Текст книги "На семи ветрах"
Автор книги: Алексей Мусатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Глава 12
Кончилось заседание. Таня шла домой. Голова её горела, щёки всё ещё пылали. Из головы не выходила одна мысль – почему ребята не поддержали её выступления против Феди Стрешнева?
Дома Таню встретила бабушка Фёкла. Она кивнула на снующих по полу утят и с досадой заворчала:
– Господи, до чего ж дошли!.. Утят в дом напустили.
– Надо, бабушка, надо, – принялась уверять Таня. – Школа помогает колхозу… Почин на весь район.
– У тебя почин – вот сама и корми эту ораву, а с меня и своих забот хватает – чугуны да горшки в печке. – И, плотно прикрыв дверь, бабушка ушла на кухню.
Таня тяжело вздохнула. За эти дни утята вконец извели её. Беспокойные, юркие, прожорливые, они не давали ей ни минуты покоя. Всё время приходилось подтапливать печь, готовить корм, подтирать полы.
Сначала Таня думала, что уход за утятами возьмёт на себя бабушка, но та, привыкшая к чистоте и уюту в доме, наотрез отказалась.
Не очень-то пришлись по душе утята и отцу Тани. Приходя домой обедать, Кузьма Егорович хмуро поглядывал на стайку жёлтых пушистых комочков.
– Ты бы, Татьяна, того… освободилась от них, – как-то раз посоветовал он дочери.
Таня с недоумением взглянула на отца:
– Как же я могу? Всем по норме было выдано, по двадцать штук.
– Но ты ведь бригадир у ребят, начальство… Твоё дело руководить да контролировать… Вот и передай кому-нибудь своих подопечных.
– Как это – кому-нибудь? – удивилась Таня. – Разве так можно? Я же слово дала на слёте. Да и ты сам всех призывал уток выращивать.
– Зелёная ты ещё, необученная, – усмехнулся отец. – На то я и хозяин в колхозе, чтобы призывать всех да подталкивать. Вот и ты привыкай к этому, раз тебя бригадиром в школе поставили. Ну, хочешь, я директору скажу, чтобы твоих утят другим ученикам передали?
– Нет уж, я как-нибудь сама справлюсь, – вспыхнув, оскорбилась Таня и, отойдя в угол, склонилась над утиной кормушкой.
И как может отец предлагать ей такое! Она ведь первая ратовала за утят и на слёте и в школе. Попробуй теперь откажись от них – проходу в школе не будет. И без того ребята сторонятся её, отворачиваются, почти не разговаривают. А всё из-за этого рапорта на слёте да ещё из-за обещания вырастить побольше утят для колхоза. Но разве Таня в чём-нибудь неправа? Она ведь только добра школе хотела, чтоб их школа прославилась по всей области.
– Ты, дочка, не журись, – заметив её удручённый вид, заговорил отец, – что на тебя ребята косо посматривают. Я уж говорил об этом с Алексеем Марковичем. Он примет меры, поприжмёт кого надо.
– Да кто ж тебя просил об этом? – с досадой спросила Таня. – И так ребята поговаривают, что председателева дочка пользуется особым расположением директора школы и что, как бы она ни училась, а золотая медаль по окончании десятого класса ей обеспечена…
– Так ты ж не за своё дело болеешь, а за общее, для всей школы, – не слушая дочери, продолжал отец. – Это вроде как у меня на председательской работе получается… Сколько ночей недоспано, сколько потов спущено, чтоб колхоз на виду держался, на примете, а люди недопонимают. Одни – по зависти, другие – по мелкой обиде, а какие – из-за вздорного нрава. Ну, и наводят злокритику, подкапываются, воду мутят. Вот и держишь характер, показываешь свою твёрдость. К каждому ведь не приладишься, всем мил-дорог не будешь. Так и ты, дочка. Раз тебя начальством в школе поставили – крепись, блюди линию, будь построже… – И отец долго ещё поучал, как Таня должна вести себя в школе.
Но она, занятая своими мыслями, слушала плохо.
В эти дни Таня чаще всего сидела дома одна. Федя Стрешнев после первой размолвки в школе к ней не заглядывал, подруги тоже не заходили.
«Сговорились они, что ли, или дорогу к дому забыли?» – с обидой раздумывала Таня, покусывая кончик косы.
Единственно, кто навещал её теперь, – Дима Клепиков.
Оживлённый, болтливый, с завидной шевелюрой, в кожаной куртке с застёжками-«молниями», с пёстрым, как павлинье перо, шарфом на шее, он приносил ей полные карманы калёных лесных орехов, раздобывал новые пластинки с модными песнями и охотно рассказывал последние новости.
Вот и сегодня он заявился к Фонарёвым.
Утята бегали по полу, пищали, требовали еды. Таня в стареньком бабушкином фартуке, с засученными по локоть рукавами деловито готовила им месиво.
– Начальству привет! – бойко приветствовал её Дима. – Занимаемся, значит, производительным трудом, создаём материальные ценности… А где же руководящая роль бригадира школьной бригады?
– Не зубоскаль, – отмахнулась Таня. – Как будто ты утят не получил…
– Представь себе, уже разделался. Вчистую, – весело отозвался Дима.
– Это как? – удивилась Таня. – И ты отказался от своей нормы, как Стрешнев с Канавиным…
– Нет, зачем отказываться? Я не анархист какой-нибудь. – И Дима объяснил, что он просто уговорил заняться утками бабку Спиридониху. За небольшую плату, конечно. А когда придёт время, он передаст колхозу свою законную норму – двадцать откормленных утят.
– Хочешь, я и твоих сосватаю? – предложил он Тане. – Бабке всё равно делать нечего… Ну, а за хлопоты подкинешь ей потом что-нибудь…
– Очередной ход конём, – усмехнулась Таня. – И до чего же ловкий и пройдошистый парень ты, Клепиков!
В деревне Дима постоянно что-то обменивал и перепродавал, в классе всегда находил школьников, которые охотно давали ему списывать сочинение или решённую задачку, в поле на прополке, непонятно как, перевыполнял нормы выработки, хотя и работал обычно ленивее других.
– А что, разве плохо я с бабкой придумал? – похвалился Дима. – Не губить же мне свою молодую жизнь из-за этих пискляков. А теперь – смотри, завидуй! – он картинно ударил себя в грудь кулаком, – вольный казак, свободный гражданин республики!
– Номер с бабкой не пройдёт, гражданин республики! – хмурилась Таня. – Да и тебе не советую…
– Эх, Татьяна, зря ты с этими утятами связалась, – с сожалением вздохнул Дима.
– Почему зря?
– Возня одна, хлопоты. Да и сама ты много потеряла.
– Что я потеряла? – насторожилась Таня.
– Да вот хотя бы Федьку Стрешнева. Был у тебя дружок закадычный, можно сказать, рыцарь без страха и упрёка, только что твой шлейф не носил да серенады не распевал под окном. А как ты его на комитете отчитала, так он теперь твой супротивник на всю жизнь.
– Почему противник? – опешила Таня. – Я же про дело говорила, про общественное…
– А всё равно он слово дал, что никогда тебе этого не простит… Я сам слышал. Ты смотри, какую я штуку достал…
Димка вытащил из кармана небольшую фигурку, вырезанную из корня дерева; на непомерно вытянутой шее сидела небольшая девчачья головка с курносым носом и широко открытым ртом. Димка повертел проволочную ручку, и прилаженная с задней стороны фигурки маленькая трещотка издала сухой, деревянный треск.
Побледнев, Таня выхватила фигурку девочки-трещотки.
– Где взял?
– Парамонова поделка. Он ею сегодня ребят забавлял. Вот уж хохотали они… Только, по-моему, Парамон не сам придумал, а по Фединой подсказке…
Таня в замешательстве отошла в угол. Фигурка, казалось, жгла ей руку. Выдвинув ящик комода, она поспешно сунула её под бельё.
– Ладно, Татьяна, не плачь, не рыдай, – ухмыльнулся Димка. – Одна не останешься. Есть и другие ребята на свете. А нужно будет, мы этого Стрешнева поприжмём. – Он кивнул на утят. – Накорми ты этих обжор поскорее, да двинем в кино. В «Коммунаре», говорят, знатную картину показывают.
Предупредив, что зайдёт под вечер, Дима пошёл к двери. Таня схватила какие-то тетради и книжки и сунула их Диме в руки:
– Передай Стрешневу… И чтоб ноги его здесь не было…
Удовлетворённо хмыкнув, Дима небрежно сунул тетради и книжки за пазуху и вышел на улицу.
Что там ни говори, а он ловко провёл разговор о Федьке Стрешневе, и теперь ему, пожалуй, можно будет почаще заглядывать в дом к Фонарёвым.
Глава 13
А в это время Варвара Степановна сидела в кабинете директора школы. Корзина с попискивающими утятами стояла около натопленной печки.
С недоумением поглядывая на корзину, Алексей Маркович маршировал в своих начищенных скрипучих сапогах по кабинету. Он то и дело вытягивал руки из карманов синих просторных галифе и начинал усиленно жестикулировать, словно делал очередной доклад с трибуны, но потом, спохватившись, вновь засовывал руки в глубокие карманы.
– Та-ак!.. Очень даже красиво! – говорил он. – Пошли на поводу у отсталой, несознательной колхозницы. Можно сказать, у первой склочницы в деревне. И срываете план развития общественного птицеводства. Да вы понимаете, уважаемая Варвара Степановна, что вы натворили?
Звягинцев с сожалением посмотрел на учительницу. Как-никак, а она не работала в родниковской школе два года и многого, конечно, не знает. А знать полагалось бы то, что они – головной отряд колхоза и всегда действуют на переднем крае.
Вот и сейчас, когда Кузьма Егорович выступил с передовым почином, разве школа могла стоять в стороне?
– А вы, уважаемый Алексей Маркович, отдаёте себе отчёт в том, что наделали? – в тон ему спросила учительница. – А если завтра половина учеников не явится на уроки?
Долго спорили Варвара Степановна со Звягинцевым. Она многого не понимала в поведении директора.
Работал он старательно, не жалея сил, с утра до позднего вечера был в школе, и целый день ученики и преподаватели слышали, как поскрипывали его тяжёлые сапоги, словно напоминая каждому, что директор на посту, он бодрствует, всё видит и слышит.
С председателем колхоза директор школы жил дружно, охотно выполнял все его приказы и распоряжения. Не очень считаясь с детьми, он без конца придумывал всякие мобилизации, авралы, штурмы, выводил колонны школьников на субботники в поле и на фермы. Осенью ребята неделями выкапывали из грязи картошку, перебирали под дождём свёклу, сгребали солому, оставшуюся в поле после обмолота хлеба. И всё это выдавалось за трудовое обучение.
И вот новая затея директора – мобилизация на «утиный фронт». Это же кустарщина, недомыслие, насмешка над трудовым обучением, способная отбить у ребят всякую охоту к труду.
Обо всём этом Варвара Степановна сейчас и сказала Звягинцеву.
Не успел тот ответить, как, широко распахнув дверь, в кабинет ввалился Кузьма Егорович Фонарёв. Полушубок на нём был распахнут, рыжая шапка сбилась на затылок.
– С приездом, Варвара Степановна, – кивнул он учительнице, – вас-то мне и нужно.
Звягинцев поспешно встал ему навстречу – председатель был нечастый гость в школе.
– Вы что ж, товарищи-педагоги, задний ход даёте? – недовольно заговорил Фонарёв, – Вызвались школой утят выхаживать – и на попятную. – И он сообщил, что у него в правлении только что побывали колхозницы и потребовали забрать у ребятишек утят. – А всё с вас началось, – обернулся он к учительнице. – Зашли к этим скандалистам Стрешневым и, вместо того чтобы вправить им мозги, объяснить, что к чему, разжалобились и забрали утят с собой. Так, что ли?
– Так, Кузьма Егорович, – подтвердил Звягинцев и показал на корзину с утятами. – Вот они…
– Значит, всё в точности. Ну что ж, братья-педагоги, коль взялись за утят, где хотите с ними нянчитесь, а у меня помещения больше нет.
– А о чём думал хозяин колхоза, когда брал с инкубатора тысячи утят? – спросила Варвара Степановна.
– О вас думал, о школе. О помощниках своих верных. Я, можно сказать, ничего для вас не жалею. Хвалю, поощряю, в передовики двигаю. Пианино вам подарил… Думал, и вы меня выручите, когда нужно.
– Да мы ж с великой охотой, – торопливо заговорил Звягинцев. – Всех ребят на ноги подняли, всех мобилизовали. Теперь пеняйте на Варвару Степановну. Это она всё поломала… У неё, видите ли, другая точка зрения…
– Что это за точка?
– Я уже говорила вам, Кузьма Егорович… – напомнила Варвара Степановна. – Нельзя на школьниках свои хозяйственные дела строить. У ребят свои планы есть: им учиться надо наукам, труду. И не по старинке, как при царе Горохе, а на новом учиться, на передовом. А чья это забота? Наша с вами.
– Может, вы меня ещё в свой штат зачислите, учителем сделаете, чтобы я с ребятишками цацкался? – съязвил председатель.
В это время в дверь постучали, и в кабинет вошли Евдокия Стрешнева и Григорий Иванович Шугаев.
– А вот кстати и сам секретарь заявился, – обрадовался Фонарёв. – Давай, брат, просвети учительницу…
– Степановна, – обратилась Евдокия к учительнице, – погорячились мы давеча с Прохором. Пусть уж утята в избе поживут… Всё-таки живность. Жалко их. Да и ребятам моим в школе проходу не будет.
– То-то, критиканша! – переглянувшись со Звягинцевым, ухмыльнулся председатель, – Нашумела, наскандалила, а теперь опамятовалась. Только вот Варвару Степановну с толку сбила…
Евдокия выпрямилась и в упор посмотрела на председателя:
– А я и ещё пошумлю… Придумал тоже – уток на дому выращивать. А завтра ребятишки поросят притащат, потом телят…
– Да, с утятами и впрямь конфуз получился, – обратился к председателю Григорий Иванович. – Взбудоражили всю школу, родители недовольны, шумят, жалуются…
– Так я ж насчёт уток слово в области дал, – заартачился Фонарёв. – Нельзя нам теперь отступать.
– А вы бы перед тем, как слово давать, с народом поговорили, – заметил Григорий Иванович, – с коммунистами посоветовались. А то всё «я» да «я». Считаться ни с кем не желаете, Кузьма Егорович. Разве наши люди добра себе не хотят? Наверное, вместе что-нибудь дельное и придумали бы. Вот Стрешневы сарай предлагают использовать под птицеферму.
– Какой сарай? – не понял Фонарёв.
– Да наш сарай, наш, – с досадой пояснила Евдокия. – Пустой стоит, никому не нужный. Утеплите его – вот вам и утятник на зиму. И другие не пожалеют.
– А кто их чинить будет? – взмолился Фонарёв. – Нету у меня свободных людей, нет…
– А ты ребятишек попроси, поклонись им.
Варвара Степановна с удивлением посмотрела на Стрешневу – вот так критиканша!
– А что, Кузьма Егорович, это уже выход. И, пожалуй, очень разумный, – обратилась она к председателю. – Не пропадать-же утятам, в самом деле? Пусть только колхоз обеспечит школу стройматериалами и кормами, а остальное ребята всё возьмут на себя. Починят сарай, подготовят звено утководов.
– Ну что же, действуйте, – обрадовался председатель. – Чем можем – поможем.
– Но только с одним условием – правильно Евдокия Васильевна сказала, – придётся вам, Кузьма Егорович, к школьникам обратиться, поговорить с ними по-хорошему. Объяснить, как это важно – вырастить тысячи уток, зажечь ребят, увлечь… Тогда они горы своротят… А может быть, – Варвара Степановна улыбнулась, – и признаться перед ребятами не мешает, что колхоз не подготовился к приёму утят…
– Это как так? – ощетинился Фонарёв. – Перед учениками себя высечь?
– Бывает и это полезно, – вмешался в разговор Григорий Иванович. – Ведь школьники всё понимают. Так что собирайте сегодня же, Кузьма Егорович, правление колхоза, там всё и обдумаем.
Глава 14
На другой день после заседания правления колхоза члены ученической бригады собрались в школьном зале – всех занимал вопрос с утятами. По приглашению Варвары Степановны пришли в школу учителя, Григорий Шугаев и Прохор Стрешнев.
Приодевшийся по-праздничному, Прохор Михайлович неловко потоптался у дверей школьного зала, не зная, куда девать свои задубевшие руки.
– Знакомьтесь… – Учительница представила школьникам Прохора Михайловича. – Ваш новый преподаватель. Будет руководить производственной практикой по машиноведению.
– А мы уже знаем, – отозвались ребята.
Варвара Степановна объяснила ребятам, что с утятами произошло недоразумение: ни колхоз, ни школа не подготовились к их встрече. Но теперь выход найден.
Надо будет срочно построить ферму, перевести туда утят и выращивать их по всем правилам зоотехнической науки, как это делается в соседнем колхозе «Коммунар».
На ферме должны работать только добровольцы – те, кто интересуется птицеводством и хочет от души помочь колхозу. Так что желающие поработать в «утином звене» пусть записываются у бригадира Тани Фонарёвой.
Правда, фермы ещё нет, есть только старые сараи, которые надо переделать. Но тут уж всё зависит от школьных строителей, которым придётся поработать ударно.
– Добровольцы-строители, ко мне! – объявил учитель физики Пётр Акимович. – А ну-ка, тряхнём стариной! Помните, как мы мастерскую строили, школу ремонтировали?
– Молодым трактористам на птицеферме тоже дело найдётся, – поднимаясь, сказал Прохор Михайлович. – Будем на тракторе корма подвозить, подстилку, воду. И во время стройки трактор потребуется.
И запись началась.
После того как собрание закончилось, к Варваре Степановне подошла Таня Фонарёва. Лицо её было бледно, губы плотно сжаты, на лбу пролегла резкая чёрточка. «Эге, а девочке-то нелегко, видно», – подумала учительница.
– Варвара Степановна, – проговорила Таня, – не могу я больше бригадиром быть. Ребята не доверяют мне… Чуть ли не бойкот объявили. Освободите меня.
– Вот те раз… – удивилась учительница – Какой же это бойкот? Верно, комсомольцы на комитете тебя крепко покритиковали, но из бригадиров тебя никто не отстранял. А потом, почему ты мне жалуешься? Обратись к членам бригады – они же тебя избирали.
– А если они не понимают меня. Я же хотела как лучше сделать… чтобы школу прославить.
– Что ты, Таня! – вмешалась в разговор Люба Конькова. – Ребята не зря сердятся… Ты ведь была неправа. Надо понять это.
– Нет уж, спасибочко! Пусть другие командуют, а я посмотрю, что у них получится, – сухо сказала Таня.
Варвара Степановна грустно покачала головой.
Вчера – и уж в какой раз! – она вновь разговаривала с Кузьмой Егоровичем о поведении Тани. Девочка становится чёрствой, заносчивой, не терпит никаких замечаний, всё больше и больше отдаляется от товарищей.
– Вы, Варвара Степановна, не мудрите. Дочкой я доволен. Способна, смекалиста, ко мне уважительна. И в школе на первом счету. Чего мне, родителю, желать ещё…
– А я вот смотрю, что Таня все ваши повадки повторяет, и меня тревога берёт. Вырастет она вторым Кузьмой Фонарёвым, вашим подобием… Кому от этого радость?
– Это уж вы того… далеко заезжаете, – осклабился Кузьма Егорович. – Мне ведь ваш характерец тоже не чай с мёдом. Друг друга нам не переучить. И Татьяну вы мне не смущайте…
– Послушай, девочка… – заговорила сейчас учительница. – Ты вот у нас всё командуешь, руководишь, проявляешь инициативу, а до самой работы у тебя руки не доходят. На фермы ты почти не заглядывала, в поле за тяпку не бралась, к трактору не подходила. А почему бы тебе не потрудиться сейчас вот хотя бы на утиной ферме. Подбери девчат, будь у них за старшую.
Таня вспыхнула:
– С утятами нянчиться?
– А что? Дело почётное, ответственное. Сама понимаешь, как колхозу нужна сейчас наша помощь. Подумай, девочка.
– Правда, Таня, – оживилась Люба. – Давай возьмемся. Я уже говорила с девчонками – хорошее звено подбирается.
– А как же с бригадой? Кто меня заменит? – помолчав, спросила Таня.
Варвара Степановна сказала, что бригадирство можно пока передать заместителю, Феде Стрешневу, а весной будет видно…
Таня прикусила губу. Честно говоря, она думала, что учительница будет её упрашивать не уходить из бригадиров, скажет, что Таня незаменимый человек, а она вдруг предлагает ей заняться утятами. А Таня и дома-то не очень долюбливает этих прожорливых пискляков.
– Хорошо, я подумаю, – сдержанно сказала Таня, направляясь к двери. – Только у меня никакого призвания к птицеводству нет. Да и не умею я…
– Уменье, скажем, – вещь наживная, – усмехнулась учительница. – Я ведь тоже не специалист по уткам. Давайте вот к соседям сходим. Посмотрим их птицеферму, поучимся.
На экскурсию в рогачёвский колхоз «Коммунар» школьники пошли в этот же день. К ним присоединился и Прохор Михайлович.
Идти до Рогачёва было недалеко, километра два, – колхоз «Коммунар» и родниковский колхоз «Буревестник» были соседями, и их поля, луга, пастбища граничили друг с другом. Между колхозами протекала речка Можайка – неторопливая, в густых лозняковых зарослях, в причудливых петлях и тихих заводях.
В Рогачёве у правления колхоза экскурсантов встретил сам председатель Просеков. Подтянутый, чисто выбритый, он сдержанно улыбнулся и вполголоса признался Варваре Степановне, что волнуется перед ребятами больше, чем перед взрослыми.
– Вы знаете, совсем от детей отвык.
– Ничего, Василий Андреевич, тряхните стариной. Надеюсь, что урок у вас будет наглядный, активный!
Обратившись к ребятам, Просеков сказал, что цифирью он им докучать не будет, а если кого интересуют показатели колхоза, тот может получить их в конторе, а они немедля начнут с осмотра хозяйства.
В первую очередь пошли смотреть утятник. Тысячи белых уток разгуливали в просторных, побелённых известкой, тепло натопленных помещениях.
Всюду стояли кормушки и поилки. Кормили уток строго по часам, как детишек в детском саду. Каждый раз к сухим кормам прибавляли молодые побеги овса и ячменя, которые выращивали в теплице. Корма подвозили в утятник на тракторе.
Затем школьники осмотрели тракторную мастерскую, молочную ферму с доильной установкой, механизированную свиноферму, где машины помогали свинаркам и готовить корма, и развозить их по кормушкам, и убирать навоз.
После экскурсии Варвара Степановна и Прохор Михайлович прошли вслед за Просековым в правление колхоза. Разговор зашёл о планах ученической бригады, о предстоящем родительском собрании в школе.
– Придём на собрание всем правлением, – пообещал Просеков. – И всячески, Варвара Степановна, поддержим вас. Нельзя, конечно, школьников по старинке учить: тяпка, ручной труд – отсталая агротехника. Надо, чтобы ребята к новому привыкали…
– Ребячья бригада очень рассчитывает на помощь коммунарцев, – сказала Варвара Степановна. – Пусть ваши мастера-хлеборобы почаще к нам в школу приходят. С опытом, с советами, с помощью. Да вот ещё что, – вспомнила она, – много мы у вас сегодня хорошего увидели, а одно заведение вы нам так и не показали. Стороной провели. А я всё же приметила. На двери замок, дорожку снегом завалило. Догадываетесь, о чём я говорю?
– Догадаться нетрудно, – нахмурился Просеков. – А только своей агрохимлабораторией мы пока похвалиться не можем. Купить купили, деньги ухлопали, а руки не доходят, специалистов умелых нет… Так лаборатория и стоит без дела, как музейная редкость.
– А удобрения, между прочим, на глазок в почву вносим, – заметил Прохор Михайлович. – И мы у себя в колхозе, и вы у себя. Вот и получается, как у незадачливой хозяйки, – в одном месте пересол, в другом недосол.
– Василий Андреевич, – вкрадчиво заговорила учительница, – а может, свою лабораторию вы нам доверите… школьной бригаде. Мы второй год опыты с удобрениями проводим. Вот полюбопытствуйте на свободе… – Варвара Степановна положила перед председателем папку с дневниками наблюдений членов школьной бригады.
– Ловко же вы ко мне подъехали, – покачал головой Просеков, глядя на учительницу и Прохора Михайловича, – Заранее, что ли, договорились?
– Зачем заранее? – усмехнулась Варвара Степановна, – Просто ребята нас единомышленниками сделали. А ведь от них не отмахнёшься. – И она спросила, правда ли, что в колхозе сегодня состоится партийное собрание.
– Да. Сегодня на вечер назначено, – подтвердил Просеков.
– Вот и отлично, – сказала учительница. – Давайте наш разговор на собрании продолжим. Думаю, что коммунаровцы нас поддержат.
