Текст книги "Угроза с севера (СИ)"

Автор книги: Алексей Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Глава 17.

Проснувшись от того, что они остановились, Каперед увидел ворота, окованные железом. Видел он их хорошо, потому что над входом висел большой фонарь. Этот фонарь здесь не случайно. Сделано это для того, чтобы даже ночью граждане могли найти это место.

Это был не храм, не дворец, а особняк, где жил могущественный человек.

Каперед встал, проследил за бенефициарием, который скрылся за дверью. Цизиум так и осталась стоять посреди улицы, Каперед мог спокойно сбежать.

Никаких знаков, обозначающих семью или род, которым принадлежал особняк, Каперед не видел. Такие знаки патриции редко вывешивают на своих домах – всем и так известен хозяин. К тому же, дома часто столетиями передаются по наследству.

Каперед не знал, кому принадлежит дом. Может быть, днем он узнал бы это место. А сейчас видел только большие ворота, в которых имелась дверь. Дверь оставили приоткрытой. Закрывать ее непринято, если в доме живет действующий магистрат.

Гражданин всегда может прийти в дом, просить защиты.

Всегда, кроме особых случаев. Как, например Каперед. Его лишили возможности искать защиты у магистратов. И даже у статуй богов ему нельзя искать спасения. Ведь преступление его носило почти религиозный характер.

Каперед неловко спустился на землю. Тяжело спать в кузове, да и возраст.

На мостовой лежали подвядшие лепестки роз. Похоже, выход патриция прошлым утром был поставлен красочно. Каперед прошелся до ворот, заглянул в приоткрытую дверь. В доме привратника никого не было – он ушел с бенефициарием в особняк.

Можно сбежать. Путь открыт, никто не сторожит Капереда. Но ему не хотелось уходить. Он устал. Эта усталость шла изнутри, из самой глубины души.

Было еще любопытство. Каперед думал, что его повезут в один из особняков, принадлежащих фамилии принцепса. Куда-нибудь, где имеются хорошие подземелья. А привезли пленника в совсем другое место.

Да, это дом патриция. Не сложно догадаться, глядя на эти ворота, стены и усадьбу за ними. А главное – место, которое занимает усадьба. Конечно, на Головном холме располагаются главные храмы, базилики, а в низине раскинулись форумы и рынки. Золотой дворец располагается на противоположном холме, не менее важном. Там располагаются храмы, где хранятся реликвии Государства – щит бога войны, пророческие книги и тому подобное. Принцепс является хранителем всех этих богатств, ведь он верховный понтифик.

А эта усадьба расположена у подножия Головного холма, на расчищенной площадке. Огромная площадь, прекрасный сад – Каперед видел верхушки деревьев, возвышающихся над черепичной крышей. Кедровые макушки серебрились в свете звезд, запах леса доносился со стороны усадьбы.

Кедры были старыми, выращенные еще во времена прадеда семьи. Каперед вспомнил, кому принадлежал дом. Вспомнив, пленник окончательно передумал убегать. Он вошел в открытую дверь, закрыл ее за собой. Каперед не сомневался, что не найдется ни одного человека, способного украсть цизиум с ослом из-под ворот этого патриция.

Усадьба не поражала воображение архитектурой. Строению чуть больше ста лет. Не старше кедров, растущих в перистиле. Семья возводила новые постройки вокруг старой, темной усадьбы – этот новодел явно выделялся из ансамбля. Нынешний владелец и глава рода не стал портить внешний вид отчего дома, по его приказу даже снесли некоторые постройки, отличающиеся особой вычурностью.

Каперед пошел по мощеной дорожке к усадьбе. В правом флигеле горел свет, туда, похоже, ушел его проводник. Этот хитрец словно знал, что пленник не убежит. А раз он служил этому патрицию, то был не простым бенефициарием. Это был не воин, а соглядатай и наемный убийца.

Хотя философ, живущий в этом доме, не может пользоваться услугами сикариев. Так считает народ, видевший патриция только на форуме или судейском трибунале.

Каперед знал этого человека лучше. Этот патриций сумел уговорить лекаря совершить преступление, а затем и обвинил его. И ведь Каперед знал, что старому лису нельзя доверять, но все равно! Каким же глупцом он был.

Неужели патриций решил закончить дело. Похоронить свидетельства преступления. Или он решил обвинить принцепса, используя Капереда как орудие? Вряд ли второе, Каперед очень сомневался, что у патриция хватит сил справиться с неукротимым владыкой.

Добравшись до строения, Каперед остановился возле занавеси, закрывающей вход. За ней горел свет, но голосов не было. Похоже, что лампу оставили для пленника. А еще говорят, что принцепс обожает театральные эффекты!

Каперед одернул занавесь, вошел в помещение. Он оказался на кухне. Очаг был погашен, угли давно остыли. Чистые горшки и сковороды возвышались на большом столе, на огромной поверхности которого можно свежевать быка. Кухня, построенная для пиршеств, а не для скромных сельских обедов, о которых проповедует патриций в своих сочинениях.

Как и многие философы, этот гражданин был лицемером, лжецом и просто глупцом. Лишь смекалка помогала философу выжить, сохранять положение. Ведь удалось ему обмануть ученого человека – Капереда. В бытовых вопросах Каперед был весьма наивным.

На кухне обычно ночуют поварята, чтобы до рассвета подняться и разжечь огонь в очаге. Сейчас здесь никого не было. Театральщина. Патриций специально подготовил сцену, ставя трагедию.

Каперед посещал усадьбу пару раз. Он точно не помнил сколько. Прошло много времени, и те события казались не столь значительными. К тому же, он никогда не был на кухне, которую обычно скрывают от любопытных глаз.

Но раз патриций решил указать на этот вход, он наверняка оставил еще метки, куда идти гостю.

Так и оказалось.

Все рабы были удалены из этой части дома. Верное решение – рабы, несмотря на страх наказания, всегда заложат хозяина. События этой ночи должны сохраниться в тайне.

Как и события той ночи, когда был составлен заговор.

Другая лампа горела в коридоре, указывая на триклиний. Выбор этого места слегка удивил Капереда. Уж не собирается ли гражданин угостить его сытным ужином.

В пиршественном зале было темно, но Каперед разглядел расположившихся на ложе. Одна тень стояла у входа, разглядеть того, кто это был не удалось. Один из сидящих не шевелился, но Каперед слышал, как капает жидкость, чувствовал запах крови. От этого запаха он почему-то ощутил ужасный голод.

– Почему ты прячешься в темноте? – спросил Каперед. – Так боишься, что бессмертные боги увидят твои проделки?

С ложа поднялся человек. Он был большим, тучным, совсем не похожим на философа, к которым себя причисляет. Каперед не видел лица человека, не знал, как время повлияло на него.

Приблизившись, патриций остался в тени. Он не говорил, только рассматривал гостя.

– И зачем ты привел меня? – спросил Каперед.

Он нервничал, конечно. Как бы ни храбрился, но все равно боялся. Уже позабыл о теневой жизни Города, о том мраке, что поселился в его сердце.

– Хотел поглядеть на тебя, – ответил патриций.

– Луций, я не понимаю.

Такое обращение должно было разозлить патриция, к благородному следовало обращаться по имени рода, а не личному. Только друзья позволяют себе подобные фамильярности. Каперед не был другом ни тогда, ни сейчас. Но разве стоит смертнику бояться гнева какого-то богача?

– Ты не должен понимать, ты должен был привести другого.

– Кого... постой, не хочешь ты сказать...

– Да, я хотел бы поговорить с пришедшим вместе с тобой.

Каперед отступил, собрался убежать, но ноги его словно приросли к земле. Бенефициарий вышел из тени, чтобы остановить пленника, но его услуги не потребовались.

– Можешь уходить, Солон, – приказал патриций. – Я уверен, что разумные граждане всегда смогут договориться.

Воин кивнул и ушел. Вскоре его шаги стихли. Никто не подслушивал.

– Как зовут твоего попутчика?

– Мефадон.

Каперед не собирался отвечать, но губы его шевелились сами собой. Голос был тихим, словно воздух выходящий из пустого бурдюка. Чудовище не полностью контролирует носителя.

Только теперь Каперед вспомнил, какую угрозу представляет для общества. Вспомнил он это поздно, принес-таки чуму в Город.

– А меня, ты наверняка знаешь, зовут Луций Анней Сек, – представился патриций. – Прошу, располагайся на ложе.

На большом столе стояла жаровня. Сек высек искру, развел огонь. Свет ослепил людей, но они вскоре привыкли и продолжили беседу.

– Письмо, где говорилось о тебе, пришло недавно. Честно сказать, я не поверил словам провинциала. Они люди впечатлительные.

– Хочешь увидеть чудеса, – устами носителя сказал Мефадон. – Вы, потомки, слепы, вам подавай чудеса.

– Прошу простить, но без чудес не бывает веры.

– Я могу отказаться.

– Можешь, я тоже могу отказаться.

Каперед почувствовал, как рассмеялся паразит. Эта эмоция не прошла через барьер носителя. Что так насмешило паразита, Каперед понимал. Глупый патриций решил, что сможет торговаться с древним.

Было некое письмо, значит, о прибытии древнего сообщили Секу. Каперед догадывался, кто это был. Не помнил он только того, как Амбуст общался с Мефадоном. На многое способен паразит. Он бодрствует, когда носитель бездействует. Такая власть над чужим телом пугает. Каперед вспомнил, что паразит его руками разил сотни врагов, творил невообразимое. Его власть ограничена физическим телом, но дух обладает невероятным могуществом.

Каперед пытался вступить в разговор, попытаться переубедить Сека. А так же он хотел утолить любопытство – неужто слывший мудрейшим человек способен так глупо поступить, довериться чудовищу из прошлого.

Уста оставались сомкнуты, паразит не позволил носителю говорить.

– Я рискую многим, – сказал Сек.

Словно это могло убедить древнего, плевать он хотел на проблемы потомков. Каперед хорошо представлял, чего желает Мефадон. Здесь, в Городе это чудовище станет обладателем безграничной власти и могущества, превосходящего человеческие возможности. Он станет богом не только на словах, не декретом сената. Богом он будет самым настоящим.

Это будет жестокое, ревнивое божество, чьи капризы превзойдут все мыслимые пределы. Ни одно современное божество не сравнится с этим искушенным древним.

Но чего желает Сек? Какую он получит выгоду из возвышения древнего, Каперед не понимал. Патриций занимал выгодное положение, был наставником принцепса, а теперь стал его советником и фактическим руководителем Государства. Совместно с другими влиятельными людьми, если они еще живы.

Что же в таком случае получит патриций? Он так и останется на вторых ролях. И даже кукловодом ему не быть.

Каперед мучился, не находя ответа, а спросить напрямую не мог. Печать молчания была нерушима.

– Мне известно, – сказал Мефадон, – что рисковать тебе нечем. Я взял это из памяти этого существа.

Подчиняясь команде, Каперед постучал пальцем по своей груди.

– Это существо может ошибаться. Давно он покинул наше отечество, бежав от правосудия.

– Уж не ты ли являешься этим правосудием?

Мефадон находил забавным слова патриция. Он развил мысль:

– Ставший во главе заговора, говорит о правосудии?

– Я не убивал никого!

Щеки патриция покраснели, глаза сузились. Каперед видел, что Сек испытывает страх. Так же заметил эту перемену Мефадон. Он не мог не надавить на мозоль.

– Так, так! Уж не пытается ли твой ученик избавиться от всех свидетелей преступления? Покарать убийц своего отца?!

– Я никого не убивал! Вот виновник преступления! – он указал на Капереда.

– Выходит, виноват кинжал, а не сам сикарий. Вижу, чего ты желаешь получить. Но я не сохраню твое положение, ведь ты не уверовал в мои силы.

Сек поднялся, открыл рот, чтобы позвать телохранителей. Но Мефадон был быстрее.

Разум Капереда погрузился в темноту, а когда он вынырнул на поверхность, то увидел, что держит за горло патриция, оторвав его от земли. Как легко он поднял эту тушу, из пасти которой раздавались мольбы о помощи.

– Довольно ли тебе чудес? – насмехался Мефадон.

Он не спешил отпускать патриция, держал его, пока морда не посинела, а глаза не закатались. Древний бросил патриция, когда тот потерял сознание. Сек упал на пол, задергался и начал кашлять. На его шее остались красные следы, словно от когтей.

Каперед поднял руку – он снова мог контролировать тело, – взглянул на свои пальцы. Они ничуть не изменились, такие же высушенные, обветренные. Не было следов силы, что влил в него Мефадон. Да и какие бы это были следы?

– Зачем тебе сила этого чудовища?! – воскликнул Каперед. – Он погубит нас всех!

– Пусть, – ответил Сек.

Каперед уставился на патриция.

– Пусть, что с того. Мы давно погубили себя.

– Если хочешь смерти, то прыгни в Таберу.

– И умереть для всего человечества, стать всего лишь еще одним сенатором, загубленным деспотом?

– Чего?

– Ты не знаешь, что здесь творится. Он, наша надежда, молодой принцепс стал еще хуже, чем был его предшественник. Мы ошиблись, загубили маленького тирана, чтобы возвести в царское звание большого.

– И чтобы исправить свою ошибку, ты решил еще большего тирана возвести на престол? Ты глупец, повторяешь свою же ошибку. Разве ты не видишь этого.

– Каперед, ведь это ты сейчас? Ты не понимаешь, кто бы ни оказался первым среди сенаторов, какой бы человек не стал принцепсом, он будет тираном. Я понял это поздно, а поняв, отчаялся. Узнав о древнем, что пришел с тобой, я нашел выход. Для себя, но не для Государства. Ведь наше отечество погибло. Сто лет как мертво оно, хоть и продолжает существовать.

– О чем ты говоришь? – ужаснулся Каперед.

– Мы пережили наш золотой век, утопили его в крови граждан, сожгли в междоусобицах, чтобы родилась тирания. Мы рабы не закона, а тиранов. Империй достается только деспотам, другим мы не передаем их. Теперь мы не граждане, а подданные.

– Я не понимаю, зачем тебе этот... это чудовище!

– На фоне такого деспота, я стану святым, – улыбнулся Сек. – Я буду вечен, как этот живой бог. Я буду свят, как подобает философу. Потомки запомнят меня, как мудреца, идущего наперекор деспотии. Последнего гражданина республики. Не подданного, а гражданина!

Каперед слышал слова безумца, но не понимал. Прошедшие года изменили Сека. Подобные ему впечатлительные люди всегда поддаются влиянию странных идей. Каперед не мог понять романтиков во власти, но в одном философ-патриций был прав. Его стараниями был рожден деспот.

Винил Сек не себя, а всех граждан Государства. Он решил отомстить им, чудовищным образом.

– Ты умрешь, – пытался объяснить Каперед.

– Но буду жить вечно в памяти как праведник.

И он улыбнулся. Он действительно верил в этот бред. А Каперед хотел крикнуть ему, что через год или два о нем позабудут, его имя вычеркнут из архивов и записей, предадут проклятию забвения! Сказать это не удалось, потому что Мефадон опять запечатал уста носителя.

– Поговорили? Достаточно тебе чудес? Веди меня к своему принцепсу. Нам пора познакомиться.

Сек кивнул. Молча поднялся и пошел к выходу. Мефадон последовал за ним.

Во дворе уже стояли шестеро рабов, чья эбонитовая кожа была натерта маслом. Как поговаривали, Сек с особой страстью заботился о своих носильщиках, покупал им ароматные масла, построил специальный дом в окрестностях, где они могли тренироваться, париться в бане, где хозяин мог уединяться с ними.

Паланкин был большим, в нем легко могли уместиться четверо. Сек забрался внутрь, за ним последовал Мефадон. Отделившись от мира занавесями, они расположились на шелковых подушках, от которых нестерпимо пахло амброй и миррой.

– Вперед! – распорядился Сек.

Рабы подняли паланкин, направились к выходу.

– Улицы свободны, утром не протолкнуться, – говорил Сек. – Комфортней путешествовать в носилках.

– Подобно женщине, – сказал Мефадон.

Он не оскорблял, просто констатировал. Казалось, что он даже одобряет решение патриция. Философ попытался оправдаться.

– В толпе невозможно пройти, тогу помнут, ноги оттопчут и изранят набойками.

– Конечно.

Словно и не было разговора, свидетелем которого был мертвый привратник. Обычная беседа равных. Рабы не смогли бы заметить перемен в господине.

Каперед, запертый в собственном теле, ни на что не мог повлиять. Он знал, куда они направляются – во дворец принцепса. Сек устроит представление, словно поймал преступника, отравителя, отцеубийцу и так далее. Мефадон окажется близко к могущественному человеку, в обличие которого сможет управлять огромным Государством, влиять на судьбы миллионов людей.

Под его руководством окажется армия из двадцати легионов, тысячи царьков будут ждать его приказов, миллионы граждан будут чтить его как богоподобного, сына бога. Власть его станет неограниченной не только на словах, но на деле. Ведь к ресурсам Государства, что владеет принцепс, добавятся хитрость древнего, его опыт и сила.

Наступят темные века. Люди позабудут законы предков и будут они уже не подданными, как боялся Сек, а рабами.

Окончание.

Из-за занавесей дворец не получалось разглядеть. Каперед не мог пошевелиться, чтобы выглянуть наружу. Мефадона не очень интересовало то, что он увидит. Ведь через некоторое время все это будет принадлежать ему. Еще успеет наскучить.

– Здесь необходимо возвести статую. Из золота, – сказал древний.

– Какого бога ты желаешь почтить статуей?

– Себя. В солнечной короне.

– Будь по-твоему.

– Не кажется ли тебе это излишним? Свидетельством моих царских устремлений?

Сек не ответил. Ведь и так было ясно, что он думает по этому поводу. Мефадон ведь тоже слышал откровения патриция, теперь он откровенно насмехался над ними.

– Пройдут года, – поразмыслив, заговорил Сек, – и наш владыка пришел бы к этой же мысли. Без твоей помощи.

– У него не будет этих годов. А представь, как забавно, запереть дух твоего ученика в теле этого лекаря. Забавно, не так ли?

– Ты способен на это?

Мефадон не ответил. Он не хотел признаваться, что его силы ограничены. Чего доброго этот мудрствующий глупец решит, что сможет потягаться с древним.

Носилки приближались к Головному холму, запах вокруг заметно изменился. Мефадон приоткрыл занавеску, на улице было все так же темно. Казалось, солнце боится показаться из-за горизонта, чтобы не попасться на глаза древнему.

Впереди шли рабы, несущие факелы. Без них не пройти, кромешный мрак окружил паланкин. Смолк городской шум, транспортные телеги, визжащие ослы и шумливые рабы попрятались по домам. В такую темень никто не рискует выходить на улицу, даже бандиты.

В окрестностях Головного холма убивают редко, но случается всякое. Конечно, убийцами здесь обычно выступают сенаторы и их сикарии. Плебс властвует в других районах. В окружении десятка рабов Сек наверняка чувствовал себя уверенно. К тому же его защищал древний, которому пока нужна помощь человека.

Мраморные колонны дворца были видны даже в безлунную ночь. Камень, казалось, сам светился. На самом деле отражался свет факелов и лампад, расставленных по периметру дворца. Огромная площадь сооружения освещалась тысячью светильников из серебра, золота и бронзы. Сколько монет можно отчеканить, но в переплавку их никогда не пустят.

Дворец скрывался за высокими деревьями. Хвойный запах почувствовал Мефадон, когда они оказались у подножия холма.

Город пахнет людьми, его населяющими. От этих людей пытался скрыться принцепс. Воздвигать стены, выставлять войско в оцепление – бессмысленно. Зато эти могучие деревья прекрасно справляются с задачей. Воздух был чудесным, словно в приморском поселке, славном своими источниками.

Дорога поднималась на холм с небольшим уклоном. По широкой мостовой могли проехать четыре телеги. Обычно ее занимают пешеходы, часть дороги оккупируют торговцы, разбивая свои шатры. Лишь в дни празднеств она остается свободной. И ночью. Никто не рискует без лишней надобности ходить ночью по этой дороге. Даже живущие в окрестностях люди, выбирают иные пути.

Поднимаясь по этой дороге, можно попасть во дворец принцепса. А ночной гуляка, оказавшийся возле усадьбы первого гражданина, рискует многим: и жизнью, и имуществом.

Горожане быстро были приучены не шастать, где недозволенно. Никакого закона вводить не пришлось, права сильного оказалось достаточно.

Сек явно нервничал, оказавшись в окрестностях дворца. Ему давно не разрешалось показываться на глаза принцепсу. Он провинился, оказался в опале, но все еще был жив – за старые заслуги и уважение, которое внушал философ.

Поднявшийся из глубин тьмы Каперед отметил состояние спутника. Изгнанник никак не мог повлиять на события, оставался наблюдателем. Увиденное радовало его. Замысливший убийство ничего не выиграл в итоге. Да, он все еще жил в Городе, не потерял имущества – до поры. Вопрос времени, пока славный принцепс решит расправиться с бывшим учителем.

Хотел Каперед узнать о судьбе еще нескольких, участвовавших в заговоре. Однако Мефадона не интересовало это, он не позволил хозяину тела высказаться. Вдруг это какая-то уловка, древний не желал рисковать, явно проявлял слабость. Маленькое, но все же утешение.

Паланкин достиг парка, окружающего дворец. Светлее не стало, рабы шли медленней из предосторожностей. Наверняка за дорогой следят. И хоть паланкин Сека известен, приметная все-таки штука, телохранители принцепса могут напасть на патриция и его рабов. Просто ради развлечения, последнее время им позволяется много.

Путь сквозь парк прошел в нервном напряжении, но никто не напал на свиту патриция. Глубокая ночь, до рассвета – пара часов, даже самые стойкие караульные устают, теряют выдержку.

Через некоторое время стали видны огни главного входа. В такое время ворота должны быть закрыты, но посетители могут пройти во дворец через ворота для курьеров. Они расположены во внутреннем дворе, рядом с конюшнями. Сек имел право входить во дворец только этим путем. Как утративший доверие он был лишен многих привилегий, унижен и осмеян.

Понятны мотивы патриция. Он уже как труп. Состояние его семьи перейдет не потомкам, а в казну принцепса. Ради мщения он затеял всю авантюру, из личной ненависти готов разрушить Государство.

Гнев и возмущение Капереда не знало преграды. Все знания древнего оказались пустышкой перед этой могучей волной. Мощь чудовища растаяла, столкнувшись с огромным пламенем, вырвавшимся из глубин.

Каперед набросился на Сека, принялся его бить, душить и оскорблять. Рабы не успели помочь хозяину. Пассажиры вывалились из паланкина, принялись кататься по земле, измазались в грязи. Рабы бросили носилки, но не знали, что предпринять. Разнять дерущихся они не успели.

Крики привлекли внимание телохранителей. На подходе ко дворцу располагалось несколько караульных помещений. В каждом находился десяток воинов-наемников. Не доверяя согражданам, принцепс нанимал варваров из Венавии. Этих рослых, бестолковых и незнающих языка варваров. Отличные воины и преданные телохранители. Эти большие дети слишком наивны, чтобы предать нанимателя.

Воины не стали разбираться, что случилось. Рабов патриция отогнали, а дерущихся разняли и потащили во внутренний двор. Каперед мельком увидел сияющий мрамором и золотом фасад главного входа.

Дворец был отстроен недавно, в прошлом на этом месте располагались жилые кварталы. Не самый богатый народ здесь проживал, но все были потомственные граждане. Многие патрицианские семьи владели здесь недвижимостью, сдавая ее в наем.

Освободить это место от стольких жилищ задача титаническая. Каперед не представлял, как принцепс мог справиться с ней. Его бы средств не хватило, чтобы организовать переселение тысяч людей. К тому же многие не согласятся покинуть родовые земли.

Зато теперь на месте древних многоэтажек располагался прекрасный дворец, похожий на храм. Фронтон украшен рельефом. К сожалению, Каперед не успел его рассмотреть. А он хотел бы поглазеть, пусть даже в темноте, на украшения. Ведь это последнее, что он увидит. Антаблемент опирался на четыре тонкие колонны с рельефными вершинами. Цоколь состоял из семи ступеней, создавая иллюзию словно это сооружение – храм.

Но гостей или уже пленников потащили во внутренний двор. Вскоре дворец скрылся за деревьями. Каперед видел только отдельные полуколонны да массивные мозаичные окна. Редкой красоты, наверное, сооружение, жаль не довелось его посмотреть.

Вокруг дворца располагалось множество хозяйственных построек. Собственно усадьба принцепса была небольшой, но множество сооружений вокруг были объединены в единый комплекс. Были здесь и казармы телохранителей, новый монетный двор, казна, множество складов, конюшен, псарни и тому подобное. Стен практически нигде нет. Воровать у принцепса рискуют только его вольноотпущенники да любимцы.

Капереда и Сека притащили к казармам, где располагался вход в подземелье. За казармами находилось деревянное сооружение, похожее на зрительские трибуны. Возможно, то был театр. Нынешний принцепс известен своей страстью к театральным представлениям. Даже игры в амфитеатре не привлекают его, в отличие от театра.

Подземелье, как и предполагал Каперед, предназначалось для узников принцепса. Обитало здесь пять, может меньше людей. За что их бросили в застенки – не ясно, но это не имеет значения.

Новых пленников заперли в караульном помещении, с ними осталось несколько варваров. Каперед отметил, что вооружение они носили традиционное. Раньше принцепсы скрывали, что нанимают варваров, заставляли их носить броню, аналогичную той, что используют вспомогательные части легионов.

Теперь все иначе.

Каперед опечалился, силы покинули его. Пусть все идет своим чередом.

Частые смены настроения стали обычными для Капереда. Паразит постарался, чтобы ослабить защиту носителя.

Варвары не знали языка Обитаемых земель. Сек сидел молча и никак не проявлял неудовольствия. Теперь звание патриция ни на что не влияет, все – и плебеи, и патриции в равной степени зависимы от капризов тирана. Даже на пороге смерти Сек не откажется от своей нелепой веры в идеалы. И ладно бы эти идеалы были общими для граждан. Сек страдал из-за собственного унижения и только.

Через некоторое время в караулке появился заспанный раб. Он взглянул на пленников, а затем удалился. Правильно, этот раб должен был установить личность дебоширов. Сека он узнать должен был, а узнает ли Капереда? Время не пощадило лекаря принцепсов.

Прошел час, может больше. Каперед даже успел задремать. Он не хотел выпускать на волю паразита, но апатия и слабость оказались сильнее. Проснулся Каперед от того, что в караулке появились новые люди. То были воины преторианцы, формально они защищают принцепса. Но история знает много примеров их вероломства, ныне эти преторианцы являются всего лишь декорацией для принцепса.

Преторианцы язык, конечно, понимали, но разговаривать с пленниками они не собирались. Пригласив Сека и Капереда на выход, они повели пленников во дворец.

Час был предрассветный, наверняка принцепс спал до того, как ему сообщили о появлении наставника. Каким принцепс стал сейчас, Каперед не мог представить, но наверняка власть не улучшила его норова.

Юношей он обладал взрывным характером, склонностями к авантюрам, но не был лишен харизмы. Последнее, как считается, нужнее для правителя и полководца, нежели все знания мира. Главное – он был стойким человеком, не любил подчиняться. Поэтому Сек сейчас идет под конвоем преторианцев, как грабитель, пойманный на рынке.

Конечно, преторианцы не занимаются мелкими преступлениями. Они вообще ничем не занимаются, кроме как пьянствуют, развратничают и играют в кости. Каперед многим из этих людей помогал избавиться от любовных недугов и последствий бурных возлияний.

Лекарь не боялся, что его узнают. Прошло много лет, охрана принцепса постоянно сменяется. Рядовые преторианцы по году служат в Городе, а потом их отсылают в окрестные форты. И так проходит постоянная ротация. К тому же, если Каперед не ошибался, прошлую гвардию должны были отправить на пенсию. Срок в шестнадцать лет уже вышел.

С рассветом дворец засиял мрамором и красками. Стали видны украшения фасада, расставленные в парке скульптуры. Женских персонажей было немного, зато статуй поэтов и флейтистов – полно. У Капереда возникло ощущение, что он оказался на востоке, а в ближайшей роще начинают собираться философы и их ученики.

Принцепс наверняка мог выписать себе десяток другой мудрецов, чтобы они сидели в этом парке, создавая иллюзию... Каперед не мог представить, что это могло бы быть. Но раз первый гражданин так любит восточный стиль, то должен сделать именно так.

Дворец оживал, зашевелился подобно улью. Множество пчел бегало вокруг мраморной громадины дворца, словно суетились вокруг матки. Внутри улья обитают трутни, к которым раньше принадлежал Сек. Теперь его место занял другой любимчик, более льстивый и менее властолюбивый.

Ну а матка – спала. Зная повадки патрициев, Каперед не сомневался, что принцепс поздно лег.

Жизнь дворца поддерживали тысячи рабов, вольноотпущенники тоже вставали рано, но они в основном занимались важными делами. Освобожденные рабы принцепса следили за финансовым состоянием Государства, руководили имениями господина, его мастерскими и всей остальной собвственностью. В общем, были влиятельнейшими людьми, хоть не полноценными гражданами.

Рабы видели все, потому что нет незаметнее этих людей. Весть о пленении Сека наверняка уже распространилась по Городу. Всяк не спящий уже знал о том, что произошло. Событие обросло страшными подробностями, правда утонула в жиже домыслов.

Известие о том, что знатный патриций идет под конвоем преторианцев, наверняка заставит волноваться многих. Каперед обдумал эту радостную мысль. Возможно, правление "деспота, тирана, человеконенавистника" не такая уж плохая вещь. Пусть боятся те, кто совершил в своей жизни много плохого.

А сам Каперед не испытывал страха. Его поддерживал внутренний враг, заставляя думать только о хорошей стороне дела.

Солнечные лучи окрасили дворец в яркие цвета. Преобладал в основном красный и пурпурный. Но Каперед не успел полюбоваться вычурной архитектурой. Отряд преторианцев конвоировал пленников через внутренний сад, полный мрамора, золота и воды. Этот внутренний сад был отгорожен от общественного. Лишь принцепс и его приближенные могли гулять здесь.

Среди зелени располагалась ротонда, в которой первый гражданин читает свои произведения. Постройка рассчитана на небольшой круг почитателей талантливого принцепса – человек на пятьдесят. Украшений, что странно, ротонда не имела. Даже мозаичный пол был обыкновенным. Наверное это сделано, чтобы ничто не отвлекало зрителей от сверкающего гения творца.

Открытый бассейн возле дворца мог вместить сотню человек. С одной стороны бассейна находилась колоннада, под тенью которой располагались статуи. В больших кадках вокруг росли диковинные растения – Каперед не знал, что это за вид. Их привезли недавно с южных рубежей. На ветках этих растений росли яркие плоды.