёном пальто, в цветастом шерстяном полушалке, в новеньких резиновых ботах, отороченных мехом.
Заметив за окном лица одноклассников, Таня помахала им рукой, что-то крикнула, потом бросилась к шофёру и принялась помогать ему развязывать узлы верёвки, стягивающей брезент. Затем ещё раз обернулась к окнам, широко и радостно улыбнулась, вновь крикнула что-то победное и, когда верёвки были развязаны, жестом фокусника сдёрнула брезентовое покрывало.
В зале ахнули. На грузовике стояло знойно-чёрное, как воронье крыло, пианино. По бокам оно было обложено соломой, и из неё торчали два настоящих бронзовых подсвечника.
Ребята заулыбались. Как же не хватало в школе пианино! Как неинтересно было без него на уроках пения, как надоела им Димкина гармошка! Но от кого же такой щедрый подарок?
Все невольно посмотрели на Диму Клепикова – этот парень наверное всё знает.
– А может, не нам пианино? – спросил Улька. – Может, для колхозного клуба?
– Нам пианино, нам… – успокоил Дима. – Премия школьной бригаде. За трудовые успехи. Так правление решило.
– Чего же мы стоим! – крикнул Улька. – Грузчики, вперёд! Раз-два – взяли.
Через минуту школьный зал был пуст.
Наспех одевшись, школьники выскочили на улицу и, окружив грузовик, осторожно сняли пианино на землю. Потом сделали из верёвок лямки и, отобрав самых сильных и рослых мальчишек, потащили его на второй этаж.
– Только, пожалуйста, осторожно! Умоляю вас… – упрашивала ребят Раиса Захаровна. – Это же большая ценность.
Наконец пианино втащили в школьный зал и по совету учительницы поставили к тёплой внутренней стене.
Таня Фонарёва передала Раисе Захаровне ключ от пианино и попросила что-нибудь сыграть.
– Я даже новую песню привезла – «Марш школьных бригад». Мы её на слёте пели… Очень всем понравилась.
Девочки принесли учительнице стул. Раиса Захаровна просмотрела ноты, взяла несколько аккордов. Звук получился расстроенным, глуховатым.
– Придётся подождать. Пусть инструмент отогреется.
– А пианино, видать, из бывших, – заметил Улька. – Углы обиты, царапины. А подсвечники-то какие – «времен Очакова и покоренья Крыма»…
– Да, агрегат, похоже, из списанных, вроде нашего трактора, – усмехнулся Сашка.
– Ладно вам! – остановила ребят Настя. – Дареному коню в зубы не смотрят.
Пока пианино отогревалось, школьники забросали Таню вопросами: как прошёл слёт, выступала ли она, откуда всё-таки появилось пианино?
Разрумяненная морозом, Таня сняла пальто, поправила толстую косу и снисходительно оглядела ребят.
– Вообще-то после каникул я отчитаюсь подробно. Соберём всю бригаду…
– А ты вкратце… о самом главном!
– Ну, если вкратце, – согласилась Таня.
Слёт проходил в городском театре. Делегаты съехались со всей области. Было много гостей, корреспондентов газет, кинохроника, телевидение. Она, Таня, попала даже в президиум и сидела рядом с секретарём обкома комсомола. Доклад длился почти полтора часа, и в нём дважды упоминалась родниковская школьная бригада, и очень одобрительно.
Потом Таня выступала с рапортом. По бумажке, конечно, не читала, как некоторые другие. Слушали её хорошо и даже аплодировали. Четыре или пять раз, она уже не помнит. Затем их бригаде вручили почётную грамоту, а рапорт сегодня утром напечатали даже в областной комсомольской газете.
Таня достала из чемоданчика несколько номеров газеты и передала их ребятам.
– А откуда всё-таки взялся этот агрегат? – спросил Саша, кивая на пианино.
– А с музыкой так получилось… – продолжала Таня. – Вчера на слёте появился мой отец… Ну, его, конечно, как представителя старшего поколения, пригласили в президиум. Сидит он такой важный, целый графин воды выпил и всё мне почему-то подмаргивает. А потом слово попросил. И так начал нашу бригаду расхваливать, что опять аплодисменты без конца. И орлы-то мы, и ретивый народ, и золотые руки, и первые помощники. А под конец и говорит: «Мы для наших молодцов никакой премии не пожалеем, купим им пианино для школы, пускай ребята в жизнь с музыкой входят…» Я, признаться, думала, похвалился отец, для красного словца пообещал, а сегодня утром смотрю, он заезжает за мной в общежитие и везёт меня покупать пианино.
– Ну и расщедрился председатель! – фыркнул Улька. – То у него снега зимой не выпросишь, а тут – музыка… Чудеса прямо.
– Получается, что у нас сплошные успехи и победы, – сказал Федя, пробежав глазами Танин рапорт в газете. – Тишь, гладь, божья благодать… Ни сучка ни задоринки. Кто ж тебя просил так соловьём заливаться? Это твой рапорт или нет?
– Мой, конечно.
– А почему ты на слёте наши замечания не высказала? Про то, чем мы недовольны… Какие наши требования.
– Да, да, – подхватил Улька. – Ты ведь обещала…
Таня молчала.
– Ну что ж ты? Неужели забыла? – торопили ребята.
– Понимаете, – замялась Таня, – как-то не до того было. Такая на слёте обстановка торжественная… Все рапортуют, аплодисменты, музыка. У всех праздничное настроение. А я вдруг с критикой…
– Смолчала, значит, испугалась? – усмехнулся Федя. – Аплодисменты помешали, музыка?
Таня вспыхнула.
Взгляды их на мгновение скрестились, девушка сердито перебросила за спину толстую косу и, пожав плечами, отвернулась от Феди. Потом обратилась к ребятам:
– Если хотите знать, как всё было, так я скажу. Алексей Маркович попросил показать ему наш рапорт. И, конечно, поправил его, подсократил, отредактировал… Так, говорит, нужно. Это слёт, большой праздник, и надо побольше о достижениях рассказать…
– Ну и правильно! – вмешался в разговор Димка Клепиков. – А чем наша бригада плоха? Всё лето работали, не загорали. И колхоз нами доволен, трудодни начислял, на авансы не скупился. Я вот оделся, обулся за лето… – Он лихо притопнул новыми башмаками на толстой рубчатой подошве. – На свои трудовые, кровные куплены…
– Правильно, Дима, – поддержала его Зоя Стригалёва. – Такую бригаду поискать, как наша! Сколько мы благодарностей от Кузьмы Егоровича имели! В экскурсию за счёт колхоза ездили, приёмник в подарок получили… Теперь вот пианино…
– Авансы, подарки! – насмешливо заговорил Федя. – Да поймите вы, головы садовы: чему мы научились за лето, чего узнали? Зачем нам чужие успехи приписали? Совесть-то у нас есть или нет?
– Какая совесть? При чём тут совесть? – заартачился Дима. – Ты об этом учителей лучше спроси, председателя…
– Ребята, девочки! – размахивая газетой, вдруг закричала Настя Ведерникова. – Вы только послушайте, что Таня на слёте наговорила. – И она прочла вслух: – «Как всегда, наша школьная бригада горячо поддерживает почин своего родного колхоза и берёт обязательство вырастить для него пять тысяч уток».
– Каких уток? Что за обязательство? – зашумели ребята. – Таня, это правда?
– Верно, я дала такое слово, – подтвердила Таня и рассказала, как это случилось.
Отец её на областном совещании по птицеводству заявил, что вырастит в своём колхозе большое количество уток. Об этом же он сказал, выступая на слёте ученических бригад, и призвал школьников подхватить его начинание.
– Ну разве я могла не поддержать такой почин? Разве мы не поможем колхозу? А потом, и Алексей Маркович очень советовал утками заняться. Это, говорит, дело чести нашей школы…
– Та-ак! Красивенько! – присвистнул Федя. – А почему нашу ребячью бригаду не спросили об этом?
Неожиданно зазвучало пианино – это Раиса Захаровна взяла несколько аккордов.
– Что мы споём? – спросила она.
Окружив учительницу, девочки попросили сыграть «Марш школьных бригад». Раиса Захаровна взяла ещё несколько аккордов и поморщилась, словно от зубной боли.
– Не то, совсем не то… Ужасно фальшивит… – Открыв крышку, она заглянула внутрь пианино, потрогала струны, деку. – Да, старина-матушка, всё ветхое, древнее. – Потом обратилась к Тане: – Где покупали это сокровище?
– В городе, по объявлению. В какой-то частной квартире.
– Тогда всё понятно, – вздохнув, Раиса Захаровна закрыла пианино. – Требуется ремонт. И нужен опытный настройщик.
– Музыка отменяется! – объявил Улька. – Премия получена, премия безмолвствует. Пошли, громадяне!
Школьный зал опустел.
Глава 8
Федя выскочил на улицу одним из первых в надежде перехватить по дороге Таню.
Он быстро дошёл до тропинки, что вела к дому Фонарёвых, и прислонился к дереву.
И действительно, вскоре показалась Таня.
– Ты сердишься? – спросил Федя и загородил тропинку. – Но ведь ребята не могли иначе…
– Что тебе надо? – отчуждённо спросила Таня. – Я трусиха… Я потеряла совесть.
– Да нет, ты пойми… Ты просто не разобралась с этим рапортом… Чужие слова повторила…
– Ну, знаешь, Стрешнев… – рассердилась Таня. – Ты говори, да не заговаривайся…
– А ты знаешь… – Федя хотел было рассказать об удобрениях в Епишкином овраге, но девушка, не слушая, обошла его стороной.
– Пусти… Не о чем нам больше разговаривать.
Задохнувшись от обиды, Федя бросился было за Таней, но потом, махнув рукой, направился к своему дому.
А наутро он встал с головной болью и долго вспоминал размолвку с Таней. Что же произошло, в конце концов?
С малых лет Таня ходила вместе с ним в лес по грибы и по ягоды, пасла в ночном коней, часами просиживала у тихой речной заводи с удочками, а когда Федя увлёкся машинами, трактором, девочка тоже записалась в тракторный кружок.
В школе они сидели за одной партой, вместе готовили уроки, учебники покупали на двоих и всегда оказывались в одном пионерском звене. Ребята нередко подшучивали над их дружбой. Особенно изводил Федю Димка Клепиков. На партах и скамейках он выцарапывал ножом: «Федя плюс Таня», при встречах с хохотом выкрикивал: «Жених и невеста – из одного теста» – и даже устраивал около своего дома «сторожевую заставу»: вставал с кнутом в руках на тропинке у палисадника и не пропускал Федю и Таню друг к другу.
Феде приходилось вступать с Димкой в драку, а Тане – обходить дом Клепиковых стороной.
Годы шли, мальчишки взрослели, а привязанность их к девочке всё крепла. Таня росла избалованной, капризной, ей нравилось командовать своими дружками.
И они без конца соперничали перед ней в ловкости, силе, озорстве и ухарстве. Победа чаще всего доставалась Феде. Он часами мог поджидать Таню на улице, по её просьбе забирался в чужие сады за яблоками; чтобы позабавить свою подружку, очертя голову прыгал с обрыва в омут, устраивал скачки на необъезженном жеребце.
«Тебе бы только тореадором быть или ковбоем, – насмешничал Димка. – Нет, я в такие игры не играю, себе дороже».
А в старших классах всё стало серьёзнее, и в колхозе начали поговаривать, что Федя Стрешнев не на шутку привязался к председателевой дочке. И теперь всё вдруг полетело вверх тормашками.
Федя зябко поёжился и, быстро одевшись, направился к Фонарёвым. Что бы там ни было, а он должен переговорить с Таней, объяснить всё спокойно. И она, конечно, поймёт.
Долго стучал Федя в дверь. В боковом окне мелькнуло лицо Тани, но тут же скрылось. Федя ещё раз погремел щеколдой. Наконец из сеней выглянул Кузьма Егорович.
– Ты чей, милок, будешь-то? – спросил он, глядя поверх Фединой головы.
– Как – чей? – опешил Федя. – Вы что, не узнали меня? Стрешнев я… мне Таню нужно.
– Ах, Стрешнев?! – деланно удивился Кузьма Егорович. – Так вот, милок, ты Таню не замай больше… То вы с ней голубки, дружки сердечные, а то вдруг помои девчонке на голову… До слёз её вчера довели…
– Так я ж всё объясню ей! – вскрикнул Федя.
– И вот ещё что: всякие там занятия на пару с Татьяной, прогулки по морозцу, билетики в кино – всё это придётся забыть и похерить. Рано ещё ухажёрством заниматься…
– Каким ухажёрством?! – Феде показалось, что он закричал на всю улицу.
– Ну, всё, всё, – поспешил закончить разговор Кузьма Егорович. – Прими-ка ногу, как бы не защемить. – И, закрыв дверь, он запер её изнутри.
Тяжело дыша, Федя рванулся с крыльца и налетел у палисадника на Сашу с Улькой.
– Что, брат, от ворот поворот? – посочувствовал ему Саша. – Разошлись ваши стёжки-дорожки с Таней. Вот оно как получается.
– Так не мог же я молчать, подлаживаться к ней, – вспыхнул Федя. – Что думал, то и говорил…
– А ты ладно, забудь про всё, – посоветовал Улька. – От этого не умирают. Пойдём лучше на рыбалку. Слыхал, вчера наш сосед окуней в проруби наловил… целое ведро.
Но Федя почти не слушал Ульку. Втянув голову в плечи, он исподлобья поглядывал на дом Фонарёвых. Что ж такое наговорил ему Кузьма Егорович? И неужели Таня тоже так думает? Нет, надо что-то делать! Может быть, попросить Ульку с Сашей, чтобы они вызвали Таню из дома, и ещё раз обо всём поговорить с ней? Или написать ей письмо? Она ведь поймёт, должна понять, что напрасно наговорила на слёте много лишнего, обманула ребят.
– Что, не веришь насчёт окуней? – допытывался Улька. – А знаешь, как мы с отцом летом сома на гречневую кашу ловили! – И он начал рассказывать ещё одну из тех рыбацких историй, каких знал великое множество.
– Да помолчи ты!.. – раздражённо отмахнулся Федя, заметив подходящего к дому Фонарёвых Звягинцева. – Я сейчас с директором поговорю.
– О чём? – обомлел Саша. – Как тебя к Фонарёвым не пустили?
– При чём тут – не пустили… Я насчёт Тани хочу сказать.
– Да Воблый Глаз тебя и слушать не будет, – заметил Улька.
Воблым Глазом ребята прозвали директора не зря. Сухой, сдержанный, Звягинцев никогда не откровенничал с учениками, встречался с ними редко, говорил лишь о деле и при этом обычно улыбался язвительно и тонко. И ребята не знали, добрый у них учитель или злопамятный, щедрый или скупой, душевный или чёрствый. Звягинцев был для них загадкой. Он не допускал ребят ни в квартиру, ни в директорский кабинет, ничего не приоткрывал им в своей жизни.
В класс Звягинцев обычно приходил в наглухо застегнутом френче сизо-стального цвета. Неизменно блестели и поскрипывали тяжёлые, на толстой подмётке, сапоги, ёжик волос на голове всегда был пострижен коротко и аккуратно.
Директора побаивались, на уроках у него царила гнетущая тишина. Алексей Маркович больше всего не терпел разговоров, смешков, неожиданных вопросов, и ребята сидели обычно с бесстрастными, окаменевшими лицами. Зато под партами шла своя жизнь: они передавали друг другу записочки, шпаргалки, бесшумно дрались ногами, щипались…
Но Звягинцев не хотел знать того, что делается под партами, – главное, чтобы внешне всё было тихо и пристойно.
Как Улька с Сашей ни пытались сейчас удержать приятеля, тот не послушался и шагнул навстречу директору.
Алексей Маркович, высокий, в длиннополом сером пальто, ответил на приветствие Феди и сам начал разговор:
– Вы что ж, девятый класс, Таню Фонарёву обидели? Она, можно сказать, за всю школу старалась, вашу бригаду прославляла, а вы её рапорт охаяли.
– Так, Алексей Маркович… – торопливо и сбивчиво заговорил Федя, – нехорошо у Тани получилось… Зачем она такой рапорт сочинила?.. Она сейчас обманщицей выглядит, бахвалкой.
– Обманщицей?!
– Ну да… Таня же заявила на слёте, что наша школьная бригада первая из первых в районе. Мы, мол, вырастили на сотнях гектаров кукурузу, картошку. А разве так это? Всё же взрослые сделали – они и пахали, и сеяли, и урожай собирали. А нас ни к машинам, ни к семенам не допускали. Мы только на окучку ходили да тяпками махали… Да и с утками этими тоже нехорошо…
– Вот ты как считаешь? – усмехнулся Звягинцев, пристально поглядев на Федю. – Плохо же ты в обстановке разбираешься. Школьники всё-таки немало потрудились для колхоза. А это главное. И Таня правильно на слёте выступила. А если чего не договорила, так это только на пользу дела. Вроде как боевая зарядка на будущий год для всей бригады…
– А если ребята в такой липовой бригаде и работать больше не захотят? – вырвалось у Феди. – Алексей Маркович, помогите вы Тане… Пусть она по-честному ребятам объяснит, как с рапортом всё вышло.
Звягинцев покачал головой:
– Ну и путаница у тебя в голове, Стрешнев. Придётся, видно, заняться тобой.
Он направился было к дому Фонарёвых, но Федя остановил его:
– Тут, Алексей Маркович, ещё одно дело… насчёт удобрений.
– Каких удобрений?
– Помните, осенью наша школа суперфосфат для колхоза заготовила? А какой прок в том? Заготовить-то заготовили, а удобрения до сих пор в овраге лежат.
– Это ещё что за фантазия? – удивился Звягинцев.
– Можете сами увидеть.
Федя рассказал, как они с Улькой и Сашей нашли в Епишкином овраге суперфосфат.
Звягинцев встревожился. Действительно, заготовка минеральных удобрений, когда старшие классы на целую неделю были сняты с занятий и направлены на станцию разбивать окаменевшие завалы суперфосфата, изрядно прославила родниковскую школу. Звягинцева всячески расхваливали на учительских совещаниях, районная газета писала, что школа шагает вровень с жизнью, называла её передовиком трудового обучения.
– Алексей Маркович, так вы проверьте, – попросил Федя.
– Да, да, непременно… Я выясню, узнаю, – пообещал Звягинцев и, покосившись на стоящих поодаль Ульку и Сашу, положил Феде на плечо руку. – Только прошу тебя пока помолчать об этом. Чтобы никаких разговоров до выяснения. И своих приятелей предупреди. Договорились? А?
Федя кивнул головой.
