Текст книги "Крепость Луны (СИ)"

Автор книги: Алексей Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Я с трудом смог скрыть удивление той ловкости, с какой Авенир провёл этого напыщенного господина, ведь, разумеется, никакого «слова», равно как и «дела» ни у меня, ни у него не было.

Дутов снова призадумался. Он размышлял над тем, стоит ли делиться с нами важными сведениями. В итоге желание показать свои большие связи перевесило желание отказать нам в помощи.

– Молодой человек, вам нужно обратиться к опытному ювелиру. Быть может, такой мастер встречал в своей практике драгоценные камни, состоящие из воды. Впрочем… знаете… у меня есть один хороший знакомый, по выходу на пенсию он живёт в столице, но по-прежнему его услугами пользуется Министерство внутренней безопасности. Беда в том, что к нему трудно пробиться на приём. Вам придётся сильно постараться, если вы захотите попросить у него аудиенцию.

Я воспользовался паузой Дутова и спросил:

– Кто же этот великий муж?

– Кирилл Александрович Рудовский – один из крупнейших специалистов по Большому Камню, в том числе, по минералам. Он увлекался раскопками, изучением отложений, добыванием драгоценных металлов. Кстати, нажил неплохое состояние, – Олег Филиппович вздохнул и обратился к старцу. – Дорогой Авенир, я спешу, поэтому вышлю визитную карточку Рудовского позже. Если сегодня позабуду, то обождите до завтра. С вашим замечательным способом трансгрессии, о котором я слышал, посетить столицу ничего не стоит.

– Вы совершенно правы, – сказал Авенир таким голосом, как будто он глубоко польщён.

Раскланявшись, мы вернулись в свою скромную обитель, причём, тишина и стены подействовали на меня далеко не лучшим образом. Я сразу оказался под властью одной жгучей мысли: драгоценного камня, вынутого из украшения Ольга Павловны Кожевиной, больше нет, с нами только печальный итог исследования: странный камень состоял из воды, форму которой поддерживало неизвестное заклинание.

Да… В каком направлении двигаться, от чего отталкиваться и как распознать стороны света, если небо заволокла плотная непроглядная мгла?

16. Якорь Удачи меняет хозяина

Странный сон явлен был Волконскому в ту ночь: будто он стоит неподалёку от усадьбы и видит, что его магическая защитная ограда объята пламенем, языки которого высоко вздымаются в серое небо. И вдруг из пляшущего огня вырываются тёмные силуэты на чёрных конях. Незнакомцев всё больше и больше, и всё сильнее охватывает Волконского ужас.

Тут он и проснулся. И в миг, когда сознание вернулось в плывущую реальность, Лев Сергеевич понял, что явившиеся ему образы не принадлежат сну, что незнакомцы в полутора верстах отсюда действительно скачут на конях и что желания их темны и ужасны.

Волконский вскочил подобно солдату, разбуженному далёким призывом к битве, и обратился к супруге, которая проснулась от резких движений мужа.

– Настя, скорее вставай, накинь что-нибудь. Вместе с детьми я закрою вас в убежище.

– Что случилось?

– Ярый не попусту грозился: нашу границу пересекли разбойники.

Настасья Никитична испустила сдавленный крик.

Одевшись за минуту, супруги бросились в детскую. Лев Сергеевич зажёг свечи. Настасья Никитична одевала сонных, ничего не понимавших детей.

– Я разбужу Андрея.

Но того будить не пришлось. Он, качаясь из стороны в сторону, брёл по коридору.

– А вы корили меня за чтение книг о тёмной магии, – крикнул он. – У нас, как я понимаю, гости?

– Да. Помоги Насте провести Сашу в библиотеку.

– Конечно.

Лев Сергеевич перебрался в крыло, где жила прислуга, и разбудил всех, приказав не сопротивляться, а если будет возможность, спрятаться: это шайка отменных головорезов, если верить тому, как полыхала защита. Потом он вернулся в библиотеку с лампой в руке и открыл потайной ход, ведущий в каменное убежище.

– Я наложу заклятие недосягаемости. Андрей, вы сможете его убрать, когда я подам сигнал?

– Обижаете, Лев Сергеевич.

– Что ты задумал? – с тревогой спросила Настасья Никитична. – Ты ведь будешь с нами в убежище?

– Нет.

– Нет?! – воскликнула Волконская.

– Это не по-мужски.

– О, Господи! Да ведь тебя могут убить!

– Не убьют. К тому же изнутри нельзя наложить заклинание недос…

– Я тебя не пущу! – закричала Настасья Никитична и бросилась на мужа.

Тот поднял лампу, осмотрел поверх головы бьющейся супруги просторное убежище, стены которого сплошь выложены из камней, и спокойно обратился к Андрею:

– Возьмите, пожалуйста, лампу.

Андрей выполнил просьбу.

А Волконский тряхнул хорошенько супругу и поцеловал её в губы.

– Я не могу сидеть здесь как крыса, пока мою усадьбу разбирают по кусочкам. Ты ведь это понимаешь. Я скоро вернусь. Андрей, знаком моего возвращения будет три быстрых удара и вслед за ними через десять секунд ещё два.

– Хорошо. Удачи.

Волконский кивнул, посмотрел на дрожащих детей и, не дав жене броситься на него снова, вышел из убежища и навёл заклинание на каменную дверь, которая стала частью стены. Потом он оглядел библиотеку в поисках того, что могло бы выдать существование потайной двери, передвинул на пару шагов диван и спустился в подвал.

– За тобой пришли, – громко сказал Лев Сергеевич.

– А? – спросонья спросил Денис, жмурясь от света лампы.

– За тобой пришли.

Денис не спеша потянулся.

– Так ты меня освобождаешь?

– Когда это мы успели перейти на «ты»? – со злостью полюбопытствовал Лев Сергеевич.

Денис усмехнулся, глядя в глаза хозяину усадьбы.

– А, – протянул он тихо, – нервничаешь? А я ведь тебя предупреждал, Лёва.

Волконский дрожащими руками открыл замок, распахнул решётчатую дверцу и вцепился в руку Денису, приставив к виску пистолет.

– Ещё раз ты назовёшь меня иначе, чем господин Волконский или Лев Сергеевич, и содержимое твоей головы обретёт независимое от тебя существование.

– О! Я прям волнуюсь.

Волконский тащил Дениса по ступеням, ведущим в коридор.

– А почему, уважаемый Лев Сергеевич, вы так не переносите фамильярности? Может, вас в детстве дразнили мальчишки? Или первая девушка не захотела раздвинуть ноги, потому что вы были просто «Лёвой»?

Волконский ударил Дениса головой о стену. Висевшая позади них картина упала на пол, рамка разлетелась. Денис съехал вниз, но Волконский заклинанием швырнул его в другую часть коридора, так что тот, пролетев метров десять, пробил собой дверь.

Но Ярый оказался куда более выносливым, чем можно было предположить. Он не стал отлёживаться, а сразу попытался подняться. Правда, это у него не получалось.

Волконский приближался, ступая тяжело, словно отмерял каждый шаг.

Денис, собрав последние силы, стал на четвереньки и так, по-звериному, долез до дверей. А хозяин усадьбы одним махом зажёг всюду свечи и выстрелил в стену, впрочем, сквозь неё не надеясь попасть в беглеца. Потом Волконский нагнал его в сенях, где обычно камердинер забирает у гостей одежду, схватил за шиворот, приставил пистолет к виску и так вышел, толкнув дверь ногой.

Свет от фонаря над головой освещал ступени и часть дороги.

– Вы не боитесь простудиться, господин Волконский? – вложив в голос как можно больше ехидства, спросил Денис.

– Что ты! Твои дружки будут с минуты на минуту.

– Значит, подождём.

Совсем скоро послышался топот конских ног. Разбойники явно не спешили. Они заглядывали в окна, удивляясь, как быстро хозяева подготовились к их приезду.

Неспешно вырисовались фигуры коней и наездников. Вне сомнений, это была знакомая читателю шайка. Впереди ехал главарь. Его конь, ничуть не устав за долгий путь, изящно подбирал ноги.

Разбойники резко остановились, когда увидели на крыльце Волконского и находящегося у него в плену Ярого. Главарь снял шапку и пару раз ею махнул.

– Разреши-ка переночевать, добрый барин, да хлебом-солью полакомь, – нараспев произнес главарь.

– Боюсь, что для ужина уже слишком поздно, а для завтра очень рано, – ответил Волконский и сошёл вместе с Денисом на первую ступень.

– Вы, братцы, как думаете: стоит ли нам спрашивать разрешения и выслушивать отказы? – обратился главарь к шайке.

Разбойники почти единодушно крикнули:

– Нет!

– Не стоит?

– Нет!

– Подведи! – крикнул главарь крайнему мужику.

Тот спрыгнул со своего коня и вывел из тени другого.

Сердце Льва Сергеевича оборвалось, рука с пистолетом задрожала. В седле качался связанный и одетый в лохмотья Сан Саныч.

Главарь достал пистолет и приставил его к генеральской голове.

– Пусти Ярого! – велел он.

Волконский в один миг убрал дуло, приставил носок сапога к заднице Дениса и так дёрнул ногой, что Денис слетел с высокого крыльца, не коснувшись ступеней.

Разбойничья шайка не отличалась тактичностью. Как только Ярый мешком повалился в снег, громыхнул дружный хохот. Один лишь главарь остался хмур и серьёзен. Он подождал, пока Ярый отряхнётся, потом обратился к нему с нехитрым вопросом:

– Где доля?

– Доля?! – Денис сделал изумлённое лицо. – Ну, разумеется, я не мог её тащить с собой: она слишком велика.

– Неужто?

– Да.

– Так где же она?

– Погоди, ты слишком быстр, если что-то касается твоей прибыли, Емельяныч. Останови свою прыть, доля твоя от тебя не убежит: она не заяц и лап у неё нет, – Денис качнулся, но удержался и изящным движением указал на усадьбу. – Здесь твоя доля. Всё, что найдёшь, будет принадлежать тебе, Емельяныч. Даю слово.

Шайка встрепенулась и алчно загалдела.

– Да, да, я не оговорился, господа. Вы явились сюда, значит, с вами можно иметь дело. И я вас вознаграждаю. Кстати, – добавил Ярый, уцепившись за поводья главаря, – у хозяина, который так небрежно выпустил меня на свободу, есть прекрасная жена. Правда, она беременна. Но срок не тот, чтобы живот мешал делу.

Разбойники переглянулись и захохотали.

– Но довольно слов. За дело! – крикнул Денис. – Реликвотека ждёт вас. Снимите с седла нашего достопочтенного генералишку, и пусть его сопровождает надёжный человек. Уверен, господин Волконский устроит нам достойный приём.

Главарь оглянулся к шайке.

– Господа, часть из вас пусть останется со мной. Остальные могут лезть в окна и забирать всё, что душе угодно. А если ничего не нужно, бейте и жгите.

Тем временем Лев Сергеевич стоял на крыльце и слышал все слова, брошенные в ночь. Но что он мог сделать один против двух десятков разбойников, в плену которых его друг?

Охранять Сан Саныча вызвался огромный парень со сверкающим тесаком. Холодное лезвие тесака тут же коснулось шеи генерала.

– Итак, дорогой хозяин, – обратился к Волконскому главарь, спрыгнувший с лошади, – бросай пистолет и открывай нам двери. Геннадий, – кивнул он парню, который впереди всех стал подниматься по ступеням.

Волконский увидел серое опухшее лицо настоящего генерала и отбросил в сторону пистолет, который тут же утонул в снегу. Потом глубоко вдохнул, чтобы попытаться успокоиться, и распахнул одну створку двери, дернул защёлку и открыл другую. Бежать из собственного дома Волконский не мог.

– Где же твоя красавица-жена? – сверкая глазами, нараспев произнёс главарь.

– Разве ты не заметил изгороди? Я был предупреждён, и она далеко отсюда.

– Врёшь!

– Нет.

– Врёт, – издевательски улыбаясь, сказал Денис. – Женщина в положении не может трансгрессировать. Она где-то здесь. Ищите. Ещё есть маленькая девочка и мальчик. Но это на любителя.

– Обожаю мальчиков, – прошептал худой мужик с синяками под глазами. – Такая нежная кожа внизу живота.

Шайка, разбредшаяся по дому, загоготала. Лицо Волконского сделалось серым.

Из конца коридора донёсся голос Дениса.

– Емельяныч, прихвати с собой пару молодцов и сюда. Здесь сокровищница.

Он легко снял заклинание, проник в реликвотеку и теперь оглядывал полки. Глаза горели жаждой наживы.

– И не забудь привязать Волконского, – прибавил он.

Со стола, стоящего в гостиной и накрытого узорчатой скатертью, сгребли всю посуду и побрякушки, а сам стол перевернули на бок. Добытой неизвестно где верёвкой они связали Льву Сергеевичу руки и ноги, а потом перехватили вдоль туловища, не забыв с другой стороны столешницы посадить так же связанного генерала.

Разбойники разглядывали картины и тут же резали их ножами. Бродили по комнатам, срывая шторы, выбивая стёкла в шкафах, хватая всё, что отливало золотом. Впрочем, последнего было немного.

– Что за нищая усадьба! – воскликнул один. – И поживиться нечем.

– Да, Ярый, ты завёл нас не в то место, – подтвердил другой, крича через весь дом.

– Господа, вы не там ищите. Сюда! Все сюда немедленно.

Не прошло и десяти минут, как вся шайка находилась в реликвотеке. Полки были пусты. Проворного черноволосого разбойника послали разыскать мешки, потому что некуда было ссыпать добро.

– Что же мы получим за это хламьё? – спросил главарь.

Шайка поддержала его одобрительными возгласами, так как лица большинства выражали недовольство.

– Сотни тысяч.

– И себе ты ничего не возьмешь?

– Я возьму единственное, что меня заинтересовало. Вот этот Якорь.

Главарь сузил глаза.

– Нет, его я выбрал.

Денис поднял взгляд на разбойника.

– Ты не знаешь, что именно ради этой вещи я и шёл сюда, из-за неё я погорел. Она была бы у меня, если бы Волконский не оказался таким проворным.

– Пустое. Давай мне!

– Назови сумму. Я через неделю заплачу, – сказал Денис.

– Десять тысяч.

Ярый пожал плечами.

– Десять так десять.

Емельяныч спохватился, опасаясь, что продешевил, и выкрикнул:

– Пятьдесят.

– Согласен.

– Сто!

– Емельяныч, будь благороднее! Сто тысяч за безделушку?

– Раз это безделушка, отдай её мне, и покончим с этим. Ты же знаешь, я не отступлюсь.

Денис подошёл к главарю вплотную.

– Ты умеешь ею пользоваться? Даю руку на отсечение, что нет. А я умею. Я заплачу тебе сто тысяч через неделю и ещё двести через месяц. Устроит?

Губы мужика растянулись в улыбке.

– Сойдёт.

– Вот и славно, – сдержано сказал Денис, боясь вызвать новый приступ жадности у того, с кем он только что заключил очень выгодный договор.

Отойдя в сторону, он вытер со лба выступившие капли пота и сунул Якорь за пазуху.

Мужик принёс три мешка, которые дал ему кучер генерала, и разбойники начали их наполнять.

– О, Лаврентий, как жизнь? – спросил Денис, видя своего старого знакомого. – Я думал, ты уже давно удрал.

– Как можно, барин.

– Ладно. За верность бери карету, только довези имущество наших партнёров туда, куда они попросят.

Емельяныч кивнул в знак согласия.

– Кстати, Емельяныч, отдай мне кольцо. Я хочу быть свободным.

Главарь шайки вернул Денису кольцо, которое тот надел себе на указательный палец левой руки.

– Благодарю и на сим прощаюсь. С вами можно иметь дело, дорогой друг.

– С тобой тоже, Денис.

– Одолжи коня, на котором привезли генерала.

– Изволь. А что сделать с генералом и Волконским?

Денис подумал ровно секунду, а потом небрежно бросил:

– Да убей.

И вышел. Шаги его гулко отдавались в коридоре.

У гостиной он остановился и посмотрел через отрытые двери на Волконского. Ни капли жалости не отразилось на молодом лице, только губы сложили слово, которое понял лишь хозяин усадьбы.

На улице Ярый отвязал коня, резво запрыгнул на него и помчался прочь, увозя главную реликвию усадьбы Волконских. Поднимаясь на холм, он был уверен, что слышал глухой удар и грохот падающей стены и видел слабую вспышку, которую тут же поглотила зимняя ночь.

Скоро облака разлетелись по чёрному небу, и скатывающаяся на запад луна бросила свой бледный свет на холодную землю. Выступила пахота, лента дороги, тёмный ковёр леса. К рассвету Денис был далеко.

А через неделю он принёс Емельянычу мешочек, в котором находилось ровно сто тысяч.

Блестяще одетый, пахнущий модными духами, явился Ярый и через месяц с двумястами тысячами на руках. Емельяныч не мог найти слов, чтобы выразить те противоречивые чувства, что томили его душу. Как большинство ранийских разбойников, Емельяныч относился к деньгам без трепета, но с азартом пропивал их, раздавал крестьянским девицам, дарил им камни и золото, ничуть не разбираясь в драгоценностях и потому платя перекупщикам вдвое больше, чем они стоили. И тем не менее, мысль, что он ошибся, отдав Якорь, неотступно следовала за ним, словно тяжкий, не дающий покоя, вечно преследующий рок. Увидев двести тысяч, он позволил себе вздохнуть, чего никогда не позволял ни себе, ни другим из своей шайки.

– У тебя невесёлый вид, – заметил Денис.

– Не больно расположен шутить, – ответил Емельяныч, растянувшись на сене и не глядя товарищу в глаза.

– Нет, я думаю, ты просто не решил для себя, правильно ли сделал, отдав мне Якорь, – проникновенно сказал Денис.

– Откуда тебе знать?

– Да по глазам вижу.

Емельяныч молча ломал кривыми пальцами соломинку.

– А хочешь, – тут Денис оглянулся на запертые ворота сарая и продолжил тихим голосом, – хочешь, ровно через год я тебе его верну?

Разбойник приподнялся на руках и удивлённо посмотрел на товарища.

– Я не шучу, – заверил его Денис, имея самый серьёзный вид. – Эта вещь гнетёт. Я постоянно вижу видения, сны, а во снах – клады и местность, где эти клады зарыты. Я каждую ночь плохо сплю. Я всё время брожу, с одной тропы перехожу на другую, просыпаюсь, засыпаю и снова шагаю или скачу на коне. Я устаю, Емельяныч, правда. Акогда я забываю о Якоре, мне становится легче.

– Ты хочешь меня отговорить, – резко сказал Емельяныч, но в голосе не было уверенности.

– Совсем нет. Я спрашиваю: хочешь ли ты, чтобы ровно через год, день в день, я отдал тебе Якорь навсегда? И ты станешь его полноправным хозяином. Хочешь?

Разбойник сел, и в глазах его заплясал алчный огонь.

– А что если хочу? Страстно хочу, аж сил нет! Что скажешь, а?

– Скажу, что твоя воля. Через год и не днём позже Якорь будет в твоих руках! А до этого веселись и пей. Двести тысяч – они твои, я их назад требовать не буду.

– Что же ты будешь делать?

– А за целый год я смогу накопить достаточно средств ижить безбедно до самой смерти. Я сменю имя, куплю титул, скажем, графа. Как тебе: «граф Ярский»?

– Ляпота! – захохотал Емельяныч, у которого поднялось настроение.

– Я буду графом и буду жить припеваючи в своём роскошном имении, буду всеми любим и уважаем, завистники, глупцы и подлизы будут слагать обо мне стишки, воспевать в романсах. Славы я хочу, славы! Любыми путями.

– Как ты тараторишь, аж чудно слушать!

Денис махнул рукой в сладостном порыве мечтаний.

– Ничего, привыкнешь. И сам понимаешь, через год мне Якорь будет совсем не нужен. А пока…пока я вижу по ночам какую-то крепость. Знаешь, она чёрная, со сверкающими скользкими стенами, потрясающей воображение громадой купается в лунном свете. Это ведение не оставляет меня последние несколько дней. Я должен попасть в эту странную крепость, наверное, там много сокровищ, о которых и не слыхало человечество…

Емельяныч уже не слушал: он забылся безмятежным разбойничьим, но чутким сном. На посту в разных местах стояли трое, они всматривались зорким глазами во тьму и острым слухом улавливали любой шорох. Четвёртый миловался с женой какого-то работника, уехавшего по делам, и приглушённые стоны её доносились в сарай. Пятый крутил усы, потягивал водку из железной кружки и беспокойно переминался с ноги на ногу, ожидая своей очереди на любвеобильную девицу.

Денис улёгся рядом с Емельянычем на пахучую солому, но через минуту приподнялся и затушил свечу. Едва он закрыл глаза, как во тьме с кружочками от задутого огонька возникла крепость, ещё более сияющая и более холодная, чем прежде.

Единственное, что никогда ему не снилось, и к чему он ни разу не возвращал свою мысль, – это пылающая усадьба Волконских.

17. Лунное Древо

Карета, запряженная тройкой лошадей, подкатила к порогу дома. Несмотря на позднее время, перевалившее за полночь, большие окна дома все до единого бросали на искрившийся снег жёлтые прямоугольники света.

Из дверей вышел среднего роста человек в длинной шубе и с шапкой на голове и, провожаемый громкими возгласами, сколь восторженными, столь и нетрезвыми, с трудом спустился со ступенек. Впрочем, надо отдать должное этому незнакомцу, он чувствовал свою слабость и потому спускался очень осторожно, переставляя каждую ногу так, словно ступени были стеклянные, и любой поспешный шаг грозил неминуемой гибелью.

Кучер вытянул задвижную лесенку у кареты и распахнул дверцу. Человек неразборчиво пробормотал слова благодарности, свидетельствующие о хорошем расположении духа, с вздохами взобрался в карету и буквально упал на скамью, ощущая, что силы покидают его, а голову наполняет уже не только гул от выпитого спиртного, но и ватные объятия сна. Звук захлопнувшейся двери был далёк и глух. Карета покатила, плавно раскачиваясь из стороны в сторону, а человеку казалось, что стены прыгают, а он сам переворачивается с одного бока на другой.

Так он бы и заснул, и пришлось бы камердинеру вместе с кучером вытаскивать своего барина из кареты и нести под руки по спящим коридорам, распугивая шуршащих мышей, чтобы кое-как раздеть его и уложить на взбитую перину. Но эта ночь не походила на другие разгульные ночи: она готовила ему сюрприз.

Человеку даны не только чувства, которыми пользуется самое юное и самое старое и немощное тело. Ещё у человека есть бессмертная душа, не редко «чувствующая» близость другой такой души. Ведь каждый хотя бы раз оглядывался и действительно ловил на себе чей-то пристальный взгляд, хотя за секунду он понятия не имел, что кто-то на него смотрит.

Наш герой резко вынырнул из своего полузабытья, словно его толкнули локтём в бок. Но его никто не толкал, в этом мы можем быть уверены. Ощущение, что кто-то находится рядом, потревожило человека, и он, благодаря своей опытности, без труда перевёл глаза в такое состояние, при котором можно видеть ауры всех разумных существ. В ту же секунду он коротко вскрикнул, но, по причине сильного опьянения, лишь безнадёжно откинулся на спинку каретной скамьи.

– Вася, – раздался негромкий голос с противоположного угла кареты, – это я, Николай Переяславский.

Человек, чьё похмелье постепенно рассеивалось, внимательнее пригляделся к ауре.

– Ну? – вновь прозвучал тот же голос. – Узнал?

Прошло ещё полминуты, прежде чем человек, которого мы теперь должны называть Василием, выдохнул.

– Фу… чёрт… напугал!

– Ну, прости, – хохотнул я (а это без сомнений был я, и голос принадлежал мне). – Раньше я не знал, что ты способен испугаться.

– Не ехидствуй. Ещё раньше, быть может, мне нянюшка нос утирала, так что с того?

– Ты часто так?

– Что? – буркнул Вася, но по его голосу было понятно, что он знает, о чём его спрашивают.

– Набираешься до ослиного шепота.

– Как всегда, – отмахнулся Вася и сказал очень серьёзно. – А вот ты зря тут.

– Почему? – спросил я, невольно напрягшись.

– В определённых кругах ты стал большой знаменитостью, как со знаком плюс, так и со знаком минус. Надо сказать, что куда чаще – со знаком минус. От слухов трещит по швам сыскная и жандармская столица.

– Да ну?

– Я не шучу. Если верить тому, что болтают, ты с помощью магических приёмов отвесил приличную пощёчину самому Рубовскому, а за это он объявил тебя величайшим злодеем века и спустил всех собак, каких только можно спустить.

– Судя по тому, что я живу и здравствую, у этих пёсиков с нюхом сплошная беда, а лаять они так и не научились.

– Я удивляюсь тебе, Николай…

– Вас не допрашивали на предмет общения с Николаем Переяславским?

– Допрашивали. Рубовский обещал приехать черездня три и допросить вновь.

– Неужели? – воскликнул я.

– Скрыться нельзя, Коля. Поэтому я весь разговор с тобой буду вынужден открыть ему.

– Не проблема. По этому поводу ты не должен переживать или суетиться. Передай каждое моё слово. Пусть думает, что я в столице, и что он, Рубовский, отстаёт от меня всего на один тёмный переулок.

Василий негромко хохотнул. Карету занесло на повороте, и он сделался серьёзным.

– Это ещё одна пощёчина Рубовскому. Я не знаю, что ты задумал, Николай, но будь осторожен. Задержаться в столице на пару дней для тебя всё равно, что пустить пулю в лоб.

– Я хотел спросить напоследок, что ты и другие мои… друзья… думают обо мне.

Василий положил ладони на колени и приблизился ко мне. Я ощущал его хмельное дыхание.

– Кто-то тебя подставил…

Я пожал ему руку.

– Спасибо. Теперь я знаю, чего и сколько мне следует опасаться. – Я нехотя выпустил его горячую руку и добавил кованым голосом: – Клянусь честью, Вася, вы не ошибаетесь.

Через секунду карета распалась, по глазам мазнули ночные огни, тёмная земля скользнула подо мной тысячью замёрзших селений, рек, болот и лесов, и ноги опустились на камни перед жилищем Авенира.

* * *

Я поднялся на крыльцо и дёрнул позолоченную цепочку. Во чреве дома запел колокольчик. Я стал ждать. Скоро дверь распахнулась, и камердинер с лягушечьей физиономией и в напудренном парике спросил меня, что надобно.

– Николай Иванович Переяславский. Доложи, что по срочному делу, – сказал я и сунул слуге визитную карточку.

Лицо камердинера как-то даже позеленело и вытянулось. Он судорожно кивнул и захлопнул дверь.

Минута тянулась очень долго. Я не раз похолодевшими пальцами нащупывал сквозь одежду пистолет. Наконец, дверь приоткрылась, но не сильно. Цепочка пересекала лицо камердинера.

– Кирилла Александрович изволили сказать следующее: как вы смеете являться к столь честному господину, как Рудовский? Он требует, чтобы вы немедленно удалились, а не то он оповестит жандармерию.

– Рубовский, Рудовский… – с усмешкой пробормотал я.

– Что? – спросил слуга и ахнул.

От лёгкого движения моего пальца цепочка слетела с петли. Я толкнул дверь и шагнул в помещение.

– Как вы смеете…

Фраза оборвалась, потому что я щёлкнул камердинера по лбу. Человечек зашатался, но я, будучи джентльменом, с заботой усадил его на диванчик у стены. Можно было подумать, что слуга решил вздремнуть. Никому и в голову не придёт, что он без сознания.

Не снимая одежды, я зашагал по коридору. Он вывел меня в гостиную, в которой за столиком в гордом одиночестве раскладывала пасьянсы пожилая дама, сразу же оглянувшаяся на звук моих шагов и охнувшая от неожиданности.

– Сударыня, – раскланялся с важностью и поспешностью, – прошу прощения за беспокойство. Срочнейшее дело, сударыня. Кирилл Александрович дожидаются…

– Что ж, – пролепетала дама, не спуская с меня больших удивлённых глаз, – муж мой у себя.

– Благодарю, сударыня. Спешка-с, вечная погоня… – со вздохами я покинул гостиную и проследовал в другой коридор, опираясь на собственное чутьё.

И вот перед глазами заветная дверь с золотой табличкой (иные себялюбивые господа даже в доме таблички вешают). Пистолет скользнул в руку.

«А всё-таки я стал хладнокровнее, – подумалось мне, – когда… когда потерял сердце».

Я толкнул дверь и сделал шаг.

Как и случается в важные моменты жизни, время почти остановилось.

Небольшая бумажка сначала находилась в воздухе, потом погрузилась в пламя камина, упала на лопнувшие от жара поленья, съёжилась и распалась. Рудовский выпрямился, повернулся в мою сторону и отшатнулся.

– Сядьте, – приказал я и движением пистолетного дула указал на большой чёрный кожаный диван.

Кирилл Александрович, не сводя с меня глаз, медленно прошёл к дивану и сел.

– Вы не успеете скрыться, – сказал он спокойно, хотя нижняя губа отчаянно дрожала. – Жандармы сейчас будут здесь…

– Через минуту? Сойдёт. Мне-то она и нужна, эта минута. Вы знаете, кто я?

Рудовский кивнул.

– И вы полагаете, что знаете, зачем я пришёл?

– Если преступник врывается в дом честного человека среди бела дня с оружием в руках, то можно ли надеяться, что он пришёл с добрыми намерениями?

– Я не собираюсь убивать вас, Кирилл Александрович. Если бы я хотел причинить вам вред, то ваша супруга, раскладывающая пасьянсы в гостиной… – Рудовский побледнел, – была бы мертва. Но она вместо свинца приняла мой вежливый поклон… А теперь к делу…

Моя рука, державшая пистолет, опустилась, но Рудовский теперь смотрел на меня почти с изумлением.

– Я пришёл к вам только как к большому специалисту по Уральским горам. Вы поделитесь со мной кое-какими сведениями, я же клянусь, что они не будут обращены во зло. Если же вы откажитесь отвечать на мой вопрос, мне придётся угрожать вам и, быть может, даже убить вас.

Рудовский вновь судорожно кивнул.

– Мне попал в руки небольшой драгоценный камень, настолько прозрачный, что при ином освещении есть вероятность не увидеть его. Но у него прекрасно обработанные грани. Самое же удивительное, что, когда мы провели некоторые химические опыты, дабы выявить состав камня, он превратился в воду с примесями серебра. Если вы знаете или догадываетесь, какого происхождения этот камень или знаете лиц, владеющих подобными драгоценностями, прошу вас, умоляю вас, ответьте!

Я сделал несколько невольных шагов к Рудовскому, а тот изменил своё положение, выпрямившись и прижавшись к спинке дивана. По его взгляду трудно было определить, понимает ли он хотя бы одно моё слово.

– Молодой человек, – медленно проговорил Кирилл Александрович, – молодой человек… мне кажется… – тут он вдруг поднялся и грозно посмотрел мне в глаза, – я думаю, вы блефуете.

– Что… – сорвалось с моих губ, и теперь пришёл черёд удивиться мне.

– Я думаю, сударь, что вы больны, вы бредите, а пистолет… дайте его сюда… пистолет не заряжен, если он вообще настоящий. Дай сюда! – заорал Рудовский мощным баритоном так, что звякнул в шкафу хрусталь.

Ещё одно мгновение, и Кирилл Александрович бросился бы на меня и попытался бы разоружить. Я уже чувствовал, как тело его теряет равновесие, устремляясь вперёд. Я поднял пистолет, направил его на окно и нажал на курок. Грохнул выстрел, посыпались стёкла, а за стенами завизжала женщина. Рудовский вздрогнул то ли от выстрела, то ли от поданного женщиной голоса.

– Вы забываете, – прошипел я, бросая на пол один пистолет, выхватывая другой и направляя в грудь Рудовского, – забываете, что своими необдуманными действиями можете лишить жену мужа и дочь любящего отца. Отвечайте! – голос мой пылал гневом. – Говорите, что вы знаете о камне, состоящем из воды! Немедленно!

– Я… я… – заикаясь, начала Кирилл Александрович.

– Сядьте! – рявкнул я.

Не дожидаясь, пока Рудовский упадёт в изнеможении на диван, я с помощью заклинания передвинул тяжёлый комод под дверь.

– Мне кажется… кажется…

– Пустите! – послышался испуганный голос за дверь, сопровождаемый ударами слабых женских кулаков.

Рудовский заворожено смотрел на дверь.

– Говори! – зашипел я и со щелчком снял пистолет с предохранителя.

От щелчка Рудовский задрожал мелкой дрожью. На морщинистом лбу его выступили капли пота.

– Мне кажется… – сухими губами проговорил Кирилл Александрович, едва слышно, – вы говорите о… о росе Лунного Древа.

– Роса Лунного Древа? – переспросил я.

– Пустите, пожалуйста, умоляю вас! Кирюша… тут… стреляли. Кирюша! – рыдали за дверью.

– Я слышал о ней… давно, но ни разу не видел.

– Где же растёт Лунное Древо?

– Разумеется, в Лунном Царстве.

– Где это?