Текст книги "На семи ветрах"
Автор книги: Алексей Мусатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Алексей Иванович Мусатов
На семи ветрах
Повесть
Художник В. Горячева
Глава 1
Завтра зимние каникулы. Отложены в сторону тетрадки и учебники, заброшена в угол школьная сумка, забыто расписание уроков. Теперь целых десять дней можно не думать о школе и заняться чем угодно. Можно съездить в город, побывать в кино и в музее, посидеть с удочкой над лункой, пробитой во льду, поохотиться на зайцев. Но в первую очередь Федя Стрешнев решил вволю походить на лыжах. Они и так с прошлой зимы залежались на чердаке, и Федя даже не уверен, сумеет ли он с первого же дня пройти двадцать – тридцать километров и съехать без палок с любой горы.
Правда, мать заикнулась было, чтобы Федя с недельку походил на ферму, помог ей подвозить для коров корма, воду, убирать навоз, но отец резонно заявил, что у сына законный отдых и пусть он побольше спит, ест и гуляет на воздухе.
– Ничего, он парень жилистый, – сказала мать.
– Взрослые хоть зимой передышку имеют, – заспорил отец. – А наш работяга всё лето и осень в поле вкалывал, а зимой – за партой… Ты смотри, у него до сих пор руки как у заправского тракториста.
Мать больше не настаивала, и Федя понял, что на время каникул он вольная птица.
С вечера он достал с чердака лыжи, смазал их салом, натёр суконкой, исправил крепления.
«Надо и Тане лыжи наладить», – подумал Федя. Ведь с кем, как не с ней, он пойдёт завтра на лыжах. Они уедут в дальний лес, покатаются на крутых склонах Епишкиного оврага. Затем разведут костёр на поляне и долго будут сидеть у огня, печь картошку и слушать белую тишину.
Недолго думая Федя отправился к Фонарёвым, которые жили недалеко от Стрешневых.
Новый просторный дом Фонарёвых вкусно попахивал смолой и был заставлен добротными вещами: кровати с никелированными шарами, славянский шкаф с зеркалом, горка с посудой, на круглом полированном столике – ламповый приёмник. Выскобленный добела пол застлан половиками, на подоконниках густая заросль цветов.
Таня, смуглая, с решительно вздёрнутым носиком, с бровями вразлёт, сидела за обеденным столом и, покусывая кончик толстой косы, с деловым видом просматривала тетради. Рядом с ней сидел Дима Клепиков и, посапывая, что-то писал на клочке бумаги.
«Этот-то чего у Фонарёвых опять околачивается?» – с неприязнью подумал Федя, завидуя тому, что Димка так часто и запросто заходит к Тане.
Прижавшись спиной к тёплому боку протопленной печки-голландки, Танина бабушка, Фёкла, сноровисто вязала шерстяной платок.
Чистенькая, востроглазая, насторожённая, как вахтёр в проходной будке, она то и дело поглядывала на внучку. Так у Фонарёвых было заведено: когда Таня занималась, ей никто не мешал.
– Тихо ты, оглашенный! – шикнула бабушка на Федю, когда тот грохнул тяжёлой дверью, и покосилась на его заснеженные валенки. – Не видишь разве – сочиняют.
Усердно шаркая валенками о половичок у двери, Федя не очень уверенно заговорил о лыжной вылазке: деловой вид Тани всегда немного приводил его в смущение.
– Понимаешь, скоро лыжные соревнования с перегудовской школой, – продолжал Федя, – надо команду подбирать, тренироваться…
– Очень хорошо, – кивнула Таня, откладывая в сторону авторучку. – Вот вы с Сашей и начинайте… Это вам поручено.
– А ты? – вырвалось у Феди, – Хочешь, я тебе лыжи подготовлю…
– Ну что ты, Феденька, когда мне… – Таня снисходительно пожала плечами. – Завтра еду в область. На слёт ученических бригад. Алексей Маркович говорит, что мне выступать придётся. Вот срочно рапорт готовлю…
– А Димка, значит, помогает, стишата кропает. Для украшения рапорта…
– А что ж… – ухмыльнулся Клепиков. – Мы, брат, такой рапорт сварганим, под аплодисменты пройдёт. Ещё в газете напечатают.
– Счастливый ты, Федя! Ни нагрузок у тебя, ни поручений. В дальний лес пойдёте, с гор будете кататься, – с деланным сожалением вздохнула Таня, небрежно кивнув на кучу ребячьих отчётов и дневников о производственной практике. – А мне, видишь, сколько материалов надо просмотреть… Голова вспухнет.
Но по её глазам Федя понял: Таня очень довольна, что ей придётся выступать на слёте.
– А кто ещё на слёт поедет? – спросил Федя.
– Должна бы Варвара Степановна, но её на какой-то семинар вызвали. Теперь сам Алексей Маркович собирается…
– А о чём рапортовать будешь? – помолчав, опять спросил Федя.
– Странный вопрос… – удивилась Таня. – О чём обычно на слётах рапортуют. О том, что сделано, какие у нас достижения… Как школа колхозу помогала…
– Сколько мы минеральных удобрений заготовили, – подсказал Димка.
– Да, об удобрениях в первую очередь скажу, – согласилась Таня. – Здорово у нас тогда получилось… И вообще наша бригада немало сделала. Сколько ребят трактор освоили, автомашину…
– Трактор-то освоили, а землю другие пахали, колхозные трактористы, – заметил Федя. – Они и хлеб сеяли, и картошку сажали, а мы только смотрели на машины да облизывались.
– Ну, ты, скажем, немало на машинах поработал, – примирительно заметила Таня.
– Уж и поработал!.. Всё на подхвате… Кого упросишь, к кому пристроишься. Заболеет тракторист – Федька за руль. Загулял штурвальный на комбайне – опять Стрешнев на выручку. К каждой дырке затычка…
Надо сказать, что к машинам Федя привязался уже давно. До окончания школы было ещё далеко, а он никак не хотел отставать от взрослых ребят, от парней, особенно от старшего брата Николая, – те водили грузовики, тракторы, пахали землю, сеяли хлеб.
Правда, для тракториста Федя не вышел годами да и ростом был мал. Но зато он мог стать прицепщиком. Это ведь тоже завидная профессия.
Окончив семь классов, Федя определился в прицепщики к брату Николаю.
– А как же с учением, сынок? – встревожилась мать. – Может, повременишь?
– Я, мама, только на лето.
– А может, в подпаски пойдёшь, – сказала мать. – Хватит нам в семье и одного тракториста.
И она принялась вспоминать, какая беспокойная и нелёгкая работа у Николая. С ранней весны до осенних заморозков он безвыездно кочует в поле, живёт на колёсах, водит трактор в жару, в холод, в непогоду и за всё в ответе перед людьми – и за трактор, и за землю, и за хлеб насущный…
– Правильно, мать, говоришь: человек на машине за всё в ответе, – подхватил отец. – Потому как он сейчас главный хозяин на земле, первый крестьянин. И ты сына на обходную дорожку не сбивай, пусть по большаку шагает…
Работа прицепщика пришлась Феде по душе. Сколько радости доставляли ему те часы, когда брат останавливал трактор на техуход или на ремонт! Федя не отходил от машины.
Он умел ладить с братом, и тот, видя его тягу к машине, иногда разрешал ему сесть за руль. Машина у Николая была колёсная, старой марки, видавшая виды и изрядно потрёпанная, но Феде казалось, что более сильного, могучего и красивого трактора нет ни в одной бригаде.
Счастливый и гордый, он проезжал один круг, другой, пока Николай не прогонял его на место прицепщика.
Но Федя был горяч, нетерпелив, и ему хотелось водить машину самостоятельно. Как-то раз в отсутствие Николая он стал заводить трактор. Напряг все силы, провернул коленчатый вал – и мотор заработал. Потом вдруг рукоятку с бешеной силой крутануло в обратную сторону. Удар пришёлся Феде по лицу. Обливаясь кровью, он упал на землю.
Трактористы с соседних машин забинтовали Феде голову и привели домой.
«Вот и всё… отпахался мой младший», – обомлев от страха, подумала мать, укладывая сына в постель.
А через неделю Федя уже вновь сидел на месте прицепщика.
Всё лето он провёл в поле – от восхода до захода солнца на тракторе. Ночью короткий сон здесь же, в поле, в вагончике на колёсах. Домой он приходил раз в неделю, обветренный, пропылённый, измазанный маслом, хватал мочалку, мыло и бежал на речку мыться.
– Ну как там, сынок? – еле успевала спросить мать. – Поладил с машиной? Не брыкается больше?
– Порядок, мама… Воюем, наступаем, – задорно блестя глазами, отвечал Федя.
А вечером, взглянув на часы-ходики, опять спешил в поле.
Осенью, когда на собрании трактористов подводили итоги летних работ, бригадир не забыл упомянуть добрым словом Федю Стрешнева и спросил, на каком бы тракторе он хотел поработать прицепщиком в будущем году.
– Нет… я не прицепщиком, – заявил Федя. – На тракториста хочу… Запишите меня на курсы.
Бригадир тракторной бригады с удивлением покосился на малорослого мальчишку.
– А вы на рост не смотрите, – рассердился Федя. – Я ещё вытянусь… Вы лучше проверьте меня! – И он положил перед бригадиром испещрённый карандашными пометками учебник по тракторному делу. – Всё лето учил… Вот спрашивайте по любому разделу…
Бригадир задал один вопрос, другой, третий… Федя ответил почти без запинки.
И всё-таки бригадир отказал.
– В войну, конечно, и такие пахали, – сказал он. – Но сейчас не то время. Школяр ты ещё, да и по годам не положено.
А тут начались изменения в школьной жизни, и стало известно, что в восьмом классе вводятся уроки машиноведения. Вскоре ученики принялись изучать тракторное дело. Они словно сразу повзрослели, расхаживали по деревне с деловым, независимым видом, щеголяли мудреными словечками: жиклёр, карбюратор, магнето, прилаживали себе старенькие комбинезоны и, покопавшись в моторе, даже не очень старались отмывать с рук следы масла. «Навечно въелась», – обычно говорили они.
Федя изучал трактор с завидным усердием и охотой, но поработать по-настоящему в поле ему, как и другим ребятам, так и не пришлось…
– Да, Федя, – вспомнила сейчас Таня, – ты ведь в прошлом году больше всех трудодней выработал. Уточни, пожалуйста, сколько их у тебя на первое октября было – двести или двести десять?
– Не считал, не знаю… – нахмурился Федя. – А как нашей школьной бригаде своего поля не выделили, как нас к машинам не подпускали, об этом на слёте тоже скажешь?
– Надо будет, конечно, и недостатки отметить, – согласилась Таня.
– Что там отметить! Ты во весь голос заяви, чем мы недовольны. От имени всех ребят…
– Хорошо, хорошо…
– Да вот ещё о чём скажи… – настаивал Федя. – Тут наши ребята задумали по-новому в школьной бригаде работать. Чтобы у нас свой, механизированное звено было. Чтобы мы в поле не только тяпками махали, а могли бы землю машинами обрабатывать.
– Ах да, я что-то уже слышала… Только что это за секреты у вас? Какой-то тайный отряд, командиры… Удобрения собираете, машины ищете… А совет бригады ничего не знает.
– Вот подготовимся малость – тогда и доложим. – Федя искоса посмотрел на Таню. – Давай и ты присоединяйся… Вместе будем работать.
– Знаешь, Федя… я как-то не думала об этом, – помолчав, заговорила Таня, торопливо перебирая на столе бумажки. – А потом я ещё и бригадир школьной бригады… Всё руководство на мне… Планы всякие, отчёты…
– Да, любишь ты эту канцелярию, – усмехнулся Федя.
– Ладно, мы ещё поговорим. – Таня с озабоченным видом придвинула к себе лист бумаги, давая понять, что ей надо дописывать рапорт.
– Ну-ну, сочиняй. Ни пуха тебе, ни пера, – кивнул Федя, выходя за дверь.
Глава 2
На лыжи встали рано утром. И хотя с вечера Федя предупредил о вылазке только Сашку Осокина, утром к дому Стрешневых собралась целая компания мальчишек.
Сашка Осокин, плечистый, светловолосый, с округлым лицом и выпуклыми глазами, неторопливо подошёл на широких самодельных лыжах с рюкзаком за плечами, в тёплой, мохнатой шапке и дублёном полушубке, словно он собрался в многодневный дальний поход.
Димка Клепиков был без головного убора, в нарядном голубом свитере с поперечными белыми полосами – знай, мол, наших, от моды не отстаём.
И только Улька Вьюрков, подвижной, чернявый, как цыганёнок, явился, как всегда, одетым наспех, в засаленном кожушке, без варежек, лыжи не по росту, с чужой ноги, прикручены к кожаным сапогам верёвками.
Лихо притормозив у крыльца и веером взвихрив снег, Димка насмешливо бросил Феде:
– Та-ак! Опять Стрешнев работает по индивидуальному плану. Тайная вылазка без участия коллектива, секретная операция…
– Мог бы и предупредить, – с досадой заметил Улька. – Нам же всем тренироваться надо.
– Хотя стоп… – Димка покосился на дом Фонарёвых. – Тайну можно и разгадать… Но один из лыжников занят неотложными делами… Пишет и пишет всю ночь напролёт…
– Ладно вам, – отмахнулся Федя, поспешно прилаживая к валенкам лыжи. – Поехали… Бугров и оврагов на всех хватит.
Переулком, мимо дворов и огородов, мальчишки выехали за усадьбы, но тут же остановились. Наперерез им скользили на лыжах Федин братишка, десятилетний Ромка, и его дружок Дениска. За ними шли девушки-девятиклассницы: худенькая, большеглазая Настя Ведерникова и рослая, с кокетливой чёлкой на лбу Люба Конькова.
– Вот они, вот! – оборачиваясь к девчатам, закричал Ромка. – Ещё не ушли…
– Теперь команда в полном составе… кроме Фонарёвой, – сказал Димка и кивнул Осокину. – Давай, Сашка, двигай.
Все тронулись через поле к лесу. Снег лежал чистый, пышный, голубоватый, в живых, переливчатых искрах.
Саша вырвался вперёд и, утюжа своими широкими лыжами ещё не слежавшийся снег, стал прокладывать лыжню. За ним в затылок пошли остальные.
В лесу лыжники напали на старую лыжню, и идти стало легче. Вскоре бег захватил всех. Шли ритмично, сильно отталкиваясь палками и чувствуя, как морозный, пахнущий хвоей воздух наполняет грудь, как жаркий румянец горячит щёки.
А лес, тихий, просторный, задумчивый, словно расступался перед лыжниками, радуя их своей необычностью: тут и белые горностаевые шапки на пнях, фигуры снежных зайцев, белок, соболей, питонов – чего только не увидишь на деревьях!
– Зима-то чего понаделала, – улыбнулся Саша, останавливаясь около старого дуба, на одном из сучьев которого приютился белый медвежонок с поднятой лапой.
– Здорово!.. Такое не всегда увидишь, – согласился Федя. – Вот бы где урок рисования проводить…
– Это же прямо художественная выставка, – подхватила Настя.
Вскоре лыжники добрались до Епишкиного оврага. Саша проложил лыжню, и ребята начали скатываться вниз.
Ромка и Дениска во всём повторяли старших. Потом им это надоело, и они принялись обследовать склоны оврага. В одном месте, наторив лыжню, можно было прыгать с трамплина; в другом получалось что-то вроде слалома: несёшься, лавируя между деревьями, так что дух захватывает.
Старшеклассники совсем забыли про младших ребят.
Неожиданно к Феде подъехал Дениска.
По его возбуждённому лицу и испуганно блестевшим глазам Федя сразу понял: с Ромкой что-то случилось.
– Сверзился куда-нибудь? Ногу поломал?
– Да нет… – торопливо заговорил Дениска. – Он только нос расквасил… И лыжа у него напополам.
– Вот пацаны!.. И чего увязались с нами? Где он?
Ромка сидел на дне оврага с перемазанным кровью лицом и, пыхтя, отвязывал от валенок намертво привязанные лыжи. Вернее, задние их половинки, так как передние концы были неизвестно где. Кругом на синеватом снегу рдели алые пятна крови.
Федя бросился к братишке и принялся ощупывать ему голову, руки, ноги. Нет, кажется, переломов нет, только нос у Ромки стал как спелая слива да на лбу была содрана кожа.
Федя окинул взглядом склон оврага, заросший разлапистыми елями, с заснеженной площадкой посредине. С неё Ромка, видимо, и прыгал, как с трамплина.
– Та-ак, всё ясно, – вслух подумал Федя. – Трамплинчик выискал… Рекорд задумал поставить…
– Я бы съехал… – зажимая варежкой нос, оправдывался Ромка. – Только там камни какие-то попались…
– Какие тебе камни в Епишкином овраге! – удивился Федя. – Отродясь не бывало…
– Да говорю тебе, камни, – упорствовал Ромка. – Я сам щупал.
Покачав головой, Федя поднялся до Ромкиного «трамплина», снял лыжи, разгрёб ногой снег и действительно нащупал что-то твёрдое. Потом разгрёб ещё, присел на корточки, пошарил руками и, наконец выпрямившись, пронзительно свистнул.
– Ребята! Скорее сюда!
Вскоре к «трамплину» подъехали Саша и Улька.
Заметив пятна крови на снегу и сливовый Ромкин пос, Сашка вызвался оказать Ромке первую помощь.
– Ладно, обойдётся, – отмахнулся Федя. – С него как с гуся вода. Наш Ромка клад нашёл.
– Какой клад? Где?
Ребята забрались на «трамплин» и принялись осматривать находку.
– Погоди, погоди! – первым догадался Сашка. – Так это же минеральные удобрения!..
– А я что говорю, – подхватил Федя. – Чем не клад?
И верно: под слоем снега лежала большая куча затвердевшего порошка сероватого цвета.
– А что это может быть? – обратился Федя к Сашке, которого ребята в школе звали «главным теоретиком».
Летом Сашка с увлечением работал в школьной бригаде, ставил десятки опытов с использованием минеральных удобрений, умел рыться в сельскохозяйственной литературе и всегда мог дать нужную справку.
На пришкольном участке он брался за самые неожиданные дела: пытался вырастить арбузы и дыни, снимал с грядки по два урожая картофеля в год, сумел получить гибрид огурца с тыквой, который потом долго красовался на школьной выставка. Всё ему хотелось узнать, проверить на опыте.
Как-то раз Федя с Сашкой обнаружили в лесу пчелиный рой. Была пора роения, и пчёлы густо облепили толстый ствол дерева. Ребята решили, что такую находку упускать никак нельзя. Они сбегали домой за дымарем и начали загонять рой в корзину. Но тут Сашка остановил приятеля. Он вспомнил фотоснимок из одного журнала, где был изображён пчеловод с привившимся у него на руке роем, и предложил для интереса проделать то же самое.
– Так упустим же… Да и покусать пчёлы могут здорово, – возразил Федя.
– Попытка не пытка! – Сашка засучил рукав рубахи и, приблизив руку к пчелиному рою, приказал Феде дымить.
Тот осторожно направил струйку дыма на рой. Пчёлы зашевелились, задвигались, начали переползать на руку, и она вскоре покрылась живой, шевелящейся шапкой.
Но пчёл было так много, что они не могли уместиться на руке и полезли на плечо, потом стали подниматься к подбородку.
Чуть побледнев, Сашка стоял не шевелясь. Вскоре его подбородок и щёки покрылись пчёлами, словно заросли бородой.
Наконец пчёлы успокоились, и Сашка осторожно направился к школьной пасеке.
Идти надо было километра два, через все Родники, и школьники высыпали на улицу, чтобы посмотреть, как Сашка Осокин несёт на себе пчелиный рой. Мальчишки кричали от восторга, девчонки ахали, а Сашка шёл как лунатик, стараясь не шевельнуть ни рукой, ни головой.
– Тихо вы, не горланьте! Пчёл перепугаете, – умолял Федя мальчишек и старался не подпускать их близко к приятелю.
Встретив на школьной пасеке облепленного пчёлами ученика, Варвара Степановна не на шутку перепугалась. Она приказала Саше, пока его не искусали пчёлы, немедленно окунуться в пруд. Тот еле заметно покачал головой, потом нагнулся и резким движением стряхнул пчелиный рой в корзину. Затем рой посадили в улей.
– Ну как? Здо́рово покусали? – спросила учительница.
– Да нет. Со мной пчёлы ладят, – признался Сашка.
– И кто же тебя надоумил?
– Жалко было пчёл упускать… А потом, я проверить хотел, можно рой на себя привить или нет. Выходит, что можно.
…Саша отковырнул кусочек затвердевшей «сыпучки», растёр на ладони и даже лизнул удобрение языком.
– По-моему, суперфосфат.
– Ай да Ромка! Сколько добра нашёл! – обрадовался Улька. – Не зря, значит, молодую кровь пролил.
Ребята вспомнили, как осенью по всему району был объявлен клич: «Вывезем на поля больше удобрений!» Колхоз обратился за помощью к родниковской школе.
Ученики собрали по деревне десятки возов золы, отыскали на болоте залежи торфа. Потом школьники помогли вывезти с железнодорожной станции кучу минеральных удобрений, принадлежащих колхозу. Они были доставлены туда ещё весной, но вовремя вывезти на поля колхоз их не успел. Удобрения от дождя слежались, окаменели. Больше недели старшеклассники дробили «Казбеки», как они назвали слежавшиеся кучи удобрений, потом грузили «сыпучку» в машины и отправляли в колхоз.
«Но как же могли эти минеральные удобрения очутиться в Епишкином овраге?» – раздумывали ребята.
Неужели колхозники не успели внести суперфосфат под осеннюю вспашку и свалили их в овраг?
– Ну и порядочки у нас в колхозе! – сказал Саша.
– Такое добро под снегом оставили!
– Да нет, этого быть не может, – возразил Улька. – Наш колхоз первым удобрения внёс… Об этом и в газете писали.
– Писать-то писали, а всё-таки чудно как-то, – заметил Федя. И вдруг вспомнил: – А вы знаете, что Таня Фонарёва сегодня на слёт в область едет. О нашей бригаде рапортовать будет. И конечно, в первую очередь об удобрениях скажет… Как мы «Казбеки» долбили, как благодарность от колхоза получили. А удобрения-то вот они – в овраге лежат. Понимаете, какой конфуз потом школе будет?
– Это да, – согласился Саша. – Как пить дать, в лужу сядем… Да ещё в какую…
– Так чего же мы стоим! – заторопился Федя. – Пошли к Тане. Надо предупредить её. Пусть она помолчит пока об удобрениях.
– Выдумываете невесть что! – с досадой отмахнулся Улька. – Ведь у нас же тренировка. А мы ещё с трамплина не прыгали.
Но было уже не до тренировок, и все вернулись в Родники.
Федя, Саша и Улька сразу же пошли к Тане Фонарёвой. Они долго шаркали веником в сенях, потом, подталкивая друг друга, осторожно открыли дверь в избу и переступили через порог.
За столом обедали бабушка Фёкла и Танин отец, председатель колхоза Кузьма Степанович Фонарёв. Был он пожилой, грузный, бровастый, с задубевшим, шершавым, словно из пемзы, лицом.
Тани в комнате не было.
Заметив школьников у порога, бабушка Фёкла замахала на них руками и потребовала, чтобы они не выстуживали избу и плотнее прикрыли дверь.
– Что за ватага? По какому делу? – спросил Фонарёв, с недоумением вскинув голову, и покосился на ребят. – Могли бы и обождать, пока пообедаю.
– А мы к Тане… – сказал Федя.
– Срочное дело… – добавил Саша. – Предупредить её надо.
Фонарёв сказал, что с час тому назад за Таней зашёл директор школы. Он дал им подводу, и они уехали в город. Ведь завтра с утра открытие слёта, и надо поспеть заранее.
– А что у вас за срочность такая к Татьяне? – спросил у ребят председатель.
Федя молча потоптался на месте.
– А мы, дядя Кузьма, клад нашли, – сказал Улька. Он подался вперёд и рассказал о минеральных удобрениях, обнаруженных в Епишкином овраге.
Фонарёв, отложив ложку в сторону, обернулся к ребятам:
– Ну и что из того?
– Вот мы и хотели спросить, – заговорил наконец Федя. – Если удобрения нашего колхоза, так они в землю должны быть запаханы. Вы же сами об этом через газету рапортовали? А они почему-то в овраге лежат. Может, забыли про них?
Фонарёв нахмурился.
– Ты, Федька, всё же думай, что говоришь. Мы удобрения раньше всех колхозов под пахоту внесли. У нас и в отчёте записано, и люди подтвердить могут…
– А что же за суперфосфат в овраге лежит? – не унимался Федя.
– Так это же остатки, голова садова, – пояснил председатель. – Запахали мы что положено, по норме, а остальные удобрения в овраг под ёлки ссыпали… А по весне мы их на другие поля вывезем.
– Что-то уж очень много остатков набирается, – заметил Федя. – Целая гора.
– Тоже мне знаток агрохимик! – с досадой отмахнулся Фонарёв. – Сколько надо, столько и осталось. Нельзя же одно поле перекармливать – это понимать надо.
– Дядя Кузьма, – оживился Улька, – а можно эти остатки мы себе заберём… в школьную бригаду?
– До весны ещё далеко, там видно будет, – сказал Фонарёв, поднимаясь из-за стола. – Но, пожалуй, толику удобрений можно и вам выделить.
И ребята пошли по домам.
– Ну вот, – радовался Улька. – Я так и думал… У нас в колхозе всё в порядке.
И он оживлённо заговорил о том, какая им привалила удача. В овраге, наверное, лежит не одна сотня пудов суперфосфата. Если к нему ещё прибавить те удобрения, которые они уже собрали, то можно смело просить у правления землю и машины.
Саша, видимо, был согласен с Улькой, начал ему поддакивать, и только Федя, засунув руки в карманы пиджака, шагал молча и мрачно поддавал носком сапога ледышки с дороги. Потом спросил у ребят, не помнят ли они, кто осенью возил удобрения со станции.
– Кажется, Семён Клепиков с Димкой, – сказал Сашка. – А им ещё Парамон Канавин с матерью помогали. А зачем это тебе?
Федя неопределённо пожал плечами:
– Да так… думаю вот.
