Текст книги "Крепость Луны (СИ)"

Автор книги: Алексей Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

19. Беседа на пользу дела

Следующим вечером этот человек устроил мне бессонную ночь, и выбрал он для этого самый простой способ: схватил за руку и умоляюще прошептал:

– Скажите только да или нет. Понимаете? Да или нет, – он сделал паузу, чтобы судорожно втянуть в себя воздух. – Ответьте, это вы ищете потерявшуюся девушку? Вы?..

Я уставился на него во все глаза. Изумлению моему не было предела.

– Да, я ищу девушку, но…

Судорога отпустила лицо незнакомца, красивые черты его обрели покой.

– Да… да… – продолжил шептать он, но в голосе больше не было страдания, наоборот, в нём теперь звенела радость.

– Скажите, почему вы предположили, что я должен кого-то искать? – спросил я.

Незнакомец закрыл глаза. Его безмолвие разозлило меня.

– Кто вы такой и откуда вообще взялись? Почему молчите? Задавать вопросы у вас есть силы, а как отвечать, так сразу нет. Говорите, живо!

– Ну-ну, полегче, – с укором сказал сидящий за столом Авенир, – а то, глядишь, изобьёшь того, кого мы с таким усердием лечим.

Я подбежал к старцу.

– Нет, вы слышали, что он сказал? Он спросил…

– Я всё слышу, потому что нахожусь в своём доме, – Авенир зевнул. – Уже поздно, пора спать. Иди.

Я поплёлся к спальне, но вернулся и сердито посмотрел на старца.

– А если я предположу, что вы уже нашли с ним общий язык, то…

– Предположение твоё не имеет под собой никаких оснований, сударь. У тебя бред сонливого хомячка.

– Аа… Мне всё ясно! – и я зашагал в спальню, но по пути услышал равнодушный говор Авенира.

– Зуб даю, ничегошеньки тебе не ясно.

С этим я и растянулся на постели.

Раздражение на учителя быстро заменилось щекочущим любопытством. Рой мыслей зажужжал в голове. Предположения и догадки дикими лошадьми понеслись по бескрайней степи ночной тьмы. Я вертелся с одного бока на другой, время от времени приходя в себя, не понимая, спал я минуту назад или нет. Час уходил за часом, и похожий на патоку сон смешивался с реальностью, наполненной раздумьями. В могильной тишине иногда я слышал мерный стук своего плотского сердца, тогда как на месте другого, отнятого феями сердца я чувствовал ледяное спокойствие пустоты с притаившейся, как змея, болью.

На другой день я проснулся поздно. Мне захотелось быть отчуждённым, и я надел маску недовольства и холодности. Оделся теплее, прошёл мимо незнакомца, сделав вид, что не заметил его, лежащего с открытыми глазами и провожающего меня взглядом, и выбрался на свежий воздух.

Долго бродил по знакомой местности, усыпанной свежим снегом, пока, наконец, не почувствовал тяжесть голода. За это время голова прояснилась, раздражение улеглось, как стихают к полудню морские волны от далёкого ночного шторма.

– Наш молодец давно хочет говорить с тобой, – встретил меня серьёзным взглядом Авенир, – но ваш разговор состоится только после завтрака.

– У меня нет особого желания вести беседы с тем, кто притворяется спящим, когда ему задают серьёзные вопросы, – надулся я как мальчишка.

– Эх, сударь, – вздохнул старец, – до этого часа у меня была хоть какая-то надежда, но теперь я руку дам на отсечение, что взял в ученики круглое дурачьё.

– Да, ладно, шучу, шучу, – усмехнулся я. – Нынче я уверен, что этот молодец, как вы изволите выражаться, может рассказать нам множество любопытных вещей.

Мы наскоро позавтракали, накормили Назира (как он официально нам представился), причём он впервые, с болезненным выражением на лице проговорил:

– Вот совсем скоро я буду сам вставать, и тогда вам не придётся тратить на меня своё драгоценное время.

– Что за ерунда! – отмахнулся Авенир.

– Нет, право же, я вам нельзя сказать как благодарен…

– Лучше скажите, вкусно ли?

– Очень вкусно, Авенир.

– И сытно?

– Силы прибавляются с каждым часом, Авенир. Конечно, сытно.

– Меня так не кормят, – вставил я мечтательно.

– Ещё бы тебя, буйвола, так сытно кормить, совсем думать перестанешь, жиром заплывёшь, – отчитал Авенир, дал пить Назиру, проследил, как он вытер губы, и направился прочь с посудой.

Я подсел ближе. Назир смотрел на меня с любопытством и благодарностью.

– Я прежде не имел возможности благодарить вас за то, что вы не оставили меня там, у дерева, – начал молодой человек, но я перебил его.

– Это пустяки и давай на «ты». Мы ведь, наверное, одного возраста.

– С удовольствием, как вам… то есть тебе будет угодно. Только вот спасение жизни – это не пустяк. Кто знает, что бы случилось дальше. А если бы путь звёзд переменился? Такое бывает, мне кажется.

– Путь звёзд?

– Судьба. Предопределение. Но нынче это неважно. Теперь я понял, что Ириада во всём, во всём права, – глаза Назира слегка увлажнились. – Она великая! Да, да, великая! Теперь я верю…

– Ты говоришь загадками, – заметил я с мягким укором.

– Прости…

– Кто такая Ириада? И вообще, кто ты такой, из какого племени? Ты… человек?

– Я луриндорец, житель Луриндории. Мы, луриндорцы, внешне похожи на людей, но внутренне совсем другие. Наш срок отмерян.

– Да наш, в принципе, тоже, – усмехнулся я.

– Но ваш не так, – покачал головой Назир. – Прости, я мало наблюдал за людьми, мало с ними общался, но мне кажется, что у вас слишком много случайностей. Вы можете умирать… случайно.

– А вы?

– У нас неуязвимость до смертного часа. Иными словами, нас нельзя умертвить ранее срока. Мы бессмертны до смерти.

Я поморщился, с трудом разгадывая смысл одновременно простых и невыносимо сложных фраз.

– Плохо понимаю, Назир.

– Это не так уж и важно.

– Нет, ты объясни, мне ведь интересно.

Назир улыбнулся.

– Ну, хорошо, – он помолчал. – Представь, что у нас обоих спрятаны под одеждой ножи. У тебя нож и у меня. Если я выхвачу свой нож и ударю тебя в сердце, полагаю, ты умрёшь. А если мне суждено умереть в – пусть это мало – двести десять лет, как бы ты не старался, ты не сможешь меня убить. В любом случае, моя рана заживёт, а голова, отрубленная мечом, прирастёт вновь. Это и есть неуязвимость до срока.

Я слушал с громадным любопытством.

– Поэтому тебя и привязали к дереву, зная, что ты луриндорец?

– Меня луриндорцы и привязали.

– Как? За что?

Назир улыбнулся светлой улыбкой.

– Не «как» и «за что», а «для чего». Я был привязан, чтобы встретиться с тобой. Ради нашей встречи и этой беседы я пострадал. Теперь-то я всё понял. Ох уж эта Ириада, настоящая волшебница!

Заметив на моём лице недоумение, Назир поспешил всё объяснить.

– Ириада – гадалка, прорицательница, оракул, наша Пифия. Когда-то давно она была при короле главной прорицательницей, называла тем, кто хочет, срок, отмеренный им. Но уже много лет она живёт одна, сверженная со своего престола, и на её месте другая прорицательница, глупая французская ведьма, обворожившая короля. Ириада носит в своём сердце обиду на короля, но обида эта не затуманила её внутреннее око. Она почуяла опасность для трона и всей Луриндории, начала собирать сведения и через таких людей, как я, вскоре узнала, что младший сын короля замышляет переворот. Ириада переманила меня на свою сторону, и я делился с ней всем, что слышал среди охраны Рида. А совсем недавно она предрекла мне, что я должен буду пострадать за её дело. По её наущению я пошёл к Риду и объявил, что не намерен больше охранять предателя, что я всё знаю и завтра иду к королю. Рид обрадовался моей глупости, услышав, что я собираюсь идти к королю на следующий день, и ночью подослал своих верных слуг. Они схватили меня, избили, тихо выволокли из Крепости и за несколько десятков вёрст от неё привязали меня к дереву.

– Погоди! – вскричал я. – Ты сказал «Крепость»?

– Крепость Луны или Луриндория – это одно и тоже, – удивлённый моим внезапным порывом, ответил Назир. – А что такое?

– Нет… ничего… – пробормотал я, безуспешно пытаясь привести в порядок мысли. Я был поражён тем, что в эту историю со своими снами или видениями попадает ещё и Денис Ярый.

«А если это только совпадение? Я ведь не знаю, какую крепость видит Денис. Быть может, Якорь ведёт его в совсем другую крепость или замок?»

– Тебя пытались убить, оставив привязанным к дереву? – продолжил я разговор, но мысли всё равно бросались из стороны в сторону.

– Да. Надо сказать, это самое лучшее и самое страшное средство умерщвления. Плоть, которая всё-таки более уязвима, чем дух, отделяется от него и поддаётся тлению. А дух, расставшись с плотью раньше срока, начинает свой долгий путь в сумраке, лишь через сотни лет обретая истинный покой. – Назир помолчал. – Но Ириада ободряла меня. Она говорила, что я буду спасён человеком, который ищет пропавшую девушку по имени Ольга.

– Так и случилось, – улыбнулся я. – Мне нужно найти девушку по имени Ольга. Стало быть, ты знаешь, где она?

– Она у Рида. Рид похитил её.

– Зачем же? – воскликнул я.

– Чтобы жениться на ней.

– Жениться?! Разве у вас мало девушек? Неужели ему надо было… Постой! Он ведь – сын короля, верно я понял?

– Совершенно верно, Николай.

– Сын короля не может жениться на простой девушке, а Ольга…

– Здесь есть тайна, – перебил меня Назир, – тайна, которую мы пока не можем знать. Так мне объяснила Ириада.

– Тайна, которая связывает Рида и Ольгу?

– У меня рука не поднимается обвинять эту несчастную девушку в чём-то преступном. Судя по тому, как о ней говорила Ириада, Ольга ни в чём не виновата и не догадывается, почему выбор пал на неё. Это тайна, которую знает только Рид.

– Рид похитил её два с лишним месяца назад.

– Да.

– И до сих пор не женился на ней?

– Он ждёт третьего полнолуния.

– А что будет после третьего полнолуния?

– Её сердце вернётся к ней.

– Сердце вернётся? – я почесал лоб.

– Это долгая история. Ольга – простая смертная, а простые смертные могут попасть в Крепость только через Зал Оставленных Сердец. Местонахождение этого Зала известно лицам королевской крови и никому более. Я тоже о нём не ведаю. Ириада, если и знает, то не сочла нужным об этом говорить. А ведь и тебе, Николай, придётся через него пройти.

– Что ж это за Зал такой?

– Говорят, он принадлежит, как и весь замок, одному древнему духу, проклятому Небом за какое-то страшное предательство. Дух этот является стражем Зала. Дух забирает сердце у простого смертного, чтобы тот обретал уязвимость…

К нам подсел Авенир.

– Чтобы обретал уязвимость? – переспросил он и тут же продолжил. – Так вот к чему относится одна любопытная легенда о царстве, в котором люди становятся бессмертны до поры!

– Боюсь, что так, – отвечал Назир с некоторой гордостью. – Впрочем, не мне, простому глупому солдату, рассуждать о таких вещах. Я слышал в детстве о редчайших случаях, когда, войдя с сердцем в Луриндорию, люди обретали неуязвимость и великую силу, но случаи эти происходили задолго до рождения моего прадеда.

– Как же человек попадёт в Луриндорию, если только членам королевской семьи известно, где находится единственных вход в неё? – спросил я.

Назир смутился.

– Ну… по правде говоря, мы не так уж гостеприимны. Во время разрушительных войн мы закрылись от людей стеной и более не желаем их видеть.

– Выходит, мне надобно будет проникнуть в Луриндорию, населённую недружелюбным народом, и выяснить, по какому праву Рид, сын короля, пленил Ольгу? – ухмыльнулся я.

Назир смутился ещё больше, но потом открытым взглядом посмотрел мне в глаза.

– Доверься Ириаде так, как доверился я. Мы разработаем план, помня заветы Ириады. И всё получится.

– Если ты думаешь, что я смущён или напуган, то ошибаешься. За последний месяц я испытал столько, сколько иному хватит на целую жизнь. Уверяю тебя, что от поисков Ольги Кожевиной я не отступлюсь ни за что. А сейчас выходит, что я выполню одновременно ещё одну миссию: спасу короля и его трон… Тьфу ты, как высокопарно звучит!

Я и Назир засмеялись, но Авенир сохранил задумчивое выражение лица.

– Николай, – обратился ко мне старец тихим и немного взволнованным голосом, – ты уж решил, что пройдёшь через Залу Оставленных Сердец, но не обратил внимания на одну прелюбопытнейшую деталь: сердца-то у тебя и нет…

Смех оборвался и угас в вышине комнаты. В широко раскрытых глазах Назира смешались ужас и восторг.

– Человек без сердца… – прошептал он, – без сердца…

– Прорицательница и на этот счёт позаботилась? – с облегчением спросил Авенир.

– Да… То есть нет… Ириада говорила, что я услышу историю того, как человек потерял сердце, из уст самого человека, но она… её не смутило… она не обратила внимание на этот факт. Не могла же она просто позабыть об этом, в самом деле? – усталым голосом проговорил Назир. – Ириада столько всего мне объяснила, на многое открыла глаза, предсказала то, что сбылось и сбывается. Я не имею права, то есть мы не имеем права сомневаться. До полнолуния всё успеется. У нас ещё есть время обдумать наш план до мельчайших деталей.

Мы помолчали.

– Странно видеть, как обычный поиск девушки превращается в настоящее дело, – прервал я тишину и усмехнулся. – А мне казалось, всё будет так просто и понятно.

– Тебе нужно отдохнуть, – обратился Авенир к Назиру. – Ты слишком много работал языком для первого дня.

– Да, да, я лягу, но позвольте мне в нескольких чертах объяснить Николаю, как всё-таки можно найти Залу.

– Нет, нет и нет, – запротестовал старец, – ты сам сказал нынче, что есть время. Вечером расскажешь или завтра утром. Николаю и самому надо отдохнуть, если не телом, то душой. Мысли ему надо привести в порядок.

Я кивнул в знак согласия и покосился на Назира, чьё лицо выражало лёгкое разочарование. Он перехватил мой взгляд и улыбнулся.

– Время есть, – сказал он и этими словами как бы подвёл черту под всем разговором.

Со мной случилось то, что давненько не случалось: среди бела дня я повалился на кровать и заснул мёртвым сном.

20. Что хранят мертвецы

Зима устала ждать. Она обрушилась на Урал молодыми декабрьскими силами, под вой ветра устлала его снегами, заполонила непроходимыми сугробами, наломала тысячи сучьев. День она превратила в короткий сумрачный промежуток времени между двумя невыносимо длинными ночами. Мне казалось, впрочем, что дня не было вовсе, а был только томительный рассвет, три часа серого низкого давящего неба над головой и грустный стремительный закат.

Между тем, надо было искать древнюю обитель старца, создавшего стены Крепости, потому что в обители могло находиться нечто, способное указать на местонахождение замка с Залой Отнятых Сердец. И я искал, следуя указаниям Назира, который сам не был уверен в том, что говорит. Я бродил по крутым и пологим склонам, вдоль ущелий и оврагов, прятал руки в карманах, и только изредка доставал карту, сверялся с ней, пытаясь, чаще всего безуспешно, узнать, где я нахожусь. После обильных продолжительных снегопадов местность изменилась до неузнаваемости: белое покрывало спрятало многие детали, оставив только общие черты. Руки и ноги нещадно мёрзли, не помогал даже изготовленный по рецепту матери согревающий напиток, зелье, от которого по телу расходятся волны жара, но не затуманивается рассудок, как от вина или водки. Я путешествовал по два часа в день и трансгрессировал обратно, тщетно пытаясь согреться и понять, где я только что был.

Валил крупными хлопьями снег, а я брёл по пологому склону к очередной горе, которую не было видно за пеленой снега, но я по карте знал, что она есть, широкая, покатая, разрушающаяся под гнётом минувших тысячелетий. Рук я уже не чувствовал, да и ног тоже. Пора было возвращаться, чтобы не слечь от переохлаждения, но раздражение, клокочущее в груди, тащило вперёд, сквозь пушистую снежную стену. И вдруг я увидел силуэт.

«Нет, показалось».

Силуэт на миг распался, подхваченный порывом ледяного ветра, но вскоре образовался вновь, плотный, чёткий, реальный. Я сделал пару шагов и понял, что вылепившаяся из снега согбенная фигура хромает навстречу. Она смотрела себе под ноги, не поднимая головы, потом отстранила руку, поймала из воздуха костыль и зашагала быстрее.

Остановившись, я стал ждать с любопытством и едва уловимым страхом. Встретить в этих краях простого жителя какой-нибудь деревушки было событием практически невозможным. Что-то подсказывало мне: это необычный незнакомец и встреча наша неслучайна.

Расстояние между нами сокращалось. Теперь я видел впереди себя хромающего старика в тёмной поношенной тёплой одежде с подвёрнутой шапкой-ушанкой на голове. Ещё секунда – и в груди моей что-то оборвалось. Я узнал в старике слугу Шута, прежде открывшего мне тайну ведьм.

Он подошёл почти вплотную, со вздохом поднял голову и вперил в меня долгий взгляд чёрных бездонных глаз.

– Ну-с, сударь, добрый день. Не ждали? Холодно-то как! Аж косточки мои могильные продрогли. – Старик замолчал буквально на мгновение. – Что ж вы не приветствуете старого знакомого, не здороваетесь? Это нехорошо. А впрочем… да-с… вы правы: зачем желать здравия тому, кому оно уже отслужило давным-давно и кто в этом здравии более не нуждается? Совершенно излишняя трата времени и сотрясание воздуха! Однако ж, приглашаю вас на очередную встречу с моим досточтимым хозяином, коего, я надеюсь, вы не успели забыть.

– Да! Я не забыл его! Не забыл, потому что он каким-то образом замешан в смерти моего отца, и я должен непременно выяснить каким именно.

– Будьте благоразумны сударь, мой хозяин – далеко не тот человек, что прощает колкости и обиды в свой адрес. Ни одну пощёчину, пусть даже словесную, он не оставляет без ответа.

– Держите страшилки при себе. Ведите к нему, – велел я с дрожью в голосе.

Старик молча поклонился и пошёл прочь. Я кинулся за ним. Он шагал с костылём так быстро, что вскоре мне пришлось бежать, чтобы держаться вблизи его. Снег становился всё плотнее, почти ничего не было видно, однако же старик, очевидно, знал, куда идёт. В какой-то момент я почувствовал дрожь под ногами. Ветер с яростью ударил в лицо, и я понял, что с помощью чар мы перенеслись в другую местность.

И вот из завесы падающего снега выплыл огромный белый силуэт валуна. Мой провожатый остановился, обернулся ко мне и махнул костылём в сторону валуна.

– Вы должны коснуться его правой рукой. Тогда вы попадёте к моему хозяину и мило с ним побеседуете.

Я молча преодолел оставшийся десяток шагов и с тяжёлым предчувствием коснулся рукой облепленного снегом камня. Предчувствие не обмануло меня. Земля вздрогнула и с низким рокотом и шелестом соломы начала быстро проваливаться подо мной. Секунда, я только вскрикнул и полетел вниз в вихре деревянных обломков и кусков мёрзлой земли.

Падение было недолгим. Я растянулся на твёрдой поверхности, ушиб левый бок и колено, но тут же вскочил, хотя и не готовый к бою. Щепки, камни, какая-то труха и снег – всё взлетело с пола, на котором я теперь стоял, и восстановило ранее рухнувшую подо мной поверхность, теперь ставшую потолком и закрывшую от меня свет.

Тьма, непроглядная густая тьма вокруг. Как в первую нашу встречу с Шутом. Кто же он, в самом деле, если так боится света? Или это свет страшится его?

– И вновь мы с вами лицом к лицу, господин Переяславский, – прозвучал голос, коротким эхом отразившись от пустых стен. Теперь это был голос, которому нельзя было верить, но не верить которому было невозможно: он наполнял смыслом каждое слово до краёв, а смыслом этим была ложь. – Меня огорчает тот неприятнейший факт, что я не могу пригласить вас присесть и дать отдохнуть вашим натруженным ногам, но моей вины здесь нет: увы, в обители, в коей мы находимся, напрочь отсутствует мебель. Посему буду краток. Впрочем… Я чувствую, что вы хотите спросить меня о важным вещах. Прошу.

Но произнести слова, которые я готовил, пока шёл вслед за стариком, оказалось делом не таким простым. Возможно, виной тому была неуютная, холодная тьма, царившая вокруг; возможно, сбивало с толку падение в подземелье; возможно, присутствие Шута, который излучал невидимую, но ощутимую недобрую магию, укрощало меня и предостерегало от вспышки гнева. В любом случае, мне потребовалась почти минута, чтобы начать говорить слегка прерывающимся голосом.

– Не подумайте, что я с первых же слов намерен вас оскорблять или в чём-то обвинять, просто мне хотелось бы знать, каким образом вы связаны со смертью моего отца. Прошу не отрицать эту связь. Вы сами прекрасно знаете, что это бессмысленно. Вы прежде меня завладели запиской, присланной матерью, сделали её копию так тщательно и быстро, что никто не заметил пропажи, а потом…

– Оставьте, господин Переяславский, – умоляюще протянул Шут, но в этой просьбе была только насмешка. – Ваше воображение заведёт вас так далеко, что мы и в три недели не выберемся. Ничем я не завладевал и никакой копии не делал, это было бы чрезвычайно утомительно. Магия – вот краеугольный камень всего, что происходило с вами и происходит. Магия – причина, по которой вы смогли прочесть записку матери даже раньше своего слуги. Магия – причина смерти вашего отца, которому не хватило мудрости и смекалки остановится перед запретной дверью. Он почерпнул то, что не может вместить. Не сам ли он сказал, что опалил душу? Что же вы от меня хотите узнать? Придёт час, и вы спросите его самого, в чём состояла его ошибка. Тогда вы сможете узнать всё, потому что знание ваше нельзя будет ни к чему применить. Там, где вы будете беседовать с вашим отцом, знания являются лишь игрушкой, вроде бы и яркой, притягательной, но такой ненужной.

– Я хочу знать, есть ли ваша вина в смерти отца, – сурово сказал я.

– Только и всего? – усмехнулся Шут. – Что это изменит? Разве вы ещё не поняли, на чьей я стороне? Ведь вы прекрасно знаете то, чему детей учат с детства: свет – это хорошо, а тьма – плохо. А что вы видите вокруг себя? Не тьму ли? Тьма является ответом на все ваши вопросы по отношению ко мне, прошлые и будущие.

Шут замолчал, а я чувствовал, что падаю в бездну, из которой не возвращаются. Если раньше, после первой встречи, я смутно представлял себе Шута, как злого, помешанного и могущественного мага, то теперь его фигура вырисовывалась чётче. Но чем ярче становился образ, тем страшнее он казался. Речи Шута не были речами сумасшедшего, наоборот, его рассуждения твёрдо стояли на логике, логике зла. А есть ли на свете что-нибудь ужаснее зла, которое хладнокровно принимает и понимает, что оно является злом, не тяготится своим состоянием, а намеренно развивает его, растит в себе и удовлетворяется им?

Гнев, который я готовился излить на Шута при встрече, рассыпался в прах. Гнев казался теперь затеей бессмысленной, надо было только выслушать этого страшного господина.

– Ясно. Хорошо, – сказал я, когда ко мне вернулась способность говорить. – Больше не будет вопросов. А впрочем, вопрос будет, но лишь один: зачем вы позвали меня?

– Другого я от вас и не ждал, господин Переяславский, – сразу же откликнулся Шут у противоположной стены. – Вы мне даже нравитесь, извольте знать, хотя я не совсем доволен тем, как продвигаются поиски госпожи Кожевиной. Медленно, сударь, очень и очень медленно…

«Обо всём он знает», – в моей груди оборвалась ещё одна струна.

– Думаю, вам прекрасно известно, как я стараюсь, – скромно пошутил я.

– О, конечно известно! Такого самоотверженного сыщика, как вы, надо поискать. Однако же, при всех ваших талантах, на вашем пути встречаются преграды, которые без посторонней помощи вам не преодолеть. Я хочу вам помочь.

– Из ваших уст звучит не очень обнадеживающе. Уж простите.

Шут расхохотался.

– Увы, увы, горе мне, господин Переяславский. Вы зрите в корень. Эта помощь не бескорыстная.

– Что же я должен отдать взамен?

– А что вы готовы отдать?

– Сначала позвольте узнать, что вам нужно, – ответил я.

– О, да, я не промахнулся! – воскликнул Шут. – Вы будете блистать на Балу. Ваша находчивость и остроумие бесподобно.

– Захвалили…

– Говорю сущую правду.

– Вы умеете?

– Иногда.

– Ба! День открытий.

– Обожаю словесные перепалки с достойным оппонентом, однако нынче их надо отложить в сторону – дела. Так знайте: моя помощь не бескорыстна, но вам не нужно считать себя должником и чем-то отплачивать. Поверьте, всё само собой будет отплачено. Я много размышлял над своим прошлым, которое каким-то образом связано с вашим будущим. В этом хитросплетении трудно разобраться, но кое-что я разгадал, и теперь мне нужно, чтобы будущее наступило быстрее. По этой причине я помогаю вам. Вы должны найти госпожу Кожевину, потому что за ней по пятам следует тайна, сокрытая от меня до времени, потому что после вашей встречи обязательно что-то произойдёт. За этой встречей что-то следует, но пелена… пелена…

Последние слова Шута закончились стоном злобы и отчаяния.

– Я не вижу, – проскрипел он и тут же оправился. – Впрочем, это мои личные заботы. Пусть они обойдут вас стороной, господин Переяславский, у вас полно своих.

Знаете, ведь мы встретились в этом месте не случайно. Мой слуга привёл вас сюда по той простой причине, что – только не сильно удивляйтесь! – именно здесь находилась обитель старца. Та самая обитель, которую вы ищите. Как вам моя скромная помощь? Вы находите её уместной и целесообразной?

– Ещё бы! – вскричал я, пригвождённый к месту.

– Мои расчёты оказались верными. На сим я хочу откланяться, но вижу необходимым также предупредить об опасности. За моей спиной дверь, которую нужно взломать: силой или заклинанием. За дверью вас ждёт, если я не ошибаюсь, старый-старый неприятный субъект. Не берусь сказать, живой он или мёртвый, но у него есть плохая привычка убивать всякого, кто пытается найти ключ. Ах, да, ещё одни любопытный факт: ключ у субъекта внутри.

– Внутри? – прохрипел я ошеломлённо.

– Проблема тут небольшая: пока он будет искать отрубленную вами голову, вам следует вскрыть ему живот. Перебрав внутренности, вы отыщите ключ.

– Ключ от чего?

– Разумеется, от… впрочем, это другой акт вашей пьесы. Позвольте опустить занавес, пожелать вам удачи и откланяться. Меч вы найдёте на полу этой комнаты. Уверен, вам он пригодится.

Я лишь успел открыть рот, как услышал шум, похожий на внезапный порыв ветра. Лицо обдало горячей волной, потолок надо мной затрещал, а потом всё стихло. Я остался один в пустой тёмной комнате.

С минуту я стоял, слушая мерный стук сердца и собственное дыхание. Надо было что-то делать. В соседней комнате, если верить Шуту, находится то, что я ищу. А почему бы ему не поверить? Если бы он хотел меня прикончить, он бы сделал это ещё в том странном доме в столице. Вероятно, Шут что-то выжидает, а значит, пока беспокоится не о чем. Почти не о чем.

Щёлкнув пальцами, я зажёг на руке холодное пламя, которое осветило высокую мрачную комнату с чёрными каменными стенами. С земляного пола я поднял меч и двинулся к стене, у которой прохаживался Шут. В ней действительно была дверь, наискось забитая полусгнившими досками. Оторвать их не составило труда. С самой дверью я возился до тех пор, пока не ударил по ней ногой: тогда она вывалилась в соседнюю комнату, превратившись в груду щепок.

На меня сразу повеяло тяжёлой затхлостью и мерзкой сладковатой гнилью. Я сунул руку во тьму, и тьма убежала в углы. Я бросил невнимательный взгляд и сделал шаг. Под ногами захрустели щепки. Комната была пуста. Под стенами грудами лежали давным-давно рухнувшие полки, кое-где виднелись корешки, обложки и коричневые листы погибших книг. Неподалёку валялась столешница, что-то похожее на кубки, подсвечники. Всё разрушилось под гнётом столетий.

Я не шёл дальше, потому что в груди росло предчувствие чего-то страшного. Это предчувствие сковало меня до такой степени, что дышать стало тяжело, а пламя на руке почти потухло. Тьма, которую я потревожил визитом, возвращалась из закоулков и расселин, клубясь, сердясь и хмурясь.

А потом я услышал тихий продолжительный стон. Это был стон, который мог родиться только в груди мертвеца, стон, похожий на скрип и на плач одновременно.

На меня словно выплеснули ведро ледяной воды. Я задрожал, так что зубы застучали, и сразу потекли по спине струйки холодного пота. А ужасный звук тянулся и тянулся, казалось, ему не будет конца. Я чувствовал, что ещё секунда, и я закричу, брошу меч, потушу пламя и закрою уши, лишь бы не слышать этого мёртвого стона.

Наконец, существо затихло. Я смог перевести дыхание, в голове родилась одна-единственная мысль: бежать! Я хотел повернуться, но тут на моих глазах куча у стены зашевелилась, щепки поползли на пол, освобождая нечто. Теперь, даже если бы я приложил все усилия, если бы собрал всю волю, я бы всё равно не смог убежать. Я стоял на месте и смотрел. В ту минуту для меня ничего не существовало, кроме руки цвета гноя, появившейся из-под груды обломков. По этой руке бежали туда-сюда насекомые, какие-то каракатицы; они боялись огня и прятались внутри гниющей плоти. Потом я увидел лысый череп, спину, в которую вросли щепки, и ноги. Существо поднялось на четвереньки, потом медленно, минута за минутой, цеплялось за выступы каменной стены, пока не выпрямилось. Теперь оно стало выше меня. Оно дышало со свистом, потому что часть воздуха вырывалась через дыры в разорванной груди. Из этих дыр сочилась коричневая слизь. Существо, будучи когда-то давно мужчиной, судя по ошмёткам плоти между ног, втянуло воздух через сгнившие ноздри и повернуло голову в мою сторону.

Я пошатнулся не то от ужаса, не то от тяжести, возникшей в груди. Взгляд пустых глазниц был страшным до исступления. Я смотрел в провалы под покатым лбом, готовый лишиться рассудка. Я был близок к агонии, но какая-то живая сила помогала стоять на ногах, поддерживать пламя на левой руке, а правой – сжимать от пота выскальзывающую рукоять меча.

«Он слеп, это хорошо», – решил я, чуть приободрившись.

Но я поторопился, потому что существо вдруг открыло рот, причём нижняя челюсть опустилась так низко, как не смог бы опустить лучший фокусник Ранийской империи, запустило в рот пальцы и, дёрнувшись, отрыгнуло на ладонь вместе со слизью два желтоватых шарика, которые оно вдавило себе в глазницы. Последовавший за этим хрип, вероятно, означал ликование. Но не для меня.

Меня вырвало. Жгучая рвота потекла из носа по подбородку, на глазах выступили слезы. Я пошатнулся и упал на колени. Меч глухо звякнул о щепки и выскочил из ладони. Пламя почти погасло, и в наступающей тьме я услышал тяжёлые скорые шаги и треск ломающихся под ступнями вещей. Я бросился назад, в комнату, в которой я беседовал с Шутом, но мертвец так цепко ухватил меня за плечо, что я под собственным весом развернулся и, вырвавшись, упал на бок.

Я находился на земле всего секунду, но существу этого оказалось достаточно, чтобы наступить на голень. От боли я заревел, как медведь, пронзённый копьём. Звук собственного голоса придал мне сил. Я откинулся на спину и хлопнул в ладоши. Пламя буквально взорвалось на обеих руках. Слёзы в моих глазах заискрились, а мертвец одним звериным движением отскочил назад. В ярости он сжал челюсти, и зубы, крошась, полетели во все стороны. В его восковых жёлтых белках без зрачков играли отблески преисподней.