Текст книги "Стародум (СИ)"

Автор книги: Алексей Дроздовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Глава 2

Воевода лежал на стылой траве, пока тёплые девичьи руки не перевернули его.

Хотел было сказать про малыша, да в бреду не смог и слова вымолвить.

Дорога ведёт меня в город.

У него нет большого общепринятого названия – все называют его просто городом. Иногда «Перепутьем».

По сути это – большой торговый пост, обнесённый частоколом. Все окружающие деревни приходят в это место, чтобы обменять шкуры, ткани, мясо, молоко, если по какой-то причине не могут это сделать у себя. Город быстро вырос, поскольку располагается между двух рек, прямо на границе Новгородских земель и Владимиро-Суздальского княжества. В самом центре церковь, а вокруг – множество деревянных домишек.

Это место селом не наречь – слишком большое. И до города не дотягивает, но для наших мест Перепутье – самый настоящий город.

Только здесь можно встретить торговцев железными инструментами.

И только здесь можно найти редких мастеров: в деревнях обитают гончары, плотники, ткачи, кожевники, а кузнецов, оружейников, ювелиров и книжников искать нужно здесь. Да и все местные купцы живут именно здесь. Сюда я и иду с деньгами и обломками серпа, чтобы купить новый.

Однако сегодня, стоит мне выйти к Перепутью, тут же останавливаюсь в ступоре.

Возле города расположилась большая армия: тысяч пять человек, не меньше. Они заняли целый луг, выставив обозные повозки по кругу. Многочисленные воины сидят на мешках маленькими группами и чего-то ждут.

– Слыш, это кто такие? – спрашиваю у стражника на входе в город.

– Князь Новгородский, – бурчит тот в ответ. – В военный поход идёт.

– На кого?

– На суздальцев, на кого ж ещё?

– С чего это вдруг?

– А мне почём знать? Юрий Михайлович ко мне с поклоном не приходил, и не рассказывал, чего задумал. Или ты думаешь, что я остановил Великого Князя прямо здесь, на входе в город?

– Я просто спрашиваю, – говорю. – Удивился – вот и всё.

– Ага, все мы тут удивились.

У ног стражника появляется несколько маленьких духов раздражительности: тёмно-жёлтых существ, похожих на яблоки, летающие в воздухе.

С началом эпохи безумия человеческие эмоции обрели форму. Когда кто-то злится, боится или радуется, рядом появляются духи, выражающие эти чувства. Духи любви – красные. Духи печали – серые. Чем сильнее человек переживает, тем большее количество духов призывает. Они появляются рядом, когда тот не может скрыть свои эмоции.

Есть так же духи стихий: вроде духов ветра или огня, но встретить их можно очень редко.

Они ни на что не влияют, никак не контактируют с живыми существами. Просто появляются и летают неподалёку, прежде чем исчезнуть.

– Проходи, – велит мужчина. – Хорош стоять, зенки тут свои пучить.

– Понял, прохожу.

Понимаю раздражительность стражников. Перепутье никогда не было спокойным местом: постоянно кого-то ограбят, изобьют, изнасилуют, а то и прирезать могут. Теперь же ещё и армия мимо проходит.

От всех этих князей – жди беды.

Жители хотят, чтобы он поскорее ушёл, вот и ходят хмурые. Я же, в прекрасном настроении после ночной стычки, иду среди злых людей и громко насвистываю.

– Здрав будь, – говорю, останавливаясь напротив Ерёмы Лба, знакомого кузнеца.

– А, Табемысл, здорово!

Падлюка видит меня в десятый раз, но никак не может запомнить моё имя. Болван, что ещё сказать: сильный, крепкий, но слегка дремучий. Давным-давно ему дали прозвище «Лоб» и это как нельзя хорошо описывает и его внешность, и его разум. Но меня его личные качества не интересуют – не в настольные игры играем. Главное, что с железом обращаться умеет.

– Я – Тимофей.

– Точно, точно. Запомню. В следующий раз точно.

– Сегодня я пришёл за серпом, но прежде, чем купить, посмотри вот на это.

Вываливаю на верстак кузнеца кучу барахла, отобранного у разбойников. Ножи, меха, кожаные боты, луки, стрелы, монеты, пару колец, несколько шапок и большой железный котелок.

Из села я выходил с небольшим количеством денег и меха, чтобы купить инструмент для работы, но судьба свела меня с людьми, которые любезно отдали кучу добра, поэтому помимо серпа наверняка получится раздобыть ещё кое-что полезное.

– Так, ну это я могу взять, – Лоб принимается перекладывать вещи. – Вот это, вот это… Это точно нет.

В основном на Перепутье используют простой обмен: товар на товар, поскольку монеты редки. Но и деньги встречаются: круглая серебряная монета называется «кун», поскольку стоит как одна шкура куницы. Кун, разделённый на две части – резан. И совсем редко можно встретить целковые – куски серебряных слитков, разрубленных на плоские квадраты.

Часть вещей может обменять кузнец, другие придётся ходить на рынке и обменивать другим людям. Либо продать одному из купцов чуть дешевле.

– Мне серп покрепче, – говорю. – И косу хотелось бы.

– Серп – можно, но коса… нет, тут маловато для косы. Металла много, сам понимаешь. Нужно всё это, и наверх ещё столько же.

От подобной наглости я чуть не поперхнулся. Обычно купцы дерут с деревенщин втридорога, а тут простой кузнец. Даже крохотный дух недовольства появился возле моей головы: круглый бордовый пузырь. Облетел вокруг несколько раз и испарился.

– С ума сошёл? Тут один только котелок с ножами на полсотни кун наберётся, и это я не говорю про остальное.

– Мало, – возражает мужчина. – За сотню я бы продал.

– Хуётню! Где ты найдёшь человека, которому нужно косить пшеницу, с сотней кун в кармане?

– Если деревня скинется, купить смогут.

– Я в Вещем у всех соседей монеты и шкуры одалживал, чтобы хватило на один только серп.

– Ну знаешь, – замечает Лоб с видом мудреца. – Деревни и поболее бывают.

– Вещее – это большое село. На сотню нам придётся год скидываться, чтобы пояса не ужать. Либо назови нормальную цену, либо я сейчас уйду. Лучше голыми руками зерно соберу!

На самом деле это всё враньё: моё село не такое уж и бедное. Через нас ходят торговцы между Новгородом и Владимиром, многие покупают у нас яству в дорогу. Так что монеты водятся.

– Ладно, Табемысл, не кипятись.

– Я – Тимофей.

– Как скажешь. За всю эту гору вещей могу отдать косу, но без серпа.

– Всё ещё много.

– Ну а ты решил, что мы железо из земли берём?

– А откуда ж вы его берёте? Из воздуха что ли?

– Из земли, – соглашается Лоб. – Но не так легко, как ты думаешь. Будь железо таким дешёвым, оно бы у каждого было. Семьдесят кун за серп и косу – честно. Именно за столько я потом обменяю все твои вещи. А ещё работа, усилия…

– Давай так. Шкуры, котелок, ножи и лук со стрелами на косу и серп. А ещё я расскажу, как прикончил людей Митьки Седого.

Брови у Лба поползли наверх точно так же, как недавно у Свистуна покойного. Местные очень не любят разбойников на дорогах – они годами портят кровь, не дают свободно путешествовать и торговать. Вымогают, нападают, убивают. И пуще всех люди ненавидели Митьку Седого.

– И сапоги, – в отчаянии произносит Лоб. – Последняя цена, меньше не возьму.

– Нет. Ты и сам знаешь, что это слишком много для твоего инструмента.

– Ладно…

Расплачиваюсь с ним нужными вещами, а наверх покупаю ещё лопату за те серебряные куны и шкуры, что с самого начала нёс из своего села.

Хороший получился поход. Планировал раздобыть серп, а вернусь сразу с тремя инструментами для хозяйства.

Рассказываю Лбу всю историю моих взаимоотношений с Митькой и его бандитами. Как стоял на колодке и пилил верёвку за спиной ржавым куском серпа. И приукрасил, конечно же: хорошую историю грех не приукрасить. В моём рассказе Митька обмочился, когда увидел меня освободившимся.

К вечеру об этом узнает весь город – уж Ерёма-то постарается.

К себе в село я решил направиться, сделав небольшой крюк. Пройти всю торговую улицу и посмотреть, чего на оставшиеся шкуры. В итоге накупил леденцов малышне и немного соли – её как раз с Белого навозили. Море за последние двадцать лет неплохо так обмелело.

И уже когда собирался уходить, глаз зацепился за странную вещь: клетка, стоящая на самом берегу реки. Деревянная, в метр величиной. А внутри сидит чудо – девушка, ростом по колено. Вся красная, рога на голове.

Я даже перекрестился от удивления.

Одета в… даже не могу подобрать название. Что-то лёгкое, наподобие длинной рубахи до пят, но оставляющей открытыми руки, ноги и шею до самой ложбинки между… красотой. Никогда в жизни подобного не видел. Разных тварей навидался: и кикимор болотных, и полевика, даже русалку однажды, всю голую выше пояса – уши заткнул и убежал, пока она заговорить не успела.

А тут такое…

* * *

Девушка почувствовала приближение чего-то знакомого.

Два десятка лет её держат в клетке, возят из княжества в княжество, она побывала в каждом городе и почти в каждой деревне. Но только сейчас, впервые за всё это время, она встретила знакомое лицо: человек, которого она когда-то видела, но позабыла.

К ней приближался парень со стороны рынка. Высокий, крепкий, лицо суровое, взгляд тяжёлый. Они уже определённо встречались, вот бы вспомнить, когда…

* * *

Маленькая краснокожая девушка явно заинтересовалась моим приближением, но по какой-то причине подчёркнуто смотрит в сторону. Игнорирует, но как-то слишком навязчиво игнорирует.

– Кто это? – спрашиваю у стражи, охраняющей клетку.

– Дух, – отвечает здоровяк с бердышом.

– Дух чего?

– А пёс его знает. Дух закрутки мозгов мужиков, поди. Ты только посмотри на неё: разве не красивая?

– Красивая, – говорю.

Красивее любых других живых и неживых существ, что я видал. Даже рога на голове этому не мешают. Хотя нет, была однажды дева ледяная – красивая до ужаса. Повадилась зимой вокруг Вещего ходить, да сельских ребят зазывать. Мы с Волибором её дубинками и матюгами прогнали, ибо нечего с голым задом по лесам шастать. Ничего хорошего это не обещает.

Так и здесь.

Вроде и маленькая дева, пятернёй можно в талии обхватить, но такая красивая, что лучше держаться подальше. Опасная эта красота, нехорошая. Ещё и рога эти: нормальные люди с рогами не ходят.

– Откуда взялась? – спрашиваю.

– Из столицы, – отвечает стражник. – Молвят, возят её повсюду, а для чего – поди ж узнай.

Маленькая девушка, тем временем, поднялась, пролетелась по своей клетке. Оказалось, что ей даже не нужно стоять на ногах, она парит над землёй с лёгкостью, аки из ветра сделана.

Подхожу к ней поближе, опускаюсь на корточки, даже в таком положении мои глаза выше, чем её. На вид – лет двадцать, если бы только не рост с локоть.

– Ты кто такая?

Молчит, смотрит заворожённо, словно из нас двоих – я странный.

Хотел было подойти ещё ближе, чтобы оказаться к странной девушке поближе, но краем глаза заметил неподалёку группу людей в чёрных одеждах – личная дружина князя Новгородского. Кажется, это они возят девушку с собой, и им очень не нравится, что я интересуюсь ею. Сразу видно: таких людей лучше не злить.

– Ну ладно, – говорю. – Бывай.

Отхожу, кивнув на прощание стражнику.

Моя работа в городе сделана: инструмента накупил, пора возвращаться в родное село.

Хотелось бы на князя посмотреть, конечно, но это человек опасный. Лучше быть от него как можно дальше.

Иду к выходу из города, несу за спиной мешок с барахлом. Настроение – прекрасное, погода – замечательная, денёк – лучше всех.

Вдруг позади раздаются какие-то крики, суматоха. Опять кого-то побили наверное: на Перепутье такое сплошь и рядом. Но меня это уже не касается – нужно как можно скорее вернуться в Вещее. Август, пора собирать урожай.

Только ощущения странные появились. Будто бы кто-то постоянно на меня смотрит, будто я больше не один путешествую, а в компании с кем-то. Но это духи земли, наверное: они известные пакостники.

До появления крепости Стародум из земли осталось 45 дней.

Глава 3

Воевода закрыл глаза.

Он был уверен, что больше никогда их не откроет.

До Вещего далеко, но если идти быстро и без перерывов, то к вечеру успею.

Вот и иду.

И разумеется, просто так путь пройти не мог. Не в то время и не в тех краях живём, чтобы путешествовать по лесной дороге без приключений. Не умертвие, так леший обязательно из чащи вылезут.

В этот раз, правда, опасность пришла не со стороны чудищ неведанных: позади послышался топот бегущих ног, и на тропе между деревьев показались два силуэта. Чёрные одежды, чёрные маски. Сразу видно, совсем не дружелюбно настроены.

Люди из княжеской дружины. Говорят, это как стража, но не стража. Целая армия палачей.

Отхожу в сторону, уступая им дорогу, но они останавливаются возле меня.

– Как звать? – спрашивает один, повыше.

Смотрю, а у них не глаза – пузыри кровавые. Там, где должны быть белки, только бурые пятна с крохотными точками зрачков. Теперь понятно, почему они лица скрывают – страшилища ещё те.

– Как звать? – громче повторяет другой.

«Солги! – звучит голос в голове. – Не называй им своё настоящее имя».

От удивления я даже дёрнулся, что очень напрягло людей в чёрных одеждах. Никогда прежде не слышал голосов в голове и не думал, что такое случится со мной. Значит всё, скоро буду голый испражняться посреди деревни, как это случилось со старым Лесьяром. Тот тоже поначалу с воздухом разговаривал.

Впрочем, называть своё настоящее имя я не собирался: не те люди передо мной, с кем хотелось бы присесть и молока с хлебом выпить.

– Никанор, – говорю.

– Что в мешке?

– Да так, ничего особенного.

– Выворачивай.

Повелительный тон мне не понравился.

– Мне могут приказывать всего несколько человек и вы – не из их числа. Так что если под масками не прячутся лица моего папани и нашего попа, что вряд ли, поскольку они покрасивее будут, то можете смело проходить мимо. Ничего я показывать не буду.

– Мешок выворачивай, живо! – рявкает высокий.

– Ещё чего! Разбежались.

Черномасочные переглянулись, словно впервые встретили человека, который им возражает. Это городских они могут напугать своими рожами, а у нас в лесу такие вещи происходят, что на уродов никто и внимания не обратит.

– Послушай, Никанор, – произносит высокий. – Ты нам очень не нравишься.

– Оно и понятно, – говорю. – Я всем не нравлюсь.

– Открывай мешок или это сделаем мы. На твоём трупе.

– У меня встречное предложение. Я открою мешок, но всё, что окажется внутри – я засуну вам в задницы. Чтобы неповадно было простых людей обирать.

Высокий тянется за спину, но ждать, пока он достанет оружие я не собираюсь. Бросаю мешок на землю, после чего со всего размаха бью его в то место, где должна быть борода.

Отреагировали они мгновенно, надо отдать должное.

Высокий полетел на землю, но до неё не дотронулся. Вернулся в изначальное положение, аки неваляшка. Поменьше и вовсе выставил руку вперёд, отчего я почувствовал странное тепло, расходящееся от груди к рукам.

И тут, ни с того, ни с сего, мой собственный кулак бьёт меня по лбу.

– Э, – успел я вымолвить перед новым ударом.

Мой левый кулак угодил в висок, а большой перст правой попытался выдавить глаз. Ноги подкосились, тело задёргалось точно в припадке. Я принялся избивать самого себя, точно малолетка, которого схватили старшаки и принялись его собственными руками стучать по макушке, ухахатываясь со своей шутки.

Только сейчас всё происходит без прямого контакта от других людей.

Левая рука тягает за ухо, правая пытается ударить по шарам.

Невероятным усилием воли заставляю своё тело успокоиться и подняться на ноги. Приходится сжимать зубы до боли, сопротивляясь чужой воле.

Теперь понятно: мелкому лес дал вот такую силу. Заставлять людей причинять самому себе вред. Но работает это только на слабаков и трусов, или застав человека врасплох. Если воля сильнее, чем у обладателя силы – не подействует.

Хорошо, что у него не высокая ступень – вторая или третья. Сопротивляться можно.

Впрочем, черномасочные на это и не особо рассчитывали. Пока я валялся на земле, высокий успел выхватить из-за спины огромную дубинку – не чета моей палице. Замахнулся и уже опускает удар мне на голову, собираясь превратить макушку в кровавую кашу.

Скорее неосознанным движением, чем желанием, моя рука тянется за оружием на поясе. Я столько раз проделывал это, что рука сама тянется к палице, когда появляется опасность.

Однако в этот раз произошло ещё одно чудо.

Уже сбился со счёту, какое именно за сегодня.

Поднимаю руку, чтобы отразить удар огромной дубины и тут же понимаю, что в руке у меня не маленькая дубинка, а красивый, длинный, красный меч, непонятно каким образом оказавшийся в ладони.

И меч этот так легко проходит сквозь дубинку, точно её из соломы сделали, а не из высушенного дерева. Короткий черенок остаётся у человека в руке, пока остальная часть падает на землю.

Непонятно, кто удивился больше: они или я.

– Что? – вздыхает черномасочник пониже.

– Это он, – отвечает второй. – И по возрасту подходит.

– Сука у него!

Не дожидаясь, пока они сделают новый выпад, шагаю вперёд, взмахнув оружием слева-направо, собираясь всадить его как можно глубже в шею высокого, однако оружие прошло его тело насквозь, как по воздуху. Мгновение, и супостат падает на землю: голова и левая рука отдельно от остального тела. Только кровь пульсирующим фонтанчиком выливается на землю.

Черномасочник пониже развернулся и дал дёру. Не потому, что испугался – эти типы выглядят как мертвецы и наверняка ничего не боятся. Ушёл доложить о произошедшем своему хозяину.

Допускать такого нельзя.

Замахиваюсь, чтобы запустить меч ему в спину, как чувствую: оружие меняется. Превращается из меча в копьё. Метаю его в спину убегающему и оно, пройдя навылет через грудь, вонзается в землю и уходит глубоко в почву.

Чудеса!

– Пощады! – булькает кровью мелкий.

Он снял маску, поэтому я как следует смог рассмотреть его лицо: уродливое, всё в чёрных и красных пятнах, гниющее заживо. Если бы не маски, люди шарахались бы от них как от больных чумой.

Решение о пощаде я принять не успел: человек замер без движения с открытыми глазами. Несколько чёрных духов смерти появились рядом с раной на его груди.

Вот и стоило начинать драку? Никогда не знаешь, когда наткнёшься на человека, владеющего оружием лучше тебя. Пусть я и выгляжу как деревенщина в простой рубахе и портках, но никто не может сказать, насколько хорошо я сражаюсь. И это им ещё повезло, а могли наткнуться на кого-то из старой дружины Стародума, что по слухам в этих землях живёт.

Молчун бы от них и мокрого места не оставил. Егерь, Ратибор, Семь Кулаков. Никогда не знаешь, когда перед тобой окажется один из старых легендарных воинов, которые наверняка ещё живы и где-то живут, кому-то служат.

Нападать лучше на того, кого знаешь.

А лучше и этого не делать: даже в самой очевидной битве можно получить дубиной по голове. Хитрость всегда лучше грубой силы.

Мертвецы же передо мной не обладали ни одним, ни другим. Вот и расстались с жизнями. Дураки, что с них взять? Такие всегда лезут куда не надо и задирают тех, с кем не могут справиться. Пытаются что-то доказать, но доказывают только собственный идиотизм.

Опускаюсь рядом с мелким, обыскиваю карманы.

– Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего… урода пятнорылого.

Перекрещиваюсь, после чего закрываю покойникам глаза. Оттаскиваю в сторону и прикрываю травой. К завтрашнему утру от них ничего не останется: не зверьё, так нечисть обязательно съест. Лучше так, чем поднимутся умертвиями.

Что тут можно сказать? Не нужно было нападать на простого сельского парня… с чудодейственным оружием.

– Придурки…

Стоило мне подумать о мече, как он снова появился у меня в руке, будто из воздуха сплёлся.

Рукоять – такое и во сне не приснишь: чёрная, витая, гарда в виде острых рогов. Никогда в жизни не владел мечом, да и видел их всего пару раз со стороны. А этот чудом оказался в ладони.

– Что за херня, дери его за ногу?

Весь тёмно-красный, словно сделан не из железа, а из непойми чего. А ещё очень лёгкий, веса вообще не ощущается.

Прикасаюсь подушечкой большого пальца к лезвию, как кожа тут же лопается, а из пореза появляется капелька крови. Ничего острее в жизни не держал! Я лишь слегка дотронулся, даже не двигал пальцем вдоль острой кромки.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: предмет волшебный. Только такие могут появиться рядом с тобой. Без твоего участия.

Вот только волшебство гораздо чаще приносит беды, нежели пользу. Двадцать лет среди умертвий и всевозможных пакостей тому подтверждение. Стоило бы в это же мгновение выбросить меч, пока он не принёс бед, однако он так удобно лежит в руке, приносит такое приятное ощущение ладони, будто был выкован специально для моей руки.

К тому же я не уверен, что его возможно выбросить. Он как будто обладает собственным разумом и способен по своей воле возвращаться ко мне.

– Эй, – говорю, поднеся губы к лезвию. – Ты меня слышишь?

Молчание.

Если это меч посоветовал мне солгать черномасочникам, то сейчас он ответить не изволил. Стою на месте, заворожённый его красотой.

И несомненной опасностью.

Парень я на самом деле умный – читать и писать у попа обучался. Вот и сейчас я быстро смекнул что к чему: чёрные силуэты перевозили красную девушку из города в город вслед за князем Новгородским, а сейчас она неведомым образом обратилась в меч, висящий у меня на поясе.

По рогам на рукоятке понял.

Случай, прямо скажем, удивительный, но не удивительнее человека, превращающегося в волка, и не удивительнее призрачного корабля, парящего в воздухе. Всяка невидаль происходит.

– Ты – та девушка из клетки? – спрашиваю. – Ты умеешь превращаться в разное оружие? Или ты и есть оружие? Ожившее с эпохой безумия.

Снова молчание.

– Когда с тобой разговаривают, а ты не отвечаешь, это не очень-то вежливо, знаешь ли. Если не заговоришь, я опущу тебя в медвежье дерьмо. Не думай, что я вру – они у нас водятся, хоть и не много.

Моя угроза не подействовала. Меч как был мечом, мечом и остался.

Мысленно приказываю ему исчезнуть, он тут же испаряется облачком красного дыма. Приказываю ему появиться и он тут же возникает в ладони. Живой он или нет, но совершенно точно умеет чувствовать о чём я думаю, поскольку никаких слов я не произносил.

Следуя моей воле, он тут же превращается сначала в копьё, затем в бердыш, в длинную секиру, в булаву, в саблю, и обратно в меч.

Исчезает когда хочу, появляется, когда нужен.

Не оружие, а диво.

Только непонятно, почему оно пристало именно ко мне. Уйма народу ходила по рынку мимо клетки, девушка могла последовать за любым из них, а выбрала именно меня. Я, конечно, хорош, с какой стороны ни посмотри. Но сомневаюсь, что это именно та причина, по которой она привязалась.

– Хочешь играть в молчанку – пожалуйста. Я захвачу тебя с собой в Вещее. Будем всем селом тобой пшеницу собирать.

По всей видимости, такой исход событий девушку устраивал, поскольку исчезать она не собиралась.

К вечеру на горизонте показался родной дом. Место, в котором я родился и вырос. Вещее. Самое крупное село в округе, с собственной церквушкой, куда приходят христиане из соседних деревень. Настолько большое, что есть даже водная мельница, крутящаяся от реки. Больше нигде такого не видел – только у нас.

А ещё очень живописно: лес, река и большие возделываемые поля. У нас тут и рыбу ловят, и на птиц охотятся, и грибов полно, и ягод. Чего только нет в Вещем. Оно взяло своё название от старого бора, который был когда-то на этом месте. Говорят, до сих пор в шелесте крон деревьев можно услышать предсказания будущего голосами умерших.

Ну и нечисти полно.

Поскольку Вещее настолько большое, возле нас часто всякие твари появляются. Летом ещё ладно, а зимой – что ни день, то новая напасть. Ночью из дома лучше не выходить.

– Стоять! – приказывает девушка с длинной светлой косой на краю села.

Во время моего появления она сидела на пне у дороги, подперев руками подбородок, но стоило приблизиться, как выставила перед собой короткий охотничий нож. Тыкает мне в живот и смотрит очень злобно.

– Ну? – спрашивает.

– Что ну?

– Явился?

– Как видишь.

– Что ты сказал мне в последний раз, как мы виделись?

– Я не помню, – говорю.

– А что тебе сказал Федот, когда ты уходил?

– Тоже не помню.

В наших землях есть примета: если житель надолго уходит из села, то по возвращении его нужно расспросить о прошлом, поскольку вернуться может не он, а тварь, что любым человеком обратиться умеет. Уже бывали такие случаи: оборотень возвращался в семью взамест мертвеца, чтобы потом каждого из них сожрать.

Вот и девушка меня проверяет. Но я, как назло, совсем не помню, что говорил окружающим, когда прощался.

Девушка сильнее давит ножом в живот.

– Маму твою как звали? – спрашивает.

– Не хочу это вспоминать.

– И всё ж?

– Душана.

Клинок, направленный в живот, медленно опускается. Светозара бросается на плечи, и мы с ней долго обнимаемся. Отстранившись, она сильно бьёт меня кулаком в плечо. Больно, между прочим! Пусть она и худая как тростинка, но болевые точки знает.

– Ты какого рожна опаздываешь? Мы тебя вчера ждали!

– Задержался, – говорю.

– Задержался он… я уже собиралась мужиков идти собирать, чтобы за тобой идти, да Мелентий велел не носиться.

– Давно сидишь?

– Со вчерашнего вечера поди – переживала за балбеса.

Давайте я расскажу о своей подруге Светозаре. Мы с ней с самого детства знакомы, дружим ещё с тех времён, когда ходить не умели и агукали вместо речи человеческой. Между нами нет вообще никаких тайн, мы как брат и сестра, только кровь разная… ну, настолько разная, насколько она вообще может быть в одном селе.

Это я хожу за целебными травами, когда она болеет. Это она каждый день приходила ко мне, чтобы плакать вместе, когда моя мама умерла.

У меня много друзей в селе, но она – ближайшая. Умная, понимающая, из тех людей, что не может усидеть на месте: всегда нужно куда-то идти и что-то делать. Если что-то происходит в Вещем, это обязательно случается с её участием.

Светозара получила силу под стать своему имени – огнём управлять. Девушка может костёр зажечь, не прикасаясь к поленьям, и точно так же его унять. Подходящее умение для волхва – она из почитателей старых богов.

– Из-за чего задержался? – спрашивает.

– Это на самом деле забавная история, началась ещё два дня назад.

Принимаюсь рассказывать ей всю историю моего путешествия в город за серпом. Особое внимание уделил тому, как уделал Митьку Седого. И уже в самом конце упомянул про девушку, сидевшую в клетке. И про меч, который у меня появился в руках сам собой.

– Хочешь сказать, что та девушка – и есть меч?

– Вроде того.

– Звучит… странно.

– Видали и страннее, – говорю.

– Это да.

Создаю в руке меч и протягиваю Светозаре, однако девушка рассматривает его со стороны, не притрагиваясь.

Девушка задаёт ещё несколько вопросов, заинтересовавшись более всего людьми в масках. Вроде как она слыхала, что ими управляет сам Юрий Михайлович – Великий Князь Новгородский. Будто бы они исполняют всё, что он попросит, даже задницу после туалета ему подмывают.

– Надеюсь трупоеды их сожрут ночью, – вздыхает Светозара.

– Конечно сожрут. Мертвецы в лесу долго лежать не будут.

Днём трупоедов не сыскать, но ночью они вылазят из пещер и берлог, лазят по лесам и нападают на всех, кто посмел выйти за пределы деревни. Если есть с собой факел – сможешь отогнать. Нет – сам виноват. Трупоеды – звери, умершие и восставшие снова. Едят всё, что встретят, и друг друга.

Девушка в задумчивости уходит к себе.

Я же иду к старейшине – Ратмиру, чтобы отдать серп. Его на месте не оказалось – ушёл в лес по грибы с мужиками, зато оказалась жена. Ей я и передал новый инструмент, наказав не прикасаться к нему.

Наше село – не простое село. Лет двести назад его построила дружина князя Стародума. Это было не просто место для жизни крестьян, а обиталище воинов. Ратной сотни. Никто на нас не нападал, никто не грабил: мы всегда были боевым селом.

Но всё изменилось.

Уже двадцать лет, как нет Стародума и его князя. За последние годы от нашей ратной сотни осталось только тридцать стариков, но сотник Ратмир по-прежнему считается и сотником, и старейшиной Вещего.

Возвращаюсь домой.

Мой папаня Федот – мельник. Я – сын мельника. Поэтому мы живём в небольшом деревянном доме, пристроенном к мельнице у реки. У нас нет ни коров, ни лошади, зато много кур. Тут же на дворе располагается основной деревенский амбар с зерном. Здесь же я пеку хлеб и делаю пиво.

Лучшее место на Новгородской земле.

Обожаю свой дом.

А призвание своё – ещё больше.

У дома меня встречает Ермиония, соседская дочурка-подросток. Вся в крови и зарёванная.

– Ты чего? – спрашиваю, подбегая к девочке. – Неужто бандиты порезали?

– Н… не…

Хнычет, не может собраться.

– Тогда что? Почему ты вся в крови?

– Нашего пса… Жука… на дороге в… волки подрали.

Возле неё появляется несколько метающихся из стороны в сторону коричневых духов отчаяния, похожих на колючие листья осота.

Вот оно как.

Мой батя – известный целитель. Со всех ближайших деревень к нему сходятся хвори лечить. Как началась эпоха безумия, и люди силу получили, батя обнаружил, что может прикосновением раны заживлять, да головную боль убирать. Так и стало это его первым делом: чуть не каждый день к нему приходят сами и домашних зверушек проводят, коли они себя плохо чувствуют.

И пса порванного он тоже вылечит – не впервой.

В итоге мельницей занимаюсь только я. Папаня то людей лечит, то путешественников на подворье кормит.

– Обожди маленько, – говорю. – Вернём тебе твоего Жука.

Вместо того, чтобы обрадоваться и успокоиться, Ермиония ревёт ещё сильнее – бабы, что с них взять.

– Ну всё, хорош реветь. Иди лучше домой и умойся, чтобы людей не пугать.

– Н… не пойду. Жука буду ждать.

– Жди, коли надобно.

Захожу в дом и вижу ужасающее: от соседского пса остались только лоскуты. В нём невозможно опознать, каким животным оно было при жизни: остались лишь кости да кровавая шерсть. Я-то думал, он поцапался с волком, пока коров сторожил; лапу прокусили или за шею цапнули, а тут такое. Жук, должно быть, на целую стаю наткнулся – только так можно объяснить его состояние.

Федот над ним стоит: маленький, худенький и очень хмурый.

Батя мой до этого лечил только живых людей и живых животных. В ком ещё сердце билось, да разум теплился. Любые раны мог соединить так, что даже шрама не останется. Но никогда ему не приносили мертвецов. А Жук – настоящий мертвец.

– А, Тимофей, вернулся, – без какого-либо удивления произносит батя.

Он у меня человек рассеянный. Кажется, он и не заметил, что я отсутствовал на один день дольше. Но это не потому, что в нём мало отцовской любви, просто он очень забывчивый и совсем не умеет следить за временем.

На самом деле он добряк и сына очень любит.

Поэтому лес ему и дал силу исцеляющую. Говорят, каждый получил то, что больше всего хотел. Только мне досталось, а что именно – непонятно.

– Привет, – говорю. – Там Ермиония на улице ревёт.

– Знаю.

– Я велел ей не реветь. Сказал, что мы мигом ей пса вернём, но это было ещё до того, как я увидел, что с ним сделали.