Текст книги "Стародум (СИ)"

Автор книги: Алексей Дроздовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Глава 25

Преследователи догнали его на переходе через реку.

Одному из них воевода проломил голову булавой.

Второму свернул шею голыми руками.

Но это была лишь пара самых расторопных, другие следовали за ними по пятам.

Как мы и ожидали, безумец устроил за нами погоню.

Стоило нам выйти из детинца, мы бросились со всех ног на север вдоль Волхва, а затем, когда солнце чуть поднялось над горизонтом, переплыли реку вплавь, рискуя нарваться на утопцев. И на одного всё-таки нарвались: что-то схватило Светозару за лодыжку, но я быстро отрубил руку твари.

В итоге мы бежим через лес куда-то на восток.

По нашему следу наверняка пустят собак и лучших следопытов, так что двигаться нужно очень быстро. Чем дальше мы оторвёмся от погони, тем больше времени получим.

– Я что-то не понял, – в десятый раз повторяет Никодим. – Мы же снесли ему голову. Почему он не умер?

– В эпоху безумия отрубить голову недостаточно, – отвечает Светозара тоже в десятый раз.

– Но… почему?

– По кочану.

В наше время ни в чём нельзя быть уверенным. Даже смерть – не постоянное явление. Папа же поднял из могилы жену, значит и князь вполне мог остаться жив даже после такого удара. Я более чем уверен, что рядом с безумцем был человек со странной силой, не позволившей князю умереть.

– И что теперь делать?

– Возвращаемся в Вещее, – говорю. – Нужно будет всем жителям села бросать свои дома и уходить куда-нибудь.

– Куда?

– Не знаю, но точно уверен, что оставаться на месте больше нельзя. Если армия ещё к нам не явилась, то скоро явится. Он всех нас размазать может за убитого коня.

Кажется, это конец истории Вещего как села. Людям придётся идти куда глаза глядят, разойдутся по другим деревням, будут строить новые дома. А всё потому, что мы когда-то не дали увезти у нас троих человек.

Хотя нет, я отказываюсь брать вину на себя.

Как много раз повторял Волибор, а он был воеводой при старом удельном, никогда не жалей о принятых решениях, иначе это сожрёт тебя изнутри. Мы спасли троих человек, и в тот момент это казалось разумным.

Это решение не стало глупым оттого, что мы не были способны увидеть всей картины происходящего. Задним числом всегда удобно быть умным, а в моменте приходится работать с тем, что есть.

Однако проблема Вещего пока остаётся открытой. Сначала нужно убежать самим.

Во время переправы через Волхов мы не просто пересекли реку, но пропыли вдоль неё, позволяя течению отнести нас подальше. Это ненадолго собьёт преследователей, но они всё равно нас настигнут.

– Мы проиграли, – жалуется Никодим. – Сыграли и проиграли.

– Нет, – говорю. – Проиграть можно только когда наступает конец. Полный и окончательный.

– Посмотри на нас, мы бежим через лес. Домой, который уже может быть разрушен. От погони, которая разорвёт нас на куски.

– Да, всё так. Но мы до сих пор бежим.

– Почему ты вечно такой неунывающий?

Когда дыхание совсем сбивается, мы ненадолго переходим на быстрый шаг.

– А мы с тобой разве не одни и те же книги читали? Самсона, вон, остригли, ослепили, и в темницу бросили, но он восстал и обрушил дом на врагов. Всегда можно что-то придумать. Всегда. До тех пор, пока жив, ты не проиграл. А с эпохой безумия и мертвец не всегда проигрывает.

– Сука ты, Тимофей, – бормочет Никодим. – Знаешь это? С тобой нельзя даже пожаловаться нормально.

– Если ты хотел просто пожаловаться, то нужно было предупредить. А то я не отличаю просьбы о помощи от жалобы ради жалоб.

Мы бежим по какой-то тропинке, скорее всего вытоптанной местными деревенщинами во время походов за грибами. Когда тропинка уходит севернее, мы сворачиваем и двигаемся по мху, буграм и корням. Наше село на востоке, поэтому выбираем этот маршрут.

Сдаём немного в сторону, поскольку целую неделю пути по лесу мы не осилим. Нужно возвращаться на основной тракт.

Миновав очередной участок леса, мы оказываемся на опушке, густо заросшей малиной. Кусты настолько плотные, что приходится пробиваться насквозь, пока ветки царапают руки и голову.

Пульс стучит в ушах, лёгкие отчаянно требуют воздуха. Из-за собственного тяжёлого дыхания ничего не слышно, но мы всё равно вслушиваемся в окружающее, чтобы понять, когда позади покажутся звуки преследования. Мы видели людей, вываливающих из детинца на конях. Там было несколько сотен человек: несомненно, все они двинутся за нами. Никто не может безнаказанно проникнуть на укреплённую территорию и попытаться убить князя. Нас просто так не отпустят.

Однако стоит нам выйти на середину поляны, как перед нами предстаёт горстка грязных мужиков в обносках и со спутанными бородами. У каждого в руке по ножу или дубинке.

Разбойники.

– Оп-па, – произносит один из них. – Кто это к нам забрёл?

Мы с Никодимом и Светозарой стоим напротив них, пытаемся прийти в себя от долгого и тяжёлого бега.

– Камыш, тебе когда-нибудь в руки дичь сама приходила? – спрашивает другой.

– Никогда. Обычно я за ней бегаю, а не она за мной.

Судя по виду этих балбесов, они – совсем не банда Митьки Седого. Скорее всего нападают на одиноких торговцев, грабят крестьян, обирают простых людей. И мы совершенно случайно зашли на их территорию, где они обосновали себе ночлежку. Место на самом деле хорошее: куча ягод, не просматривается, никто не подкрадётся незамеченным. Местные наверняка знают, что сюда лучше не соваться, вот только мы не местные и попали туда, куда не стоило.

Семь человек.

Я мог бы разобраться со всеми в одиночку: с духовным клинком в руке, они мне не смогут оказать никакого сопротивления. Только времени вообще нет. Не хочу отвлекаться на каких-то обрыганов, когда за нами идёт вся княжеская дружина.

– У нас с собой ничего нет, – говорю. – Пропустите нас, или все сдохнете.

– Сдохнем? И что же вы сделаете? – спрашивает Камыш, тип совсем не похожий на растение. – Перебьёте нас? Втроём?

– Не втроём. Я один вас всех разрежу на куски.

Разбойники смеются, словно услышали самый уморительный анекдот на свете.

– Почему вы смеётесь? – спрашиваю. – Я не шучу. Каждому из вас я отрублю голову, всем семерым, если не дадите пройти.

Должно быть, уверенность в моём голосе заставила их заткнуться: пусть они пошли по наклонной, но это всё такие же крестьяне, какими родились. Если говорить с ними достаточно грубо и уверенно, они начинают сомневаться в себе. Дело даже не в силе, которая у меня может оказаться. В самом разговоре: властный тон заставляет многих людей подчиняться.

Уверенность-то они потеряли, но отступать не собираются.

– Кое-что у вас есть, – продолжает Камыш. – А нам кое-что нужно.

Указывает на нож, висящий на поясе у Никодима. Кажется, парень свиснул кинжал безумца, когда мы отрубили его голову.

– Отдавайте железо и валите куда шли.

– Ничего я вам не отдам, – тут же отвечает Никодим. – Нож мне самому нужен.

– Отдай им, – говорю. – У нас нет времени спорить.

С недовольным лицом парень бросает оружие на землю, это же делает Светозара со своим острым куском камня. Однако стоит нам пройти мимо, как одноглазый мужчина хватает девушку за локоть.

– Девчулю тоже оставьте. Мы её попозже отпустим.

Знал же, что просто так эти люди нам пройти не дадут – обязательно попытаются устроить какую-нибудь подлянку. В этом лесу они короли, нет никого выше их. Здесь они чувствуют свою власть и сполна ею пользуются. Жаль, совсем нет времени проучить их: каждое мгновение промедления уменьшает расстояние, которое мы пройдём, прежде чем нас догонит погоня.

Поэтому я делаю единственное, что позволит нам пройти беспрепятственно и не задержит ещё дольше.

Так быстро, насколько могу, поднимаю пустую ладонь и делаю взмах сверху. Веда появляется в моей руке в форме клинка прямо в момент удара, отсекая плечо одноглазого. Отрубленная рука повисает на локте Светозары, продолжая её сжимать. Удивлённые разбойники делают шаг назад, тянутся за оружием.

Камыш, местный предводитель, прибегает к своей силе: его глаза становятся чёрными, а окружающие кусты малины внезапно оживают и принимаются хватать нас за руки, ноги, одежду…

– Бежим! – кричу.

Никодим со Светозарой разворачиваются, чтобы броситься прочь. Парень, однако, хватает брошенный на землю кинжал. Мы бежим дальше в лес, пока кусты стараются остановить наше продвижение. Птицы со всей округи слетаются в нашу сторону, чтобы спикировать нам на головы. Даже сам воздух становится неприятным, трудно дышать.

С разбойниками всегда трудно иметь дело: они потому и уходят из деревень, становятся бандитами, что силу имеют большую, чем обыкновенные крестьяне.

– Из-за этих птиц сраных княжеская погоня быстрее нас догонит, – жалуется Никодим, закрывая голову руками.

– Отрубленная рука меня не отпускает, – произносит Светозара.

Девушка пытается стряхнуть с себя конечность, но та мёртвой хваткой продолжает сжимать её локоть. Во время бега она болтается во все стороны, бьёт по ногам, пачкает рубаху Светозары сочащейся кровью. Позже мы отцепим её, но не сейчас. Нельзя тратить на это время.

Надо бежать.

Бежать так быстро, как только можем.

На кону не только наши жизни, но всего Вещего. Если мы доберёмся до села раньше, чем армия князя, люди могут уцелеть. Мы бежим так долго, насколько позволяет дыхание. Переходим на шаг только когда кажется, что прямо сейчас упадём на землю и не поднимемся.

– Ненавижу разбойников, – бормочет Никодим. – Если бы они оказались честными людьми и не стали с нас ничего требовать, я бы им сказал, что в эту сторону идёт дружина безумца. Спаслись бы. А теперь они все окажутся под копытами всадников.

– А ещё они скажут, в какую сторону мы пошли, – добавляет Светозара.

Весь день мы бредём по лесу, пытаясь выйти на дорогу между Новгородом и Владимиром. Оборачиваясь назад, мы то дело видим птиц, стайками взлетающих в небо. Погоня следует за нами вдали, но не приближается. Когда идёшь по чужому следу, высматриваешь отпечатки ног в земле, позволяешь собакам искать запах, это существенно замедляет передвижение. Даже всадники на лошадях не могут нас догнать, пока мы в лесу.

Однако весь путь до Вещего мы так вряд ли преодолеем – скорее заблудимся. Да и вообще, можем забрести в такую чащу, где люди не ходят – там нас может встретить что-то пострашнее обыкновенных ночных чудищ, наткнёмся на тварей, которых и в кошмарах не увидишь. О глубоком лесу разные истории ходят… не хотелось бы самолично убедиться, правдивы они или нет.

На второй день начинается ужасающая гроза.

Молнии бьют с неба, оглушают; ветер дует такой, что деревья ломаются с леденящим душу хрустом. Тучи настолько плотные, что даже среди дня мало что видно. В такие дни люди обычно дома сидят, нос за порог не показывают, а мы с Никодимом и Светозарой пробиваемся через густой лес. Промокшие до нитки, замёрзшие, уставшие.

– Смотрите! – кричит Светозара, указывая вверх.

– Это же… – удивлённо произносит Никодим.

Точно, он самый.

– Перун, – говорю. – Громовержец, Бог войны.

Мы втроём тут же падаем на землю, позабыв и о погоне, и о холоде. Стоим на коленях, воздав почести великому существу.

Высоко в небе висит силуэт, кажущийся едва различимой точкой с большого расстояния. Но это совершенно точно он: парит в воздухе, как это делает Веда. Земное притяжение ничего не значит для главнейшего из старых богов. В кольчуге, в шлеме, со щитом и топором. Молнии бьют в него, и исходят из него. Даже смотреть на него страшно, не то, что оказаться поблизости.

Перун всегда появляется во время великих гроз, но увидеть его можно только там, где кто-то погибает. Или готовится погибнуть… Говорят, он смеётся только глядя на сражающихся людей.

– Слышите? – спрашивает Светозара.

Мы поворачиваем головы на запад, откуда доносятся крики и матерщина.

Кажется, преследователи нас всё-таки догнали. Удивительно, что они не сделали этого ещё в первый день. Должно быть, разбойники, которые задержали нас вчера, задержали их ещё больше. Людям князя пришлось каждого из них догнать и допросить, чтобы выведать, попадались ли им три беглеца. Так или иначе, Перун появился над нами не спроста: грядёт стычка, и что-то мне подсказывает, что она будет не в нашу пользу.

Верховный Бог войны сегодня вдоволь посмеётся.

– Бежим! – говорю. – У нас ещё есть шанс оторваться.

Мы подрываемся и мчим куда глаза глядят, но голоса преследователей уже близко. Всадники видят свежие следы на земле, которые ещё не успел наполнить дождь. Они чуют кровь, их подгоняет желание убивать.

Вскоре помимо голосов начинает раздаваться стук копыт по земле.

Нас всё-таки догнали: из лесу выезжает около двадцати всадников, все с копьями, в доспехах, мрачные тени в окружающей тьме. У нас же только один нормальный воин, если быть совсем честным – я. Ни Никодим, ни Светозара не смогут дать нормальный бой.

За спинами всадников слышен лай – пешие солдаты с собаками на поводке. Они отстали, но тоже скоро появятся.

– Пизда нам… – в ярости шипит Никодим.

– Пятимся назад, – говорю. – Используем деревья. Лошадям трудно передвигаться в таких условиях.

Светозара выставляет вперёд руку, будто собираясь поджечь одного из преследователей, но всё, что у неё выходит – маленький огонёк, будто от свечки, на груди одного из мужчин. Да и тот мгновенно погас под дождём.

Люди перед нами два дня шли через лес, чтобы убить нас. Они промокли, устали, и очень-очень рассержены. Это видно по тому, как они передвигаются: стоило их группе заметить нас, как они тут же направили коней в нашу сторону.

– Держитесь позади меня! – кричу. – Не дайте им ударить вас!

– Тимофей, – произносит Светозара. – Можно мне у тебя Веду взять?

Мы со Светозарой переглядываемся и я тут же понимаю, что она хочет сказать: боец из неё посредственный, с обыкновенным ножом она ничего не сделает, а обладая духовным клинком сможет убить нескольких человек. Я же всю жизнь тренировался обращаться с оружием, поэтому смогу использовать и обычный нож.

Пожалуй, разумное предложение.

В моих руках появляется Веда в виде длинного двуручного меча. Такого лёгкого, что даже Светозара сможет его использовать. Я же беру у неё нож.

– Прячьтесь за деревьями, – говорю. – Не дайте им бить вас.

Я стою первым, позади небольшого дерева. Светозара за мной и чуть в стороне. Самый последний – Никодим. Он у нас на подстраховке. О победе в этом сражении даже думать смешно, но так просто отдавать наши жизни мы не собираемся. Пусть заплатят за это своей кровью.

Первый из всадников бежит в нашу сторону, выставив вперёд копьё. Второй сразу за ним. От первого я прячусь за деревом, позволяя ему проехать мимо, и бью его ножом по ноге. Слабая рана, но хоть что-то. Однако Светозара оказалась намного более эффективнее: широким взмахом она снесла половину дерева, за которым пряталась, половину лошади, и половину всадника. Ошмётки тел тут же рухнули на землю позади неё.

Второй всадник попытался объехать дерево и проткнуть меня, но я снова спрятался, не дав ему нанести удар. Его копьё ударяет в ствол. В это же время Светозара сносит ему всю верхнюю часть тела. Лишь ноги и поясница остались на лошади, скачущей вдаль.

– Двое есть! – радостно и даже с неким безумием кричит Никодим.

Кажется, он уже распрощался с жизнью, но искренне рад, что вместе с ним в загробный мир отправятся и другие.

– Ах-ха! – раздаётся с неба. – Ещё! Ещё!

Громоподобный смех Перуна разносится на весь лес. Во время сражения он спускается всё ниже, и теперь в небе можно увидеть молнии, метающиеся по его телу, и горящие голубым пламенем глаза.

Оставшиеся всадники надвигаются на нас одной большой группой. От одного я уклоняюсь, позволяя копью пролететь мимо. Второго бью сначала по ноге, а затем вонзаю нож лошади в заднюю часть живота, создавая длинный разрез. Животное с диким ржанием переворачивается, придавив под собой седока. Мужчина пытается выбраться, но мой нож вонзается ему в шею быстрее, чем он успевает хотя бы перевернуться на спину.

Третий всадник сбивает меня с ног.

Качусь по земле, кровь течёт из головы, ничего не понимаю.

Где-то там Светозара рубит направо и налево, но её удары не достигают цели. Никодим подобрал чьё-то копьё и держит его перед собой.

– Подходите, сукины дети! – орёт он, срывая голос. – По одному, ублюдки!

Его едва слышно за гневными криками всадников, но всех нас перекрывает Бог грома, следящий с неба за происходящим безумием. Ему нравится, что происходит. Если же быть совсем честным, то нравится и мне…

Лежу на земле с пробитой головой, ощущаю вкус крови во рту, и улыбаюсь. Это именно то, что я всегда любил, но никому не признавался. Близость смерти пьянит, заставляет все чувства обостряться. Позволяет слышать и видеть то, что в обычной ситуации никогда не увидишь и не услышишь.

Поднимаюсь на ноги. Промокший до костей, почти оглушённый ударами молний, пятна плавают перед глазами, но я всё равно очень доволен. Щурюсь в кровавом оскале и хочу, чтобы это мгновение длилось подольше.

С ножом в руке, против полутора десятков врагов.

И мне не терпится пустить его в ход.

Прошедшие мимо всадники, решившие было, что я умер, разворачивают лошадей в мою сторону. Готовятся пройтись по мне ещё раз всей своей оравой, раздавить под копытами, растерзать, превратить в кровавую кашу, издали напоминающую человека. А я очень, очень хочу, чтобы они это сделали. Это будет последний поединок насмерть. Я даже снимаю с себя рубаху, оставшись в портках и с голым торсом.

Дождь хлещет с неба, яркие вспышки озаряют ближайшие деревья.

– Ну же, – бормочу, в пустоту. – Сделайте что хотели.

Одна половина всадников остаётся со Светозарой и Никодимом, а другая скачет ко мне. В их глазах – желание убивать, они уже видят меня мертвецом. Что ж, наши мысли сходятся: я тоже вижу себя мертвецом, но не прямо сейчас.

Мои пальцы так сильно сжимают рукоять оружия, что аж рука трясётся.

Всадники двигаются ко мне, ожидая, что я начну убегать, прятаться, падать к земле, уклоняясь от оружия. Но я в последний момент резко делаю рывок в их сторону, подпрыгиваю, оттолкнувшись от старого бревна, лежащего на боку. Подлетаю в воздух.

Во мне столько буйства, столько кровожадности, что само время будто замедляется, позволяет мне рассмотреть моего врага и его брови, в удивлении поднятые вверх. Но лишь на мгновение. Мой нож вонзается ему в шею, прямо между ключицами. Я сбиваю его с лошади и мы оба падаем на землю, пока животное продолжает скакать уже без хозяина.

Я кричу и сам не знаю что именно. Левая рука сжимает горло ублюдка, а правая наносит удары ножом в голову. Остриё вонзается в глаз мужчины, в щёку, в нос, в лоб, в шею, в рот. Я тыкаю ножом в его рожу до тех пор, пока лезвие не сгибается в середине. Но и после этого я продолжаю душить мерзавца, всем своим весом наваливаясь на его горло. Большими пальцами чувствую угасающее дыхание. Во мне столько ярости, что я не могу остановиться. Я откусываю подонку кончик носа, отгрызаю бровь. Заканчиваю только когда другой всадник вонзает мне копьё в плечо.

Но его удар получился плохим: прошёл вскользь, оставив лишь царапину.

Я всё ещё на ногах и могу сражаться.

Этого достаточно.

Плевать сколько их, и сколько нас. Это не имеет значения. Важен процесс, а не результат. Я буду очень счастлив, если все мы до единого окажемся покойниками на этой земле. Ох, как я буду счастлив!

– Сдохни! – кричит ещё один всадник, скача в мою сторону с вытянутым копьём.

– Сдохну, – шепчу себе под нос, улыбаясь.

Как же я доволен!

Несколько духов предвкушения в виде качающихся голубых пятен появляются под проливным дождём.

Поднимаю копьё павшего подо мной воина и метаю его в грудь приближающегося всадника. Кольчуга блокирует удар, не давая острому концу пробить кожу, но этого достаточно, чтобы тот потерял концентрацию. Его собственное копьё проносится мимо, а сам он отклоняется в сторону, застигнутый силой броска.

В этот же миг он ударяется головой и верхней частью туловища о дерево, и сваливается в низ, но с лошади не падает из-за застрявшей в стремени ноги. Животное уносится прочь, стуча своим же всадником о каждую кочку на земле.

– Больше крови! – кричит Перун с небес. – Ещё больше!

Молнии теперь бьют так часто, что окружающие деревья начинают гореть, не смотря на проливной дождь.

– Хочешь крови? – кричу в ответ, задрав голову. – Будет тебе кровь!

Оставшиеся всадники приближаются слева. Они смогли перегруппироваться после первой атаки и теперь снова скачут строем, а у меня даже оружия больше нет. Лишь кулаки да зубы. Но мне этого достаточно… клянусь всем на свете, мне этого ой как достаточно! Большего и желать нельзя!

Отступаю за дерево, чтобы разрезать нападающих на две части.

Всадники проезжают мимо.

Ближайшие бьют копьями. Одно из них вонзается мне между лопаток со жгучей болью, второе стучит по голове, но череп не пробивает, лишь заставляет покачнуться, на миг потеряв ориентацию. Но в самый последний момент я всё же смог схватить седока за кожаный пояс правой рукой, а левой зацепился за дерево.

Мужчина падает на землю лицом вниз, тут же собирается подняться, но слишком поздно. Я хватаю его за волосы и одной рукой подтягиваю поближе к дереву. Я бью его лицом о ствол до тех пор, пока он не перестаёт шевелиться и ещё некоторое время после. Но и этого мало. Я поднимаю с земли большой камень и опускаю его на голову неудачливого бойца, превращая и без того бесформенное месиво в расплющенную квашню.

Кровь медленно покидает тело, но сил ещё предостаточно.

Во время короткой передышки я бросаю взгляд на друзей: Светозара лежит на земле без движения, Никодим держит в руке духовный клинок, сражаясь с оставшимися всадниками. Кажется, дела у него обстоят лучше, чем у меня: всего двое противников, да и те ранены.

– Хорошо! – кричит громовержец.

Он теперь висит в небе так низко, что почти касается верхушек деревьев.

Лай собак и пеших преследователей слышится ближе.

Шестеро моих противников на этот раз приближаются со всех сторон, поскольку решили, что скакать вместе среди деревьев неудобно. Так у меня для них новость – на лошадях в лесу вообще не удобно!

Подбираю копьё последнего павшего врага.

Пора устроить последнее представление для Бога войны.

Пусть вдоволь посмеётся сегодня.

Не дожидаясь атаки очередного всадника, я мчусь к одному из них. Тот выставляет навстречу копьё, собираясь ударить в ответ, но я бью не его, а в грудь лошади, на которой он сидит. Животное поднимается на дыбы, сбрасывая седока на землю.

Другой всадник заходит со спины, но я поворачиваюсь вовремя, чтобы отбить его удар. Острым концом я увожу его оружие в сторону, а тупую сторону копья опускаю прямо ему в зубы. Если этот выродок останется в живых, то до конца жизни будет рвать хлеб руками: ничего откусить он больше не сможет.

Третий пытается сбить меня с ног телом лошади, но я укатываюсь в сторону.

Мир превращается в мешанину из ударов: моих и вражеских. Я тыкаю копьём одного врага, но другой бьёт меня. Ещё один пытается заехать дубинкой, непонятно как оказавшейся в руке. Четвёртого я сбрасываю на землю и со всего размаху пинаю его голову ногой: так сильно, что ломаю собственные пальцы, но даже не чувствую боли.

Это последние мгновения моей жизни, поэтому я смеюсь в унисон с Перуном.

Как же я счастлив!

С пятым всадником мы боремся врукопашную до тех пор, пока я не выкручиваю ему голову в обратную сторону. Шестой ранит меня в ногу, но я так сильно ударяю его копьём, что оно входит ему в живот чуть пониже пупка и выходит с обратной стороны.

Оставшихся в живых я добиваю тем самым ножом, что взял у Светозары. Кривым, тупым, но по-прежнему несущим смерть.

– Суки, – шепчу на последнем издыхании.

Мир плывёт перед глазами. Я потерял очень много крови, ранен в нескольких местах. Ещё чуть-чуть и отправлюсь в забытье. Но пока что стою на своих ногах, покачиваюсь из стороны в сторону. Никодим со своими тоже разобрался: больше всадников не осталось.

Но со стороны уже приближаются собаки и сотня пеших воинов.

Вот и настал конец.

Поднимаю копьё, собираясь забрать с собой ещё хоть кого-нибудь. Падаю на колени, поскольку ноги больше не держат… ничего, на коленях тоже можно сражаться.

– Ты хорошо бился смертный, – раздаётся оглушительный голос сбоку. – Тебе удалось как следует меня повеселить.

Большая ладонь ложится на плечо: от прикосновения Перуна кожу начинает печь и щипать.

Старец выше меня на две головы, шире в плечах, у него настолько толстая шея, что кажется, туловище сразу переходит в голову. Даже под кольчугой видны толстые узлы мышц. Он смотрит на меня и улыбается уголками сияющих глаз, словно старый добрый дедушка.

– В награду я дарю тебе жизнь…

Из сумки на поясе Перун достаёт подкову и бросает её на землю. В тот же миг, как кусок железа касается земли, в это место ударяет молния, ненадолго оглушив и ослепив всех вокруг. Как только зрение приходит в норму, передо мной оказывается конь, сделанный из молний. Из тысяч и тысяч молний, сплетённых вместе в форму высокого, длинноногого скакуна. Раза в полтора больше любого другого коня, виденного мной в жизни. Он искрится и переливается яркими цветами. Гарцует, словно не может устоять на месте от избытка энергии.

– Это Вихробой, – произносит Перун, похлопывая по крупу коня. – Один из моих самых верных друзей. Он отнесёт тебя куда скажешь, если вежливо попросить.

– Спасибо, батюшка Перун, – говорю. – Я очень ценю твою помощь.

Из последних сил, опираясь о копьё, поднимаюсь на ноги. Стоять удаётся с трудом.

– Вихробой, отнеси меня с друзьями домой, пожалуйста. Мы будем тебе очень благодарны.

Фыркнув, конь опускает голову вниз.

Чуть в стороне сидит Никодим, держа на коленях голову Светозары. Девушка совсем бледная, кровь сочится из раны у неё в боку.

– Никодим, помоги закинуть её на Вихробоя.

– Она умирает, – безжизненным голосом отвечает парень.

– Знаю, но мы ещё можем её спасти.

Медленно, словно сквозь сон, Никодим помогает мне поднять Светозару и перекинуть её через коня Перуна. Преследователи стараются приблизиться к нам, но из-за встречного ветра им приходится прилагать вдвое больше усилий. Мы с Никодимом взбираемся на скакуна, и тот мгновенно взмывает в воздух.

Люди, так сильно хотевшие нашей крови, остаются внизу

– Опоздали! – смеётся Перун в небе. – Ах-ха! Слишком медленно!

Земля остаётся внизу, мы летим на восток, прямо в Вещее.