Текст книги "Стародум (СИ)"

Автор книги: Алексей Дроздовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава 11

Воевода брёл по лесу, его подгоняло желание спасти малыша.

Если бы не мелкий, в нём не нашлось бы столько сил.

Иду на собрание, где поносят господина.

Чуть больше двадцати лет назад Юрий Михайлович по прозвищу «безумец» убил нашего старого удельного Горислава Лютогостовича. Наша вещая ратная сотня очень любила старого князя и до сих пор о нём тепло вспоминает. Говорят, он не только каждого своего воина по имени знал, но и родителей, сестёр, детей. Чуть ли не всё Вещее у него на учёте было.

Но пришёл новый удельный и мужья отказались ему подчиняться. Не дело это: убивать князя вместе со всей его семьёй, а затем ждать, что его солдаты будут тебя слушаться.

А безумец и не заставлял мужиков служить ему – у него для этого есть послушные куклы в виде человека. Верные, упёртые, ни в чём не сомневающиеся. Разве что туповаты слегка, поскольку он их из пойманных бандитов собирает.

С тех пор у нас собрания и проходят.

Каждую неделю сотня собирается, чтобы как следует обложить матюками безумца. Они считают, что делают что-то важное, но единственная польза от таких собраний – общие сельские вопросы.

– Привет, – говорю, появляясь у входа на сеновал Ратмира.

– Тимофей, – отвечает старик. – Проходи, только тебя и ждём.

Воины Вещего для собраний выбрали лучшее место – сеновал Ратмира. В доме у него слишком много детей и внуков, чтобы приводить туда ещё больше людей. К счастью, сарай у него огромный, объединённый с сеновалом, так что места хватает всем. Поскольку сама постройка находится на возвышенности, то через открытую дверцу виден широкий пейзаж на реку и обширный лес, тянущийся до горизонта.

Сотня расселась кто где под потолком в верхней части сеновала. Всего тридцать два человека – столько осталось от сотни в нашем селе, но они до сих пор именуют себя «сотней» и никак иначе. Почти всем присутствующим больше пятидесяти. Я – единственный член из молодого поколения. Все остальные ребята отказались приходить сюда.

– Садись куда хочешь, – указывает Ратмир. – Мы как раз говорили… о чём мы говорили?

– О выблядках этих красноглазых, – отвечает старик Ярополк.

– Точно, да… совсем оборзели. Приходят сюда как к себе домой.

– Дайте мне дубину я им пиздюлей на раздачу устрою! Я им хер на грудь нацеплю – как медаль. Мамки в аду охренеют, как увидят, что я с их сынками сделал. Думали, тут пизда сладкая? Чёрта с два! Всех на хуй навешаю!

– А ведь раньше такие босяки боялись нос в Вещее сунуть, – влезает Третий, лучший друг Волибора. – Знали, что мы им нос на жопу натянем.

Вообще его звать «Третьяк», но так как это имя означает «третий сын», то его так и называют – «Третий».

– Они сейчас будут ходить от дома к дому, – говорю. – Эти чёрные будут подходить к каждому и спрашивать, что произошло два дня назад во время оброка.

– Не тревожься, Тима, – заверяет Ратмир. – Все знают как правильно отвечать. Мы придумали убедительную ложь.

– Какую?

– Два дня назад мы просили людей князя остаться на ночь, чтобы не возвращаться в город в темноте, но нас не послушали.

– А пленные?

– Ничего такого не знаем. У нас никого не забирали.

– Мы всему Вещему велели так отвечать, – подтверждает Третий.

Два дня назад мы с ребятами вышли из села, чтобы догнать коня-господина Фому Сивовича и наших похищенных людей. В этот же день Ратмир выдумал легенду и рассказал её каждому жителю Вещего.

Ложь получилась очень простая: люди пришли, люди собрали оброк, люди уехали. Очень легко запомнить. Если же спросят, пытались ли люди князя забрать троих наших жителей – ответ нет. Не пытались, и даже не просили об этом.

Забрали еду и уехали.

Вот и всё.

Просто и понятно. Но в этом плане есть слабые места: если спрашивать людей более подробно, то жители могут выдать разные версии произошедшего. Здесь-то ложь и раскроется.

– Это всё хорошо, – говорю. – Но у нас же есть сейковы, дмитричи… семейки эти дурные. Никто не знает, что они расскажут, когда черти к ним придут.

– Я этим долбоклюям всё объяснил. Вроде поняли.

– Суки, как же я их ненавижу! – продолжает ругаться старик.

Всё, что мне нужно было знать, я уже выяснил. Поэтому поднимаюсь и ухожу, оставив позади ратную сотню чесать языками.

Нужно быть дома, когда к нам явятся чёрные маски. Папаня мой хоть и умный человек, но очень тревожный: в трудные моменты он сильно потеет и трясёт руками. Лучше я буду разговаривать с дознавателями, чем он. Из меня гораздо лучший лжец.

– А что, если мы их – чик! – произносит Веда, появляясь на плече.

Девушка-дух болтает красными ножками, стучит меня по рёбрам.

– Нельзя, – говорю.

– Почему? У них же нет такого прекрасного оружия, как у тебя. Возьми меня и разруби их всех на две части.

– Идея на самом деле ничего. Я мог бы выловить их по одному и каждого лишить головы быстро и тихо. Пока они не ожидают никакого сопротивления. Но что делать, когда сюда явятся другие? Регулярная армия безумца, желающая стереть наше село? Все эти пять тысяч человек, которых мы видели у Перепутья?

– Их тоже разрубить, – уверенно заявляет Веда.

– Боюсь, меня на всех их не хватит. А наша сотня… ты сама их видела – они живут прошлым. Наш единственный путь – враньё. Заливать им в уши помои так упорно, чтобы они забыли, что такое правда.

– В любом случае у тебя есть я. Твой самый близкий друг.

– Спасибо, – говорю. – Это очень мило. И приятно.

Возвращаюсь домой.

Перед самым участком стоит наш сельский пёс Гром. Кличка грозная, но это добрейшее существо. Животное старое, умное, и с очень жалостливыми глазами, благодаря которым мастерски умеет выпрашивать корку хлеба, каши, а то и кишок остатки, когда свинью забьют. Ходит от дома к дому, ни с кем конкретно не живёт. Сторожит тех, к кому прибьётся на ночь, днём помогает пасти коров.

Дети его обожают, а он детей: позволяет тягать себя за уши, за хвост.

По вечерам обычно слоняется, нюхает, где едой пахнет. Однако сейчас он застыл напротив нашего дома, точно истукан. Вытянулся, неотрывно следит за сладкой парочкой на пороге. Там Федот с Душаной любуются. Трутся друг об друга носами, щеками.

А пёс следит без движения.

– Что такое, Гром? – спрашиваю. – Неужто заметил чего странное?

Возле пса летает парочка духов подозрения в виде тёмно-зелёных плоских облачков. Очень редко животные вызывают духов – гораздо реже чем люди. Но сегодня у Грома получилось.

Присаживаюсь возле собаки, он только ухом повёл в ответ на мои слова.

– Хоть кто-то заметил, что Душана не в порядке. Все люди вокруг пляшут, смеются, здороваются, у одного только меня мурашки по коже, когда она близко оказывается.

– Какой красивый, – замечает Веда, подлетая к морде собаки.

Пёс на мгновение отвлекается на девушку-духа, но тут же переводит взгляд обратно на Душану. Уж не знаю, что он видит или чувствует, но его это сильно настораживает. Может, замогильным смрадом от неё тянет, а люди это унюхать не могут. Только собаки на такое способны. Вот бы мне его нос на денёк…

– Пойдём, – говорю. – Посмотришь на неё вблизи.

Беру пса за два бока и толкаю вперёд, чтобы он подошёл поближе, однако животинка упирается. Не хочет подходить к женщине. До ворот двора мы ещё доходим кое-как, но входить Гром отказывается напрочь.

– Ладно, иди гуляй. И постарайся чёрным на глаза не попадаться.

Пёс, постояв ещё чуть-чуть, уходит.

Я же иду к родителям и рассказываю, что произошло. Напоминаю Федоту, что никто его из деревни не увозил. И если кто спросит, то мы просто отдали оброк и больше господина-коня не видели. Родители кивают, Душана пытается погладить меня по руке, но я ловко уклоняюсь.

Отхожу подальше и смотрю, как люди в чёрных одеждах и с факелами ходят по селу, подходят к домам и вызывают жителей на разговор. Казалось бы, чего тут расследовать: коня разорвали чудища в лесу. Такое случается, хоть и не часто. Это деревенские жители привыкли бок о бок с тварями жить, знают как не попасться к ним в лапы. А люди князя – городские, они о правилах поведения ночью знают только со вторых слов, вот и накликали беду.

Но нет, ходят по Вещему, допытываются. Значит, хотят обвинить нас в смерти господина. Скорее всего хотят перевести гнев безумца на нас, отвести его от себя.

Вот и стараются, ищут любой предлог.

Особенно их командир, этот хрен с прищуром. Такой будет рыть, пока кость не отроет. А если и не отроет, то бросит её в яму и скажет, что отрыл. Знаю я таких людей: хочет быть правым настолько, что лучше соврёт, чем окажется неправым.

– Вы! – командует нам один из красноглазых. – Подойдите сюда.

Федот с Душаной подходят к мужчине. Я останавливаюсь у них за спинами.

– Что было два дня назад, рассказывайте.

– Ну… день начался как обычно, – начинает Душана. – Лежала я, значит, в могиле своей…

Принимается смеяться, очень весело и заливисто. Шутка получилась настолько дурацкой, что даже человек в маске усмехнулся. Я даже не думал, что они на такое способны. Прежде мне казалось, что это пустые, мёртвые внутри существа. Ан нет – какие-то остатки человечности сохранили.

Федот рассказывает заготовленную нами ложь. Я с мамой киваем. Враньё простое и складное: главное, чтобы все остальные жители поведали то же самое. Если хоть кто-то проболтается, что люди князя забрали троих человек в повозке – наша сказка рассыпется как старый плетень на ветру.

– Сидите дома и не выходите, – велит на прощание красноглазый.

А мы никуда и не собирались идти – уж точно не ночью. Ночью спать надо, а не бродить по округе.

Уходит и направляется к соседям, чтобы расспросить о произошедшем в селе, а мы с родителями возвращаемся домой. Сколько бы я ни лежал на кровати – сон не приходит. Дело не в красноглазых – они простые люди и нисколько меня не тревожат. Любому существу из плоти и крови можно проломить голову и оно не будет доставлять никаких проблем.

Дело в Душане и этом её мрачном, неживом взгляде.

Всем она нравится, но не мне. Не могу находиться с ней под одной крышей.

В итоге просто смотрю в темноту и слушаю весьма понятные звуки поцелуев, доносящиеся из соседней комнаты.

– Я так тебя люблю…

– Не так сильно, как я тебя…

Едва различимое хихиканье.

Шаги, раздающиеся по деревянным доскам пола.

– Тимофей, спишь? – раздаётся голос Душаны.

Ничего не отвечаю.

– Спокойной ночи, мой любимый барашек.

Так она называла меня в детстве. Наклоняется и чмокает в лоб. Ладно, может она и чудище, но никому зла вроде бы не желает. А может и не чудище вовсе, может это я слишком мнительный. Слишком часто по ночам гулял, вот и привык видеть острые клыки в каждой тени. Если все говорят, что передо мной черника, может так оно и есть. Может это никакой не вороний глаз.

– Спокойной ночи, Душана, – говорю.

– Спокойной ночи, малыш.

Кажется, она почувствовала, что я к ней потеплел.

Дам ей шанс. Если она так нужна отцу, что же я, не примирюсь с собой ради него? Примирюсь. Я человек такой – гибкий и уживчивый. Могу хоть с медведем в берлоге жить, если понадобится. Буду ему рыбу ловить, а он мне пчелиные соты добывать.

Наконец, погружаюсь в сон. Однако поспать мне всё-таки не дали: снова раздаются шаги за окном. Быстрые, уверенные. Так может ходить только человек, много раз бывавший в нашем дворе.

Слышно, топчется кто-то за порогом, но не заходит.

Матерясь, поднимаюсь с кровати и иду к дверям. Там стоит Светозара, мнётся чего-то, не входит. Только смотрит на меня с тревогой.

– Ну, – говорю. – Так и будешь до утра стоять? Заходи.

Девушка с облегчением делает шаг через порог.

– Там это… Мелентий нагадал, что Федота утром убьют. Послал меня к тебе, предупредить.

– Как убьют?

Чувствую, как мурашки по телу бегут. Моя лучшая подруга обладает отличным чувством юмора, иногда она переходит на чёрный юмор, но она никогда не стала бы шутить на эту тему, да ещё врываясь к нам во двор посреди ночи.

– На птичьих костях гадал. Увидел отца твоего на костре в центре Вещего.

– А меня он в видении видел?

– Нет, только Федота и этих уродов в масках.

– И отец горел?

– Горел, кричал, стонал. Мелентий давно таким бледным не был. Говорит, видение очень чёткое было.

Это может означать только одно: скоро наша ложь даст трещину. Когда Мелентий гадает на костях, то может видеть обрывки будущего: то, каким оно будет, если не вмешаться. Оно не высечено в камне, а плавает и переливается. Его видения скорее служат предостережением, чем реальным будущим.

Значит нужно действовать.

– Спасибо, – говорю. – Возьму родителей, спрячемся у Ратмира…

– Не у Ратмира, – прерывает Светозара. – А у меня. Мелентий сказал вам явиться к нам, там безопаснее. Да и люди безумца не захотят дом волхвов обыскивать. Старые боги не любят, когда крещёные землю их почитателей топчут.

– У Ратмира зато два больших дома на участке. Нас там никогда не найдут.

– А ещё у него детей и внуков как сорняков в огороде, их семья вообще не умеет штаны на пузе держать. Ты уверен, что хочешь прятаться там, прикрываясь его родственниками?

С точки зрения безопасности – у Ратмира безопаснее. С точки зрения ответственности – нет, не хочется подставлять старика и его многочисленных близких. Пожалуй, лучше остаться у семейства волхвов.

– Ты права, пойдём.

Долго уговаривать папаню не пришлось – он у нас человек умный, сам всё понимает. С мамой и того легче: она везде следует за Федотом, воспринимая его не просто как мужа, а главу семьи, которому нужно подчиняться. Даже у нас в селе, где живут обыкновенные крестьяне, не часто встретишь такую преданность.

Середина ночи.

Втроём мы отправляемся в дом Мелентия. Вслед за Светозарой, ориентируясь по большей части вслепую. Поскольку в Вещем мы живём уже два десятка лет, то можем передвигаться по нему с полностью закрытыми глазами, наощупь. Хватает лишь звуков травы и песка под ногами, да примерного расположения заборов и плетней.

Только факелы людей в масках ходят от дома к дому, допытываются о произошедшем с конём-господином и его людьми.

Идём в самую дальнюю часть села, подальше от церквушки. Волхвы и попы есть в каждой деревне Новгородских земель, и отношения между ними, чего уж тут скрывать, не очень приятные. Одни из них – приверженцы старых богов, другие – новых. А обычные жители почитают и тех, и других. Но только в сёлах, где есть церковь, волхвы живут на отдалении, чтобы колокола не слышать.

Доходим до окраины леса, а затем ещё немного углубляемся в него по кривой колее.

Несколько домиков волхвов разбросаны тут и там на небольшой полянке. В некоторых горит свет, поэтому сразу можно определить, кто из них не спит. Жилище Мелентия – самое дальнее.

Старик встречает нас дымом множества курильниц.

– Проходите, – велит.

И мы заходим.

Большинство людей строят свои дома в чёрную: кладут брёвна стен прямо на землю, а печка не имеет трубы, из-за чего дым выходит наружу через окна. У старого волхва избушка маленькая, зато с полом из камня и утрамбованной глины, с печкой наружу и чистым потолком, без копоти.

– Садитесь, – велит старик, указывая на лавочку.

Кажется, он принял один из своих чудодейственных грибов и сейчас пребывает в полутрансе. Настроенный на гадания, чтобы увидеть будущее. Сам он присаживается у окна и, замерев, следит за дымом, витающим в хате, освещаемым парой догорающих поленьев в печи.

– Вижу, – говорит.

– Что видишь? – вдруг срывается папаня. – Что ты, блядь, видишь там, балда стоеросовая. Давай, рассказывай уже, хорош коня доить.

– Смерть вижу.

– Чью? Мою? Мы же ушли из дома. Хочешь сказать, что и здесь нас достанут?

Глаза Мелентия закатились, дыхание сбилось. Такое ощущение, будто не он говорит, а один из духов в тело вселился.

– Мертвеца вижу, с горлом перерезанным. Лежит на траве в собственной крови. И близкие над ним плачут.

– Ну… это получше, чем сгореть заживо, – усмехается Душана.

Я лишь с удивлением смотрю на неё. Момент для подобной шутки выбран очень неудачно. Да что там говорить, любая шутка сейчас не зайдёт.

– Вижу много крови и лиц, злобой одержимых.

– Присмотрись хорошенько, – говорю. – Кто именно лежит с перерезанным горлом.

– Огонь, очень, очень много огня, – продолжает Мелентий.

Его видения никогда не стоят на месте. Нельзя вернуться к предыдущему и узнать, что конкретно он имел в виду. Иногда они приносят пользу и можно изменить увиденное, а иногда встречаются слишком расплывчатые.

Вот и сейчас мы сидим, внимаем словам, но ничего они нам не говорят.

Светозара оказалась права: за всю ночь люди в масках до нас так и не добрались. Либо побоялись идти к волхвам, либо просто не успели. Уже утром до нас добрались тревожные вести.

– Дядюшка Мелентий, вы здесь? – спрашивает из окна Волк, соседский мальчуган. – Не спите?

– Мы всю ночь не спим, – отвечает старик.

– Там Ратмира к столбу привязали!

Вижу, как Светозара сжимает кулаки, а Мелентий горько щурится. Мелкий посыльный продолжает свой рассказ, но я уже и без того знаю, что произошло. Его слова лишь подтверждают мои догадки.

Кто-то из наших сельских придурков проговорился, что люди князя забрали с собой в повозке троих наших жителей, а мы пошли их выручать. Даже имена назвал. Этого стоило ожидать – нельзя рассчитывать на слаженную работу стольких людей, тем более, что некоторые из них – очень недалёкого ума.

В итоге люди в масках пришли к церквушке в поисках Никодима, но парень сбежал, а Игнатия никто не тронул – духовенство всё-таки. Ещё несколько человек заявились к нам домой в поисках «Тимофея и его отца», но дом оказался пустым. Они бы и за Светозарой пошли, если бы на их пути не встал Ратмир. Старик поведал, что мы пошли вызволять наших по его приказу. Что вся задумка – его идея. Что он главный во всей деревне.

Теперь его привязали к столбу и собираются казнить.

– Гады… – шепчет Светозара.

– Пойдём, – говорю. – Быстрее.

Мы с девушкой срываемся с места, вылетаем из дома Мелентия и мчим со всех ногу в сторону деревни. К тому самому столбу, возле которого обычно устраиваются состязания: залезь на самую вершину и сорви тряпку. Сейчас же там хотят убить одного из наших. Оросить кровью место для гуляний и празднеств.

На месте уже собралось полсела: все хмурые, подавленные, молчаливые. А ещё не выспавшиеся. Никто не чувствует себя спокойно в это утро: мужики зубами скрипят, а женщины тяжело вздыхают.

Чуть поодаль виднеются люди в масках, собравшиеся вокруг привязанного Ратмира. Впереди всех стоит этот пижон в сюртуке.

– И вот как вы поступаете в ответ на доброту Юрия Михайловича, – кричит он, чтобы все присутствующие услышали. – Дерзость! Неблагодарность! Предательство!

Я протискиваюсь сквозь толпу, но меня останавливает рука Волибора. Здоровяк стоит чуть согнувшись, чтобы не выделяться своим ростом.

– Пусти, – говорю. – Они сейчас казнят Ратмира.

– Слишком поздно.

– Ещё нет…

Пытаюсь пройти, но у этого гиганта рука – что ветка дуба. Твёрдая и неподвижная. Он не даёт мне ступить и шага.

– Мы сейчас не вооружены, не подготовлены. Нельзя драться.

– И что?

– Через плечо! – рявкает Волибор. – Я знаю Ратмира намного дольше, чем тебя и всё Вещее. Но я стою – и ты стой. Не время.

Я всё-таки обхожу нашего сельского великана и двигаюсь к месту казни.

– Я, Остромир, говорю от имени Великого Князя Юрия Михайловича…

Пробираюсь сквозь людей к происходящему безобразию.

– … как его вирник и член общественного суда, я приговариваю этого человека…

– Тимофей, я с тобой, – произносит Веда. – Что бы ты ни решил, я с тобой.

– Я знаю. Спасибо тебе.

Хоть кто-то меня поддержит в любой ситуации. Если уж Волибор не хочет встревать, то хотя бы девушка-дух поможет.

– … к смерти за неимением твёрдых доказательств невиновности.

К тому моменту, когда я оказываюсь в первых рядах людей, княжий щегол достаёт из коротких ножен на поясе длинный кинжал с рукоятью, украшенной цветными камнями. Приставляет его к горлу Ратмира и режет. Обильный поток крови обрушивается на грудь мужчины, а сам он, без какого-либо вскрика или лишнего движения, оседает вниз.

Я же просто останавливаюсь, как вкопанный. Не могу поверить в происходящее: этот ублюдок пришёл к нам в село, убил нашего человека, и ещё ведёт себя как ни в чём ни бывало. Неважно, что он действует от лица князя, неважно, какие у него там полномочия. Никто не смеет приходить к нам и лишать жизни одного из жителей. Никто!

Как же, сука, трясёт!

Несколько красных духов ярости появляется возле меня. Рядом с серыми духами страха окружающих крестьян.

Но нужно держать себя в узде: время расплаты придёт чуть позже. Волибор оказался прав: сейчас слишком поздно.

У нас был бы шанс спасти Ратмира, если бы мы заранее договорились, что делать. Если бы у нас было достаточно времени хорошенько подумать.

Но теперь уже поздно.

Столько лет Ратмир проводил собрания, собирал остатки сотни чтобы обсудить, как сильно они ненавидят нашего князя. А в итоге люди безумца лишили жизни его самого. Чувствую, как ярость вскипает в груди. Жгучая, выедающая до самого основания.

– Этой смертью вы свободу не получили! – кричит убийца. – Мы уйдём как только здесь, на этом месте, предстанут убийцы господина.

Значит, одной смерти им недостаточно. Им нужен я, Никодим, Светозара, Волибор. И папаня с мелкими девочками, возможно. Только тогда они успокоятся и покинут Вещее. Если же мы не явимся, они будут творить разруху – убивать, жечь, грабить, насиловать.

Они хотят, чтобы я явился – и я явлюсь. Но им это очень не понравится.

До появления крепости Стародум из земли осталось 39 дней.