Текст книги "Ноль-Ноль"

Автор книги: Алексей Евдокимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Сейчас, добравшись до места уже затемно, Антон не увидел и вовсе почти ни души. Половина кабаков даже на главной улице была закрыта, только молча светилась праздничная иллюминация: свитые из гирлянд звезды и надписи «Bon Nadal!», да торчал посреди безлюдного променада на специальном помосте гигантский Кага-Тьё, «Какающий дядя» (каталонский рождественский тотем в виде деревяшки на подпорочках, что ставят под елку вместе с подарками – его следует бить палкой, а подарки считать результатом производимой им с перепугу дефекации): здесь это был комель в человеческий рост.

Антону пришлось пересечь городок из конца в конец в обоих направлениях, прежде чем он нашел нужный дом. Тот стоял на отшибе, на краю пустыря, за которым пунктирные огоньки приблизительно оконтуривали недалекую гору. Антон отстегнулся, вылез, запахнулся (к ночи ощутимо холодало), осмотрелся со странным чувством. Кроме его карликового «Пежо», машин на стоянке не было. Дом – параллелепипед в семь-восемь этажей – смутно белел в темноте, не светясь ни единым окном. Похоже, в холодные месяцы квартировладельцы, постоянно живущие в Барсе, наведывались сюда нечасто.

Он не стал обходить здание и проверять окна со всех сторон. Маса, разумеется, могло и не оказаться дома, и Антон готов был ждать его в машине в виду входной двери.

Он не сразу нашел, где включается свет в подъезде. Почему-то забив на лифт, одиноко гулко шаркал по бетонной лестнице, не отделенной от улицы даже стеной – только фигурными балками, отчего на ней вольно гулял ветер. Ощущение было как внутри брошенного долгостроя.

Так… Вроде здесь.

Антон нажал кнопку звонка – и в ту же секунду, синхронно с приглушенным зудом за дверью, закурлыкал его (точнее Алькин, один из двух, одолженный ему) мобильник.

– На месте уже? – ядовито осведомилась Алинка (срочный, без внятных объяснений спешки Антонов отъезд ее несколько покоробил). – Мог не торопиться.

– Что такое?

– Наташка только что сказала: Ваня твой улетел сегодня. Она сама буквально час назад узнала, причем случайно – он никого не предупредил.

Если чему Антон и удивился, то отсутствию у себя удивления: сейчас он отдавал себе отчет, что чего-то подобного подсознательно и ожидал по дороге сюда.

– И куда улетел? – спросил он без всякой надежды.

– В Питер, что ли… В Питер, Наташ, Ваня свалил?.. (Крикнула в сторону.) В Питер, говорят…

Выйдя из подъезда, он механически окинул взглядом почти пустую стоянку. С краю ее притулились мусорные контейнеры, возле одного на асфальте светлело что-то едва заметное. Не задумываясь зачем, Антон подошел. Белая авторучка с какой-то красной надписью – рекламная, видать. Он шевельнул ее носком кроссовки. «Глянцеватель». По-русски. Ха! Так это Масово… Логично, учитывая, что тот был сейчас небось единственным жильцом в доме. (Антон представил: Ивар издалека небрежно мечет пакет с мусором, ручка выскальзывает и щелкает на асфальт.)

Он пинком отправил ее в щель между контейнерами и вытащил ключи от «Пежо».

Через некоторое время она снова заглянула в комнату – Антон по-прежнему сидел за компьютером.

– Что ты там ищешь? – спросила Алька, подходя сзади и видя, что он все еще в Сети.

– Уже нашел… – пробормотал Антон, не оборачиваясь.

– Что?

– Рейс.

– Какой рейс?

– Авиа.

– Куда? В Москву? Ты решил, когда уезжаешь?

Закряхтел, готовясь испражниться, принтер.

– В Питер.

– Ты в Питер полетишь?

– Угу.

Вылез лист с перевернутым текстом.

– Когда?

Он помедлил:

– Завтра.

Теперь помедлила Алька:

– Не поняла…

Антон наконец обернулся и увидел на ее лице ожидаемое: растерянность, переходящую в злость. Вздохнул:

– Извини… Кстати, у тебя сотни евро в долг не будет?

2

Мятый ящик трамвая надвинулся, дребезжа. Лязгнули двери. Раскатился вопль: «Па-ашел! Наездился вчера!» – вагоновожатая яростно спихивала со ступенек сунувшегося было внутрь бомжа с палочкой. Бомж отступил, но палка застряла между схлопнувшихся створок. Тетка с ненавистью еще дважды громыхнула дверьми, тронулась. Бомж остался ждать следующего трамвая.

Возвращаясь в потемках домой (в смысле, к Тане), Антон ежился и ускорял шаги, словно на быстрой перемотке просматривая кадры любимого им, но только не зимой, города. Могильный мрак подворотен, смерзшиеся снежные гряды вдоль тротуаров. Стремительно и густо сеющийся в свете фар и фонарей мелкий снег. Перемигивающиеся желтым светофоры.

Улица Некрасова, недалеко от угла с Восстания. Живя тут, Таня обычно водила брата, приезжавшего из столицы пару-тройку раз в год, в окрестные кабаки. В «Платформу», ныне покойную, заходили из подворотни – жутковатой питерской подворотни, выныривающей в не менее жутком, заваленном стройматериалами дворе-колодце; в прихожей клуба твоя одежда безнадежно погребалась под чужой, сугробом нарастающей на вешалке; в переполненном дымном зале, чтобы пройти к своему столику, приходилось поднимать сидящих за соседними. Если ты оказывался тут перед началом концерта, разговор периодически прерывался торопливой пробежкой барабана или взмыкиванием очередной трубы: ребята на сцене настраивали инструменты, а звуки шли через усилок. В «Самогонщиках» пили местные отчаянной остроты настоечки: красный смерчик табаско закручивался во взбалтываемой стопке «Дьяволова огня», еще более забористая хреновуха, мутно-белая, со свежим хреном, едва не вышибала слезу.

Нельзя сказать, что свалившийся сейчас за два дня до Нового года Тане на голову Антон оказался так уж кстати, тем более что болела Женя, ее младшая, – но бесцеремонный брательник обещал долго собой не обременять. Правда, где искать тут Маса, он пока понятия не имел: в Барсе никто ничего ему сказать не смог, а общие питерские знакомые про то, что Ивар в городе, услышали впервые от Антона.

Никеша внезапному Антонову визиту и вопросу о Масарине даже вроде не очень удивился, словно тот их телефонный ноябрьский разговор, московско-иерусалимский, подразумевал продолжение. Нет, они и после Никешиного возвращения созванивались – от него, например, Антон узнал, что Мас уехал из Израиля (куда – не узнал), но общались бегло, хотя Антону почему-то казалось, что тогдашние, ноябрьские его слова собеседник принял к сведению и не прочь при случае напомнить.

Поэтому Антон ждал, что Никеша захочет пересечься очно (раз уж они в кои-то веки в одном городе), и более-менее деликатно уклонялся вплоть до праздников. А там очкастый и сам пропал, – несмотря на запоротую в наркоманские годы печень и прочие потроха, загудеть, да еще по поводу, да еще по такому, он был вполне способен.

Разговелся, ясное дело, и Антон, а окончательно отойдя от похмелья, обнаружил, что не на шутку болен: то ли зараза, косящая Танино семейство, то ли чертова питерская влажность. На Рождество он валялся с температурой, а поиски Масарина ограничил насморочными телефонными расспросами. Толку от которых было, в общем, ноль, пока еще через пару дней знакомый знакомого с чужих слов сказал неуверенно, что Ваня намедни был несколько раз замечен в одной видеостудии на Синопской набережной. Можно, мол, поспрошать тамошних ребят.

По названному адресу, не без труда преодолев сопротивление вахтера, стряхивающий снег с отсыревшей шапки Антон угодил в какое-то не вполне эвклидово пространство узких коридоров с высокими потолками, заводящих то на черную лестницу, то в неосвещенные тупики, заставленные громоздким вычурно-непонятным хламом. В полном соответствии с ожиданиями (мертвый сезон до старого Нового года) царило тут безлюдие и запустение. На человеческое присутствие намекали лишь порыкивающий откуда-то тяжелый металлец, да вопль «Это без НДС!..», слетевший сверху в гуле ревербераций, когда Антон сунулся по ошибке на черную лестницу.

Большинство дверей было заперто. За одной подавшейся обнаружилась, правда, комната с компами и микшерными пультами, а в ней на кожаном диванчике – маленькая девица с разноцветными волосами, но та лежала неподвижно, свернувшись спиной к миру, светя бледной поясницей под задравшимся свитерком, и Антон, решив, что девка спит, будить ее постеснялся. Ограничился обзором прилепленных над диваном плакатиков в духе Аремия Лебедева (двое усачей в сомбреро под кактусом с бутылкой текилы и поднятыми чарками, третий тут же – горизонтальный, прикрытый шляпой, и надпись: «Октавио пас»).

В другой комнате с полуоткрытой дверью сидел на офисном стуле и курил бритоголовый мужик в верхней одежде, обернувшийся на стук в филенку.

– Прошу прощения. – Антон закашлялся. – Извините… вы случайно не знаете такого Ивара Масарина? – Подумал: – Или Ваню?..

– Заходите. – Бритый крутанулся на стуле к Антону лицом и приглашающе махнул рукой с сигаретой.

Антон шагнул в просторное гулковатое помещение, осмотрелся, но не обнаружил в нем больше никого – и почти ничего, кроме целых зарослей осветительных приборов полуантикварного вида, торчащих на штативах и свисающих с потолка. Ширкнула под ногой бумага, огромными грязноватыми листами которой была выстлана часть пола.

– А Ивар?.. – повернулся Антон к бритому.

Тот смотрел внимательно. Лопоухий, с малоприятным одутловатым лицом. Вряд ли намного старше Антона.

– У вас что к нему? – ответил бритый вопросом, тряся пепел на пол.

– Я его знакомый…

– А чего вы думаете, что он тут?

– Мне сказали, он здесь бывает… – нахмурился Антон, нашаривая в кармане «сморкательную» салфетку.

– Давно его ловите?

Антон высморкался, медленно смял салфетку, продолжая глядеть на этого типа:

– А что?..

Бритый затянулся, поискал глазами, куда бросить бычок, лениво встал и шагнул в угол, где под могучим студийным монитором с водруженным на него генератором дыма Magnum пряталось в компании бутылок из-под «Балтики» мусорное ведро.

– Вот я, – обернулся к Антону, – давно его ловлю. Уже несколько месяцев. Говорили, его все это время в России не было. А недавно узнал, что он в Питере. Приезжаю сюда… из Москвы… – Он замолчал, держа пальцы в карманах джинсов и оттопырив локти.

– Он что, уже и отсюда уехал?

– А где он еще от вас удрал? – коротко ухмыльнулся бритый.

– В Испании… А куда он теперь, знаете?..

– Говорят, в Москву, – ухмылка.

– А вам он зачем?

Антону показалось, что лицо бритого и так малоподвижное, совсем застыло.

– У меня к нему пара вопросов… – выговорил тот вяло. Потом его взгляд опять сфокусировался на Антоне. – Ты питерский? – осведомился уже по-свойски.

– Московский…

– Вдруг ты слышал… В Москве в сентябре разбилась на машине одна девушка…

– Карина Липатова, – помимо собственной воли произнес Антон.

Бритый чуть поднял подбородок, глядя пристально:

– Прогуляемся до ближайшего кабака?

– Куришь?

Антон, садясь, отрицательно промычал.

– Не против, если я?

Антон повторил мычание. Бритый (Артем) поставил на столик стопарь, бросил рядом сигареты и зажигалку, накинул дубленку на спинку стула и утвердился на соседнем.

– Извини, – Антон тронул чашку, – ты этим по работе занимаешься? Или… в частном порядке?

Сыщик глянул на него мрачно. Ну и хмырь. Насчет детективного агентства не уверен, но в ментовке ставящим подследственных на растяжку я его живо представляю…

– В частном, – сказал, словно нехотя, хмырь, выщелкивая «явину» из пустеющей мягкой пачки. – Я знал ее…

И этот ее тоже знал. Ну надо же. Надрывая кирпичик «Софтиса», Антон попытался совместить в сознании Каринку с Артемом. Совершенно безуспешно…

– Там же был несчастный случай, – осторожно сказал он, звякая чашкой о блюдце. – Авария. – Кофе был мало того, что поганый, еще и холодный.

– Ага. Пьяный урод с управлением не справился… Знал этого Машинского?

Антон помотал головой.

– Она же давно забила на него… – Сыщик резким толчком сбил пепел. – Чего она опять к нему пошла? – посмотрел на Антона.

Тот только плечами пожал.

– У нее кризис был… – Артем затянулся. – Напридумывала ерунды разной… Или кто-то ей мозги запудрил…

– Ну а Мас при чем? Разве они вообще были знакомы?

Бритый сыщик рассматривал Антона изучающе:

– Ты его хорошо знаешь?

Тот снова пожал плечами:

– Так…

– Чем он вообще занимается? Я что-то не очень понял…

– Всем… – хмыкнул Антон, – понемногу. Когда-то компьютерным железом занимался, ремонтом, «левой» сборкой… Когда-то, совсем давно, говорят, даже фотомоделью подрабатывал. У себя в Риге мутил с друзьями бизнеса́: то автостоянку открывали, то торговать вроде чем-то собирались, не помню. Прогорели, по-моему. Мотался куда-то в Ирландию, что ли гастарбайтером… – откашлялся. – Непоседливый такой, короче…

Артем втер окурок в пепельницу:

– Я вот слышал, у многих, кто с ним общается, крыша едет…

О, блин…

– От кого это ты слышал?

– Не важно. От его знакомых.

Антон выдержал взгляд бритого, в третий раз дернул плечами, оскалился:

– Не знаю, что тебе сказать…

Артем вынул из дубленки сотовый, помял кнопки, молча положил перед ним на стол.

– Это что? – Антон поднял простенькую «Нокию 6020».

– Ее телефон.

– Каринкин? Откуда он у тебя?

– Достал, – отрезал Артем. Помедлив, добавил: – Его нашли дома у этого козла… Стаса…

– Ну?

– Ну посмотри.

Антон глянул на экран. «Принятые SMS-сообщения». Курсор стоял на одном из них. Антон нажал «Открыть». «Насчет Витьки. Попробуй позвонить +37126101371». Без подписи. Он поднял глаза на Артема – тот смотрел на него.

Антон снова нахмурился на экранчик. Потянулся за салфеткой. Шумно высморкался. Потом взял собственный телефон, зашел в список контактов.

– Ей кто-то прислал номер Маса? – поморгал он на Артема слезящимися глазами. – Кто?

– Из Интернета.

– И кто же?

– Откуда я знаю? Он же потому и послал из Сети, и не подписался…

– Почему?

– Чтоб не светиться!

– Не понимаю… А что тут такого?

– Что-то есть, значит.

– Допустим… И что?

– Что… – Бритый разом хватил полстопки, не дрогнув ни лицом, ни голосом. – И она позвонила.

– И сразу сошла с катушек?.. Но это же чушь…

Мнение Артема по его роже прочесть было невозможно.

– Она говорила с ним трижды, – произнес бритый. – После первого разговора позвонила тебе. Помнишь, о чем вы говорили?

Стоп! Вот тут надо было не слажать…

– М-м… А! Она спрашивала новый номер Никеши. Общего знакомого.

– Что за знакомый?

– Рузов Никита. В Питере живет.

Каринка уже ничего не скажет, но Антон помнил, что тогда, в сентябре, еще, кажется, до того, как стало известно о ее смерти, выходил на Антона (через Кармина) некий Филипп. И этому Филиппу Антон сболтнул про Каринкин вопрос относительно Маса. То есть, собственно, сболтнул сознательно, из желания проверить, знает ли Маса Филипп. Когда выяснилось, что нет, Антон перед ним, как и перед Каринкой до этого, сделал вид, что сам ни с каким Масом не знаком (он ведь не знал, что Липатова уже покойница; в случае чего, потом легко было бы изобразить, что он просто не понял, о ком речь: я, мол, его Иваром всегда звал…).

Но нынешний-то Антонов визави знал, что о Масе Антон осведомлен прекрасно, поэтому ни о Каринкином вопросе на его счет, ни о своем вранье он Артему говорить, понятно, не стал.

– Почему после разговора с Масариным она стала искать номер этого Рузова? – спросил визави.

– Потому что Мас его тоже знает. Я думаю, дело было так: она позвонила, ну, спросила, куда попала, объяснила, что вот, ей прислал кто-то номер, только подписаться забыл. Ну, они, наверное, стали выяснять, нет ли у них общих знакомых, и вышли на Никешу…

– А почему Масарин вообще стал с ней разговаривать?

– Это как раз, по-моему, не странно. Мас – он любитель потрепаться. Его вообще прикалывают новые люди, новые знакомства… Он такой… коммуникабельный… авантюрного склада…

– Не знаешь, дозвонилась она до Рузова?

– Знаю. Не дозвонилась. Он в Израиль уехал, и у него роуминга не было.

– А тебя они не вспомнили, выходит? Карина с Масариным?

– Ну, я-то с Масом едва знаком… – сказал Антон и тут же понял, что – зря.

– Как это – едва знаком?

…С другой стороны, найдет этот Артем Маса – и что тот ему скажет? Дай бог, чтоб вообще меня вспомнил…

– Лично, – сказал Антон, – мы с ним толком и не общались никогда. Несколько раз пересекались в каких-то компаниях…

Бритый вперился подозрительно:

– Но ты, я смотрю, о нем много знаешь…

Антон, держа салфетку у носа, независимо шевельнул бровями:

– От общих знакомых…

– Что, выходит: ты о нем знакомых расспрашиваешь, но лично стараешься не общаться?

Они некоторое время смотрели друг на друга.

– Стесняюсь, – сказал Антон.

– Или по фазе двинуться боишься? – чуть дернул Артем кривоватым ртом. Но глазки у него были – ух, неприятненькие…

– А ты значит, веришь в это? – Антон постарался быть максимально саркастичным. – В чудесные способности Маса?

– А ты?

– Я? – Хмыкнул. – Нет, – ответил с терпеливостью преподавателя в школе для умственно отсталых. – Я не верю.

– Ты вот не спросил, кто такой Витька… – неожиданно сказал Артем, доставая очередную сигарету.

– Какой Витька?

– Ну почитай еще раз эсэмэс.

Антон снова взял «Нокию». «Насчет Витьки. Попробуй позвонить…»

– Я знаю, кто такой Витька, – произнес он после паузы. – Парень вроде ее последний?..

– А знаешь, что с ним произошло незадолго до ее смерти? Недели за полторы?

– В Склифосовского он, по-моему, попал. Навернулся с высоты или что-то такое…

– А знаешь, что с ним перед этим творилось?

– Что?

– Что-то вроде реактивного психоза. Внезапного временного помешательства. И не исключено, что его полет из окна был вызванной психозом попыткой самоубийства. Как это часто бывает.

– Только не говори, что Витька тоже с Масом общался… – Антон на всякий случай продолжал косить под дебила.

Они в очередной раз переглянулись.

– Они неплохо знакомы, – бритый затянулся. – Но в прошлом августе, когда этого Аверьянова, Витьку, сглючило, Масарина в России не было. Давно уже не было. И с Аверьяновым они практически не общались – ну, пока в разных концах Европы сидели. А в августе, как раз буквально накануне Витькиного психоза, вдруг стали созваниваться вовсю, судя по сотовой детализации. И в ту неделю, что Аверьянов по всей Москве от бесов бегал, Масарин ему регулярно эсэмэски слал.

– Ну а сам Аверьянов что по этому поводу говорит?

– Говорит, что ничего не помнит.

– Как это?

– Падая из окна, он получил черепно-мозговую. Типа ретроградная амнезия. Я у врача спрашивал – тот говорит: возможно, хотя и довольно маловероятно. Во всяком случае, чтоб выпала аж целая неделя и до сих пор не восстановилась.

– То есть он врет, что все забыл?

– Не исключено.

– Зачем?

Артем пожал плечами.

– При реактивных психозах, – добавил, – тоже, между прочим, амнезия бывает.

Они помолчали.

– И начался этот психоз со звонков Ивара? – переспросил наконец Антон, не скрывая скептической гримасы.

– По крайней мере, совпадает по времени.

Антон откинулся на стуле. Зачем-то заглянул в пустую чашку… покосился в очередной раз на бычка через столик (Тот, несмотря на сугробы за окном, был в черной футболке без рукавов, заботливо открывающей надутые бицепсы; сидел, демонстративно игнорируя окружающее, с тем выражением лица, с каким любуются собой в зеркале, даже глазки чуть прищуря, и в течение всего времени, что Антон на него поглядывал, поочередно базарил по двум мобилам брезгливым голосом. На столе перед ним стояла одна-единственная банка «Пепси-колы».)

Антон перевел взгляд на Артема.

– Ну ладно… – произнес с нескрываемой уже издевкой, возя салфеткой по носу. – Но что ты собираешься у Маса спрашивать? «Правда ли, что ты по телефону людей с ума сводишь? Признавайся, сука, как ты это делаешь?»

Бритый смотрел по-прежнему без выражения:

– Просто хочу знать, – произнес спокойно, – что он ей говорил.

Второй раз за все время Артем взял свой стопарь – и добил до дна.

3

В московском поезде сосед, пузатый пятидесятилетний дундук, с пьяной настырностью все допытывался о роде Антоновых занятий; потом под его реликтовый храп молочные заоконные огни обмахивали купе, как луч маяка; потом Антон оказался в Крыму. Во сне тот был сплошным голым пространством навроде тундры, покрытым мхом да каменными россыпями, и шел там метеоритный дождь из ананасов: колючие бомбы с тяжелым шорохом неслись под углом к земле, туго бахали в нее, расшвыривая клочья мха. Падали они не очень густо и при внимательном отношении к происходящему особой угрозы не представляли, а местные, давно освоившись, и вовсе почти не смотрели на небо, ориентируясь по звуку и ловко отскакивая с места скорого шмяка. Один Антон с непривычки то задирал голову, то вжимал ее в плечи, порываясь шарахнуться куда-нибудь под крышу, не в силах сосредоточиться на том, что втолковывает ему хорошо знакомый, но сновидчески-неопределенный собеседник – а слушать надо было, потому что произносились вещи важные и два раза никто повторять не собирался…

В Москве было ветрено и пасмурно, мороз давил. Надгробие «Ленинградской» словно стало на треть ниже. Бомбила, везший Антона с вокзала, оказался натуральным черным негром – впрочем, говорящим по-русски без всякого акцента. Под лобовым стеклом «семерки» моталась православная иконка. «Радио шансон» прокуренным женским голосом кляло воронье и конвоиров.

Антон велел остановить возле «Азбуки вкуса» – жратвы в доме, естественно, не было. Набивая проволочную каталку, он машинально мазнул глазами по стенду с прессой. Провез было тележку дальше, но почему-то затормозил и, создав небольшой затор в проходе, вернулся назад. Хмурясь, рассматривал обложки в попытке сообразить, на чем же запнулось только что его внимание. В какой-то момент он обнаружил, что пялится на некий вполне себе цветастый журналец, который если и замечал раньше, то, понятно, игнорировал. На обложке значилось: «Глянцеватель». Антон снял номер со стенда, перекинул пару страниц, по-прежнему не понимая, о чем ему это название напоминает. И наконец всплыло: авторучка, выброшенная кем-то, наверняка Масом, в Платжа д’Аро на Коста Браве. Рекламная мелочь. То же слово тем же красным условно стильным шрифтом, а-ля армянские хазы. Видимо, Мас когда-то как-то соприкасался с редакцией сего издания?.. Ну допустим…

Он сунул журнал на место и поволок тележку к кассе.

Нынешний Масов визит в Москву большого шума не наделал, судя по реакции тех его здешних приятелей, кого Антон обзвонил в первую очередь. Нет, кто-то что-то слышал (смутно), кто-то переадресовывал к очередным знакомым (наводка не подтверждалась), но достоверной информации надыбать все не удавалось. Наконец Антону порекомендовали наведаться на намечающийся на днях неформальный театральный сабантуйчик – обмывку годовщины (первой или второй) какой-то молодежной студии. Ваня там якобы обещал непременно присутствовать.

Мероприятие и впрямь оказалось куда как неформальным. В полуподвале на Пятницкой, обширном, но престранно разгороженном, толклось под сотню, а то и больше человек, среди которых попадались изредка и знакомые. В самом большом и людном помещении дым стоял коромыслом, гремела набившая, несмотря на приторность, оскомину Goodnight Moon из второго «Килл-Билла», какие-то девки извивались, кажется, порываясь раздеться. Не найдя взглядом Маса, Антон поспешил оттуда ретироваться. В сопредельной комнате (гримерной? хранилище реквизита?) он раскурил косяк с печальным, почти не говорящим по-русски вьетнамцем, отказался от остатков виски «Скоттиш лидер» и некоторое время, покачиваясь на медленном марихуанном батуте, внимал ностальгическим излияниям пьяной фотографини. Девица, некогда работавшая в славной своими социальными репортами ежедневке, а ныне снимающая рублевские интерьеры для журнала Dolce Vita, вспоминала доцифровую фотожурналистику, алкогольный быт редакционных фотолабораторий и водку из сорокаграммовых пластмассовых коробочек для пленки.

В какой-то момент он обернулся, не сообразив, на что среагировал – на знакомый голос или на фамилию «Масарин». В дверях стоял Никеша в расстегнутой куртке, тщетно расспрашивая присутствующих. Пару секунд спустя они встретились с Антоном взглядами. «Оба-на! Ну надо же…»

– Ивара ищешь? – ухмыльнулся Антон, увлекая очкастого в коридор.

– Не видел его?

Рядом с Рузовым топтался (тоже в верхней одежде) неизвестный Антону тип с довольно угрюмым выражением на довольно добродушном лице.

– Марат, – представил Никеша.

Пожимая руку, Антон попытался понять, что ему говорит это имя, – но лишь чуть погодя до него дошло, что перед ним тот самый «ясновидящий», с которым очкастый познакомился в Израиле. Ну надо же… Антон искоса еще раз оглядел шизоида, но никаких внешних признаков шизы не обнаружил.

– Я слышал, вроде Мас сюда собирался… – очкастый вертел по сторонам головой.

Где-то рядом яростно, с выражением декламировали: «…Сталин! Вы слышите: Сталин! Он царь Византии, он бог на земле! Он бил и ковал, и вознес наше знамя! И пали жиды…»

– Не будет Маса, пацаны, – заверил Антон.

– Ты уверен?.. – Никеша хмурился озабоченно.

– Пойдемте, что ли, отсюда, – предложил Антон. – Посидим где-нибудь, где поспокойней…

Он не без труда выкопал свой бушлат из-под рыхлых одежных напластований на кожаном диванчике, первым взбежал по лестнице, совладал с заедающей дверью и вынырнул в глубокую вечернюю синеву, полную оранжевого электричества, матово отсвечивающего на снегу.

Было не очень холодно, но сыровато, промозгло. Вырулив из двора на Пятницкую против посольства какого-то экзотического, судя по флагу, государства (оказавшегося при приближении Танзанией), они втроем двинулись налево, в сторону метро «Новокузнецкая». Пробки уже почти рассосались. Машины шли с приглушенным влажным шипением, их нечищеные крыши мутно светлели, искря под фонарями.

– There’s a nail in the door and there’s glass on the lawn, – тянулось за Антоном намертво прилипшее. – Tacks on the floor and the TV is on. And always sleep with my guns when you’re gone…

– Где упадем? – Никеша косился на вывески кабаков, многие из которых, работавшие до одиннадцати, успели закрыться.

– Ну вон «Бульбу» вижу, – кивнул прямо по курсу Антон. – Хохлы, по-моему, кругосветные…

– Чем поят? – поинтересовался Марат.

– Хреновухой эксклюзивной, – сказал Антон.

Впрочем, когда они зашли, уселись и дождались ряженую дивчину, он попросил себе только морсу.

– Трезвый образ жизни? – удивился Никеша.

Антон пожал плечами. Рузов скептически валял туда-сюда забранные в пластик страницы толстенного меню. Со своими очочками, бледным сосредоточенным лицом и высокими взлизинами над ним Никеша выглядел расчленителем-интеллектуалом из дурацкого триллера. Он и на самом деле был страннейший корень. Про Марата говорить нечего – Антон помнил его исповедь в Никешином телефонном пересказе… А ведь я в этой компании самый нормальный, весело подумал он. Знаете, пацаны, в чем ваша проблема? Вы слишком серьезно относитесь к себе самим…

Он шаркнул спичкой, затянулся с тихим треском. Никеша задержался на его сигарете взглядом: видимо, в последний раз, когда они виделись, Антон не курил.

– Ко мне один чудила приходил, – задумчиво сказал очкастый, – в Питере еще. Типа из частного детективного агентства. Каринки покойной знакомый…

Антон вспомнил, что называл Артему Никешины имя-фамилию, и сообразил, что к очкастому сыщик отправился после посиделок с ним.

– Так я с ним разговаривал, – сказал он. – Как его – Артем, да? Тоже Маса ищет. На хрена Мас еще и ему, я, правда, не очень понял…

– Он ищет того, кто дал Каринке номер Ивара.

– Ей кто-то дал номер Ивара? – Антон включил дурачка, невзначай посматривая на Марата. Но тот сидел с неопределенным выражением лица, спокойно переводя взгляд с Антона на Никешу, с того – на отчаливающую официантку.

– Как раз перед тем, как она стала странно себя вести, – очкастый бережно разлил из графинчика по стопарям Марату и себе. – Ну ты сам рассказывал… Она ему трижды, оказывается, тогда звонила.

– Так что, этот Артем считает…

– …Что кто-то специально ее на Маса навел. Прислал из Интернета эсэмэску без подписи.

– Зачем?

Никеша повел бровями, чуть ухмыльнулся, как-то болезненно:

– Это ж твоя собственная опять-таки была телега…

Антон нахмурился, вроде непонимающе.

– Что у Маса что-то типа таланта… – Никеша пригубил хреновухи, – провоцировать в других их собственные скрытые таланты…

Антон краем глаза заметил, что Марат внимательно на него смотрит. Он неторопливо сбил пепел:

– То есть кто-то провоцировал в ней скрытый талант?.. – переспросил утрированно-рассудительно, наклонив голову. – А это зачем?

– Учитывая, чем все кончилось… – Очкастый изучал свою стопку.

– А-а, так это ее так хитро убили!.. – Антон понимающе закивал. – Ты это серьезно? – Посмотрел на Никешу в упор, выразительно. – А, Артем?..

Все помолчали, обмениваясь внутри треугольника быстрыми взглядами.

– Но с ней же действительно что-то творилось… – сказал наконец Никеша.

– После этого, – вкрадчиво заметил Антон, – не значит вследствие этого, правда?.. Не мне тебе рассказывать, что покойница и так была девчонка… с заплетами… – затянулся. – Что, редко люди в депрессняк впадают? Что, мало народу в авариях гибнет? Тем более что даже не она, насколько я знаю, за рулем была, а какой-то нажратый м…к… Где ты… или Артем… тут вообще видите, что-то непонятное? Необъяснимое? Мистику? О чем вы, ребята, ау?.. – Он покачал головой. – Не пугайте меня! Не злоупотребляйте, опять же, крепким алкоголем… Поменьше би-мувиз смотрите…

Он вдруг пересекся взглядом с Маратом. Тот пялился все так же пристально, но выражения Антон расшифровать не смог.

– Да не… – Никеша осклабился кривовато-виновато. – Это, конечно, бред… Просто Артем… – он махнул неопределенно рукой, одновременно морщась, словно самоустраняясь, – у него, по-моему, по отношению к Каринке какой-то комплекс… Я знаю, что у них там за отношения были?.. Может, знаешь, сам себя винит подсознательно, что не уберег. А чтоб от угрызений совести избавиться, ищет виноватого на стороне… Слушает чушь разную…

Антон прихлебывал морсик, все время чувствуя взгляд Марата. Это уже начинало раздражать. Что он тут делает, псих? – подумал Антон снова. Очкастый говорил, он где-то в провинции живет, – значит, приехал вот в Москву. Давайте угадаю, зачем. Никак тоже по Масову душу. Господи, бедный Мас! Вот это популярность…

А ведь это все я, понял вдруг Антон (от этой мысли ему сделалось и смешно, и даже чуть жутковато). Это ведь моей трепотни по поводу Ивара наслушавшись, они его ищут. Сами, поди, себе не признаются, что воспринимают эдакое всерьез, но чего-то же им от него надо… Бритый Артем – ладно: ему подавай виновного в смерти Каринки. А ведь у Никеши и Марата тут что-то сугубо личное. Свое, интимное, наболевшее…

Насчет Марата, видимо, более или менее понятно. Он, видимо, во что угодно поверить способен (интересно, как ему Никеша мою «гипотезу» преподнес?.. Никеша же, наверное? Кому еще?..). Но ведь и самого очкастого, похоже, на этом подзаклинило. Я ведь еще тогда по телефону почувствовал, что слушатель попался благодарный. Как он завопил, что сам за собой никаких фантастических талантов не числит! Хотя о нем, болезном, и речи-то не было… У тебя-то что там, в спецхране, а, пацан? Зуб даю, немаленькая какая-нибудь шиза зашкерена…