Текст книги "Стародум (СИ)"

Автор книги: Алексей Дроздовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Глава 5

Он справился, он донёс ребёнка до села.

Но этого оказалось недостаточно.

Он упал на землю и не смог сдвинуться с места.

Сплю допоздна.

Всего несколько раз в год жители села могут позволить себе не вставать с рассветом. Сегодня – как раз такой день. Вчера мы работали, затем праздновали, а сегодня ещё лежим, хотя солнце уже встало из-за горизонта.

– С пробуждением, Тимофей, – произносит Веда над ухом.

Только глаза открыть успел, а уже чуть не обосрался! Девушка-дух летает над кроватью, и очень любовно смотрит на меня. Никогда не привыкну, что рядом со мной водится волшебное создание.

– И тебя с пробуждением, – бурчу.

– Хорошо спалось?

На самом деле мне спалось лучше, чем когда бы то ни было. От усталости, должно быть. Так всегда: сначала уработаешься, а потом дрыхнешь так, что хрен разбудишь.

– Отлично спалось…

– Я рада, завтра тебе спать будет ещё лучше.

– Это как? Что ты сделала?

– Волшебство!

Веда принимается летать по комнате, показывая, что она на самом деле не человек, а волшебное создание. Будто я когда-то об этом забывал. Среди моих знакомых нет никого с красной кожей и рогами, крохотного роста. И чтобы его два десятка лет держали в клетке на потеху люду.

Только Веда.

Девушка-дух продолжает носиться под потолком, только её длинная рубаха колыхается. Настроение у неё прекраснейшее.

– Я вспомнила позавчерашний день! – заявляет она.

– И что с тобой тогда случилось?

– Сидела в клетке. Но это была на самом деле не клетка, ведь я могу проходить сквозь стены, когда захочу. Я там сидела, потому что у меня не было памяти. А потом я увидела тебя и решила, что ты мне знаком. И полетела за тобой.

– Эту часть я знаю.

– Надеюсь, скоро я вспомню и предыдущие дни. Надо лишь держаться к тебе поближе.

– С кем это ты разговариваешь? – спрашивает Федот, выходя из-за перегородки.

Веда продолжает наматывать круги прямо перед лицом Федота, но тот её не видит. Смотрит лишь на меня, сонный и не выспавшийся. Что странно, поскольку спали мы намного больше, чем обычно.

– Ничего, – говорю. – Сам с собой болтаю.

– Ну… ничего страшного в этом нет.

Папаня направляется на улицу.

– Что делаем? – спрашиваю у него, но тот не слышит.

Весь вчерашний день он был себе на уме, ни с кем не разговаривал. И сегодня такой же.

У нас впереди уйма работы на поле: нужно перекопать всю землю, чтобы трава оказалась под почвой. Бороновать, если понадобится. Собрать овощи, яблоки, выкинуть гнилые. Вычистить курятник, если время останется, но его наверняка не останется. Велес любит трудолюбивых, вот мы и трудимся. Только поздним вечером можно собраться с друзьями и заняться всякой ерундой.

Пока папаня занимается животными, я иду к колодцу, чтобы набрать воды.

Неплохо было бы сходить в лес и подстрелить утку на ужин. Давно не приходилось мяса есть – всё хлеб да каши.

Начинался совершенно обычный, нормальный день в Вещем. Как вдруг рутину разрывает телега, выезжающая из-за леса: двойка мощных, тягловых лошадей, извозчик за поводьями, несколько человек с копьями, следующие за ней пешком. Двигаются в нашу сторону, покачиваясь на дорожных ухабах.

Каждый житель села знает, что означает сия телега.

Оброк.

Пора платить князю пищей.

– Явились, не запылились, – заявляет Федот, уперев руки в бока.

– Ты же знал, что они приедут, – говорю. – Они каждый год приходят.

– Знал.

Сплёвывает на землю при виде приближающихся.

Возглавляет всю эту группу непосредственно наш барин – господин Фома Сивович. Шагает впереди, горделиво задрав голову. Весь в золотом, красивый, причёсанный. Идёт по дороге, пердит и гадит огромными лепёшками…

Звучит по-идиотски, но наш господин – обыкновенный конь.

Четвероногое животное.

С эпохой безумия весь мир перевернулся. Сначала во Владимиро-Суздальском княжестве произошла кровавая стычка, где новым князем стал Мартын Михайлович, а затем он захватил Новгородскую землю, где поставил главой своего младшего брата Юрия Михайловича, более известного как Юрий Безумный. И этот безумец счёл уместным всю землю почти до самого Белозера отдать своему коню Фоме.

Вот и получается, что оброк мы платим даже не человеку.

Положение этого коня так высоко, что что он на ступень выше духовенства. Ладно мы, смерды обыкновенные, кланяться господину должны, так ещё и попа заставляют. Каждый год этого коня до церквушки доводят и ждут, пока отче Игнатий на колени встанет.

– Внимание! – кричит посыльный удельного князя. – На колени перед вашим господином!

Жители Вещего, оказавшиеся в этот момент на пути, опускаются, касаясь бородами земли.

– Ты! – указывает на бабку Томиру. – Целуй копыта господина!

Испуганная женщина принимается причитать и ползти к коню, отчего её длинные юбки пачкаются в дорожной пыли.

– Мы так рады, что вы пришли сегодня! Какая шерсть у вас, а какая грива!

– Повезло вам! – заявляет посыльный. – У господина хорошее настроение!

Словно в подтверждение его слов, конь фыркает.

Стоит людям пройти мимо, как сельские плюют им вслед и грязно бранятся. Ратная сотня Вещего очень любила старого удельного князя, и очень не любит нового с его конём-боярином. К самому коню у нас нет никакого зла – это всего лишь животное, нечего на него сердиться. Это всё Юрий. Если бы его безумства ограничивались конём, никто бы против не был: у нас в селе и более сумасшедшие есть.

Мы его не любим, поскольку он насильно уводит людей прислуживать ему в замке. Уже четверых забрал, не спрашивая. Мы хоть и живём на земле господина, обязаны платить оброк и отрабатывать барщину, но мы не холопы, чтобы нами распоряжаться как собственностью. Мы вполне свободные крестьяне.

Вот люди и ненавидят князя и его посыльного.

А посыльный этого будто не замечает. Идёт по селу: грудь колесом, вид величавый.

Работа в Вещем останавливается. Все следят за передвижением коня и его стражи. До самого вечера группа будет ходить от дома к дому, чтобы собирать оброк. Обычно мы даём еду и немного меха: ничего такого, с чем мы не могли бы справиться. Другое дело, что в последнее время удельный князь Юрий становится всё безумнее и просит странные вещи. В позапрошлом году приказал обрить всех девственниц, сплести из волос верёвку и привезти ему, чтобы он с её помощью залез на небо к Перуну. В прошлом приказал посыльному собрать всех жителей деревни и прокукарекать хором ровно сто раз. Ни больше, ни меньше. А ещё запретил смеяться в четвёртый день месяца.

Всё больше его сводит с ума эпоха безумия.

– На колени! – кричит посыльный, останавливаясь у нашего дома.

Мы с батей опускаемся, как положено. Пусть наш барин и конь, но кланяться в присутствии господина всё равно надо.

– Молодцы. А теперь несите оброк!

– Рановато приехали, – говорю. – Зерно ещё сушится. Через пару недель только мука будет.

– В этом году удельному князю много не надо. Господин уличил рядовичей его замка в предательстве и всех повесил. Так что его погреба не пусты.

Сука какая!

Рядовичи блядь!

Рядовичами называют только людей, у которых договор с господином. Ряд. Но Юрий Безумный ни у кого договора не спрашивал: заграбастал как скотину и заставил работать. Опустил похищенных людей в ряд с закупами, проигравшимися.

А теперь ещё и повесил. Правдивые слухи у торговцев ходили.

Не помогла Юрию Безумному верёвка, не смог на небо влезть. Вот и решил на земле остаться, обыкновенных людей казнить. Разума лишился он, а страдают от этого другие, и нет на него спуску. А попробуй против него слово сказать – кожу заживо сдерёт и как ковёр у входа в замок положит. Ноги будет вытирать и смеяться без удержу.

Мы всегда знали, что суздальские ненавидят новгородских, но не думали, что наших будут казнить вот так открыто. Против закона, морали и людских принципов. Отрубают головы как обыкновенным курам, которых на мясо пускают.

Какая же тварь этот новый удельный!

Стукнуло в голову, что работники его замка предатели – повесил. И верит же, безумец, сам верит в это. А Мартыну плевать, что его младший брат за раз уйму народу повесил. Он и сам не лучше.

Мы с батей выносим посыльному овощей, фруктов, ягод. Всего, чем мы можем поделиться и не изголодать до смерти. Посыльный раскладывает еду в телеге и двигается к следующему дому.

– На колени! – кричит посыльный возле наших соседей.

– Славься господин! – в один голос отвечают Веня Гусь с семьёй.

Все присутствующие на улице люди падают, уткнувшись лбами в землю, только Никодим стоит поодаль, скрестив руки на груди.

– Ты! – посыльный указывает на парня. – На колени!

Никодим продолжает стоять, буравя людей князя взглядом.

– Нет, – отвечает тот.

У меня много друзей, но Никодим – ближайший. Мы втроём с ним и Светозарой – неразлучная компания. Много лет вместе, друг за друга горой.

– На колени! – рявкает стражник, указывая на Никодима оружием.

Гляжу на перепалку и чувствую, как душа в пятки уходит. Отказаться поклониться господину – всё равно, что подставить голову на отсечение. Простые крестьяне не могут даже взирать на барина без разрешения, а уж тем более стоять в его присутствии. Но у Никодима насчёт этого помешательство. Он даже в церкви на колени не опускается.

– На колени, мальчик, – повторяет приказ посыльный. – Не заставляй господина ждать.

Парень лишь отрицательно мотает головой.

Давайте я кое-что расскажу о моём друге Никодиме.

Мой дружбан больше всего на свете любит драться, и никогда, никому не уступает. Он скорее умрёт, чем подвинется. Он высокий, худой, с плохим зрением и кривыми ногами. В двенадцать лет его нашли в лесу, голодного и исхудалого. Отдали попу, чтобы тот его приютил, пока родителей ищут. Но родители не нашлись, и поп Никодима усыновил.

Отче Игнатий вырастил его как родного: любил, следил, грамоте обучал, книжки из столицы привозил. Даже с самим архиепископом Новгородским встречался, спрашивал совета как направить приёмного сына на путь истинный.

Никодиму немногим больше двадцати, но он при этом – умнейший человек из всех, что я когда-либо знал. Разбуди его посреди ночи – любую из прочтённых книг процитирует. Богословие, философские трактаты, научные изыскания, не только на русском, но и на греческом языке.

Из Никодима порой премудрость как понос прёт.

При этом данный книжный червь вполне может в трёх соснах заблудиться. И совсем не понимает, когда нужно отступить и подчиниться. Наш премудрый болван скорее умрёт, чем уступит.

Отче Игнатий надеялся его себе на замену воспитать, человеколюбцем и духовником. Но не смотря на свой могучий разум, мой дружбан вырос совсем другим. Подставить другую щёку – это не для Никодима. Малейшее неприятное слово в его сторону – тут же лезет пересчитывать обидчику зубы. И это не говоря о том, что он совсем не контролирует собственный язык: задирается на всех подряд и нередко получает. Если бы не я, ему бы уже сотню раз нос на бок свернули.

Никогда не встречал человека, который бы так любил драться, и при этом совсем не умел этого делать.

Вот и сейчас: самое обыкновенное утро, а он уже проблемы на собственную задницу ищет.

– Простите, дурака, – говорю. – Это наш сельский идиот, его в детстве свиноматка подрала.

Пытаюсь соврать, чтобы моего упёртого друга не казнили прямо сейчас, у нас на глазах. Все последние годы я только этим и занимался: то рассерженных мужиков успокаивал, то заступался перед парнями из окружающих деревень. Сегодня же Никодим устроил немыслимое: отказаться поклониться господину – верх идиотизма. Таких как мы запросто убьют и тут же забудут.

– Он и разговаривать-то научился только в прошлом году, сам ещё не понимает, о чём болтает.

– Кажется, его надо выручить, – вставляет Веда.

Девушка-дух летит в сторону управляющего, после чего со всего размаха влетает ему в ягодицу.

– Уф! – вздрагивает тот. – Ненавижу комаров!

– Не смотрите на болвана! Он даже не понял, что вы сказали. Думает, что вы ему предлагаете еды из телеги попробовать… А он хоть и болван, но господина чтит, никогда к его еде не прикоснётся…

Пока я несу околесицу, несколько наших мужиков уводят Никодима в сторону, чтобы он не нарывался. Мы для знати – всё равно, что грязь.

– Ладно, – вздыхает посыльный. – И не таких видали. Несите уже оброк!

Соседи послушно выносят продовольствие. Группа направляется к следующему дому. Я же, скрипя зубами, иду в другую сторону.

– Ты чего творишь? – спрашиваю у Никодима. – Совсем с ума сошёл?

– Я ни перед кем не кланяюсь. Ни перед господином, ни перед отцом, ни перед Богом. Вообще. Никогда.

– Жить надоело?

В глазах Никодима сверкает злобный блеск. Вообще он добрый парень, никогда не оставит другого в беде, и его даже просить не нужно – всегда сам поможет. Но вот эта его упёртость выводит.

– Пусть лучше они меня повесят, чем я опущу голову.

– Так и произойдёт, можешь не сомневаться.

Хочется заехать по этой умной башке – настолько разозлило его поведение. Ладно, на более крепкого соседа нарываться – получишь по шее и всё. Но на господина… это нужно совсем не ценить себя.

Зла не хватает.

– Иди домой, – говорю. – И чтобы не высовывался, пока Фома Сивович не уйдёт.

– Я уйду, – отвечает Никодим. – Но не потому, что испугался.

Это да, в смелости ему не откажешь. Когда плевать на собственную жизнь, очень легко быть смелым. А всё именно так и выглядит.

Никодим уходит домой, а я возвращаюсь к себе. Перекапываем поле сохой, наводим порядок на участке. Большой работы мало, но мелочи занимают весь день. А ещё мелочи очень сильно выматывают, так что хоть я ничего особого не делал, но под конец для чувствую себя выжатым. Ноги одеревенели, рубаха успела пропитаться потом и высохнуть. Желудок сводит, есть хочется.

– Фух! Как я устала! – произносит Веда.

– Ты же ничего не делала, – говорю.

– Как это не делала? А кто тебе помогал вишню собирать?

– Так это ты их скидывала? Мне казалось, ветром носит.

Девушка всего лишь дух, поэтому не может как следует контактировать с реальными предметами. Даже грушу поднять не сможет, не говоря уже о чём-то более тяжёлом.

– Я вообще-то очень сильная! – заявляет девушка.

Принимается тягать меня за ухо.

– Да, ты на самом деле очень сильная.

– Не надо смеяться, я ведь и укусить могу!

Кусает за ухо. Довольно больно.

– Ай! Не надо так делать.

– А ты не смейся надо мной. Другие духи вообще к человеку прикоснуться не могут, а я легко могу монету поднять и положить тебе в карман.

– Ладно, признаю. Ты очень полезна в домашнем хозяйстве.

– То-то же.

Иду к рукомойнику, чтобы вымыть руки, шею и плечи. Как раз вовремя, чтобы увидеть знать, возвращающуюся с полной телегой продуктов. Сегодня вечером они скинут это в свои знатные погреба, а завтра отправятся за оброком в новую деревню.

Такие телеги к нам приходят четыре раза в год – в начале каждого сезона. Летом ещё и десятину отдаём: те крохи, что у нас имеются. Хорошо хоть барщину отрабатывать не заставляют, но это не от доброты нашего господина. Живём далеко, вот и не припахивают.

– Жители села! – кричит на улице посыльный удельного князя.

Конь в золотой попоне стоит рядом с ним, всё такой же горделивый.

– Спасибо за щедрые дары, которые вы сегодня принесли барину Фоме Сивовичу. Хозяин этих земель очень доволен. Но это ещё не всё! Поскольку удельный князь остался без людей в своём замке, он велел привести по три человека с деревни, чтобы заново заселить его работниками.

– Опять, – вздыхает папаня. – Опять хотят кого-то увести.

– … не волнуйтесь, – продолжает посыльный. – У работников будет еда и кров, а работа будет легче, чем здесь. Есть желающие?

Оглядываюсь по сторонам. Соседи выходят из своих домов, собираются вдоль дороги. Все смотрят на группу людей откровенно враждебно. Они уже уводили людей у нас, что было очень несправедливо. Но по крайней мере мы знали, что с ними всё будет в порядке. Работать в замке удельного князя – для некоторых завидная участь. Так ты сразу поднимаешься над обыкновенными смердами. Становишься на один уровень с ремесленниками.

Но не на Юрия Безумного.

Сегодня он к тебе милостив, а завтра последует за голосами в голове.

– Смелее! – продолжает посыльный. – Работа хорошая, и даже оплата будет!

– Оплата петлёй на шее, как же, – бормочет папаня. – Четверых увели и повесили. А теперь мало, оказывается.

– Работа на удельного князя – очень почётна! А хорошо покажете себя – сможете перейти к самому Мартыну Михайловичу! Всем известно, что Мартын Михайлович очень хорошо относится к ремесленникам и честным работникам.

Врёт, сука, и не краснеет! У Мартына Михайловича, князя Владимиро-Суздальского, тоже прозвище есть – людоед. Как-то не хочется проверять, насколько она близка к правде. Так и живём: в нашем княжестве безумец, а в соседнем людоед. Два брата, блядь, акробата. Один хуй, другой лопата.

Никто не выходит на столь щедрое предложение работы.

Никто не хочет работать на безумца.

Отправиться к Юрию в замок – всё равно, что шагать на краю обрыва. Никогда не знаешь, когда земля поддастся и утащит тебя за собой.

– Как жаль! – вздыхает посыльный. – Раз нет желающих, то нам придётся взять нескольких случайных человек.

Стражники расходятся в стороны, собираясь схватить трёх первых попавшихся людей. Может с ними ничего и не станет: будут работать в тепле и уюте. Но никто точно сказать не может. Слишком большой риск.

Смотрю, а окружающие засунули языки в задницы и молчат. Нет никого, вроде Никодима, что выскажется против слов знати. Обратить на себя внимание – означает вызвать гнев.

– Простите, – говорю. – Но вы не можете нас забирать. Мы не холопы, которыми можно распоряжаться. Мы – свободные крестьяне. Мы обязаны платить оброк и десятину, но вы не можете без позволения увести людей. К тому же Юрий Михайлович – не наш господин. Фома Сивович – наш.

Указываю на коня.

– Ты стоишь на пути своего господина? – спрашивает посыльный.

– Нет, конечно.

– В таком случае с дороги! Проверьте жителей!

Один из стражников достаёт из телеги клетку с обыкновенной болотной жабой и двигается к ближайшему сельчанину. Жабы – очень чувствительные создания. Они меняют цвет, когда оказываются рядом с человеком, которому лес силу дал. И чем больше сила, тем больше цвет меняет.

Разве что носить их с собой неудобно – дохнут в неволе.

Возле каждого из сельчан жаба меняет цвет на красный. Это самый начальный уровень силы, первая ступень: умение выбить искру из пальца или заставить двигаться лист от дерева, поднеся к нему руку на расстояние пяди. То есть, почти бесполезная. Многие жители деревни годами пытаются её развить, но времени нет, да и не выходит. Когда весь день в поле работаешь, трудно заниматься ещё и своей силой, в итоге многие забывают про неё. Только такие люди как мой батя, для которого лечение стало ежедневным трудом, способны развить силу до высокого уровня.

Иногда жаба меняет цвет на оранжевый – вторая ступень. В этот момент она громко квакает и начинает ползать из стороны в сторону.

Оранжевый цвет означает чуть более развитую силу, но всё равно маленькую. Такие люди уже могут зажечь костёр взглядом или наоборот, остудить пламя. Но потратят на это много времени – больше, чем если бы они зажгли его руками.

Затем жабу подносят ко мне. Крупное уродливое существо в клетке совсем не меняет цвет. Как была желтовато-зелёной, так и осталась. В удивлении стражник отходит назад и снова подходит. Тот же результат.

– Ты что, ещё свою силу не открыл? – спрашивает мужчина с копьём, издав издевательский смешок.

– Нет, – говорю.

– Сколько тебе лет?

– Достаточно.

Стражники принимаются заливаться хохотом точно так же, как совсем недавно это делали разбойники в лесу. Очень редко можно встретить человека без силы. Лес дал её каждому, нужно лишь понять, какую именно. Рано или поздно все находят свою, но это случается обычно до шести лет. Очень редко человек не может открыть свою силу к моему возрасту.

В детстве надо мной посмеивались, но только за спиной, поскольку мой кулак очень легко находил дружбу с головами обидчиков. Пусть силу я и не открыл, но Волибор – наш сельский здоровяк – научил меня как причинять боль. Это я умею в совершенстве.

Слыхал, в Новгороде был ремесленник, только через двадцать лет свою силу обнаружил: у него оказалась редкая способность делать свою задницу стальной. Вот такая дурацкая и ненужная сила. Если тебе кто-то захочет дать поджопник – переломаешь обидчику кости на ногах. Бывает и такое.

Я же что только не пробовал: и молнию призывать, подобно грозе, и с животными разговаривать, и летать, и увеличиваться в размерах, даже газы пускать как Федя Лапоть.

Ничего.

Видимо у меня и правда очень редкая идиотская сила, вроде стальной жопы.

– Да, парень, – вздыхает посыльный. – Не повезло тебе. Даже не представляю, каково быть таким неудачником.

– Не слушай его, – вмешивается Веда, никто кроме меня её не слышит. – Ты не неудачник, ты очень замечательный человек!

Прямо в этот момент я мог бы выбить копьё из рук стражника, и проткнуть каждого из присутствующих. Они бы даже удивиться не успели. И мне бы не понадобился чудо-меч, разрубающий людей как сухой камыш.

– Проверь других, – приказывает посыльный.

Стражник с клеткой направляется дальше. Дважды жаба меняет цвет на жёлтый – третья ступень: возле нашего охотника Деяна, который может чуть-чуть управлять погодой, и возле Никодима, который умеет чуть-чуть видеть сквозь стены.

Если люди удельного князя хотели найти кого-то полезного в нашем селе, то им это не удалось. Обыкновенные крестьяне не способны развить силу до нормальных высот – слишком много усилий надо, и обычно очень маленький результат. Говорят, можно это ускорить редкими осколками силы из восточных лесов, но они даже для знати слишком редки.

Лишь один раз жаба меняет цвет на голубой – пятая ступень: возле моего бати. Тот всё это время пятился подальше от стражников в надежде, что до него не дойдут.

– Ничего себе! – заявляет мужчина с копьём. – Она синяя!

Жаба в этот момент отчаянно квакает и пытается вырваться из клетки.

Посыльный тут же выходит посмотреть, кто в нашем селе оказался таким сильным. Это и для города редкое явление, а для захолустья – тем более.

– Что умеешь? – спрашивает посыльный.

– Да так, – отвечает Федот. – Животных лечу…

– А людей умеешь?

Чувствую, как мнётся папаня: он хотел бы соврать, но совсем не умеет этого делать.

– Могу…

– Поедешь с нами. У Юрия Михайловича как раз что-то с ногами, знахари его всё поют, а становится только хуже.

Стражник хватает его за плечо и тянет к телеге. Федот совсем опешил, следует за ними на качающихся ногах. Сельчане смотрят на это, щурятся, злятся, сжимают кулаки, но ничего сказать не могут. Боятся. Это же всё-таки бояре, мы потому и живём, чтобы они счастливы были.

– Поселим тебя в замке, со всех новгородских и суздальских земель к тебе будут приезжать…

– Никуда он не поедет, – вступается за батю Никодим. – Мы Федота никуда не отпустим.

Столько раз были ситуации, когда Никодим пёр напролом, когда это не нужно. Но именно сейчас его упёртость к месту. Единственный раз, когда я рад характеру своего друга.

– Гляньте на него, – говорю. – Он же не хочет ехать!

– Хочет-хочет, все хотят работать при князе Новгородском, – бросает посыльный через плечо.

Стражник продолжает тащить батю к телеге.

Чувствую, как напрягается Веда. Девушка-дух готова в любой момент превратиться в оружие, чтобы остановить людей, которые ей совсем не нравятся. Но мы не можем напасть на них и забрать нашего человека, даже из самозащиты.

– Федот слишком нужен нашему селу, чтобы расстаться с ним.

– Здоровье князя важнее каких-то простолюдинов.

– Повторяю, мы не холопы. Мы не принадлежим Фоме Сивовичу, и нас нельзя убить, похитить или избить без причины. Вы забрали наш оброк, забрали десятину в начале лета. Этого должно быть достаточно.

Эх, слишком много я общался с Никодимом: нахватался его упёртости. Нельзя так со знатью разговаривать, ох как нельзя. Пусть на Руси и есть закон, именуемый Русской Правдой, и палата общин регулирует спорные случаи, но всё же между нами и удельным князем огромная пропасть. Он запросто может подкупить судий, договориться, надавить. А то и вовсе заплатить штраф за смерть смерда. Убийство вольного крестьянина карается всего лишь деньгами, которые должен выплатить убийца.

Безумец может приказать убить меня, а штраф заплатит не кому-то, а старшему брату – Мартыну Михайловичу.

Всё против нас.

Но и отдавать батю просто так в руки человека, который легко повесил предыдущих работников замка, совсем не хочется.

– Посторонись пёс! – приказывает посыльный. – Пока я не приказал избить тебя до полусмерти.

Отхожу в сторону, судорожно пытаясь понять, что делать. Правда и закон на нашей стороне, но трактовать его будут не в нашу пользу. Вот и выходит, что прямо на наших глазах похищают человека, а ответить мы не можем.

Вместе с Федотом в телегу усадили двух маленьких девочек-близняшек – у обоих оказалась оранжевая, вторая ступень. Их мама в истерике кричит в стороне, хочет броситься за своими детьми, но не может – мужские руки односельчан держат её и не дают сдвинуться. Пытаться драться с посыльным князя – только хуже сделать.

– Подожди, – говорит Никодим.

– Они же их сейчас уведут! – выдыхаю, не в силах сдержать ярость в голосе.

– Пусть уходят.

На лице моего друга такое выражение, будто у него всё схвачено. Глядя на его ехидную улыбку, становится ясно, что у него есть некий план. Заставляю себя остыть и подумать, что же такого задумал парень.

Вечер, скоро ночь.

Повозка с оброком скоро поедет в сторону города, чтобы положить продукты в погреба. Напасть на людей князя мы не можем, сопротивляться тоже: заподозрят нашу деревню в кровопролитии – сожгут. Но нам и не нужно нападать на них!

– Ты думаешь о том же, о чём и я? – спрашиваю.

– Мы думаем об одном, – отвечает Никодим.

Повозка с посыльным князя до города не доедет. Некому будет рассказать, что произошло с группой после того, как они покинули Вещее. Как бы мы ни любили животных, этой ночью наш господин-конь умрёт, раскидав внутренности на несколько вёрст.

– Пап, – говорю, подходя к отцу Федоту очень близко. – Ни о чём не переживай, ладно?

– Ладно, – вздыхает.

Папаня настолько ошеломлён, что взирает по сторонам с глазами на выкате.

– Всё будет хорошо, просто поверь.

– Ладно.

Вот и славно. Целую батю в лысую макушку. Он у меня человек маленький, не только в плане роста, но и характера. Никогда никому не перечит, всегда старается всем угодить. Он бы и меня таким воспитал, если бы не Волибор, наш сельский громила. Это он научил меня верить в себя и свои силы.

И сегодня я собираюсь их использовать.

До появления крепости Стародум из земли осталось 42 дня.