Текст книги "Зелёный шум"
Автор книги: Алексей Мусатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
«Команда ретивых»
Утром Гошку разбудило радио.
Репродуктор с серебряным глазком посредине висел на стене почти под самым потолком.
Сделала это мать не без умысла. Гошка очень любил, чтобы музыка гремела на весь дом и двор, а мать считала, что от такой музыки куры разбегаются со двора. Теперь Гошка уж никак не мог дотянуться до регулировочного винтика репродуктора, разве только взгромоздившись на стул и поднявшись на цыпочки.
Сейчас говорил местный радиоузел. С тех пор как Николай Иванович стал председателем колхоза, почти каждый день передавались колхозные новости.
Гошка узнал голос комсомольца Кости Пёрышкина – он был бессменным диктором местного радиоузла. Подражая голосу Левитана, Костя рассказал, как вчера работали тракторные бригады в поле, кто отстал, кто выдвинулся вперёд, какие работы предстоят на сегодня. Похвалил доярок и птичниц.
Костя говорил так торжественно, что Гошке даже показалось, что сейчас будет объявлен салют и над колхозом загремят пушечные залпы.
Потом диктор перешёл к объявлениям. Он сообщил, на какой час назначено заседание правления колхоза и кто на него приглашается.
– К девяти часам утра, – продолжал Костя, – вызываются к председателю колхоза также школьники Гоша Шарапов, Никита Краюхин, Боря Покатилов, Митя Кузяев. – Дальше перечислялось ещё несколько ребят. – Явка строго обязательна!
Заметив, что мать, хлопотавшая у печки, прислушалась, Гошка закрылся одеялом. Так и есть – Елька всё рассказала отцу. И про поломанную черёмуху, и про взбаламученную воду в родничке. Теперь пожалуйте к председателю. А как тут объяснишь? Надо же было ему встретиться с Митькой! И кто первый начал брызгаться водой – разве теперь припомнишь?
Гошка притворился, что он ещё крепко спит, и даже начал посвистывать носом. Но мать провести было нелегко. Она подошла к кровати и, сдёрнув с Гошки одеяло, покачала головой:
– Так… Вызывают, значит. Ну что ж, сынок, расскажи, чего сокрушили, чего поломали.
– Да нет, ничего такого не было, – забормотал Гошка, поднимаясь с постели.
За окном мелькнули два вихра – Никиткин и Борькин. И тут же скрылись.
Гошка поспешно натянул штаны и выскочил на улицу.
Приятели сидели на завалинке и думали о том, что их ждёт в правлении. Наверное, Николай Иванович распушит их за вчерашнее, а потом диктор на весь колхоз объявит по радио, как мальчишки безобразничали у родника.
– И зачем ты с Митяем схлестнулся? – упрекнул Гошку Борька Покатилов. – Не брызгался бы – и всё было бы ладно.
– Я ещё и виноват? – удивился Гошка. – А зачем он деревья губит? Да и ты тоже хорош – связался с Митяем, остановить его не смог.
– Будет вам, ещё поцапаетесь! – вмешался Никитка и предложил ребятам не ходить в правление – они, мол, спали, радио не слышали и знать ничего не знают.
– Нет, так не пойдёт, – помолчав, со вздохом сказал Гошка. – Раз нашкодили, чего уж тут прятаться.
Подошло ещё несколько мальчишек, и они всей компанией направились к правлению.
В дверях конторы мальчишек первая встретила Елька.
– Почему опаздываете? – строго спросила она, кивнув на стенные часы. – По радио как объявили? Ровно в девять. – И она обратилась к отцу, который, стоя у шкафа, рылся в каких-то бумагах: – Папа, вот они. Явились с опозданием на десять минут.
В конторе Николай Иванович был не один. За широким столом сидело двое членов правления, в углу о чём-то шепталась с дедом Афанасием Стеша Можаева.
«Вот оно как придумано! – поёжился Гошка. – Нас при всём честном народе отчитывать будут».
Николай Иванович подошёл к столу, оглядел ребят:
– Молодое колхозное пополнение явилось. А почему не все? Где Митя Кузяев, Ваня Вьюрков?
– Этих огарков по радио не скличешь, – усмехнулся дед Афанасий. – Тут без нарочного не обойдёшься.
– Садись тогда, кто пришёл, – пригласил председатель ребят. – Будем разговаривать.
Мальчишки осторожно присели на скамейку, подальше от стола.
– Давно бы пора их в контору вызвать, – недовольно сказал член правления Савелий Покатилов. – Житья от ребятишек не стало. Вчера они на лошадях скачки затеяли, третьего дня стог соломы развалили.
– Так это ж не мы! – взмолился Борька, беспокойно ёрзая на скамейке. – Это, верно, старшие.
– А бес вас разберёт – старшие, младшие. Носитесь по всему колхозу как оглашенные. Я так считаю: надо за ребячьи проделки с родителей взыскивать.
– Обождите, Савелий Прохорыч, – остановил его председатель. – Тут другой разговор. – И он вновь обратился к ребятам: – Так это вы вчера о воде для трактористов позаботились, канавку у родника прокопали?
Гошка озадаченно пожал плечами – ловко же подбирается к ним новый председатель. Издалека, с подходцем.
– Да-да, мы всё копали, – сказала Елька.
– Они, Николай Иваныч, они, – вмешался в разговор дед Афанасий. – Подъезжаю я вчера второй раз к родничку, а там полный порядок. Наши ребятишки вовсю орудуют. Канавку прокопали, ограду вокруг родничка поставили, черпачок из бересты смастерили. И даже надпись на срубе выжгли: «Родник для трактористов. Воду не мутить».
– Ну что ж, ребята! – заговорил Николай Иванович. – Я так понимаю – болеете вы за свой колхоз, за порядком следите. Большое вам спасибо! – Он подошёл к ребятам и первому протянул руку Гошке, который сидел на краю скамейки. – И позвольте от имени правления поблагодарить вас.
Гошка покраснел, дёрнулся и спрятал руку за спину.
– Дай ручку, Гошенька, – прыснула сзади Елька. – Папа же не кусается.
Покраснев ещё больше, Гошка с мрачным видом сунул Николаю Ивановичу руку.
Сопящего, хмурого Никитку, который словно прирос к скамейке, Елька почти силой подтолкнула к отцу.
И только Борька Покатилов с довольной улыбкой поднялся навстречу Николаю Ивановичу и обменялся с ним долгим и крепким рукопожатием. При этом он не без лукавства покосился на отца, словно хотел сказать: «Пилишь, ругаешь, а мне вот благодарность от правления».
Пожал председатель руку и остальным мальчишкам.
– Непорядок это, Николай Иваныч, – покачал головой Покатилов-старший. – Тут срочные меры против озорников надо, а вы им ручки пожимаете.
– Порядок, порядок, – сказал председатель и вновь обратился к мальчикам – Значит, так. Будете охранять родничок и дальше. Но этого, я думаю, вам недостаточно. Энергии у вас хоть отбавляй. Можно и другими делами заняться. В лесу, в поле, на фермах – везде вам работа найдётся. Глаза у вас острые, ноги быстрые, бегаете вы по всему колхозу – вот и примечайте, наблюдайте за всем. Где непорядок какой – руки приложите, поправьте или сигнал подайте.
– А кому сигнал? – спросил Гошка.
– Можно и мне, и бригадирам, и Косте Пёрышкину. Он ведь теперь у нас председатель ревизионной комиссии и редактор радиогазеты. Можно сказать, глаза и уши колхоза.
– А мы тоже будем глаза и уши?
– Это уж от вас зависит. Как будете действовать.
– Николай Иваныч, а вы про самое главное ещё не сказали, – напомнила председателю Стеша, – про летний-то лагерь.
– Да, ребята, чуть не забыл. Про лагерь, наверное, все слышали. Дело это новое, большое, сложное. Александре со Стешей нелегко будет. Так что они на вашу помощь рассчитывают. И чтоб не один, не двое им помогали, а вся ваша команда.
«А здорово поговорили! – подумал Гошка. – Это, наверное, всё Стеша с Елькой придумали, чтоб нас в правление вызвать».
Вытянув шею, он готов был задать председателю ещё десяток вопросов, но выбрал самый главный:
– А это как всё? Просто так помогать или задание такое от колхоза?
Николай Иванович переглянулся с членами правления и, с трудом сдерживая улыбку, ответил:
– Непременно задание. Самое ответственное и очень важное. И утверждаем вас от имени правления шефами над летним лагерем. Вас это устраивает?
– А как нашу команду называть будут? – спросил Борька.
– Ну, шефами там или юными свинарями, – пояснил Николай Иванович. – Можно и молодыми животноводами.
– Да есть у них уже название, – подсказала Стеша. – Ребята ещё на старой ферме его заработали: «команда ретивых».
– Подходяще, – согласился Николай Иванович и кивнул ребятам. – Ну что ж, ретивые, действуйте!
Великое переселение
Через неделю летний лагерь был достроен, и Николай Иванович распорядился перевозить в него поросят.
С утра «команда ретивых» была уже на ногах и собралась – а у дома Шараповых. Не было почему-то только Никитки Краюхина.
Но вскоре тот прибежал, запыхавшийся и чем-то встревоженный.
– Чего ты такой, словно на тебе воду возили? – спросил Гошка.
– Дела всякие дома… мамке помогал. Нездоровится ей, – забормотал Никитка.
– Тогда иди домой, – предложила Елька. – Мы и без тебя справимся.
– Нет, я с вами. Пошли скорее, – заторопил Никитка, то и дело поглядывая на свой дом. – Какая работа-то будет?
– Начинается великое переселение поросят, – торжественно объявила Елька. – Прощайте старые, тесные клетки! Да здравствует свобода, приволье и зелёная трава!
Ребята отправились к старому свинарнику.
Там уже стояло несколько подвод с пустыми ящиками и корзинами. Стеша вытаскивала из полутёмных станков визжащих поросят и грузила их на подводы. Заметив пионеров, она объяснила им, что надо делать. Мальчишки пусть грузят поросят, а девочки собирают лопаты, вилы, вёдра.
– В атаку! – скомандовал Гошка и первый ринулся в свинарник.
Мальчишки принялись ловить поросят, нацеливаясь на самых рослых и сильных, и таскать их к подводам. Поросята завизжали ещё оглушительнее, бились в ребячьих руках, словно их тащили на убой, но мальчишки изо всех сил сжимали их в своих объятиях.
– Да вы потише, ещё задушите! – рассердилась Елька. – Это вам не мешки с зерном! – И, кивнув девочкам, она тоже принялась ловить поросят.
– Дурачки! Лопоухие! Для вас же лучше делается. На воле будете гулять, на травке, – ласково говорила Елька, засовывая поросят в плетёные корзины.
Вскоре первая подвода была загружена. Стеша накрыла ящики и корзины брезентом, связала верёвкой и, кивнув Гошке с Никиткой, велела им везти поросят в летний лагерь.
Взгромоздившись на передок телеги, мальчишки тронули лошадь.
Ехать пришлось через всю деревню. Успокоившиеся было поросята на тряской булыжной шоссейке вновь зашевелились, беспокойно захрюкали и подняли визг. Визжали они на разные лады, и казалось, что на телеге едет несыгравшийся шальной оркестр.
Встречные колхозницы останавливались, покачивали головой:
– Ну и музыка на колёсах!
– И куда только везут бедных? Разбегутся они на воле, одичают.
– Вот же выдумала эта Шарапиха!
– Опять пыль в глаза пускает.
Гошка стиснул зубы и хлестнул лошадь, хотя та и без того шагала довольно споро.
Никитка осторожно потянул приятеля за рукав.
– Гош, а Гош! А вдруг поросята и впрямь разбегутся? Чего тогда с тётей Шурой станет!
– Ладно тебе, закаркал, – огрызнулся Гошка. – У других же получается. А чем мамка хуже?
Но толком он ничего не мог объяснить. Мать за последние дни редко бывала дома: то наблюдала за стройкой летнего лагеря, то ездила с Николаем Ивановичем в город раздобывать корма, и Гошке никак не удавалось поговорить с ней.
Но вчера вечером, словно угадывая тревоги сына, она попросила его прочесть ей напечатанный в областной газете рассказ совхозной свинарки Семыниной: «Как я вырастила две тысячи поросят».
Статья была длинная, и Гошка было заторопился, зачастил, но мать сразу же остановила его:
– Чего как палкой по забору трещишь? Ты мне с чувством читай, с расстановкой.
Гошка стал читать медленнее.
– Видишь, сынок, Анна же могла, – заговорила мать, когда статья была дочитана до конца. – А ведь она тоже не богатырь-женщина, не чудо какое. Обыкновенная, вроде меня. А вот всё же осилила, выдюжила. Так чем же я-то хуже? Только бы подспорье было да выручка.
Выехав за околицу деревни и свернув налево, ребята вскоре добрались до летнего лагеря. Он раскинулся в берёзовом перелеске. Всё здесь было очень просто.
На большом участке, обнесённом изгородью из жердей, стояли лёгкие навесы, защищающие поросят от дождя и солнца. Рядом разместились самокормушки и автопоилки. Вода по трубам поступала из озера, к которому примыкал лагерь. Справа от озера, за перелесками, тянулся выпас, потом поля с посевами люцерны, клевера, кукурузы.
У лагерных ворот Гошку и Никитку встретили Александра, Николай Иванович и дед Афанасий.
Ребята въехали в лагерь, развязали брезент и принялись вытаскивать из корзин и ящиков поросят.
– Ну, вот и первые переселенцы, – улыбнулся председатель. – Принимай, Александра Степановна. А сейчас и с других ферм повезут.
Вскоре в лагерь въехала трёхтонка с крытым верхом, наполненная разномастными поросятами. За рулём сидел шофёр Пыжов, долговязый парень с тугими, румяными, как помидоры, щеками. Он открыл борт машины, и поросята посыпались на землю. На мгновение они замерли, пошевелили пятачками, а потом, словно по сигналу, бросились врассыпную и затерялись среди кустов и деревьев.
– Резвись, орава, нагуливай сальце да мясо, – махнул им вслед рукой дед Афанасий, вызвавшийся работать в лагере ночным сторожем.
– А впрямь они здесь как рыба в воде, – сказала Александра, проводив глазами поросят.
Достав тетрадку, она отметила, сколько животных доставили Гошка с Никиткой, сколько с отдалённой фермы привёз Сёма Пыжов, и попросила их поторапливаться – к обеду надо переправить в лагерь весь молодняк.
Гошка с завистью посмотрел на Пыжова – а не плохо бы прокатиться с ним. Но ничего не поделаешь – надо кому-то поработать и на одной лошадиной силе.
Минут через двадцать, вернувшись в Клинцы на свинарник, Гошка с Никиткой загрузили подводу новой партией поросят и повезли их в лагерь.
Солнце уже поднялось высоко и сильно припекало.
Никитка вёл себя неспокойно, то и дело вздыхал, кряхтел, воровато оглядывался по сторонам.
– Чего ты будто на горячих углях сидишь? – недоумевая, покосился на него Гошка. – Если надо куда – лети воробушком.
– Нет-нет, поедем. Только побыстрее давай. – И, выхватив у Гошки вожжи, Никитка принялся погонять лошадь.
Когда выехали за околицу, Гошка неожиданно уловил подозрительный шорох. Он спрыгнул с подводы и оглядел корзины и ящики. Из одной корзины, стоявшей в задней части телеги, высовывались влажные розовые пятачки. Поросята с сердитым сопеньем перегрызали прутья, раздвигали их в стороны и высовывались наружу.
Гошка шлёпнул ладонью по нахальным пятачкам и примостился на краю телеги.
– Ты правь, я сзади сяду, – сказал он Никитке, а сам прижался спиной к корзине.
– Чего там? – спросил Никитка.
– Да поросята нахальничают, следить надо.
Но поросята не унимались. Они толкали Гошку в спину, хватали за рубаху и перегрызали всё новые и новые прутья корзины.
«А ведь вырвутся, дьяволы», – подумал Гошка и крикнул приятелю, чтобы тот быстрее погонял лошадь.
– Ой, Гошка! – вдруг приглушённо вскрикнул Никитка и, соскочив с телеги, стремглав бросился бежать в сторону от дороги.
«Что это с ним?» – удивился Гошка, выглянув из-за корзин с поросятами.
Лошадь, почувствовав, что ею никто не управляет, пошагала ленивее, стала щипать траву. А потом взяла да и поехала мимо поворота к лагерю.
– Никитка, вернись! – позвал Гошка приятеля, но тот уже скрылся за кустами.
Гошку бросило в жар. Не мог же он оставить корзину, из которой поросята вот-вот вырвутся наружу.
Он заорал, чтобы лошадь поворачивала налево, но та шла себе прямо и всё больше удалялась от развилки дороги.
Что было делать?
Гошка стащил рубаху, наспех завязал прохудившийся бок корзины и, подбежав к лошади, повернул её в сторону летнего лагеря.
Всё это заняло не больше минуты, но когда он вернулся обратно, то пятеро поросят, порвав рубаху, один за другим выскочили из корзины и кубарем скатились с телеги. Гошка успел лишь схватить за ногу чёрно-белого боровка и сунул его под брезент в соседнюю, ещё крепкую корзину. Потом бросился в погоню за остальными поросятами.
А те, ошалев от солнца и зелёного раздолья, как оглашенные, описывали по лугу широкие круги, рыли пятачками землю, жадно поедали сочную траву.
Гошка метался из стороны в сторону, забегал к поросятам спереди и сбоку, подползал к ним по-пластунски. Он то умильным голосом увещевал их быть послушными и не бояться его, то начинал браниться и швырять в них палками и комьями земли.
На дороге показались ещё две подводы с корзинами и ящиками.
Сопровождавшие их ребята из «команды ретивых», увидев запарившегося Гошку, поняли, что случилось, и бросились ему на выручку.
Но поросята продолжали резвиться вовсю и никому не давались в руки.
– Ловить нам не переловить, – сказала Таня и, сбегав к телеге, принесла железное ведро. – Давайте поросят вроде как на обед позовём, как тётя Шура делает. Только вы не зевайте. – И она забарабанила палкой по ведру.
Поросята, навострив уши, стали сбегаться к девочке, мальчишки, изловчившись, хватали их за ноги и водворяли обратно в корзины и ящики.
Переведя дыхание, Гошка надел свою располосованную рубаху.
– Хорош, нечего сказать, – фыркнул Борька. – Эх ты, возчик! С первого же дня и чепе – поросят выпустил.
– Будет тут чепе, когда среди нас дезертир объявился, – нахмурился Гошка и рассказал, как поросята продырявили корзину и как Никитка ни с того ни с сего убежал с подводы. – Ну погоди, Краюха! – погрозил он. – Будет тебе выдача, попомнишь меня!
– Ты не очень грозись, – заметила Елька. – Какой же он дезертир? Ведь это его мамка заставила домой вернуться.
– Тётя Ульяна?!
– Ага. Мы сами видели, когда в лагерь ехали. Мать его через всю улицу, словно под стражей, вела. Вела и пилила: «Такой-сякой, бессовестный, больную бросил, дом без присмотра оставил».
Гошка с недоумением пожал плечами.
– Да какая же она больная, если вчера тележку с травой везла. Да ещё какую тележку-то – целый возина!
– Вот, видно, и надорвалась. А Никитка, вместо того чтобы помочь матери, с тобой в лагерь поехал, – пояснила Елька и обратилась к ребятам: – Пока у него мать болеет, мы его никуда с собой звать не будем. Пусть он дома побудет. А может, нам ему ещё и помочь придётся.
– Ещё чего скажешь! – недовольно заметил ей Гошка.
Так ни до чего и не договорившись, ребята поехали в летний лагерь.
Выпустили из корзин и ящиков поросят, и Елька доложила тёте Шуре, что весь молодняк из Клинцовской фермы перевезли без потерь.
– Это как сказать, – усмехнулась Александра, покосившись на исполосованную рубаху сына. – Опять схватился с кем-нибудь?
– Что вы, тётя Шура, – замялась Елька. – Просто приключение в дороге случилось – поросята корзину разломали.
– А Гошка грудью на амбразуру, – фыркнул Борька. – Вернее, спиной. Вот рубахе и досталось.
– Мамка, да она ж всё равно старая! Чего её жалеть? – виновато сказал Гошка.
– Видали, Николай Иваныч? – обратилась к председателю Александра. – С первого же дня и потери. А что ж дальше будет?
– Ничего-ничего. Это потеря достойная. – Николай Иванович подмигнул ребятам. – Придёт время, будут и прибыли. А команда у тебя подобралась что надо. Ну-ка, ребята, покажите себя. Вон как раз и корма подвезли.
В лагерь въехала грузовая машина с травой, потом на подводе с комбикормом показалась Стеша.
Александра с ребятами принялись зачерпывать вёдрами из телеги сыпучий комбикорм и разносить его по кормушкам. Траву разложили около поилок длинным толстым валиком.
Затем Александра постучала палкой о железное ведро, и поросята со всех сторон ринулись к кормушкам. Набегавшись на свежем воздухе, они ели с завидным аппетитом.
Ребята оглядели длинную шеренгу поросят и невольно переглянулись. Такого большого стада они ещё никогда не видали. Попробовали подсчитать и не смогли – поросята перебегали с места на место, толкались, мельтешили в глазах.
– Мам, сколько их здесь? – вполголоса спросил Гошка.
– Сейчас восемьсот двадцать, а завтра ещё привезут. Словом, будет больше тысячи.
– А не одичают они, не разбегутся? Бабы на улице такое говорят. У тебя поджилки не дрожат?
– Побаиваюсь, конечно, – призналась мать. – Не будем кормить поросят, они не только разбегутся, а и нас с тобой съедят. Они же, как псы, эти поросята, прожорливые.
– А если кормов не хватит?
– Надо, чтоб хватило. Раз уж взялись – до конца тянуть будем.
Поев и напившись воды, поросята вновь разбрелись по лагерю.
Александра подозвала к себе ребят и сказала, что скоро в колхозе подрастёт кукуруза, клевер, люцерна, а пока поросят придётся подкармливать травой. И травы потребуется очень много.
– И вот вам задание на завтра. Проведите разведочку по округе, посмотрите, где можно траву косить. На остров загляните.
На острове
На остров высадились рано утром. Правда, часов ни у кого не было, но Елька, поглядев зачем-то на солнце в бинокль, сказала, что сейчас шесть ноль-ноль.
– Записать в вахтенный журнал время высадки! – распорядился Гошка, капитан катера «Победный», а точнее сказать, старой щелястой лодки-плоскодонки с разболтанными уключинами.
– Есть записать! – отозвалась Елька, хотя на «катере» не было никакого вахтенного журнала.
Гошка первым спрыгнул на топкий берег и, подтянув лодку за верёвку, привязал её к стволу искривлённой ракиты. Вслед за ним сошли на берег Борька, Елька, Таня и еше к двое ребят. Не было только Никитки. Гошка взял у Ельки бинокль и с видом заправского путешественника принялся обстоятельно оглядывать остров.
Увеличенные добротными цейсовскими окулярами, он увидел заросли корявого лозняка, колючего терновника, дикой малины, высокого чертополоха и репейника. Кое-где проступали поляны с разнотравьем.
Борька с завистью смотрел на бинокль и наконец взмолился:
– Совесть надо иметь. Дай и мне глянуть.
– Стоп, ребята! Внимание! – торжественно объявил Гошка. – Остров необитаем.
– Это само собой, – охотно согласилась Елька. – Так и запишем. Сего числа в шесть ноль-ноль Колумб номер два Гошка Шарапов и его команда открыли в безбрежных просторах безымянного озера необитаемый остров. Первооткрыватели присвоили острову имя Шарапова.
– Тоже мне «первооткрыватели»! – фыркнул Борька. – Да это же Карасиный остров. Его все знают. Здесь рыбу ловят, траву косят для коров, малину собирают кому не лень.
– Всё равно необитаемый, раз здесь никто не живёт, – возразил Гошка. – И знаете, что у нас здесь будет? Боевой штаб разведки. Вышку для наблюдений сделаем, укрытия всякие.
– Ладно тебе, – отмахнулась Таня. – Мы зачем приплыли сюда? За травой для поросят. Вот и давай дело делать.
– Верно, – согласился Борька. – В лагере, поди, кормов ждут, а мы тут прохлаждаемся.
Он взял у Гошки бинокль, поднёс к глазам и вскрикнул:
– Эге!.. А мы здесь не первые. На острове кто-то есть.
– Где? Кто? – Гошка выхватил у Борьки бинокль. – Так, понятно… Хват Митька уже здесь. – И он исчез в просвете между кустами.
Митьку Кузяева ребята встретили на противоположном берегу острова. Тот косил на широкой поляне густую росистую траву.
Митяй был не один. Его закадычный дружок и напарник Ваня Вьюрков сгребал скошенную траву и большими охапками таскал её на плот, сколоченный из чьих-то ворот.
Но больше всего удивило ребят то, что в Митькиной компании оказался и Никитка Краюхин. Он принимал от Вани охапки травы и аккуратно раскладывал её на плоту.
Заметив «команду ретивых», Никитка смешался, покраснел и ещё старательнее примялся утаптывать траву.
Гошка приблизился к Митяю:
– Кому траву косишь? На какую ферму?
Митяй сделал вид, что не расслышал вопроса, и продолжал размахивать косой. Светлая полоска стали звонко вжикала, выписывала широкие полукружья, мелькала в траве, словно змейка, и с каждым взмахом всё ближе подкрадывалась к Гошкиным ногам. Ребята замерли.
– Ой, Гошка! Он же тебе ноги порежет! – вскрикнула Елька и потянула мальчика за рукав.
Но Гошка продолжал стоять на месте. А Митяй косил себе и косил и только приговаривал: «Коси, коса, пока роса». У Гошки противно заныло под коленками и пересохло в горле.
Вдруг к Гошке подошла Таня и сунула ему в руки толстую рогатую палку и что-то шепнула на ухо.
Елька думала, что Гошка сейчас полезет с палкой на Митяя, но тот только упёр палку в траву и навалился на неё грудью.
– А мы вот так.
Коса звякнула о палку и замерла.
– Хитёр Шарап, – ухмыльнулся Митяй, вытирая пот со лба. – А не будь палки, я бы тебе ножки оттяпал.
Гошка вновь спросил, кому Митяй косит сено.
– Вот оно что! – осклабился Митяй. – А я и забыл, что вы теперь ревизоры-контролёры.
– Ты не крути, отвечай.
– Вот привязался – кому да кому! – Митяй пожал плечами. – Не людям же, понятно. Коровам да поросятам.
– А чьим коровам? Чьим поросятам? – допытывался Гошка. – С колхозных ферм или ты на сторону траву загонишь?
– Это неважно. Есть все хотят.
– А ты знаешь, травоядная твоя душа, – рассердилась Таня, – что этот остров к свиноферме приписан, к летнему лагерю? Трава нужна для поросят. И мы сюда не просто так, а по заданию тёти Шуры за травкой приехали.
– Смех и умора! – фыркнул Митяй. – «Приписан»! «По заданию»! Скажете тоже! Да что у вас, бумага есть с печатью? – И он, ловко сплюнув через плечо, почесал большим пальцем правой ноги левое колено.
– Надо будет – и бумагу достанем, – сказала Елька.
Митяй подмигнул Ваньке:
– Видал законников?
– Ну вот что, Митяй, – подступил вплотную к нему Гошка. – Ты нам зубы не заговаривай. Сгружай траву и отчаливай отсюда.
– Ничего себе, умненькие, – запротестовал Митяй. – Мы траву косили, мы грузили, а вы на готовенькое приехали.
– А никто вас чужое хапать не просил, – сказал Гошка, кивая на плот с травой. – Сгружай, тебе сказано! Иначе…
Что «иначе» – он не договорил, но Митяй, оглядев свою и Гошкину компанию, понял, что если дело дойдёт до схватки, то перевес, пожалуй, останется за «ретивыми». К тому же отец не раз предупреждал Митяя, чтобы он не лез на глаза «ретивым». Председатель колхоза верит каждому их слову, и Митяй очень просто может попасть в передачу по радио.
– Да что вы в самом деле! – заныл Митяй. – Я ж эту траву не для себя косил, для Краюхиных. Тётя Ульяна помочь просила. Сами ж знаете, хворает она.
– Для Краюхиных? – переспросила Елька и обернулась к Никитке. – Это правда?
– Ага, просила, – с трудом выдавил Никитка.
Елька посмотрела на ребят.
– Раз такое дело, надо отпустить.
Мальчишки переглянулись, пожали плечами, а Гошка, помолчав, махнул Митяю рукой.
– Уезжай с глаз долой. И больше нам не попадайся.
Тот не заставил себя ждать, прыгнул на сено, и плот медленно отошёл от острова.
Гошка распорядился косить траву.
Мальчишки взяли из лодки косы, пошаркали по ним брусками и, разбредясь по острову, принялись сенокосничать. Девочки сгребали траву и охапками таскали в лодку.
Один лишь Борька всё ещё стоял на берегу острова и следил за уплывающим плотом.
– Всё любуешься, как нашу траву увозят? – окликнул его Гошка. – А я вот не верю Митяю. Опять он чего-нибудь спроворил.
– Наверное, спроворил, – согласился Борька. – А вот плот он ловко придумал. Смотри, сколько травы на него погрузить можно. Вот и нам бы такой построить. А то и побольше.
– Погоди, погоди, а это ж здорово! – обрадовался Гошка. – Да мы ж завалить поросят кормами можем. И подвод меньше потребуется. А только кто вот плот сколотит?
– Были бы доски да брёвна. Это тебе не спутник построить. – И Борька принялся чертить прутиком на песке будущий плот.
– Тогда вот что, – подумав, сказал Гошка. – От косьбы я тебя освобождаю. Плыви в лагерь и скажи матери насчёт плота. И начинай разыскивать брёвна, доски.
– Есть разыскивать! – откозырял Борька и, не раздеваясь, бросился в озеро и поплыл к лагерю.
