Текст книги "Крепость Луны (СИ)"

Автор книги: Алексей Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Невольная пауза длилась около минуты.

– Значит, ведьма отдала жизнь, чтобы любимый остался человеком? – тихо переспросила Старджинская.

– Да. Именно так и было. Я полагаю, что знание этой тайны и подтолкнуло Лазаря Мироныча дать ей клятву вечной верности. Клятву, которую он не сдержал.

– И вы догадались, что Хлебов умер из-за клятвы?

– Потом мне пришло это в голову. Сразу я был потрясён историей.

Эсфирь Юмбовна задумалась.

– Если причина гибели Хлебова – клятва, значит, убийца – ведьма? Кто-то близкий Тамары или сестра?

– Вы были бы хорошим сыщиком, Эсфирь Юмбовна, – засмеялся я.

– Ах, оставьте! Не время для смеха. Так что же вы думали в тот час?

– Я расспросил соседей, не надеясь на их показания. И действительно, соседи не общались с Наиной и боялись такого неудачного соседства, хотя Наина, как они сами утверждали, ничего плохого им не сделала. Словом, никто не смог точно указать, где была Наина в ночь гибели Хлебова. Мне пришлось на свой страх и риск в тот же вечер спросить у неё самой напрямую, кто может подтвердить, что она была здесь и никуда не отлучалась. Она чуть меня не съела, хотя, судя по всему, я ей понравился… Пардон… – Я покраснел под взглядом Старджинской. – В общем… того… я понял, ведьмы быстро забывают своих любовников. Она была рассержена, но и я не уступал, делал вид, что не боюсь. Наконец, она захохотала и сказала:

– Вниз по улице спустись, отсчитай от правого края четвёртую избу. Там ты найдёшь порядочного семьянина с пятью детьми. Спроси у него, хороша ли я была в ту ночь.

Она ещё раз хохотнула мне в лицо и скрылась в сумраке избы. Я отправился искать ночлег с твёрдой мыслью, что Наина не соврала, а значит, она не замешана в убийстве.

– Вы поверили ведьме? – вскричала Эсфирь Юмбовна. – Вы точно сумасшедший!

– Из дальнейшего моего рассказа вы сможете заключить, что, поверив ведьме, я оказался прав. Она не имела никакого отношения к происшедшему.

– Как же? Ведь кто-то же убил Хлебова!

– Да, убил, прежде испугав его чуть не до потери сознания. И ответ я нашёл там же, где ночлег, а именно у старика, оказавшегося очень просвещенным. Я не вправе разглашать дело каждому встречному, но в ту минуту что-то подтолкнуло меня, и я рассказал ему всё, что знал. Старик покряхтел и, представьте себе, выложил мне одну из глубочайших тайн магии ведьм. Слушайте. Агния Парамоновна, вы не желаете выйти? Нет? Продав душу тёмным силам, ведьма как бы живёт, но это лишь «как бы». Детей у ведьм не бывает, а если есть ребёнок, значит, ведьма не настоящая. Потому что мать и отец вкладывают при зачатии душу в дитя. А ведьме дать нечего, посему они бесплодны. С потерей души же, тело ведьмы переходит в особое состояние вечного отчуждения. И когда хоронят умершую ведьму, тело её исчезает вовсе, становясь частью земли. Душа же, находясь во власти тёмных сил, сама становится тёмной силой и способна приходить в мир в образах, причём, весьма реальных.

Рассказ старика потряс меня. Я спросил, откуда он это знает, но он не ответил. Более того, когда утром я проснулся, старика нигде не было. Я побродил по огороду и с изумлением обнаружил окна заколоченными, хотя я точно помню, как ночью в них светила луна. Потом я обратил внимание на плевелы в пояс и решил, что дом в запустении. Признаюсь вам, со страхом я зашёл в тёмную избу, где полчаса назад всё было освещено солнцем, и забрал поскорее свои вещи. Оглянувшись у калитки, я увидел заколоченной и входную дверь. Кто был тем стариком, что рассказал мне историю о ведьмах, я не знаю и по сей день. Возможно, это был призрак. Но щи, признаюсь, он готовит изумительные.

Я остановился и посмотрел на Агнию Парамоновну. Старшая Старджинская опередила меня, заявив голосом, не терпящим никаких возражений:

– Агния, выйди и не возвращайся. Я не хочу, чтобы ты мучилась бессонницей неделю кряду.

Девушка безмолвно повиновалась и, дрожа всем телом, выплыла из комнаты.

– Еще дитя, – покачала головой Эсфирь Юмбовна. В ее собственном голосе я слышал хорошо скрываемые нотки страха. – Продолжайте.

– Вернувшись домой, ободрённый вашим тёплым приёмом, я вновь занялся расследованием, которое дальше мистики продвигаться не хотело. Всё те же обстоятельства, то же отсутствие каких-либо улик. В голове бродил из часу в час разговор с загадочным стариком. Постепенно, от страстного желания довести дело до конца у меня появилась мысль, что Хлебова могла убить не какая-нибудь обидчивая родственница первой жены, а она сама.

– Как?! Покойная?

– В этом случае слово «покойная» не очень подходит, – с усмешкой повторил я выражение Кристины Мироновны.

– Да какая разница, что подходит, а что нет! – воскликнула, не поняв шутки, Эсфирь Юмбовна. – Я говорю о вашем диком предположении, что убийцей Хлебова, реально существующего человека, могла стать умершая почти двадцать лет назад ведьма. Вы точно сумасшедший!

– О, – я воздел палец к небу. – Точно так же обо мне отозвались мои коллеги, когда я поделился с ними намерениями раскопать могилу Тамары.

– Так вот вы что копали… – проговорила, совершенно выбитая из колеи, госпожа Старджинская. – Я думала, вы шутили…

– Вовсе нет, я не шутил. Я действительно решился раскапывать могилу для того, чтобы найти в ней пропавшее кольцо. И вчера кольцо было найдено.

– В могиле?..

– Да. Признаюсь, очень трудно было найти людей, которые помогли бы раскопать могилу. Те, что нанялись сначала, когда узнали, что копать нужно будет могилу ведьмы, с безумными глазами бежали прочь, так что, позвольте знать, пятки сверкали. Другие тоже отказались, сославшись на ценность собственной жизни и наличие дорогих и горячо любимых детишек. Ну, а те, кто всё-таки помог мне совершить это предприятие, отличались особой любовью не к бренному телу, а к хорошо выдержанному вину. Каюсь, мне пришлось довольно-таки напоить их, чтобы они взялись за лопаты. Но потом дело пошло на лад. Не буду скрывать, я очень рисковал и прежде всего своей репутацией, ибо моё намерение копать могилу произвело пребольшой переполох в сыскном отделении. Но теперь мною взят весь банк!

– Предлагая вам квартироваться у меня, я сразу поняла, что вы любите рисковать.

– Если честно, не очень люблю. Но приходится. Мы быстро нашли могилу. Плита была вполне приличная, ничем не отличавшаяся от прочих. Для уверенности в том, что мне всё это не сниться и что действительно нужно копать могилу ведьмы, я пересмотрел разрешение начальства с подписью ближайшей родственницы, то есть Наины.

– Она дала согласие?!

– Я же не зря полагаю, что понравился ей, – улыбнулся я. – Она пожалела меня, так как знала, что без её помощи я не смогу раскрыть преступление. О чести же умершей ведьмы мало беспокоятся. Итак, я очередной раз проверил существование разрешения, ибо ощущение реальности покидало меня и происходящее казалось сном. После этого мы аккуратно сдвинули плиту и стали рыть. Несмотря на игру вина в голове моих помощников, смеха или шуток я не слышал. Даже слов звучало на удивление мало. Мы всё глубже зарывались в землю и всё страшнее нам становилось. Когда вырыли яму в половину человеческого роста, я вдруг подумал, а не бросить ли нам эту затею. Я не знал, что случится с нами после того, как мы потревожим прах ведьмы.

– Жуть какая, – прошептала бледная Эсфирь Юмбовна.

– Так и оставили бы работу, если бы я не подумал: «Чёрт возьми, я же не кто-нибудь, не какой-то там Замухрыжкин Идиот Прибабахович, я Николай Иванович Переяславский из древнего и славного рода Переяславских! В нашем роду все мужи были доблестны и смелы, но, несмотря на это, жили и здравствовали, а значит, мне ничего не грозит. За дело Переяславский!» И я спрыгнул в могилу и сам взялся за лопату. Скоро мы почувствовали, что наткнулись на что-то более твёрдое, чем промёрзшая земля. То было дерево гроба. Унимая дрожь, я начал счищать землю с крышки гроба, а помощники, хлебнув по полбутылки, начали высвобождать гроб с боков. Через час мы вытащили его на поверхность. Мне ещё тогда показалось странным, что гроб целёхонький. «В каком же она виде?» – подумал я, но тут же поторопился избавиться от этой мысли, ибо по спине и груди уже текли потоки холодного пота. Сам гроб был очень лёгким. Наконец, мы вытащили гвозди и, вдохнув больше воздуха, приподняли крышку.

Эсфирь Юмбовна дрожала.

– Вам плохо? – я подскочил к ней, коря себя, что раньше не заметил плохого самочувствия госпожи Старджинской.

– Нет, нет, всё хорошо. Принесите, пожалуйста, воды. И рассказывайте дальше. Оч-чень интересно.

Я побежал за водой и вернулся меньше, чем через минуту.

– Если вам не по себе, я не буду рассказывать, уверяю вас. Или расскажу в другой раз.

– Нет, нет, – женщина судорожно глотнула воду. – Мне уже лучше. Впечатлительной стала. Продолжайте.

– Вы уверены? – обеспокоено переспросил я.

Эсфирь Юмбовна устало улыбнулась.

– Честное слово, мой мальчик (простите, пожалуйста, что я вас так называю), честное слово, если бы Агния была умнее и взрослее, я ничего на свете так не желала бы, как то, чтоб вы стали моим зятем. В вас столько доброты…

– Не хвалите меня так, – смутился я, – иначе я испорчусь.

– Ох, испортить вас трудно! Жаль, что Агния такая, с ней вам будет скучно. А так как вы красавец и храбрец, вам нужна женщина эффектнее. Вот как та ведьма, с которой вы провели ночь. Простите.

Мои щеки тронул румянец. Разговор метил в непонятную даль, тяжёлую для меня, поэтому я спросил:

– Если вам лучше, я продолжу.

– Да, да, – лукавая улыбка скользнула по губам Старджинской.

– В общем, мы достали гроб, собрались с силами, вытащили гвозди и приподняли крышку. Из образовавшихся щелей хлынул чёрный, как смоль, туман. Те, кого туман обдал, в ужасе стряхивали с себя сажу. В сутолоке крышка свалилась на землю и нам стали видны вещи, перепачканные небольшим количеством чёрных хлопьев, похожих на те, что витают в воздухе, когда жгут камыш. Среди тряпья отливало золотом кольцо. Но тут я и зашёл в тупик. Что делать? Брать кольцо или оставить так, лишь описав находку и сделав заключение? Конечно, я предполагал, я ведь и затеял раскопки с тем расчётом, что в гробу будет кольцо, но из-за сковавшего меня страха я не подумал о том, чтобы пригласить саму владелицу кольца, то есть невесту Хлебова. По ведьмовским законам и принципам оно, возможно, и Тамаре принадлежит, но по нашим – Епанчиной, значит, она и должна решить, что с ним делать.

Я бросился к Епанчиной. Она встретила меня в чрезвычайном смятении, а когда услышала, что я раскопал могилу и обнаружил кольцо, чуть не потеряла рассудок. «Я не понимаю, почему кольцо оказалось у ведьмы, которая убила моего будущего мужа. Понимаю, почему убила, но почему кольцо у неё, не понимаю. Оно моё. Возьмите его, проведите все необходимые сыскные действия, а потом продайте, а деньги раздайте нищим. Так будет лучше». Я закивал с грустной физиономией. Епанчина, заметив, спросила, что не так. Я и говорю: «Всё хорошо вы решили, да только когда мне, сыщику, раздавать деньги нищим?» Она задумалась. «Тогда, говорит, отдайте кольцо мне. Я его сама продам, а деньги употреблю на благое дело». Я удивился смелости женщины, которая не споткнулась в своих размышлениях о том маленьком факте, что кольцо забрала ведьма, наверняка, с имеющимися на то причинами.

– По-моему, это называется женской логикой, – ввернула Эсфирь Юмбовна.

– Пожалуй, – согласился я и продолжил рассказ. – Я вернулся на кладбище и рукой, одетой в перчатку, забрал кольцо. В сыскном агентстве описал его и отвёз Епанчиной, которая в последний раз расписалась, что кольцо это некогда принадлежало ей, но было подарено покойному Лазарю Мироновичу Хлебову. Таким образом, впервые за мою практику, а как потом признались коллеги, и за практику отделения убийцей был признан усопший, в данном случае, усопшая.

– Браво, Николай, – склонила голову Эсфирь Юмбовна. – Из вас получился отличнейший сыщик, не хуже отца.

– Ну вот, вы снова хвалите. Я ухожу.

– Подождите. Вы узнали, почему на лице Хлебова запечатлён такой ужас?

– Я догадываюсь, что причину надо искать в образе явившейся ведьмы. Возможно, у неё был демонический облик.

– Да… – протянула Эсфирь Юмбовна.

Что значило это «да», для меня так и осталось загадкой.

03. Шут

Двухэтажный старинный дом с чёрными окнами таил в себе угрозу. Непреступной каменной крепостью возвышался он в сумерках, и я чувствовал струящиеся по мощёной дороге потоки силы. Но, так или иначе, мне предстояло войти в дом: это было дело чести. Я поднялся по ступеням и постучал в дверь.

Полчаса назад я покинул сыскное отделение, но пошёл не по направлению к дому, а свернул за угол. Под мигающим фонарём я разорвал второй конверт, в котором обнаружил листок с адресом. По этому адресу я и явился, стоя теперь на тёмном крыльце, и сердце мое медленно и упрямо билось.

Я постучал ещё раз и услышал за дверью скрип рассохшихся половиц. Дверь взвизгнула и открыла взору старика с подсвечником в костлявой руке. Я онемел от изумления, ибо передо мной стоял в длинной ночной рубахе, широких штанах и растоптанных туфлях тот старик, что приоткрыл тайны ведьм, хорошо накормил, а к утру бесследно исчез.

– Что же вы стоите, сударь? – с лукавой улыбочкой обратился ко мне старик.

– Вы?..

– Никак, встрече рады? Так проходите же, не стойте на пороге.

Всё ещё не веря своим глазам, я шагнул в тёмное холодное помещение. Случайность это была или нет, но в ту же секунду поток воздуха сбил пламя свечи, и дом канул во тьму, так что лишь невесомый свет уличных фонарей ложился косыми прямоугольниками на пыльный пол.

По моей спине пробежали мурашки.

– Прошу прощения, сударь, – прокартавил старик и щёлкнул пальцами, с которых слетели искры и зажгли свечу. – Идёмте.

Тьма немного раздвинулась, но глубокие тени всё равно плясали по углам. Кожей ощущался сквозняк. Подвальная сырость лезла в ноздри.

Из грустного подобия гостиной мы прошли в коридор и начали подниматься по узкой деревянной лестнице. Грохот шагов гулкими волнами расплывался по дому.

Я спросил:

– Скажите, пожалуйста, кто вы и в чей дом я был приглашён?

Портреты с бездонным сиянием глаз проплывали мимо. Слуга, не останавливаясь, ответил:

– Увы, я помню свою жизнь от начала до конца, да только позабыл имя. А дом этот никому не принадлежит, ибо его нет.

– Как же нет, если мы в нём?

– А нет точно так же, как не было хижины, в которой я рассказал вам любопытную историю о ведьмах.

– Признаюсь, вы очень мне помогли. Но зачем? Кто вы? Вы дух?

– Могли бы догадаться, – улыбнулся старик.

– Я слышал о духах старых домов.

– О, вы попали в точку!

– А меня вы знаете?

– Нет, я знаю лишь ваше имя.

– Знать имя и знать человека – нынче это почти одно и то же, – сказал я.

– Но это совсем неверно, сударь. Велик ли толк с того, что я знаю, каково имя ваше? Важнее было бы знать, каков у вас характер и каковы ваши привычки.

– А вы знаете, зачем меня пригласили?

– Не желаю знать. А желал бы, так знал бы. Вот вы тоже не особо заботьтесь о причинах, по которым вас позвали сюда. Думайте об услышанном. Мы пришли.

Старик постучал три раза по освещённой двери и толкнул её, не дождавшись ответа. Желтый свет свечного пламени упал на пыльный пол и выхватил из темноты пару кресел в пустой комнате.

– Прошу, – сказал старик и, едва я вошел в комнату, поспешил закрыть за мной дверь, словно боялся, что под светом свечи я увижу лишнее.

– Добрый вечер, господин Переяславский, – услышал я мягкий плавный голос, в котором было что-то театральное и притворное. – Прежде всего, усаживайтесь удобнее, впрочем, у меня нет желания напугать вас продолжительным разговором. Уверяю вас, он будет довольно краток, ибо я спешу. Не промахнитесь, кресло слева от вас. Впрочем, я вам помогу.

Я не успел вставить в эту тираду собственное приветствие. Повернув голову влево, я увидел голубоватое сияние кресла.

– Благодарю.

Как только я уселся, кресло перестало светиться, и комнату опять заполонила до краёв такая непроглядная тьма, какой я никогда в жизни не видел. Тьма не просто окружала меня, она давила на глаза, и казалось, что сам воздух напоен ею.

Я попытался выделить ауру человека, сидящего напротив. Получилось это не сразу. Тьма словно обладала свойствами тумана. Наконец, я разглядел совершенно удивительную фиолетовую оболочку собеседника, который, между тем, говорил:

– Прошу принять мои глубокие сожаления по поводу того, что настоящий автор письма не смог прийти из-за срочных дел, внезапно навалившихся на него. Что казалось надежно скрытым от посторонних глаз, вдруг стало достоянием одного смелого человека. Даже жаль, что он поплатился за любопытство жизнью. Впрочем, не мне судить. С ним разберется тот, кому принадлежит тайна. Он просил перво-наперво спросить у вас, Николай Иванович, как вам?

– Что?

– Как вам?

Я был удивлен, сам не знаю чему.

– Позвольте, я не понимаю, насчет какого предмета вас интересует мое мнение.

– Насчет письма, конечно.

– Ах, насчет письма; сразу не догадаешься, – я взял непринужденный тон, чтобы скрыть, что вижу нелепым весь этот разговор. – Оно меня озадачило. Я сразу почуял подвох.

– Подвох? И ваши опасения подтвердились?

Я выпустил два предупредительных смешка и сказал:

– Если разговор сей будет продолжаться, то я решу, что опасался подвоха не зря.

– Значит, вы считаете наш разговор нелепым? – быстро спросил незнакомец.

«Читает мысли?» – подумал я с досадой: ответить тем же я не мог, хоть в Академии забавлялись такого рода дуэлями. Я мог лишь частично скрыть собственные мысли.

– Считаю разговор странным, – поправил я.

– И вы так же думаете, что разговор наш стоило начать с другого предмета?

– Быть может, я ошибаюсь, полагая, что учтивый разговор начинается со знакомства, – сказал я с легким наслаждением от того, что подходящие мне слова бросаются на язык.

– Но зачем знакомиться, если я вас знаю?

«Очень странный господин».

– А вот я вас совсем не знаю. Если только… если какой-нибудь хороший знакомый не устроил сей маскарад, – сказал я, внезапно поверив своей же догадке.

– Маскарад? Вы называете наше пребывание здесь маскарадом? – закричал незнакомец без тени обиды или раздражения, наоборот, он словно был рад и чрезвычайно доволен моему колкому словцу. – О, Николай Иванович, да вы зрите в корень! И как вам удаётся так ловко подмечать детали? А впрочем… – он вздохнул, – я не способен вести учтивые разговоры, а тем более, начинать их. Учтивый разговор – не моя ипостась. Красивые фразы, которые осенены любезностью, – мои камни преткновения.

Но что, бишь, я хотел сказать? А! Я пришел сюда вместо одного замечательного господина по его же просьбе. Он чрезвычайно сожалел бы и впал бы в глубочайшее уныние, если бы вы, поверив тому, что написано в письме, встретили дверь сего дома запертой. Поэтому я здесь и должен сообщить вам, что вы приглашены на великое торжество, именуемое Балом Огня.

Он сделал паузу, которую я принял за ожидание моих рукоплесканий. Однако я ничего не слышал о Бале Огня и вынужден был лишь для соблюдения приличий сказать скромное «почту за честь» и наклонить голову.

– О да, за честь! За честь! – воскликнул незнакомец. – Там будут господа высочайшей доблести, с грудями, увешанными наградами, с плечами, чрез которые перекинуты ленты, вопиющие о недостижимых титулах. Будут и дамы, исполненные целомудрия и кротости. Торжество это воистину заслуживает внимания. Вы будете блистать.

– Благодарю, но…

– Никаких «но», дражайший Николай Иванович! Я уже вижу вас на Балу.

– К сожалению, у меня такая служба, при которой я могу оказаться очень занятым, и невозможно будет выделить хотя бы минуту.

– Нет, нет, вы явитесь туда, уверяю вас! Получивший приглашение, всегда является на Бал Огня. Его нельзя пропустить, ибо гость отмечен судьбой. Кстати о приглашении. Оно будет вручено вам позже, в свое время.

– А нельзя ли узнать имя автора письма, которое я получил на днях? – спросил я, улучив коротенькую паузу.

– Вынужден огорчить вас: никак нельзя узнать, – отрезал незнакомец. – Имя автора кануло в лета и, наверное, ни один смертный не может его вспомнить. А вот вы, Николай Иванович, вот вы… Пройдёт немного времени, и вы сможете назвать это страшно удивительное и удивительно страшное имя.

– При чём же здесь я?

– А при том, что вы далеко не так просты, как кажетесь. Я… то есть… пардон, лицо, от которого я прибыл, весьма озабочено вашей ролью в его судьбе. Всё так запуталось, что голова кругом идёт. Ваше будущее пересечётся с прошлым моего друга, если… если он не ошибается. Видите ли, он ещё не всё до конца понял, даже с его блистательным умом. Слишком сложно, загадочно и коварно легли карты.

Высказанное незнакомцем, было явно за гранью моего понимания. В глубине души я даже начал подозревать, что слушаю бред человека, злоупотребляющего опиумом или какими-то травами.

– А пока, чтобы вы не терялись в догадках, я скажу вам, что все его зовут Шутом. Просто Шут и больше ничего.

– Странное, однако, прозвище для порядочного господина, – сказал я довольно смело.

Незнакомец усмехнулся.

– Вы попали в точку. Он далеко непорядочный и даже изрядный сумасшедший, извольте знать.

– Любопытно, как вы отзываетесь о своем друге, – вставил я.

– Да, шут с ним, с этим Шутом! Я устал от его поручений. Он дал еще одно. Фу ты! Ещё два. Едва не запамятовал. Первое – он просил передать вам это срочное сообщение, якобы в подтверждение могущества, коим он владеет. Прошу.

Слева от меня тут же засветился низенький стол. На его краю лежала прямоугольная бумажка. Я сразу узнал почерк матери.

«Коля! Скорее приезжай домой. Отец при смерти. Мама».

Я поднял глаза, но тьма по-прежнему мешала что-либо увидеть.

«Что это значит? Какой странный розыгрыш. Или не розыгрыш вовсе?»

– Сущий пустяк, не правда ли, а он уже думает, что правит миром. Смешно!

Но мне смешно не было. Холодный ком разрастался в груди. Я хотел прочесть написанное матерью еще раз, но бумага распалась черными кусками и пеплом просыпалась на колени.

– А вторая просьба его…

– Вы сможете объяснить, что это значит? – прервал я незнакомца.

– Вторая просьба…

– Я прошу объяснить, – я поднялся, чувствуя себя способным разобраться во всем этом.

– Вы сами узнаете, когда вернетесь на квартиру госпожи Старджинской. От меня вы больше ничего не услышите, ибо я перехожу ко второй просьбе моего сумасшедшего друга.

Мне на колени упала отливающая серебром шпага. Такая же оказалась в руках незнакомца, который, соскочив с кресла подобно дикой кошке (он вдруг выделился из тьмы серым пыльным силуэтом), через секунду был возле меня и, если бы я не перевернулся на спину вместе с креслом, снёс бы мне голову одним широким взмахом.

Я оказался на корточках. В руках шпага. Я готов был защищаться, однако неожиданный выпад заставил мое сердце дрогнуть.

– Как вы поняли, Шут просил меня проверить на себе, хорошо ли вы деретесь.

– Я не стану с вами драться до тех пор, пока вы не покажете своего лица.

– Увы, – хохотнул незнакомец, – просьба совсем невыполнимая лишь потому, что у меня нет лица!

Он сделал еще один выпад. Наши шпаги скрестились.

– Вы сильный противник, господин Переяславский.

– Благодарю. Но все-таки вы поступаете по-свински.

Мой противник не сразу нашел, что ответить. Лишь спустя несколько секунд он позволил себе расхохотаться.

– Вы отгадали? Вы отгадали, что я не друг?

В голове у меня все перемешалось. «Точно опиум!»

Незнакомец продолжал серию легких выпадов, которые я без труда отражал.

– Помните сон? Тот сон, когда вы письмо выбросили? Нет? Жаль, когда-нибудь вы вспомните. Вы попытались выбросить письмо, и я понял, что с вами шутить нельзя. Тем не менее, я пошутил!

Он снова засмеялся, а по мне побежали мурашки.

– Нет никакого друга. Нет его! Я – Шут. А теперь держитесь!

Незнакомец, который теперь предстал передо мной как Шут, вдруг многократно усилил удары и стал прижимать меня к стене. Я понял, что отступать некуда, единственным шансом была дверь. Дыхание сбилось. Я ногой начал оценивать твердость стены, но потом вспомнил, что дверь, если она не исчезла под действием заклинания, открывалась в комнату. Я принялся левой рукой водить во тьме и скоро ощутил в ладони металл.

«Здесь», – решил я и тут же нанес Шуту сильнейший удар, от которого он шагнул назад. Воспользовавшись этим, я потянул ручку и выскочил в коридор.

Тьма. Кругом была одна тьма. Единственный свет излучали шпаги, то и дело скрещивающиеся и пускающие белые искры.

Я не пытался бежать. Я лишь хотел, чтобы у меня был путь к отступлению. Передо мной был противник, о силах которого я не имел ни малейшего понятия.

Шагнув сквозь стену, Шут не дал мне опомниться, набросился с новой силой. Я оказался слабее и медленно отступал назад. Я с трудом представлял расположение комнат, длину коридора и то место, где начинается лестница.

Мой противник вдруг поднял шпагу и замер. Прошла секунда. Половицы тихонько скрипнули, словно кто-то подкрался к нам, и дом наполнился оглушительным треском. Пол подо мной разверзся, и в невидимом вихре щепок я полетел на первый этаж.

Вовремя вспомнив о магических приёмах торможения, я довольно мягко приземлился на обе ноги, отряхнулся и был готов к бою. Как, впрочем, и Шут, который тут же сделал серию блестящих выпадов.

Звенел металл, летели искры. Я все же успел разглядеть окна, освещенные луной, а значит, выход из дома уже близко.

– Признайтесь, господин Переяславский: я серьёзный противник и сильнее вас!

– При-зна-юсь, – выдохнул я. Несмотря на сырость и холод помещения, я чувствовал, как по вискам струится пот. – Пока вы сильнее меня.

– Пока? – переспросил Шут.

– Да, только пока.

– Что ж, будем откровенны: я пригласил вас на Бал, чтобы иметь возможность сразиться с вами ещё раз.

– Тогда не беспокойтесь, я приду на Бал уже ради одного этого.

Я заметил такую странность: комната, в которой мы теперь дрались, стала светлее от уличного света и луны, а противник мой казался не просто темным, а сгустком тьмы, её источником. Свет огибал Шута, словно боялся или считал позорным его коснуться. Я уже видел своё тело, а за Шутом как будто волоклась тьма из той комнаты, в которой мы беседовали. Он шагнул на прямоугольник фонарного света, и тот мгновенно исчез, словно окно заклеили плотной бумагой.

Я все ближе подступал к двери, красиво делая переходы, и видел, что сам противник этого желает, иначе он пытался бы меня обойти. Наконец, я оказался совсем близко от выхода, и дверь сама собой распахнулась.

– Крепитесь, господин Переяславский, у вас удивительная, но очень трудная судьба, – сказал Шут, держа шпагу наготове, – крепитесь, ибо Крепость вас ждет. До встречи, Николай Иванович!

Он бросил свою шпагу, которая рассыпалась дождём серебряных искр, и вихрем кинулся вперёд. Я не успел ничего сделать: моя шпага вонзилась в грудь Шута, в его смоляную плоть. Шут захохотал неудержимо, эфес шпаги запрыгал вверх-вниз.

– А теперь – прочь! – закричал он.

Поток загадочной силы, пропитавшей воздух, вынес меня из помещения. Потрясённый беседой и всем происшедшим, я остался стоять у порога.

Между тем, железный номер на доме, освещённом выпростанной из облаков луной, скрипнул и улетел под стену. Рухнул вслед за ним порог (я едва успел отпрыгнуть назад.) От окон отвалились ставни, крыша просела, стёкла прыснули из рам, и стены, словно куски льда на летней дороге, ушли под землю, распадаясь на тающие щепки. Одинокое дерево колыхнуло кроной, и передо мной образовался пустырь, который нельзя было отличить от других пустырей города.

Несколько минут я был неспособен совершать какие-либо движения, стоял словно околдованный, не чувствуя, как замерзают мои руки.

Брать извозчика здесь негде, и я побрёл по дороге к более оживленным улицам, редко встречаясь с одинокими прохожими. Голова моя занималась странными, путающимися мыслями. Я вспоминал фразу за фразой, произнесённую Шутом, и мне становилось то беспокойно, то жутко. И что значит странное сообщение от матери?

Холодало. Лохматые тучи ползли по небу. Я ускорил шаг, чтобы не продрогнуть. Спустя полчаса я сумел взять извозчика, который домчал меня до дома за пять минут. За это я сунул ему в три раза больше, чем принято.

Оглянувшись во двор, я подумал, что, наверное, пойдет снег.

– Я дома, – сказал я, коснувшись угла, и начал подниматься по ступенькам.

– Батюшка мой! – донёсся взволнованный голос Тихона. – Батюшка!

– Что стряслось? – внутри похолодело.

– Беда, беда… – Тихон подбежал ко мне и сунул маленькую бумажку. Я бросил на нее короткий взгляд. Большего не требовалось: эту бумагу я уже видел у Шута.