Текст книги "Зелёный шум"

Автор книги: Алексей Мусатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

В новом звании

После сенокоса дядя Вася начал работать в колхозной мастерской.

Не в пример старой кузнице, мастерская была большая, просторная и напоминала заводской цех. В ряд стояли верстаки, тиски, слесарные и токарные станки, над головами двигался подъёмный кран. Ребята знали, что эту мастерскую колхоз купил у машинно-тракторной станции.

– Ну как, Василий Егорыч, подходящее хозяйство? – спросил его председатель. – Не заскучаете по заводу?

– Есть где развернуться, – согласился дядя Вася, осматривая мастерскую.

А ещё Николай Иванович сказал ему, что главное сейчас заменить в колхозе ручной труд машинами, особенно на фермах, чтобы людям было легче работать. Но готовых машин у них ещё маловато, и многое придётся придумывать и делать своими силами. Дядя Вася принялся налаживать на фермах водопровод и подвесные дороги, чинил разладившиеся моторы.

В эти дни Гошка то и дело заглядывал в мастерскую. Ещё бы: правление назначило дядю Васю колхозным механиком, и теперь он полный хозяин всех машин. В мастерской можно было покопаться в моторе грузовика, постучать молотком, завернуть ключом гайку, подержаться за руль трактора.

Гошка решил, что он непременно должен научиться водить машину. Вместе с Никиткой он прикатил в мастерскую разболтанный отцовский мотоцикл и попросил дядю Васю починить его и показать, как на нём ездить.

– Знакомая машина, – узнал дядя Вася мотоцикл. – Бережёте, значит, не продали… Ну, скажем, починю я твоего «конька-горбунка». А дальше что? Гонять будешь, как угорелый? Скотину пугать? Да ещё шею себе сломаешь.

– Нет. Я мамку в лагерь буду возить. Или пусть Николай Иваныч на «коньке-горбунке» ездит. Чего ему пешком по полям ходить? А мотоцикл у нас всё равно без дела стоит.

– Вот это другое дело, – согласился с ним дядя Вася.

Ремонт был несложный, мотоцикл вскоре был исправлен, и дядя Вася принялся обучать мальчишек правилам вождения.

Как-то раз в мастерскую заглянула Гошкина мать.

– Дорвался-таки мастер до своего дела… Давно бы пора, – сказала она дяде Васе, который копался в моторе трактора. – А я за тобой.

И Александра повела его в летний лагерь.

– Ого, да тут у тебя и впрямь живности без числа и счёта, – удивился Василий, окинув взглядом поросячье стадо. – Неужто вдвоём со Стешей управляешься?

– Трудновато приходится, – пожаловалась Александра.

В последние дни они со Стешей подкармливали свиней зелёной кукурузой. Кукурузу косили вручную, накладывали на тележку, и Пыжов на тракторе доставлял её в летний лагерь. Здесь Александра со Стешей опять-таки вручную выгружали траву из тележки и раскладывали её по кормушкам. Всё это было сложно, громоздко, требовало много сил.

– Ты бы пошевелил мозгами, механик, помог нам. – И Александра посоветовала Василию съездить в совхоз и посмотреть, как там ловко придумали доставлять в лагерь зелёную кукурузу.

Василий побывал в совхозе и, вернувшись, принялся за дело.

Он отыскал в мастерской транспортёр, приспособил его к тележке и вместе с трактористом Пыжовым выехал в поле. При помощи транспортёра скошенную кукурузу без особого труда удалось погрузить в тележку, привезти её в лагерь и при помощи того же транспортёра быстро разложить зелёный корм по кормушкам.

Тележка с транспортёром очень понравилась Александре. Только Пыжов, который доставлял на тракторе зелёный корм в лагерь, был занят на других работах и частенько запаздывал в срок подвезти кукурузу.

Вскоре Гошка научился управлять мотоциклом.

– Скажи на милость, «конька-горбунка» оседлал, – удивилась Александра, когда однажды сын лихо домчал её от дома до лагеря. – Когда ж ты успел? И кто это настропалил тебя?

– А дядя Вася. Мы теперь с ребятами мотор вот как знаем, – похвалился Гошка. – А хочешь, мы на мотоцикле зелёный корм в лагерь будем возить? Вот только коляску пристроим.

– Куда там… Разве в коляске навозишь. – И Александра подумала о том, почему бы ей самой не водить трактор и не отказаться от помощи тракториста.

Однажды, возвращаясь с поля, она даже попросила Пыжова пустить её к рулю трактора. Но всё, чему Александра научилась когда-то от мужа, забылось: трактор слушался плохо и едва не угодил в придорожную канаву.

– Не те годы, тётя Шура, – засмеялся Пыжов, отстраняя её от руля. – Опоздала ты за баранку держаться.

– Так уж и опоздала? Да чем я хуже Гошки?

Разобиженная Александра пришла к дяде Васе и попросила научить её водить трактор. Через несколько дней Гошка заметил, что мать и Стеша засели за учебник по тракторному делу. Читали вслух главу за главой, что-то записывали в тетрадки, подолгу рассматривали мотор трактора, ощупывали каждую деталь.

– И ты за трактор сядешь? – спросил у матери удивлённый Гошка. – Как тятька будешь?

– Надо это, сынок, надо…

– А кем ты в колхозе числиться станешь? Свинаркой или механизатором?

– Неважно, кем буду числиться, а сейчас в нашем деле без техники никак нельзя. Это всё равно что без рук.

Вечерами в лагерь приходил дядя Вася и обучал Гошкину мать и Стешу практической езде на тракторе. Недели через две свинарки уже самостоятельно, без помощи тракториста, доставляли с поля в лагерь зелёный корм.

– Будь здоров, Сёма, – сказала Пыжову Александра, приняв от него трактор. – Больше мы тебя не задерживаем. Возвращайся на свой грузовик.

– Значит, сами с усами, – покачал головой Пыжов. – А ты настырная, тётя Шура, – до всего доходишь. В случае чего, если мотор забарахлит – сигналь. Я выручу.

Ночная гроза

Грóзы уже вторую неделю ходили по округе. Они приближались к Клинцам то справа, то слева, играли причудливыми сполохами, пугали людей пушечными залпами грома, но дождём так и не проливались.

– Обходят нас дожди, – с обидой говорили люди.

Днями было изнурительно жарко, земля потрескалась, травы томились от жажды. Из-за леса на деревню наползала чадная хмарь – где-то горели торфяники, на деревьях, как преждевременная седина, проглядывали пожухлые листья, и люди с нетерпением и надеждой ждали ливневого дождя.

С жаркими днями прибавилось забот и Александре.

Изнывая от жажды, поросята с утра до вечера толпились у озера, лезли в воду, рылись в грязи и тине.

Наиболее резвые и неугомонные так далеко забирались в озеро, что начинали захлёбываться и тонуть.

Пришлось Александре наладить «службу спасения на водах». Ребята посменно разъезжали по озеру на плоту и на лодках, следили за поросятами, не давали им отходить далеко от берега. А частенько им приходилось бросаться в воду, с трудом вылавливать не очень-то умелых четырёхногих пловцов и вытаскивать их на сушу.

– Эй вы, поросячьи осводовцы! – посмеивались над ребятами в колхозе. – Сколько утопающих спасли? Не мешало бы вас медалью наградить, хотя бы одной на всех.

– А что? Мы каждый день ныряем, – с важностью отвечал Гошка и даже предложил ребятам на всякий случай научиться делать поросятам искусственное дыхание.

– А и впрямь беда может случиться, – подумав, сказала Александра. – Давайте-ка мы лучше изгородь поставим.

Ребята нарубили кольев, вбили их в дно озера, переплели лозняковыми ветками и отгородили поросят от глубокой воды.

Как ни было жарко, а поросята в лагере росли, крепли, заметно прибавляли в весе.

В колхозе стали поговаривать, что Александрины питомцы принесут к осени неплохой доход. Из соседних артелей приходили свинарки, осматривали поросят, кормушки, поилки, наблюдали, как Александра со Стешей на тракторе развозили корма.

– Неужели так вдвоём и управляетесь? – допытывались они, оглядывая тысячное стадо.

– Так вот и управляемся, – отвечала Александра. – Ребятишки помогают – «ретивая команда».

– Это само собой, ребятишки и у нас без дела не сидят, – говорили свинарки. – Вы нам про взрослых проясните. Сколько их ещё у вас? Дюжина, две?

– Сказано вам – вдвоём работаем, я да Стеша, – обижалась Александра.

И она даже пожаловалась Николаю Ивановичу, что от соседских наблюдателей не стало покоя: с утра до вечера ходят по лагерю, вмешиваются во все дела, как ревизоры какие, отрывают от работы.

– Это неплохо, – успокоил Николай Иванович. – Ведь соседи к чему привыкли? Раз Клинцы – значит, неразбериха, приписки. Вот они и проверяют, как ревизоры. А это нам даже на пользу.

А ещё через несколько дней Николай Иванович зашёл в лагерь и сообщил Александре, что её срочно вызывают в совхоз «Первомайский». Там проводится районный семинар свинарок, и её просят рассказать о летнем лагере и о своих успехах по выращиванию поросят.

– Да что там за успехи! – всполошилась Александра и показала на поросят. – Вот они ещё какие… Им только расти да расти. Да и всё дело в самом начале.

– Вот и расскажите, с чего сами начинали, – посоветовал Николай Иванович. – Людям это любой книжки дороже. Да вы не волнуйтесь. В лагере Стеша останется, дед Афанасий. И ребята, конечно. А завтра к вечеру вернётесь.

– Ну что ж. Раз надо – поеду, – согласилась Александра.

Она вернулась домой, позвала Гошку и посадила его писать под диктовку свой рассказ о работе в летнем лагере.

Но писалось плохо, на бумагу заносились одни лишь сухие цифры.

– Ладно, оставим эту писанину, – сказала мать. – Так расскажу, без бумажки.

– Только ты обо всём расскажи, – попросил Гошка. – И про Николая Иваныча, и про дядю Васю, и про Стешу, как они помогали тебе.

– И про вас, ретивых, понятно, – засмеялась мать. – Да уж не забуду, не бойся.

Александра переоделась по-праздничному, наказала Гошке, Клаве и Мишке, чтобы присматривали за домом, и на попутном грузовике уехала в совхоз.

Ночью вновь собралась гроза. Где-то далеко, за тёмной зубчатой стеной леса, замелькали молнии и приглушённо загремело.

Но гром был совсем не страшный. Он урчал, рокотал, лениво перекатывался, словно пробовал свой могучий голос.

Клава с Мишкой всё же проснулись и принялись расталкивать старшего брата, который, умаявшись за день, спал мёртвым сном.

– Гош, а Гош, гремит! – встревоженно зашептала Клава, ещё с малых лет боявшаяся грозы.

Гошка с трудом открыл глаза, приподнял от подушки голову, прислушался.

– Где там гремит – просто погромыхивает.

– А мамка как наказала, если гроза…

– Не будет грозы! Опять стороной пройдёт, – успокоил Гошка.

– Окна надо закрыть. И трубу в печке, – не унималась Клава.

Но Гошка, натянув на голову одеяло, уже спал.

Маленькая беспокойная хозяйка только сконфуженно вздохнула – что ни говори, а все заботы по дому ложатся на неё. Шлёпая босыми ногами по полу и поёживаясь от грома, она подошла к окну, закрыла створки рам, потом задвинула печную задвижку и вытащила из белой фарфоровой розетки провод репродуктора. Кажется, всё сделано, что наказывала мамка. На всякий случай Клава ещё заткнула тряпкой разбитое стекло в боковом окне и зачем-то сняла с подоконника цветы в железной банке.

В этот момент ломаная белая молния стремительно прочертила чёрное небо, и в избе на мгновение стало светло, как в самый яркий солнечный день. В тот же миг совсем рядом оглушительно загремело, и Клаве показалось, что изба покачнулась и сдвинулась с места.

Девочка с криком бросилась к старшему брату. Но гром и без неё сделал своё дело: Гошка уже стоял на ногах.

– Вот это шарахнуло! – пробормотал он.

Перепуганная Клава принялась уверять Гошку, что молния не иначе как ударила им во двор или в сарай.

– А вдруг мы горим… Чего ты стоишь?

Гошка, как был, в трусах, выскочил на крыльцо. Нет, нигде ничего не горело.

Зато кругом бушевал ветер, и всё ухало и грохотало, словно над крышами кто-то гремел огромным листом железа.

То и дело вспыхивали молнии. Они напоминали то ломаную стрелу, то огненный крест, то игривую подвижную змейку, то причудливо разветвлённый корень дерева.

Гошка прижался к углу избы и при каждой вспышке молнии с надеждой поглядывал на небо.

Ветер с бешеной скоростью мчал лохматую тучу, рвал её на куски, и облака кипели, клубились, завихривались.

«Опять один треск да грохот», – уныло подумал Гошка, направляясь в избу.

Но тут первые капли дождя забарабанили по крыше. Казалось, что кто-то бросил сверху пригоршню гороха. Потом порыв ветра швырнул ещё одну пригоршню, потом ещё и ещё.

Гошка выбежал на улицу. Подняв кверху лицо и выставив вперёд ладони, он, казалось, готов был закричать: «А ну, давай, дождик, давай!»

И плотный косой дождь, словно понукаемый мальчиком, полил во всю силу.

В соседних избах заскрипели калитки, на улицу вышли заспанные хозяева и, радуясь дождю, подставляли под его струи непокрытые головы. Только бы не обманул, только бы напоил землю.

Из окна раздался тревожный голос Клавы:

– Гошка, нас заливает!

И верно, в избе был настоящий потоп. Текло с подоконников, текло вдоль печной трубы, вода пробивалась через крышу и потолок и заливала постели.

Гошка отодвинул кровати в сторону и заставил пол тазами, корытами, вёдрами. Изба наполнилась звонким щёлканьем, словно от весенней капели.

А дождь всё усиливался и вскоре перешёл в ливень. Бурливые потоки воды помчались по улицам. Перед крыльцом разлились лужи.

Ураганный ветер неистово раскачивал деревья, ломал ветки и сучья, струи дождя сбивали листья. Потом за окном раздался глухой треск, и что-то тёмное, большое навалилось на стену избы. Зазвенели выбитые из рамы стёкла, и в окно просунулись мокрые берёзовые ветки.

«Берёзу с дуплом свалило, – догадался Гошка и невольно вспомнил про лагерь. – Что ж в такую погоду делается с поросятами? А ведь с ними на ночь остался один лишь дедушка Афанасий да Митяй».

Гошка заметался по избе, сорвал с вешалки материнский дождевик.

– Куда ты? – взмолилась сестрёнка. – Боюсь я! Гремит же!

– Я скоро, – кинул Гошка. – Только на лагерь гляну. А гроза уже…

Он не договорил. Вновь вспыхнула молния, и гром потряс избу. Клава, дрожа всем телом, вцепилась брату в рукав.

Гошка швырнул на кровать дождевик и с яростью посмотрел на сестрёнку – эта трусиха связала его по рукам и ногам. И когда только кончится гроза!

– Гош, а Гош, – потянув за руку, шепнул ему братишка. – А давай, как мамка, сделаем – закутаем Клавку в одеяла. Я подежурю, а ты беги!

– Давай, – обрадовался Гошка.

Он приказал сестрёнке лечь в постель и закидал её одеялами и подушками.

– Только смотри, чтоб не задохнулась, – наказал он Мишке и, схватив дождевик, выбежал за дверь.

Дикая «орда»

Первым, кого Гошка встретил на улице, был Митяй Кузяев. Лохматый, в мокром капюшоне, сделанном из мешка, тот мчался, не разбирая луж, и едва не сбил Гошку с ног.

– Это ты? – узнал он. – Где тётя Шура?

– В совхозе. На совещание уехала. Только завтра вернётся. А что случилось?

– Беда! Лагерь заливает! – хрипло сообщил Митяй. – Дед Афанасий меня за людьми послал.

Гошка с Митяем побежали будить Стешу. Та была уже на ногах. Втроём они собрали ребят из «ретивой команды» и помчались к летнему лагерю.

Ливень не унимался, но стало чуть развидняться. Струи дождя, будто кнутами, секли ребятам плечи, лица, слепили глаза, перехватывали дыхание. Кто-то упал в лужу, кто-то, как с ледяной горки, проехался по скользкой дорожке.

Вот наконец и лагерь.

С холмов неслись потоки воды, и всё кругом заливало. Поросят под навесом не было. Они как ошалелые метались по лагерю, визжали, тыкались в изгородь. Откуда-то доносился истошный голос деда Афанасия.

Ребята бросились на голос. В дальнем углу лагеря столпилась большая куча поросят. Проделав в изгороди лазейку, они старались вырваться за пределы лагеря. Но вырваться было нелегко. У лазейки образовалась пробка.

Дед Афанасий бегал вокруг поросят и, охаживая их по спинам хворостиной, пытался отогнать от изгороди.

– Пошли прочь, окаянные! Чтоб вас разорвало, бесовы дети!

Но «окаянных» уже ничем нельзя было остановить. Поросят у лазейки собиралось всё больше и больше, они напирали на изгородь, визжали, грызлись.

– Заходи с другой стороны! – скомандовала Стеша.

Перемахнув через изгородь, ребята упёрлись в неё плечами. Раздались шутливые восклицания:

– Ни с места, ретивые!

– Стоять насмерть!

– Костьми ляжем!

– Остановить поросячью орду!

Стеша, присев на корточки, попыталась руками загородить лазейку и помешать поросятам пролезть через изгородь. Но те проскальзывали мимо неё, как рыба из худого невода.

– Да разве так надо? – крикнул Гошка и, оттолкнув Стешу, плюхнулся на землю и прижался спиной к лазейке. Поросята свирепо затолкались пятачками в его спину.

«Ещё одна рубаха пропала», – мелькнуло у Гошки, и в ту же минуту он почувствовал, что какой-то юркий поросёнок пролез мимо него с правого бока. Значит, одному лазейку в изгороди не закрыть. Гошка дёрнул за руку какого-то мальчишку и усадил рядом с собой.

– Закрывай амбразуру!

– Скажешь тоже, – фыркнул Митяй. – Просто дыра! Ох, чёрт, щекотно! Спину кусают.

– Ладно тебе, не крутись, – прикрикнул Гошка. – Прижимайся теснее!

Лазейка была закрыта, но натиск поросят на изгородь только усилился. Изгородь подозрительно затрещала, зашаталась и вскоре, несмотря на все усилия ребят подпереть её, повалилась на землю.

Поросята ринулись из лагеря. Мальчишки еле успели отскочить в сторону, и только Гошка с Митяем замешкались. Они было поднялись с земли, но поросячья орда сбила их с ног и прокатилась через них, как снежная лавина.

– Ой, мамочки! – закричал кто-то из девчонок. – Их же затопчут!

Когда поросята скрылись в перелеске, Стеша бросилась к Гошке и Митяю. Мальчишки, не шевелясь, лежали на траве животами вниз.

Стеша помогла мальчишкам подняться.

– Здорово досталось? – спросила она.

– Мне ничуть, – признался Митяй и подозрительно покосился на Гошку. – Ты чего на меня навалился? Спасать, что ли, задумал? Тоже мне – фронтовой товарищ…

Гошка вспыхнул.

– Совсем и не думал. Просто споткнулся и упал на тебя. – Он пошевелил плечами. – А мне тоже ничуть не больно. Это дождевик меня выручил.

– Да ты смотри, – вдруг заметила Елька, – у тебя же все ноги в крови.

И верно: по голым Гошкиным ногам из царапин и ссадин, нанесённых копытами поросят, стекали тонкие струйки крови.

– Это у меня ноги заголились, плаща не хватило, – буркнул Гошка. – Но это ничего.

Подошёл дед Афанасий и, узнав, что произошло с Гошкой и Митяем, покачал головой.

– Удачно отделались. Поросята ещё полного веса не набрали, а то бы они вам насажали печаток… – И он уныло посмотрел в сторону перелеска. – И куда это орда дикая ринулась? Пошли-ка, хлопцы, на розыски.

Стеша тронула Гошку за плечо.

– А ты никуда не пойдёшь. И не спорь со мной. – И она велела Ельке проводить его до шалаша и оказать первую помощь.

– Там, в шалаше, у меня бельё сухое, – шепнул девочке Митяй. – Пусть он переоденется.

Елька, подхватив Гошку под руку, повела к шалашу.

Остальные ребята вместе с дедом Афанасием отправились разыскивать поросят. Никитку оставили около сломанной изгороди и велели ему барабанить в железное ведро.

Дождь затихал, начинало светать.

Поросят ребята нашли недалеко за перелесками, в картофельном поле. Они успокоились и пировали вовсю. Разрывали пятачками землю и с завидным аппетитом пожирали розовые клубни картофеля.

– Ну и прорва всеядная! – испугался дед Афанасий. – Да за такую потраву бригадир с нас головы снимет.

Вооружившись хворостинами и палками, ребята зашли с противоположного конца картофельного поля и, растянувшись цепочкой, погнали поросят к лагерю.

«Всеядная прорва» не очень-то охотно расставалась с лакомой едой, но Никитка так призывно барабанил в железное ведро, что поросят в конце концов удалось заманить в лагерь.

Ребята подняли опрокинутое звено изгороди, укрепили его и только сейчас заметили, что дождь кончился.

Рваная клочковатая туча, изредка погромыхивая, уползала за горизонт, а восточная сторона неба уже наливалась чистыми утренними красками.

Но не радостное это было утро.

Ребята окинули взглядом лагерь и ахнули: озеро вышло из берегов и залило большую часть лагерной низины. Потоки воды подмыли столбы, и навесы накренились. Кормушки плавали в мутных лужах.

Беспокойно озираясь и повизгивая, поросята скучились в дальнем углу лагеря, где было посуше.

Дед Афанасий со Стешей пересчитали стадо и обнаружили, что не хватает девяноста трёх поросят.

Ребята замерли. Никто не посмел ничего переспросить. И тут все увидели Александру.

Промокшая до нитки, без платка, в размокших новых туфлях, она шагала к лагерю прямо через поле.

Мучимая тревогой, Александра вышла из совхоза, как только начался ливень; не встретив попутной машины, шагала всю ночь пешком и сейчас еле передвигала ноги.

Гошка заметил мать из шалаша и побежал ей навстречу.

– Мам, ты чего? – виновато пробормотал он, заметив осунувшееся лицо матери. – Ты не думай – мы тут всю ночь…

Александра, словно не заметив, прошла мимо сына. Подойдя к изгороди, окинула взглядом затопленную часть лагеря, скучившихся в углу поросят и обернулась к Стеше и деду Афанасию:

– Сколько не уберегли-то?

Стеша назвала цифру исчезнувших поросят. Александра схватилась за голову.

– А я-то, глупая, распелась вчера, – призналась она. – Да какой у нас лагерь пригожий, да как поросята растут, словно на дрожжах. К нам даже на экскурсию с курсов собрались сегодня приехать… А что мы покажем им?

– Ничего, Степановна, – успокоил её дед Афанасий. – Вода сойдёт – всё и наладим. А поросят искать надо. Сегодня же.