Текст книги "Крепость Луны (СИ)"
Автор книги: Алексей Чайка
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
18. Потерянный и найденный
Луна всходила поздно. Только за полночь её оранжево-красный ущербный круг загадочным камнем поднимался над лесами, и казалось, что камень этот с одной стороны оплавился. Его скользящие дымчатые лучи рождали трусливые тени, а морозный воздух замирал в тишине, которую нарушала изредка вскрикивающая птица, чей странный, надрывный, тревожный крик эхом разносился по округе.
Мир спал, и тем более удивительны были неслышные крадущиеся шаги человека в усыпанном снегом саду. Он пробирался меж чёрных голых веток уснувших на зиму деревьев, несколько раз останавливался и прислушивался, а потом продолжал свой загадочный путь.
Человек добрался до тёмной каменной глыбы жилища, безошибочно нашёл низкое крыльцо и постучал часто-часто в гулкую деревянную дверь. Он стал ждать, не шевелясь, и только струйка пара резко отрывалась от его лица, искрилась в лучах луны, разбитых зарослями, и растворялась в воздухе. Прошла минута, звякнул металлический засов, с мольбою запели навесы, отворилась дверь, и в проёме человек увидел высокую женскую фигуру.
– Заходи, – кратко велела женщина, пропустила человека и быстро закрыла за ним дверь, не забыв прошептать пару заклинаний.
Когда они оказались в промозглой комнате с одиноко коптящей свечой на столе и завешенными окнами, человек прерывающимся от волнения голосом заговорил:
– Ириада… я долго думал… и решил…
– Сядь, Назир, – снова велела женщина, а сама продолжала стоять, опершись рукой о стол.
Мужчина, именуемый Назиром, опустился на край скрипнувшего стула.
– Знаю, о чём ты думал и что решил. Всё знаю, Назир. Это мой дар и моё проклятье – знать судьбы и мысли луриндорских отпрысков. Мне известны твои сомнения и тревоги.
– Тогда почему вы не скажете Исларду, что задумал Рид? Почему вы допускаете, чтобы всё повисло на волоске?
– Твои вопросы, Назир, – это вопросы несмышлёныша, который едва научился топать по земле. Я и так слишком много сделала. Я увидела твой подвиг и поделилась с тобой мыслями. А это очень много. Я вмешиваюсь в грядущее слишком часто и дерзко.
– Но вы должны обезопасить короля и трон!
– Король выбросил меня из дворца, словно кошку, начавшую терять шерсть и слепнуть, – обиженно произнесла Ириада, – даже я имею право на… маленькую месть королю.
Жёлтый свет едва выхватывал из тьмы удивлённые черты гостя.
– Я… я…
– Ты не можешь выразить своё разочарование? – подсказала женщина и приглушённо засмеялась.
– Да, – вздохнул Назир с некоторым облегчением.
– Но ты не думал, что моя маленькая месть – только крошечная и мне одной принадлежащая вещица, которая не будет и не может быть важным предметом? Ты не думал, что моя маленькая месть – единственный мазок на всеобъемлющей картине грядущего? А я тебе говорю: это так. Кому ты поверишь, если не мне, всевидящей Ириаде? Я вижу, что всё мелкое сложится в целое, и каждый человек сыграет отведённую ему роль безупречно.
– И тот, кого я встречу?
– О, да, – шепнула радостно и самозабвенно Иринада, – особенно тот, кого ты встретишь. Это человек удивительной судьбы. Человек без сердца.
– Без сердца? – с ужасом переспросил Назир. – Что же с ним случилось?
– Я не знаю, но мы услышим историю из его уст.
– Хочется верить.
– Верь! – шёпотом крикнула Ириада и глаза её блеснули ярче свечного пламени. – Верь и будь мужественным. Мы уже говорили с тобой, что тебе нужно сделать, и ты сделаешь это. Да, ты пострадаешь, но твои страдания обернутся благодатью для тебя, потому что ты найдёшь цель своей жизни, и для короля, потому что поступки твои спасут трон. Это случится в следующее полнолуние.
– Всё произойдёт в ночь свадьбы?
– Да.
– Вы думаете, что дева доживёт до этого часа?
– Уверена.
– Зачем же Рид похитил её? – спросил Назир почти молящим голосом.
Ириада покачала головой.
– Эту тайну ты узнаешь вместе со всеми, чтобы не искуситься тебе. А сейчас я покажу, как всё должно произойти в ту благословенную ночь…
Тугие чары поплыли от рук женщины, чтобы наполнить тишиной всякое ухо, которое могло подслушать их беседу. Она сокрыла слова такой сильной искусной магией, что мы вынуждены оставить её хижину и вернуться к Николаю Переяславскому.
* * *
Ламбридажь звала, и на запястье схваченной силками птицей билась боль. Сразу по возвращении я забрался в келью и, упрямо уставившись на родинку, велел:
– Выйди из самой себя!
Ламбридажь упала на колени и сама развернулась на странице, вверху которой небрежным почерком было выведено:
«Николай! Был бы не прочь встретиться».
На это лаконичное выражение я ответил вопросом:
«Денис, ты не у Волконских?»
Семья Волконских за краткое знакомство успела запасть в душу, поэтому я с внутренним волнением прочитал проступившие чернила:
«Я в гостинице. Напиши, когда надумаешь проведать меня, – я сообщу пароль».
«Сейчас» – расчертил я пером и удивился своим чувствам: в эту минуту за судьбу Волконских, которая могла оказаться злой, учитывая братание Дениса со всяким быстрым на расправу отребьем, тревожился я много больше, чем за исход поисков Ольги Кожевиной и свою собственную будущность.
С книгой в руках я вышел из комнатки, чтобы уведомить Авенира о скором моём отбытии. Старец засыпал меня вопросами, от которых я не был в силах отмахнуться, а потом он выхватил Ламбридажь и долго крутил её, осматривая со всех сторон, листая страницы и даже нюхая корешок.
– Поразительная вещь, – сказал Авенир с нескрываемым восторгом, – ты знаешь её историю?
– Нет, – покачал я головой, – мне известно лишь то, что два экземпляра мне завещал дедушка.
– А откуда она у него оказалась, ты, конечно, не знаешь?
– Увы.
– Ну и болван.
– Весьма благодарен, – обиделся я. – Хотел сообщить, что вернусь, быть может, завтра. Хотя бы утолю свой вечный голод вкусными горячими блюдами, вроде свиных окороков, колбас, паштета. А ещё я мечтаю пропустить полдюжины стаканчиков вина… – эти слова я произнёс уже у двери.
– Чревоугодничай, сударь, только помни: обхаживать тебя с похмелья не буду, – махнул рукой Авенир и добавил отеческим голосом «ступай!», будто я целый час только и делал, что молил его отпустить меня, как мальчика, на прогулку.
* * *
Взамен рассыпавшейся в прах крошечной кельи на меня упала просторная комната. Стены её покрылись пёстрыми обоями, на полу развернулся богатый восточный ковёр, в один угол прыгнула высокая, холостяцки измятая кровать, в другой – тусклый, с замасленными дверцами шкаф. У маленьких оконцев разместился длинный, покрытый яствами стол, а возле него – полдюжины стульев. С одного стула поднялся Денис и, размахнувшись, захватил в объятия.
– Ну, братец, – говорил он, похлопывая меня по спине, – как-то ты поживаешь?
– Пока в уме и здравой памяти, – ответил я, соображая, что могло стать причиной столь крепких дружеских излияний.
– Чай, ты исхудал маленько, – заметил Денис, разглядывая моё лицо, а руками держа мои плечи.
– Есть отчего, – усмехнулся я и вкратце поведал историю моего жития у старца, обильно приправляя шутками.
Ярый не дослушал рассказ, расхохотался и лакейским движением рук указал на стол.
– Прошу… и без церемоний.
– А ты?
– Сам, сам. Я уж набил брюхо до отвала. По пять раз на дню набиваю, так что аж тошно. Но других развлечений нету. Скука. Изредка, правда, бывают барышни, но такие, чёрт их дери, что скулы сводит: за версту до избы начинают чулки стягивать, а уж что творят, что творят…
Я усмехнулся и поморщился одновременно, запихивая в рот громадный кусок ветчины, один запах которой кружил мне голову.
– Видать, тебя и впрямь готовили к причастию месяц, держали на воде и хлебе, – продолжал говорить Денис, – ну, ничего, разговляйся. Я придерживаюсь того скромного мнения, что не велик грех – хорошо покушать, а тем более, на дармовщину. Вина? У меня прекрасное вино, заморское.
Я сделал несколько глотков отменного напитка, протолкнув мякиш ещё тёплого хлеба, и был способен говорить.
– Откуда у тебя всё это, Денис? – спросил я с некоторой строгостью в голосе. – Небось Якорь?
– Он самый, мой дорогой сыщик. Но ты ешь, ешь на здоровье, – Денис проявлял особую настойчивость, видя моё покачивание головой, – и пей. После хорошего вина не бывает тяжёлого похмелья. Головная боль – признак дурного вина или без души сваренной водки.
Когда я снова начал есть, мой друг продолжил:
– Якорь – самая изумительная вещь, которую я когда-либо встречал, Коля. Он дарит мне сны, в которых я вижу схороненные столетия назад сокровища, он указывает дорогу к золоту, томящемуся без хозяина. Теперь я больше не преступник, Коля, я никому не делаю зла, я только ищу потерянное. Мне нравится такая жизнь. Скоро я найду столько золота, что смогу купить титул графа и слитками замолить все прежние проступки.
Мой рот был набит едой, я попытался возразить Денису, но не смог.
– Нет, нет, нет, – замахал он руками, – ничего не хочу слышать! Я уж узнавал. Ты думаешь, нет? Я узнавал, Коля, и убедился, что в нашем дорогом государстве всё покупается и всё продаётся. Я даже фамилию могу не менять, стану просто графом Ярым, а император перевяжет меня лентой и повесит какой-нибудь орден на мою доблестную грудь, – Денис усмехнулся, но с какой-то затаённой горечью. – У кого есть золото, у того и правда. А впрочем, всё это ерунда, сударь мой! Найду девушку из знатной семьи, и она нарожает семерых детишек.
Я даже поперхнулся от изумления. Денис заботливо постучал ладонью по спине и, как-то извиняясь, пробормотал:
– Ну-ну, братец.
– Ты и детишки?! Это тянет мистикой или жёлтым домом. С каких пор ты стал размышлять о детишках и законной супруге?
– Не надо думать, Коля, что мы прежние. Мы меняемся. Я тоже изменился, стал вдумчивее и даже сентиментальнее.
– Сентиментальнее? – скривился я. – Скажи лучше, что ты сделал с Волконскими?
– Ничего я с ними не делал, – закатил глаза Денис.
– Не лги. Ты ведь каким-то образом сбежал. Кто тебя освободил?
– А почему ты думаешь, что кому-то надо было меня освобождать? Может, мне хватило ловкости самому бежать?
– Мне кажется, что Волконский не такой человек, от которого можно запросто улизнуть.
– Хм… а я думал, о тебе пустая слава ходит. Но ты и впрямь обращаешь внимание на детали. Одним словом, осыщикился. Мне аж страшно находится рядом с тобой, с таким матёрым сыщиком.
– Ну тебя… – с горечью отмахнулся я, – разве ты не помнишь, что теперь я такой же преступник как и ты?
– Ах да, ах да. Ты поэтому скрываешься у старца этого…
– Я ни от кого не скрываюсь! – зашипел я.
Денис с улыбкой отодвинулся от меня и проговорил:
– Ладно, ладно…
– Я ищу пропавшую дочь Волконского, и старец помогает мне в поисках. Я только потому терплю его, что он мне нужен.
– Брось это дело.
– Что?
– Больше нет нужды стараться, Коля. Если я не ошибаюсь, ты дал слово этому Волконскому найти его дочь, потому что я был у него в подвале. Теперь я на свободе, стало быть, тебя ничего не обязывает морить себя голодом у выжившего из ума старикашки.
Я внимательно посмотрел на друга.
– Странные ты говоришь вещи, Денис.
– Говорю, потому что не знаю вообще, живы ли твои Волконские.
В мой желудок как будто опустился камень.
– Да, ты был прав, меня действительно освободили, – продолжал Денис, крутя в руках бокал с вином, – за мной пришла кучка разбойников. Кажется, дом горел, когда я скакал прочь с Якорем. Может быть, и нет на свете твоих Волконских.
Едва ворочая сухим языком, я ломано спросил:
– Денис, ты бы не мог… узнать… выведать, живы ли они?
– Оставь, зачем тебе это надо? – воскликнул Денис, удивлённо глядя на меня.
– Можешь считать это моей прихотью, – холодно проворил я. – Но исполни, если ты мне друг…
– Хорошо, ладно, решено, – Ярый был сражён последними словами, – считай, что уже выполнил.
Я принялся жевать какие-то овощи, но голод исчез. Просто надо было чем-то заняться.
– Я, конечно, узнаю, что стало с Волконскими, но советую тебе бросить эти никому не нужные поиски.
– Я дал слово, – проскрежетал я зубами ложь, которую и сам уже стал считать за правду.
– Эх… тоска…Кому нужны эти данные обещания?
– Мне нужны.
– Эка, братец, тебе втемяшило. Спорить с тобой бесполезно.
– А ты и не спорь, если знаешь, что я не передумаю. Я уже много что узнал.
– Небось, опять какая мистика? – спросил Денис, хлебнув из бокала.
– Мой друг, такой мистики я ещё не встречал. Вот послушай, – я оживился и начал рассказывать Ярому детали моих поисков.
– М-да, гляжу, тебе скучать не приходится. Однако же и я не живу султаном в гареме, – тут облако пробежало по лицу друга. – Беспокоит меня с некоторых пор одна странная вещь, не даёт покоя…
Денис поведал о мучившем его сне, в котором он видит стены, залитые лунным сиянием.
– Это крепость, понимаешь? Какая-то крепость. Она мучает меня. Сердце от неё болит. Но я знаю, – огонь вспыхнул в глазах друга, – я уверен, что за этой стеной – сокровища, страшные, несметные.
– Оставил бы ты это, – сказал я, несколько взволнованный рассказом Дениса, голос которого и резкие, неосознанные движения показывали абсолютную искренность всего, что он говорил.
– Что ты, что ты! – вскочил Денис, и от него откатилась едва уловимая волна безумия. – Я не могу… я не имею права… это невозможно, совершенно невозможно. Нет, Николай, эта крепость завладела всем моим существом! Я более не принадлежу себе, нет!
Он вдруг бросился к шкафу, распахнул дверцу, начал рыться в ящике, выбрасывая на пол скомканное бельё и приговаривая «Сейчас. Вот увидишь. Я тут такое покажу! Находка, да. Ты ещё удивишься». Наконец, он вскрикнул, найдя то, что искал, и побежал ко мне, неся на руках вещь, смахивающую на шкатулку. В этот миг я понял, что он болен.
– Гляди, Коля, это она! – Денис одним движением сдвинул тарелки и бокалы к центру стола, причём, несколько из них раздавились, но он не обратил на это внимание, и осторожно поставил на край вещь, оказавшуюся действительно шкатулкой. Вероятно, она когда-то была инкрустирована драгоценными камнями, но теперь от них остались только тёмно-серые уродливые шрамы на полусгнившей, подточенной сыростью обивке. – Это она, шкатулка, которую я отыскал благодаря Якорю и которая – я знаю, уверен в этом! – приведёт меня в крепость.
– А что в ней?
– Что? – переспросил Денис, и голос его был полон мольбы и просьбы о сострадании. – Ах, кабы я знал, что там, Коля! Кабы я знал…
Я повернул шкатулку другим боком и увидел отверстие странной, крестообразной формы.
– У тебя нет ключа, – догадался я.
– Нет, – выдохнул Ярый, склонив голову.
– А сломать?
– Пробовал, – покачал головой друг, – но безуспешно. Она заколдована.
– Где же ты нашёл её?
– Там, – Денис неопределённо махнул рукой. Я понял, что уточнять нет смысла.
– Что ж, как только я отыщу дочь Волконского (думаю, это случится скоро), я помогу тебе найти ключ.
– Правда? – Денис поднял глаза как ребёнок, которому отец только что обещал купить на ярмарке самую дорогую и удивительную на свете игрушку.
– Даю слово Переяславского.
Он схватил меня за руки и начал трясти.
– Помоги, помоги! Отблагодарю, отплачу, отдам половину того, что найду!
– Ладно, Денис, ладно. Не будем делить шкуру неубитого медведя.
– Тогда выпьем!
– Выпьем, – согласился я.
Денис выхватил из-под стола новую бутылку, сделал несколько неудачных попыток вынуть пробку, рыкнул, после чего замахнулся и отбил горлышко о край стола. Красный сияющий напиток забурлил в бокалах.
Выпив, я не сдержался и начал осторожно говорить.
– Денис, послушай. Мне кажется… ты только не обижайся… я думаю, что Якорь – эта странная штуковина – начинает предавать тебя.
Денис нахмурился, но спустя мгновение лицо его залилось пьяной весёлостью.
– Предаёт? Ты так думаешь? Мне тоже иногда приходит в голову эта мысль, но я так: ну и пусть!
– Якорь может не только оставить тебя ни с чем, но и погубить!
– То-то и оно: и пусть! – Денис осушил бокал, запустил его в стену, отчего тот брызнул фонтаном заблестевших осколков, и приблизил ко мне своё лицо и сказал горячим шёпотом: – я должен туда попасть, понимаешь? Должен попасть в эту чёртову крепость или куда там…
В глазах друга не было ничего, кроме чёрной воронки безумия.
* * *
Я думал, что мне не будет стоить труда найти луриндорское царство, ибо невозможно спрятать целую страну, не оставив следов. Всё оказалось иначе. Я уже четвёртый день без толку бродил по Ведольским хребтам, трансгрессируя по методу Авенира рано утром и возвращаясь поздно вечером, голодным, измотанным, раздражённым. На третий день поисков я высказал Авениру сомнения в правдивости слов Феоктиста, но старец зарычал как старый лев и приказал выбросить эту дурь из головы.
– Вернее будет утверждать, что я – невинная девчушка пятнадцати лет с косой до пояса, нежели предполагать, что Феоктист солгал, – отрезал Авенир и воткнул нос в карту Уральских гор.
И вот, на четвёртый день я шёл едва заметными звериными тропами по склону хребта. Я был тепло одет. Время от времени из руки в руку я перекладывал целый жгут ниток с болтающимися на них амулетами. Подобные деревяшки с загадочными символами и самых разных форм спрятаны у меня за пазухой. Они часто дрожали, грелись, потрескивали, словно их бросали в огонь, а не далее, как вчера, один амулет сгорел дотла, даже руку обжог. Авенир объяснил это большим количеством магических камней, древних ритуальных захоронений, мест волшбы и жертвенников.
– Земля, по которой ты ходишь, содержит столько тайн, что на разгадку их потребуется сотня моих жизней. Но будь осторожен, далеко не всё на Урале может причинить вред только амулету.
– Это я уже понял, – кивнул я, вспомнив Гробовщика, оборотней и фей.
– Если видишь, что на твоих глазах происходит какая-нибудь странность, немедленно трансгрессируй. Есть такие магические болота, из которых выбраться можно только с помощью трансгрессии и только так, как я учил.
После этого разговора я стал более собранным, внимательнее следил за тем, что происходит вокруг, обходил стороной изредка встречающиеся полуразрушенные каменные идолы, от которых амулеты начинали сходить с ума. Когда протяжно вскрикивала сорвавшаяся с ветвей одинокая птица, по телу пробегали мурашки. Под вечер я стал чувствовать непреодолимый страх и решил раньше закончить свои бесплодные поиски.
«Нет, что же я, в самом деле, мальчик? – подумал я. – Ещё совсем светло, надо пройти хотя бы до того валуна».
Взяв себя в руки, я зашагал меж низких деревьев и кустарников, пересёк мелкий, полный снега овраг и вскоре приблизился к серому валуну, поросшему почерневшим от холода мхом. На валуне лежали остатки снеговой шапки, почти полностью сдутой ветром. Амулеты в руках и на груди покоились. В груди что-то сжалось от ясного чувства, что в этой мёртвой тишине накатывающего зимнего вечера должно случиться какое-то событие.
И оно случилось.
Вся моя дальнейшая жизнь была бы иной, не случись тогда того, что случилось.
Я услышал стон и замер, потом осторожно приподнял края шапки, освободив уши. Звук повторился. Это был человеческий стон, похожий на скрип сухой ветви.
Странно, но мне ни разу не пришла в голову мысль, что это может быть магический обман, ловушка для простеца, подстроенная коварной тварью. Я пошёл на повторяющийся звук, а значит, спускался под уклон, который с каждым шагом становился всё круче. Если бы и захотел, я бы не смог мгновенно остановиться. Собственный вес влёк меня вперёд.
Какой-то зверёк бросился прочь, заслышав тяжёлые скорые шаги, мелькнул пушистым хвостом и другой. Тут я увидел фигуру человека под самым высоким деревом, заметил, что вокруг ствола этого дерева полностью растоплен снег. Оказавшись совсем близко, я с трудом остановился и окончательно убедился, что передо мной всего лишь человек, по какой-то причине привязанный к дереву. Человек сидел на земле, раздвинув ноги, под которыми находились две продолговатые ямы, (вероятно, он вырыл их своими ногами, суча ими в бессильной ярости); подбородок опущенной головы упирался в редко вздымающуюся грудь; меж сухих, в кровоподтёках, губ вырывался стон, теперь похожий на стихающий крик раненной стрелой птицы, давно упавшей на землю.
Я стал перед человеком на корточки и тихо спросил:
– Вы слышите меня?
Человек продолжал стонать, не обращая на меня внимания.
– Вы слышите меня? – повторил я громко и дотронулся до его ноги.
Тогда он вздрогнул, поднял голову, но взгляд его был направлен сквозь меня, в бесконечность, которой он уже наполовину принадлежал, потому что его миром был мир видений и бреда.
Я продолжил говорить с ним почти во всю силу голоса, но человек (теперь я также приметил его высокий, просто громадный рост) не отзывался, он был один на один с собой и своими кошмарами. Я схватился за голову, начал ходить то в одну, то в другую сторону, отчаянно соображая, что можно сделать, чтобы помочь несчастному. Сразу было ясно: человека нужно доставить в жилище Авенира.
– Трансгрессия? – спросил я вслух сам себя, но отмёл это предположение: рисковать было нежелательно, тем более, один раз меня едва не схватили. – Нет, нельзя. Нужно… да, именно!
И я немедленно трансгрессировал по методу Авенира, чтобы испросить у него совета.
Через пять минут мы вдвоём находились на Ведольских хребтах. Авенир со знанием дела осматривал человека, которого мы только что отвязали.
– Очень странный субъект, дорогой мой ученик, очень странный. Заметил его рост? А снег растоплен вокруг дерева лишь по одной причине: он способен согревать себя. Но кто его привязал? Вероятно, соплеменники за какую-нибудь провинность. Ага, ага… Что ж, могу с уверенностью сказать: это не человек.
– А кто же? – опешил я.
– Погоди, придёт в себя, расскажет.
– Выживет?
– Как пить дать. Он далеко не так прост, как кажется на первый взгляд. Ему до кончины так же далеко, как тебе до седины.
– Ну, а переправить каким образом его можно? Не на руках нести же?
Авенир насмешливо посмотрел на меня.
– Ох, глуп ты, Николай, как винная пробка глуп.
– А вот оскорблять не надо! – вспылил я.
– Да кто ж тебя оскорбляет? Я всего лишь озвучиваю прискорбный факт. Но-но, погоди отворачиваться и в низкой мести поносить меня грязными словами, – усмехнулся старец. – Сделаем мы так. Кто-то из нас возвращается домой и создаёт мощную трансгрессионную воронку, скажем, за десять минут. Тот, кто остаётся здесь, отсчитывает десять минут (я взял часы, ибо предполагал, что они понадобятся) и трансгрессирует с этим молодцом обычным способом.
– Меня точно схватят, – буркнул я, глядя в землю.
– Тогда создавай воронку.
Молчание. Я весь кипел.
– Ну?
– Не умею, – промямлил я.
– Что? – переспросил Авенир, хотя, уверен, он прекрасно слышал мои слова.
– Не умею, – прорычал я и почти с ненавистью посмотрел на старца. В его глазах играли огоньки.
– Ах, вот оно что… Полагаю, ты вообще не знаешь, что такое воронка и для чего она нужна?
– Не знаю, – сказал я ровным, металлическим голосом. – Что дальше?
Авенир понял, что очередной урок по обузданию моей гордости провалился, что он подошёл к той черте, за которой я перестану отвечать за свои слова и поступки, и заговорил без усмешки и превосходства опытности.
– Воронка – это прекрасная защита от перехвата при трансгрессии. Неужели вас такому не учили в Академии? Ах, да, это снова не законно. Воронку мало кто умеет делать, это достаточно хитроумная магия. Воронка, созданная в месте, куда человек хочет прибыть, засасывает этого человека, уменьшает время трансгрессии, почти сводит на нет возможность перехвата. Если воронка мощная, закрученная умелыми руками, она может стать своеобразным мостом, а мост, как тебе известно, чертовски удобная вещь. Достаточно одной поверхностной мысли о месте пребывания, и ты уже на другой стороне. Воронка действует один раз и мгновенно разрушается. Ах да, не советую создавать воронки, особенно мощные, вблизи междугородних портов, потому что туда может затянуть человека совершенно постороннего.
– Затянуть? – переспросил я, задумавшись о причине, по которой я оказался у Гробовщика.
– В этой местности исключено. Держи вот часы, засекай десять минут. А то пока мы болтаем, наш молодец совсем закоченеет.
После трансгрессии мы уложили незнакомца на сооружённую в первой комнате кровать, раздели, подмыли, одели в чистое исподнее и накрыли одеялами. Авенир залил ему в рот пахучий отвар, после которого «наш молодец» быстро затих и уснул.
Он пришёл в себя через сутки. Туманным взглядом мазнул по комнате, по Авениру и мне. Остановившись на моём лице, он почему-то улыбнулся вымученной улыбкой.
Мы накормили его мясным бульоном (даже мне досталась пара ложек). Он снова уснул.
Проснулся к вечеру и зашевелил губами. Я понял, что он хочет что-то сказать, и приблизился к нему. До меня донеслась лишь одна фраза, после которой незнакомец крепко уснул здоровым сном:
– На… зир…