Текст книги "От Белого моря до Черного"

Автор книги: Алексей Стражевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

В темном переулке

Поднявшись, мы продолжаем практическое ознакомление с комбинатом, а именно с его отличной душевой. Как известно, душ смывает не только грязь, но и усталость. Мы развеселились, разговорились… Да, ведь я не сказал, что с нами был еще третий экскурсант.

Он присоединился к нам перед спуском в шахту. Это был худощавый блондин, немного выше среднего роста. Ему было, как я после узнал, 30 лет, но выглядел он старше. В шахте, одетый в спецовку с чужого плеча, он казался таким же неуклюжим, как мы грешные. Теперь же я любовался его превосходно развитой фигурой, не то чтобы атлетической, но пружинистой и гибкой, юношески стройной. Подобных ловкачей каждый из нас знал в детстве: вроде бы и мускулатуры особой нет, и ростом не больно заметен, а как бросит камень – дальше всех, как станет бороться – самого здоровенного увальня если и не повалит, то измучает… Черты лица у него были правильные, настолько правильные, что делали это лицо неприметным, делали его похожим на портрет типичного североевропейца из этнографического альбома. Наш новый знакомый стал звать нас к себе скоротать вечерок.

Сев втроем в нашу машину, мы представились друг другу. Он назвался Владимиром.

В октябре темнеет рано. Было не более половины восьмого, а уже сгустились сумерки. Я вел машину по неведомым окраинным улицам Донецка, повинуясь указаниям Владимира. Мы повернули в безлюдный темный переулок, немощеный, ухабистый…

– Вот здесь остановитесь, – говорит Владимир.

Палисадничек, простенький домик, окна не освещены.

– Минуточку, – говорит Владимир и оставляет нас одних.

Слышим стук в окно. Вспыхивает свет.

– Идите теперь, – приглашает хозяин.

Мы входим во двор. За углом залаяла собака и кинулась к хозяину, до звона натягивая цепь. Владимир треплет ее за шею, собака, счастливо повизгивая, извивается, трется о его ноги.

Молодая женщина стоит на пороге.

– Извините за мой вид, я прилегла немного… Дети в постель, ну и я пользуюсь случаем.

Проходим в большую комнату.

– Зинуша, ты схлопочи нам чего-нибудь там, – бросает мимоходом Владимир, и женщина скрывается на кухне.

– Устает, – говорит хозяин. – Как-никак двое ребят. Да и со мной мороки немало, вернее – беспокоится. Ведь я как уйду часов в 11 вечера, так бывает что и до утра…

Мы ни о чем не спрашиваем.

– Работа у меня знаете какая?

– Немного догадываемся, – отвечаю я.

– Да, работаю в уголовном розыске. Откровенно говоря, устал. Для меня, как и для любого здешнего жителя, знакомство с новыми людьми приятно.

Сначала мы говорим «о жизни», рассматриваем фотографии, перебираем места, где кто бывал, выясняем, нет ли у нас общих знакомых. Зина приносит жареную картошку и соления разных сортов. Все собственного производства: к этому казенному домику, обычному жилищу шахтерской семьи, полагается клочок землицы, там у наших хозяев садик и огород. Владимир большой любитель огородничества, семена для своих помидоров он выписывает из Болгарии. А жена – высокий специалист по части солений и маринадов…

Постепенно беседа сама собой выруливает к темам, которые больше всего волнуют нашего хозяина. Теперь говорит главным образом он сам, говорит о своей трудной работе. Она необычайна, эта работа, в ней есть таинственность, воспетая Конан-Дойлем и всей бесчисленной толпой его подражателей; но суть ее у нас не в том, чем спекулируют сочинители детективных романов. Надо обладать большим равнодушием к людям, чтобы бесстрастно запутывать и распутывать клубки вокруг человеческих судеб. Владимир таким равнодушием не обладает. Полтора года работы в уголовном розыске стоили ему немало…

В давние времена у шахтера была одна отрада: выпить с получки, одурманить себя алкоголем и заявить, что ты кум королю. А где пьянство, там и драки, и поножовщина, и забвение всех моральных принципов. Нужда подбивала к воровству, водка придавала решимости…

Условия жизни в нашем социалистическом государстве меняются с неслыханной в истории быстротой. Привычки, традиции изменяются медленнее, чем материальные условия, шахтер живет теперь хорошо, у него высокий заработок, хорошее жилье, рабочие клубы, кружки самодеятельности, безграничные возможности для самообразования. И все же пьянство еще не изжито. А подавляющее большинство преступлений связано с пристрастием к алкоголю.

Почти все преступления совершаются молодыми людьми, взрослый преступник – большая редкость. Казалось бы, это плохо согласуется с тем, что преступность, как и пьянство, – наследие прошлого. Объяснить это кажущееся противоречие нетрудно. Молодежь восприимчива к влияниям, она не обременена ответственностью за семью, ей свойственна жажда риска.

Исчезла нищета, былой побудитель к воровству, но пренебрежение к труду, сочетающееся с тягой к увеселениям и роскоши, – не менее опасный, чем пьянство, фактор, ведущий к преступлению.

В Донбассе не нужно далеко ходить за примерами «шикарной» жизни. Многие высококвалифицированные шахтеры имеют собственные автомобили, их дома обставлены со всем доступным комфортом, немалые суммы они оставляют при случае в ресторанах. У иного желторотого птенца, наслушавшегося с детского сада, что ему доступно все на свете, на уме только пользование дарами, а чем они добываются, дело не его.

Итак, основной контингент, с которым приходится иметь дело работнику уголовного розыска, это молодежь. Это грустно, но в то же время это облегчает борьбу. Нет закоренелых преступников. Легко поддавшись соблазнам, эта молодежь откликнется и на доброе влияние.

Случалось, что парням, скомпрометировавшим себя уголовным прошлым, отказывали в доверии там, куда они приходили на работу. Это толкало их обратно…

При действенной помощи городской партийной организации Владимир отстоял в управлении треста идею молодежной бригады из числа бывших правонарушителей и тех, кто был вырван из среды, оказывавшей дурное влияние. И что же? Парни работают на совесть и уже почувствовали вкус трудового соревнования.

Не все идет гладко. Случаются рецидивы. Досадно бывает выслушивать: «Вот видите, что получается с вашими затеями». Но еще больнее внутреннее чувство обманутого доверия. Однако разочарования редки. Вот как раз сегодня он спускался в шахту, чтобы разобраться с последним происшествием. Пропал большой моток кабеля. Подозревали, конечно, бывших воров. Владимир принял меры. Сегодня он узнал, что кабель нашелся.

Нет, работать можно! Все же больше, несравненно больше светлого в человеке, только умей докопаться до него. И оно победит.

Владимир учится заочно на историческом факультете Ростовского университета. Мы проходим в его крошечный кабинет, оборудованный там, где следовало бы находиться ванной. Самодельный стол весь завален книгами, тетрадь раскрыта на недописанной странице.

– Когда же вы занимаетесь?

– Ох, по-всякому, – вздыхает Владимир. – Вот сейчас, наверное, занимался бы, если бы не затащил вас к себе…

– По ночам зубрит, – говорит Зина с жалобой в голосе.

– Тоже бывает, – сознается муж.

Он надевает пальто, сует пистолет в боковой карман и вместе с нами выходит из дому.

Мы довезли Владимира до перекрестка, он попрощался и канул в ночь. Где-то кто-то, возможно, его ожидает, а может быть, он и сам не знает еще, с кем повстречается во тьме, о какую споткнется черную нить…

И если, как это часто случается, бесплодным окажется ночной поиск, он будет счастлив своей неудачей.

На подступах к Ростову

Переночевали в Каменске и едем в Ростов через сухую и почти голую каменистую степь. Глинистый сланец, очень древний и очень твердый, тот самый, который громоздится в шахтных отвалах, поднятый с сотнеметровой глубины, здесь то и дело выходит на поверхность. Довольно часто его пласты, поставленные под крутым углом, образуют низкие гребни, скорее даже жесткие ребра, едва возвышающиеся над общим уровнем местности. Порой они совсем не видны в рельефе, и только когда едешь по грунтовой дороге, вдруг замечаешь, что попал будто бы на мостовую. Впрочем, нам мало остается иметь дела с грунтовыми дорогами: шоссе, которое тянут из Ростова в Воронеж, приближается к Каменску.

Скудная эта степь; на пути от Лихой нам долго не попадается никаких населенных пунктов. Но вот, приближаясь к городскому конгломерату Шахты – Артем, мы снова встречаемся с типичным донбасским ландшафтом. Громадные терриконы (земляные конусы), отвалы пустой породы, видны за много километров. Они правильной конической формы и очень напоминают вулканы, особенно когда в летнюю жару на вершине или где-то на склоне курится дымок от самовозгоревшихся вкраплений угля.

Маячат вдали эти терриконы, подобно цепи сопок, одни повыше, другие пониже, и вы привыкаете к их порядку. Но вы приближаетесь, следуя изгибам дороги, и они перестраиваются, заслоняют друг друга, а потом вы замечаете под ними зеленые кудри садочков и белые кубики – жилища горняков. Есть что-то японское в этом ландшафте – вулканические конусы и у их подножий домики в зелени садов.

Город Шахты сильно преобразился за последние годы: заасфальтированы улицы, разбиты новые скверы, заложены парки, не говоря уже о выстроенных домах. Со стороны нового стадиона доносится звон тугого мяча: шахтинцы большие любители футбола. Магистральная улица перекрыта по случаю какого-то ремонта, и мы проезжаем булыжными тенистыми переулками, мимо незатейливых, но аккуратных и по-своему изящных одноэтажных кирпичных домов, какие строили лет 70 назад для шахтного начальства.

За Шахтами наша дорога соединяется с магистралью Харьков – Ростов. Это первоклассное, зеркальной ровности шоссе было построено недавно. Его отличительная черта – строгая прямизна. Посмотрите на карту, и вы убедитесь сами: линия прочерчена по линейке.

Между тем местность, по которой пролегла дорога, отнюдь не проста. Помню, летом 1951 года, когда на ровных участках полотно было готово и по нему разрешали ездить, через каждый десяток километров приходилось сворачивать в сторону и описывать многокилометровые крюки вокруг глубоких балок, преграждавших трассу. Во всех этих балках устроены многометровые насыпи с трубой для пропуска вешних вод, и дорога стала прямая, как стрела, на радость всем, кто пользуется ею.

Стоящий на высоком холме над степью город Новочеркасск виден издалека. Промышленность этого города за последние годы росла головокружительными темпами: валовая продукция новочеркасских заводов увеличилась по сравнению с 1940 годом более чем в 20 раз! А ведь он и перед войной был немалым промышленным центром, его только что достроенный тогда локомотивостроительный завод был рассчитан на выпуск 720 паровозов в год. Ныне локомотивостроительный завод перешел на новую продукцию. Новочеркасский электровоз Н-60 переменного тока мощностью в 5,3 тысячи лошадиных сил – это один из крупнейших за последние годы вкладов в технический прогресс на железных дорогах страны.

Промышленность Новочеркасска сосредоточена главным образом в низкой северной части города, отделенной от старого города небольшой маловодной речкой Тузлов. Заводские корпуса и трубы тянутся вдоль шоссе уже на несколько километров за былую городскую черту. Но вот мы проехали новый мост через Тузлов и по крутому подъему взбираемся в гору. Старинная триумфальная арка, воздвигнутая градоправителями былой столицы Войска Донского, стоит буквально на дороге. Нам, положим, она почти не мешает, а вот потоку грузовых машин даже очень, особенно в сырую погоду и при зимних наледях.

Поворачиваем к центру города. На обширной круглой площади стоит пятиглавый собор с гигантскими луковицами куполов и изящным орнаментом. Напротив собора высится памятник прославленному сыну казачьего войска, землепроходцу и покорителю Сибири Ермаку. Площадь, вероятно, весьма оживленная в те времена, когда божий храм был средоточием духовной жизни, ныне стала тихой и почти безлюдной.

Несравненно больше движения на скромной боковой улице, затененной густыми кронами кленов и акаций, которая носит название улицы Просвещения. Здесь мы видим внушительное здание с колоннами, окруженное другими большими и малыми домами, как линейный корабль судами своей эскадры. Это широко известный Новочеркасский политехнический институт, кузница инженерных кадров по многим важным промышленным специальностям. Кроме этого института, в городе еще три вуза и более десятка техникумов. Новочеркасск – город студентов, они составляют примерно четверть его населения.

Нетерпение гонит нас дальше. Всего в сорока километрах Ростов, огромный город, яркий и разнообразный, к нему поневоле спешишь.

Ворота на юг

Мы подъезжаем к Ростову с северо-востока. Слева промелькнуло нарядное здание аэровокзала. Спускаемся в глубокую балку, пересекаем по новому виадуку железнодорожные пути, и мы в городской черте. Справа несколько многоэтажных домов, а потом длинная зеленая улица, застроенная простенькими опрятными одноэтажными домиками, то побеленными, то просто из кирпича. Таких улиц, характерных для всех южнорусских городов от Воронежа до Краснодара, в Ростове очень много; они преобладают во всей северной удаленной от Дона половине города, и только на самой ее окраине, застроенной в последние годы, снова высятся многоквартирные дома.

Прямая и длинная улица приводит нас на просторную площадь. Над нею довлеет громадное конструктивистско-новаторское здание театра, силуэтом напоминающее трактор. Его начали строить по проекту архитектора А. В. Щусева в тридцатые годы, когда Ростов стал крупнейшим в СССР центром сельскохозяйственного машиностроения: здание должно было символизировать трудовое лицо города. Вокруг этого сооружения велись споры, его эстетический принцип встретил много противников, и после войны недостроенное и частично разрушенное здание еще долго стояло в ожидании своей дальнейшей судьбы. Наконец решили его восстанавливать. Каковы бы ни были мнения относительно его художественно-архитектурных качеств, дорого то, что 600-тысячный город получит наконец большое и современно оборудованное театральное здание.

Едем дальше по главной улице Ростова, носящей имя Фридриха Энгельса. Сколько же это парков и скверов минуем мы по пути? Театр с трех сторон окружен целым зеленым массивом, проехали несколько кварталов – большой сквер на площади, чуть дальше – еще садик напротив университета, потом опять большой сквер на центральной площади Революции…

Средний отрезок улицы Энгельса – это украшение и гордость Ростова-на-Дону. После войны здесь оставались одни обгорелые полуразрушенные коробки. Теперь улица снова приобрела свое традиционное лицо – не просто благоустроенный вид, а ту веселую, смелую яркость, которая так свойственна югу.

Трудно найти другой город, где жители так горячо любили бы свою главную улицу, как в Ростове. Летними вечерами тут буквально не протолкнуться: нарядные толпы, запрудив широкие тротуары, постепенно завладевают мостовой, и милиция, не в силах больше защитить автомобильное движение от пешеходов, переключается на защиту пешеходов от движения, а то и вовсе перекрывает улицу для всех видов транспорта.

Здесь на улице Энгельса, рядом с приветливым, лишенным сухой официальности зданием обкома и облисполкома, расположен главный вход в воспетый поэтами ростовский городской сад. Если не ошибаюсь, он носит стандартное название парка культуры, но ростовчане продолжают называть его по-своему: наверно, народное ухо, чуткое к едва заметным речевым оттенкам, улавливает в старом названии что-то необъяснимо уместное, подходящее и выражающее суть.

Городской сад невелик и уютен. Посередине пролегает пологая балка, и поэтому сад как бы состоит из двух этажей. Под негустой, прозрачной кроной акаций в тихий полдень приятно посидеть с книжкой. А вечерами в аллеях волнуются людские потоки. Центральная аллея ярко освещена, наиболее дальние, напротив, темны, и гуляющие пользуются тем или иным преимуществом по своему усмотрению. Нет возможности описать неповторимую романтическую атмосферу этого сада, свободную и настороженную, мирную и тревожную в одно и то же время… Если бы существовала статистика романов, завязавшихся в наших парках, то ростовский городской сад, наверное, занял бы первое место.

А дальше улица Энгельса ведет к вокзалу. Вокзальная площадь отрезана от остального города железнодорожными путями, и когда здесь маневрируют составы, переезд бывает подолгу закрыт. Пассажиры вылезают из трамваев, троллейбусов и такси и волокут свои чемоданы по лестницам через пешеходный виадук. А ведь разговоры о реконструкции я слышал, еще будучи ростовским жителем в первые послевоенные годы.

Ростов – это ворота на Кавказ и на весь причерноморский юг. Условия рельефа неблагоприятны для крупного железнодорожного узла, однако вместе с Батайском, своим пригородом, Ростов представляет собой один из ярчайших образцов транспортно-распределительного центра, «перевалочной базы» на скрещении железнодорожных, шоссейных и водных путей.

Значение Ростова как порта у входа в Азовское море сильно возросло с открытием канала между Волгой и Доном. Однако ростовский порт, одновременно речной и морской, тоже поставлен в трудные условия неблагоприятным рельефом. Справа к самому берегу Дона подступают крутые откосы холмов, а слева простирается широкая, очень низкая равнина с неустойчивым намывным грунтом, испещренная старицами и болотами. По-видимому, вопрос о коренной реконструкции или о создании порта на новом месте, давно уже занимающий водников, получит в недалеком будущем какое-то решение.

Есть у Ростова крупный недостаток и как у шоссейного узла. Единственный мост через Дон не соответствует возросшим требованиям автомобильного движения. Сам факт, что это сооружение служит до сих пор, нельзя рассматривать иначе как недоразумение.

Смешно было бы говорить об отсутствии средств для сооружения моста, в то время как затрачивались деньги на постройку, например, шикарного цирка и громадного памятника на набережной.

Но продолжим нашу экскурсию по городу. За железной дорогой на горе разросся район, заложенный еще в дни первой послереволюционной молодости нашей страны как новый социалистический городок. Он называется «Красный город-сад». Тогда представления о будущем были еще туманны, во многом наивны, и мы найдем на этих тихих улочках с одноэтажными домиками в окружении небольших садиков не так уж много черт социалистического города, каким мы его представляем сейчас.

Но сама попытка не может не тронуть своей прекрасной целеустремленностью.

И если уж говорить о Ростове-городе, то нельзя умолчать о его великолепной набережной, впервые благоустроенной в послевоенные годы, одетой в бетон и украшенной яркими цветниками.

А по другую сторону Дона, перед негустой, просвечивающей тополиной рощей, раскинулся километровый пляж из мелкого чистого песка. Летними воскресными днями здесь яблоку негде упасть, а теперь, в начале октября, особо прохладного в этом году, лишь ветерок гуляет и гонит на песок зеленоватую волну…

Ростсельмаш

Ростов отличается от многих других центров административно-экономических районов тем, что он не группирует промышленность своего района вокруг себя самого. В Ростовской области, кроме самого Ростова, есть еще 6 крупных промышленных городов: Таганрог и Шахты с населением порядка 200 тысяч жителей, Новошахтинск и Новочеркасск – порядка 100 тысяч, Каменск и Батайск более 50 тысяч каждый. Что же касается самого Ростова, то хотя в нем немало крупных предприятий, его промышленное лицо определяет Ростсельмаш, крупнейший в стране завод сельскохозяйственного машиностроения.

Кто ие слышал о Ростсельмаше! Слава его гремела еще в первую пятилетку, его строили с таким же энтузиазмом, как Магнитку и Днепрогэс. Теперь завод уже в «летах», ему скоро стукнет 30. Он пережил войну и оккупацию, был разрушен и восстанавливался, расширялся и неоднократно модернизировался. Его основной специальностью всегда оставались зерноуборочные машины. Завод выпускал комбайны разных марок и, наконец, СК-3, которые делает и сейчас. Эта машина отлично зарекомендовала себя на колхозных и совхозных полях своей высокой производительностью и выносливостью. Именно благодаря ей оказалась возможной быстрая уборка целинных хлебов на огромных площадях.

Обойти все цеха Ростсельмаша было бы нам не под силу, мы побывали только в некоторых главных. Это завод с высокой культурой производства, применяющий многие новинки современной техники. Мы видели полуторатонный пресс горячей штамповки, который заменил молоты. Он не только более производителен и более удобен тем, что работает без грохота, но еще и дает детали самого высокого качества, ибо действует на разогретый металл не ударом, а равномерным давлением.

Еще интересней станок для гнутья коленчатых валов. Внутрь особого зажимного устройства закладывается прямой стальной вал – кусок проката диаметром 24 миллиметра. Места изгиба разогреваются электрическим током – только места изгиба! Это гораздо экономичнее, чем нагрев всего вала. При определенной температуре автоматически включается механизм пресса, происходит взаимное смещение тисков, удерживающих шейки, – вал изгибается в несколько колен. Короткое остывание, и работница вынимает готовый коленчатый вал для комбайна. Раньше для его изготовления требовался тяжелый штамповочный молот, два громоздких штампа, обрезной пресс, длительная последующая обработка…

На большом конвейере медленно движутся «степные корабли», мощные уборщики хлебов на просторах Дона, Кубани и казахстанской целины…

Да, заслуженно славится Ростсельмаш – завод-гигант, хороши его машины. Но комбайностроители недовольны собой. Накануне приезда в Ростов мы прочли опубликованную в «Правде» [18]18
  За 25 сентября 1959 года.


[Закрыть]статью директора Ростсельмаша В. А. Иванова «Хлеб и машины».

Самоходный комбайн – дорогая штука. У него дизельный двигатель и ходовая часть трактора или автомобиля. Действует же он только во время уборки, сроки которой следует всемерно, сокращать.

Уже не первый год работники сельского хозяйства слышат о весьма рациональной универсальной комбинированной сельскохозяйственной машине – самоходном шасси, которое может работать с навесными орудиями самого различного назначения. Один из вариантов такого шасси мы видели на Липецком тракторном заводе. Ростсельмаш тоже создал свое самоходное шасси, мощнее липецкого, с двигателем в 65—70 лошадиных сил, а следовательно, еще более универсальное.

Выгоды перехода от самоходного комбайна на самоходное шасси с навесным комбайном обещают быть огромными. В. А. Иванов в своей статье указывает, что если бы удалось на всех 120 миллионах гектаров хлебов, которые ежегодно убираются в нашей стране, применить такие новые машины, то уборка обошлась бы на 1,5—2 миллиарда рублей дешевле, чем с применением самоходных комбайнов.

Так и хочется спросить: за чем же дело стало? Давайте же их сюда, эти самые самоходные шасси, или универсальные тягачи. Однако это не так просто.

Заводы-гиганты в некоторых отраслях, например в металлургии, действительно вполне рациональны. Для перехода на новую марку стали достаточно несколько изменить режим печей и рецептуру добавок. Когда же речь идет о перестройке машиностроительного производств с массовым изготовлением деталей, для которых выгоднее всего заказывать станки, специально приспособленные к выпуску данной детали, тут дело обстоит иначе.

Оно еще больше осложняется в тех случаях, когда завод выпускает свою продукцию не в одиночку, а в кооперировании с другими заводами. Ростсельмаш для комбайна СК-3 получает двигатели от харьковского завода «Серп и молот» и некоторые узлы с других заводов своего и не своего совнархоза.

В 1959 году Ростсельмаш построил 25 опытных экземпляров своего универсального тягача УТ-70 и послал их на испытания. Завод не доволен постановкой дела на зональных машиноиспытательных станциях. Поднимается вопрос о передаче в компетенцию заводов решения о запуске новых машин в серийное производство. С другой стороны, раздаются голоса за более тщательное испытание новых конструкций. Вероятно, и в том и в этом есть свой резон.

Д. С. Полянский, ныне председатель Совета Министров РСФСР, будучи еще секретарем Краснодарского крайкома КПСС, приводил в своей книге «Жемчужина России» [19]19
  Д. Полянский.Жемчужина России. М., Госполитиздат, 1958.


[Закрыть]следующий поучительный случай с комбайном РСМ-8, выпускавшимся Ростсельмашем перед СК-3. «Эта машина, – писал Д. С. Полянский, – не успев родиться, устарела и была снята с производства за ненадобностью. Перестройка завода на выпуск новых комбайнов потребовала реорганизации всех смежных производств, в частности специализированных заводов, изготавливавших детали и узлы для комбайнов». Автор делает из этого важный вывод: заводы сельскохозяйственного машиностроения должны быть тесно связаны с теми, для кого они выпускают машины, внимательно изучать нужды сельского хозяйства и быстро реагировать на них.

Руководителей заводов приснопамятные министерства долго приучали делать то, что скажут. Жизнь требует нового подхода. Завод сельскохозяйственного машиностроения должен знать раньше, чем кто бы то ни было, какие машины нужны на полях сегодня и какие потребуются завтра.

Есть и еще одна сторона дела – я говорю о ней отнюдь не в адрес Ростсельмаша и вовсе не утверждаю, что этот вопрос относится к нему больше, чем к другим. Заводу «выгоднее» гнать одну и ту же налаженную серию, ибо для его работников высокие показатели выполнения плана связаны с определенными поощрениями. А если кратчайший путь к достижению этих показателей и интересы народного хозяйства в какой-то момент перестанут согласовываться между собой, что тогда? Конфликт личного с общественным? Не следует ли подумать о том, как устранить почву для таких конфликтов?